Текст книги "Скромное апостольство."

Помыслы

Они легче пуха и незаметнее слабого ветерка. За день их бывает так много и они так разнообразны, что отследить их все и дать себе отчет в их качестве едва ли возможно. Мы говорим о помыслах.

Они есть у всех, и они не только разнообразны. По временам они еще и безобразны. А еще пусты, или неожиданны, или фантасмагоричны. Кто поймает их сачком, как бабочку? Кто пересчитает их, как песчинки в горсти? Да стоит ли вообще обращать на них внимание или можно махнуть рукой на эту мысленную моль, на эту пыль, соскучившуюся по мокрой тряпке?

Что ж, мокрая тряпка действительно нужна, а вот просто отмахнуться от этой опасной мелюзги не получится.

В своем Первом Соборном послании апостол Петр напоминает христианам об их прежней жизни, о той нравственной грязи, которую они отвергли с отвращением.

«Довольно, – говорит он, – что вы в прошедшее время жизни поступали по воле языческой, предаваясь нечистотам, похотям (мужеложству, скотоложству, помыслам), пьянству, излишеству в пище и питии и нелепому идолослужению; поэтому они (прежние товарищи по греху. – Примеч. авт.) и дивятся, что вы не участвуете с ними в том же распутстве, и злословят вас» (1 Пет. 4, 3–4).

Очень важно и не менее удивительно здесь то, что в перечне похотей у апостола помыслы стоят в ближайшем соседстве с такими очевидными гадостями, как мужеложство и скотоложство. Если бы мы с вами составляли перечни грехов и их классификацию, то никогда бы не поместили эфемерные (казалось бы) мысли рядом с вопиющими плотскими грехами. Очевидно, мы не до конца понимаем некоторые принципиальные по важности вещи.

Вот Каин. Прежде чем восстать на младшего брата и убить его, первенец Адама и Евы мучился от неотступной мысли. Явные признаки этой внутренней борьбы, которую Каин проиграл, описаны подробно.

«Каин сильно огорчился, и поникло лицо его. И сказал Господь Бог Каину: почему ты огорчился? И отчего поникло лице твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт. 4, 5–7).

«У дверей грех лежит, он влечет тебя к себе», – вот она, настырная, неотступная мысль, лишающая человека покоя днем и ночью. Это пока еще только мысль, но она уже грех, лежащий у порога. У человека есть власть бороться с ней (сказано: «господствуй»). Если же она победит, а не ты, то грех очевидный, в пространстве и времени, произойдет с пугающей неумолимостью.

Закоренелый грешник, собственно, это и есть человек, которого победила неотступная мысль. Привлекла к себе внимание, переползла через порог, забралась в сердце и уходить не хочет. Так, патологический ревнивец, сексуальный маньяк, ненасытный вор, человек, вечно не довольный жизнью, ропщущий и завидующий, и так далее – суть люди, потерпевшие поражение в невидимой борьбе. А в этой борьбе и немудрено проиграть, поскольку львиная доля людей даже не подозревает, что такая борьба существует.

Библейское откровение до царя Давида мало говорит о внутреннем мире человека, в том числе о помышлениях сердца. Видно, человек был не способен к такому повороту зрения внутрь себя и вниманию к помыслам. Начиная же с Давида и его Псалтири разговор о тайне сердца зазвучал, и уже его вряд ли остановишь.

Греху предшествует мысль, а постоянному греховному поведению предшествует создание внутри человека целой мысленной системы греха, сложно разветвленной, как кровообращение. Этим откровением мы обязаны сыну Иессея и отцу Соломона. До него Святому Духу не с кем было заговорить о предметах столь тонких. Вот примеры из псалмов.

В надмении своем нечестивый пренебрегает Господа: «не взыщет»; во всех помыслах его: «нет Бога!» Это из псалма 9-го. Там же: говорит в сердце своем: «не поколеблюсь; в род и род не приключится мне зла». И еще: хватает бедного, увлекая в сети свои; сгибается, прилегает, – и бедные падают в сильные когти его; говорит в сердце своем: «забыл Бог, закрыл лице Свое, не увидит никогда». То есть, чтобы ободрать ближнего как липку, чтобы сожрать его заживо, подставить, свести со света, нужно прежде всего сказать внутри себя: Бога нет! А если и есть, то Он не видит, забыл, закрыл лицо и прочее. Злодею необходим мысленный фундамент деятельности. А раз он необходим, то он и неизбежен.

