Текст книги "Комбат. Исходный код денег"

Глава 12

Когда Звонцов пришел из армии, друзей вновь стало четверо, но это была лишь видимость. Они иногда собирались вместе, однако уже явно наметился раскол. Ефимов чаще и охотнее общался со Сквозняковым, а Игорь с Алексеем. Возвращение Звонцова стало для Григорьева радостным событием. Игорь остался без настоящих друзей. Между ним и Ефимовым нарастало внутреннее напряжение из-за Веры, которую Виктор продолжал страстно желать. Он никогда об этом не говорил, напротив, старательно делал вид, будто искренне рад за друга, но иногда в его словах или поступках проскальзывала затаенная зависть. Григорьев это чувствовал, поэтому и сам без прежнего восторга относился к старому другу.

С Олегом было еще проще. У Сквознякова имелись свои достоинства, но их перечеркивал двуличный характер. Когда-то они сошлись с Олегом потому, что жили в одном подъезде. Теперь Сквозняков постоянно общался с Ефимовым, тем самым отдалившись от Игоря.

Возможно, Григорьев нашел бы новых друзей в институте, но отчисление все перечеркнуло. Ну а о Гусе и Толкаче говорить нечего. Эти субъекты заняли место в жизни Игоря только потому, что подвернулись в трудную минуту.

Со Звонцовым все было иначе. Алексей был отличным парнем с единственным недостатком – трусостью. Но пока не возникало ситуаций, когда бы трусость Звонцова доставила серьезные неприятности Григорьеву, и он с ней мирился. К тому же из армии Алексей, по крайней мере внешне, вернулся совсем другим человеком. Звонцов окреп, раздался в плечах, на его руках появились крепкие мускулы. По его словам, им попался ротный – фанатик спорта. До принятия присяги он гонял новобранцев по плацу, заставляя тянуть ногу и четко делать повороты, а затем, как принято говорить в таком случае, забил на строевую подготовку. Вместо нее солдатики бегали, подтягивались на перекладине и тягали гири.

Алексей до сих пор со смехом вспоминал, как он впервые подошел к перекладине. Он и в школе, несмотря на все внушения физрука, подтягивался всего три раза, а в сапогах у него и этого не получилось. Ротный посмотрел на его потуги и без всякого отвращения, с каким-то даже удовольствием произнес одно короткое слово: «Дрыщ».

Потом выяснилось, что капитан радовался хлипкому человеческому материалу, из которого ему представлялась возможность вылепить настоящих воинов так, как он сам это понимал. Его представление об идеальном воине отстало веков эдак на двадцать пять. Он часто ставил в пример древнегреческих гоплитов, чрезвычайно сильных и выносливых, способных несколько часов подряд сражаться в тяжелых доспехах. Но в конце двадцатого века армии имели несколько другое вооружение, и танковый дивизион разгромил бы всех древних греков, вместе взятых. Хотя, возможно, ротный здраво оценивал ситуацию. Если бы сохранились масштабы хищения оружия, лет через пятьдесят русским воинам пришлось бы драться голыми руками.

При всей своей занятости Игорь находил время для общения со Звонцовым. Иногда субботними вечерами они сидели за бутылочкой коньяка, болтая на разные отвлеченные темы. Неистощимой казалась армейская тема. В Вооруженных силах было столько глупостей, что человек, обладающий чувством юмора, мог долго рассказывать всякие забавные истории. Один из сослуживцев Звонцова, недоучившийся студент, отчисленный за хроническую неуспеваемость, заносил в специальную тетрадочку особо нелепые фразы офицеров. Однажды тетрадь нашел командир взвода, исполнительный и туповатый служака. С трудом разбираясь в почерке рядового, он начал зачитывать вслух:

– В армии должно быть единообразие. А то получится, как у щуки, рака и утки. Утка тянет в небо, щука в реку, а рак в кусты, соответственно… Ты что плюешь в строю? Ты что, верблюд, у тебя что, хобот есть?.. Часовой на посту, как член у жеребца, должен всегда стоять… Что это за такие записи, рядовой?

