Текст книги "Страж раны"

– Командир Джор…

– Что вы сказали? – удивилась девушка.

– Н-ничего, – пробормотал Косухин. – Это я так…

Золотой лик был спокоен, в неровном свете фонаря казалось, что недвижимые губы слегка улыбаются. Степа вздохнул и тихо отошел от мертвого тела. Надо было искать выход. Он быстро осмотрелся…

– Тупик, – заметила Наташа. – Не может быть… Косухин, здесь по плану есть проход! Господи, ну ищите же!

Косухин вновь обошел небольшую комнату. Стены, высеченные в скале, гладко отесаны, на них нет даже следов двери или прохода, пол каменный, ровный. Оставался потолок…

Внезапно где-то поблизости, со стороны оставленного ими коридора, послышались резкие злые голоса. Кто-то крикнул, раздались ответные крики, затем чей-то резкий голос позвал: «Сюда!»

– Они не войдут! – прошептала Берг. – Иначе они не оставили бы здесь все это…

Степа между тем осматривал потолок. Увы, он оказался обыкновенным – каменным, вырубленным в цельной скале. Крики в коридоре стихли, послышался резкий, пронзительный голос:

– Косухин! Берг! Немедленно выходите и сдавайтесь! Повторяю! Косухин! Берг…

– Вот щас прямо, – пробормотал Степа, продолжая внимательно осматривать склеп.

Голоса в коридоре начали что-то громко обсуждать, а затем заговорил кто-то другой, как показалось Степе, уже ему знакомый. Слова звучали отчетливо и громко, словно говоривший находился рядом:

– Степан Иванович! Наталья Федоровна! Прятаться не имеет смысла. Вся эта средневековая мистика вам не поможет. Через несколько минут мы просто взломаем стену…

– Значит, через дверь тебе, заразе, не пройти! – хмыкнул Косухин. – Наташа, а чего это они своих бхотов не пошлют? Они хоть люди…

– Бхоты боятся. Ищите, Степан, тут должен быть проход! Обязательно! Знаете, как-то очень не хочется превращаться в краснолицую вампиршу со стеклянными глазами…

– …К сожалению, в этом случае мы не сможем вам помочь, – мягко и даже доброжелательно продолжал неизвестный. – То, что к вам войдет, не склонно к гуманности. Поспешите – у вас осталось всего несколько минут…

– Спасибо, что сказал, – отреагировал Степа, думая совсем о другом. Выбор невелик: четыре стены, пол и потолок. Все он уже осмотрел, оставалась одна из стен, находящаяся за возвышением, где покоился мертвец в золотой маске. Степа осторожно обошел высохшее тело воина, чье запечатленное в золоте лицо так напоминало Джора, и стал внимательно рассматривать барельеф. И тут вдали послышался негромкий, но гулкий звук, словно что-то огромное упало на каменный пол коридора. Звук повторился, затем еще – кто-то шел, его шаги с каждой секундой слышались все громче и громче. То, что приближалось из глубин подземелья, ступало мерно, с тяжелым механическим грохотом, словно по коридору двигалась ожившая каменная глыба.

– Косухин… – девушка повернулась к Степе. – Вы… слышите?

– А чего? – пожал плечами Косухин, не отрывая глаз от барельефа. – Обещали же! Сейчас, гад, стену крушить станет… Вот, кажись нашел!

Через весь рельеф, в правой его части, сверху до низу тянулась тонкая, словно паутинка, трещина. Степа легко дотронулся до края, затем надавил посильнее, но камень не двигался.

Страшные шаги гремели уже совсем близко. Послышалось сиплое дыхание, как будто в коридоре заработала небольшая паровая машина. В тяжелом протяжном вздохе слышалось какое-то неясное бормотание, угрожающее и одновременно чем-то напоминающее плач…

Степа, стиснув зубы, сосредоточился на барельефе. Лампа начала чадить, масло кончалось, приходилось спешить. В центральной части, изображающей всадника, ничего, похожего на трещину, не было. Оставалось осмотреть левую часть, находившуюся в головах покойного…

Шаги стихли. Несколько секунд стояла мертвая стылая тишина. Человеческие голоса замерли, люди словно исчезли. А может, внезапно подумал Косухин, те, что в коридоре, и вправду попрятались. Видать, им тоже страшно!

