Текст книги "Шестьдесят смертей в минуту"

Глава девятая

Ближе к рассвету Радченко очутился в домике за глухим забором. За стеной кашлял хозяин жилища Никита Фомин, свет едва пробивался через занавешенное паутиной окошечко. Радченко полчаса валялся на железной койке, глядя в потолок. Не верилось, что после ночной переделки у гостиницы он остался жив и вернулся с трофеем.

Сбитые ноги горели огнем, после не слишком удачного прыжка с карниза второго этажа побаливало плечо и ломило поясницу. Радченко поднялся, сполоснул лицо у рукомойника, посмотрел на свое отражение в большом осколке зеркала, закрепленном на стене. Вид так себе, но бывали времена, когда он выглядел еще хуже.

Радченко разогрел на керосинке металлическую кружку с водой, заварил растворимого кофе, что привез из Москвы. Положил побольше сахара, чтобы голова немного просветлела, и, усевшись за стол, включил ноутбук.

Как и следовало ожидать, система защищена паролем. Что ж, Дима готов к такому повороту событий. Как правило, женщины не слишком изобретательны в этих вещах. Паролем служит своя фамилия, имя ребенка, а также его дата рождения или место, дата рождения матери, место ее рождения… Он раскрыл толстый блокнот с записями, так, Джейн родилась тридцать два года назад в городе Чикаго штата Иллинойс. На другой странице имена и даты рождения отца, матери, ребенка.

На протяжении часа Дима вводил в компьютер даты, цифры, имена, но все напрасно. Система не распознавала пароля. Тогда он подключил к компьютеру Джейн свой ноутбук, запустил одну умную программу и легко вошел в чужую систему без пароля.

Информации немного, использована лишь четвертая часть твердого диска. Много места занимают фотографии, сделанные цифровой камерой, четыре десятка музыкальных видео клипов, электронные версии бульварных романов про большую пушистую любовь. Наверное, долгие путешествия Джейн скрашивает чтением.

Еще попались видеоклипы, скаченные из русского интернета. Радченко просмотрел несколько роликов. Вот корова пытается перейти оживленную улицу в центре какого-то крупного города, и, увернувшись от летящих на высокой скорости машин, успешно переходит. Вот мальчишка школьник, по физиономии видно, – злостный прогульщик и хулиган, – плутает где-то в лесу. Он останавливается, раскладывает на траве учебники и дневник, испещренный двойками, и мочится на них. На лице школьника блаженная улыбка.

Некоторое время Радченко беспорядочно открывал папки, раздумывая о том, что именно он ищет. Личного дневника Джейн, видно, не вела. Но наверняка остались сделанные для памяти записи, заметки о встречах с людьми, финансовых расходах. Джейн не может держать в голове уйму дел, что уже сделаны, и которые еще предстоит переделать.

Радченко открыл папку под названием «игры» и присвистнул: здесь помещались еще полторы дюжины папок с интригующими названиями вроде «Москва, черновик отчета», «Москва. Отчет по недвижимости», «Душанбе. Порядок исполнения и сроки строительных работ», «Выезд на место строительства. План мероприятий». Он попробовал открыть одну из папок. На экране проявился рисунок амбарного замка и пустая строка под рисунком, куда необходимо ввести пароль.

Эти файлы прежним способом, через хитрую программку, не откроешь. Он разогрел новую кружку кипятка и, стоя у окна, сделал глоток крепкого кофе. Он вспомнил, что, пытаясь вскрыть систему, почему-то ни разу не ввел имени дочери Джейн и в той же строке через один интервал дня ее рождения.

Похоже, это как раз то, что нужно. Он вернулся к столу, написал: Кристина. И следом через интервал дату ее рождения, как ее пишут американцы. Сначала месяц, за ним число и потом год. Файл не открылся.

Радченко попробовал наоборот, сначала дата, а потом имя. Без толку. На минуту, уставившись в подслеповатое окошко, он задумался. Вот, кажется, то, что надо. Сначала дата рождения, а потом имя ребенка, но, написанное наоборот, с конца слова. Он набил сочетание букв и цифр, осторожно нажал клавишу «ентер» и увидел перед собой все тот же рисунок амбарного замка и надпись через весь экран: «Вы использовали три попытки». Через секунду на экране появился текст на английском языке. Кажется, файл сам собой открылся.

Облегченно вздохнув, Дима прочитал первые слова служебной записки: «Настоящий документ составлен старшим экспертом…» Неожиданно строчки стали блекнуть, медленно исчезать, и вот, не прошло и десяти секунд, уже весь монитор сделался девственно белым. Ни букв, ни цифр.

