Текст книги "Их было семеро…"

– А он что, моего адреса не мог в части узнать?

– Нет больше твоего адреса в части. И нигде нет. Ни твоего, ни твоих ребят.

И в компьютерах нет. Все ваши личные дела – в архиве Минобороны. Там я твой адрес и узнал. Хотел написать, да вот выпал случай приехать.

– Судачка половить?

– Вроде того.

– Знаешь, Константин Дмитриевич, мы все-таки не дипломаты. Поэтому давай – карты на стол. Зачем приехал?

– Дело к тебе, Пастух, есть. И к твоим ребятам. Сергей поднялся.

– Нет у нас никаких дел с Российской армией. И никогда больше не будет.

– Да ты сядь, не кончен разговор. Я не от армии.

– А от кого? ФСБ?

– И не от ФСБ. Не знаю, нужно ли говорить. Ну да ладно. Управление по планированию специальных мероприятий. Небось даже не слыхал о таком?

– Почему? – возразил Сергей. – Даже начальника видел. Высокий, с худым таким лицом, в золотых очках. Ходит в штатском. Зовут Анатолий Федорович.

– Откуда ты его знаешь?

– Пришлось встретиться. Думаю, не меньше, чем генерал-лейтенант. С командующим разговаривал на равных.

– Верно, генерал-лейтенант. Волков Анатолий Федорович.

– В чьем он подчинении?

– Ни в чьем. Выходы – прямо на Белый дом. Или на Кремль. А на кого именно – никто в Управлении этого не знает.

– Что ему от нас понадобилось?

– Важное дело, Пастух. Трудное. И очень опасное.

– И очень грязное, – предположил Сергей.

– Скажем так – деликатное.

– Так и возьмите у генерала Жеребцова его мордоворотов. Они любят деликатные дела.

– У генерала Жеребцова уже ничего не возьмешь. Погиб он, подорвался на мине. На окраине Грозного, у нашего блокпоста.

– Как там могла оказаться мина?

– Это интересный вопрос. Саперы сказали: обычная противопехотка. Но мне почему-то не больно в это поверилось. Послал своих спецов. Никакая это была не противопехотка. Безоболочковое взрывное устройство с радиоуправлением новейшей конструкции. Всего десять штук поступило на спецсклад. Первая опытная партия. А после этого осталось только девять.

– Когда это было?

– Как раз вечером того дня, когда вас уволили и вывезли в Ставрополь.

– Вон даже как!.. – Сергей надолго задумался, потом спросил:

– Значит, ваш Волков считает, что только мы можем справиться с этим делом?

– Нет, это я так считаю, – поправил Голубков. – Но он со мной согласится. У него просто нет выбора.

– Почему именно мы?

– Во-первых, профессионалы. А во-вторых – и это главное – вы – никто. Не имеете никакого отношения ни к армии, ни к ФСБ, ни к каким спецслужбам. Кто ты?

Пастух, и только. А твои ребята – обыкновенные обыватели. Ну, служили когда-то в армии, а кто из молодых ребят не служил?

– Значит, мы будем работать без прикрытия?

– Да. Полностью на свой страх и риск. И если провалитесь, рассчитывать вам не на кого.

– Веселенькая перспектива! Насколько важное это дело?

– Если группа создается за полчаса в усиленном составе, а сам начальник Управления лично курирует операцию – важное это дело? Форс-мажор!

– Мы сделаем то, что нужно, – помедлив, проговорил Сергей. – Но только после того, как выкупят Тимоху и доставят сюда.

Голубков с сомнением покачал головой:

– Вряд ли Волков на это пойдет.

– Значит, и никакого дела не будет. Но я так думаю, что пойдет. Скажите ему, что лейтенант Варпаховский знает все о программе «Помоги другу».

– Что это за программа?

– Вы ничего не знаете о ней?

– Даже краем уха не слышал.

– Вам повезло. А Волков слышал. И если Тимохе надоест гнить в чеченском зиндане и он расскажет об этой программе, Волкову недолго останется ходить в генерал-лейтенантах и начальниках Управления.