Первый удар был несильный, мягкий, словно в стену стукнули чем-то гуттаперчевым. Косухин лишь усмехнулся, не отрывая глаз от шероховатого камня, но тут же последовал второй – страшный, всесокрушающий. Послышался грохот, запахло пылью. Стена, ведущая в первое помещение, не выдержала.

Наташа перекрестилась и, подойдя к стене с барельефом, стала рядом с Косухиным. Новый удар – и вновь грохот рухнувших камней. Послышались тяжкие шаги – то, что сокрушило стену, вошло вовнутрь. Берг вздохнула и положила руку на Степино плечо.

– Ага! – вновь произнес Косухин, на этот раз вполне довольный. – А вот и вторая…

Действительно, в левой части барельефа удалось найти вторую трещину, такую же ровную и тонкую.

– Да здесь попросту плита! На шарнире, видать. Ежели справа не открывается, то…

…Новый удар был сильнее предыдущих. Воздух наполнился пылью, сквозь грохот рухнувших камней вновь прогремели шаги, уже совсем рядом. То, что крушило камень, было в соседнем помещении, его сиплое дыхание, мощное и ритмичное, доносилось сквозь проход…

Степа надавил на правую часть плиты с барельефом. Вначале ничего не произошло. Косухин испугался всерьез, но стиснул зубы, негромко выругался и надавил вновь, уже со всей силы. И тут же трещина-паутинка стала глубоким провалом – плита начала поддаваться.

– А ну-ка, Наташа, вместе…

Совместными усилиями трещина превратилась в щель, куда можно было просунуть руку.

– Еще!

…Скала задрожала. С потолка посыпались мелкие камешки, воздух наполнился пылью, глухо звякнул потревоженный меч в ногах мертвеца. Второй удар, еще сильнее – но стена выдержала. Казалось, что-то еще, не только камень, сдерживает неведомую силу.

– Ничего, Степан, – Берг улыбнулась и погладила Косухина по небритой щеке. – Давайте еще попробуем…

– Ага… Три-четыре!

Проход стал шире. Наташа даже попробовала в него протиснуться, но отступила и с сожалением покачала головой. Косухин кивнул, и они вновь надавили на плиту. Медленно, пядь за пядью, отверстие росло…

…Новый удар – третий. Казалось, по всему склепу прошел вздох – стена рухнула. По потолку зазмеились трещины, во рту скрипела пыль, но плита наконец-то поддалась. Косухин жестом остановил Наташу, пытавшуюся заглянуть в открывшийся узкий проход и, просунув туда лампу, поглядел сам. Неяркий огонек осветил темный низкий коридор.

– Пошли!

Берг проскользнула во тьму. Степа подождал еще секунду и, не выдержав, оглянулся. В стене была проломлена огромная дыра, сквозь которую можно было заметить что-то большое, светящееся неярким зеленоватым огнем. Огромный бесформенный отросток – не рука, даже не звериная лапа – просунулся в склеп. Косухину показалось, что он видит надвигающееся из тьмы круглое немигающее око, горящее красным пламенем. Степа протиснулся в коридор и надавил на плиту с другой стороны.

– Скорее! – торопила Берг. Но Степа все же добился своего – плита поддалась и с легким скрипом стала на место. И тут же, заглушенные камнем, послышались тяжкие шаги – нечто, не торопясь, спокойно и властно, входило в склеп…

– Побежали!

Косухин крепко взял девушку за руку, поднял повыше гаснущий фонарь, и они поспешили вперед. Коридор – или тоннель – был низким и ровным. В воздухе чувствовалась не затхлость подземелья, а зимняя холодная свежесть – очевидно, выход был недалеко. Они успели отбежать метров двадцать, когда за позади послышался вой – низкий, тоскливый, полный страха и даже отчаяния.

– Оно не может проломить стену! – поняла Берг, на секунду останавливаясь.

– Кишка тонка! – согласился Косухин. – Вот, чердынь, а плита-то тонкая!

– Что-то его не пускает…

Степа не ответил – перед глазами встала золотая маска…

Вдали вновь послышался вой, еле слышный, уходящий. Коридор внезапно расширился, пахнуло ледяным ветром, и тут лампа, давно уже мигавшая и чадившая, погасла. Наступила кромешная тьма. Пришлось на минуту остановиться, Наташа вздохнула, прижалась к Степе.

