Текст книги "Инкогнито. Поэзия"

Инкогнито
Поэзия
Андрей Татур

© Андрей Татур, 2024

ISBN 978-5-0064-6331-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Таинственность

 
О чём ты шепчешь, сонная река,
так успокаивающе, так увлечённо?
Среди лугов, полей, ты далека
от городов бездушно-обречённых.
О чём шумишь, поёшь, листва осин,
в тени густых и величавых сосен?
Из всех людей не знает ни один.
Не знать и мне в сороковую осень.
Течёт-бормочет сонная река,
скользит, поглаживая камни переката.
Деревья тянут ветви сквозь века,
роняя тени в медные закаты.
 

Сумасшедшее счастье

как хорошо, как здорово сидеть

вдвоём с тобой на этом косогоре

и наблюдать, как солнце по воде

стремительно скользит, и слушать море,

и шум берёз, и птичьи голоса,

и плеск воды о камни перекатов,

и тёплый ветер в мягких волосах

твоих, пропахших заревом заката.

как хорошо, как здорово молчать

и понимать друг друга бессловесно.

не верится, боюсь, что сгоряча

сойду с ума от счастья, если честно.

Белая тоска

 
                   небо было белым,
                   сыпало снежком,
                   очень захотелось
                   чаю с молоком.
 
 
                   разгоню чаинки,
                   ложечкой звеня,
                   замело тропинки —
                   не найти меня.
 
 
                   я и сам не знаю,
                   где себя искать.
                   белый снег качает
                   детскую кровать.
 

Преданность

 
в твоих глазах увидел капли,
когда однажды заглянул,
и полетели с неба камни,
и оглушил протяжный гул.
 
 
а я не знал, как быть, что делать,
я признавал свою вину,
я извинялся неумело
и только глубже шёл ко дну.
 
 
мне так хотелось испариться,
исчезнуть прочь с лица земли.
«не смей! не смей!» кричали птицы,
вонзая в небо острый клин.
 
 
быть может, глуп, но лишь отчасти,
и я, поэтому, рискну
в твоих глазах увидеть счастье,
когда однажды загляну.
 

Время вьюг

 
   Серебрятся сединою дали,
   тянутся, текут за горизонт.
   Мне бы лучше в небе чёрной стали,
   первую грозу и крепкий зонт.
 
 
   Надышавшись майским ароматом,
   побежать по лужам без сапог,
   по густой траве, дождём примятой,
   мчать опрометью, не чуя ног.
 
 
   Но мечты останутся мечтами
   и пока лишь вижу сквозь стекло,
   как идёт февраль, скрипя зубами.
   Время вьюг
   ещё
   не истекло.
 

Признательность

 
       каждый вздох без тебя – хрип,
       каждый день без тебя – за два,
       без тебя я б давно погиб,
       за тридцатник шагнув едва.
 
 
       каждый взгляд на тебя – пыл,
       каждый шаг за тобой – рывок,
       кем бы я без тебя был?
       что бы я без тебя смог?
 
 
       не увидел бы ничерта,
       не услышал бы ни о чём,
       без тебя я давно бы стал
       непутёвейшим рифмачом.
 
 
       потому, не спеши стареть,
       безмятежность приемлет штиль,
       и не смей и тогда умереть,
       когда я превращусь в пыль.
 

Ночлег

 
          ветер крутит лапы елей,
          чтоб сломать, наверняка,
          и свирепые метели
          разрывают облака.
 
 
          а вокруг вздыхают сосны,
          гаснет, тлеет мой костёр,
          лес холодный, смертоносный
          смотрит хищником в упор.
 
 
          жертву он уже наметил,
          оголил свои клыки,
          только я смогу ответить,
          беспокойству вопреки.
 
 
          вопреки противной дрожи
          непослушных рук и ног,
          хоть мороз сдирал мне кожу,
          я сумел – костёр разжёг.
 
 
          заплясали с новой силой,
          взвились сполохи огня,
          и до выхода светила
          стойко стерегли меня.
 

Верность

 
              я для тебя
              так много написал,
              признайся,
              ты ведь строчки не читала,
              всё правишь
              у себя прощальный бал,
              в уме считая,
              сколько раз прощала.
 
 
              не веришь в то,
              что время – лучший врач,
              мол, не поставит
              на ноги за лето
              и, завернувшись
              в вышитый кумач,
              рыдаешь в спальне,
              думая об этом.
 
