Текст книги "Му-му. Заброшенная могила"

Глава 4

Сказать, что Даниил Матвеевич Хвостов не любил свой страховой бизнес, значило бы погрешить против истины. Он его от всего сердца ненавидел. И все-таки занимался им треть своей тридцатилетней жизни, при этом достигнув немалых финансовых успехов. Правда, компанию фактически подарил ему отец, который в период своего процветания в качестве бизнесмена перекупил дело у какого-то неудачника, преобразовал компанию в открытое акционерное общество, назначил туда надежного управляющего, а потом, когда Даниил вошел в возраст, передал ему бразды правления и больше на страховую компанию под претенциозным названием «ОАО “Щит”» внимания не обращал.

Своих сотрудников Даниил вымуштровал до такой степени, что они вполне могли организовать добровольно-принудительную страховку взвода пожарных или милиционеров от падения летающих тарелок и укусов птеродактилей с годовым взносом в размере месячного оклада. Да и на работу он брал людей не с улицы…

…Даниил вышел на балкон. Вдохнул в себя воздух. Понял, что полнолуние в очередной раз сыграло с ним злую шутку.

Гроза явилась с запада. Дышалось тяжело. Гром пришел потом, а пока небо задергивалось темно-фиолетовой вуалью, словно окно выцветшими шторами. Булгаков со своим великим творением отдыхали. А тот, кто с юности знал наизусть тексты Михаила Афанасьевича, умирал от желания выпить водки. Все пути вели в Небеса по дороге, открытой тем, кому подарен был счастливый билет… Такого счастливого билета Даниилу Хвостову не выпало.

После разговора с Купцовым, который состоялся в прошлом месяце, ему стало так же плохо, как было двенадцать лет назад, когда его пригласила в гости смазливая цыганка, напоила и хотела оставить ночевать, но…

Но появился отец, приятель которого случайно увидел сына в обществе цыганки, и решил все вопросы за него.

Все вопросы, кроме одного. Главного вопроса. Но сформулировать этот вопрос он не мог до сих пор.

И жил с надеждой, что этот вопрос не решится никогда.

Юного Даниила отец смог спасти от перспективы стать цыганским наркодилером, но от соблазна вершить человеческие судьбы и зарабатывать на этом шальные деньги отец спасти его не сумел. Сам того не желая, отец подтолкнул к этому, всучив заклятому гуманитарию, знатоку и любителю японской литературы, Булгакова и Вознесенского, страховую фирму.

С возрастом Даниил утвердился во мнении, что судьбы тех, кого он помогал отправить на тот свет раньше срока, не стоят и ломаного гроша. По какой-то причине, смысл которой мог определить разве что Зигмунд Фрейд, Даниил с детства ненавидел стариков и старух, считая, что они только коптят небо, не давая возможности своим потомкам занять надлежащее место под звездами. Впрочем, более рационального объяснения своей ненависти он дать не мог. Его предки жить ему не мешали, за редким, но весьма болезненным для него исключением.

Купцов, которому как-то по большой пьяни Даниил признался в своей патологии – идиосинкразии на стариков, хохотнул и, как всегда, рассказал анекдот.

…Жил-был мужик. И все у него было не так. Постоянно одолевали его всякие напасти. Наконец доконали его несчастья. И взобрался он на высокую гору, и обратился к Господу. «Господи! – взмолился мужик. – Ну за что Ты на меня прогневался?! Был у меня дом, но он сгорел; была у меня жена, но ушла к другому; были у меня друзья, но они отвернулись от меня; я пытался умереть, но смерть не идет ко мне… За что мне это? Господи!» И разверзлись небеса, и глас трубный ответствовал ему: «Ну не люблю я тебя! Не люб-лю-ю!..»

– Вот так и ты стариков не любишь, – подвел итог заместитель мэра столицы. – Правда, ты не Бог… Что само по себе не является отрицательным фактом твоей биографии. Иначе и я до старости не дожил бы.

Для Купцова не являлось секретом то, каким образом Даниил зарабатывает огромные даже по западным меркам деньги. Мало того, пять лет назад он сам предложил ему схему, позволяющую класть в карманы весьма круглые суммы. Схему эту, впрочем, придумал не он сам – во всем мире недобросовестные страховые деятели зарабатывали таким образом уже много лет, обманывая тех, кто вкладывал в этот бизнес свои капиталы. Схема была несложной, но требовала хорошей психологической подготовки и обширных связей.