– Я, товарищ старший лейтенант, конспектирую некоторые ценные указания, чтобы потом безошибочно их выполнять.

– Да? Ну ладно, конспектируй дальше, – произнес старлей и вернул тетрадь.

Алексей иногда жаловался на свою незадачливую судьбу. Ни до армии, ни во время службы он не успел получить нормальной профессии и теперь горбатился за очень скромное вознаграждение. Игорь поначалу ему только сочувствовал. При всей их дружбе он не мог взять Звонцова к себе. То, что Алексея использовали бы только на подхвате, – еще полбеды. Григорьева не поняли бы его сотрудники, люди умелые и квалифицированные. В их маленьком коллективе устроенный по блату человек мог стать причиной недовольства и ослабления дисциплины. Допустить этого Григорьев не мог.

Но сочувствие оставалось, и оно толкнуло Игоря на роковую ошибку. Как-то Звонцов сказал о своей мечте – когда-нибудь приобрести нормальный мотоцикл. Стоил он всего пять тысяч долларов, но таких денег у Алексея не было и не предвиделось.

И тогда Григорьев подумал: «Почему бы нет?»

Отношения у них со Звонцовым были самые доверительные, они посвящали друг друга в почти любые секреты. Из армии Алексей вернулся настоящим крепышом, и он, пусть и совсем мало, занимался самбо.

– Очень нужны деньги? – спросил Игорь.

– Не то слово, – вздохнул Алексей.

– Я немножко знаю одних ребят. Им нужен третий. С ними ты можешь хорошо заработать. Только на это тебе надо решиться.

– Что-то криминальное, – догадался Звонцов.

– Вроде того. Они угоняют автомобили.

– Хорошенькое занятие.

– Хорошего в нем мало, зато денежное. А ты в армии окреп и немного знаешь самбо. Сгодишься постоять на стреме.

– Мне надо подумать.

– Думай, только быстро. Людям нужен всего один человек, а ты сам видишь, что творится в стране. Сейчас полно желающих по легкому срубить бабки.

Алексей несколько часов проворочался в постели. Даже спиртное, обычно действовавшее как легкое снотворное, не помогло. Он все думал о предложении друга. Тут, как говорится, и хочется и колется. О моральной стороне вопроса он словно забыл. Звонцова беспокоили возможные последствия, если случится прокол. Ведь посадят, как пить дать посадят! Все же после зрелых размышлений он решил, что вероятность угодить в лапы милиции слишком мала, а приобрести мотоцикл очень хотелось.

«Один раз можно», – Алексей закрыл глаза и тут же дернулся, словно от удара электрическим током. Интересно, почему он решил, что все ограничится единственным разом. Это же уголовники; если угодить в их компанию, они тебя так просто не отпустят, заставят снова и снова отправляться на дело. Рано или поздно это закончится арестом и тюремным сроком. А идти в тюрьму Звонцову совсем не хотелось, даже будучи обладателем вожделенного мотоцикла. На следующий день – благо было воскресенье – Алексей отправился к Григорьеву.

– Знаешь, Игорь, я, наверное, откажусь. Мне же не удастся соскочить, когда захочется, – при этом он с надеждой посмотрел на Григорьева.

Но чуда не произошло.

– Соскочить? А ты сам подумай. Это же не детская игра в прятки – если надоело, взял и ушел. Тут дело серьезное. Человек, который намеревается соскочить, едва начав работать, вызовет серьезные подозрения. А вдруг он решил стукнуть в милицию? Не, дружище, с такими мыслями ты даже не берись.

