Текст книги "Му-му. Заброшенная могила"

Глава 3

Для того чтобы представить заместителю московского мэра Купцову предложения о совершенствовании работы ритуальных служб города, Матвей Хвостов выбрал не совсем удачный день. Впрочем, выбирал не он – сам Купцов назначил ему аудиенцию во вторник, 1 апреля.

…И после того как Хвостов изложил ему свою концепцию, озадаченно произнес:

– Матвей Иванович, я понимаю, что сегодня первое апреля, день юмора… Но не до такой же степени!..

Целый месяц новый «кладбищенский директор» вникал в тонкости своей новой работы. Заведовать огромным погребальным хозяйством столицы оказалось намного сложнее, чем показалось вначале. Судя по всему, предшественник, занимавший эту должность до него, считал ее синекурой и делами почти не занимался, скинув всю текучку на заместителя. Через неделю Хвостов понял, что этому заместителю самое место в Бутырках, о чем он не преминул заявить чиновнику с глазу на глаз. Заместитель обиделся и подал заявление об уходе, которое Хвостов тут же и подписал. Раздувать дело о злоупотреблениях в первые же дни на новом месте он посчитал преждевременным.

Хвостова вообще считали человеком хотя и излишне прямолинейным, но осторожным. Как сочетались в нем эти два несопоставимых качества, можно было только удивляться. Многим казалось, что Матвей прет по жизни, как танк. Но только это был очень своеобразный танк.

То, что он «слишком правильный», Матвей впервые услышал в десять лет, когда в четвертом классе учительница математики поставила двойку его однокласснику только за то, что тот шушукался с соседом по парте. «Оценки ведь за знания ставятся, правда? А вы его даже не спросили! – произнес он, поднявшись. – Разве это правильно?» Учительница вытаращила глаза: «Это кто там такой правильный? Хвостов?! Ну-ка, давай поучи меня принципиальности… Только завтра и в присутствии отца!» О чем в дневнике немедленно была сделана запись, после прочтения которой большинство отцов принялось бы вытаскивать из брюк ремень.

Но не таков был Иван Матвеевич Хвостов, по профессии летчик-испытатель, недавно получивший орден Красной Звезды за то, что с риском для жизни увел загоревшийся самолет от города и направил его в озеро, катапультировавшись буквально в последнюю секунду. Впрочем, никто в школе, где учился Матвей, в том числе и учителя, об этом не знал – хвастаться чужими подвигами мальчишка не собирался, хотя очень гордился отцом. А подполковник Хвостов, прочитав запись в дневнике сына, велел пацану рассказать все в подробностях, хмыкнул и, явившись к математичке, прочитал ей короткую, но весьма выразительную лекцию на предмет «правильности и принципиальности». После этой лекции Матвею оставалось только учиться, не жалея сил, – учителя, как, впрочем, и люди других профессий, «шибко принципиальных» не любят. Так что школу Хвостов младший закончил с золотой медалью.

В том же году его отец погиб, испытывая новый самолет, и мечта Матвея о поступлении в летное училище разбилась о слезы матери, которая чуть ли не на коленях умоляла его избрать другую профессию. И он подал документы в Рязанское училище ВДВ. Тут уж мать переубедить его не смогла.

Во второй половине семидесятых годов прошлого века лучших выпускников Рязанского училища ждала незавидная перспектива попасть в Афганистан командирами взводов Ограниченного контингента. Не избежал этой участи и Хвостов. И если во время Великой Отечественной новоиспеченных лейтенантов до ранения или гибели ожидало буквально несколько дней боев, то лейтенант Хвостов в Афгане воевал до конца, дослужившись до звания майора отдела спецопераций ГРУ. И воевал так, что до рокового дня вывода войск заслужил орден Красного Знамени и два ордена Красной Звезды. А в последний день, уже сидя на броне БМД, стоявшего в боевом охранении колонны, направлявшейся на мост через Амударью, получил в спину пулю афганского снайпера, прошедшую в миллиметре от позвоночника.