Все эти слова-помыслы произносятся внутри сердца. Вот помыслы окаянной дочери Вавилона: она говорит в сердце своем: «сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!» А вот то, что будет ей за этот укоренившийся образ мыслей: «За то в один день придут на нее казни, смерть и плач и голод, и будет сожжена огнем, потому что силен Господь Бог, судящий ее» (Откр. 18, 7–8).

«Сказал безумец в сердце своем: “нет Бога”. Они развратились, совершили гнусные дела; нет делающего добро» (Пс. 13, 1). Это уже слова безумного с неумолимым практическим выводом из них в виде гнусных дел и развращения. Писание, как видим, не оставляет маневра для светского гуманизма или безбожной доброты. Это довольно строго. Многие верующие не на шутку напуганы этой строгостью Всеблагого Бога. Испугаться есть от чего. И если бы мы сами выдумывали Бога, а не Он открывал Себя, то мы выдумали бы Его образцом толерантности. Реальная строгость Писания путает нам лукавые карты.

Впрочем, это не строже, чем огонь, льющийся на Содом. И это не строже, чем воды, заливающие всех, кроме сидящих в ковчеге. А ведь и у Содома, и у человечества при Ное были, надо полагать, свои прочные мысленные конструкции. Вернее, они казались прочными, пока к одним не пришла вода, а других не накрыл огонь.

Зачем?

Смотрел как-то давно документальный фильм о жителях японского острова Окинава. На этом острове есть известная школа карате. И среди прочих персонажей в фильме был старик, много-много лет занимающийся этим спортом и тренирующий молодых. Его спросили на камеру: зачем вы занимаетесь этим не спортом даже, а боевым искусством? Я подумал тогда: «Что за вопрос глупый?! Мне, например, и так ясно, зачем по мешку бить и ноги задирать. Ноги нужно задирать, чтобы эффектно бить по голове противника в присутствии посторонних зрителей. А вообще заниматься надо, чтобы быть самым “крутым” во дворе или в районе; или сниматься в кино, как Ван Дамм или Брюс Ли; или служить в войсках специального назначения. Пожалуй, всё». Старик с Окинавы разрушил мои представления. Он сказал: «Я тренируюсь всю жизнь, чтобы сохранить здоровье, которое мне нужно главным образом для того, чтобы кормить семью». Потом еще что-то сказал про семью. А закончил словами: «И, конечно, я должен быть сильным, если будут вдруг обижать мою семью». Всюду у него была семья, и не было в мотивах ничего эффектного и яркого. Только одно жизненное – и это было потрясающе.

Но потрясающе еще и то, что, распространяя удивленный взгляд дальше, мы можем обнаружить, что не знаем вообще мотивов и намерений тех людей, чьи дела у нас на виду. Это может относиться к целым культурам. Зачем японцы улыбаются? Зачем негры танцуют? Ответы ведь не так просты. Может это относиться и к людям. «Я думал, что сосед такой экономный и на трех работах вкалывает из-за того, что жадный. Деньги любит. А у него на руках, оказывается, парализованный отец, и много денег уходит на сиделок и лекарства». Да что говорить! В голове у Винни Пуха опилки, у меня же – иллюзии и предрассудки. Греховный туман, искажающий действительность. Это касается вещей элементарных, находящихся вечно перед носом, о которых и думать как-то стыдно. И так все кажется понятным.

Зачем вот мы едим? Легкий вопрос, правда? Чтобы жить, двигаться и т. д. Ответ неверный. Этот ответ из области механистического мировоззрения Нового времени, согласно которому человек – мыслящая машина, и только. Машине нужен бензин, человеку – яичница. Вот, мол, и вся разница. Это басурманство вбито в головы миллионов. На самом же деле функция поддержания жизни вовсе не единственная. Есть еще то, чего нет у машины, а именно – наслаждение. «Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на Бога живаго, дающего нам все обильно для наслаждения» (1 Тим. 6, 17). Эта мысль о наслаждении (и непременном затем благодарении) проходит через все Писание. Есть она и в «Учении двенадцати апостолов». А что еще важно, так это то, что пища существует для общения. И обстоятельное общение людей почти всегда предполагает преломление хлеба, как и наоборот – преломление хлеба предполагает сотрапезника.

Непринужденно болтая о том о сем, или решая проблемы сложные, или обсуждая что-то, или радостно общаясь с тем, кого не видели, мы всякий раз или накрываем стол, или ищем уютный столик в кафе, или просто спешим заварить чай и отыскать печенье. Праздник на приходе немыслим без обеда, как немыслима без накрытого стола свадьба или день рождения. Общение без еды почти отсутствует. Энергетическая ценность продукта – это последнее, чем стоит здесь интересоваться. Главное, чтобы было с кем хлеб разломить и чтоб было понимание, что еда – от Бога. Чтобы знать, Кого поблагодарить.

