Текст книги "Страж раны"

– Сейчас монастырь захвачен какими-то разбойниками, – продолжал Валюженич. – Он приглашает нас с собой. У них там убежище…

– Вот еще! – вскинулся Степа. – А чего это он такой добрый?

Тэд перевел вопрос. Монах улыбнулся уголками губ, а затем четко и ясно произнес: «Хан Гэсэр!»

– Оу! – воскликнул Тэд.

Степа и Арцеулов переглянулись.

– Хан Гэсэр! – повторил монах и указал на рог, торчавший за поясом у капитана.

– Ошибся, батя! – покачал головой Степа. – Это нам командир Джор подарил.

Монах, услыхав имя Джора, кивнул. Валюженич переспросил у Арцеулова, тот ответил, затем повернулся к Косухину:

– Монах считает нас посланцами Гэсэр-хана. Помните, Богораз рассказывал? Джор – настоящее имя Гэсэра. Тэд говорит, что «Гэсэр» – это титул…

Для Косухина все это было излишне сложно, но спорить он не решился.

По тропинке шли вчетвером – монах и Арцеулов впереди, Степа и Тэд – чуть сзади. Валюженич то и дело произносил «Оу!», о чем-то напряженно размышляя. Степа был настороже и даже снял карабин с предохранителя.

До поста оставалось метров сорок, когда Цронцангамбо остановился. Арцеулов осмотрелся – сзади шумела речка, впереди – неприступная скала… Монах вновь улыбнулся, затем положил ладонь на небольшую выемку в каменном утесе. В то же мгновение сквозь камень зазмеилась трещина, и огромный валун без звука отъехал в сторону, открывая низкий темный проход.

– Чердынь его! – только и смог произнести Косухин. – Ну, дают!

Остальные не могли вымолвить и этого. Брови Тэда поползли вверх, и он чуть слышно присвистнул. Арцеулов лишь вздохнул. Монах полюбовался произведенным эффектом, а затем указал на вход.

– Ну что, красный командир, – усмехнулся капитан, – рискнем?

– А чего? – Степе не хотелось показать себя трусом. – А с удовольствием! Как, Тэд?

Валюженич подмигнул Косухину, показал большой палец, и первым шагнул через высокий каменный порог. Монах подождал, покуда все войдут, затем достал из-за камней старинную масляную лампу, зажег ее, после чего вновь прикоснулся к каменной двери. Огромная глыба бесшумно закрыла проход. Все четверо оказались в узком каменном тоннеле, освещаемом неярким светом горящего масла.

Сначала поднимались по ступенькам – Арцеулов насчитал их двенадцать, а затем тоннель пошел ровно, понемногу расширяясь. Стало заметно теплее, из глубин горы шел поток теплого воздуха.

– Оу! – внезапно произнес Тэд, останавливаясь и показывая куда-то в сторону.

Все остановились. Цронцангамбо что-то негромко произнес и поднес лампу поближе. Тут уж и Степа не смог удержать удивленного возгласа, а Ростислав выдохнул воздух и быстро перекрестился.

…В каменной стене зияла ниша. Небольшая – не выше полутора метров. Ничего необычного в этом и не было, если б не то, что находилось внутри.

Человек… Морщинистая лицо, истлевшая повязка на бедрах, худое изможденное тело с выпиравшими сквозь коричневую пергаментную кожу ребрами…

– Мумия? – понял Арцеулов.

Тэд спросил у монаха, тот что-то веско и почти торжественно произнес, поднеся свободную левую руку ко лбу.

– Не понял, ребята, – растерянным тоном заметил Валюженич. – Это их бывший настоятель, но не мертвый, а вроде как спящий… Здесь не кладбище, хоронят в самом монастыре…

Монах некоторое время подождал, затем кивнул и пошел дальше. Через некоторое время свет лампы упал на еще одну нишу, откуда смотрело такое же морщинистое лицо с закрытыми глазами.

– Фу ты! – Степу передернуло, он повернулся к Арцеулову. – Слышь, спроси Тэда. Он ведь этот… акэолоджи.

Арцеулов перевел вопрос. Валюженич задумался, затем стал что-то говорить. Ростислав растолковал:

– Тэд говорит, что в Индии есть мудрецы-факиры, которые могут несколько лет быть в трансе – как мертвые. А потом их можно разбудить. Правда, они могут так пробыть лишь год-два…

– Факиры?!