Представьте себе, например, такую ситуацию. Где-то на окраине Москвы в однокомнатной «хрущебе» помирает полунищий старик. Его наследники ждут не дождутся, чтобы проводить старика в последний путь, – квартирка-то денег стоит. И тут к ним является серьезная женщина в деловом костюме и предлагает… застраховать парализованного деда на весьма приличную сумму! У родственников, само собой, глаза на лоб лезут: что это за страховая компания такая, себе в убыток работает, что ли? Но женщина поясняет, что после смерти деда страховая сумма будет разделена на две части. Одну из них, правда меньшую, получат родственники, вторую – понятно кто. И все останутся довольными. Кроме акционеров, которые вместо прибыли получат кукиш с маслом.

* * *

…Даниил вернулся в комнату, открыл бар и достал штоф шотландского виски. Поболтал им перед носом, хмыкнул, поставил назад, отправился на кухню и достал из холодильника запотевшую бутылку водки. Налил в хрустальный стакан, выпил. Водка была настолько холодной, что он даже не почувствовал вкуса. Поморщился, зачерпнул ложкой несколько маслин из банки, сплюнул косточки. Снова вышел на балкон, отворил настежь дверь балконной рамы и полной грудью вдохнул воздух, замерший в ожидании первой майской грозы.

На глаза Даниилу попался сидевший на тумбочке в углу плюшевый медвежонок – его забыла шестилетняя Катя, когда была у отца в прошлое воскресенье. Алла, хоть и ушла от него, привозила дочь регулярно, и не понадобились для этого никакие судебные иски. Умная Аллочка прекрасно знала, сколько стоит бывший супруг. Только вот почему-то не подумала об этом, когда подала на развод, застав мужа в обществе молоденькой дурочки, только что принятой им на работу в качестве секретарши. Ну, подумаешь, согрешил… Кто не грешен? А вот гляди ж, разбираться не стала, простить не смогла. Может, и жалеет, да поздно. Дочку Даниил любил, а вот к Алле охладел окончательно. И хрен с ней! Правда, обидно, что с дедом Катя проводит время гораздо охотнее. Единственная внучка всегда была любимицей деда и покойной бабки.

Хвостов закурил, постоял, опершись о перила балкона, глядя на Кутузовский проспект, по которому проносились редкие в этот вечерний час машины. Взглянул на часы – должна была позвонить сотрудница, «нарывшая» очередного перспективного клиента, который, как водится, был при смерти.

Около одиннадцати вечера мобильник Хвостова заиграл «Танец с саблями» Хачатуряна.

– Слушаю вас, Елена Михайловна, – сказал Хвостов, взглянув на дисплей телефона.

– Даниил Матвеевич, клиенты созрели. Готовьтесь к переговорам.

Хвостов поморщился.

– Они что, настаивают на встрече со мной?

– Именно. Это не лохи, с которыми мы обычно имеем дело. Люди серьезные… Были когда-то, во всяком случае, – поправилась сотрудница. – Дед – генерал в отставке, помер два года назад, бабка осталась… Которую они застраховать решили. Зять их тоже военный, жена померла не так давно, а внук… Бизнесмен, скажем так.

– И что с бабкой?

– Полный овощ. Как муж помер, так она из кресла не встает. Не узнает никого. Правда, организм, кроме мозгов, здоровей нашего с вами.

– То есть ты имеешь в виду, что она может годами находиться в таком состоянии? Нам это не подходит.

– Я понимаю, Даниил Матвеевич. Только вот родственники намекнули, что деньги им нужны срочно. Готовы на все… Я так поняла, что бабкин внучек влетел на бабки.

– Фи, Елена Михайловна, что за жаргон? – поморщился Даниил. – А еще учительница русской литературы… Хотя каламбур в данном случае уместен.

– Насчет жаргона. С кем поведешься, от того и наберешься, – парировала Зотова. – А насчет каламбуров – так на кой черт бабки, если не стричь с них бабки?

Елена Михайловна Зотова была похожа на своего шефа в одном: она патологически ненавидела стариков. Но если у Хвостова это было необъяснимо, то в ее случае ненависть базировалась на конкретной основе. Родители ее мужа, рано умершего Кирилла Венедиктовича Зотова, подававшего большие надежды ученого-физика, превратили ее молодые годы в сущий кошмар. А потом на всю Москву растрезвонили о том, что их любимое чадо уморила его проклятая женушка – ни больше ни меньше. Дело в том, что Кирилл был у них поздним ребенком, появившимся тогда, когда они уже и надежду потеряли обрести наследника. Как известно, над такими детьми трясутся так, словно они сотканы из солнечных лучей. Елену же они считали страшной грозовой тучей на горизонте их сына. И относились соответственно.

