Текст книги "Приговоренные"

Глава 9

Районная психиатрическая больница помещалась в старой постройке, длинной и низкой, напоминающей коровник. Вопреки уверениям Бори, посетителей сегодня не пускали. Но все вопросы удалось решить, сунув немного денег старику вахтеру, дремавшему на стуле возле входной двери, и молодому улыбчивому санитару. Он проводил Радченко до палаты. Остановившись на пороге, показал пальцем на женщину, сидевшую на койке у окна.

Молодой человек прижал палец к губам и прошептал:

– Только покороче. Сейчас по графику тихий час. Если главный врач увидит, что вы с больными разговариваете, быть беде. Велит запереть в подвале. Там, где храним картошку с больничного огорода и кислую капусту. Ну, за нарушение режима.

– Кого запереть? – округлил глаза Радченко.

– Не вас, конечно. Вашу знакомую.

– Я коротко, – пообещал Дима. – Как она? Мне говорили: головные боли…

– С головными болями у нас не держат. Белова жаловалась врачу, что у нее сохнут мозги. Кожа отстает от тела. И отваливается. По спине ползают клопы. Иногда ей кажется, что она уже умерла и теперь мучается в аду.

При появлении посетителя, Белова не выразила ни любопытства, ни тревоги. Она мельком глянула на Диму. Повернула голову и продолжила смотреть, как молодая девка, сидевшая на кровати в противоположном углу, мнет ладонями хлебный мякиш. Девка была слепой на один глаз, вместо него на мир смотрело пустое темное отверстие. Второй глаз сильно щурила, она клонила голову на бок, будто голова не держалась на цыплячьей шее. Горло девки было перевязано несвежими бинтами, на которых проступали пятна засохшей крови. Она лепила из хлебной мякины, словно из пластилина, человечка. У фигурки была большая голова, продолговатое туловище и тонкие ножки, похожие на червячков.

Радченко положил на подоконник пакет с гостинцами: кекс «апельсиновый» с цукатами из сушеной моркови, пачку сливочного масла, немного конфет в кульке из газеты и сто пятьдесят грамм вареной колбасы. Кажется, не очень свежей. Других гостинцев в больницу проносить не разрешали. Да и в магазинчике, что попался по дороге, ничего лучше не нашлось. Дима придвинул табуретку, поздоровался, присел рядом Беловой.

Он представился и коротко рассказал, какое дело привело его сюда. Антонина молча кивала головой, продолжая наблюдать, как из хлебной мякины на свет рождается человечек.

– Я сразу поняла, что вы друг Джейн, – вдруг сказала она. – Как только вас увидела, подумала, что вас зовут Дима.

Белова открыла тумбочку и вытащила фотографию Джейн, которую, уходя, оставил Девяткин.

– Я хочу помочь, – прошептала Белова. – Мне кажется, я знаю, где она.

Радченко кивнул и осмотрелся по сторонам. В палате восемь коек, из них заняты только четыре. Одна женщина спала, накрывшись одеялом. Был виден только розовый затылок и седые спутанные волосы. Ее соседка, очень высокая и худая, с синяками на лице при появлении незнакомца заволновалась. Вскочив на ноги, накинула на плечи изъеденный молью шерстяной платок и выскочила в коридор как ошпаренная. Женщине казалось, что в палате пахнет фекалиями, а окружающие люди уверены, что нехороший запах исходит именно от нее. Поэтому к ней не хотят приближаться, с ней не хотят разговаривать. В такие минуты она выходила в коридор и долго бродила там одна.

– Долго вас тут продержат? – спросил Радченко.

– Месяц, – прошептала в ответ Белова.

– Я могу позвонить вашим друзьям из милиции. И через пару часов вас вытащат отсюда.

– Не надо никуда звонить. Тут мне лучше.

– Я сделаю все, чтобы найти Джейн. Чтобы помочь ей, – Радченко старался говорить тихо, чтобы не разбудить спящую женщину. – Только немного помогите мне.

