Текст книги "Житие Углицких. Литературное расследование обстоятельств и судьбы угличского этапа 1592-93 гг."

Только теперь, уже имея за плечами всю эту Биармию, Чердынь, Пелым окаянный, можем мы, наконец, ответить себе на вопрос: как, каким путем попали из Углича в Пелым ссыльные? Маршрут был следующим: Углич – Ярославль – Вологда – Тотьма – Великий Устюг – Кай – городок – Чердынь. Затем – реками: Колвой, Вишерой, Вилсуем (волок через уральский хребет) по рекам сибирским до Пелыма – городка… Две с лишним тысячи километров, не меньше, вынь да положь! И это только для «избранных», только для пелымских «счастливцев», для тех, кого потом оставили при тамошнем остроге. Остальным выпало еще хуже. Для них путь продолжался: из Пелыма (Тавдой и Тоболом) до Тобольска. Сколько времени все это продолжалось – год, три, десять – неизвестно…

Зато теперь, в свете вновь появившейся информации, меняются обстоятельства и мотивы возвращения освобожденных, «прощеных» угличан. Ведь оказались же они на Вишере. Но как и почему? Почему остановили выбор свой именно на Чердынском уезде? Неужели просто не могли больше оставаться после освобождения в постылом Пелыме? А если и двинулись домой, то почему тогда встали, остановились как вкопанные, не доходя до Чердыни сорока, примерно, верст? Силы закончились? В такое верится с трудом. Тем более что дальше двигаться было уже почти что «медом»: по попутной воде, да под горочку…

А что, если было так: освобожденные, послали гонцов, сыскарей, домой, в Углич, чтобы разведать, ждут ли их там, можно ли им вернуться в родимые места. И тут же, решив не оставаться в Пелыме на еще одну зимовку, опасаясь, что реки скоро встанут, двинулись в обратный путь, вдогон посланным разведчикам? Разминуться все равно невозможно было, коль скоро дорога одна! И встретились с вернувшимися из Углича гонцами, сообщившими всем, что возвращаться боле некуда. Поэтому и остались на Урале, а вовсе не потому, что бывшым узникам пелымским так понравилась клещевая эта, непролазная тайга, «мягкий» вишерский климат, «легкий» гнус и короткое лето, за которое не успевает вызреть большинство злаков…

Еще один вопрос не дает мне покоя: почему же село отцово было названо в честь именно царя Федора? А может, потому что ссыльные тоже считали его жертвой, а вовсе не палачом? Вот что пишет В.Н.Демин в статье «Смутное время – ясный ум»: «В преднамеренном убийстве несчастного царевича мало кто сомневался с самого начала. Вездесущий и всезнающий Джером Горсей3131
  английский посол в России.


[Закрыть] в день убийства, как бы сие неправдоподобно ни прозвучало, находился совсем близко от места события – в Ярославле3232
  Заранее переехал поближе к месту событий?! Да неужели же знали, загодя выведали, черти заморские, о том, что должно было произойти в Угличе!


[Закрыть]. Ночью к нему из Углича даже прискакали гонцы – за лекарством для впавшей в глубокий обморок вдовствующей царицы. Они посвятили англичанина во все подробности: «царевича зарезал убийца, подосланный Борисом Годуновым»3333
  В.Н.Демин «Смутное время – ясный ум» (http://www.iot-ekb.ru/DEMIN/leto_7.htm)


[Закрыть].

Хотя Горсей еще со времен царя Ивана считал себя другом Бориса, а после восшествия того на престол был к нему еще более приближен, в своих «Записках» он нигде не оспаривает версию преднамеренного убийства. В народе тоже особых заблуждений на сей счет не испытывали. Вот, послушайте, что пели в те времена о ненавистном Годуне: «Как преставился наш православный царь Федор Иванович, / Так досталась Россеюшка злодейским рукам, /Злодейским рукам, боярам – господам. / Появилась из бояр одна буйна голова, / Одна буйна голова, Борис Годунов сын; / Уж как этот Годун всех бояр – народ надул. / Уж и вздумал полоумный Россеюшкой управлять, / Завладел всею Русью, стал царствовать в Москве. / Уж достал он и царство смертию царя, / Смертию царя славного, святого Дмитрия – царевича…

Вот, кажется, уже теплее! Итак, в сознании современников главным виновником угличских несчастий был вовсе не царь Федор – человек слабовольный и болезненный. Подлинным убивцем – был именно он – Борис Годунов! Это он дергал за ниточки, это он – подлинный «кукловод», управлявший царственными (и прочими) марионетками.

