Текст книги "Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы"

Келюс почти не слушал. Все и так ясно. Их использовали как наживку, чтобы найти пропавшее «Ядро-7». Теперь Фрола и Мика уберут «при попытке к бегству», а из него вытрясут все… Лунин искоса взглянул на «пятнистых» парней. Обычный ОМОН. Кроме того, главный здесь был все же не Китаец, а тот, кого называли полковником.

– Говори, Лунин! – оскалился Шинджа. – Скоро ты будешь умолять не о жизни, а о смерти, но и ее не получишь! Говори!..

– Товарищи! – заорал Келюс во весь голос. – Товарищи, моя фамилия – Лунин! Николай Андреевич Лунин! Я был в избирательной команде Президента!..

Китаец, не размахиваясь, коротким движением ударил его, Николай упал, но продолжал кричать:

– Эти двое – Соломатин и Плотников! Мы с Соломатиным были в Белом Доме! Мы были ранены…

– Молчи! – шипел Шинджа.

– На нас напали бандиты майора Волкова, он служил в группе «Бета», а сейчас – в розыске!

Келюс видел, как на лицах омоновцев появляется что-то, напоминающее человеческий интерес. Китаец скривился и начал медленно отступать в вглубь коридора.

– Если нас убьют, запомните: Лунин, Соломатин и Плотников! У кого-то из вас еще осталась совесть – расскажите! Лунин, Соломатин, Плотников!..

Омоновцы стояли молча, но Николай видел, как они то и дело переглядываются, посматривая то на арестованных, то на Китайца. Первым опомнился высокий офицер. Он подошел ближе и, решительным жестом отстранив подскочившего Шинджу, помог Лунину встать.

– Я полковник Глебов.

Голос был низким, густым, но спокойным. Было заметно, что этот человек привык командовать людьми.

– Я получил приказ задержать вас за подготовку террористического акта…

– Мы не террористы, – перебил Лунин, – у нас нет оружия!

– Вижу… Вы что-то сказали о Волкове. Вы что, знаете где он находится?

– Да… И не только. Волков хотел нас убить…

– Так, – полковник задумался, – очень интересно… Капитан, а вы что мне говорили?

Это относилось к Шиндже. Китаец, не отвечая, вновь отошел в сторону.

– Ладно… Сопротивления вы не оказали, оружия у вас нет… Я вас помню, Николай Андреевич, вы лежали в госпитале Белого Дома, я к вам заходил. Так что разберемся. В любом случае, ваша жизнь в безопасности.

Он махнул рукой, и омоновцы сняли с арестованных наручники.

– Сейчас мы поднимемся наверх, там вас ждут. Об остальных мы позаботимся…

И Глебов кивнул в строну неподвижного тела Корфа.

– Товарищ полковник! – быстро заговорил Лунин, боясь, что его перебьют. – Этот капитан… Цэбэков… Его настоящее имя – Шинджа, его разыскивают за похищение. Он вообще не офицер, он убийца…

– Разберемся, – повторил полковник. – Шинджа, говорите?

Он отдал приказ, и парни в пятнистой форме окружили арестованных. Китаец, отозвав полковника в сторону, начал в чем-то его убеждать, кивая на Келюса, но Глебов отрицательно покачал головой.

Они вновь шли по подземному коридору, теперь уже наверх. Путь оказался недолгим, подъем сменился каменными ступенями лестницы, проход расширился, пахнуло свежим ветром. Наконец, вдалеке мелькнул серый неровный свет. Тоннель кончился, лестница вывела на гранитную набережную большой реки, пересекавшей Столицу. Вход оказался замаскирован под сток одной из подземных речушек, еще в прошлом веке замурованных в трубы. Решетка на ложном водостоке была теперь предусмотрительно снята.

Выйдя наружу, все на минуту остановились, жадно вдыхая свежий ночной воздух. На набережной было пустынно. Келюс ожидал, что их тут же погрузят в «луноходы» и отправят в милицию, а то и в тюрьму, но омоновцы отвели арестованных к небольшой площадке, где стоял крытый грузовик. Лунин растерянно оглянулся, но тут вдалеке загудел мощный мотор, и через минуту к площадке подкатил огромный черный «мерседес».

– За вами, – кивнул Глебов.