– А ты не перебарщиваешь? – усомнился Голубков.

– Жеребцову провал этой операции стоил жизни. Тимоха знает, конечно, намного меньше, но Волкову и этого хватит. И он это понимает.

– В опасные игры играешь, Серега!

– Не я их начинал.

– Что ж, доложу. Посмотрим, что из этого выйдет.

– Посмотрим, – согласился Сергей.

Голубков подошел к лодке, вытащил из кормового отсека завернутый в целлофан портативный радиопередатчик и сказал в него несколько слов. Через три минуты откуда-то из заречной ложбины поднялся легкий вертолет и опустился на пригорке, распугав шумом своего двигателя коров. Голубков сунул голые ноги в резиновые сапоги, сгреб в охапку штаны и ватник и, вернув Сереге его телогрейку, зашагал к машине.

– А лодка? – крикнул ему вдогонку Сергей. Голубков махнул рукой:

– Себе оставь. Может, когда и выберусь порыбачить!..

Он скрылся в люке, вертолет взмыл и ушел в сторону Москвы. Ольга, хлопотавшая возле избы, проводила его взглядом и с тревогой спросила Сергея:

– Кто это был?

– Так, знакомый, – неопределенно отозвался он. – Передал привет от полковника Дьякова.

И он защелкал кнутом, сбивая в кучу стадо и отгоняя его на сухотину.

* * *

Через три дня другой вертолет, потяжелей, военно-транспортный, всполошил гулом двигателя всех дворняг в округе и взрябил воду в тихих заводях Чесны. Он опустился на том же пригорке неподалеку от пастуховской избы. А когда двигатель заглох и словно бы опали лопасти, из сдвинутого в сторону люка выставили лесенку, потом четыре солдата осторожно снесли по ней инвалидную коляску и поставили ее на землю.

В коляске сидел Тимоха.

Лейтенант Тимофей Варпаховский. В парадной форме, с медалью «За отвагу» и «Орденом Мужества».

Худущий. Бледный. Небритый.

Живой.

Ольга как увидела его, так сначала глазам своим не поверила, а потом ахнула и разрыдалась, обнимая его и уткнувшись лицом в его колени. А Тимоха лишь смущенно улыбался, гладил ее короткие черные волосы и бормотал:

– Да что ты? Оль! В натуре! Ну, перестань, все путем, я уже ходить немного могу. Ну, Оль! Слышь? Кончай плакать!..

Следом за солдатами из вертолета появился полковник Голубков. На этот раз он был в сером костюме, сидевшем на нем как-то наперекосяк, будто бы пиджак был застегнут не на ту пуговицу. А с ним – еще один штатский, лет тридцати, накачанный такой малый, с хорошим открытым лицом. Голубков пожал Сергею руку, представил спутника:

– Майор Васильев, он в нашей группе. Вадим Алексеевич.

– Просто Вадим, – поправил тот, здороваясь с Сергеем. – А вы, значит, и есть тот самый Пастух? Много о вас слышал.

– Ну вот, Серега, твое условие выполнено, – проговорил Голубков. – Может, пора нам и о деле поговорить?

Сергей кивнул:

– Теперь можно…

III

Святые угодники! Если бы кто-нибудь сказал, что мне предложат такое дело и я за него возьмусь, даже не знаю, куда бы я послал этого провидца. Но очень далеко. Очень. Я и теперь не взялся бы за него ни за какие коврижки. Если бы не Тимоха. Они сделали сильный ход. Очень сильный. И выйти из игры я уже не мог.

И главное было совсем не в том, что мы должны будем работать в чужой стране, о которой ни черта не знаем, кроме того, что там танцуют сиртаки. И не в том, что без какого-либо прикрытия. Про оружие и не говорю, какое там может быть оружие! И если бы нужно было выкрасть – или, как выразился полковник Голубков, переместить – какого-нибудь бандюгу, мафиози или агента-двойника, вопросов бы не было. Но речь-то шла совсем о другом человеке – об Аркадии Назарове!