А вот характеристика англичанина Д. Флетчера, данная им царю Федору в те годы: «Росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и склонен к водянке; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так что почти смеется… Он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим и до крайности суеверен». К тому же в народе получило распространение версия о том, что и умер сын Ивана Грозного не сам, а ему «помог» все тот же вездесущий Годунов3434
  задушил во сне подушкой.


[Закрыть]. «Со смертью этого, в общем, жалкого человека, пресеклась не только династия, но кончилась целая эпоха, когда на престоле находились „прирожденные государи“. Но имя этого царя стало особенно популярно в годы Смуты, в начале XVII века. Каждый самозванец, так или иначе, стремился стать либо родным братом Федора, либо его близким родственником. В народном сознании он оставил по себе добрую память как боголюбивый и милостивый государь»3535
  Зимин А.А «В канун грозных потрясений». – Москва: 1986.; Павлов А. П. «Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584—1605)». – Санкт – Петербург: 1992.]


[Закрыть]. И еще: стоит, видимо, задуматься о том, как могли бы вообще назвать поселение свое люди, прошедшие через то, через что они прошли? Чтобы название это устраивало всех? «Пелымское»? Возможный вариант. А еще? «Угличское»? Так они и так все угличские, «масло масляное» получается. Скорее всего, на последнем этапе обсуждения вариантов осталось немного: Пелымское, Дмитрово (в честь убиенного царевича) и производные от Федора – Федорово, Федорцово, Федорищево. Очевидно, что, выбирая между двумя убиенными Рюриковичами (Дмитрием и Федором), выбор был сделан в пользу последнего потому, что по срокам смерти был он последним, самым крайним.

Итак, разбор дела «угличского» со всей очевидностью показывает – ссыльные шли как посуху, так и водой, а также то, что были они в Пелыме. Но сколько времени мог занять этот путь тогда, в XVI веке? Для этого необходимо знать, как минимум, расстояние от пункта А до пункта Б, и скорость передвижения. От Москвы до Перми по современной железной дороге 1236 км. От Перми до Соликамска – еще 200. От Соликамска до Красновишерска – 113 (автодорога), от Красновишерска до Пелыма – 150. Всего получается 1700. Но при пешем переходе, конечно, будут другие цифры. Думаю, что примерно 1900—2100 км. Пусть будет 2000 км, чтобы не быть заведомо уличенным в нагнетании обстановки, в «завышении» дорожных мучений. За какое время в шестнадцатом веке можно было пройти такое расстояние? Каковой вообще может быть скорость пешего этапа? В современной армии есть (или были, во всяком случае) нормативы пешего перехода (солдатским строем): 40—45 км в сутки при скорости до 5 км/час. Но это молодые, крепкие парни 18—20 лет, прошедшие медкомиссию и признанные годными к строевой службе. Сколько было таких молодых и здоровых парней в том, угличском этапе нам неведомо, но в любом случае, крейсерская скорость каравана, конвоя никак не может быть выше скорости самого тихоходного его участника. Возраст этапных, очевидно, был от 16 до 50 лет. Неизвестно были ли в составе этапа женщины и дети (до 16 лет)? Или хотя бы их пожалели, не погнали в зиму, в неизвестность, помирать в дороге? Впрочем, все возможно: ярость и скорость, с которой власти расправились с «бунтовщиками», ярко выраженные черты кампанейщины, с которой было проведено дознание и вчинено наказание, говорит о том, что местные начальники волосы на себе везде рвали будь здоров как, из кожи вон лезли, чтоб отчитаться в срок перед вышестоящим… Что шкуры они готовы были содрать с несчастливцев, попавшихся, как говорится, под раздачу, неважно – с живых или мертвых, лишь бы уцелеть самим, выпутаться, а, может, еще и продвинуться, «выдвинуться» по служебной лестнице. Уверен к тому же, что царил тогда, как и положено в таких случаях на Руси, откровенный судебный произвол и жаркий, горячечный, создающий видимость неутомимой работы административный бардак, а также неприкрытые даже краской стыда подлоги и традиционное, въевшееся во все поры и прорехи государственного аппарата, лихоимство (к цыганке не надо ходить, чтобы догадаться об этом!). Поэтому в составе этапа вполне могли оказаться и женщины и дети! А, может быть, некоторые из женщин «добровольно» отказались покинуть мужей в трудную минуту, решились пойти вместе с близкими, разделить общую судьбу. Мы же ведь и декабристок помним, поскольку в замечательных, советских еще школах, слава Богу, худо – бедно, но учились! А еще возможно, что некоторых отпрысков богатых семейств, по молодости или по глупости принявших участие в «мятеже» и уже включенных в выходные этапные списки, по извечной русской традиции, откупили, «отмазали», вовремя извлекли, выдернули из тогдашних «обезьянников» богатенькие родители их. А поскольку общая численность этапа уже была утверждена свыше, то, чтобы не менять цифирь, образовавшуюся «недостачу» стремительно покрыли за счет городского «отстоя», беднейших, самых неимущих, «догрузили» потом до необходимого плана, совсем уже ни в чем ни повинными, просто посторонними, случайными людьми? Вопросы, одни вопросы…