Они подошли к машине. Дверца отворилась, навстречу им шагнул высокий человек в военной форме. Свет фонарей упал на знакомое усатое лицо, но Келюс и без этого сразу узнал Генерала.

– Лунин?

В голосе было удивление, словно приехавший ожидал увидеть кого-то другого. Глебов отвел Генерала в сторону и что-то начал рассказывать.

– Ладно… – Генерал вновь повернулся к Николаю. – Ну, здравствуй, Лунин!

– Здравствуйте, – Келюс отвернулся.

– Знаю, что ты думаешь, Лунин, поэтому скажу сразу: я не приказывал убить тебя тогда, в августе. Ни тебя, ни кого-нибудь еще. Я приказал проследить за вами – не больше. В остальном я не виноват. Можешь верить, можешь – нет, как хочешь…

Николай пожал плечами. Даже если Китаец действовал по своему усмотрению, погибших не вернуть.

– Очень жаль, что ты не захотел помочь, поэтому мы решили проследить за тобой и твоими друзьями. Вы почему-то очень хотели найти скантр… Мне доложили, что ты знаешь, где Волков?

– Да, – кивнул Келюс и посмотрел Генералу прямо в глаза. – Я убил его. Мы убили – его и его нелюдей…

– Ого! – Генерал покачал головой. – А ты опасный человек, Лунин! Ладно, где скантр?

Келюс не стал отвечать. Теперь, когда барона нет в живых, «Ядро-7» уже не могло помочь бывшему марковцу. Но в чьи руки попадет изобретение Тернема?

– Ты неосторожный человек, Лунин! Ты умудрился узнать то, что не положено знать никому, даже мне. Поэтому у меня нет выбора. Или ты отдашь скантр, или я прикажу убить тебя и всех остальных. Это незаконно и несправедливо, но я поступлю именно так.

– Я был на баррикадах в августе, – негромко проговорил Келюс. – Мне сказали, что начинается революция, я поверил, – и не я один. Мне велели охранять эту чертову комнату, потом – жечь машины… Вы приказали найти и убить Волкова – и я сделал это. Вы не бандит, вы второй человек в стране. Почему вы так поступаете? Это что – революция?

– Это государственная необходимость, Лунин. Я уже сказал тебе: у меня нет выбора. Даю слово, что ни тебя, ни твоих друзей не тронут. Но скантр тебе придется отдать. Решай сам…

Николай на минуту задумался, хотя думать было, в общем, не о чем.

– Вы отпустите Соломатина и Плотникова, сейчас же, на моих глазах. Отвезете их ко мне домой, и Фрол позвонит сюда. Потом я принесу вам скантр… И уберите отсюда Цэбэкова. Он убийца, я не хочу его видеть!

– Хорошо.

Генерал подозвал Глебова и отдал приказ. Тот кивнул и тут же кольцо охраны вокруг Фрола и Мика разомкнулось.

– Вы свободны, – Генерал бросил взгляд на Келюса, – сейчас вас отвезут на квартиру к товарищу Лунину и оттуда вы позвоните. Номер вам сообщат.

– Мик, сразу звони домой, – перебил его Николай, – скажи где ты. Фрол, в записной книжке есть телефон Стародомской…

– А ты? – дхар настороженно переводил взгляд с невозмутимого Генерала на столь же спокойного Глебова.

– Товарищ Лунин немного задержится, – Генерал махнул рукой, подзывая машину. – Вас же благодарю за помощь в уничтожении опасной банды врагов демократии…

– Держись, Француз! – крикнул дхар, уже садясь в «мерседес». – Ежели чего, я всю Столицу переверну!

Потянулись долгие минуты ожидания. Лунин вспомнил, как давно не курил. Сигарета немного успокоила, но сил не прибавилось. Он не знал, можно ли верить Генералу, но понимал, что иного выхода ему не оставили.

Наконец, Глебов передал ему радиотелефон. Звонил Фрол, сообщивший, что он уже в Доме на Набережной. Келюс кивнул и, велев дхару ждать до утра, не спеша направился к темному входу в подземелье.