Инвалидом он не стал. Но медицинская комиссия вынесла суровый приговор: «ограниченно годен». То есть во время войны Хвостову предстояло служить не в разведке, а в подразделениях, обслуживающих боевые части, а в мирное время надлежало привыкать к гражданской жизни, несмотря на его ордена и славу. И Хвостов подал рапорт об отставке.

Нужно было чем-то заниматься – пенсия была крохотная, СССР стремительно катился к развалу, а десанту и разведке нужны были здоровые офицеры. Все, что Хвостов умел, – это воевать. Правда, воевать хорошо, да и служба в разведке воюющей группировки многому научила. В том числе не теряться в самых непростых ситуациях. Хвостов не растерялся и вместе с несколькими отставными воинами-афганцами принялся организовывать кооператив по торговле оргтехникой.

Но едва удалось построить стены и настелить пол кооперативного «здания», появились желающие послужить «крышей». Хвостову и его товарищам популярно объяснили, что их десантная закалка всем «до фени», и в доказательство взорвали у входа в офис старый «запорожец». Так низко оценили способности к сопротивлению «афганцев» бандюги из местной «районной» мафиозной группировки. Хвостов вызов принял, и уже через неделю взвод бывших десантников размазал незадачливых рэкетиров по стенкам. Но это был только первый сигнал…

Около года кооператив, вскоре ставший фирмой «Перевал», работал спокойно. Пошли неплохие доходы, Хвостов вложил деньги в страховой бизнес, но тут страна, за которую он когда-то боролся, распалась, и наступил такой беспредел, что даже бывший офицер разведки растерялся.

На волнах хаоса хрупкий кораблик фирмы «Перевал» не выдержал напряжения и треснул. В один далеко не прекрасный день Хвостов узнал, что его партнеры за спиной директора решили связаться с весьма влиятельной группировкой, за лидерами которой числилось много подозрительных криминальных дел. Бывший разведчик понимал, что начинается большая игра, ставка в которой – сама жизнь. И он решил отойти от бизнеса, тем более что старые приятели предложили ему неплохую должность в одной из столичных префектур. Он проработал в этой должности около пятнадцати лет. Пока не получил новое предложение.

…После того как заместитель мэра Купцов заслушал доклад нового «кладбищенского директора» об улучшении работы подведомственных кладбищ, он с минуту не мог прийти в себя. Проект не оставлял камня на камне от сложившейся системы ритуального обслуживания населения. Чего только стоило предложение поручить обслуживание муниципальных кладбищ солдатам альтернативной службы, подчинив этих «вояк» не кому-нибудь, а городской комендатуре!

Купцов пристально взглянул на «кладбищенского директора», как он уже успел прозвать Хвостова, и произнес:

– Матвей Иванович, а куда мы с вашего позволения денем тех, кто уже работает на кладбищах? Уволим? А за что?

– Большую часть я бы прямо сейчас выгнал без выходного пособия, – упрямо заявил Хвостов. – Там же одна «братва» отставная! Если посчитать, сколько на кладбищах «двойных» захоронений… Имею в виду, когда в могилу какой-нибудь бабки подкладывают криминальный труп.

– Детективы я тоже читаю, – прервал его заместитель мэра. – Невысокого же вы мнения о своем коллективе…

– Ну да, в разведку я с таким контингентом не пошел бы.

Купцов вспомнил, что его собеседник как раз служил в той самой разведке, и промолчал, прекрасно зная, кто на самом деле подвизается в роли кладбищенских рабочих, сторожей и прочей околомогильной братии.

– Уважаемый Матвей Иванович, – стараясь оставаться спокойным, произнес Купцов. – Согласитесь, что в деле ритуальных услуг вы не специалист, так что послушайте человека, который на этом деле собаку съел. А для начала классический анекдот вам расскажу. На кладбище во время похорон бригадир гробовщиков видит, что у покойника из нагрудного кармана пиджака торчит 50-долларовая купюра. Он тут же просит одного из своей бригады под любым предлогом оттеснить людей от гроба. Когда это было сделано и он потянулся к купюре, покойник вдруг хватает его за руку и кричит: «Налоговая полиция! Контрольное захоронение!» – «У тебя своя работа, а у меня своя, – ответил ему бригадир и забил в крышку гроба гвозди». Мораль понятна? Если непонятна, поясню: на кладбище свои законы. Так было, так есть и так будет. Даже я очень аккуратно подхожу к этим вопросам, которые вы так вот с маху пытаетесь решить. Ну где это видано – солдаты-альтернативщики покойников хоронят? Да пусть лучше, как во всем мире, дерьмо из-под лежачих больных выносят, толку больше будет.