– Ну, вы чего? – неуверенно проговорил тот. – Мы ж считай, уже на свободе!

– Нервы, Косухин… Вы же слыхали, что у барышень имеются нервы? Даже у физиков…

– Ага, конечно, – согласился Степа. – Ну, чего, двинули?

Берг крепко взяла Косухина за руку, и они пошли дальше, благо пол был ровным, а тоннель вел прямо, не сворачивая. Холод становился все заметнее, и Степа начал подумывать о том, что им следует делать, когда проход вынырнет на поверхность. План был ясен – спуститься в котловину, нырнуть в спасительную тень, добраться до замаскированного входа в убежище… Но все «черные», да и «серые» наверняка уже подняты по тревоге. У хозяев монастыря имеется план, они знают об этом тоннеле, значит их могут ждать снаружи…

– Косухин! Здесь тупик! – Берг ощупала рукой внезапно появившееся препятствие. – Но почему? Ведь по плану…

– Знаю я эти планы! – неодобрительно заметил Степа, шаря рукой по холодной стене. – Нет, Наташа, тут не тупик. Чуете, как дует? А ну, давайте-ка спички!

Первый же огонек прояснил дело. Тоннель расходился надвое – широкий коридор вел направо, а узкий и низкий, едва в человеческий рост – налево.

– Странно, – Наташа зажгла вторую спичку, – этого на плане нет…

– Тривиум, – Косухину внезапно захотелось блеснуть ученостью.

– Ito, fratere, – вздохнула Берг. – Quo vadere?

К своему крайнему удивлению, Степа понял.

– А щас, – задумался он. – Два хода. Один лучше, другой хуже. Какой из них на плане?

– Наверное, тот, который лучше…

– И я о том, – подхватил Косухин. – Вон, из широкого как дует! Тут выход совсем близко. А из узкого, чердынь-калуга, еле-еле…

– Я вас поняла, – кивнула девушка. – Вы умница! Жаль, у вас нет невесты, я бы вас у нее отбила…

Степа только вздохнул.

Проход был неудобен – и без того невысокий потолок постепенно еще более понижался. Уже через полсотни шагов пришлось идти, нагибая головы. Но на это не обращали внимания – свежий морозный ветерок становился все ощутимее. На душе повеселело. Через несколько минут Косухин настолько осмелел, что предложил остановиться и перекурить.

– Последняя спичка, – сообщила Наташа, закуривая и передавая огонек Степе. – Что-то мы с вами начинаем шиковать! Ладно, если нас поймают, спички будут уже ни к чему… Косухин, я все-таки не поняла, как вы оказались здесь? Меня везли на самолете чуть ли не сутки…

– То есть как? – поразился Степа. – Хотя… Ну, мы день ехали, три дня шли…

– Это Тибет! От Синьцзяна – несколько тысяч верст… Косухин, а может, это не вы вовсе?

Степа поперхнулся дымом. Наташа, конечно, шутила, но в ее голосе мелькнуло что-то, похожее на тревогу.

– Пущай Ростислав объяснит! – решительно заявил он. – Раз он у нас интеллигент. Или Тэда спросим, он вообще чуть ли не профессор, вроде Богораза.

– А Тэд – это кто?…

Говорили уже на ходу. В тоннеле становилось все холоднее. Косухин ожидал, что впереди мелькнет свет, ведь склон котлована залит лучами прожекторов. Но там было темно, и Степа вновь начал тревожиться.

– Ну, Тэд… Он этот… акэолоджи… Из Индиана стэйт…

Девушка рассмеялась:

– Вижу, вы умудрились выучить не только латынь, но и английский. Вы полиглот, Косухин! Стойте, что это?

Действительно, впереди мелькнула слабая полоска света. Косухин прошептал: «Т-с-с!», и тихо, стараясь ступать как можно легче, прошел дальше. Да, впереди был свет – желтоватый, неживой свет прожекторов, но какой-то странный, очень слабый.

– Ух ты!

В лицо ударил морозный ветер. Тоннель кончился, но перед ними был не склон, а небольшая ложбинка, почти полностью прикрытая огромным валуном, который закрывал вход, надежно маскируя его от непрошеных глаз.

Глава 6. Шанс

– Где это мы? – Наташа подошла к выходу и осторожно выглянула.