…Дальнейшее он помнил плохо. Серые стены катакомб мелькали перед глазами, ноги заплетались, и, если бы не сопровождающие, он наверняка бы заблудился. Добравшись до зала, куда вел коридор, он кивнул на правый вход и тут же закрыл глаза, чтобы не смотреть туда, где лежали барон и Кора. Николая начало шатать, и Глебов, шедший вместе с ним, несколько раз приказывал останавливаться и отдыхать. Но Келюс спешил, хотелось быстрее вырваться отсюда, и он упрямо шел вперед, стараясь не глядеть по сторонам. Ничто уже не могло заинтересовать его в этом страшном месте.

Нишу, где находился скантр, разыскали сразу. Пока «пятнистые» разбирали тайник, Лунин успел подумать, что второй тайник с оружием и папками с документами останется нетронутым. Эта мысль ненадолго утешила, но вскоре вновь навалилась усталость, и Келюсу стало уже все равно…

Обратный путь не запомнился совершенно, и очнулся Николай уже на поверхности. Глебов что-то докладывал Генералу, тот при свете фонаря осторожно осматривал скантр, и Келюс еще раз увидел чудесное свечение загадочного кристалла. Наконец, все было кончено. Генерал уехал, кивнув на прощание, а Лунина усадили в подъехавший милицейский «луноход» и повезли, не спрашивая адреса, прямо по набережной, в сторону его дома.

Выйдя из машины, Келюс, не торопясь, пошел к подъезду. На душе было тяжело. Волков, проклиная его перед смертью, не ошибся – за победу пришлось заплатить слишком дорого. Да и была ли победа? Он отомстил за деда, за Кору, за Лиду, но ни Лунин-старший, ни девушка не узнают об этом, а несчастной художнице не станет легче. Волков убит, но барон Корф уже никогда не вернется домой. И главное – скантр, чудесный светящийся кристалл теперь в руках тех, кому Келюс уже не мог верить. Нет, ни он, ни его друзья не победили…

…Китайца он заметил сразу. Шинджа стоял возле подъезда, не скрываясь, не пытаясь прятаться, и Николай понял – его счет оплачен не до конца.

– Привет, Лунин! – Китаец привычно улыбнулся. – Ты не заставил меня ждать, поэтому я убью тебя сразу. Это хорошо, правда? Что молчишь? Испугался?

Келюс не испугался. Ему было что сказать этому убийце, но он понял, что сейчас нужно молчать.

– Генерал отпустил тебя. Он добрый, ваш Генерал. Но ты стал опасным, Лунин! Ты даже что-то знаешь об Оке Силы, поэтому Нарак-цэмпо приказал убить тебя. И я убью тебя с удовольствием. Чего молчишь?

Келюс отвернулся и поглядел вверх – туда, где над высокими пожелтевшими кронами старых тополей уже начинало бледнеть серое ночное небо. Занимался рассвет, холодный порывистый ветер уносил прочь опавшие листья. Где-то там, за рекой, за высокой стеной огромного дома, скоро поднимется бледное осеннее солнце. Страшный Год Козы уходил навсегда, покрывая траву траурным серебром первых заморозков. Николай закрыл глаза. Все стало безразлично – даже смерть…

Он услышал крик и удивился, зачем Китайцу кричать, затем ухо уловило знакомые голоса, и Келюс нехотя открыл глаза.

Сначала он понял – Китаец исчез. Затем сообразил, что Шинджа никуда не делся, но уже не стоит, а лежит, распростертый на асфальте, над ним возвышается Фрол, а Мик деловито, будто бы всю жизнь занимался этим, вяжет Китайцу руки бельевой веревкой.

– Ну, Француз! – повторил дхар то, что Лунин в первый раз не услышал. – Живой? Ну, елы, едва успели! Хитрый, гад…

– Мы вас, Николай, давно ждем, – добавил Мик, затягивая узел покрепче. – Боялись, что вас не выпустят.

– Да ну их всех! – махнул рукой Фрол. – Бросай косоглазого, пусть так и валяется, в карету его! Пошли домой, Француз!

– Да…

Келюс посмотрел в холодное осеннее небо, уже подернутое белесой рассветной пеленой.

– Пошли домой!..

Книга восьмая. Вызов

Глава 1. Гости

Сухие ломкие листья устилали аллеи старинного кладбища, каким-то чудом уцелевшего почти в самом центре Столицы. Осенний воздух был свеж и неожиданно чист. Страшный Год Перемен, от Рождества Спасителя 1991-ый, провожал очередную жертву. Земля Столицы принимала своего блудного сына – барона Михаила Корфа.