Косухина встречал факиров лишь в цирке. Но цирк – это одно, а иссохшие тела в нишах – совсем другое…

Через несколько минут они увидали впереди неяркий свет. Вскоре под ногами вновь оказались ступеньки, но вели они уже не вверх, а вниз. Открылся небольшой полукруглый зал, скупо освещенный несколькими масляными лампами. В углу, окруженный маленькими лампадками, сидел тихо улыбающийся Будда странного темно-желтого цвета. Больше никаких изображений не было, за исключением небольшого барельефа на одной из стен. В зал вели три прохода – один, по которому провели гостей, и два – по бокам.

При виде Будды Тэд произнес негромкое «Оу!» и кивнул Арцеулову, приглашая его оценить увиденное. Ростислав не понял, но внимательный Косухин отреагировал тут же:

– Чердынь-калуга! Да ведь он золотой!

Арцеулов прикинул, сколько может стоить этот бурхан в его мире и покачал головой.

Цронцангамбо провел гостей к центру зала и усадил на небольшое возвышение. Все сняли шапки, а Степа поспешил расстегнуть свою лохматую шубу. Монах поглядел на гостей, кивнул и удалился.

Несколько секунд все молчали, затем Косухин, шумно вздохнув, достал пачку папирос.

– Спрячьте, – посоветовал Арцеулов. – Мы вроде как в храме.

Степа не стал спорить, но папиросы не спрятал, а положил рядом.

– Интересно, ребята, – заговорил Валюженич, как следует осмотревшись. – Это, очевидно, тайное монастырское убежище. Здесь обычно прячут сокровища, реликвии, иногда мумии. Тех, в нишах, вы уже видели.

– Слышь, Тэд, – поинтересовался Косухин, когда Ростислав перевел слова американца, – а по какому ты с ним говоришь?

– Это бхоты, – пояснил Тэд. – Их еще называют «боты», но «бхоты» – правильнее. Я как раз изучал их наречие перед отъездом. Это маленький народ, живут в западном Тибете, в общем, ничем не знамениты. Насколько я знаю, Шекар-Гомп – их единственный известный монастырь. Построили его еще в VII веке…

Послышался легкий шорох. В зал входили четверо монахов, похожих на Цронцангамбо, только трое были постарше, а один – очень молодой, почти мальчик. Сам Цронцангамбо вошел последним, неся большой фонарь, горевший желтым трепещущим светом. Гости встали. Монахи поклонились, после чего Цронцангамбо жестом пригласил всех встать. Наступила тишина.

– Эта… здрасьте, – не выдержал Косухин. – От имени трудового пролетариата России приветствую тибетских товарищей!

Получилось неплохо. Правда, кисло улыбнувшийся Арцеулов даже не стал переводить, но монахи вежливо кивнули. Один из них, самый старший, поглядел на Степу очень внимательно, и взгляд его стал на мгновенье решительным и жестким.

«А ведь понимает, – сообразил Степа. – Надо его запомнить, чердынь!..»

Заговорил Тэд. Он поздоровался, затем, указывая на каждого, назвал имена гостей и, судя по слову «Раша», попытался объяснить, кто они и как сюда попали. О себе он сказал совсем коротко, зато достал из вещмешка большой документ с многочисленными печатями и показал монахам. Очевидно, это были его верительные грамоты.

Документ изучали долго, впятером, после чего вернули Тэду. Вновь наступила пауза, затем слово взял Цронцангамбо. Он говорил медленно, чуть нараспев, делая долгие перерывы, чтобы Тэд успел перевести Арцеулову, а тот – пересказать Степе.

– Я приветствую наших гостей из Америки и России. Мы чтим Будду Христа, просветившегося сотни лет назад в этих краях… В Шекар-Гомпе всегда были рады гостям. К сожалению, вы пришли в тяжелый час. Нашего монастыря больше нет. Мы последние монахи Шекар-Гомпа, а я, недостойный брат Цронцангамбо – его последний настоятель… Много веков назад Царь Света Кунтузампо победил злую ведьму Бранг Сринмо и низверг ее на землю. Ее застывшее тело, окаменев, стало тем, что теперь называют Тибет. Но злая ведьма еще жива. Под каменной кожей струится голубая кровь, а в нескольких местах, где стрелы Кунтузампо пробили кожу насквозь, эта кровь кипит и испаряется, уходя потоком голубого света в небеса…

Тэд переводил холодно, бесстрастно, его глаза превратились в щелки, а рука с карандашом делала быстрые стенографические записи в блокноте. Арцеулов старался передавать речь монаха как можно более точно, но его труды пропадали зря: от подобной поповщины Степу тут же затошнило.