Хвостов хмыкнул.

– Руслан Альфонсович, у анекдота вашего длинная и седая борода. Судя же по вашим словам, вы вообще считаете, что в системе ритуальных услуг ничего не надо менять…

– Ну почему же, – кисло произнес Купцов. – Порядок надо, конечно, навести. Хотя я бы не сказал, что на кладбищах, да и вообще в ритуальных услугах такой уж бардак. Скорее отдельные недоработки.

– Значит, это из-за «отдельных недоработок» на имя мэра приходят пачки жалоб? – прищурился бывший разведчик. – И это только то, что до него доходит…

– Вы на что намекаете? – медленно сказал Купцов. – На то, что я жалобы москвичей в стол прячу?

– Ну что вы, Руслан Альфонсович, – улыбнулся Хвостов, начинавший понимать, что с заместителем мэра общего языка ему не найти. Впрочем, он к этому был готов, проанализировав сведения, предоставленные Бондаревым и имевшиеся у него самого. – На эти жалобы никакого стола не хватит. Что ж, я правильно понял, что вы с моими предложениями по улучшению работы системы ритуальных услуг не согласны?

Купцов покачал головой.

– Поработайте еще, уважаемый Матвей Иванович. Вникните в суть поглубже, теснее с людьми познакомьтесь… Что за месяц можно понять? Да ничего! Через полгодика приходите, тогда и поговорим. А пока, как говорится, устраняйте недоделки, о которых наши граждане пишут. Тут вам и карты в руки.

«Хвостов, Хвостов, – думал заместитель мэра, пожимая протянутую руку и провожая взглядом «кладбищенского директора», которого уже готов был переименовать в «кладбищенского сторожа», – послал тебя черт… И где только мэр такого «рыцаря без страха и упрека» раскопал? Не иначе, Бондарев присоветовал… Ну ладно, на то и щука, чтобы карась не дремал. Хуже было бы, если б он какого-нибудь умника прислал, чтобы тот тихой сапой под меня подкопался. А так легче. Будем готовиться к войне».

Купцов взял со стола трубку мобильного телефона и набрал номер.

* * *

Генеральный директор страховой компании «Щит» Даниил Матвеевич Хвостов больше всего на свете не любил просыпаться ни свет ни заря. Он был типичной «совой», то есть пик работоспособности у него, как у Иосифа Сталина, приходился где-то на час ночи, когда большинство добропорядочных людей спят в своих постелях. Днем он часто бывал вялым и заторможенным, что, впрочем, не влияло на его бизнес: в кругах страховых деятелей Москвы Хвостов-младший слыл человеком с железной хваткой и, несмотря на относительную молодость (ему исполнилось тридцать), сумел прочно утвердиться в своей нише, сперва завоеванной для него отцом.

– Даниил? Это я, – раздался в трубке голос человека, которому Хвостов-младший был многим обязан. – У меня тут папаша твой был. Он что, всегда такой… бескомпромиссный?

Последнее слово Купцов произнес с иронией.

– Отец всегда был прямой, как штык от трехлинейной винтовки, – спокойно сказал Даниил. – А что он от вас хотел? Уж не кладбищенские ли проблемы вы с ним обсуждали?

– Именно, – подтвердил заместитель мэра. – Папаша твой на того сантехника похож, из анекдота…

– Какого анекдота? – поморщился Хвостов-младший, который терпеть не мог манеру Купцова рассказывать анекдоты по поводу и без повода.