Людей собралось неожиданно много. Появившиеся словно из-под земли распорядители с черно-красными повязками привычно группировали и сортировали скорбящих, отсеивали чистых от нечистых, лишний раз доказывая, что воспетого в песнях и гимнах равенства не существует даже здесь, среди печальных мраморных ангелов и полуразбитых крестов со стершимися надписями.

Келюса и Фрола оттеснили почти сразу – они не успели даже подойти к наглухо закрытому гробу. Друзья никак не ожидали, что у погибшего барона окажется столько почитателей, пришедших в этот день на покрытые золотыми листьями аллеи.

Еще два дня назад все было по другому. В пределах городских кладбищ получить место не представлялось возможным. Николай засел за телефон, обзванивая уцелевших знакомых деда, но те лишь жаловались на времена, сетуя, что теперь даже бывшим членам ЦК дальше колумбария не Донском не пробиться. Мик порывался звонить в канадское посольство, и Лунину с большим трудом удалось его отговорить.

Между тем, в Столицу вернулись родители Мика. Плотников-старший, совершенно сбитый с толку случившимся, в свою очередь сел за телефон и выбил несколько квадратных метров на кладбище у деревни Гнилуши за Кольцевым шоссе. Оставалось достать деньги на похороны, и тут внезапно, за двое суток до этого холодного дня, все изменилось. Отцу Мика позвонили из канцелярии Президента. Такое уже случалось, ибо отрасль, которой управлял Николай Иванович Плотников, была не последней в державе. Но на сей раз чиновник из Белого Дома передал от имени Президента глубокие соболезнования, сообщив, что государство, учитывая выдающиеся заслуги стойкого борца за российскую демократию канадского гражданина Михаила Модестовича Корфа, берет все заботы о похоронах на себя. Плотников-старший, до сих пор не веривший до конца в неизвестно откуда появившегося и столь же таинственно сгинувшего кузена, решил уже ничему не удивляться.

Итак, похороны были государственными, и для барона тут же нашлось место в одной из тихих аллей старинного кладбища Столицы. Чьи-то руки поместили объявление о предстоящей церемонии не только в городские, но и в центральные газеты, и даже ведущий вечерних теленовостей уделил этому событию несколько секунд драгоценного эфирного времени.

…Полированный дубовый гроб с намертво привинченной крышкой утопал в венках, увитых трехцветными лентами. Поверх лежала офицерская фуражка советского образца, но также с трехцветной кокардой. Один из венков выделялся особо – венок от Президента. Возлагал его высокий сухопарый военный с колодкой орденских лент – Келюс сразу же узнал полковника Глебова.

Начался митинг. Появившаяся в последнюю минуту Калерия Стародомская произнесла грозную инвективу в адрес коммунистических недобитков, с которыми всю жизнь боролся покойный. Неназвавшийся капитан в штатском в изящных, но туманных выражениях отметил вклад барона в безопасность державы. Несколько пришедший в себя Плотников-старший сказал слово от имени семьи. О самом Корфе он говорил мало, зато привел удачный, хотя и несколько тяжеловесный пассаж о развитии российско-канадского экономического сотрудничества в области конверсии.

Представитель канадского посольства, прибывший после настоятельного приглашения из Министерства иностранных дел, произнес речь с чуть заметным украинским акцентом, восхваляя воскресшую российскую свободу, не упомянув, впрочем, что провожает в последний путь своего соотечественника. То, что никакого канадского гражданина Михаила Корфа не существует, в посольстве знали, но отказаться от приглашения не решились. Только Мик едва не испортил всю церемонию, обратившись к покойному «дядя Майкл» и пообещав перестрелять всех сволочей, в том числе и стоящих поблизости. Его тут же оттерли в сторону, и на трибуну взошел осанистый господин в дорогом пальто, оказавшийся представителем Столичного Дворянского Собрания. Он воспарил к вершинам генеалогического древа покойного, а затем подробно остановился на задачах дворянства в деле возрождения Великой России. Когда его сменил крепкий молодчик в черном зипуне – делегат патриотической организации, – Лунин понял, что пора уходить. Фрол не стал возражать, и они начали пробираться сквозь толпу.