– …Возле одной из ран в теле Бранг Сринмо и был построен Шекар-Гомп – Страж Раны. Здесь хранился Запретный Талисман, оставшийся после боя Кунтузампо со слугами ада – нараками…

– Оу! – не выдержал Тэд. – Талисман?

Монах еле заметно улыбнулся:

– Ни я, ни мои предшественники никогда не видели Запретный Талисман. Он замурован в подземелье, и над ним произнесены девять заклятий. По преданиям это спекшаяся кровь царя ада Ямы, называемого также Шинджа. Если кровь ведьмы голубая, то кровь Ямы – темно-красная, почти черная. Она запеклась в виде большого камня, похожего на тот, который в вашем мире именуют рубином.

– Ого! – не выдержал Степа, мельком взглянув на золотого Будду. – И большой этот… талисман?

Валюженич перевел. Монах поглядел на Косухина, и улыбнулся, словно разговаривая с ребенком:

– Большой. В древности, те, кто его видел, называли этот камень «Голова Слона».

Косухин пару раз видел слонов в разъездных цирках, поэтому сразу же оценил сказанное.

– Сотни лет мы жили мирно, храня то, что нам было завещано еще отцом Падмасмбхатвой, который повелел основать Шекар-Гомп. Беда случилось недавно…

Тэд внезапно замолчал, став что-то черкать в блокноте, а затем, попросив монаха подождать, обратился к Арцеулову:

– Я что-то не понимаю, Ростислав. Кто-то на них напал…

– Давайте задавать вопросы, – предложил капитан. – Спросите: на них напали солдаты в серых полушубках?

Монах выслушал перевод и покачал головой.

– Странно, – заметил Тэд. – Если я правильно понял, он говорит, что на них напал сам бог Яма, хозяин здешней преисподней, он же Шинджа, он же Чойгьел. Это страшное чудище, сидит в окружении жутких демонов, вокруг пляшут скелеты…

– А они его видели? – поинтересовался материалист Косухин. – Чтобы с этими… демонами?

– Говорит, что видели. Иначе никто бы не решился ворваться в монастырь – даже здешние бандиты чтят его и обходят стороной…

– Ладно, господа, – вмешался Арцеулов, – давайте все же выслушаем. Итак, на них напал этот Яма…

– Яма что-то сделал с Запретным Талисманом и смог набраться сил от раны в теле этой ведьмы…

– Ты про серых спроси, – не выдержал Косухин, – которые с карабинами…

– Потом Яма позвал своих нараков – демонов в черном и поставил их охранять Запретный Талисман. С его помощью он оживил… нет, не так… в общем, призвал мертвецов-варда и каких-то Потерявших Разум…

– Так, – Арцеулов остановил жестом Степу, который собирался вставить очередную реплику. – Эти, Потерявшие Разум – люди?

– Люди. Те, в серых полушубках. Большая их часть – бывшие местные разбойники, которых Яма лишил разума с помощью этого рубина. Он их одел в серые полушубки и поставил охранять монастырь снаружи…

– Ага, внешняя охрана, – удовлетворенно заметил Косухин. – Теперь понятно – ненормальные в сером. А внутри?

– Внутри нарака в черном. Нарака прибыли издалека, и некоторые похожи… я правда, не уверен,… на европейцев. У них есть общий знак – колесо солнца, но перевернутое наоборот…

Цронцангамбо кивнул молодому монаху. Тот достал из складок желтого одеяния что-то небольшое, очень знакомое. Степа и Арцеулов переглянулись – на худой ладони монаха лежал знак голубой свастики.

– Это они носят на шапках, – подтвердил Тэд. – Ну, а варда, насколько я понял, нечто вроде рабов. Они там что-то строят…

– Спасибо, Тэд, – кивнул капитан. – Поблагодарите хозяев и скажите, что мы постараемся попасть в Шекар-Гомп и узнать, что к чему.