Скорее всего, они вели бы себя так и по отношению к любой другой девушке, избраннице их сына, но Елена обладала непростым характером и за словом в карман никогда не лезла, заслужив среди школьников прозвище Кобра.

Кирилл, который всегда защищал ее, сгорел за несколько месяцев от поздно обнаруженного рака желудка, пустившего метастазы во все жизненно важные органы. Операция помочь не могла. Проводив Кирилла в последний путь, Елена вынуждена была жить под одной крышей со стариками, в их огромной профессорской квартире. Своего жилья уроженка Тамбова не имела…

После очередного скандала, произошедшего утром, Елена Михайловна пришла на уроки, что называется, на взводе и так стукнула по голове расшалившегося ученика хрестоматией по русской литературе, что у того пошла носом кровь. Из школы пришлось уйти с «волчьим билетом», и только через месяц бывшему педагогу помогли устроиться в страховую компанию простым агентом. Вот тут-то она и проявила свои таланты. С полгода присматривавшийся к ней Хвостов понял, что Зотова – незаменимый сотрудник, способный раскрутить на страховку даже телеграфный столб, и стал потихоньку вводить ее в курс дела. Он не удивился, когда встретил с ее стороны полное понимание; через год в страховой компании «Щит» Зотова стала правой рукой Даниила Хвостова.

* * *

– Вам изложили условия? – спросил Хвостов невысокого полного лысоватого мужчину, сидевшего напротив него в офисе страховой компании «Щит».

Мужчина согласно кивнул.

– Я согласен. Елена Михайловна все подробно объяснила. Только… время не терпит.

– Проблемы?

– К сожалению. Можно ли… ускорить процесс? Моя почти покойная теща…

Даниил поднял голову и в упор посмотрел на клиента.

– Можно-то можно… Вы хотите убрать из последней фразы слово «почти»?

– Я этого не говорил…

– Но подразумевали. И в таком случае процент, положенный вам, будет… несколько меньшим.

– Сколько?

– Четверть от суммы страховки.

Клиент что-то прикинул.

– У меня нет выбора, – сказал он. – Этот остолоп… Я имею в виду сына… Не с теми связался…

– На счетчик, что ли, поставили? – понимающе усмехнулся Даниил.

Клиент только тяжело вздохнул.

– Четверть так четверть. Только сразу и наличными.

– Договорились, – Хвостов пододвинул клиенту бумаги, которые тот подписал, почти не читая.

На следующий день в комнату старушки вошла симпатичная женщина в белом халате и сделала укол. А еще через два дня ее тело было кремировано в Митинском крематории.

* * *

Получилось так, что у Дорогина целый месяц не было свободной минуты для того, чтобы заняться розыском мерзавцев, убивших Кана Савинского и осквернивших его могилу. Навалилось столько дел, что даже Тамару и свою приемную дочь Веру он видел лишь урывками. Неделю Дорогин провел за границей, в Германии, куда вели следы сбежавшего мужа одной очень состоятельной дамы, еще неделю – в Челябинске, куда его срочно вызвал Фортунатов по делу об убийстве его партнера по бизнесу. Оба дела Дорогин завершил успешно и в двадцатых числах июня, наконец, вплотную занялся пресловутыми цыганами. На понедельник, 23 июня, он назначил совещание, на которое позвал всех, кто участвовал в раскрытии преступления.

А 22 июня, когда исполнилось сорок дней с момента убийства Кана Савинского, на его могиле снова прогремел взрыв. На этот раз без жертв не обошлось. В трех метрах от воронки обнаружили тело кладбищенского рабочего Зенона Лебяжина. Его буквально нанизало на острые, в виде копий, прутья ограды, в которой был захоронен некий полковник Борисоглебский.

Дорогина снова подняли с постели – в воскресенье он позволял себе поспать подольше, все это знали, и ранние звонки могли означать только что-то из ряда вон выходящее. Первым о взрыве сообщил Савелий, который находился неподалеку и уцелел буквально чудом. А затем звонки посыпались один за другим.

Сергей даже не стал бриться и пить кофе, сразу оделся и сел за руль. Он был в ярости: это какими же надо быть нелюдями, чтобы и на том свете не оставлять человека в покое! «Ну, на этот раз им не уйти, – решил Дорогин, отвечая на телефонные звонки и раздавая поручения своим людям. – Скоты, какие скоты! Нет, надо браться за них основательно».