– Жаль барона, – вздохнул дхар, когда друзья наконец выбрались на свободную аллею и Николай остановился, чтобы закурить. – Хороший был мужик. Не уберегли, елы!..

Келюс лишь кивнул – от виденного и слышанного его слегка мутило.

– Да разве такого убережешь! – вздохнул Фрол. – Эх, устроили здесь, елы, цирк! И вообще…

Договорить он не успел. Откуда-то из боковой аллеи появился невысокий человек в пальто, но с выправкой, скрыть которую было невозможно. Фрол умолк, человек в пальто посмотрел зачем-то по сторонам, внимательно оглядел обоих и, остановившись взглядом на Келюсе, решительно произнес:

– Прошу прощения, господа. Господин Лунин? Николай Андреевич?

– Я – Лунин, – вздохнул Келюс. Подобные вопросы в последнее время перестали его удивлять.

– Покорнейше прошу простить. Не соблаговолите ли отойти со мной на несколько слов?

– А он, покорнейше вас, не соблаговолит, елы, – внезапно вмешался Фрол, не торопясь вынимая руки из карманов. – Это я сейчас, в карету, соблаговолю. Могу два раза, если понравится.

– Перестань, Фроат, – поморщился Лунин, но дхар покачал головой и не сдвинулся с места.

Человек в пальто явно не ожидал такого поворота событий и, отступив на пару шагов, сунул руку в карман.

– Ох и сделаю я его сейчас, Француз, – негромко процедил Фрол. – Ох и сделаю, елы! Ох, помяну Михаила!

– Отставить!

Негромкий сильный голос прозвучал откуда-то сбоку. Лунин поспешил оглянуться. На аллее стоял еще один неизвестный в сером плаще-тренче и мягкой велюровой шляпе. Впрочем, и в этом случае штатская одежда могла обмануть разве что чрезвычайно наивного человека.

– Вы ошибаетесь, господа, – неизвестный усмехнулся, – мы не чекисты. Господин Лунин, ежели соблаговолите меня выслушать, я предъявлю свои верительные грамоты.

– И этого соблаговолить, что ли? – буркнул Фрол, но Келюс почувствовал, что неизвестный говорит правду. Да и голос, спокойный, твердый, привыкший командовать, внезапно напомнил ему голос барона.

– Признаюсь сразу, – продолжал человек в тренче, подходя поближе, – в кармане у меня браунинг. Но – слово офицера – он менее всего предназначен для знакомства с вами.

– Вы обещали показать верительные грамоты, – напомнил Келюс, вглядываясь в лицо незнакомца. Тот был едва ли намного старше покойного Корфа, но резкие морщины на лбу и легкая седая прядь, выбивавшаяся из-под шляпы, говорили, что прожил он свои годы непросто.

– Охотно, – согласился незнакомец. – Они у меня во внутреннем кармане пиджака. Если моего слова недостаточно, можете достать сами.

– А мы не гордые!

Фрол собрался было последовать совету, но Николай отвел его руку и выжидательно поглядел на неизвестного.

– Рад за вас, господин Лунин. У вас превосходная охрана.

Из внутреннего кармана был извлечен конверт и передан Келюсу. Внутри оказалась большая – кабинетная – фотография, на которой фотограф Слипаков из Харькова, чья фамилия и адрес вились золотом на паспарту, увековечил двух молодых офицеров на фоне пышных драпировок и обязательной пальмы в углу.

– Я, вообще-то, – слева, – пояснил человек в тренче. – Если хотите, могу снять шляпу.

– Не надо, – Келюс всмотрелся в снимок. Слева, без всякого сомнения, действительно стоял их собеседник. Правда, не в тренче и не в шляпе: черный мундир плотно облегал невысокую сильную фигуру, такая же черная, с белым кантом, фуражка была сдвинута на затылок, рука сжимала стек, на груди отблескивал Терновый Венец Ледяного похода. А рядом…

– Так это же барон! – ахнул Фрол, тыча пальцем в карточку. – Елы, во дает!

На Михаиле Корфе ладно сидел такой же черный мундир, в руке красовался стек, а на голове – лихо заломленная фуражка. На груди рядом с Терновым Венцом темнели два небольших креста – Владимира и Анны.