Белова поманила Диму пальцем. Когда он наклонился, обхватила одной рукой его плечи, другую руку прижала к фотографии Джейн. И начала что-то горячо шептать в его ухо. Антонина выговорилась через пару минут. Замолчав, отсела ближе к окну и снова стала молча смотреть в угол палаты, где одноглазая девушка заканчивала свою работу. У хлебного человечка появились руки и непропорционально большой, длиннее ног, половой член.

– Спасибо, – прошептал Дима и поднялся. – Это ценная информация. Почему вы не сказали об этом Девяткину? Ну, когда он приходил.

– Тогда я этого не знала. Да он и слушать не стал бы.

Девушка посадила хлебного человечка на край тумбочки, тот не хотел сидеть. Падал головой вниз.

– Эй мужчина, хочешь получить хороший урок любви? – девушка неотрывно смотрела на Диму своим единственным глазом. – Очень хороший урок. Ты долго его не забудешь. Ну, иди сюда.

Радченко промычал что-то невразумительное.

– Жену бросишь, – сказала девушка. – Ко мне переедешь. У меня дома хорошо. Свой угол у окна, за занавеской. Дрова есть. И еще мне пенсию платят по инвалидности.

– В другой раз обязательно, – пообещал Радченко. – Сегодня, к сожалению, очень спешу.

– Напрасно удираешь, – одноглазая девушка была разочарована отказом. – Иди сюда, тебе говорят. Плата небольшая – пачка сигарет. Или можно деньгами. Ладно, сегодня я снижу цену. Для такого красавчика – всего полпачки. Ну, что молчишь, жадина.

Девушка поднялась, сделала несколько шагов вперед, пытаясь подойти ближе. Но Радченко уже стоял на пороге. Ему вслед полетел хлебный человечек. В полете у него отвалилась голова и член. Хлопнула дверь, Радченко проследовал коридор со скоростью курьерского поезда. Он отдышался, оказавшись на улице. Сел в машину, набрал телефон шефа юридической фирмы и коротко пересказал то, что услышал от Беловой.

– Что думаешь делать? – спросил босс.

– Пожалуй, полечу, – ответил Радченко. – Сейчас же закажу билет на вечерний рейс. Завтра утром буду на месте. Моя экспедиция займет всего пару дней, не больше.

– Помни, путешественник: мне нужен результат, – сказал Полозов. – Если менты работают с этой бабой… Значит, она чего-то стоит. Лети. И оправдай все мои ожидания.

* * *

Джейн давно потеряла счет времени, проведенному в грузовом отсеке фургона. Она устала от неизвестности и страха. Наручники с нее сняли, но короткой толстой веревкой прикрутили ногу к железной скобе. Веревка быстро стерла кожу, на щиколотке появилась кровавая полоса. Джейн хотелось плакать, но слез не было. Хотелось спать, но не было сна. Она впала в состояние прострации, когда трудно понять, где находишься, что происходит. Только кружится голова, а к горлу подступает тошнота.

Затянувшееся путешествие закончилось, когда над землей соткалась паутина первых сумерек. Сапог, счастливый тем, что тяжелая дорога позади, подхватил Джейн под локоть, потащил вверх к дому из круглых бревен. Этот дом, как и тот, где они останавливались раньше, стоял на высоком месте, огороженный со всех сторон высоким глухим забором. В низине виднеются несколько домов, кажется, заброшенных. В одном выбиты все окна, крыльцо развалилось, а входная дверь сорвана с петель. А следующий дом обитаем, над трубой вьется серый дым, а на дворе заливисто лает собака.

Джейн оказалась в большой комнате, окна которой выходили на три стороны. Видимо, недавно здесь жили люди, в комнате чисто, пахнет опилками. Посередине большой стол, за которым свободно рассядутся человек десять, и еще останется место. В углу большая русская печь, сложены дрова и береста на растопку. Джейн добрела до кровати, упала на нее и, уткнувшись носом в подушку, пропахшую соломой, провалилась в забытье.