Точно так же и с супружеством. Люди женятся не только, чтобы род продолжать. Совсем не только. Супруга дается мужу, например, в утешение. Сказано: «Источник твой да будет благословен; и утешайся женою юности твоей, любезною ланью и прекрасною серною» (Притч. 5, 18–19). Утешайся! Утешают же, как известно, унывающих, уставших и перепуганных, что есть точное словесное описание современного человека. А еще она (жена) – помощница, о чем в самом начале Библии сказано. А еще сказано: «Во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа» (1 Кор. 7, 2). Вон сколько. И в утешение, и в помощь, и во избежание блуда. А дети – это как бы само собой понятно. Чего о них говорить? Хотя и о них нужно говорить. Только не сейчас.

Мы затеяли важный разговор, касающийся качества жизни, ибо внутренняя, незримая и ценностная часть жизни формируется именно мотивацией, видением цели. Неправильная же мотивация или слепые действия делают из человека суетящийся манекен, а плоды трудов развеивают по ветру. Зачем вот мы спим? Для отдыха, говорите? А может, для бесплатных путешествий? Человек спящий вовсе не машина, стоящая в гараже. Та мертва, а этот жив. И он может летать во сне (даже в старости) или бывать в местах незнакомых. Или вдруг среди сна может вспомнить забытый грех и проснуться в поту. Свести сон к одному лишь физическому отдыху – это не что иное, как бесчувственное упрощение жизни, свойственное опять-таки новейшему времени с его погоней только за деньгами и успехом. И кто еще помнит из нас о том, что работа тоже дана человеку не только в наказание и для пропитания, но что в ней может и должна таиться радость? Радость изобретателя, видящего свой самолет оторвавшимся от земли. Радость садовника, обрывающего созревшие яблоки. Радость матери, красиво заплетшей дочкины косички на первый звонок. И так далее. Забыть о радости в труде – это значит так испортить свою жизнь, что только и останется завидовать, ворчать, напиваться после работы и ходить на митинги «за хорошую жизнь».

Человек не может «просто есть», «просто уснуть и проснуться», «просто влюбиться»… Ничего у него не просто, потому сам он не прост. Всюду он, сам того не желая и иногда не замечая, засовывает то руку, то нос в иные миры. Всюду на него дует какой-то сквозняк из иного измерения. И мокрый нос нужно держать по ветру именно этого сквозняка, а не так вот уткнуться взглядом в землю и жевать свой бутерброд с мыслью: «Почему жизнь ко мне несправедлива?»

Мы тронули тугую струну, и, кажется, она зазвенела. Но подкрепим свои догадки напоследок и голосом признанного авторитета: «Следует целиком обратить взор ума на самые незначительные и наиболее легкие вещи и дольше задерживаться на них, пока мы не научимся отчетливо и ясно усматривать истину» (Рене Декарт. Правила для руководства ума).

Монашеская история. Поучение о последних временах

Сегодня я бы хотел обратиться к слову великого человека, преподобного Антония Великого – Мегалос Антониос. И вот что он пишет: «Настанет некогда время, и человеки вознедугуют. Увидев не подверженного общей болезни, восстанут на него, говоря: ты по преимуществу находишься в недуге, потому что ты не подобен нам».

Речь идет о неких временах, когда грех примется за норму, безгрешие – за извращение и опасную болезнь. И когда люди будут активно вовлекать в грех всеми способами и средствами остальных людей, малое число не желающих грешить. На том основании, что они здоровые, а вы больные. Вы больные, потому что вы не похожи на нас, нас – большинство. Давайте мы с большинством разберемся.

Мы живем в государствах с победившей демократической процедурой. То есть на выборах побеждает большинство. Перевес в один голос, в один процент. Все равно большинство, даже ничтожное большинство отголосовавших считают, что они, собственно, имеют мандат на истину. А все остальные, не похожие на них, должны покориться победившему большинству, даже с ничтожным перевесом. Таковы процедуры мира, в котором мы живем, и мы не поменяем этого. Но правда ли это? Может ли один человек быть прав, а большинство неправы?