– Там же, – вздохнул Степа. – Недалеко, чердынь, ушли…

Они находились в небольшой ложбине на склоне горы, чуть правее лестницы, ведущей к Шекар-Гомпу. До скал, в которых находилось тайное убежище, было не менее полуверсты. Правда, кроме часовых на вышках и обычных патрулей Степа никого больше не заметил – ни «черных», ни «серых». Но выходило, как ни крути, все же скверно. Их, конечно, увидят. Если не пустят в ход пулеметы – натравят погоню. Но и оставаться опасно – хозяева Шекар-Гомпа быстро разберутся в несложном ребусе с двумя выходами.

Косухин еще раз оглядел ложбину. Вышки, часовые, пост у лестницы… И вдруг ему пришла в голову простая до одури мысль – Степа вспомнил подзабытый устав караульной службы. Бросят ли «черные» из монастыря свои посты, чтобы погнаться за беглецами? Да ни в коем разе! И внешней охране не сообщат, чтобы шуму лишнего не поднимать. Значит, пока те, у котлована и бараков, будут кричать в телефонные трубки да прикидывать, не провокация ли это…

– Наташа, нам надо прямо. Вон скала, видите? Нам туда. Сейчас выходим, идем спокойно, не бежим. Только… у меня… ну, просьба, что ли.

– Поцеловать вас для храбрости?

Степа сник.

– Извините, Косухин, – покачала головой Наташа. – Мой язык давно пора укоротить…

– Надо, пока мы не дошли, чтобы вы меня всенепременно слушались…

– Так точно, мой генерал, – девушка вскинула два пальца к шапке. – Извините еще раз, Степан. Обещаю…

– Берите… – Степа протянул девушке стилет. – Если чего – бейте. Они… эти…Боятся такого. Ну, пошли!..

Девушка тихо проговорила «С Богом!», быстро перекрестилась и взяла Степу под руку.

– Нет, – покачал головой Косухин. – Идите вперед. А я чуток сзади, вроде конвоира. Эх, винтовку бы!….

Они вышли из-за прикрывавшего вход камня и неторопливо двинулись вниз, но не прямо к спасительным скалам, а чуть левее, по направлению к лагерным воротам. Едва ли товарищ Гольдин, подумает, что беглецы сунутся прямо под прожектора…

Метров сто прошли спокойно. Ворота и вышки над высоким забором приблизились, можно было уже разглядеть часовых в черных полушубках, спокойно стоявших на постах.

– А тут чего, строители живут? – поинтересовался Степа.

– Вроде бы… Я здесь не была, да и работают они не в монастыре, а где-то в подземельях. Через пару лет здесь будет такое – куда там Челкелю!

– Оно и видно, – вздохнул Степа. Внезапно со стороны ближайшего поста раздался громкий крик.

– Вот, чердынь… – Косухин оглянулся. Темная громада Шекар-Гомпа была спокойна. Должно быть, их все еще искали по подземельям. Крик повторился.

– Стойте!

Наташа взглянула удивленно, но подчинилась. Из калитки вышли двое солдат в черном, небрежно закидывая за плечи карабины.

– Ждем, – велел Степа. – Когда подойдут, я это… ну, кашляну. Бейте левого. Лучше – в горло.

Девушка кивнула и закусила губу. Косухин еще раз оглянулся – монастырь молчал. Они находились в зоне ответственности охраны лагеря, и те, кто охранял лестницу, не спешили вмешиваться.

Солдаты были уже близко. Степа всмотрелся и вздохнул с облегчением – обыкновенные косоглазые, низкорослые, со смуглыми лицами. Шли они вразвалку, даже не снимая карабинов с плеч.

«Давай, давай! – мысленно подбодрил Косухин. – Шевели ногами, служба!»

Не доходя двух шагов, солдаты остановились. Один из них, очевидно старший, не спеша снял карабин с плеча и что-то произнес.

– Свои! – спокойно отреагировал Косухин, доставая все то же удостоверение Сиббюро.

Солдат протянул руку, но Степа не сдвинулся с места. Карабин косоглазого оказался со штыком, что было весьма кстати…

Охранник повторил приказ, но уже громче, а затем, не выдержав, шагнул вперед. Косухин спокойно отдал бумагу, искоса поглядывая на второго бхота. Старший несколько секунд смотрел на удостоверение, затем подозвал напарника. Тот тоже заглянул в бумагу. Степа шагнул вперед и самым спокойным тоном произнес:

– Да чего вы, ребята?