На следующие выходные Сквозняков в узком кругу отмечал день рождения. Пришли только Ефимов, Звонцов и Григорьев с Верой. Поначалу возникло ощущение, что друзья, как встарь, очень рады новой встрече. Они шутили, безобидно подкалывали друг друга, вспоминали истории из навсегда ушедшего детства. Но затем все пошло наперекосяк. Подвыпив, Ефимов начал хвастаться своей работой, небрежно упоминал фамилии людей, частенько мелькавших на экранах телевизоров. При этом он поглядывал на Веру, пытаясь определить, произвел ли на нее должное впечатление. Осторожные поначалу, с каждой выпитой рюмкой эти взгляды становились все навязчивее, все откровеннее. Игорь сдерживался из последних сил, но мог вот-вот сорваться.

Девушка точно прочувствовала ситуацию, она поднялась и сказала:

– Извините, ребята, нам пора. Игорь молчит, но у него завтра очень много дел.

Оставшись втроем, приятели начали обсуждать ушедших. Особенно усердствовали Сквозняков с Ефимовым. Зависть, явственно звучавшую в словах Виктора, Олег притушил насмешливой фразой:

– Подумаешь, счастье, жить в одной квартире с родичами. Даже трахаться будешь не когда захочется, а если их нет дома. Свое жилье наш бизнесмен не скоро купит, он по уши в долгах. Я слыхал, что он на свою мастерскую взял кредит в банке.

– Ничего, расплатится; ремонт автомобилей – выгодное дело, – возразил Звонцов.

– Даже самое выгодное дело требует знающих людей. А какой из нашего Игорька ремонтник? Он, чего доброго, разорится.

Алкоголь сыграл с Алексеем злую шутку. Возмущенный словами Олега, он бросил в ответ:

– Не разорится и кредит быстро выплатит. Игорь имеет хорошие бабки на переделке краденых тачек.

– С этого места давай поподробнее, – тут же навострил уши Ефимов.

Но Звонцов уже понял, что сморозил чудовищную глупость, и пошел на попятную:

– Ребята, я пошутил. Олег сказал, что ремонтник из Игоря никакой. Вот я и подумал, что он может зарабатывать на краденых авто.

– Шутник, блин! Ладно, ты с нами такое ляпнул. А если скажешь это же в чужой компании? Там могут и не понять твоей шутки, решить, что Игорь занимается криминалом. А дальше, как говорится, возможны варианты. – Ефимов заметно покачивался от выпитого спиртного, но мысли у него были на удивление трезвые.

– Перестань, Витя, за кого ты меня держишь? Вы же свои ребята, с вами можно говорить что угодно. А чужим я никогда ничего похожего не ляпну. Могила!

– Вот за это давайте и выпьем, – оживился Сквозняков. – За нашу дружбу, благодаря которой можно раскрывать друг о друге самые тайные секреты.

Тост получился несколько двусмысленный.

– И что? – задержав стопку у рта, спросил Звонцов.

– Что «что»?

– Разве дружба для того, чтобы выдавать чужие секреты?

– Лешик, ты меня не так понял. Дружба – она такая штука, что если дружить, то получаются такие вещи, без которых, может, не получится ничего хорошего, а если мы товарищи, то лучше всего… – тут Олег понял, что окончательно запутался и махнул рукой. – Короче, пьем за дружбу.

Выпили, еще немного посидели и начали собираться.

– Я вас провожу, – сказал Сквозняков.

– Зачем, если мы все живем в одном подъезде? – удивился Звонцов.

– Пусть пройдется. Тебе жалко? – возразил Ефимов. И, оказавшись на лестничной площадке, шагнул вверх, к квартире Алексея. Звонцов с Олегом двинулись за ним.

Распростившись с Алексеем, Виктор предложил:

– Давай выйдем на улицу, подышим свежим воздухом.

– Вообще-то, свежим его можно назвать условно, но пройтись можно, – согласился Сквозняков.

Выйдя из подъезда, они некоторое время шли молча, а затем Ефимов сказал:

– Да уж, вот с кем мы, оказывается, связались.

– Ты имеешь в виду Игорешу?

– Как ты догадался?