Радченко вернулся к тому месту, где должны были находиться полторы дюжины папок с записями, но не увидел ни одной. Мало того, отсутствовала и корневая папка «игры». Но и это не все, из памяти были стерты все фотографии, видео клипы и даже электронные версии любовных романов.

– Вот дерьмо…

Он саданул по столу кулаком с такой силой, что чашка с кофе подпрыгнула и упала на пол, забрызгав брюки. Еще полчаса он пыхтел над ноутбуком, соображая, что же произошло. Очевидно, при запуске системы включилась программа, защищающая содержание ноутбука. Не набираешь с трех попыток пароль любой из папок, помещенных на твердый диск, и проклятая программа удаляет подчистую всю информацию.

Этот вариант Дима должен был предусмотреть, но бессонная ночь и беготня по спящему городу сделали свое дело.

* * *

Радченко порылся в сумке из-под ноутбука, достал из бокового отделения три листа бумаги разных размеров, разложил их на столе. Копия дополнительного соглашения между неким обществом с ограниченной ответственностью «Коринф» и фирмой «Хьюз и Гослдсмит», от лица последней документ подписала Джейн Майси.

Он дважды перечитал текст, но почти ничего не понял.

Джейн, обозначенная в документе как «заказчик работ» выплатила «Коринфу» десять тысяч долларов в соответствии с основным договором. Смысл дополнительного соглашения состоял в том, что фирма «Коринф» получает право, исходя из объективных условий, которые может определять самостоятельно, перенести сроки выполнения работ на десять-пятнадцать дней. Внизу подписи: генеральный директор «Коринфа» Ахмад Искандеров и, собственно, Джейн Майси. Вторая бумажка – копия расписки Искандерова в получении денег. Радченко, почесав затылок, решил, что десять тысяч долларов для Средней Азии – целое состояние.

И еще, согласно устоявшейся здесь традиции, если официально, через документы и через кассу прошли десять тысяч долларов, значит, к лапкам господина Искандерова прилипло еще тысяч пять, не меньше. Как водится, денежки лежали в белоснежном конверте, который генеральный директор «Коринфа» небрежно смахнул со столешницы в ящик письменного стола. И продолжил деловой разговор с посетителем.

Радченко хотел отложить бумаги в сторону, когда скользнул взглядом по бланку, на котором было напечатано приложение к договору. Юридический адрес «Коринфа»: Узбекистан, город Джизак, улица Вокзальная, дом пять, строение один. На нижней строчке телефон общества с ограниченной ответственностью. Странно… Что понадобилось Джейн за сотни километров отсюда, в соседней республике, в городе Джизак на Вокзальной улице?

Ответа нет. Пока нет.

* * *

Дима рухнул спиной на матрас и попытался заснуть, но мешали мухи. И кровать была устроена так, что как ни ложись, куда не повернись, все время ноги будут находиться выше головы. А это не очень удобно.

Тогда он накрылся простыней, на лицо положил вафельное полотенце и сосчитал до ста, когда счет пошел на вторую сотню, Радченко провалился в колодец сладкой дремоты. Он проснулся ровно в полдень, совершенно разбитый и такой уставший, будто спать не ложился. В соседней комнате монотонно бубнило радио, хозяин звенел пустыми бутылками, собираясь в магазин.

– Эй, парень, ты все дрыхнешь?

Сатиновая занавеска, которая заменяла межкомнатную дверь, дрогнула. Появился Никита Фомин, одетый в куцый пиджак и спортивные штаны с красными полосами, напоминающими генеральские лампасы.

– Чего надо в магазине? Давай денег, куплю.

Дима сел на кровати, вытащил из-под матраса кошелек.

– Купи, что хочешь. На свое усмотрение, – сказал он. – В мире что делается? В городе какие происшествия? Может, война началась. А мы тут с тобой лясы точим.

– Ну, по радио второй раз уже передают, что ночью в гостинице вахтера убили или коридорного, шут его знает. Ну, вор хотел номер обчистить, а вахтер не пустил. А потом, через пару минут, двое граждан пытались задержать убийцу, а он их натурально отделал и смылся.

– Как думаешь, убийцу поймают? – Радченко заправлял постель по-солдатски: ладонью, как утюгом, разгладил простыню, накрывая ее лоскутным покрывалом.