 
              а я хочу
              подальше от всего,
              хочу в Париж,
              там, говорят, красиво,
              или в Мадрид,
              где тоже ничего,
              а лучше в Прагу —
              насладиться пивом
 
 
              и в сумерках
              отправиться гулять
              с приятной дамой
              по пустым аллеям,
              и забывать,
              помалу забывать,
              что ты была,
              когда-то, всех милее.
 
 
              мелькнуло лето —
              не воротишь вспять,
              за осенью
              зима тайком подкралась.
              я для тебя
              не перестал писать,
              ведь ты
              милее всех так и осталась.
 

Простуда

 
Посыпалась белесая крупа
без суеты, без прихоти, без смысла,
снежинок возбуждённая толпа
над обречённым городом нависла.
 
 
Какой-то утомительный был день.
Я не приду к тебе сегодня в гости,
не потому, что холодно и лень —
всё головная боль и ноют кости.
 
 
Раскинулась, как для меня, кровать,
готовая принять в различном виде.
Надеюсь, без симптомов утром встать
и завтра мы увидимся.
Увидим…
 

Инкогнито

 
     оглянись, за твоею спиной
     я стою, улыбаясь, с цветами,
     весь пропах настоящей весной —
     аромат, не сравнимый с духами.
 
 
     это я за тобой, а не он,
     я, готовый всегда встать рядом,
     незадачливый, тайный шпион,
     рассекреченный беглым взглядом.
 
 
     это я тебе вслед промолчал
     и себя проклинаю за это,
     потому и оставил причал,
     и бесцельно скитался по свету.
 
 
     оглянись, нет меня за спиной.
     ты жалеешь, досадуешь, ищешь…
     слышишь бархатный блюз за стеной?
     он тобою одной насыщен.
 

Ноша

 
            Звоном дождь тревожит
            купола церквей,
            оседлать бы лошадь,
            голубых кровей,
            сунуть ногу в стремя,
            да вскочить в седло,
            только прямо в темя
            тычется сверло.
 
 
            Голуби воркуют
            что-то о весне,
            вновь соседка курит,
            сидя на окне,
            чем-то недовольна,
            даже больше – зла,
            видно, в сердце больно
            тычется игла.
 
 
            Бросить, что ли, камнем
            в эту гладь реки,
            ноша нелегка мне,
            годы нелегки,
            рухнул обречённо,
            грязный и босой,
            а старуха в чёрном
            тычет в грудь косой.
 

Упрямство

 
разгулялась метель, завьюжило,
замело подчистую пути,
вой собак хрипловато-простуженный —
мой единственный ориентир.
 
 
и иду я сквозь ветер режущий,
весь заснеженный и хмельной,
от спасительного убежища
отгорожен колючей стеной.
 
 
хоть и сил не осталось противиться,
просто так я не сдамся в плен,
и не верит метель, и дивится —
вновь и вновь поднимаюсь с колен.
 

Дела сердечные

 
          я задыхаюсь, смотри,
          корчась от неизбежности,
          сердце горит внутри —
          хочется искренней нежности.
 
 
          я намекаю на быт,
          ты отпускаешь колкости,
          сердце внутри горит
          вместе с наивной гордостью.
 
 
          ты собралась и ушла,
          подлость – добавить нечего.
          странные всё же дела
          мы называли сердечными.
 

Напасть

 
             раззадорилось ненастье,
             жалит молния-гюрза,
             нет противнее напасти,
             чем нежданная гроза.
 
 
             а, тем паче, в чистом поле
             или, где-нибудь в степи,
             капли колют, колют, колют,
             будто сорвались с цепи.
 
 
             ветер мне вскочил на плечи,
             потрепал промокший плащ,
             и в плаще-то мне не легче —
             весь до нитки я, хоть плачь.
 
 
             почернев, разверзли пасти
             тучи, чувствуют азарт.
             нет противнее напасти,
             чем нежданная гроза.
 

Знакомая незнакомка

 
       Ночь стала глубже и чернее,
       закат давно дотла сгорел,
       а я никак заснуть не смею,
       хотя, по правде, не сумел.
 
 
       Лежу с закрытыми глазами,
       мелькают мысли ни о чём,
       нам было бы спокойней с вами,
       моя волшебная, вдвоём.
 
 
       Ведь мы не первый год знакомы,
       а не пора ли нам на «ты»?
       Вот и чудесно, будь как дома,
       не бойся сплетен, клеветы.
 