Который во время путча девяносто первого года нес от биржи стометровый российский флаг.

Который стоял рядом с Ельциным на танке возле Белого дома.

И который через несколько месяцев после этого сказал Ельцину прямо в лицо перед десятками телекамер:

– Борис Николаевич, своим бездействием вы просрали нашу победу!

Он, конечно, не совсем так сказал, но смысл был именно такой, и все это поняли. В том числе и сам Ельцин.

И этого человека «несанкционированно переместить» в Россию?

Полковник Голубков излагал суть дела короткими фразами, без рассуждений – так, как ставят боевую задачу. Но мне показалось, что немногословие его вызвано другим – стремлением поскорее с этим покончить.

– Таким образом, ваше задание состоит из трех частей, – подвел он итог. – Первая: блокировать контакты объекта с третьими лицами. Вторая: обеспечить безопасность объекта. Это – одна из важнейших задач операции. И наконец, третья – переместить объект в пункт, который будет указан вам позже. Вопросы есть?

– По первым двум частям – нет. По третьей… Чем вызвана эта необходимость? – спросил я.

– Не в курсе.

– Вот как?

– Мы солдаты, Серега. Нам отдают приказ – мы выполняем.

– Каждый солдат должен знать свой маневр. Это еще Суворов сказал, – напомнил я.

– Свой, – подчеркнул Голубков. – Даже Суворов не объяснял гренадерам общий замысел.

– Я не гренадер. А вы не Суворов. Если я что-то делаю, я должен понимать, для чего. Кто в курсе?

– В Управлении, думаю, только сам Волков.

– Я хочу с ним встретиться. Голубков кивнул:

– Доложу.

– И еще, – продолжал я. – Мне нужна вся информация, которая у вас есть.

Досье, агентурные данные, все остальное.

– Это сверхсекретные документы.

– Константин Дмитриевич, мы можем работать без оружия. Мы можем работать без прикрытия. Но с завязанными глазами не можем.

И никто не может.

– Он прав, – заметил майор Васильев, молчаливо присутствовавший при разговоре.

– Но я же не могу дать ему допуск. И Нифонтов не может. Это наш начальник, – объяснил мне Голубков. – Генерал-майор.

– Волков может? – не отставал я.

– Он-то, конечно, может.

– Пусть он и даст. Мне без разницы, от кого я получу документы. Хоть от вашей уборщицы.

Голубков поднялся с бревна, на котором мы сидели.

– Попробую с ним связаться, – сказал он и направился к вертолету.

– Хорошие у вас тут места, – заметил майор Васильев. – Тишина. Простор.

Настоящая Россия. А там – церковь? – кивнул он в сторону Заулка, где виднелись три купола, один большой и два поменьше, поблескивающие в закатном солнце позолотой крестов.

– Да. Спас-Заулок.

– Действующая?

– Действующая.

– Это хорошо. Бабка моя говорила: если храм стоит, значит, земля живая… Я огляделся. Солдаты подтащили коляску с Тимохой к избе, Ольга уже поила его молоком. Молоко здесь было такое, что к утру в банке набегало сливок на четыре пальца, на нем Тимоха быстро отъестся. Буренки, пользуясь недосмотром, разбрелись по всему берегу Чесны. Я взял кнут и направил стадо в пойму.

Когда я вернулся, майор Васильев стоял у бревна и курил сигарету.

– Богатый у тебя кнут, – оценил он.

– Еще дедовский. Настоящая сыромять. Четыре с половиной метра.

– Ловко ты им управляешься. Трудно, наверное?

– Чего тут трудного? – удивился я и выщелкнул кончиком кнута окурок прямо у него изо рта.

Он отпрянул, а потом рассмеялся, обнажив ровные белоснежные зубы.

– Ты прямо ковбой! Лихо! Дай попробовать!

– Ну, попробуй, – сказал я и на всякий случай отошел подальше.

Майор примерился к кнуту, с форсом размахнулся и врезал себе по заднице так, что бросил кнутовище и обеими руками схватился за ожженное место.