– Пымают, – кивнул хозяин. – Это уж – будь уверен. Как не пымать. А если чего не выйдет, так на улице первого встречного схватят. И скажут, что он убийца.

Радченко оставил кровать не застеленной, шагнул к хозяину.

– Говоришь, в гостинице вахтера грохнули? – В эту секунду он испытал странное ощущение, будто сердце пощекотали острым кончиком ножа. – Название гостиницы запомнил?

– «Баскунчак».

– Ничего не путаешь?

– Господи, я слишком старый, чтобы путать, – обиделся Фомин. – А память дай бог каждому. Приметы убийцы ментам известны. Видели его люди. Парень русский, ну, вроде тебя. Волосы каштановые, немного вьются. Лицо вытянутое. Рост выше среднего. Одет в черные штаны. Как твои. И черную рубаху. Ну, вроде той, что на тебе…

Фомин замолчал и стал молча разглядывать постояльца.

– Я никого не убивал, не имею такой дурной привычки, – Дима достал из кошелька несколько таджикских рублей, разноцветных бумажек, напоминающих фантики от конфет, и, свернув деньги трубочкой, сунул их в нагрудный карман хозяина. – Так и запомни. Или запиши.

– Дык я верю, – от душевного волнения Фомин икнул. – Верю. На кой хрен тебе этот вахтер упал?

– В этом направлении и рассуждай, – одобрил Радченко. – А теперь дуй в магазин или на рынок. Купишь машинку для стрижки волос, лосьон, белый халат, саквояж… Нет, лучше запишу. Чувствуешь запах? – Радченко поводил носом из стороны в сторону. – Пахнет хорошей премией. Которую ты получишь в самом скором времени.

Он написал на отрывном листке несколько слово, сунул бумажку Фомину, развернул его за плечи на сто восемьдесят и легонько подтолкнул в спину.

Минуту Дима бродил по комнате, размышляя о том, что в городе долго оставаться нельзя. Раз уж его назначили убийцей, – спокойной жизни не жди. Неожиданно он вспомнил мыслишку, застрявшую в голове еще с раннего утра. Бросился к столу и развернул бумаги. Вот оно, самое интересное: дата под договором. Документ подписан десятого июля сего года. Дима порылся в блокнотах, проверяя цифры. Так и есть, память не подвела, Джейн прилетела сюда того же числа, под вечер.

Выходит, что в один и тот же день, следуя самолетом из Москвы в столицу Таджикистана Душанбе, она совершила остановку в соседнем Узбекистане. И заключила договор с фирмой «Коринф». В тот же день она прилетела сюда. Когда Радченко беседовал с главой московского представительства «Хьюз и Голдсмит» Чарли Хейнсом, тот, подробно рассказывая о делах и поручениях, даже самых мелких, что Джейн предстоит выполнить в Средней Азии. Но словом не обмолвился о «Коринфе».

Итак, в один и тот же день Джейн побывала в двух соседних странах, успела заключить важный договор. А договор, несомненно, важный, – деньги-то заплачены огромные. Как такое возможно? И возможно ли в принципе?

Радченко раскрыл блокнот и сделал несколько пометок: для начала надо выяснить, что это за «Коринф», чем занимается эта контора. Неплохо бы узнать содержание, хотя бы краткое, основного договора. И еще нужно дозвониться до Москвы, до Чарли Хейнса. Интересно, что он скажет. Жаль, мобильник тут не работает.

* * *

Землю накрыли белесые сумерки, в небесах повис прозрачный серп луны. Поглядывая на небо, Девяткин топтался возле служебного «форда». Машину поставили на выезде из старого дачного поселка.

Здесь, возле закусочной «Ирис» на перекрестке двух самых оживленных улиц, жизнь била ключом: несколько посетителей пили пиво за столами, выставленными на улицу. Слышалась музыка, голоса завсегдатаев и гул поездов. Вокруг столиков в ожидании подачки крутился бродячий пес. Через улицу в магазине «хозяйственные товары» уборщица ругалась с продавщицей. Окна магазина распахнуты настежь, поэтому образными оборотами речи могли наслаждаться все желающие.

От перекрестка до дачи, которую на лето снял Жора Тост, всего пять минут пешком. Нужно свернуть направо, подняться вверх по узкой улице, с обеих сторон огороженной глухими высокими заборами, и постучаться в калитку, проделанную в таком же высоком заборе. Правда, дверь никто не откроет, потому что в доме пока никого нет. Еще раз нарисовав в уме простенький маршрут от станции до съемной дачи, Девяткин сел на заднее сидение машины.