– Посадили в 37-м году сантехника. Спрашивают его: за что? Он и отвечает, мол, пригласили в Кремль водопровод посмотреть, а он и заявил: «Тут всю систему менять надо…» Так вот твой родитель у нас всю кладбищенскую систему перестраивать собрался. Ни больше ни меньше.

– Он такой, – подтвердил сын. – Но я на него влиять не могу, вы же понимаете.

– Понимать-то понимаю, но… Короче, Даня, ежели что он будет против меня, грешного, затевать, то ты мне шепни по старой дружбе, а? – Купцов издал неприятный смешок.

– Да что вы, Руслан Альфонсович, я же его вижу раз в месяц, не чаще, – попытался отмахнуться Даниил. – Я о его делах ничего не знаю. Впрочем, как и он о моих. Хотя контору-то мою он организовал…

– Данечка, милый, – в голосе Купцова зазвучал металл, – видеться ты с ним будешь гораздо чаще, и в дела его носик совать будешь. Иначе без носика останешься. Понял?!!

– Понял, – вздохнул Хвостов-младший, скрипнул зубами и, услышав гудки отбоя, положил трубку.

* * *

Взрыв на Троекуровском кладбище большого общественного резонанса не получил – жертв не было, никто не пострадал, и случай, который в ином деле непременно окрестили бы «терактом», прошел по сводкам как «злостное хулиганство». Во всяком случае, в прокуратуре дело по факту взрыва на могиле профессора Савинского завели именно по этой статье; впрочем, вскоре его объединили с другим – по факту убийства этого же известного ученого.

Через три дня после взрыва Дорогин отправился на кладбище, решив проконтролировать, как восстанавливают могилу Кана. Он не удивился бы, увидев, что там до сих пор не сделано ничего, но, вопреки его мрачным предчувствиям, могила Савинского и соседние захоронения были приведены в порядок. Сергей постоял около холмика, поправил венки и двинулся к выходу. Но вдруг остановился, увидев среди памятников знакомую фигуру.

– Савелий? – удивленно произнес он, узнав старого знакомого, кандидата социологических наук Савелия Неделина по кличке Сава. Сава добровольно стал бомжем и несколько раз помог Дорогину в раскрытии преступлений.

– Никак Дорогин! – прищурился бомж, одетый в потертые джинсы с бахромой и майку с портретом Че Гевары. – И я даже знаю, по какому поводу ты сюда прибыл…

Несколько лет назад, во время поисков пропавшего инженера-химика Рэма Харбарова Дорогин услышал историю Савелия.

– Мне тогда едва стукнул тридцатник, – говорил бомж, разливая водку по стаканам. – Времена были дурные-дурные, беспредел полный, делили все, что не поделено… Ну, да ты сам помнишь. А тему диссертации я выбрал совсем необычную… «Маргинальные элементы в период первоначального накопления капитала» – во! То есть про бомжей писал, таких, как я теперь. Почему человек бомжем становится, где корни проблемы, короче, полная социологическая картина явления. У меня диссертация была почти готова. Не хватало только личных впечатлений, чтобы хоть немного жизнью запахло. Неделю я тусовался среди бомжей. И к концу понял, что это самые свободные люди в мире! Они ни от кого не зависят, и от них никто не зависит. Понравилось мне. Видно, на роду написано бродяжить… Доделал я диссертацию… А через неделю прихожу домой раньше срока… В общем, классика. Женушка моя в постели с другим кувыркается. Меня к тому времени такая ностальгия охватила по той неделе, которую я среди бомжей провел, аж жуть! Эксперимент был чистым – у меня с собой ни копейки денег не было. Так оказалось, что бомж на пропитание всегда себе найдет, если вконец не опустился! И что дальше? А дальше я, простите, достал член из штанов и эту сладкую парочку с таким удовольствием мочой окропил, что аж приятно стало. У бабы моей от испуга спазм в причинном месте произошел, дергаются, а расцепиться не могут, ну прямо как собаки после случки. Поссал я на них, штаны застегнул, повернулся и пошел себе…

Вот так и ходил по миру кандидат наук Савелий Трофимович Неделин (диссертацию он все-таки умудрился защитить), пока не встретил девушку по имени Анжела, которая слегка тронулась умом после того, как случайно увидела фотографию своего отца, майора Вячеслава Иевлева, с отрезанной чеченскими боевиками головой. С момента этой встречи они стали неразлучны. И сейчас маленькая Анжела тихонько стояла рядом, глядя на Дорогина огромными печальными глазищами.