 
       Под шёпот ласковый прибоя
       мы вскоре, наконец, уснём
       в обнимку, сладостно, с тобою,
       моя волшебная, вдвоём.
 
 
       Когда восход запламенеет,
       ты, как всегда, исчезнешь вновь,
       моя придуманная фея.
       Спокойной ночи.
       Сладких снов.
 

Мужская дружба

 
              не были мы трусами,
              нравился нам бой,
              и никогда грустными
              не были мы с тобой.
 
 
              жили всегда правдою,
              совестно было врать,
              и по чужим правилам
              мы не хотели играть.
 
 
              я б передал по радио,
              друг мой, тебе привет,
              но спекулируют краденым,
              музыки там нет!
 
 
              и горевать не стану я,
              встретимся мы с тобой,
              наша дорога старая
              так и осталась прямой.
 

Навязчивый сон

 
               взгрустнуло небо,
               упали слёзы
               и на асфальте
               превратились в лужи,
               всё не случайно,
               всё по прогнозу,
               не уходи,
               прошу, не нужно.
 
 
               не досказал я,
               давай сначала,
               мне в этом мутном
               месиве событий
               тебя всё время
               так не хватало,
               ведь мы с тобой —
               одною нитью.
 
 
               не потому ли
               всё чаще сниться,
               как ты в глаза мне
               безотрывно смотришь?
               притихло небо,
               притихли птицы,
               молчишь, таро
               бросая по три.
 
 
               ведь мы не склеим
               с тобой осколки,
               и осень тает
               на твоих ресницах.
               схватив зачем-то
               брошюру с полки,
               листаю нервно
               и мну страницы.
 
 
               вздохнуло время,
               взметнулись тени,
               качнулся месяц
               в небе осторожно.
               всё как и прежде,
               без изменений —
               ты снишься мне
               и снишься.
              НЕВОЗМОЖНО!
 

Тёплые края

 
       Как метель – так ноют раны,
       те, что век не заживают.
       Знаю, есть другие страны
       там, где снега не бывает,
       там, где не скрипят морозы,
       где не замерзают воды,
       ароматный, тёплый воздух —
       словом, нет плохой погоды.
       Всюду смуглые красотки,
       и дурманят орхидеи,
       яхты, катера и лодки
       под палящим солнцем млеют.
       Мне б достать билетик, братцы,
       сесть, заснуть и там проснуться,
       раствориться, затеряться,
       и к метелям не вернуться.
 

Последний день

 
              ветер носит меня
              словно сорванный лист,
              над столбами огня
              мчит то выше, то вниз.
 
 
              сдался день и угас,
              не видать мне зари…
              вечность примет и враз
              потеряет внутри.
 

Яблоневый сад

Жизнерадостных яблонь шальной аромат

под бескрайней густой синевою.

Не однажды войду я опять в этот сад,

но уже не с тобой, а с другою.

И, укрывшись в прохладной, желанной тени,

под шушуканье листьев болтливых,

я признаюсь в любви ей, а ты извини,

что получится так – некрасиво.

Этот сад постареет – не больно принять —

мне останется долгая память.

Я письмо напишу тебе… Только опять

не решусь, не посмею отправить.

Перемены

 
        ручьи дождя бегут по венам
        покорных водосточных труб,
        я точно верю в перемены,
        оптимистичен, но не глуп.
 
 
        прижмись сильнее, дай мне руки,
        поверь тому, что обещал.
        а за окном всё тише звуки,
        и дождь по крышам отгулял.
 

Голубая лагуна

далёкий берег, знойный и безлюдный.

скрипит игла, царапает винил,

прибой шумит по выходным, по будням,

я этот шум, признаюсь честно, полюбил.

ты подойдёшь, перевернёшь пластинку,

пошутишь вновь о том, что поседел

и, хохоча, по узенькой тропинке

помчишь опрометью, туда, к морской воде.

взлетают брызги голубой лазури,

когда пригоршни моря в небеса

бросает самая прекрасная из гурий,

лишь подтверждая – есть на свете чудеса.

Безразличие

 
        нам больше нечего пытаться,
        нам этот круг не разорвать,
        довольно, хватит притворяться,
        что можем чувствовать, страдать…
        ведь мы не любим, не любили
        и нам вовек не полюбить,
        давай оставим всё, забыли,
        пришла пора освободить
        друг друга от нелепой связи,
        давай оставим позади
        весь этот мир однообразий
        и на дорожку посидим,
        и поглядим, как вьются тени
        забытых и прошедших дней,
        не оставляя впечатлений
        ни капли ни тебе, ни мне.
        могли бы, может, сдвинуть горы
        и небеса чуть-чуть поднять…
        но это только разговоры —
        нам этот круг не разорвать.
 