Полковник Голубков, подоспевший от вертолета, только головой покачал.

– Пацаны, да и только!.. Беги переодевайся, – кивнул он мне. – Волков встретится с тобой в двадцать пятнадцать.

– К чему такая спешка? – удивился я.

– К тому. Есть свежая информация. Зафиксирован телефонный звонок. Завтра с компаньоном Назарова встречается какой-то тип. Скорей всего – эмиссар КПРФ.

Вероятно, будет договариваться о встрече с самим Назаровым. Нужно успеть предотвратить этот контакт.

– Но я не могу так сразу. Надо найти, кто бы меня подменил. Стадо без присмотра не бросишь.

– Боже ты мой, какой только ерундой не приходится заниматься!

Голубков, конечно, не совсем так выразился, но в этом смысле. Он повернулся к майору:

– Вадим Алексеевич, километрах в пятнадцати отсюда воинская часть. ПВО. Мы тебя высадим возле нее, возьмешь у командира машину и двух солдат – молодых, деревенских. И привезешь сюда. Пусть ходят за стадом, пока Сергея не будет. А не будет его дней десять. Сам потом доедешь до Луховиц, а там электричкой до Москвы.

– Где же они будут жить? – спросил я.

– Палатку поставят. У тебя связь с ребятами есть?

– Адреса. У Артиста, Мухи и Трубача – телефоны.

– За сколько ты их сможешь собрать?

– Ну, дня за три.

– Отставить. День – на все. Послезавтра вы должны вылететь в Никосию.

Самолет в восемнадцать тридцать из Шереметьева-два.

– Больно ты шустрый, Константин Дмитриевич! Док в Подольске живет. А Боцман вообще в Калуге.

– Получишь машину. Хорошую. И с хорошим водителем. С рассветом выедешь, быстро обернешься.

– А загранпаспорта, визы, билеты?

– Не твоя забота. Три минуты на сборы. Паспорт не забудь!..

В избе я натянул джинсы и коричневую кожаную курточку, купленную по случаю в Грозном у какого-то турка, сунул ноги в кроссовки, показал Ольге, где лежат деньги – остатки моего последнего офицерского жалованья.

– Опять в Чечню? – упавшим голосом спросила она.

– Ни Боже мой! Совсем в другую сторону. На Кипр.

– Не врешь?

– Разве я тебе когда-нибудь врал?

– А то нет? Всю дорогу. «Рекогносцировка, рекогносцировка»! А потом я узнаю, что за твою голову назначили миллион долларов.

– Жалко, ко мне не пришли. Я бы, может, и продал. А что? С миллионом баксов можно и без головы прожить. Живут же многие. Было бы куда водку лить.

– Куда же ее лить, если рта нет?

– Никаких проблем! Можно и через задницу. Как водители-дальнобойщики.

Засадил клизму граммов в двести – и запаха никакого, и полный кайф! Извини.

Шутка, конечно, казарменная. Больше не буду. Ну, постараюсь!

– Да я уж привыкла… В том месте, которое ты назвал Кипром, – там действительно не стреляют?

– Да они и слова такого не знают! – заверил я. – Они сиртаки танцуют, когда им стрелять.

– И что ты там будешь делать?

– Что и все. Танцевать сиртаки.

– Перед отлетом заедешь?

– Не знаю. Может быть. Постараюсь. Я поцеловал ее и Настену, обнял Тимоху.

– Как же вы будете без меня? – спросил он, и в голосе его была такая тоска, что мне стало не по себе.

– Без тебя, Тимоха, нам будет, конечно, очень трудно, – ответил я. – Но у тебя сейчас другая задача – приходить в норму. Чтобы к нашему возвращению стометровку за десять секунд бегал. Приказ ясен?

– Так точно, капитан!

– Так-то лучше… Минут через десять после того, как мы взлетели, вертолет снизился у КПП воинской части, о принадлежности которой к ПВО говорили огромные полусферы радаров. Здесь майор Васильев выпрыгнул, а мы взяли курс на Москву. Еще через час, пересев на военном аэродроме с вертолета в неприметную серую «Волгу», въехали в Москву и остановились возле жилого дома где-то в районе Гольянова. На восьмом этаже полковник Голубков отпер своим ключом стальную, обшитую простеньким дерматином дверь и посторонился, пропуская меня внутрь.