– Не знаю, просто возникло у меня такое чувство.

– Тебе проще, а я человек государственный. Сам знаешь, на кого работаю. Когда махинации Игорька вскроются, у меня обязательно поинтересуются, почему я дружил с преступником.

– Да, ты должен разоблачать такие вещи, а не покрывать их.

– Думаешь? Но я бы о них понятия не имел, если бы Леха случайно не проболтался.

– В жизни всякое бывает. Допустим, сцапают Игорька, начнут трясти его ближайшее окружение, то есть нас. И Лешик припомнит, как спьяну разболтал нам об угнанных автомобилях. Тогда каждому, в том числе твоему депутату, станет ясно, что ты знал, но молчал, – Сквозняков говорил на удивление трезво, словно это не у него каких-то полчаса тому назад заплетались мысли и язык.

– Логично, – сказал Ефимов и замолчал. Пройдя шагов двадцать, продолжил: – Но и закладывать друга как-то противно.

– Тем более что у него наверняка есть сообщники, которые и подгоняют ему угнанные машины. Заложив Игоря, ты здорово навредишь их криминальному промыслу. За это они могут жестоко отомстить. Но есть анонимный вариант… Ты посмотри, как мы удачно пришли, прямо к телефону-автомату.

– А у меня в кармане жетончик завалялся.

– Зачем? Звонок в милицию бесплатный. Только говорить будешь ты. У меня ведь нет хозяина-депутата и еще кое-кого.

– Ты это на кого намекаешь? – зло посмотрел Ефимов на приятеля.

– Витя, ты звони, не отвлекайся, – проигнорировал его свирепый взгляд Сквозняков.

– Погоди, надо придумать, что сказать.

– А что тут думать? Стандартное анонимное сообщение от доброжелателя. Гражданин такой-то в своем автосервисе, расположенном по такому-то адресу, занимается переделкой угнанных автомобилей. Прошу срочно принять меры. Мой звонок будет продублирован в Главное управление внутренних дел.

– Ну, Сквозняк, ты даешь! Можно подумать, всю жизнь анонимно звонил в ментовку.

– Ни разу не доводилось. Просто разонравился мне резко друг Игорь. Слишком много досталось сразу в одни руки!

Глава 13

Со дня рождения Григорьев возвращался в сильном раздражении. Ефимов окончательно распоясался. Кем он себя возомнил, заполучив новую работу? Хозяином жизни, барином, снисходительно общающимся с холопами. А всего-то помощник депутата, шишка на ровном месте. Да сейчас в кого ни плюнь, то чиновник, то сотрудник какой-то организации, то депутат местного, районного, городского собрания. Скоро работать будет некому, одни станут руководить, другие критиковать руководителей, надеясь занять их место.

Вера, чувствуя негодование жениха, мягко сказала:

– Успокойся, Игорь. Ефимов выпил лишнего, вот и стал вести себя по-хамски.

– Он и трезвый немногим лучше. Я один раз видел, как он проводил тебя взглядом. Будто султан, собирающийся прикупить новую наложницу.

– Перестань, Игорь, забудь о Викторе. Вот посмотришь, назавтра он протрезвеет, вспомнит, как себя вел, и извинится. С другой стороны, что он такого сделал? Ничего плохого не сказал, пальцем меня не тронул.

– Потому что, если бы тронул, я бы ему его шаловливые пальчики обломал. Но он и без того перешел все рамки приличия. Ведь считается моим другом, а позволял себе бесстыже таращиться на тебя. И улыбочка у него при этом была мерзкая до безобразия.

– Улыбался он потому, что развлекал народ забавными историями.

– Не народ, а тебя. Я же видел, как он из кожи вон лез, стараясь, чтобы ты хоть разок улыбнулась.

– Надеюсь, моя улыбка не будет считаться заигрыванием с Ефимовым? А то уж очень ты меня ревнуешь.

– Я? Ревную? Ничего подобного! Я возмущен поведением человека, которого многие годы считал своим другом.