– Пивка холодного хочется, – сказал сидевший рядом старший лейтенант Саша Лебедев. – Горло промочить. Разрешите кружечку?

– Даже не подъезжай ко мне с этими вопросами.

Девяткин, считавший, что воспитание молодых сотрудников в духе нетерпимого отношения к алкоголю, его святая обязанность, сурово нахмурился. Конечно, из любого правила бывают исключения, а кружка пива – это ерунда. Можно пойти навстречу лейтенанту, который, выслеживая Тоста, вторую ночь глотает уличную пыль и, конечно же, имеет право промочить горло. Но как в таком случае как поступить с собственными принципами? На помойку их что ли выбросить? И чего стоит авторитет офицера? Вопросы так и остались открытыми, потому что Девяткин поленился на них ответить.

– Иди, выпей, – сказал он Лебедеву. – Но только пару кружек, не больше. А то тебя быстро развезет с устатку.

– Спасибо, товарищ майор.

Саша вылез из машины и заспешил к закусочной. Сидевший рядом с водителем комендант дачного кооператива «Арфа» Сергей Игнатьев, бывший военный летчик, неодобрительно покачал головой.

– У нас, в авиационном полку, во время боевых действий за кружку пива летчика снимали с задания, – сказал он. – А потом на неделю отстраняли от полетов. Чтобы неповадно было за воротник заливать.

– Ну, у нас до боевых действий, надеюсь, не дойдет.

Девяткин опустил стекло и еще раз прокрутил про себя рассказ коменданта. Жора Тост покинул дом за час до приезда милиционеров, в одиннадцать утра. Он ездит на синей иностранной машине, очень ухоженной и симпатичной, только номер заляпан грязью. Игнатьев – сосед Тоста. Со стороны улицы забор капитальный, а между участками невысокий штакетник, который запросто перепрыгнет подросток. От бдительного ока бывшего летчика Жоре спрятаться негде.

В полдень милиционеры постучали в дом коменданта Игнатьева, он вышел на порог, проверил документы гостей и рассказал, что последнюю неделю соседи, муж с женой, появляются здесь каждый день.

Супруга Тоста, или кем ему приходится, уехала в десять с четвертью. Вышла из калитки и зашагала к станции. Женщина никуда не спешила, до электрички оставалось полчаса, а ходу тут всего минут десять. Симпатичная особа, одевается скромно, но дорого, часики золотые и в ушах серьги с красными камушками. Так часто у них: дамочка уходит первая, на электричку. И возвращается под вечер. А Жора отчаливает ближе к полудню, обратно приезжает ближе к ночи.

Девяткин выслушал Игнатьева внимательно, задал несколько вопросов, поинтересовался, не может ли комендант посидеть с ним в машине. Впрочем, это только одно название: сидеть в машине. По существу милиционеры находятся в засаде, дожидаются опасного бандита. Может статься, что бывшему летчику вспомнится интересный эпизод из жизни Тоста, или что другое, полезное для милиции. Летчик заправил майку в фиолетовые подштанники, сверху надел линялую от времени форменную рубашку, брюки с тонкими лампасами.

Дальше потянулось ожидание. От нечего делать комендант рассказал, что в поселке живут в основном композиторы и музыканты. Контингент отборный. Бывший летчик оказался в этой компании, можно сказать случайно: жена десять лет вела бухгалтерию московской консерватории. И выпросила эту дачу, то есть кусок земли, ползая на коленях перед директором и другим начальством, должностью поменьше.

– Тогда такие времена были: низко не поклонишься, – ни шиша не получишь, – летчик горестно вздохнул.

Мысль о том, что жена, в ту пору молодая цветущая женщина, не только ползала на коленях в начальственных кабинетах, но и занималась другими делами, постыдными, далекими от идеалов нравственности, – эта мысль до сих пор не давала покоя, занозой сидела в сердце.

– И сейчас так, – то ли в шутку, то ли всерьез ответил Девяткин. – Вот я полдня бандитов ловлю. А другую половину по кабинетам бегаю и ползаю. Все чего-то выпрашиваю, как нищий. Дайте людей, дайте технику. Или объясниловки пишу. Почему Девяткин какую-то сволочь по морде ударил. Почему при задержании вооруженного преступника не произвел предупредительный выстрел в воздух, как положено по инструкции. Эх, хочется все бросить. Снять дачу в вашем поселке. И пожить хоть одно лето среди музыкантов и композиторов.