Это была обычная трехкомнатная квартира с узкой прихожей и десятиметровой кухней. Но обставлена она была, как присутственное место. Лишь в самой большой комнате были не столы, а четыре кровати с тумбочками, заправленные без особых затей, отчего комната напоминала офицерское общежитие.

– Мы сюда баб водим, – с усмешкой объяснил мне полковник Голубков, хоть я его ни о чем не спрашивал.

Я кивнул. Понятно, каких баб они сюда водили.

В кухне сидел какой-то молодой парень в штатском и читал «Известия», придерживая страницы одной рукой. Вторая лежала у него на коленях, на черном атташе-кейсе, от ручки кейса к запястью тянулась короткая стальная цепочка.

При нашем появлении он молча встал, открыл шифрованные замки и передал Голубкову толстую серую папку. После чего опустился на тонконогий кухонный табурет и вновь принялся за газету. Голубков провел меня в одну из комнат и положил папку на письменный стол.

– Садись. Вникай. Записей – никаких. Вопросы можешь задавать.

– А где Волков? – спросил я.

– Подъедет. Сейчас девятнадцать ноль пять. Времени у тебя хватит.

Я развязал тесемки и раскрыл папку. Вопросы у меня появились довольно быстро, и хотя я понимал, что Голубков ответить на них не сможет, один все-таки задал:

– Свежая информация – от кого?

– Есть там человек.

– Резидент?

– Да.

– В Никосии?

– В Ларнаке. Это на южном берегу Кипра. Объект живет там. Снимает виллу в пригороде на берегу моря.

– Этот резидент – ваш, из Управления?

– Нет.

– ФСБ? Служба внешней разведки?

– Неважно. В этой операции он работает на нас.

– У нас с ним будет связь?

– Нет. У него с вами – будет. Конкретно – с тобой. Если позвонят и попросят Сержа – это он и есть. Так что насчет информационного обеспечения не беспокойся.

Насчет этого я не очень и беспокоился. Беспокоило меня совсем другое.

– Шесть человек на это дело – не слишком ли много?

– Начальство решило – нет. Ты что, не хочешь дать своим ребятам немного подзаработать?

– Немного – не хочу, – ответил я. – Хочу – много.

Голубков усмехнулся:

– Тем более… В начале девятого я покончил с документами и закрыл папку. Голубков отнес ее на кухню и передал штатскому. Тот спрятал папку в кейс, защелкнул замки и вышел из квартиры. И все это – без единого слова.

Ровно в двадцать пятнадцать стукнула входная дверь и вошел Волков. Видно, и у него был свой ключ. Он был в светлом летнем костюме и почему-то не в надетом, а лишь в наброшенном на плечи легком плаще. После нашей встречи в Грозном, в кабинете командующего армией, он нисколько не изменился. Да и с чего бы, времени-то всего прошло чуть больше двух месяцев. При его появлении Голубков встал. Поднялся и я – сработала многолетняя армейская привычка.

– Добрый вечер, – поздоровался Волков.

– Здравия желаю, – ответил Голубков. – Познакомьтесь, Анатолий Федорович. Это Сергей Пастухов.

– Мы знакомы. Садитесь, товарищи. Рад, Пастухов, что вы согласились поработать на нас. Не сомневаюсь, что ваша команда справится с этим делом. У вас есть вопросы ко мне. Задавайте. Все. Потому что больше мы с вами не встретимся.

Я начал с главного.

– Что будет с Назаровым, когда мы доставим его в Москву?

– Не в Москву, – возразил Волков. – Ваша задача – переместить его в Россию. А еще точнее – на польско-белорусскую границу в указанном месте.

– На польско-белорусскую границу? – переспросил я.

– С детальной разработкой он еще не знаком, – объяснил Голубков Волкову.