Солдаты подняли на него удивленные глаза, и в ту же секунду Степа негромко кашлянул.

Тускло блеснуло серебро. Солдат, стоявший слева, захрипел и начал оседать на землю. Штык второго карабина дрогнул, но Косухин изо всей силы врезал «своему» охраннику в челюсть. Бил он крепко – бхот рухнул на спину, а карабин был уже в руках у Степы. Косоглазый дернулся, пытаясь встать. Косухин резко нагнулся, штык с легким хрустом вонзился в грудь.

– Винтарь! Винтарь бери! – крикнул Степа, передергивая затвор.

– Что? – секунду девушка непонимающе глядела на Косухина, затем, сообразив, подняла с земли оружие.

– Прожектора! – командовал Степа. – Левый, у вышки, видишь?

– Да! – Берг деловито щелкнула затвором.

– Гаси!

Стрелял Косухин неплохо, но сейчас спешил, и первые две пули ушли в «молоко». Раздался выстрел Наташи – и угловой прожектор погас.

– Годится! – одобрил Степа. – Теперь центральный, у ворот!

Сам он, ругая себя «мазилой», прицелился тщательнее, но вновь промахнулся. Нехотя, лениво ударил пулемет, пули щелкнули по камням метрах в пяти от беглецов. Ругаясь вполголоса, Косухин заставил себя на миг забыть обо всем, кроме прицела и слепящего ока прожектора. Спокойнее, красный командир, спокойнее!.. Еще одна очередь взрыхлила редкий снег уже ближе – но тут палец Косухина мягко надавил на спусковой крючок, и прожектор погас.

Вновь ударил пулемет, на этот раз сзади, со стороны монастыря. Шекар-Гомп опомнился и вступил в бой. Но тут сухо хлопнул карабин Наташи. Свет третьего прожектора мигнул и пропал, погрузив дно котлована во тьму. Снова ударили пулеметы, но уже вслепую.

– Побежали! – Степа схватил девушку за руку, и они бросились вперед, к скалам. Бежать было нелегко – мешали карабины, сзади гремели выстрелы, темноту пронизывали отсветы трассирующих пуль, но враги стреляли, не видя цели. Луч одного из прожекторов метнулся по склону, нащупывая беглецов, прошел мимо…

– Я… Стойте, Косухин! – Берг остановилась, тяжело переводя дыхание. – Сейчас…

Степа оглянулся. Теперь уже два прожектора шарили по дну котловины. Стрельба утихла. Со стороны ворот и от лестницы, ведущей к монастырю, бежали черные фигуры, но они были еще далеко. Косухин прикинул расстояние – до скал оставалось метров двести.

– Скорее, Наташа!..

Девушка кивнула и, чуть пошатываясь, сделала шаг.

– Я… что-то с сердцем… Бегите, Косухин…

Степа не ответил, вдруг заметив, что со стороны ворот, обгоняя бегущих солдат, к ним несутся легкие темные тени.

«Собаки… или волки, чердынь их! Попались!..»

Он еще раз оглянулся – скалы были недалеко.

– Бегите, Косухин, – повторила девушка, – я…

Степа забрал у Наташи винтовку, аккуратно положил оружие на каменистую землю, и сильно, не размахиваясь, ударил девушку по лицу. Наташа дернулась и негромко вскрикнула.

– К скалам! Бегом! Поняла, интеллигентка?!

– Да! – в глазах Наташи плавал страх. Косухину на мгновенье стало не по себе, но отступать было нельзя:

– Беги!!!

Наташа быстро кивнула и побежала. Степа, вздохнув, передернул затвор. Что бы добраться до входа, девушке понадобится минут пять или даже чуть больше…

Наташа бежала неровно, чуть пошатываясь и спотыкаясь. «Добежит, – попытался успокоить себя Косухин. – Черт, она же не знает, как войти!..»

Оставалось надеяться на темноту и на то, что обитатели убежища не спят и помогут. Впрочем, сейчас пора было подумать о другом…

Степа вскинул карабин и стал всматриваться в приближающиеся тени. И тут в глаза ударил яркий свет – лучи прожекторов все-таки поймали его. Косухин зажмурил глаза, упал, перекатился в сторону, на мгновенье оказавшись в спасительной темноте. Он успел поднять карабин, но тут в глаза вновь ударил свет, и Косухин опустил бесполезное оружие.