– Денег не хватит тут дачу снять, – летчик был лишен чувства юмора. И принял художественных треп майора за чистую монету.

– Вот и я думаю – не хватит, – улыбнулся Девяткин. – Поэтому я останусь на своем месте, а вы уж тут живите без меня. Хотя в этом нет ни капли справедливости.

Комендант выразил милиционеру сочувствие и принялся рассказывать о даче, которую снял Тост. Дом сдавали на лето пенсионеры Шмаковы, по весне супруги уехали в Одессу, повидать дочь и внуков. Раньше три года подряд сдавали дом одной московской семье, то были очень приличные люди. Муж человек солидный, писатель или какой-то там профессор. Все делал в блокноте заметки, часами бродил вдоль заднего забора и что-то бормотал себе под нос.

– Ну, видно за версту: ученый человек, – сказал Игнатьев. – А этим летом сдали дом этому самому Тосту. Хоть у него на лбу напечатано: бандит и сволочь. Видно, много денег отвалил проклятый уголовник.

Выговорившись, комендант умолк.

* * *

В разговор вступил Саша Лебедев, вернувшийся назад в самом добром настроении. Он, чтобы развлечь Игнатьева, стал травить истории из жизни бандитов и убийц. А этих историй он помнил без счета.

Если бы хватило терпения, мог две книги накатать на тему: «Бандитские разборки как они есть». Игнатьев слушал внимательно, выставляя вперед ухо. Сглатывал слюну в тех местах, где дело касалось распутной жизни красивых женщин, проституток или бескорыстных бандитских подруг. И неодобрительно качал головой, когда речь заходила о физическом насилии.

– А он не убийца, он просто жулик, который не сумел вовремя рассчитаться по долгам, – рассказывал Лебедев. – И его, разумеется…

– Убили? – спросил Игнатьев.

– Конечно, – кивнул головой Лебедев. – Конечно же, нет. Его просто кастрировали садовыми ножницами. Мы прибываем на место, выбиваем дверь в дом. А в большой комнате он, совершенно голый, привязан к стулу. Кровищи вокруг, – море. На полу, на стенах, даже на потолке. А он сидит так спокойно, а изо рта торчит… Что вы думаете?

– Половой орган?

– Половой орган на подоконнике валяется. А изо рта торчит сигарета. Он затягивается дымом, выплевывает окурок в кровавую лужу и говорит: «Ну и долго же вы ехали. Думал, уже не дождусь». И натурально вырубается, теряет сознание. И тут из соседней комнаты выскакивает амбал килограммов на сто тридцать с помповым ружьем. Из одежды на нем солдатская каска, бронежилет на голое тело и красные трусы. Я стреляю первым и промахиваюсь…

Комендант неодобрительно покачал головой. Девяткин слушал Лебедева в пол-уха и думал, что к встрече Тоста все готово. Милиционеры в штатском, среди которых три женщины, с точностью курьерских поездов курсируют возле дачи, дежурят на пересечении улиц и возле станции. Всего задействовано четырнадцать оперативников. Это не считая самого Девяткина и Саши Лебедева. Есть надежда, что Жора не уйдет так легко, как в прошлый раз.

– Короче, все движение в шесть рядов остановилось. Весь Проспект Мира забит, наша машина встала метрах в десяти от «Нисана», в котором сидит преступник, – рассказывал Лебедев. – Мы просто сидим и наблюдаем. Вдруг наш объект выходит из своей тачки, которая стоит в крайнем левом ряду. На парне черная шерстяная куртка, пуговицы расстегнуты. Он неторопливо идет к «опелю», что слева от него. У «опеля» затемненные стекла, не разберешь, сколько народа в машине. Смотрим, а в правой руке нашего героя обрез ружья, а в левой монтировка. Он бьет монтировкой по стеклу. Стекло разлетается. Он бросает монтировку. Поднимает обрез и стреляет из одного ствола в ближнего пассажира.

– Это как же? – удивился комендант.

– Натурально сносит человеку полбашки. Оказывается, убийца, которого мы пасли, выполнял очередной заказ. Лишние жертвы – ему не нужны. Если грохнешь невинного гражданина, работа будет выполнена грязно. А это по понятиям бандитов – плохо. Непрофессионально. Наш герой дорожит репутацией, убивает только тех, за чью смерть заплатили. И все это происходит прямо перед нами, как в кино.

– А вы чего же? – удивился Игнатьев.