На кладбище снова было все как в первый раз – милиция стояла в оцеплении, никого не пропуская на территорию, работали криминалисты; когда Дорогин остановил машину у ворот, от них отъехала «скорая помощь», в которой увезли тело Зенона. Могила была полностью разворочена – видимо, в нее заложили достаточно мощное взрывное устройство. Неподалеку виднелась лужа крови, еще не впитавшейся в землю.

Незнакомый Дорогину следователь уже допрашивал Савелия, к которому, как всегда, жалась маленькая Анжела. Сыщик подошел к ним и предъявил удостоверение. Следователь кивнул – видимо, был предупрежден о том, что частный сыщик не будет мешать официальному расследованию.

Тем временем Савелий, который взглядом спросил у Дорогина, можно ли говорить все, и получил кивок в качестве согласия, рассказывал:

– Мы за этой могилой наблюдали, Сергей попросил. Ну, ночью выпили немного, я заснул, а Зенон покойный пошел посмотреть, как дела. Он дежурил сегодня, да и сорок дней по Кану… Мало ли что. Я проснулся – нет его. Пошел следом. Вижу – Зенон за деревом спрятался и следит. А около могилы двое каких-то крутятся. Темно, не разглядеть… У нас оружия-то нет, а они, по всему видать, с пушками. Ну, порылись они там и ушли. Зенон меня отправил, чтобы я проследил, а сам около могилы остался. Те двое сели в машину и уехали – я номер-то не смог увидеть. Только марку машины запомнил – «ауди», «сотка», стального цвета. Возвращаюсь, метров двадцать до могилы не дошел – и тут взрыв. Видать, Зенон разминировать могилу решил, а мина и рванула. Я сразу милицию и «скорую» вызвал и Дорогину позвонил… Вот и все. Анжелку не расспрашивайте, она в доме сидела, я ее с собой не пустил…

Когда следователь и криминалисты закончили работу и уехали, рабочие принялись засыпать воронку. С полдюжины журналистов, вертевшихся тут с самого утра, окружили Дорогина, которого знали по нашумевшим делам, раскрытым его агентством, и принялись наперебой задавать вопросы. Сперва сыщик хотел отделаться обычным «без комментариев». Но тут он услышал вопрос корреспондента РТР:

– Скажите, Сергей Андреевич, не связано ли убийство господина Савинского и осквернение его могилы с наркотиками?

Дорогин насторожился:

– Откуда такие сведения? Профессор Савинский никогда не был связан с наркомафией. Даже как бы наоборот.

– Нет-нет, именно это я и имел в виду, мы знаем, что он возглавлял организацию «Тхе Хук», которая боролась против наркотиков. Но таких организаций много, их лидеров не убивают… А тут не просто убийство…

– Мы пока не знаем, кто убил Савинского, – перебил корреспондента Дорогин. – Но узнаем, уж в этом не сомневайтесь. Скажу одно: Кан Самуилович был прекрасным человеком. Он сам пострадал от наркотиков, вы, вероятно, знаете, что из-за этой гадости у него умерла первая жена, и поэтому тех, кто распространял наркоту, Кан ненавидел лютой ненавистью. Они, вероятно, отвечали ему тем же.

– У вас уже есть рабочая версия? – встрял в разговор тележурналист, на микрофоне которого была эмблема НТВ.

– Версия есть, – кивнул Дорогин. – О подробностях пока распространяться по понятным причинам не буду.

– Сергей Андреевич, в связи с этими кладбищенскими взрывами… Вы не находите, что охрана кладбищ ведется из рук вон плохо? – спросил корреспондент ТВЦ. – Даже с назначением нового руководителя…

– Воздержусь от комментариев, – заявил Дорогин. – Тем более что при взрыве погиб работник кладбища, который, судя по всему, хотел обезвредить мину.

– А может, именно он ее и закладывал? – не унимался корреспондент. – И что-то не так сработало…

Дорогин понял, что разговор принимает нежелательный оборот.

– Подождем результатов следствия, – сухо сказал он и в сопровождении Савы и Анжелы пошел к воротам.

Тамары дома не оказалось. Вера, приемная дочь Дорогиных, которая тоже собралась уходить, сообщила, что Тамара отправилась к вдове Кана. Она, как и старенькие родители Савинского, как никогда нуждалась в помощи и поддержке. Дорогин выкурил на балконе сигарету и подумал, что нет смысла названивать сотрудникам – поручения он раздал и, если выяснится что-то новое, они сообщат ему сами. С этим в агентстве «Ольга» было поставлено строго. Оставалось ждать завтрашнего дня, и Сергей включил компьютер, чтобы войти в секретные сети спецслужб и выяснить, нет ли там данных на цыганского барона по имени Герасим и сведений об убийстве его младшего брата, будто бы организованном людьми Савинского. Но, несмотря на долгие поиски, ничего существенного найти не удалось.