– И все? И больше ничего?

– Конечно, ревность тоже есть, – признал Игорь, – но обида за товарища сильнее.

Утром по дороге на работу он повстречал Гуся. Вроде бы случайно, однако со стороны угонщика это напоминало хорошо запланированную случайность. Недавно у Григорьева состоялся тяжелый разговор с одним из левых ремонтников. Тот явился на работу после капитальной пьянки, запашок от него был такой, что разносился по всей мастерской. Игорь напомнил ему, что за такого рода проступки может последовать увольнение. Ремонтник только пожал плечами:

– Я же не похмелялся. А то, что вчера принял на грудь, так с кем не бывает.

– Если принял, дома надо было сидеть! Как-нибудь без тебя справились бы. Если еще раз такое повторится, пеняй на себя.

– Ладно, я понял, – угрюмо ответил ремонтник и демонстративно повернулся к Игорю спиной.

Это возмутило Григорьева, да и нельзя было спускать это на глазах у других мастеров, поэтому он громко сказал:

– На первый раз штраф десять тысяч рублей.

Ремонтник повернул голову, злобно посмотрел на хозяина, однако ничего не сказал. Вместо него это сделал Гусь, которому донесли об инциденте. Угонщик попытался заставить Григорьева пойти на попятную, отменить свое решение. И аргумент привел, мягко говоря, странный, возмутивший Игоря до глубины души. Типа пацан безукоризненно разбирается с угнанными тачками, какого рожна его штрафовать?

– Гусь, а если бы я пришел на дело в дупель пьяный, ты бы как поступил? – спросил Григорьев.

– Сам знаешь.

– А чем твой ремонтник лучше меня? Он работает в моей мастерской и должен подчиняться общим правилам. Тебе не со мной, а с ним надо поговорить, вправить мозги.

Игорь старался говорить хладнокровно, взвешенно. Хотя он полностью отошел от криминальных дел, не в его интересах было ссориться с угонщиками. Они из той породы людей, которые за копейку удавят лучшего друга. При этом и Гусь и Толкач были способны прислушаться к разумным словам, если они исходили от недавнего партнера.

– Я с ним поговорю, он исправится. Но и ты не косячь, верни ему втихаря бабки.

И дураку было ясно, почему Гусь так настаивает. Он уже пообещал ремонтнику уладить дело. Если Игорь откажет, Гусь многое потеряет в глазах своих мастеров. Как же, не смог разобраться с каким-то барыгой! У серьезного человека таких проколов не бывает.

Понимая ход мысли бывшего партнера, Игорь согласился:

– Ладно, на этот раз деньги я ему верну, но говорю сразу, что, если он еще раз напьется и будет так нагло себя вести, уволю к чертовой матери. И тебя предупреждаю, Гусь, чтобы не обижался.

– Лады, – согласился тот.

Из-за разговора Игорь немного задержался. Мастера уже возились с легковушками, одну из которых пригнали только что. Григорьев осмотрел поломку. Так, на всякий случай. Он уже немного разбирался в нюансах своей работы, хотя, откровенно говоря, больше полагался на стукачество. Таков русский характер. Когда-то, в давние времена, Господь снизошел до одного русского крестьянина, предложил ему все, что его душа пожелает, но с единственным условием – то, что получит крестьянин, у соседа будет в два раза больше. И облагодетельствованный Богом мужичок без раздумий воскликнул:

– Тогда, Господи, выбей мне один глаз!

Поэтому мастера охотно постукивали, если их коллега договаривался с клиентом, выдавая тяжелый ремонт за легкий, а разницу кладя в свой карман.