– Привет, Сава, – протянул Сергей руку бомжу, который, ответив на приветствие, указал на лавочку около одной из могил. – Рад тебя видеть. Ты-то за каким делом тут?

– К приятелю зашли в гости, сторожу местному. Зенон его зовут.

Дорогин насторожился.

– Сведешь меня с ним?

– Отчего не свести. Люди свои. Через магазин, понятно… Только учти, он не любит, когда кто-то при нем не пьет. Ты же за рулем, так?

– За рулем-то за рулем… Подожди, сейчас кого-нибудь из агентства вызову, – сказал Дорогин и достал мобильный телефон. – Заодно и привезут все, что нужно.

Через полчаса двое сотрудников сыскного агентства «Ольга» прибыли в распоряжение шефа. Один из них тут же уехал, а второй, молодой парень, только что принятый на работу, протянул Дорогину сумку, в которой что-то приятно позвякивало, и, получив приказ ждать, уселся в дорогинскую «шкоду».

В небольшом здании администрации кладбища Савелий познакомил Дорогина с жилистым мужичком лет пятидесяти.

– Это Зенон. А это Сергей. Давай, Серега, расставляй. Как в той рекламе говорили, «время пить “херши”».

Зенон довольно потер ладони.

– Вот, нежданно-негаданно… А ты кто ж такой, Сергей, будешь? Али хоронишь кого?

– Друга недавно похоронил, – коротко ответил Дорогин.

– Это его могилу третьего дня взорвали, – уточнил Сава, разливая водку.

Анжела в это время нарезала копченую колбасу.

– Вот оно что, – медленно протянул Зенон. – Такого у нас на кладбище в жизни не было, чтобы могилы взрывали… – Кладбищенский сторож вопросительно посмотрел на Саву и, видимо получив от него незаметный знак, означавший, что Дорогину можно доверять, продолжил: – Давайте выпьем за упокой души…

Минуту спустя Зенон, не дожидаясь вопросов, – видимо, рекомендация Савелия в дополнительной проверке не нуждалась – щелкнул зажигалкой, выпустил изо рта струйку дыма и произнес:

– Ты, видать, очень хочешь узнать, кто покой твоего кореша потревожил… А то и побольше – кто его на вечный покой раньше срока осудил. Так?

– Так, – ответил Дорогин, тоже закуривая сигарету. – Отличный мужик был Кан Савинский.

– Ну, тут я тебе мало чем помогу. Менты меня, как и всех, расспрашивали, но я им ничего не сказал. Если у нас кто-то рот шире, чем надо, откроет – кирдык, рой могилу. Если б не Сава… Короче, цыгане это.

– Какие цыгане? – не понял Дорогин. – Что, цыгане могилу взорвали?

– Они, родимые, – кивнул Зенон. – Кое-кто их видел, но, сам понимаешь, горло под нож подставлять… Профессор-то твой, видать, с наркомафией был связан и чем-то кому-то не угодил. Вот ему даже на том свете покоя не дают.

Дорогин грустно покачал головой.

– Все так, да не все так. Скорее наоборот. Ну, а подробности? Что за цыгане? Как на них выйти?

Зенон усмехнулся.

– Я тебе что, справочное бюро? Не знаю я, как на них выйти. Только одно скажу: барона их кличут Герасим. Живет где-то под Москвой. Занимается наркотиками. Слух был, что его младшего братца кто-то убил этой зимой. Старший и начал землю рыть… Ну, не профессор же этот цыгана порешил?

Вопрос был риторическим, и Дорогин отвечать на него не стал. Сказал только:

– Кан больше всего на свете ненавидел наркотики. От них его первая жена умерла. Так вот… Больше ничего не скажешь? – обратился он к Зенону.