– Они так и поняли. Ребята, они считают нас посланцами Гэсэра и думают, что он прислал нас по их просьбе. Вон там… на стене…

Он что-то сказал монахам. Один из них взял фонарь и поднес к барельефу, до этого незаметному в темноте. Колеблющийся свет сделал изображение почти живым – всадник на огромном коне натягивал лук, целясь в невидимого врага…

Монахи встали, один из них кивнул гостям, приглашая с собой. Их провели коридором, где за деревянной дверью находилась небольшая комната с тремя низкими ложами, покрытыми шерстяными одеялами. На стене горели лампы, в углу стоял большой глиняный сосуд с водой.

– Сейчас нам принесут поесть, – сообщил Тэд. – В общем, отдохнем…

Обед оказался весьма скуден – небольшое блюдо вареного риса и темный чай, пахнущий неведомыми травами. Как только монахи удалились, Валюженич достал из вещевого мешка пару банок консервов, и настроение у всех тут же поднялось. Глоток спирта его еще более улучшил, а после обеда Степа и капитан не выдержали и закурили.

– Ну и язык у попа! – вымолвил Косухин, с удовольствием затягиваясь и пытаясь пустить дым кольцом. – Нет, чтобы ясно обсказать – кто напал, сколько их. Тоже мне, демоны!..

– Он говорит тем языком, каким привык, – пожал плечами Ростислав. – Но свастику вы видели?

– Видел…

– Вот… Цо паны мовят? – вмешался Валюженич, внимательно слушавший разговор. – Ай дон'т… Не разумею… – Он покрутил головой и перешел на английский. – В общем, материал для статьи по бхотскому фольклору я уже собрал, а теперь, ребята, может быть, поговорим откровенно?

– В каком смысле? – поинтересовался Арцеулов, сразу же став серьезным.

– В самом прямом, парни! Прежде всего, давайте договоримся: мы сейчас в одной команде, так?

– Ясное дело, – согласился Степа.

– То пан згоден… Добже… Если мы в одной команде, то давайте не будем прятать карт. Неужели вы думаете я не понял, кто из вас максималист, то есть большевик, а кто белый? Я, конечно, читаю газеты не каждый день, но все-таки…

Арцеулов и Степа переглянулись – крыть было нечем.

– Вы оба только что из России. Но как, и главное, зачем вы попали сюда? Что вам нужно в Шекар-Гомпе? Я задал не слишком много вопросов?

– Да нет, в самый раз, – вздохнул Степа. – Ростислав, ну чего нам рассказать?

Арцеулов пожал плечами, не зная, что ответить.

– Тогда еще пара вопросов, – продолжал Валюженич. – Вернее, один, но большой. Каким образом двое русских парней – один большевик, а другой монархист – стали посланцами Гэсэр-хана? Сделаем скидку на мифологическое сознание здешних монахов, но у меня, ребята, у меня тоже есть глаза.

И Тэд указал на рог, который Арцеулов, сняв полушубок, положил рядом с карабином.

– Это эвэр-бурэ, монгольский рожок, который принадлежал Гэсэру, или, по крайней мере, его точная копия. Его изображения известны уже сотни лет. По легенде этот рог был похоронен вместе с Гэсэром или попал – тоже вместе с ним – на небо. Говорили, что если потрубить в него, Гэсэр тут же придет на помощь или пришлет своих слуг…

– Ладно, – кивнул Арцеулов. – Правда, не уверен, что это будет понятнее, чем история про владыку ада Яму. Начнем с конца. Мы хотим попасть в Шекар-Гомп, чтобы выручить нашу общую знакомую, Наталью Федоровну Берг…

Слушая голос капитана, рассказывающего по-английски Тэду их странную историю, Степа прикинул, что будь он на месте Валюженича, то едва ли поверил и половине. И тут же вспомнил, что сам посчитал рассказ монаха сказкой…

…Выслушав Арцеулова, Тэд даже не произнес свое обычное «Оу!». С лица его исчезла улыбка, словно американец стал на много лет старше.

– Самое странное, что я верю вам, Ростислав, – заметил он, чуть подумав. – Я слыхал о господине Семирадском, в молодости он действительно серьезно занимался этнографией. Но это не главное…

– Вы считаете, что такое не выдумаешь? – усмехнулся капитан.

– В некотором роде… Но рог Гэсэра! Это поразительно. Вы хоть представляете, сколько он будет стоить на аукционе?

– И представлять не собираюсь, – пожал плечами Арцеулов. – Мне дал его Джор, значит, я должен буду вернуть его. Может, Джор – потомок Гэсэра?

– Оу! – заинтересовался Тэд. – Вполне логично!..