Она очнулась от неясного гула, раздававшегося где-то вдалеке. Джейн открыла глаза и прислушалась. Послышался звук, похожий на раскат грома. На столе горели две самодельных свечи, сделанных из кусочка материи и бараньего сала, помещенного в банку. Свечи коптили, пахло горелым жиром. Сидевший за столом Сотник, раскладывал карточный пасьянс. На дальней койке в углу, повалившись на спину, похрапывал Палыч. Он чмокал губами и улыбался, словно видел во сне любимую женщину.

За окном темнота, из которой выплывают крупные снежные хлопья. Они липнут к стеклу и пропадают. По жестяному подоконнику стучат дождевые капли, в печной трубе воет ветер. У ближнего окна Сапог терзает радиоприемник. Из динамика доносится шипение, которое перекрывает едва слышный голос диктора. Разобрать слова почти невозможно. Сапог подносит приемник к уху, вертит ручку настройки и хлопает ладонью по задней панели. Но слышно все то же шипение и неразборчивое бормотание диктора.

Кто-то пустил ходики на противоположной стене. Если верить часам – два с четвертью ночи.

– Проснулась? – спросил Сотник.

– Что это за грохот? Ну, вдалеке?

– По радио передают, что на гидроэлектростанции в экстренном порядке сбрасывают воду, – охотно объяснил Сотник. – Дождь со снегом – тут уже неделю, без конца. Лед на реках тает. Водохранилище переполнено. Грохот – это взрывы. Ниже по течению реки и в ее протоках стоит лед. Поэтому воде деваться некуда. Спасатели взрывают лед даже ночью. Чтобы вода быстрее уходила. В этих краях почти каждую весну такая канитель. Чего по радио врут, Сапог?

– Вроде бы обещают паводок.

– И это все?

Сапог не стал пересказывать всего, что слышал. Какой-то местный начальник, губернатор края или чин поменьше, решил объявить эвакуацию в нескольких деревнях. Пока не поднялась вода, он советует жителям бросать дома, скот, нажитое имущество. И двигаться в сторону районного центра на машинах или своим ходом. А в райцентр вода не доберется ни при каких обстоятельствах. Но какой дурак имущество и скотину бросит? Этот начальник или совсем тупой или притворятся. Еще передали, что спасатели окажут помощь всем, кто самостоятельно не сможет покинуть зону бедствия.

– Если вода поднимется, спасатели станут ездить на лодках, – сказал Сапог. – Я дальше не все понял.

– А если вода поднимется и не уйдет? – спросила Джейн.

– Куда она денется? – Сотник сгреб карты, перемешал колоду и стал раскладывать новый пасьянс. – Все уходит в этой жизни. И близкие люди, и молодость. И вода, кстати, тоже уходит. Но быстрее всего уходят деньги. И потом долго, мучительно вспоминаешь, куда же они делись. Были, и вдруг нет. Увы, вспомнить не можешь. Тебе в сортир что ли?

– Надо бы, – кивнула Джейн.

– Наручники надевать не будем, – улыбнулся Сотник. – Надеюсь на твою сознательность.

Сапог, отложив приемник, поднялся и вышел в сени следом за женщиной. В руке он держал фонарик с длинной рукояткой. Джейн приоткрыла дверь, спустилась с крыльца и встала.

– Ну, чего? – вылез из-за ее спины Сапог. – Ноги что ли отнялись?

– Ты только посмотри. Господи…

Сапог спустился на пару ступеней, направил вниз световой круг фонаря и выдавил из себя звук, похожий на стон. Вместо земли, припорошенной снегом, под ногами хлюпала жидкая грязь. Там, где несколько часов назад было ровное пространство хозяйственного двора, теперь образовалось озерцо, в котором плавал то ли тазик, то ли кастрюля.

– Ничего, к утру вода уйдет, – Сапог сплюнул под ноги. – Проклятая река.

* * *

К утру вода поднялась так высоко, что затопило низину, где стоял фургон. Над темной жижей, в которой плавало крошево изо льда, поднималась лишь крыша автомобиля. Сотник с мрачным видом смолил сигареты, глядел в окно и думал о том, что ночью не понял масштабов того, что случилось. Даже не спустился к машине, чтобы поднять в дом сумку с ноутбуком и спутниковым телефоном.

