Текст книги "Шоу"

Дед

Инструктаж поисковой группы, ввиду большой занятости инструкторов в работе одной из комиссий по поискам, занял не более 30 минут, после чего курсантам был выдан паек на три дня, табельное оружие и необходимые бумаги. С чем они и отбыли на место происшествия – в ту часть квадрата охраняемой правительственной трассы, где сутки через трое несли свою службу Красукин и Мордоросов.

Внедорожник времен войны во Вьетнаме, с неработающей печкой и не оборудованный мигалкой, довез курсантов до места всего за 2 часа. Обгоревшие деревья по обочинам дороги уже пилили и увозили на больших лесовозах, а вместо них в свежевыкопанные ямы уже втыкали новые пышные высоченные ели. На обочине было не приткнуться от машин прорабов, Служб, лесовозов и прочей подсобной техники, поэтому поисковая группа припарковалась на километр дальше и пока шла обратно, довольно сносно согрелась. Впрочем, на месте происшествия группа тоже долго задерживаться не стала – курсантов выгнали, чтобы не мешались под ногами в серьезном деле посадки елей, а на бумагу, выданную им в Главной Службе, даже не взглянули.

Еще через 3 часа, ребята поисковой группы добрались до общаги и даже смогли промерзшими руками поставить чайник на закопченную общажную плиту.

– Ну ее, эту служебную тачку, в метро и быстрее, и теплее, – дрожа челюстью и запихивая руки подмышки буркнул Серега Львов, поклонник всякой разведывательной беллетристики и кинофильмов про шпионов.

– Щас отопление включим и оживем, – ответил Леха Константинов, доставая водку и зажигая все конфорки большой общажной кухни.

Ребята выпили, стало теплее, и пальцы начали увереннее держать стакан с согревающим спиртовым раствором. А тут и чайник подоспел…

– Я что-то не понимаю, как мы выполним задание, если все происходит так, как происходит, – грея руки о кружку, сказал Вася, разглядывая свое отражение в коричневой лужице чая. Он сидел, ссутулившись, подоткнув под попу полы пуховика, который, как и все остальные, не торопился снимать.

– Понимаешь, дружище, – ответил ему Боря, с таким же ледяным спокойствием, с каким вел машину по столичным пробкам или рассматривал узоры инея на окне промасленной кухни их общаги – у Службы должно быть все и всегда готово. И на случай победы, и на случай провала. На случай победы всегда найдутся герои, а вот на случай провала головы надо готовить. Нас вот и готовят.

– Что-то мне такой расклад не катит, – почувствовав правду в словах Боряна, чуть громче, начиная согреваться, отреагировал Сергей.

– А кому катит… – откликнулся Леха.

– Всем, – ответил Борис, – всем, кроме нас четверых. Всем нужны мальчики для битья, козлы отпущения и стрелочники на случай неудачи. А удачи никто не гарантировал. Стрелочники нужны начальству, нужны СМИ, нужны народу. Ибо если нет стрелочников, то виновным можешь оказаться ты сам. Так что братцы, у нас с вами два выхода. Первый – надеяться, что Президента найдут без нас и второй – найти его самим.

– Ну, тогда давайте искать, – отчеканил Леха и салютнул приятелям стаканом.

– Ок, – ответил Борис, достал из кармана мобильник и вышел из кухни.

Борис был потомственным разведчиком. А попал он в эту группу потому, что отец его погиб при выполнении интернационального долга в Африке, воюя за ангольские алмазы для родной казны, дед же вышел в отставку задолго до перепрофилирования Служб с решения внешних и общих задач, на решение внутренних и личных, и сейчас колол дрова для собственноручно сложенной печи в заснеженной и отрезанной от цивилизации деревне предков, в каковой и дворов то осталось всего пять.

Дед долго не подходил к телефону, отряхивая снег с валенок, чтобы не наследить в избе. Наконец, он снял трубку, выслушал и коротко сказал «приезжай». С чем Борис и вернулся на кухню.