Самогипноз

 
     взамен густых садов Эдема —
     нам пустыри,
     взамен единственной проблемы —
     все тридцать три.
 
 
     нам тишина пронзает уши,
     забыт покой,
     и ничего не греет душу,
     сквозит тоской.
 
 
     взамен пророческого Царства —
     валун на дне,
     и ограничено пространство —
     стеной к стене.
 
 
     не разгораясь, гаснут спички,
     встаём с колен,
     рабы наследственной привычки
     без перемен.
 
 
     подчинены самогипнозу —
     ведь неспроста
     мы вновь цитируем Спинозу,
     взамен Христа.
 

В лесу

 
              породнюсь я с лесом,
              замолю грехи
              под густым навесом
              из ветвей ольхи.
 
 
              поплутаю в елях,
              чтобы грусть стряхнуть,
              лишь бы птицы пели
              громко, что-нибудь,
 
 
              и шептали травы,
              капало с небес…
              и на кой мне слава,
              если рядом лес!
 

Желанная гостья

 
            Выйди из небытия,
            протяни мне руки,
            просто больше я – не я
            без твоей поруки.
            Я, мне кажется, никто
            без твоей заботы,
            всё не так и всё не то,
            омут, глушь, болото.
 
 
            Протяни из темноты
            белые ладони,
            знаю, больше ты – не ты,
            потому и стонет,
            и вопит моя душа,
            по твоей тоскуя,
            сделай мне навстречу шаг,
            сам ведь не рискну я.
 
 
            Не рискну я ни с высот,
            ни под скорый поезд,
            не рискну себе в висок,
            даже вен не вскрою,
            хоть испытываю я
            в этом мире муки…
            Выйди из небытия,
            протяни мне руки.
 

Искра

 
         завёрнутый в одеяло,
         гляжу на соседний дом,
         а в сумерках света мало
         и видится дом с трудом.
 
 
         но знаю, напротив тоже
         стоит силуэт в окне
         и мне улыбается, может,
         и машет рукою мне.
 
 
         да разве меж нами пропасть,
         разверстая, будто пасть?
         да выкинь же ты гороскопы,
         давай, не дадим пропасть
         мерцающей, крохотной искре,
         вдруг вспыхнувшей в январе!
         давай, одевайся, быстро,
         и встретимся
         во дворе!
 

Ожидание сумерек

 
          ясный день и слепят лужи,
          отражая солнца блеск,
          мне лучистости не нужно,
          я спешу укрыться в лес.
 
 
          небо синее, как море,
          и запрятаны ковши,
          чтобы я, наверно, с горя
          не напился от души.
 
 
          ведь совсем не всё в порядке —
          этот слишком ясный день
          заставляет без оглядки
          убегать поглубже в тень.
 
 
          для меня милее лунность,
          тучность, кучность облаков,
          и немеркнущая юность
          дальних, звёздных огоньков.
 

Тоска по малой родине

 
    я б хотел погулять среди сосен,
    в ароматном, весеннем лесу,
    и прислушаться к многоголосью
    сотен птиц, и сбивая росу
    с бархатисто-прохладных травинок,
    пробежаться бы мне босиком
    по местам, что не знают тропинок,
    и каким человек незнаком.
 
 
    я б забыл городское пекло
    и удушливый, трубный смог,
    я любимую песню спел бы,
    написал бы красивый слог,
    чтобы он зазвучал свирелью,
    чтобы хлынуло время вспять…
    ты прости меня, Новоельня,
    ты дождись меня, милая мать.
 

Беглецы

пускай закипает тягучая магма

в природной подземной печи,

и если у нас будут спрашивать, как мы —

молчи, ради Бога, молчи!

ещё не закончились наши проблемы,

всё ждут своего трепачи,

и если у нас будут спрашивать, где мы —

молчи, ради Бога, молчи!

почти незаметны, почти незнакомы,

так запросто не обличить,

и если у нас будут спрашивать, кто мы —

молчи, ради Бога, молчи!

под этим бездонным, седым небосклоном

смотри, что творят циркачи,

и если у нас будут спрашивать, что нам —

ответь: «От свободы ключи».