– Мы трое выскакиваем из машины. И вперед. Вокруг полно других машин. В них люди. А этот черт выстрелом из обреза убивает второго пассажира, который сидел сзади. В «опеле» живым остается один водитель. Но нашему парню водитель не нужен. Он бросает обрез. Достает из-под ремня двенадцатизарядный автоматический пистолет стреляет в нашу сторону. А сам пятится к своей тачке. Ему только сесть за руль, развернуться – и он на встречной полосе. А дальше – поминай как звали. Потому что нашей машине туда не пробиться. Нас зажали.

– И он ушел?

– Юрий Иванович его грохнул, – Лебедев кивнул на Девяткина. – Два выстрела в грудь. Парень падает спиной на чей-то багажник. Потом поднимается, ствол еще зажат в руке. Юрий Иванович стреляет дважды – и все в масть. Две пули прямо в морду. Прямо в его поганую харю. Прошили башку насквозь. На заднее стекло машины вылетает мозговое вещество… Две женщины, что видели эту сцену, натурально в обмороке.

* * *

Ожило, зашипело коротковолновое переговорное устройство. Голос, запутавшийся в сетях помех, произнес:

– Я первый. Наша девочка сошла с электрички. Прием.

– Я пятый, – отозвался Девяткин. – Ты уверен, что это она?

– Еще бы. Похожа на свою фотографию, – сказал оперативник. – И одежда соответствует описанию. Прием.

– Я пятый, пропусти ее, – приказал Девяткин. – Я ко всем обращаюсь. Ничего не предпринимать. Ждать приказа. Прием.

Девяткин оставил рацию включенной, положил ее на колени.

– Сидим и не высовываемся, – сказал он. – Скоро она пройдет мимо. В двадцати метрах от капота машины. Будет возможность рассмотреть ее ножки. Но мы не вылезаем, ждем дальше. Мы приехали за Тостом, не за ней. Вопросы?

– Без вопросов, – откликнулся старлей.

Игнатьев вдруг заволновался, заерзал на переднем сидении, будто ему под зад подсунули горячую сковородку. Потом замер, уставившись на смуглого мужчину с темными вьющимися волосами. Человек был похож на праздно шатающегося дачника. Одет в светлые брюки, голубую навыпуск рубашку с закатанным по локоть рукавами. Рубаха расстегнута, под ней майка с каким-то рисунком. На носу темные очки, вещица бесполезная, потому что солнце уже опустилось за макушки сосен.

Человек двигался медленно, он явно никуда не опаздывал. Зашел в закусочную, внутри уже зажгли свет. Через большую витрину хорошо видно, как он остановился у кассы, купил большой стакан фруктовой воды и мороженое в стаканчике. Перекинулся парой фраз с кассиршей и вышел на воздух. Мужчина сел спиной к машине и через трубочку стал потягивать воду. Игнатьев заговорил хриплым шепотом.

– Этот мужик, дней десять назад к Жоре приезжал. Они сидели на воздухе в беседке. Потом прошли в дом.

– Ты ничего не путаешь? – Девяткин подался вперед, положил ладонь на плечо коменданта. – Точно этот? Или обознался? Подумай.

– Он, у меня глаз как алмаз, – ответил Игнатьев, он говорил тихо, едва шептал, будто боялся, что услышат человек в темных очках. – Сто процентов зрение.

– А что это вы так переполошились? – спросил Лебедев.

– А то, что у этого малого из-за ремня рукоятка пистолета торчит, – ответил Девяткин ровным голосом. – Сейчас уже не видно. Ствол под рубахой.

Через пару минут перекресток пересекла молодая блондинка с точеной фигурой, одетая в синюю юбку и светлую кофточку. Тонкую талию перетягивал ремешок, на плече висела светлая кожаная сумочка, на ногах босоножки на шпильке. Женщина шла по тротуару легко, будто по воздуху летела, ставила ноги на одну линию. Словно манекенщица на подиуме.

Лебедев проводил взглядом Людмилу Зенчук и вздохнул, решив про себя, что такие женщины старшему лейтенанту милиции не по карману. Может быть, когда дослужится до майора, появится шанс. Но не раньше.

Мужчина допил воду, поднялся, завернул за угол забора и пропал из виду. Девяткин поднес к губам рацию.

– Я пятый. Внимание. Всем оставаться на местах, пропустить объект к дому. Ждать приказа. Ничего не предпринимать. Прием.

Девяткин бросил рацию на сидение, выбрался их салона и тоже исчез за углом. Лебедев неторопливо двинулся следом.