Дорога до деревни была долгой, но благодаря электричке и длинной прогулке по заснеженному полю, в которое превратилась разбитая проселочная дорога, не такой холодной, как утренняя поездка по столице.

Дед ждал курсантов с натопленной печью и горячим обедом. И обед был так вкусен, а печь так натоплена, что ребята с морозца закемарили после трапезы прямо на лавке, отпершись спиной о бревенчатую стену столетнего сруба.

Дед тронул Бориса за плечо и кивнул – «выйдем». Они поднялись и исчезли в соседней комнате за неприметной дверью, занавешенной медвежьей шкурой.

Это был кабинет деда, забитый книгами, заставленный спутниковыми тарелками, телевизорами, мониторами и компьютерами, к которым тянулись провода от автономных генераторов и солнечных батарей – электричество в деревне отрубалось регулярно, а дед не любил беспомощности и неведения.

Один из телевизоров передавал Евро-новости, где на английском языке осторожно сливали информацию про Китай, другой показывал официальные новости, где намекали на козни американцев. В компьютере была открыта страница с арабской вязью.

– Вот что я тебе скажу. Я скажу, а ты сразу забудешь. Понял?

Борис кивнул.

– Здесь Президента никто не будет искать. Премьеру от этого выгоды никакой. Не найдя Президента, он получит полную власть на неограниченный срок, да к тому же ни контроля, ни дележки. О таком подарке он мог лишь мечтать.

Теперь ответь мне, кому может быть выгодно делать Премьеру такой подарок?

Борис молчал.

– Ну? – настаивал дед.

– Я не знаю.

– А ты не знай, ты рассуждай. Знают вертухаи. Разведчик должен рассуждать.

Дед помолчал.

– Давай снова. Американцам выгодно?

– Нет.

– Разумно. Один человек с огромной властью, без каких либо сдерживающих институтов опасен, ибо каким бы святым бы он не был изначально, но присосавшиеся к нему пиявки рано или поздно, превратят его если не в маньяка, то в преступника. А у нас пока святых у руля, насколько я помню историю, не было. И американцы это понимают значительно лучше любого из нас – у них всегда есть как минимум одна голова, которая думает категорически не так как большинство, но находится при этом не в одиночной камере, а достаточно близко к президентскому уху. У них это называется демократией, а у меня здесь это называется здравым смыслом, коим я и прошу величать сей порядок без примеси греческих демосов и кратосов.

Дед щелкнул мышкой и на экране появились иероглифы.

– Китайцам?

– Вряд ли. Они только на соседей наезжают. Под остальных копают тихо.

– Ну, не так уж и тихо, но возразить им сложно. Они не копают, они заселяют. Америку или Сибирь. Но рано или поздно, это переселение душ превратиться в паутину, подобную Интернету, ибо переселяясь, они не врастают в страну и культуру, а опутывают ее паутиной своих узлов, ресторанчиков, магазинчиков, заправок, банков. И любой, кто покусится на их коммунистическую родину, будет путаться в этой паутине, а как ты знаешь, муха, барахтаясь в паутине, запутывается только сильнее и становится обедом для паука. Кстати, как тебе мой новый вариант борща?

– Спасибо, было очень вкусно.

– Итак, это и не китайцы, не их почерк. Тогда кто?

– Арабы?

– Ну не смеши, чему я тебя учил. Дался арабам наш Президент. Они и страну-то в упор не видят. У них здесь есть Кавказ и он для них замечательно всю страну доит так, как ни один Премьер не выдоит. Окстись.

– Премьеру… – то ли выдохнул, то ли сглотнул Борис.

Дед брезгливо поморщился: «Кишка тонка».

– Ну не знаю тогда. Больше игроков-то заинтересованных, нет.

– Очень может быть. Предположим. Заметь, я не говорю ни «верно», ни «правильно», ибо мысль тогда сразу становится непогрешимой догмой, как религия у попов, и дальнейшие рассуждения совершенно не возможны. А разведчик должен рассуждать. У вас это называется анализировать и вас этому учат.

– Не учат.

– Жаль. Но продолжим. Итак, мы предполагаем некую неизвестную доселе силу, способную на подобное похищение. Кстати, что там с уликами?