– Дочка, доча… Где ты? Отзовись, родная…

Женские крики долетали то ли из соседнего двора, то ли из дома через улицу. Но казалось, кричали где-то совсем близко. В сенях или в соседней комнате. Эти крики начались под утро, разбудили заснувшего за столом Сотника. И не прекращались уже несколько часов. Где-то мычала корова, она не хотела умирать. Но никто из хозяев почему-то не появился, не вывел ее из стойла, из холодной грязной воды, достающей до шеи животного. Джейн сидела на кровати. Уперевшись локтями в колени, она разглядывала доски пола. Казалось, это интереснейшее занятие поглотило ее целиком. Наконец она подняла голову и посмотрела на Сотника.

– Неужели никак нельзя помочь этой женщине? Неужели вы ничего не можете сделать?

– Я не спасатель, – усмехнулся тот. – А гидрокостюм и баллоны с воздухом как на грех оставил дома. Впрочем… Ты не переживай. Девочка найдется. Трупы, как правило, всплывают на пятый день.

– Вы в самом деле бессердечный циник? И вас не волнует судьба ребенка?

– За ребенком должна смотреть мать, – коротко ответил Сотников. – И хватит сопли размазывать.

Где-то вдалеке бухали раскаты взрывов. Кажется, взорвали лед уже на всех речных протоках, но вода продолжала прибывать. Палыч облачился в теплые подштанники и свитер, сверху натянул резиновый комбинезон на проймах. В таком наряде можно было погрузиться в воду по самую грудь и остаться сухим. Для согрева он влил в горло разведенного спирта, перекрестился и надел меховую шапку.

Сотник строго наказал без лодки обратно не возвращаться. Палыч ответил, что лодка будет и ушел в неизвестность. Сапог продолжал терзать радио, передавали, что аварийный сброс воды с плотины гидроэлектростанции продолжится до тех пор, пока не минует угроза разрушения чаши водохранилища. Сапог вздыхал и матерился шепотом. Без новостей понятно, что дела совсем паршивые.

Неожиданно приемник перестал шипеть. Приятный женский голос, ворвался в эфир.

– Следующие три часа нам, дорогие радиослушатели, предстоит провести наедине с музыкой. В эфире прозвучат ваши любимые произведения эстрадного жанра. Как всегда, я жду заявок по телефону двести семь…

Сотник сидел за столом, хмурился и с ожесточением скирдовал карточную колоду.

– Вода качается и плещет и разделяет нас вода, – пропел приятный мужской баритон. – И стало вдруг ясней, чем прежде, что мы близки как никогда… Вода, вода… Кругом вода…

Сапог выругался, песня пропала, приемник зашипел по-змеиному. Джейн, чтобы чем-то себя занять, листала пожелтевший от времени журнал и с немым злорадством поглядывала на Сотника.

– Скажите, а рыба в реке есть? – спросила она.

– А тебе зачем?

– Ну, если река поднимется выше, мы сможем распахнуть окна настежь. И забрасывать удочки прямо из комнаты, – лицо Джейн сохраняло серьезное выражение. – Ведь это же большое удобство. Ну, ловить рыбу, не выходя из дома. А Сапог будет тут же ее жарить в печке. Правда?

– А в качестве наживки мы будем использовать твое мясо, – Соткник только сейчас понял, что его разыгрывают. – Порежем ногу или руку на кусочки. Такие мелкие… Щука и налим любят мясо. Вся рыба приплывет, полакомиться. И Сапогу будет, чем заняться.

– Меня нельзя в качестве наживки, – Джейн зло рассмеялась. – Иначе получите от своих хозяев по башке. Чем-нибудь очень тяжелым.

Сотник не ответил, только свел брови и продолжил раскладывать пасьянс. Сапог крутил ручку приемника, но голоса куда-то пропали. К обеду вернулся Палыч, он вылез из резинового костюма и сказал, что лодок ни у кого нет. А те что были – давно тю-тю. Ночью, как стала вода подниматься, ушли вместе с хозяевами. Деревня тут небольшая, домов двадцать. Но люди остались только в трех домах. Вон в том, что стоит чуть ниже, ночью утонула корова. А днем неизвестно куда пропала девочка пяти лет, дочь хозяйки.