…Рассказывая об их приключениях, Арцеулов все же постарался описать путешествие в отряде Джора как можно более естественно. Теперь он и сам уже не очень верил в летящих всадников…

В комнате неслышно появился один из монахов, держа в руке небольшое блюдо, уставленное глиняными чашечками и коробочками. Поклонившись, он подошел к капитану и легко коснулся повязки.

– О, медсин! – понял Валюженич.

Монах промыл рану, смазав ее какими-то душистыми мазями, и осторожно перевязал тонким полотном. Ростислав почувствовал, как боль исчезает, растворяясь и оставляя после себя лишь легкое жжение.

Прошло два часа. Степа уже успел вздремнуть, проснуться и даже соскучиться. Ему было неуютно в четырех стенах без окон.

– Тэд, кликните там кого-нибудь! – предложил он. – Пора и делом, чердынь-калуга, заняться…

– Вот? Цо? – сосредоточился Валюженич. – Оу, ю а райт! Мистер Арцеулов?

– Да, – кивнул капитан, преодолевая естественное желание лечь и проспать часов десять подряд. – Надо взглянуть на монастырь…

На зов явился сам Цронцангамбо. Выслушав Валюженича, он, молча кивнув, жестом пригласил всех следовать за ним. Они прошли темным коридором, свернув куда-то в сторону. Коридор перешел в лестницу, каменные ступени которой вели вниз, на небольшую площадку.

Цронцангамбо подошел к стене и снял большой щит темного металла, висевший посередине. Сразу стало светло – лучи закатного солнца проникли через круглое окно, выходившее наружу. Оно было закрыто не стеклом, а чем-то другим, похожим на цельный кристалл хрусталя, только очень прозрачного, почти не искажавшего перспективу.

– Шекар-Гомп, – негромко произнес монах.

Прямо за окном начинался склон, который вел в огромную котловину с пологими краями. Слева от него находилась небольшая равнина, ровная как стол. Прямо на вершине горы стояли несколько квадратных домиков, окруженных стеной. Рядом возвышались две серые башни, высокие, но кажущиеся издалека не больше спички. Справа, в некотором отдалении, виднелись еще несколько домов.

…Но не это бросалось в глаза. Небольшие строения Шекар-Гомпа терялись на фоне того, что происходило в котловине. Левая часть горы исчезла, срезанная сверху донизу, и теперь там чернел огромный провал, ведущий в самые недра. Рядом скучились десятки странных механизмов, похожих на портовые краны, только значительно больше и мощнее. Внутри черного отверстия можно было заметить металлические фермы и толстые трубы, уходящие с поверхности в глубину. Место строительство ограждал высокий забор из металлических секций. По углам торчали вышки с прожекторами.

Левее, на выровненной то ли природой, то ли руками человека, площадке стояли несколько одинаковых одноэтажных построек, между которыми были оставлены широкие проходы. Это место было также огорожено, по углах темнели сторожевые вышки. Сзади, за монастырем, тоже что-то сооружалось, были видны три невысокие трубы над белым многоэтажным зданием, верхние этажи которого только строились. А справа, за монастырской оградой, можно было заметить еще одну ровную площадку, аккуратно очищенную от снега. За нею тянулись серые, похожие на ангары, сооружения.

Всюду были люди. Они не суетились в беспорядке, а двигались, словно муравьи в муравейнике, где давно и прочно отлажен порядок. От ворот, за которыми стояли продолговатые дома-бараки, к стройке тянулась огромная колонна, по бокам которой шагали несколько человек в одежде иного – темного – цвета. Люди в темном были повсюду: у ворот, у входа в домики, у дороги. В воздухе промелькнула легкая тень, над площадкой блеснул серебристый цвет обшивки, и через несколько секунд небольшой моноплан уже катился по взлетной полосе…

Над монастырскими крышами и над домиками, стоявшими правее, торчали изогнутые металлические конструкции, а над всем этим ровно и неподвижно, застыв в холодном зимнем воздухе, висел серебристый аэростат с номером «3» на боку…

Косухин хотел было произнести «чердынь-калуга», но сдержался. Любимое словцо явно не соответствовало тому, что пришлось увидеть. Арцеулов смотрел, не отрываясь, лицо его становилось все более мрачным. Первым заговорил Тэд:

– Ребята, скажу сразу, это не мой профиль. Я шел сюда искать древние рукописи и записывать легенды. Зато теперь я понял, что здесь ищете вы…

– Сила, – констатировал, наконец, Степа, найдя подходящее слово. – Чего же это такое? Ростислав, чего молчишь, это же по твоей части!