– Михаила как раз выписали из госпиталя…

– Красиво, – одобрил Фрол. – Только… Как бы это, елы, чтоб не обидно… Михаила-то мы узнали, да и вас, товарищ… Или не товарищ, уж извините, признать можно. Но ведь это, прощение просим, фотка.

– Это – что? – не понял неизвестный.

– Фотографическая карточка, – Келюс вложил снимок обратно в конверт. – Брось, воин Фроат, гэбэшникам такие игры ни к чему.

– Желаете получить дополнительные разъяснения? – неизвестный с интересом покосился на Фрола.

– Это точно, желал бы, елы, – подтвердил тот, оглянувшись назад. Человек в пальто по-прежнему стоял на том же месте, делая вид, что все происходящее его не интересует.

– Вы вот что, – решил дхар. – Скажите своему, у которого, елы, тоже в кармане, чтоб не двигался.

– Он не двинется. Что бы вы желали узнать?

– А сейчас узнаю, – Фрол вытянул обе руки вперед. Глаза незнакомца сузились, но он не сдвинулся с места. Дхар несколько раз провел руками по воздуху, взмахнул ладонями, словно сбрасывая невидимые капли воды…

– Ну что? – осведомился Келюс, единственный из всех присутствующих, кроме самого дхара, понимавший смысл этой пантомимы. – Какое поле, кудесник, любимец богов?

– Такое – как у Михаила. Не наши, елы. И не ярты. Так что извините, ежели что…

– Не за что, – чуть заметно, уголками губ, улыбнулся незнакомец. – На такое мессмерическое алиби я, право, и не рассчитывал. Позвольте, однако, отрекомендоваться: генерал-майор Тургул Антон Васильевич. А этот господин, у которого, как вы изволили справедливо заметить, тоже что-то есть в кармане, – поручик Ухтомский. Прошу знакомиться.

– Извините, господа, – подал голос Ухтомский. – Я, кажется, вел себя как-то не так. Но, ради Бога, неужели я похож на чекиста?

– Не похож, – сдался Фрол. – Это у меня уже чердак едет. Извиняй, поручик. Я Соломатин. Фрол, в общем.

– Виктор, – представился поручик, и в знак примирения они обменялись рукопожатием.

– Мы здесь второй день, – продолжал Тургул. – Нечто вроде спасательной партии…

– Где же вы раньше ходили, такие хорошие? – вздохнул дхар.

– Нам обрубили Канал, – тихо ответил Тургул. – Нас обманули. Но ведь штаб, господин Соломатин! Господа профессора с их, извините, теориями о перерождении большевизма!.. И вот – Михаила бросили, а все концы здесь.

– Видели, – кивнул Фрол. – Скантр, в карету его, адская машина!

– Да, скантр. А без него стучи – не достучишься. Я бы за Михаила не только этих умников в штабе на штыки поднял! Да толку-то… Спасибо Тернему, за две недели сообразил. Теперь у нас свой Канал, так что – поглядим, господа краснопузые! Впрочем, – оборвал он себя, – об этом еще успеется. Вышли мы на вас, господин Лунин, через Славика Говоруху. Хотя – Боже мой, какой он теперь Славик! Сюда он не приехал: сердце… Да и правильно сделал. Вы, господа, этого, из Союза Дворянства, видели?

Лунин и дхар многозначительно переглянулись.

– Попался бы он нам где-нибудь под Ростовом, правда, князь?

– Шомполовали бы, – пожал плечами Ухтомский.

– Так ты чего – еще и князь? – недоуменно моргнул Фрол.

– Помилуйте, господин Соломатин, – заступился Тургул. – Ну в чем Виктор виноват? Между прочим, поручик – Георгиевский кавалер, два солдатских «Егория».

– Да ладно, – смилостивился Фрол, – просто у нас князья – те больше в сказках…

– …или в Дворянском Собрании, – закончил Келюс. – Пойдемте, господа. Разговаривать у меня в квартире, пожалуй, не стоит, а выпить можно. Помянем…

– Мне бы хотелось познакомиться с тем молодым человеком, – заметил генерал, когда они выходили из ворот кладбища. – Здорово выступал! Он что, родственник Михаила? Ну, тот, что назвал его «дядей Майклом»?