Забыл, рассуждая о средней скорости эскорта, важное обстоятельство: неизвестно, заковывали ссыльных (в пары) или нет. Если заковывали, если шли они «в железах», то скорость должна была быть совсем низкой. Да и на «техобслуживание» железа, так сказать, дополнительное время требовалось: перековать – значит, нужны были «технические» остановки, кузни, кузницы, кузнецы иже с ними…

В общем, могло быть все. Поэтому, как ни крути, армейскую скорость следует уменьшить в 2—3 раза. Это получается, на круг, 15—20 км в день. Таким образом, расчеты (самые приблизительные) свидетельствуют о том, что если двигаться со средней скоростью 20 км в день, то расстояние в 2000 км можно преодолеть за 100—150 дней. Всего получается месяцев шесть. Царевич Дмитрий погиб 15 мая (по старому стилю). Комиссия Шуйского выполнила свою работу за две недели. Суды «уложились» в месяц. Значит, вышли этапы (первые, во всяком случае) не позднее середины июля 1591 года. Как ни крути, зимовать, хотя бы, единожды «каравану» точно пришлось – реки на севере Урала встают уже в конце октября. Это еще 4 или даже 5 месяцев, потому что вскрываются они в апреле. Кроме того, мы ведь еще забыли про колокол. Его ведь тоже нужно было транспортировать… Но как? Не дай Бог на себе пришлось медный тащить!

Заметил вдруг глубинное фонетическое сродство между словом «Углич» и ударами колокола. «Углич!» или «Углиц!» звучат как удары колокола! Только в первом случае тембрально – больше «высоких», а во втором пониже, «погуще бьет», словно бы, басов добавляется.

Так ли уж стар Старый Сибирский путь?

Есть, есть, соблазн такой – пройти, пройти хотя бы по карте, хотя бы мысленно преодолеть тот маршрут… Для решения задачи вполне сгодился бы и современный «Атлас автодорог России». Например, вот этот, выпущенный «Росавтодором» в 2006 году (выпуск №2)3636
  «Атлас автодорог России». «Росавтодор», 2006 (выпуск №2).


[Закрыть]. Откроем его и – в путь, а чего тянуть!

Путь до Ярославля вряд ли вызовет у нас какие – либо затруднения. Хотя вариантов очень много. Возьмем кратчайший из них (100—110 км): Алтыново – Покровское – Большое село – Дорожаево. И вот мы в Ярославле, городе при впадении реки Которости в Волгу, на правом берегу последней. Где у нас господа Брокгауз и Эфрон, просить их сюда: «В старинных частях Ярославля – „Рубленом и Земляном“ городе – сосредоточены все наиболее замечательные древние церкви, Спасский монастырь, обширное здание лицея с прекрасным садом и все лучшие здания города. Центр Земляного города – Ильинская площадь. В торговом отношении Ярославль в XVI столетии служил главным складочным местом иностранных товаров».

Ярославль

Далее дорога устремляется почти отвесно на север, на Вологду – город. «Идем» старинным купеческим «вологодским» трактом: Глебово – Костюшино – Туфаново – Бабаево – Слобода – Пречистое – Стародворское – Заемье – город Грязовец, – и вот уже перед нами Вологда: «губернский город Вологодской губернии на широте северной 59 °С. и долготе восточной от Гринвича 39 °С, в 710 верстах от С. – Петербурга и в 434 верстах от Москвы, по обоим берегам реки Вологды, при впадении реки Золотухи. <…>. Вологда несколько раз переходила из рук новгородцев под власть московских князей, пока в XV веке при Василии Темном не была окончательно присоединена к московским владениям. <…>. Существует предание, что Иоанн Грозный собирался сделать Вологду своей столицей; он посетил ее три раза, в 1545, 1566 и 1568 гг. (причем в последний раз прожил тут 2 года и 5 месяцев)…»

Вологда

Здесь, в Вологде, на привале подумал я еще раз о том, что, по сути, нам ничего неизвестно о быте жителей тогдашней Руси. О том, в каких домах жили они, во что одевались, что ели, какие песни пели, какие сказки рассказывали детям. Как же можно писать о людях, о которых ты ровным счетом ничего не знаешь?