– Понятно, – кивнул тот.

– И все-таки, – повторил я. – Рано или поздно он окажется в Москве.

Волков, видимо, понял, что – хочет он того или нет – отвечать на мой вопрос придется.

– Попробую объяснить. Хоть это и не мой вопрос. Как вы, надеюсь, поняли из этих документов, – указал он взглядом на письменный стол, словно бы на нем еще лежала серая папка, – наш объект – фигура весьма крупного масштаба, человек, широко известный и популярный на Западе и в среде нашей либеральной интеллигенции, с прочным имиджем деятеля демократического толка.

– Я и раньше об этом знал, – заметил я.

– И как вы оцениваете его деятельность?

– Насчет всей деятельности – не скажу, не в курсе. Но он мне нравится. А вам?

– Я отдаю должное его организаторским способностям и умению мыслить государственными категориями, – уклонился Волков от прямого ответа. – Так вот, разногласия нашего объекта с Борисом Николаевичем Ельциным уже давно дают недоброжелателям на Западе и оппонентам внутри страны возможность трактовать их как отход президента от провозглашенной им политики реформ. После неудачного покушения на господина Назарова наши контрагенты усилили пропагандистскую кампанию, обвиняя высшее руководство страны в попытках возродить практику политического террора. Понятно, что это наносит ущерб престижу России и мы не можем с этим мириться.

– Кто организовал взрыв яхты «Анна»?

– Я ожидал, что вы зададите этот вопрос. У нас нет сомнений, что это дело рук конкурентов Назарова или его партнеров по бизнесу.

Я промолчал.

– Если бы это было поручено нашим спецслужбам, как заявляют некоторые западные газеты, он бы не уцелел, – счел нужным добавить Волков.

Я хотел снова промолчать, но это было уже как-то неудобно и я кивнул:

– Ну, допустим.

– Наша задача, таким образом: обесценить карты наших противников, – продолжал Волков, решив, видно, что его доводы меня убедили. – Это можно сделать разными путями. Один из них: организовать встречу господина Назарова и Бориса Николаевича, не один на один, конечно, а в ходе какого-нибудь мероприятия. И показать ее по телевидению. Чтобы все убедились, что господин Назаров и президент общаются, как уважающие друг друга политические деятели. Есть еще один вариант. Если вы внимательно читали документы, то должны были обратить внимание на проект Назарова по восстановлению нефтеносности наших загубленных и истощенных месторождений. Он хочет осуществить его с немецкими партнерами. Мы предложим ему средства Центробанка или уполномоченных коммерческих банков, дадим соответствующие гарантии. Эффект понятен: Россия получает миллионы тонн нефти, открываются десятки тысяч новых рабочих мест, а господин Назаров активно включается в деловую жизнь России. И руководит своими фирмами и предприятиями не из Женевы или Лондона, а из Москвы. После этого его уже никому не удастся использовать в политической игре. Я ответил на ваш вопрос? Я спросил:

– Если все так, для чего вообще эта операция с перемещением? Почему бы просто не объяснить все это самому Назарову? Может быть, это его убедит добровольно вернуться в Москву?

– Объясните. Ничего не имею против. Это было бы идеальным решением.

– Вы прекрасно понимаете, что это должен сделать не я.

– А кто? Сам президент?

– Или человек, достаточно близкий к нему.

– Не уверен, что такой человек согласится лететь на Кипр для переговоров с Назаровым. И не очень уверен, что эти переговоры могли бы кончиться успехом.

– По-вашему, Назаров будет сговорчивей, если мы привезем его со связанными руками и ногами и с кляпом во рту?

– Послушайте, Пастухов, – проговорил Волков, – мы не о том сейчас говорим. Я имею определенные указания и обязан их выполнить. Обсуждать последствия этой акции – не в моей компетенции. И не в вашей. Давайте в этих рамках и вести разговор. У вас есть конкретные вопросы?

У меня были конкретные вопросы. И не один. Но я понял, что он будет отвечать на них так же. Поэтому сказал:

– Нет.