Может. Пример – Ной. Строил несуразный деревянный ящик огромного размера, вдалеке от моря и океана, в горах. И говорил, что будет потоп и люди будут гибнуть. Если хочешь – помогай, если хочешь – зайди со мной в этот Ковчег. Он был предметом пререканий и насмешек. То есть над ним просто, извиняюсь, ржали. Странный парень строит с сыновьями, втроем, вчетвером какой-то страшный ящик. Без паруса, без руля, без киля, без ветрил. Без ничего. Какой-то потоп будет. Долго ли они занимались этим занятием? 120 лет он строил Ковчег. Люди жили долго, 500–600 лет или более. И они имели постоянную насмешку перед глазами. Странный Ной занимается ерундой. Потом, когда уже потемнело небо, ударил гром, полились воды как из ведра на грешную землю и когда Ковчег закрылся, туда вошли все, кто должен был войти, смех закончился. Но уже было поздно.

Один человек может быть прав. Большинство правым быть не обязано. Оно побеждает по демократической процедуре. Но оно неправо по метафизике. Помню, в юности выслушал интервью с Максимовым, писателем-прозаиком, нашим русским эмигрантом. Тогда мы жили все в плену иллюзий о том, что демократия – это хорошо. А он говорит: демократия – это победа большинства, но не победа лучшего. Поймите, что лучшее – это удел меньшинства. Что меньшее число людей справедливы, целомудренны, верны, мужественны, воздержанны, благородны в намерениях. А весь остальной плебс дышит одним и тем же: хлебом, зрелищем, желанием нагадить на голову сопернику. Поэтому большинство – это победа демократии, но это не победа лучшего.

Вот святой Антоний говорит о том, что будут времена… А он говорил это, сидя в пустыни. Он не был аналитиком, не занимался анализом рынков или психологией масс. Он молился Богу, и Бог открывал ему будущее. Он говорил: будет время, народ вознедугует. И тогда один здоровый будет видеть указательные персты, тычущиеся в него. Скажут: ты больной, ты не согласен с нами. Ты говоришь: я хочу жить с одной женой. Ему скажут: живи со всеми. Живи со всеми, со всем, что шевелится, живи. Что ты, глянь на нас. Вот, нас много, и мы правы. Потому что нас большинство. Что ты вцепился в свою одну, верную-благоверную, живешь с ней одной. Ты со всеми живи, со всеми, кто, повторяю, дышит и шевелится, вплоть до бессловесных. Так оно и есть. Что это ты стыдишься аборт сделать? – говорят женщине блудницы-подружки. Что ты стыдишься мужика себе завести, молодого любовника, чтоб помолодеть, чтоб кожа была лучше. Некоторые современные женщины заводят себе любовников ради кожи. Нет чтоб замуж выйти, семью создать, а чтобы кожа была хороша. Заведи себе молодого какого-то любовника, приплачивай ему, если он, бедняга, какой-нибудь гастарбайтер. И кожа будет хорошая. Ах, ты не хочешь? Так ты глупая. Ты темная. А мы умные, мы знаем, как жить. А ты вообще какая-то странная, потому что нас много, а ты одна.

И я могу много вам перечислить примеров, самых жутких, касающихся и крови, и семени, и денег, и душ, и тел человеческих, и смертей, и воскресений, и болезней, и выздоровлений. Когда люди, сошедшие с ума, тычут в тебя натруженным указательным пальцем, говорят: ты больной. Человек отвечает: «почему я больной, потому, что я отдаю ползарплаты нуждающимся? Или потому больной, что я в воскресенье в церквь иду молиться? Почему я больной, потому что не хочу жене изменить?» Или: «у меня родился ребенок-даун, и я его не бросил, я его воспитываю», – говорит другой. Говорят: ты больной, ты не можешь жить, как мы, мы живем для удовольствия, а ты живешь непонятно для чего.

Об этом в IV веке сказал Великий Антоний, который будто бы жил здесь на Рублевке, например, или на Манхэттене, или в Сохо английском, или где-нибудь еще. И он сказал, что будет время, когда не подверженного общим болезням будут третировать люди больные, говоря: ты по преимуществу болен, ибо ты не похож на нас. Не бойтесь за правду казаться дураками. Если вам стыдно быть дураком перед нечестивцами за правду, то слаба вера ваша. Надо радоваться, когда вас обзывают нечестивцы. Ругань злодеев – это самая лучшая похвала.

Безбожие

Оно может быть словесным и бессловесным. Безбожие становится словесным, когда придумывает себе теорию для собственного оправдания. В этом качестве оно становится особенно опасным, как зараза, разросшаяся до эпидемии. Теперь учение можно преподавать с кафедры, писать на его основе сценарии, составлять трактаты и прочее. Появятся ученики, последователи, политические формы, выстроенные на попытке жить без Бога.