Пообщавшись с исполнителями, Игорь зашел в свой кабинет. Он успел только сесть за стол и тут услышал какой-то подозрительный шум, громкие угрожающие крики, донесшиеся из мастерской. Игорь на всякий случай достал травматический пистолет и повернулся к окну. В этот же момент раздался грохот. Кто-то с той стороны саданул ногой по двери, хотя достаточно было просто ее открыть – дверь не была заперта. Тут же последовал второй удар, которого язычок защелки не выдержал. Дверь распахнулась, на пороге появился человек в маске, с автоматом в руках. В этот момент Игорь, понявший, что не успевает выскочить в окно, вскинул пистолет. Время было окаянное, преступники, устраивая разборки друг с другом, часто обрушивали удары на доходные точки, расположенные на территории противника. И хотя Григорьев дань никому не платил, он всегда был начеку. Тем более что Гусь с Толкачом когда-нибудь могли проколоться и угнать иномарку у человека, способного жестоко отомстить за свою собственность. И тот факт, что Игорь недавно беседовал с Гусем, мало что значил. Мстители могли выйти на Григорьева через Толкача.

Игорь нажал курок, целя в маску. Стрелял он так себе, чаще мазал, чем попадал. Но сейчас выпущенный из «Осы» снаряд угодил точно в прорезь маски. Человек с автоматом рухнул как подкошенный.

Глава 14

Григорьев снова угодил под следствие. Но теперь без шансов отделаться условным сроком. Налетчики оказались спецназовцами, и одного из них Игорь уложил наповал. Пуля, угодив в глаз, затем проникла в мозг. Если бы Григорьеву дали сто попыток, вряд ли он хотя бы в одной сумел повторить такой выстрел. Эта точность оказалась для него роковой. Убийство сотрудника силовых структур при исполнении служебных обязанностей – такого Игорю не могло присниться в самом кошмарном сне.

В камере их было трое, все подозреваемые в совершении тяжких преступлений. Хотя какие к черту подозреваемые! Так они назывались на юридическом языке, но вина как минимум двоих была слишком очевидной. Об Игоре говорить нечего, его застали с пистолетом в руках, из которого был убит сотрудник правоохранительных органов. Второй сокамерник отличился еще больше: отправил на тот свет двоих. Только все произошло во время обычной пьянки. Что характерно – убийца даже не помнил, из-за чего началась заваруха. Память запечатлела лишь тот момент, когда двое собутыльников начали остервенело и при этом с минимальной результативностью, что типично для сильно выпивших людей, бить его по физиономии. Судя по конечному результату, физических страданий убийца почти не испытывал. На его лице виднелся единственный, не самых больших размеров синяк. Наверное, нравственные муки оказались куда сильнее и заставили убийцу схватиться за нож. Одного из обидчиков он тяжело ранил. Второй попытался убежать, но запутался в собственных ногах и упал, после чего получил больше десятка ударов ножом. Убийца после этого допил оставшееся спиртное и уснул. К тому времени, когда он продрал глаза, раненый истек кровью.

С третьим подозреваемым дело обстояло несколько сложнее. Он, как и пьяница, впервые оказался под арестом, хотя уголовный опыт у него был куда богаче, чем у его невольных соседей, вместе взятых. Впрочем, это были только догадки Григорьева, но догадки, имевшие под собой веское основание. А попался третий, которого звали Василием, за то самое превышение пределов необходимой самообороны, в котором некогда обвиняли Игоря. Точнее – превышения намеревался добиться адвокат с довольно громким среди арестантов именем, что уже говорило об истинном роде занятий Василия, числившегося обычным безработным.

В каком-то смысле Василию не повезло. Милицейский наряд застукал его в тот момент, когда он склонился над телом только что убитого им человека. На правой руке покойника был кастет, что и позволило адвокату говорить о самообороне. Мол, темной ночью к его подзащитному подошел грабитель и потребовал деньги. Уголовник, конечно же, не мог знать, что Василий довольно серьезно занимался карате, и, услышав отказ, вздумал применить силу. Василий начал защищаться и маленько перестарался.

У Григорьева, как и у Василия, тоже оказался хороший адвокат – Гусь подсуетился. Адвокат тут же наметил линию защиты, сразу же честно признавшись:

– Значительно сократить срок не обещаю, но лет на пять попытаюсь.