– Не совсем, – негромко откликнулся капитан. – Мне это больше напоминает Челкель. Сюда бы господина Богораза…

Тэд, достав блокнот, начал набрасывать план того, что открывалось из окна. Монах стоял в стороне, лицо его было бесстрастно, глаза, не мигая, смотрели на монастырь.

– До захода солнца время еще есть, – решил Арцеулов. – Будем наблюдать. Тэд, спросите его – окно можно заметить снаружи?

Валюженич перевел вопрос. Цронцангамбо улыбнулся и покачал головой, после чего, поклонившись, неслышно скрылся в темноте.

Вначале наблюдали молча. Затем, когда в долине уже начало темнеть, Арцеулов расправил затекшие плечи, медленно прошелся мимо окна и повернулся к Степе:

– Ну что, господин красный командир, обменяемся впечатлениями?

– Пущай Тэд вначале скажет, – усмехнулся Косухин. – Глаз у него, как я погляжу, острый…

Валюженич, когда капитан перевел ему Степины слова, пожал плечами:

– Не буду делать великое открытие, что здесь идет какая-то стройка, причем на самом современном уровне. О'кей, теперь будет что сказать тем, кто считает Тибет задворками цивилизации!

– Ну, а все-таки, – настаивал капитан.

– Ну… Основное строительство ведется внутри горы. Такие подъемные краны я видел у нас в Калифорнии, они могут поднять несколько десятков тонн… Там, внутри, под монастырем, монтируют что-то очень крупное. Строители живут слева, в бараках, их неплохо охраняют. Справа, на горе, аэродром. Над крышами – очень мощные радиоантенны…

– А говорите, не по профилю, – усмехнулся Арцеулов. – Могу добавить, что сзади, судя по всему, строится энергетическая станция, только не пойму, на каком виде топлива. Ангары у аэродрома очень крупные, так что там могут быть эллинги для дирижаблей… Я ничего не упустил, Степан?

– Да чего? – пожал плечами Косухин. – Все верно. Охраняют те, которые в черном. Как там их – демоны, что ли?

– Нараки.

– Во-во. Видно плохо, но, похоже, у них такие же семизарядки, как и у тех в сером. А вот серых я не заметил, они, кажись, только во внешнем кольце, сюда их не пускают. Квартируют черные в монастыре, а справа, в домиках, живет начальство. На вышках пулеметы, у входа в монастырь – тоже. Пулеметы наши – «Максимы»…

– «Максим» – английский пулемет, – поправил Ростислав. – Что ж, на обитель бога Ямы не очень похоже, а вот на какой-то сверхсекретный военный объект – очень даже…

– О'кей, – кивнул Тэд. – Только кому он здесь понадобился?

– Голубым свастикам. Степан, вы там красного флага не разглядели?

– Не было там флага! – обиделся Степа. – И свастика – еще не примета.

– Вот как? – уронил капитан.

Степа, конечно, понимал, что голубые свастики – не случайное совпадение, но признавать такое уж больно не хотелось. Вдруг Шекар-Гомп – тайная революционная база на Тибете, создаваемая для нужд Мировой Революции? Выходит, он приведет сюда беляка и раскроет самый главный пролетарский секрет?

– А ну его! – буркнул Косухин, настроение которого заметно испортилось. – Пошли отсюда!…

Арцеулов не стал спорить. Тэд тоже согласился, критически взглянул на составленный им план и захлопнул блокнот. Словно услыхав их мысли, из темноты появился один из монахов, неся в руке фонарь и, поклонившись, закрыл окно бронзовым щитом.

Им принесли ужин. Ели молча, думая каждый о своем. Арцеулов размышлял о том, что господа большевички не так примитивны, как казалось. Очевидно, Шекар-Гомп – нечто вроде большевистского аналога Челкеля. Правда, на полигон для эфирных кораблей он никак не походил, но в том, что тут готовили что-то крупное и связанное с наукой, сомнений не было. Недаром им понадобилась Наташа Берг! А для охраны монастыря наверняка используют тех же странных типов, которые атаковали дом на Трегубовской: бойцов 305-го полка или им подобных…

Ростислав подумал и, решив отложить все проблемы на завтра, опустился на деревянное ложе и мгновенно уснул. Тэд зевнул и последовал его примеру.