– Не знаю, нам не сказали ничего, а с трассы прогнали, да и затоптали там все уже, и деревья сажают.

– И много деревьев?

– Порядочно. Километр проехали, прежде чем припарковаться смогли.

– А что их сажают?

– Так погорело все с двух сторон.

– С двух сторон погорело, все машины целы, а одна пропала?

– Вроде так.

– И ни маячка, ни сигнала, ни звонка, ни SOSа?

– Нам не сказали.

– Думаю, если б были и если б вообще улики были, то ты бы здесь не сидел и спецовку стрелочника на тебя уже не примерял бы.

Дед задумался.

– Будем исходить из того, что дело труба и улик на самом деле нет. Тем более, что у нас с тобой их и правда нет… Видишь ли, друг мой, если ты не можешь получить информацию от того, у кого она есть и кто обязан тебе ее дать, то попытайся получить ее у того, у кого ее не должно быть. Щас так и сделаем.

Дед воткнул в мобильник провод, сел к компу и застучал двумя пальцами по клавишам. Дед бил уверенно и точно, но слишком громко, и стеклянная дверь шкафа слегка позвякивала в ответ каждому удару. Борис знал, что за этой дверью, в запыленной коробке из под трофейных конфет лежит пара золотых звезд, которые деду вручали здесь, когда он был там, и которые он никогда не надевал.

– Ты иди, вздремни с ребятами. Будущему лейтенанту Службы не стоит знать некоторых вещей, до поры, чтобы не вылететь с этой службы.

Борис вышел.

Макс

Как журналисты добывают информацию? Звонят, треплются, налетают с вопросами, подслушивают, если удается подобраться близко, обнимаются и втираются в доверие, если подпустят слишком близко. Но Максима никто близко не подпускал. Молод он был еще. Налетать с вопросами и звонить, тоже особо было некому. Но Максим был курьером, а курьеру все двери открыты. Курьер вообще не человек, даже не функция, так, марка на конверте, иначе конверт не будет доставлен. А кто таится от почтовой марки. Никто. Поэтому Максим взял пустой конверт, сунул в него стопку чистых листов, заклеил, надписал, и отправился туда, где информация могла быть. В корпункт ВВС.

Беспрепятственно, махая конвертом «лично в руки», Максим миновал охрану и оказался в самом нутре информационной службы. Он не стал спешить отдавать конверт «лично» тому, кому он был адресован, а вроде как скромно и растерянно встал в уголке, откуда видны были мониторы, недалеко от факса, который деловито распечатывал новые и новые подробности происшествия.

Времени было мало, а мониторов было много. Факс плевался непрерывно, а сноровка у Макса была еще не натренирована. Времени было в обрез – минута, две и его заметят, и придется отдать конверт, и уйти. Он пробежал глазами по мониторам: почта, поиск, порнуха, буржуйская социальная сеть, знакомства, фото… О, фото… На фото была трасса, вид сверху. И на трассе белое пятно, перекрывавшее значительную часть картинки. И в этом пятне тень, вроде самолет… ну да, фюзеляж, крылья… Лысина сидевшая у монитора с фотографией повернулась к нему и вопросила, по чью душу он пришел. Максим шагнул навстречу лысине, отдал конверт, не сводя глаз с монитора, и произнес «вам». Последний раз взглянул на картинку, пытаясь сфотографировать ее всеми клетками сетчатки, повернулся и вышел. «Это не есть я. Молодой человек… Эй!..». Максим закрыл за собой дверь редакции.

Тем временем, машины разведок всех стран гудели, пыхтели и окутывались паром первых паровозов. Их штабы, подобно огромным паровым котлам были раскалены до предела и собирались уже взорваться, когда, наконец, разведка Премьера заметила приготовленную для них утку и радостно, достав вилки, стала потрошить подкинутую информацию. Пар вышел, издав долгий победный гудок, паровозы были спасены и машинисты побежали на доклад к начальникам станций об успешном начале операции «Утка для Премьера».