Вот тут Игорь ужаснулся по-настоящему. Если пять лет – это незначительное сокращение, то сколько же ему светит? Пока он на этот счет лишь строил предположения и старался забыть о зловещих словах тюремщиков насчет пожизненного. Адвокат этот прогноз решительно отмел и с деланым оптимизмом сказал, что максимум двадцать пять лет.

– Двадцать пять! – Игорь мгновенно сделал в уме элементарные подсчеты.

Когда он выйдет, ему уже будет за пятьдесят. Старик.

– Надеюсь, суд ограничится двадцатью, – адвокат говорил так, будто между этими двумя сроками имелась громадная разница. – Только надо выбрать верную линию защиты. Я тут кое-что сообразил в общих чертах.

И адвокат выдал версию, полностью соответствующую истинному развитию событий.

– Вы знаете, именно так и было. Я действительно принял омоновцев за бандитов. Они же действовали, как настоящие налетчики. Ну зачем ему было ломать дверь, если она была открыта? И мог бы представиться, вместо того чтобы размахивать автоматом. Я бы тогда не стал стрелять.

– Насчет двери вы хорошо сказали. Надо будет провести экспертизу. Это станет одним из фактов, подтверждающих нашу версию обороны. Еще один плюс – обвинение в переделке краденых машин оказалось ложным, ничего похожего в вашей мастерской не нашли.

«Спасибо Гусю. Он сдержал слово, обещая, что после работы его люди не оставят ментам ни единой зацепки», – подумал Игорь.

– Но есть и один большой минус. Наверное, вы догадываетесь, о чем я говорю.

– О моем предыдущем сроке. Он хоть и условный, однако на решение судей обязательно повлияет.

– Совершенно верно, но мы будем бороться, – адвокат завершил разговор на оптимистичной ноте.

В камере на удивление быстро установился порядок, хотя двое из подозреваемых впервые оказались в местах лишения свободы. Да и Григорьева трудно было назвать матерым зэком. Похоже, кореша просветили Василия насчет тюремных обычаев. Любитель спиртного был назначен ответственным за все, то есть за поддержание в камере порядка, а с Игорем у каратиста установились достаточно ровные отношения. Сначала этому поспособствовало признание Игоря, что он уже арестовывался несколькими годами раньше. Василий, довольно несдержанный по характеру и по возможности стремящийся занять лидирующее положение, повел себя достаточно предусмотрительно. Он знал о том, что бывшие сидельцы имеют в местах заключения связи, иногда довольно серьезные, и с помощью дружков могут легко поквитаться с обидчиком.

Затем Василий узнал о том, что Игорь убил омоновца, и, выведав у него обстоятельства происшествия, проникся к нему глубочайшим уважением, с некоторым даже подобострастием заявив:

– Ну, ты Робин Гуд в натуре!

Догадавшись, кого он имеет в виду, Григорьев поправил:

– Вильгельм Телль.

– Да без разницы. Главное, что мне хороший человек попался. Мусора замочить – это круто.

Игорь не стал его разубеждать, хотя на самом деле глубоко раскаивался в своем поступке. Он убил человека, лишил его жизни, тех больших и маленьких радостей, которые ждали омоновца в будущем. Григорьев испытал громадное облегчение, когда узнал, что погибший не был женат. Значит, он не оставил детей сиротами, а жену вдовой.

Но говорить о своих чувствах Василию было глупо и опасно. Этот тип жил другими представлениями и мог посчитать Игоря слюнтяем, которым можно помыкать точно так же, как и третьим сокамерником. Это вылилось бы в конфликты, на которые у Игоря не было моральных сил. Он до сих пор находился в шоке и только начал примиряться со своей незавидной судьбой.