«Почему не стреляют? – и тут же пришел ответ. – Живым хотят, гады! А у меня и стилета нет…»

…Первая собака – огромная, куда больше тех, что уже приходилось видеть, вынырнула из темноты и молча бросилась на Степу, пытаясь допрыгнуть и вцепиться в горло. Штык ударил чудищу в грудь, скользнув по крепким ребрам. Собака, сверкнув красными глазами, отпрыгнула в сторону. Второй пес тоже попытался прыгнуть, но в последнюю секунду передумал и, уклонившись от штыка, отбежал в сторону. Сзади послышался шорох, Косухин обернулся и успел ударить прикладом еще одного, пытавшегося прыгнуть на спину. И в тот же миг свет погас. На мгновение Степа ослеп, а когда глаза стали привыкать, заметил что-то странное. Собаки – и те три, которые успели подбежать, и остальные, что были уже совсем близко – падают на землю, пытаясь перекувыркнуться. Косухин решил, что ему мерещится, помотал головой и окаменел – там, где только что была первая собака, вставало с земли нечто высокое, выше Степы, с длинными кривыми руками. Не человек – узкая, почти волчья голова сидела на плечах, спина странно горбилась, тело покрывала густая шерсть. Косухин не успел даже испугаться – когтистые пальцы потянулись к горлу. Он отступил на шаг, но тут на голову обрушилось что-то тяжелое, перед глазами вспыхнул огонь, на миг стало больно – и наступила тьма.

Арцеулов спал тревожно. Короткие, странные сны сменяли друг друга. Снилась война. Он видел заснеженное поле, обгорелые хаты на окраине брошенной станицы, мелькнули лица Орловского, Корфа, убитого под Екатеринодаром Мити Завалишина. И тут, заслоняя других, появился знакомый силуэт в короткой, не по росту, шинели с косо висевшим солдатским «Георгием». Из-под теплой зимней фуражки насмешливо сверкнули серые глаза:

– Отдыхаешь, Ростислав?

Виктор Ухтомский стоял, опираясь на винтовку, и на левой щеке краснела знакомая отметина, полученная в бою под Невинномысском.

– Виктор! – капитан понимал, что это сон, но все же обрадовался.

– Мы увидимся, правда?

– Я сейчас далеко, Виктор, но я выберусь. Найду тебя и всех наших…

– Меня не найдешь, – князь усмехнулся, на раненой щеке начала медленно проступать капля крови. – Тебе скажут, что я пропал без вести под Каховкой. Это будет через полгода… Но не хорони меня. Мы увидимся, только очень нескоро… Ты дождись…

– Дождусь, – даже во сне капитан сообразил, что Виктора уже давно может не быть в живых. Похоже, князь тоже понял:

– Нормально, гвардия! Как там ты пел? «Не падайте духом…»

– «…поручик Ухтомский»,– одними губами проговорил капитан, и вдруг лицо Виктора исчезло. В ушах прогремел резкий голос генерала Маркова:

– Ар-рцеулов! Пр-роспите цар-рствие Небесное!

…Ростислав открыл глаза и мгновенно привстал. Рука по фронтовой привычке сжала лежавший рядом трофейный револьвер. В комнате все было спокойно, разве что немного душно. Фонарь светил теплым желтым огоньком, Тэд спал, положив ладони под щеку и чему-то улыбался. А вот Косухина нигде не было видно.

Поначалу этот факт был воспринят Арцеуловым достаточно безразлично. Возможно, краснопузого потянуло перекурить. Капитан и сам был не прочь прикончить папиросину. Рука потянулась к лежавшей на виду пачке, вторая привычно нащупала зажигалку в кармане полушубка. Но перекурить не случилось. Взгляд упал не неровные пляшущие буквы, нацарапанные карандашом по твердому картону. Все еще не понимая, Ростислав поднес пачку к свету…

…Первое, что почувствовал Арцеулов – это обиду. Обыкновенную человеческую обиду. Краснопузый не должен был так поступать! Это, в конце концов, просто не по-товарищески, не говоря уже о том, что соваться в монастырь без разведки, да еще и без оружия – Степин карабин оказался на месте – да еще, считай, со смертным приговором в кармане…

И тут на смену обиде пришел страх. Да, красный командир проштрафился. Его вполне могут поставить к стенке – хотя бы за Челкель. И поэтому краснопузый мог попытаться загладить вину – откупиться его, Арцеулова, головой…

Рука вновь сжала револьвер, глаза уже начали искать «сидор» с продуктами. Капитан накинул на плечи полушубок, вскочил и замер.