Последний сеанс

 
       странно крутится киноплёнка —
       то старик я с глазами ребёнка,
       то ребёнок с душой старика,
       и не всё ещё это, пока.
 
 
       голоса стонут шёпотом, хрипом,
       и сменяются кадры со скрипом,
       что-то станется, наверняка,
       ведь не всё ещё это, пока.
 
 
       но никто не идёт мне навстречу
       и в конце опускаются плечи,
       подо мной забурлила река…
       и ни пола нет, ни потолка.
 

Западня

 
       луна молчит, бледнея жёлтым
       сквозь мутноватость облаков,
       не избалована комфортом
       на протяжении веков.
 
 
       а я под ней стою бессонный,
       скрежещут ветви тополей,
       неумолимо, неуклонно
       становится ещё темней.
 
 
       на миг вокруг всё затихает:
       река, цикады, ветер, лес…
       я слишком поздно понимаю,
       как близко подобрался бес.
 

Терпение

 
          казалось, что ещё вчера
          всё было хуже во сто крат,
          но как ты вспыхнула с утра,
          затмив собою сущий Ад!
 
 
          и я хватаюсь не за то,
          и в голове сплошной бардак,
          а под колёсами авто —
          крутой болотистый овраг.
 
 
          на пассажирском – плачешь ты,
          кричишь, что нечего надеть,
          что не дарю тебе цветы,
          и что не можешь похудеть.
 
 
          а я вчера, поставив блюз,
          вписал тебя на белый лист,
          чтоб знала – верю и люблю
          тебя за каждый твой каприз.
 

После дождя

 
            стало небо светлей,
            потихонечку сохнут
            после штурма дождей
            равнодушные окна.
 
 
            дворник выскреб метлой
            из-под лавок окурки,
            заигралось, хоть крой,
            солнце с тучами в жмурки.
 
 
            а вообще, хорошо —
            быстро, в меру обильно.
            после ливня свежо.
            и работать – не пыльно.
 

Возвращение домой

 
    листопад притомился за день
    и склонились к земле цветы,
    сохнет небо, на город глядя,
    на распятия улиц пустых.
 
 
    этой ночью промозглой, осенней,
    избалованный тёплым жильём,
    торопливо шагаю и тени
    шепчут тихо: «идём, идём…»
 
 
    мне осталось совсем немножко,
    облегчение, где-то внутри,
    потому что в твоём окошке
    тёплый, радостный свет горит.
 
 
    и шипят, разбегаясь, тени
    и не бьёт больше нервная дрожь.
    после тяжких, лихих злоключений
    я люблю, когда ты меня ждёшь.
 

Полночь

 
золотом чистейшим древних инков
догорает солнечный закат,
на стене сменяются картинки —
это тени правят маскарад.
 
 
вышла ночь – непуганая птица
и шныряет между фонарей,
ей, как мне, а мне, как ей – не спится
в городе негаснущих огней.
 
 
мне б уснуть и вновь увидеть замок,
тот, под серебристою луной,
и наивно-милых чужестранок,
абсолютно увлечённых мной.
 

Весеннее равнодушие

 
вышло солнце и блики повсюду,
разгорается день за окном,
только я просыпаться не буду,
опьянённый приятнейшим сном.
 
 
знаю я – и сегодня, и завтра
те же лица увижу опять,
те же чувства, и съем тот же завтрак,
тот же ужин, и в ту же кровать
 
 
завалюсь постаревший, уставший,
будто выпил всю горечь до дна…
а на улице будет всё так же
ликовать затяжная весна.
 

Дерево

 
  снился сон: я – дерево у дома,
  ухожу корнями вглубь земли,
  чтоб никто из близких и знакомых
  заглянуть мне в душу не смогли.
 
 
  ствол изрезан, иссечён ножами,
  ничего, бывалый ветеран,
  истекаю, как смолой, словами
  из глубоких и бессчётных ран.
 
 
  на заре заколотилось сердце,
  кто-то вновь схватился за топор,
  мне бы кроной в небо упереться,
  чтоб бревном не грохнуться на двор.
 
 
  мне бы снова в листья приодеться,
  сколько тут осталось до весны,
  я живой пока, я помню детство,
  я грущу, смеюсь, я вижу сны.
 
 
  мне бы каплю солнечного света,
  без него я обхожусь едва,
  дайте мне ещё увидеть лето,
  а потом – рубите на дрова!