И вот в то время, когда сытый, послеобеденный Премьер, обсуждал с Вице варианты покупки инкогнито небольшого бананового островка в Тихом океане, в комнату отдыха постучал Глава Главной Службы, чем несказанно огорчил Премьера, уже почти гревшегося на своем острове в шезлонге, на фоне шикарного океанского заката.

Глава Главной Службы тихо, четко, по военному, без лишних слов и подробностей, доложил «Американцы не при чем. Это Китай и Арабы».

– Ну так разберитесь с ними!, – раздраженно тявкнул Премьер.

– А Президент? – все так же тихо произнес Глава Главной Службы.

– А что Президент? Ищите Президента! А тех, кто мешает – мочите! – и Премьер так глянул на Главу Главной Службы, что у того появилось сомнение, а не думает ли Премьер, что мешает он, Глава.

– Слушаюсь! – так же ровно и тихо ответил гость и растворился за дверью.

Премьер раздосадовано молчал. Вице подошел к бару и забулькал по стаканам, чтобы несколько разрядить обстановку.

Через пять минут, все три ядерные подводные лодки страны взяли курс на арабский восток, а приграничные дивизии и эскадрильи были приведены в боевую готовность, согласно приказу Главы Главной Службы.

Путь подводных лодок на арабский восток мог бы показаться учителю геометрии несколько странным, так как он всегда рассказывал школьникам, что кратчайшее расстояние между двумя точками – это прямая. Лодки двигались на восток галсами, больше приличными для парусной яхты, идущей против ветра, чем для мощной субмарины. Но это только на первый взгляд. Давно не воевавшая лодка, знавшая к тому же, что идет на войну не в очень многочисленной компании, воспринимала приказ «на восток» так же как парус воспринимает сильный встречный ветер, а потому галсы становились все положе и продолжительнее, а путь все извилистее и длиннее.

Не лучше обстояло дело и с танками.

Не смотря на то, что ломанулись танки к границе напролом, одна из колонн застряла в болоте, которое на карте было помечено как четырехрядное шоссе, вторая, по причине расположившейся рядом перегоночной базы китайских грузовичков, не могла двинуться с места, голодая от отсутствия горючки, а третья, поехавшая было по старой разбитой дороге, уперлось в лесовозы, которые мирно тащили лес к китайской границе, и не собирались уступать дорогу каким-то там боевым машинам.

Полковник, матерясь и ломая корпусом танка придорожные кусты, ухая в кювет и с ревом вылетая на дорогу, обогнал колонну лесовозов и встал поперек шоссе перед головной машиной.

Из кабины не спеша вылез водила и шагнул навстречу танку.

Выслушав речь командира, доступную бумаге только после цензурированного перевода и в этом случае никак не отражающей сути сказанного, водила деловито и размеренно произнес «Ты, служивый, свой трактор-то с дороги убери», повернулся и пошел к грузовику, доставая из кармана мобилу.

Опешивший было на секунду полковник, разразился еще более витиеватой речью, перевести которую уж вовсе было бы невозможно, хотя смысл, странным образом, был совершенно понятен любому, после чего с криком «орудие к бою», исчез в танковом нутре.

Пушка начала поворачиваться в сторону лесовоза, когда вдали послышался нарастающий гул шлепающих по воздуху вертолетных лопастей и над колонной появился новейший противотанковый вертолет, который полковник совсем недавно видел по телевизору, когда Премьер посещал авиашоу.

Вертолет повисел немного над колонной, повращал пушками и пулеметами в своем подбрюшье, подался вперед и сел позади командирского танка, вытаращив на него черные глазницы смертоносных отверстий.

Из вертолета выскочил совсем молодой пацан и подбежал к танку, размахивая телефоном. Полковник высунулся из люка, но речь, видимо от удивления, так застряла у него в горле, что он молча взял трубку и приложил к уху.

– Ты что, полковник, из столицы приехал? Ты что, мать твою, мой лес тормозишь? Ты что ли неустойку китаезам платить будешь? – орал из трубки голос губернатора. – Убирай свои танки в жопу! Чтоб я их больше поперек моего леса не видел!