– В таком случае давайте обсудим размер вашего гонорара за эту работу, – предложил Волков.

– По пятьдесят тысяч баксов каждому, – сказал я. – Плюс все расходы.

– Вы сможете обосновать эту цифру?

– Вам кажется, что это слишком много?

– Я сейчас не говорю о том, много это или мало, – возразил Волков. – Я хочу понять, откуда она взялась. Просто потому, что это красивая круглая цифра, или еще почему?

– Если мы попадемся на этом деле, все или один из нас, то получим по двадцать лет тюрьмы. Наши семьи должны будут на что-то жить. Пятьдесят тысяч на двадцать лет – это чуть больше, чем по миллиону рублей в месяц. Не ахти что, но прожить можно.

– В вашем обосновании мне больше всего не нравится слово «если», – заметил Волков.

– Если бы вы знали, как оно не нравится мне! – ответил я. – Но мы должны считаться с этой возможностью.

– Мы уже заплатили двести тысяч долларов за лейтенанта Варпаховского, – напомнил он.

– Вы заплатили не нам. Вы просто оплатили его работу в Чечне. И гораздо дешевле, чем она стоит. Кстати, вы вышибете его из армии так же, как нас?

– Нет. Он будет уволен по состоянию здоровья.

– И на том спасибо, – сказал я.

Волков ненадолго задумался, потом спросил:

– Как я понимаю, вы не даете мне выбора?

– Нет.

– Что ж, я вынужден согласиться. Пятьдесят процентов сейчас, пятьдесят – после завершения операции. Мы откроем для вас валютные счета в Сбербанке.

– Никаких Сбербанков, никаких счетов, никаких пятьдесят процентов. Все – вперед и наличными.

– Вы не доверяете мне?

– Конечно, нет. Если бы я имел с вами дело как с частным лицом, я бы подумал, как ответить. Но вы – представитель государственного учреждения. А сейчас в России госучреждениям доверяют лишь последние идиоты. И их становится все меньше.

На этот раз он думал чуть дольше. Наконец кивнул:

– Я вынужден согласиться и с этим. У нас есть еще невыясненные проблемы?

– У меня нет.

– И у меня нет. – Он встал. – Желаю удачи.

– Вам тоже, – сказал я.

Голубков вышел его проводить, его не было минуты четыре. Видимо, Волков давал ему какие-то цэу. Потом полковник вернулся.

– Крепко ты его взял за горло, – отметил он, и неясно было, чего больше в его тоне – одобрения или осуждения.

– Надеюсь, – ответил я.

– А как он отвечал на твои вопросы, а?

– Ни одному его слову не верю!

– Да? Ну-ну! – неопределенно отозвался Голубков и как-то словно бы искоса, с интересом посмотрел на меня. И вновь я не понял, одобряет он или осуждает мои слова. – Ладно, Пастух, отдыхай. Смотри телевизор, а еще лучше – спать пораньше ложись. Машина за тобой придет в пять утра. Ключ от входной двери у водителя есть. Когда соберешь ребят, дашь мне знать. Встретимся здесь – Как я с вами свяжусь?

– Водитель знает. Спокойной ночи, Серега.

– Спокойной ночи, Константин Дмитриевич… Когда он ушел, я вытащил записную книжку и подсел к телефону. Нужно было вызвонить Артиста, Муху и Трубача, чтобы завтра не тратить на это время. Но в трубке стояла мертвая тишина – телефон был отключен. Я сунулся было позвонить из уличного автомата, но дверь была заперта и не отпиралась изнутри. Мощная дверь, динамитом ее только и возьмешь. Крепкие решетки на окнах. Однако! Я к Кипру даже на метр не приблизился, а уже сидел в тюрьме. Что у них за порядки такие?

А и хрен с ними, решил я. Пощелкал кнопками телевизора, но глазу не за что было зацепиться. Поэтому плюнул на развлечения, залез под душ, а потом завалился на одну из кроватей в большой комнате. Все-таки встал я сегодня с петухами, а завтра предстоял хлопотливый день.