Как же одно необдуманное действие способно изменить нашу жизнь! До рокового выстрела Игорь был счастливым человеком, имеющим прибыльное дело и собирающимся жениться на девушке, которую любил больше всех на свете. Теперь он стал изгоем, преступником, и ему предстояло многие годы провести за решеткой, вдали от людей, которые были ему близки и дороги.

Правильно говорят, что хуже всего ждать и догонять. Игорь весь извелся, ожидая дня суда; в нем, даже вопреки словам адвоката, жила надежда, что судьи разберутся и поймут главное: он не хотел убивать, он бы даже не стал стрелять, если бы точно знал, что перед ним страж закона. И вместо двадцати пяти лет дадут хотя бы десять.

Примерно те же чувства испытывали и Василий, и третий заключенный. У каратиста иногда случались вспышки раздражения, и он придирался к выпивохе, находя какие-то мелкие изъяны в его работе. Он тыкал пальцем в маленькое пятнышко на стене и говорил звенящим шепотом:

– Это че? Где были твои глаза, козел! Научился только винище жрать! Давай убирай по новой, и чтобы в хате чисто было, иначе голову оторву!

И вот настал час суда. Призрачные надежды Игоря окончательно развеялись после речи прокурора. Слушая ее, Григорьев временами изумлялся: «О ком это он? Обо мне или каком-то чудовищном злодее?»

Прокурор опустил историю с дверью, посчитав ее недостойной своего внимания, а вместо этого обратился к личности подсудимого, человека, уже имевшего судимость и представляющего опасность для общества. Дав Григорьеву характеристику, достойную Джека-Потрошителя и Чекатило, вместе взятых, он перешел к моменту убийства и здесь тоже не пожалел ярких красок, описывая злодейское преступление. Оставалось только удивляться, что Игорь до сих пор скрывал свои чудовищные наклонности и не проводил большую часть времени за отстрелом соотечественников. После такой речи требование прокурора о четвертьвековой изоляции подсудимого от общества выглядело актом милосердия.

Адвокат с первых слов начал упирать на случайный характер преступления. Он сказал, что в стране уже больше десяти лет свирепствует рэкет и поди отличи омоновца от налетчика, когда оба предпочитают действовать в масках. И зачем было ломать дверь, когда можно было ее просто открыть? Именно грохот заставил подзащитного использовать оружие. Выстрел же был совершен исключительно в целях самообороны. Травматическое оружие не используют для предумышленного убийства. Смерть омоновца стала роковой случайностью.

Адвокат представил суду заключение экспертов. В нем говорилось, что практически невозможно с пяти метров специально угодить точно в глаз человеку. То есть попадание было случайным.

Игорь пояснил, что он, услышав шум, принял нападавших за бандитов и хотел бежать. Этому помешало слишком быстрое появление омоновца. Он честно признал, что целился в лицо человеку, желая на время вывести его из строя и получить возможность для бегства. При этом нападавший даже не подумал его предупредить, что он из милиции.

Суд удалился на совещание. В итоге, как и обещал адвокат, Григорьева приговорили к двадцати годам с отбыванием в колонии строгого режима.

Услышав приговор, Игорь вдруг подумал: «В случае с Артуром мои действия признали неумышленными, хотя я на самом деле хотел сломать ему руку. Теперь я не собирался убивать, но лишил человека жизни. Неужели за каждый наш проступок в будущем нас ждет расплата?»

Он отказался встречаться с Верой. Зачем травить душу и при этом создавать неудобства для любимой? Ведь за первым свиданием по логике должно последовать второе, третье и так далее. Но Вера – обычный человек, и она не сможет его ждать двадцать лет. О чем речь, если большинство девушек не дожидаются своих ребят из армии! В конце концов ей надоест мотаться в колонию и она найдет себе другого мужчину. При ее красоте это не вопрос. Так лучше разорвать отношения сразу и окончательно! Игорь встретился только с родителями и не выдержал, пустил скупую слезу, сказав:

– Вы уж, пожалуйста, дождитесь моего возвращения!