Полковник все так же молча протянул орущую трубку парнишке, сдулся в люк и захлопнул крышку. Парнишка постоял, подумал и пошел обратно к вертолету, держа продолжающую материться трубку чуть в стороне, точно боясь, что она забрызгает его губернаторской слюной.

Когда он залезал в кабину, командирский танк уже сполз задницей в кювет, брезгливо отвернув от лесовозов орудие, покорно ожидая, когда губернаторская колонна проползет мимо него.

Вертолет взмыл, качнулся и исчез за верхушками деревьев почти не слышимый за ревом моторов танков и лесовозов.

А танки, пристроившись в хвост к лесовозам, поползли дальше, в сторону границы.

И так же неспешно, как танки тащились к китайской границе, автобус неторопливо греб по столичным пробкам к границе города, увозя Максима из логова иностранных новостей.

Максим съежился на сиденье промозглого общественного транспорта и закрыл глаза. Он старался удержать в памяти фотографию с монитора лысины из корпункта ВВС.

И так же неумолимо, как растекались по столице пробки, журчала по городу и новость о происшествии. Она перетекала из уха в ухо, из мобилы в мобилу, из-под капюшона под капюшон, шелестела в форумах и блогах. Не то, чтобы она кого-то сильно взволновала, но это, наконец-то была новость, достойная обсуждения. Главная Новость. Как, например, главной новостью в офисе на все времена становится слух о романе босса с секретаршей. И все знали, что новость эта ничего не меняет, и тем приятнее было ее обсуждение. Но Максим не участвовал в этом журчании и шелесте. Он спешил домой к компу, ибо в нем была или могла быть дополнительная информация, новые дрова, которые он мог бы подбросить в костер своего любопытства. И пока остальные жадно протягивали руки к тлеющим углям происшествия, он собирался раскочегарить свой костер так, чтобы согреться как следует.

Выпрыгнув из нутра автобуса, он впрыгнул в седло табуретки у компьютера и вышел в сеть.

Поиск похожих картинок по слову самолет, по дате новости, по множеству других вариантов не выдал ничего похожего на картинку с монитора ВВС. Максим вопрошал комп обо всем, что летает, но безуспешно.

Ожидание

Когда ребята проснулись, дед колдовал над заваркой.

– Ну что же, ребятки, сейчас выпьем чайку.

– А что с поиском? – поинтересовался Борис

– А с поиском все в порядке. Поиск прошел успешно. Но придется немножко подождать, пока появиться один мой знакомый.

– Ты знаешь, где Президент? – удивился Борис

– Да, – спокойно ответил Дед, – я даже знаю, как Вы его спасете, но об этом чуть позже. Я хотел поговорить с вами о другом.

Ребята ошарашено молчали.

– Вы сказки-то давно читали? – весело поинтересовался Дед

– Давно. У нас только Сергей любит сказки про шпионов, – нарочито весело, пытаясь сдержать прорывающееся чрез дрожь удивление, воскликнул Леша Константинов.

– Это не самые плохие сказки, – ответил Дед. Помолчал задумчиво, – И не самые страшные. Самые страшные сказки, как правило, и не сказки вовсе, а быль.

Легенды о крыльях

– Я, кстати, знал одного Константинова. Владимира. Летчика. – задумчиво, прикрыв глаза, произнес Дед, то ли просто так, то ли собираясь начать рассказ.

– Это мой дед, а откуда Вы его знали? – отозвался Леша.

– Ну, во-первых, его знала вся страна: первый беспосадочный перелет через всю страну, первый беспосадочный перелет в Америку, но не экстремально, через северный полюс, а так как летают сейчас все авиакомпании мира.

Дед сделал паузу.

– Когда война уже подходила к концу, меня вызвали из-за линии фронта прямо в ставку. В приемной, кроме меня, сидел летчик, лицо которого до войны было известно любому школьнику, – твой дед. Его привезли прямо из лагеря, что было видно, не смотря, а может как раз благодаря тому, что на нем была совершенно новая форма.