Палыч потолковал со стариком, что живет на окраине. Дед хоть и древний, но память – дай бог молодому. Сказал, что еще неделю назад спасатели из МЧС объезжали местные деревни. Заходили в каждый дом, ну, вроде как еще тогда ожидали большую воду. И обещали, если случиться наводнение, людей эвакуировать. То ли на лодках, то ли на вертолете.

– Жди их, – усмехнулся Сотник. – Спасатели… Они уж и думать об этом забыли.

* * *

Девяткин обошел вокруг дровяного сарая и деревянного дома, убедившись, что вокруг полно чужих следов, будто ночью тут побывала вся деревня. Да еще из соседнего села любопытные граждане набежали. Значит, розыскная собака след не возьмет. Он поднял голову к небу. На востоке солнце уже поднялось над горизонтом, серые облака окрасились в нежно розовый цвет. Девяткин поднял воротник плаща, пошел обратной дорогой.

На секунду остановился, глянул на людей, стоявших на сельской улице, по ту сторону невысокого забора. Люди отошли на эту позицию с приездом милиции. И теперь ждали продолжения представления. Здешняя жизнь небогата событиями, а тут на глазах разворачивается детективная история. Бывший милиционер Константин Зобов, пару лет назад купивший дом в деревне, то ли сам залез в петлю, то ли ему помогли прибраться.

В дровяном сарае на веревке Зобов болтался сутки, не меньше. А прошлым вечером к нему в гости пришла одна женщина по имени Анастасия. Продавщица местного магазина. Она не нашла своего знакомого в доме, сунулась в сарай и своими душераздирающими криками разбудила всю деревню.

Вернувшись в сарай, Девяткин встал у двери, посмотрел на часы. Без четверти десять утра, до появления эксперта-криминалиста труп трогать нельзя. А эксперт и проводник собаки задерживались. Ладно, к черту правила. Если их соблюдать, проторчишь тут до вечера. Девяткин почесал затылок. Третий, возможно, главный свидетель похищения Джейн Майси мертв. Зобов висел в заднем углу, лицом к двери. Он широко открыл белые глаза и высунул изо рта синюшный язык, словно дразнил оперативников.

Девяткин, забравшись на ящик, задрал свитер покойного. Внимательно осмотрел его грудь и спину. Затем снял с Зобова резиновые галоши, расстегнул брючный ремень. Спустил штаны и теплые кальсоны нежно голубого цвета. Внимательно осмотрел ноги Зобова, покачал головой и спрыгнул с ящика на землю.

Он поманил пальцем старшего лейтенанта Лебедева и сказал:

– Бери оперов, начинайте в доме обыск и опрос соседей. И так уж столько времени потеряли. Все ждем у моря погоды. Наверное по дороге сюда районный прокурор к своей бабе завернул. И никак из постели не вылезет.

– Что искать? – спросил Лебедев. – На что обратить особое внимание?

– Любые записи или письма, – терпеливо объяснил Девяткин, который сам слабо представлял, что именно можно найти в доме отставного милиционера. – Деньги, ценности. Ну, все как обычно.

Он вышел на воздух, подошел к забору. И попросил публику разойтись по домам, потому что никаких зрелищных мероприятий в программе больше не значится. А вынос тела состоится еще нескоро. Кто-то ушел сразу, не дожидаясь новых просьб. У забора остались четыре бабы, старик и пара мальчишек. Они, видно, не поверили московскому начальнику. Девяткин поднялся на крыльцо, прошел в маленькую комнату, окно которой выходило на улицу. Устроившись за столом, положив перед собой блокнот с записями, перевернул пару страничек.

Итак, после происшествия в кондитерской Константин Зобов вернулся в московскую квартиру, а на следующий день отбыл куда-то. Не звонил ни родственникам, ни знакомым. Даже не заглянул в пивную «Парус», где в лучшие времена проводил много времени, играл на бильярде и частенько напивался.