– Его правнук, Михаил Плотников, – пояснил Николай. – Михаил для него – канадский кузен. Только Мику еще и двадцати нет…

– Я не зову его на фронт, – еле заметно пожал плечами Тургул. – Хотя Виктор, смею заметить, воюет с семнадцати. Сейчас ему как раз девятнадцать.

– Помилуйте, господин генерал, – возразил Ухтомский, – мне сейчас аккурат девяносто один. Вот уж не думал дотянуть!

– Вы правы, – задумался генерал. – А мне тогда сколько будет? Знаете, Виктор, вы эту алгебру бросьте! А с Михаилом Плотниковым вы меня, господин Лунин, непременно познакомьте.

Огромная квартира в Доме на Набережной казалась теперь не только Фролу, но и Келюсу, мрачной и неуютной. Последние дни они собирались обычно на кухне и даже, перетащив туда раскладушки, иногда ночевали. Тут было как-то спокойнее и спалось без сновидений. И сейчас, пригласив нежданных гостей, Лунин, проигнорировав этикет, усадил их за кухонный стол. Да и покойный Корф больше всего любил бывать именно здесь. Теперь его место пустовало, там стояли тарелка и наполовину налитая стопка.

Все слова были сказаны, водка выпита. Фрол и поручик ушли в гостиную выяснять подробности родословной князя, которая отчего-то заинтересовала дхара. Генерал, не перебивая, выслушал рассказ Лунина о том, что случилось с Корфом. Келюс рассказывал все без утайки, опуская лишь наиболее невероятные подробности.

– Дон-Кихоты, – вздохнул Тургул. – Неправда ваша, господин Лунин. Не вы втянули Михаила во все это – он вас втянул. Корф – человек военный, он выполнял приказ. И, если для этого нужно было выкрасть скантр, – он был обязан сделать это.

– Приказ начальника, бином, – закон для подчиненного?

– Именно так, – кивнул генерал. – Только слово «бином» – лишнее. Помилуйте, сударь мой, вы хоть понимали, что делали, когда пытались выкрасть скантр у собственного правительства?

– Скантр был нужен Михаилу, – удивился Келюс. – Он бы вернул его в Институт и сам возвратился…

– Может быть, – недобро прищурился Тургул. – А может, и по-другому вышло. Вы, надеюсь, догадываетесь, где служил Корф? Он бы мог взять и уничтожить скантр. Что тогда?

– Уничтожить? Но зачем? Он ведь хотел вернуться!

Генерал со вздохом покачал головой, гася в пепельнице папиросу и закуривая новую. В наступившей тишине откуда-то из глубины квартиры донесся голос Ухтомского, повествующего о битве князя Ряполовского «в мале дружине с поганым собакою Касим-ханом и его злою ордою».

– Несомненно, – хмыкнул Тургул, – с собакою Касим-ханом… Господин Лунин, вы – человек штатский. Оговорюсь: не подразумеваю под этим более того, что сказал. Так вот, вы человек штатский, вы ученый – все так… Но, сударь мой, неужели вы до сих пор не поняли?

– Кое-что понял. А вас, господин генерал, понять пока не могу. Куда вы, бином, клоните?

– Да куда мне клонить? – удивился Тургул. – Я просто хочу сказать, что идет война. Война, сударь мой! Красные против белых. Я, мой поручик, покойный Михаил, – белые. Вы – красные. И, помогая Михаилу, вы помогали врагу.

– Ну, это вы уже загнули! – Келюс даже не рассердился. – Дед мой, покойный комиссар Лунин, царствие ему Небесное, напоследок меня иначе как врангелевцем и корниловцем не величал…

– Видел я ваших корниловцев, – спокойно, без тени эмоций, отозвался генерал. – На Страстном. Стоят, извиняюсь, в раскорячку, рожи холопские, наглые… И небритые. Еле удержал Ухтомского, он, знаете, так и рвался. Мы эту форму офицерам не сразу разрешали носить – не после первого боя, даже не после десятого, сударь вы мой! Они еще ордена цеплять изволят. Наши ордена! Вернусь – отдам приказ – все ордена погибших уничтожать. Чтоб – ни в чьи руки! Ни парижских ювелиров, ни этих, прошу прощения…

Тургул вновь замолчал, и Келюс услыхал голос Фрола, вопрошавшего:

– …то есть как, елы, парил по небу? Не мог он парить по небу!