До того как оказаться в воспитательно-трудовом лагере, где оказывались в те времена все, кто не нравился соседу, сотруднику Службы или просто попал под разнорядку, этот летчик испытывал новые самолеты Страны и был всенародным любимцем. Потому и в лагерь попал по тихому, без громкого освещения в газетах своей, по утверждению следователя, антигосударственной деятельности.

Летчики такого класса были ценными кадрами и, во избежание их случайной смерти на фронтах, их, как и многих других, сохраняли в стратегическом резерве – на лесоповалах и заполярных стройках. Многие, конечно, умирали, но некоторые выжили.

Ребята усмехнулись.

– Так вот. Вызвал нас, наконец, Главнокомандующий и говорит: «Ты, лейтенант, – и показывает на меня, – покажешь ему, – тыкает пальцем в сторону Константинова, – где в этой скале засел враг и как его лучше там разбомбить. А если вдруг ты, – палец тыкает опять в меня, – ошибешься, то окажешься там, откуда приехал он, – Главнокомандующий перевел дуло пальца с деда обратно на летчика. – Все ясно?». Главнокомандующий любил тыкать – это унижало окружающих и таким образом возвышало его над ними. Мы ответили: «Разрешите исполнять?». «Ра-азрешаю», ответил он с сильным акцентом, растягивая слово на первой гласной. И мы отправились бомбить.

– Успешно? – подал голос Вася.

– Во всяком случае, я в лагерь после этого не попал, А Володя вернулся из него навсегда и долго потом испытывал самолеты в Циолковском.

– А мой отец тоже самолетами занимался, – сказал Сергей Львов

– Каким образом? – поинтересовался Дед

– Когда я еще только родился, моему отцу поручили строить авиазавод в Хуторстане. На нем собирались выпускать большие лайнеры для межконтинентальных рейсов. Впрочем, сами эти самолеты тоже надо было еще придумать.

И вот, пока строился завод, а строился он в чистом поле, самолет надо было тоже создать. А как создать самолет, если между чертежами и производством должны быть еще испытания в аэродинамической трубе, а трубы, как и завода, нет.

Отец поговорил с испытателями, с конструкторами, и они решили, что прежде чем создавать большой самолет, они сделают маленькую летающую модель, что позволит проверить не только аэродинамику, но и управляемость не в теоретических условиях аэротрубы, а в условиях реального полета.

Через полгода, прототип или планер, или маленький самолет выехал из единственного ангара строящегося завода на только что построенную взлетную полосу для отработки рулежки.

И в этот день на завод приехала Госкомиссия. Финансисты отправились в бухгалтерию, сотрудники Служб сновали повсюду, залезали, мешали, вопрошали, кривили рот и сдвигали брови, а Начальник Комиссии, Председатель Правительства (завод был очень важен) и генералы всевозможных Служб нашли моего отца на аэродроме, возле первого опытного образца. Он разговаривал с пилотом.

Начальник Комиссии, взбешенный тем, что отец не встретил лично столь высокую Комиссию, подбежал к нему и потребовал немедленного отчета. Отец рассказал про строительство, которое шло со значительным опережением плана, но Начальник Комиссии был все равно недоволен.

– Но я не вижу полетов. Ездит тут по бетону якобы самолет… Вам выделили много денег, и я смотрю, Вы ими хорошо попользовались. Брали на строительство деньги из зарплатных статей, а на зарплату из ГСМ. Истратили много, а результата нет. Это попахивает тюрьмой.

– Одну минуту, – сказал отец, – я только отдам распоряжение пилоту и вернусь к Вам. У нас очень плотный график.

– У нас тоже, – взвизгнул Начальник, но отец уже шел к машине.

– Что у вас за разборки? – поинтересовался Саша Турюм, заводской летчик-испытатель, свешиваясь к отцу из кабины.

– Не сделали ничего, говорят… Деньги, говорят, не так тратили. А люди, по их мнению, наверно, в бараках жить должны, а дети рабочих на помойке играть. Не было же ничего – ни домов, не производства, ни садика, ни площадок детских. Самолет, говорят, не летает. А как ему летать? За шесть месяцев – и завод, и поселок и самолет… Все остальные ОКБ по несколько лет самолет только чертят, а наш уже ездит.