К счастью, оказалось, что информации о быте россиян того времени столько, что потребовались воистину титанические усилия, чтобы как – то ужать, «утрамбовать» ее, прибегнув, буквально, к «телеграфному» изложению материала3737
  Л. А. Кацва «История отечества», Москва «АСТ-ПРЕСС», 2001 г. (http://bibliofond.ru/view.aspx?id=28095); М. Н. Зуев «История России с древнейших времен до конца XX века», Москва, Дрофа 2002 г. (http://fictionbook.ru/author/mihail_nikolaevich_zuev/istoriya_rossii/read_online.html); Г. И. Данилова «Мировая художественная культура», Москва, Дрофа 2005 г.; Ю. С. Рябцев «Путешествие в Древнюю Русь», Москва, «Владос» 1995 г.


[Закрыть]. Вот эта «телеграммка» – получите:

Крестьянский двор в шестнадцатом веке состоял из избы и клети.

Главная разница между ними заключалась в том, что изба – отапливалась и утеплялась в пазах мхом, а клеть – нет. В избе – жили, а в клети – хранили всякую всячину (одежду, утварь, зерно, сельскохозяйственный инструментарий). Так было испокон веку.

Но в шестнадцатом веке случилась строительная революция: избы начали делать на подклети, подьизбице. Эти подклети, подьизбицы имели подпол, подполье, в котором стали хранить необходимые припасы. Сами же подклети еще называли горницами. В это же время появились и сени, главным предназначением которых было обьединение избы с клетью. Домостроительными новациями тех времен стало появление в составе крестянского двора сенника, овина, погреба, построек для скота и бани. Бани именовались еще «байнами» и «мылнами» В суровых северных областях стало заметным стремление к двухэтажности построек крестянского двора.

Феодалы же, зажиточные строились по своим правилам, отличным от крестьянских. У феодальных усадеб обязательно имелись повалуши – сторожевые, оборонительные башни. Имело значение и качество основного строительного материала – дерева. Лес для феодальных усадеб шел отборный, в чести были двускатные и более крыши (на повалушах до четырехскатных доходило), сложная фигурная их кровля («бочкой»).

Городские ремесленнические поселения по набору и отделке построек были более близки к крестьянским дворам. Каменные сооружения – большая редкость в те времена.

Мужчины

Одежда. Носили рубахи из шерстяной (власяницы) или растительных тканей (лен, конопля). Рубахи были богато украшенными. Простонародные – вышивались красными нитками, рубахи богачей и знатных людей – украшались жемчугом, драгоценными камнями, золотыми и серебряными нитями. Были короткие (до колена), длинные (до пят). Первые для бедняков, вторые – для богачей и знати.

Однорядки и кафтаны, шубы носили все без исключения.

Обувь: «Лапти не были известны населению» в шестнадцатом веке. Доминировала кожаная обувь. Богатеи предпочитали сапоги, а вот калиги и поршни – горожане, ремесленники, крестьяне.

Головные уборы: Круглые маленькие, плоские шапочки (похожие на кипы у евреев или тюбетейки), называемые тафьями, полагались обязательными для ношения богачами и высокородными русичами. Когда знать выходила из дома на тафью водружались еще и меховые высокие шапки («горлатки»).

Женщины

Одежда в основном «перекликалась» с мужской. Речь о длинных до пят рубахах. Рубахи изготавливались из полотна или же были шерстяными. Самые разнообразные украшения. Все шло в ход: бусы, жемчук, нашивки (латунные). Известны височные, налобные, наручные, украшения – перстни, браслеты, бусы, ожерелья. А вот сарафанов практически не носили.

Головные уборы: простые (горожанки и крестьянки) носили поневы или плахты.

Обувь была аналогична мужской).

Главный продукт на столах жителей средневековой Руси – хлеб (ржаной и овсяный), хлебобулочные изделия. Пшеничная мука шла на выпечку хлеба, калачей, просвир. Из муки же делали лапшу, выпекали оладьи. Со средних веков известна на Руси и «перепеча» – ржаные жареные лепешки из кислого теста. Из ржаной муки готовились блины, сухари.