В ответ князь Ухтомский пытался объяснить что-то про фольклор, но дхара, это явно не успокаивало.

– Извините, отвлекся, – продолжил Тургул. – Так вот, господин Лунин, идет война. У нас – на фронтах, у вас – тлеет под пеплом. Но, кажется, уже кое-где полыхает.

– Э-э, бросьте, – не согласился Келюс. – Свою войну вы проиграете – к большому сожалению, моему лично, и, можете поверить, еще очень многих – аккурат в ноябре двадцатого. А у нас свои дела. И войны, надеюсь, все-таки не будет.

– Ну да, конечно, – кивнул генерал. – «Река времени в своем стремленье уносит все дела людей…» А вы знаете, господин Лунин, что передавали нам по этому самому Второму каналу?

– Догадываюсь, – усмехнулся Келюс. – Военные планы красных. И, может, кое-какие технические новинки.

– Верно догадываетесь. Только опять лишнее слово – «может». Иначе зачем мы поддерживали связь с этими… переродившимися?

– Вы думали, у нас в ЦК сидит ваш доброжелатель?

– Конечно! – воскликнул Тургул. – И не только думали. Нас в этом уверяли! Обещали чуть ли не изменить ход истории! О Господи, прости им всем… Кто же на такое не согласится? Тут можно рискнуть не только полковником Корфом – дивизии не жалко!

– Они передавали такие же данные красным? – понял Келюс. – Но зачем?

– Нас исследовали, – бледно улыбнулся Тургул. – Посылали запросы о состоянии экономики, финансов, о транспорте, еще о чем-то… О войне не спрашивали – тут и так все ясно. Мы отвечали – что оставалось делать? Ну, красных тоже, так сказать, рентгенировали. А Михаил Модестович все это раскрыл.

– Михаил говорил, что он просто курьер!

– Разумеется, – генерал закурил очередную папиросу. – А что же, по-вашему, он должен был вам сказать? Я, отважный разведчик, полковник Корф, первым проник в злодейские замыслы жидо-большевистской банды и понял, что господина главнокомандующего, равно как и все Особое Совещание, водят за нос? И что помогать нам никто и не думает – просто ставят эксперимент на нас и красных одновременно – на предмет приемлемости капитализма среди наших родных осин? Второй канал обслуживает не только Харьков, где сейчас, то есть в августе 19-го, мы, но и Столицу, где нынче красные. Что Корф должен был сделать? Или прорваться обратно – или просто уничтожить скантр и обрубить Канал…

– Но ведь сейчас у вас, как я понял, есть свой собственный Канал, – удивился Николай, – и вы можете устанавливать любые нужные вам связи.

– В общем-то, любые. Золотой запас России пока еще у Адмирала. Тайн военных открывать не буду, но вы, наверное, и так кое-что поняли. В двадцать восемь лет мозги господина Тернема работают не хуже, чем в сто, смею вас уверить. Ну, а теперь, сударь вы мой, беретесь ли вы по-прежнему утверждать, что наша война кончится в ноябре 20-го?

– Межвременные войны, бином, – пробурчал Лунин, которому эта идея чрезвычайно не понравилась. – Интертемпоральные…

– Звучит страшно… Однако вернемся к моему менторству. Все, что вы тут вытворяете – ваше внутреннее дело. Но скантр – это же ваше оружие! Если правительство – любое, но ваше правительство – потеряет его, вы понимаете, что будет?

Келюс не ответил. Вопрос, заданный самоуверенным и весьма осведомленным генералом заставил вспомнить растерянного и затравленного Корфа, не имевшего представления, какая в державе валюта. Да, за последние недели в Добровольческой армии многое изменилось! Но Тургул был не совсем прав. Скантр – не просто оружие, иначе все было бы слишком просто. И Николаю почему вспомнилась странная карта из серой папки…

– Извините, ради Бога, господин Лунин, – негромко проговорил Тургул. – Я, кажется, поступил крайне неразумно, затеяв этот неуместный диспут. Да, явно неуместный и, судя по всему, окончательно испортивший вам настроение. А нынче и без того черный день. Я очень сожалею…

Николай кивнул, но отвечать не стал.

– А с Плотниковым вы меня познакомьте. Все-таки потомок…