– Ничего. Говорю ж тебе, я не справочное бюро.

– И на том спасибо, – сказал Сергей, поднимая стакан с водкой. – Только просьба есть.

– Выпьем, потом изложишь свою просьбу…

Прожевав кусок колбасы, Савелий поднялся и вышел из комнаты. Вернулся через насколько минут и сказал:

– То ли мне показалось, то ли нет, но вроде под окошком стоял кто-то.

– Ну и что? – равнодушно пожал плечами Зенон. – Там ничего не слышно. Это давно проверено. Так о чем ты хотел попросить? – спросил он у Дорогина.

– Присмотрел бы ты за могилкой, – сказал Сергей. – Я в долгу не останусь.

– Это понятно, что не останешься, – посмотрел на него кладбищенский рабочий. – Только я же тут круглые сутки сидеть не могу…

– А ты и не сиди. Просто приглядывайся, прислушивайся и, если что интересное почуешь, позвони мне на мобилу или по городскому, – Дорогин протянул Зенону визитку.

– Ого! – отреагировал тот, прочитав должность Сергея. – Слыхал я про это агентство, даже в газетах писали… Ты там вроде каких-то украденных детишек нашел?

– Было дело… И не только детишек. Я много кого нашел. Вот теперь убийцу Кана найти хочу. И найду, если поможешь, – с нажимом сказал Дорогин.

– Помогу, чего ж не помочь… Тем более что это к нашим кладбищенским делам прямого отношения не имеет. А то недавно новый начальник над всеми кладбищами явился, некий Хвостов. Говорят, гайки закручивать собирается. Так что нам теперь тихо сидеть надобно.

– А то вы «громко» сидите, – хмыкнул Сава. – Покойнички-то, поди, на обхождение не жалуются.

– Покойнички не жалуются, а вот живые малявы одну за другой пишут. Приезжали недавно какие-то хмыри, то ли из Америки, то ли из Израиля, деда своего искали… Кана-то твоего тоже не на «пустом» месте похоронили. Правда, той могиле уже лет сто было. Бригадир решил не «свежее» место использовать, где разрешено было хоронить, а старую могилу снести.

Зенон опрокинул в рот очередную порцию водки, закусил, помолчал с минуту.

– Ну, так что? Нашли деда? – поторопил его Сава.

– Не нашли деда, – в тон ему ответил Зенон. – Ушел старичок.

– Это как? – не понял Дорогин.

– Да вот так. Ушел и все. Ни могилки, ни памятника. На ее месте какой-то мужик похоронен. А могилке-то всего лет пятнадцать было. Родственники скандал подняли – хоть святых выноси. До Лужкова, говорят, дошло…

– Так что, на кладбище места мало, что ли? – удивился Дорогин. – Зачем было чужую могилу разорять? И с Каном тоже…

– А-а, – махнул рукой Зенон. – Дурное дело. Там рядом тетка была похоронена, мать какого-то бизнесмена или бандита, я уж не знаю. Так, когда у него отец умер, тот заплатил кому надо, чтобы батьку рядом с матерью похоронили. Родственники старика-то все равно за границей, здесь у него никого не осталось. За могилкой никто и не присматривал, видно было. Вот и решили вместо одного деда другого похоронить. А насчет Кана – так просто решили место сэкономить.

– И что, это в порядке вещей? – изумился Дорогин, которому до сих пор не приходилось заниматься «кладбищенскими разборками».

– У нас тут многое в порядке вещей, – туманно ответил Зенон. – Когда люди денег не жалеют? В трех случаях: когда детей рожают, когда их женят и когда родственников хоронят. Чаще всего в последнем случае. Если, как говорят, гибэдэдэшники на асфальте деньги находят, то мы – под землей. И неплохие деньги, кстати…

…Уже под вечер Сергей вновь подошел к могиле Кана. Ничто не напоминало о том, что еще три дня назад на ее месте была воронка от фугаса, потревожившего последнее пристанище непоколебимого борца с наркомафией. Теперь у Дорогина появилась едва наметившаяся, но вполне осязаемая нить, которая должна была привести к убийцам его друга.