В этой далекой деревне он мог бы скрываться еще хоть год, потому что дом записан на дальнего родственника Зобова, некоего Головина, пенсионера, семидесяти пяти лет. Старик доживает век в доме престарелых. Зобов навестил двоюродного дядю один раз в жизни, когда потребовалось оформить дом на его имя. От кого же Зобов прятался? Почему никто из знакомых и родственников не ведал о существовании этого дома?

Та ясновидящая, Девяткин с трудом вспомнил фамилию Беловой, сказала, что бывший милиционер был заодно с бандитами. Что его машина блокировала автомобиль Майси. У Джейн не было шанса выскочить из кондитерской, сесть за руль и уехать: вплотную к ее машине подъехал Зобов на своей «Волге». Этот факт, установлен следствием. Но прямых доказательств связи Зобова с бандитами все же нет.

Девяткин перевернул последний исписанный лист и сделал новую запись. Тут и к судебным экспертам не ходи, без них ясно, что смерть Зобова наступила примерно за пару часов до того, как на шее мертвеца стянулась скользящая петля. Трупные пятна на груди, а не на ногах, как у настоящих висельников. Значит, некоторое время после наступления смерти Зобов лежал, а не висел. Кроме того, на спине и боках множественные гематомы. Наверняка у покойного сломаны ребра, есть повреждения внутренних органов. Не самая удачная инсценировка самоубийства. Очевидно, гости Зобова некоторое время сидели в доме, грелись у печки, дожидаясь наступления темноты. Потом выволокли тело на задний двор и… Ну, дальше понятно.

Убийцы не очень старались, рассчитывали, что смертью одинокого пенсионера никто всерьез заниматься не станет. Не министр ведь откинулся. И московские сыщики в эту глухомань не приедут, у них своих забот полон рот. В принципе, расчет верный. Но первыми сюда примчались именно московские детективы.

* * *

Скрипнула дверь, на пороге выросла массивная фигура старшего лейтенанта Лебедева.

– Уже закончили? – удивился Девяткин.

– Ну, дом почти пустой, имущества немного, – ответил Лебедев. – Кое-что из личных вещей. Запас водки в размере полутора ящиков. Консервы, сухари. Кажется, наш друг готовился надолго залечь на дно. Плюс гладкоствольное ружье тридцать второго калибра, патроны россыпью. Ружье зарегистрировано, все честь честью. Словом, ничего особо интересного в доме нет.

– Крой дальше, чего тянешь? – не выдержал Девяткин.

– Вот.

Лебедев вынул руку из-за спины и выложил на стол какую-то зеленоватую тряпку и небольшую картонную коробку.

– Детские хлопчатобумажные колготки, в коробке тапочки из искусственной кожи. И то и другое подойдет мальчику или девочке пяти-восьми лет. На колготки пришита метка с номером 609. Такой же номер имеется на подметке тапочек. Такие номера обычно ставят на одежду и обувь, что выдают воспитанникам детских домов или интернатов. Обычно каждый воспитанник имеет не только имя, но и свой номер. Эти номера ставят на одежду, чтобы не путали служащие и сами дети. Еще в комнате пара тоненьких детских книжек. Сказки для маленьких.

– Что говорят соседи?

– Шестого дня к дому подъезжала машина. На следующий день на крыльце дома видели ребенка. Худенький мальчик лет шести-семи. Одет в пальто или курточку. Зобов не выпускал ребенка на улицу. Ну, а дальше вы знаете. Хозяин вон в сарае висит. А мальчика и след простыл.

– Если ты хотел меня немного удивить – то сработало, – усмехнулся Девяткин. – Давай так. Я с нашими парнями останусь тут ждать судебных экспертов и прокурора из района. А ты, чтобы времени не терять, отправляйся в Москву. И через наш информационный центр выясни: были случаи исчезновения или побегов детей из интернатов и детских домов в течение последнего месяца. Начни с Москвы и ближних областей. Наверняка такие случаи были. Выясни личности бежавших.

– Думаете, Зобов был заодно с бандитами?

– За ту мизерную зарплату, что мне платят, думать вообще не положено, – поморщился Девяткин. – Но лично мне очень не нравится история с мальчиком, который появился ниоткуда. А потом снова исчез.