Как только дыхание капитана стало ровным и спокойным, Степа открыл глаза. Убедившись, что его спутники спят, он тихо, словно кошка, встал, оделся и взял стоявший в углу карабин. Немного подумав, он оставил оружие, ограничившись тем, что сунул за пояс нож. У дверей Косухин остановился. Уходить, не попрощавшись, показалось все же невежливым. Взгляд упал на лежавший у постели Тэда блокнот, из которого торчал карандаш. Степа минуту подумал, а затем написал на пустой коробке из-под папирос:

«Ростислав Александрович!

Жди меня до завтрева вечера. Не вернусь – уходи, сам не суйся. Ежели чего – кланяйся от меня брату.

Косухин».

Получилось вполне убедительно. Степа положил коробку перед кроватью капитана и вышел, тихо прикрыв дверь.

…Косухину понравились слова Валюженича о «команде», но время, проведенное у потайного окна, заставило его задуматься. Ясно, что караульная служба здесь поставлена отменно, и пробраться незамеченными, да еще втроем, скорее всего невозможно. Значит, идти надо одному – и не тайно. В запасе у Косухина был опыт, реакция, изрядная наглость – и удостоверение представителя Сиббюро, лежавшее в нагрудном кармане гимнастерки.

Степа решил рискнуть. Дорогу в помещение с окном он запомнил хорошо и через несколько минут был уже там. В комнате было абсолютно темно и тихо. Но, прислушавшись, Косухин заметил, что из угла доносится чье-то тихое дыхание. Он замер и щелкнул зажигалкой.

– Эй! Кто тут?

Вспыхнул огонь, осветивший старое, покрытое глубокими морщинами, лицо. Косухин обрадовался, узнав монаха, который, как показалось, отреагировал на русскую речь.

– Эй, батя! – позвал он. – Ты, эта… поговорим…

Монах зажег фонарь, который держал под рукой, и не спеша подошел ближе.

– По-русски понимаешь, батя?

Монах кивнул.

– А говорить можешь?

Старый монах, показав рукой куда-то вверх, сделал жест, словно запечатывая себе уста.

– Ну ладно, – нетерпеливо зашептал Косухин. – Понимаешь – и хорошо… Мне… эта… надо отсюда выйти. Тут выход есть?

Старик вновь указал рукой вверх.

– Да нет, не с Луны я, – заторопился Степа. – И не с Марса. Мне в Шекар-Гомп надо.

Взгляд монаха стал холодным и жестким, он поклонился, а затем достал из-под одежды что-то небольшое, сверкнувшее в тусклом свете фонаря старым металлом.

…Нож, точнее, стилет из литого серебра. Он показался Косухину необыкновенно тяжелым. Подумалось, что под серебряной поверхностью находится что-то иное – свинец, а то и ртуть.

– Против упырей, да? – снисходительно улыбнулся атеист-Степа.

Дождавшись очередного кивка, он спрятал стилет в левый унт. Оружие было скорее забавным, чем грозным, но Косухин решил не отказываться от подарка. Между тем, монах подошел к стене и нажал на что-то, скрытое под ее поверхностью. Зазмеилась трещина, камень начал отъезжать в сторону. Пахнуло холодом. Косухин поежился и вышел наружу. Здесь была темень – скала бросала густую тень, но совсем близко, всего в нескольких десятках метров, снег блестел: Шекар-Гомп включил свои прожектора, заливавшие окрестности мертвенно-белым светом.

Монах тоже вышел наружу, не обращая внимания на мороз и снежинки, падавшие на бритую голову. Оглядевшись, он указал на какую-то точку в скале рядом со входом. Косухин сообразил, что это место включения механизма, сдвигающего камень с места.

– Ну, в общем, пошел я…

Монах поднял руку в благословляющем жесте, затем вновь показал вверх, в холодное темное небо.

– Не-а, – невесело усмехнулся Степа. – Не оттуда я. И ходу мне туда, по вашим, по поповским законам, нет, потому как убеждений я марксистских…

Но старый монах вновь упрямо указал на небо, затем его рука повелительным жестом метнулась к Шекар-Гомпу, и в глазах полыхнул гнев…

…Дверь закрылась, и Степа остался один под мелким, бесшумно падавшим снегом. Надо было идти. Косухин засунул руки в карманы и быстро зашагал к монастырю.