Итальянцы эпохи Возрождения сказали, что религия – это заговор духовенства с целью управления невежественной толпой. Французы эпохи Просвещения сказали, что религия – это массовое заблуждение, изгоняемое умножением позитивного научного знания. Коммунисты сказали, что религия – это форма эксплуатации и поддержания правящих классов. Фрейд сказал, что это невроз.

Мысли летают в воздухе. Не читая книг, можно улавливать и повторять чужие глупости, искренно веря, что ты сам до этого додумался. Это явление повсеместно. Люди верят в науку (тем больше верят, чем меньше в ней разбираются), ходят к психоаналитикам, считают религию делом необразованных масс и обвиняют Церковь во всем, до чего додумаются или услышат в сплетнях. Им кажется, что все это – «их личное мнение», но это лишь давно и не ими пережеванная и проглоченная пища.

Впрочем, для атеизма менее всего нужны знания. Нужно просто заранее выбрать для себя стиль жизни, вполне безбожный, и уже затем подбирать аргументацию. Подбирать, скорее всего, бессистемно, как придется. Последовательное мышление – признак не нашей эпохи.

Стиль вышеупомянутой жизни (безбожия) умещается в малые слова. Это непременно гордость: «Я никому не кланялся и кланяться не буду. Бог, если Он есть, не исключение». И еще это нравственная нечистота, с которой человек не согласен расстаться. Не хочет или не может. Ведь чувствует же всякий, что стоит признать бытие Божие, как сразу свяжешься заповедями. Элементарно: Бог есть, значит, я обязан. Чтобы сохранить любезный и греховный образ жизни, Бога приходится отрицать.

Итак, спорить с атеистом – занятие, раздражающее бесполезностью. Атеист уперт. В нем спорит не ум, а нутро, отвращающееся от покаяния.

Быть может, мы иногда тратим слишком много сил на то, чтобы подобрать научную и историческую аргументацию в пользу веры. Сам по себе материал для подобной аргументации огромен и стремится к бесконечности. Но в том-то и дело, что ум врагов веры скорее кичлив и неусерден, нежели основателен и жаден до истины.

Вспомните свои разговоры с теми, на кого луч веры не падал. Не правда ли, они скачут умом с темы на тему и не умеют вести мысль по однажды выбранному пути. Непостоянство ума, блошиная прыгучесть незрелой мысли есть их отличительная черта.

Еще они быстро устают от кропотливого погружения в проблематику и вскоре раздражаются. Раздражаются. Работа ума вообще не воспринимается ими как работа, но лишь как словесная трескотня о том о сем. Да и основательных знаний за душой обычно там нет. Есть лишь разрозненные словесные кусочки и отрывки, то ли подслушанные, то ли прочитанные на бегу. Все это похоже на несколько пазлов из большой картины, когда большинство деталей утеряно.

Но если и убедишь человека отказаться от мифологии самозарождающейся жизни из мертвой материи; если приведешь человека к признанию того, что у сложнейшего и тонко настроенного мира есть Всемогущий Творец, работа не окончится. Признание Бога должно быть смиренным. И вслед за признанием должно следовать поклонение и прославление, служение и молитва.

«Я не верю в Бога, но никогда не подниму руку на храм или его служителей», – это вполне реальные слова, могущие прозвучать хоть сию минуту. «Я верю в Бога, но Церковь и попов ненавижу», – это тоже вполне реальные слова, звучащие постоянно. Сами рассудите, что страшней или отвратительней.

Кроме чистого отрицания мира веры есть еще темная духовность. Спириты, колдуны и прочие вовсе не материалисты. Они по-своему «духовны». И эта особая духовность подстерегает всех, кто выползает из темной норы материализма.

Среди наших людей, не исключая крещеных, множество бытовых атеистов. Они любят себя и свои грехи и оттого не собираются признать Бога Богом и смиренно поклониться Ему. Все, кто любит Господа, должны будут до скончания века и по нарастающей бороться, схлестываться в спорах с врагами Бога. Этот неизбежно. На каком-то этапе, когда безбожие численно превысит верующих на порядки, придется замолчать. Это будет своеобразный уход в новые катакомбы, и Церковь закончит тем, чем начинала. Но пока это время не настало (а оно не настало!), нужно учиться, не оставлять церковной молитвы и закалять дух для словесных схваток. За Бога, за истину Его бытия, за славу Его имени.