– А давай я коробочку сделаю? – заговорщески понизив голос, сказал Саша

– Ты что, с ума сошел? Мы еще ни разу машину не поднимали, и с шасси проблема.

– Но если я не взлечу, тебя посадят

– А если ты разобьешься – меня посадят тоже. И машины не будет.

– Но я приехал сюда летать, а если ты сядешь, то эта машина не взлетит никогда

– А шасси?

– Я уже в кабине. Полоса для лайнера, а у меня крошка – начну заранее и буду прижиматься по миллиметру. Отойди и не мешай работать.

– Нет.

– Иди к комиссии, а то крылом ненароком задену.

– Ладно. Рискни. Иначе действительно машину зарубят еще до полетов. Ни пуха

– К черту.

Александр Турюм покатил к началу полосы, а отец направился в сторону гостей.

– Ты что творишь! – заорал Начальник Комиссии

– Сейчас увидишь, – ответил отец сквозь зубы и отвернулся от красномордого начальника, глядя на готовящийся к взлету самолет. – Не летает, говоришь?

– А сколько полетов уже сделано? – спокойно поинтересовался Председатель Правительства, до сих пор молча наблюдавший за истерикой Начальника Комиссии.

– Этот первый, – ответил отец

– Ты что о-уел! Это покушение! – заорал начальник и начал пятиться задом подальше от ревущего самолета. Охранники бросились спасать Председателя Правительства, а сотрудники Службы – крутить руки отцу.

Председатель стряхнул с себя охрану и бросил в сторону схвативших отца, – «отпустить». Затем подошел поближе и тихо спросил.

– Взлетит?

– Должен, – ответил отец.

– И сядет?

– Обязательно.

– Ну, посмотрим, – сказал Председатель

Саша погладил штурвал, как в пастушьем своем детстве гладил холку лошади, прежде чем бросить ее вскачь, и начал разбег. Самолет, дрожа от непривычно высоких оборотов двигателя, предчувствуя и боясь того неизбежного, что должно было случиться, покатился по взлетной полосе к краю поля. Дрожь становилась все сильнее, скорость выше, пилот взглянул на приборы, прошептал «пора» и потянул штурвал на себя. И как лошадь чувствует приказ умелого седока, так и самолет, почувствовав всеми элеронами спокойную и уверенную руку пилота, оторвался от нагретого бетона, поднялся над сигнальными огнями и выровнялся над лесом, тянувшимся вдоль излучины реки, на которой стоял завод.

Саша и отец, один на земле, другой в воздухе, одновременно выдохнули.

Пилот убрал форсаж и накренил самолет вправо, ибо коробочка, о которой он говорил с отцом – это простейшее полетное задание – взлет, четыре поворота и посадка.

Пролетая над отцом и Председателем, одиноко стоявшими на аэродроме, ибо другие проверяющие, охранники и сотрудники Службы предпочли спрятаться, Саша накренил самолет, развернулся и пошел на посадку.

Как сапер миллиметр за миллиметром освобождает мину из-под земли, так микрон за микроном, плавно, убирал Саша газ и отпускал штурвал, снижая машину.

Шасси прикоснулись к бетону и бешено закрутились. Турюм сбросил газ еще на миллиметр и прижал машину сильнее к земле, увеличивая давление на грунт.

Самолет остановился возле ангара, подрагивая фюзеляжем от спадающего напряжения. К нему уже бежал отец и неспешно, как и полагается, двигался Председатель Правительства, пряча улыбку в отворот плаща.

– И как зовут эту машину, – спросил Председатель у отца

– Пока никак, до этого руки еще не дошли

– Ну, тогда, Львов, назовем ее, – Председатель посмотрел на часы, – сегодня 29 сентября. Значит, звать ее будут Л-29. Две буквы, тебе, Львов, еще не по рангу, тем более что вторая в твоей фамилии – мягкий знак.