Страх прошел, его сменил стыд. Ростиславу представилось, что не Степа, а он сам решился на безумную вылазку, а проснувшийся Косухин вдруг решает, что беляк задумал сдать беглого представителя Сиббюро и тем заслужить прощение. Капитан взглянул на часы – начало четвертого. До монастыря спокойного ходу минут двадцать, значит, за это время их с Тэдом успели бы давно арестовать – даже если перед этим требовалось время для большевистского митинга с вынесением резолюции. Выходит, в Степином послании правда, он где-то там, в Шекар-Гомпе, если, конечно, еще жив…

Ростислав быстро оделся, застегнул «гусарский» полушубок и проверил оружие. В любом случае досыпать до утра он не собирался, равно как и сидеть и ждать. Мелькнула мысль самому попытаться подобраться поближе к монастырю, но рассудок тут же ее отбросил. Прямо в лоб не подойдешь, а обходных путей Арцеулов не знал. Косухин по крайней мере мог попытаться сойти за своего…

Оставалось одно – добраться до помещения с окошком, прорезанным в скале, и наблюдать. Ростислав закинул оружие на плечо и повернулся, чтобы идти.

– Оу, война?

Тэд сидел, протирая глаза, но в руке уже держал карабин.

– Идите за мной!

Объяснятся было некогда. Арцеулов быстро прошел по коридору, спустился по ступенькам и почти вбежал в помещение, откуда они наблюдали за монастырем. Первое, что он заметил – «окошко». Оно было открыто, в углу горела лампадка, а рядом с окном сидел один из монахов. Услышав шаги, он встал и быстро поклонился.

– Добрый вечер, вернее, утро, – заторопился Ростислав. – Как бы это спросить… Тэд, где вы?

– Почти здесь! – Американец уже спускался по лестнице. Монах поглядел на капитана и молча указал на монастырь.

– Наш товарищ… – неуверенно начал Арцеулов. – Он…

Монах быстро кивнул, вновь указав худой загорелой рукой на темневший на горе Шекар-Гомп.

– Что случилось, Ростислав? На нас напали? Где Стив? – Валюженич скатился по ступенькам, зацепился за одну из них носком наполовину надетого унта и чуть не упал.

– Он в… – капитан никак не мог вспомнить, как будет «монастырь» по-английски. – Идите сюда, Тэд!..

Валюженич тоже обиделся на Степу, но рассудил, что лично с него, Тадеуша, толку в разведке мало, а Стив, похоже, настоящий герой. Предложение подежурить до утра было принято с восторгом. Американец заявил, что выспался на месяц вперед и, вообще, начинает скучать. Пристроившись у окна, он стал внимательно рассматривать пустую, освещенную прожекторами, котловину.

Между тем монах поманил Арцеулова за собой. Неяркий свет лампадки осветил неровный участок стены. Рука молчаливого монаха легла на один из выступающих камней. Послышался легкий скрип, в открывшуюся щель пахнуло ледяным морозом.

– Спасибо, – понял Арцеулов и повернулся к американцу. – Ну что там, Тэд?

– Оу, я мало что понимаю в во всем этом, но кажется только что сменили караул у ворот…

– А по-моему, вам не впервой влипать в подобные истории, – заметил Арцеулов, присаживаясь рядом.

– Ну, что вы! Археология – наука специфическая. Великий Ботта как-то сказал, что обычный график работы археолога – копать днем и отстреливаться по ночам. Остальное время уходит на написание отчета…

– Наверное, поэтому ваш отец и не хотел, чтобы вы жили по подобному графику, – предположил капитан.

– А-а! Старик сам в молодости копал Ниневию и привез с собой две пули в предплечье… Ростислав, видите?

…Мимо подножия горы прошло несколько солдат. Откуда-то из тени появились две темные фигурки и стали не спеша двигаться в сторону лагерных ворот.

– Это в лагерь, – рассудил капитан. – Интересно, откуда они вышли? Наверное, там тоже проход в скале.