В шестнадцатом веке в рационе было много сдобы – пирогов. Самых разных, с любой начинкой: маковых, мёдных, кашных, репных, капустных, грибных, мясных. Любимыми были и разнообразные каши (злаки) – из овса, гороха, гречи, ячменя, пшена, а также кисели (особенно часто употреблялись гороховый и овсяный).

Зерно же шло и на изготовление алкогольных напитков: пива, водки, кваса.

Широко распространены овощи и фрукты: капуста, огурцы, лук, чеснок, свекла, морковь, репа, редька, хрен, мак, стручковый зелёный горох, дыни, различные травы для солений: чебра, мята, тмин, яблоки, вишни, сливы.

Употреблялись в питании и грибы. Причем, во всех видах: сушеные, жареные, пареные, печеные.

Жители средневековой Руси любили рыбу, благо ее было в изобилии в реках. Рыбу солили, сушили, вялили.

Производилась сохой («суховаткой»), но уже появилась и куда более эффективная двузубая соха с железным наконечником. Использовался деревянный плуг. Традиционно применялись бороны, косы, серпы, грабли.

Русь в XVI века высококультурная, высокодуховная страна с богатым и самобытным фольклором.

Основу составляли сказки, былины, пословицы и песни.

Сказки.

Любимы и почитаемы населением всех возрастных групп.

Например, сказка о чудесном зеркале немецкого сказочника Эриха Лясотта (1594). Очень распространены сказки о животных.

Одним из основных сказочных героев становится и сам царь Иван Грозный. Но его образ трактуется двояко. В одних сказках (и песнях) царь Иван – положительный, справедливый. Он близок к народу и строг и безжалостен к жадным, сварливым боярам. В других (особенно, новгородских) – наоборот, злой, мстительный, жестокий.

В народе ненавидят бояр. Поэтому много пословиц антибоярского содержания: «Времена шатки – береги шапки», «Царские милости в боярское решето сеются», «Царь гладит, а бояре скребут».

Распостранены также поверья, легенды. Им была свойственен постепенный отход от язычество и значительная христианизация.

«Вера в силу слова и действия теперь подтверждается просьбой о помощи к богу, Иисусу Христу, богоматери и святым. Сила христианских религиозных представлений была велика, они стали господствовать над языческими. Персонажами легенд, кроме лешего, русалок и черта, стали также святые (Никола, Илья). Важные изменения произошли и в былинах. Они осовременивались. Калин – царь заменяется Мамаем, а вместо князя Владимира появляется Иван Грозный. Борьба с татарами оживила былинный эпос. В этом столетии были сложены былины о Дюке и Сухмане, о наезде литовцев, о Вавиле и скоморохах. Отличие всех этих былин – широкое развитие социальной темы и антибоярской сатиры. Былины повсеместно отличаются сатирой и веселой шуткой. Новые особенности приобретают в XVI веке и предания, среди которых выделяются, прежде всего, две группы преданий об Иване Грозном и о Ермаке. Первые рассказывают о походе Грозного на Казань и подчинении Новгорода. Вторые сложены самими новгородцами и содержит в себе осуждение Грозного за жестокость. Приписывается ему и борьба с Марфой Посадницей, которую он якобы сослал или убил. Предания о Ермаке носят местный характер: донские, уральские и сибирские. Особенно богата группа преданий, в которых Ермак выступает как покоритель Сибири».

Особенно любимы песни. Среди них в изобилии сочинений разбойничьих, удалых.

«Отличаются острым драматизмом, воспеванием воли и образа разбойника, который вешает бояр и воевод. Классическим примером служит песня „Не шуми ты, мати, зеленая дубравушка“: „Среди поля хоромами высокими / Что двумя ли столбами с перекладиной“. Активно формируется и жанр балладных песен, отличающихся тонкой характеристикой личных, семейных отношений людей, и зачастую имеющих антифеодальную направленность („Дмитрий и Домна“, „Чурилья – игуменья“, „Князь и старицы“, „Князь Михайло“, „Князь Роман жену терял“)».

Много песен о Иване Грозном и Ермаке. «Песни об Иване Грозном включают сюжеты о взятии Казани, борьбе с крымскими татарами, об обороне Пскова, о личной жизни царя и др. Песни о Ермаке – сюжеты о Ермаке и казаках, о походе голытьбы под Казань, о разбойном походе на Волгу и убийстве казаками царского посла, о взятии Ермаком Казани, о встречах с Грозным и пребывании в турецком плену. В песнях нашли также отклик и набеги крымского хана Давлет – Гирея на Москву в 1571—72 гг. и оборона Пскова от войск Батория в 1581—82 гг. (песни „Набег татар“ и „Осада Пскова“)».