Саша заглушил двигатель и выпрыгнул из кабины. Из-за угла ангара выполз Начальник Комиссии и прошипел в сторону отца.

– То, что он полетал, еще ничего не значит. Зачем нам этот самолет, если у нас есть МИГ?

– МИГи не могут сбить Мираж, – весело крикнул пилот, нахально вклиниваясь в разговор.

– И эта не сможет, – язвительно выплюнул Начальник Комиссии

– Сможет, – спокойно ответил отец

– Когда? – спросил Председатель Правительства

– Через 4 месяца.

– Тогда через полгода вы должны быть во Вьетнаме.

– Будем.

Л29 сбил Мираж через шесть месяцев.

– Ты, прямо, мастер художественного свиста, – воскликнул Борис.

– Это почему же? – обиделся Сергей

– Да потому что нет такого самолета – Л-29

– Есть, правда у чехов – внес поправку Вася

– Только не чехи его придумали, а мой отец, – упрямо сказал Сергей

– Чем докажешь, – подцепив ногтем зуб, по блатному прикинулся Леха

– Доказать не докажу, а рассказать могу, – ответил Сергей.

– Ну, погнали, – подначил Леша

– На Л-29 стояли чешские двигатели. Просто к тому времени, как стало понятно, что быстрее построить летающую модель, чем построить полноценный стенд с аэротрубой для большого лайнера, ни на одном заводе нужных моторов не было, потому что и команды делать такие моторы еще никто не давал. Поэтому отец пошел на соседний моторный завод и взял двигатели из его музея, в котором непонятно зачем хранились несколько новехоньких, в масле, чешских авиадвигателей. Под эти моторы и начали проектировать планер, т.е. сам самолет.

6000 человек, собранные со всей страны, работали на новом предприятии. Отец спал по 2 часа в сутки. Был построен поселок для рабочих. На детских площадках были вкопаны списанные авиационные шины для игр детей. И это, как ни странно, Комиссия сочла преступлением.

У того Л-29, который сделал отец, была изменяемая геометрия крыла, позволявшая машине летать в 3,5 раза быстрее скорости звука. У чешской же Л-29 скорость всего лишь в полтора раза больше скорости звука, ее, кстати, и поставляли дружественным режимам, – Сергей укоризненно взглянул на Василия.

– А я тут при чем? – изумился Вася

– Самолет был настолько хорош, что сразу после Госиспытаний был принят на вооружение, а технология изготовления была так проста, что за первый же месяц серийного производства, было сделано 100 машин.

В это время в стране, отягощенной непомерными военными расходами, стало голодно. В магазинах начались перебои с продуктами и правительство, опасаясь голодных бунтов, запросило помощи за границей. Глава страны полетел за моря и океаны и попросил денег. И денег ему дали. Но взамен попросили о сущей малости – прекратить производство новейших систем вооружения. Список был довольно приличный. Начинался он авианосцем, новейшей ракетой для ПВО и двумя самолетами, одним из которых и был как раз Л-29.

Деньги были получены, строительство авианосца прекращено, ракета ликвидирована. Генеральный конструктор ракеты подхватил инфаркт и умер. Завод по производству Л-29 со всеми чертежами и потрохами был вывезен в Чехию. 100 самолетов Л-29, остававшиеся в Хуторстане, подогнали к ангару и взорвали. Но машины, хоть и не были бронированы, не хотели гореть. Созданные летать, они хотели в небо, а не в землю, поэтому керосин для их окончательного уничтожения подвозили цистернами. Сейчас там озеро. Если хочешь, могу показать где, – Сергей взглянул на Бориса.

– Ну, – протянул Борис, – это не доказательство.

– А я доказывать тебе не нанимался, – взорвался Сергей. – Не веришь, найди «чешскую» Л-29 и посмотри на маркировки деталей.

– Ну, ну, ну, вскипать должен чайник, разведчику сие не к лицу, – прервал Дед полемику курсантов. – То, что это был твой отец, я не знал, и это позор для моих седин. А то, что Сергей рассказал правду, то за это я тебе, Борис, ручаюсь.