– О подземельях Шекар-Гомпа я слыхал еще в Кампале. Между прочим, по слухам, там похоронен Гэсэр-хан. Это уже седьмая могила Гэсэра, о которой я слыхал. Знаете, как в Средние века: в Кельне хранились мощи Иоанна Крестителя-младенца, в Аахене его же – тридцатилетнего, а в Аугсбурге – посмертные останки и топор, которым ему отрубили голову.

– Сами выдумали? – усмехнулся Арцеулов.

– Не я. Кто-то из протестантских публицистов, чуть ли не Меланхтон… Смотрите, их встречают!..

– Да, похоже, смена караула…

Выстрелов они не услыхали. Просто внезапно стали гаснуть прожектора…

– Оу! – удивился Валюженич. – Они, кажется перешли на режим экономия электроэнергии!

– Нет-нет! – догадался капитан. – Скорее! Карабин не забудьте!

Рука несколько раз без толку ударила по камню, прежде чем спрятанный в глубине скалы механизм сработал, и вход начал медленно открываться. И тут же в уши ударил сухой треск выстрелов.

Котловина, только что залитая бледным электрическим огнем, теперь тонула в темноте. Со стороны аэродрома дернулся луч прожектора, начал неуверенно ползти по склону…

– Они там… – Арцеулов, закусив губу, на секунду задумался. – Тэд?

– Жду приказа!

– Стойте у входа и бейте по каждому, кто подойдет. Лучше в голову или в сердце – чтоб наверняка…

– Оу, понял, но у меня нет серебряных пуль… А вы?

Ростислав, не ответив, нырнул в темноту. Лучи прожекторов, шарившие по темному дну котловины, скрестились, высветив какие-то фигуры, но затем все вновь исчезло. Капитан остановился, не зная, что делать. И тут в нескольких шагах от него кто-то пробежал, следом мелькнула густая черная тень. Крик! Арцеулов взял карабин наперевес и бросился на голос.

…Кто-то лежал на земле, закрыв голову руками, а огромный черный пес наклонился, пытаясь достать до горла упавшего. Арцеулов, вспомнив, что этих тварей пули не берут, размахнулся – и со всей силы обрушил приклад на заросший густой шерстью загривок. Собака упала молча, задние лапы дернулись, пасть оскалилась – удар перебил позвоночник. Арцеулов наклонился над тем лежащим.

– Степан?

Но он уже понял – это не Косухин. На человеке была не лохматая Степина шуба, а белый полушубок – тоже знакомый…

– Ростислав… Александрович… там…

– Наташа! – ахнул капитан, помогая девушке встать. Берг помотала головой:

– Я сама… Степан…

Ростислав вгляделся в темноту и вдруг услышал топот множества ног. Это были не собаки – люди. Уже были видны темные силуэты, приближавшиеся ровным, почти как на учении, строем. Будь Ростислав один, он бы, пожалуй, остался и потратил бы все обоймы, лежавшие в кармане полушубка. Но рядом стояла Наташа, а у входа караулил розовощекий археолог из штата Индиана…

– Уходим…

Капитан, взяв девушку за плечи, потащил ее к скале. Наташа что-то бормотала, но Ростислав не слушал – голоса за спиной были уже совсем близко. Черные тени надвигались, но тут прозвучало удивленное «Оу!», и через несколько секунд каменная глыба с легким скрипом стала на место.

Девушка была почти без сознания. По лестнице уже спускались монахи, Валюженич им что-то объяснял, показывая то на Арцеулова, то на вход, а Ростислав все смотрел в окно, на темный склон, по которому ползли щупальца прожекторов. Где-то рядом был Косухин. Итак, пока он спал и видел геройские сны, красный командир Степа проник каким-то чудом в Шекар-Гомп, нашел Наташу, вырвал ее из лап нелюдей, а сам остался там. Ему, герою Ледяного похода, довелось лишь прогуляться по склону котловины.

Берг отвели в комнату. Цронцангамбо помазал ей виски мазью, издававшей легкий терпкий запах. Девушка застонала, но монах провел рукой над ее головой и что-то зашептал. Через минуту послышалось тихое ровное дыхание – Наташа спала.

– Они говорят, что к утру с мадмуазель все будет в порядке, – прокомментировал Тэд. – Ростислав, но как же Стив? Может, я посижу у входа, вдруг, он все же…