В понедельник в 9 утра в кабинете Дорогина собрались сотрудники во главе с его заместителем Прохором Кузьмином Леонтьевым.

Бывший подполковник милиции о чем-то тихо переговаривался с Виктором Соколовым, которому было поручено собрать материалы на Герасима.

– Начнем, – произнес Дорогин. – Витя, что у тебя?

– Я мало что успел, – огорченно развел руками лучший «сыскарь» агентства. – За один день, да еще выходной… Короче говоря, Герасим – барон подмосковных цыган. Держит довольно крупный наркобизнес. В основном героин. Поставки из Афганистана. То есть все, как у других цыганских кланов России. Что касается брата – он действительно погиб в январе этого года.

– Обстоятельства гибели? – уточнил Дорогин.

– Его расстреляли.

– Как так «расстреляли»? – не понял Сергей.

– А вот так, поставили к стенке собственного дома и расстреляли. Для тех, кто это сделал, мораторий на смертную казнь не существует.

– Братец тоже наркотой занимался?

– Он был правой рукой Герасима. Собственно, на нем вся «фирма» и держалась: поставки, дилеры, в общем, техническое руководство.

– Кто его убрал? Ну хотя бы версии…

– Сергей Андреевич, – замялся Соколов, – вы же сами знаете…

Дорогин кивнул. О том, что Кан Савинский организовал массовый отстрел наркодельцов, вслух даже среди своих говорить было не принято.

– Проработал варианты, как к этому Герасиму подойти?

– Цыгане эти очень замкнуты, – сказал Виктор. – Правда, есть одна зацепка. У сына Герасима жена русская, можно разработать операцию.

– Можно… – Дорогин на минуту задумался. – Она машину водит?

– Вообще-то у них не принято, чтобы женщина за рулем сидела. Но, как ни странно, в этом случае для Зои (так ее зовут) сделали исключение. Сам вчера видел, как она на красной «хонде» разъезжала.

– У Герасима, как я помню, дом под Красногорском, – сказал Сергей. – Сын с ним живет?

– С ним, – утвердительно кивнул Соколов.

– Проработай вариант с ДТП. Чтобы эта… как ее… Зоя тебя сбила на своей машине. А дальше уж твое дело. Сможешь внедриться – отлично. Время терпит. Кана не воскресишь, а вот наказать этих гадов мы должны в любом случае. У кого есть что добавить?

– Разрешите? – как школьник на уроке, поднял руку Гриша Милорадович. – По вашему поручению мы установили наружное наблюдение за домом Герасима. У него вчера поздно ночью были гости. Крупный чин из администрации области. Некий Гусеницын Олег Витальевич. Теперь понятно, кто его «крышует».

– Отлично. Прохор Кузьмич, наведи об этом чиновнике справки.

Дорогин посмотрел на часы и спросил:

– Что у нас еще на повестке дня?

– К вопросу, как ни странно, о кладбищах, – сказал Леонтьев. – Обратился старик, эмигрант, когда-то известный поэт. Еще в 90-м году уехал во Францию. Жену найти не может. Точнее, могилу жены.

Дорогин присвистнул.

– Что-то в последнее время мне все чаще с могилами приходится дело иметь. А подробности?

– Да какие там подробности… Перед отъездом похоронил жену на Троице-Лыковском кладбище, как-то ему удалось, хоть оно и закрытое. Памятник поставил, все честь по чести. А приехал – на ее месте какой-то «браток» лежит.

– Откуда он знает, что «браток»?

– Портрет на памятнике. Он говорит, что с такой рожей даже в тюрьму не берут. Да и возраст – тридцать лет. Дед уверен, что его в разборке порешили, а раз у них с женой родственников не осталось, вот и снесли могилу-то.

– Понятно… Ну и что дед хочет?

– Он в суд собрался подавать. Вот и желает, чтобы мы всю подноготную вскрыли – кто могилу уничтожил, ну и так далее. Тем более он утверждает, что за могилой присмотр был – он договор с администрацией кладбища заключил.

– Хорошо, поручи это Гене Шлеменкову. Да, и вот еще что, – остановил Дорогин поднявшегося заместителя. – Подготовь мне, Прохор Кузьмич, сводку по московским кладбищам. Все, что раскопаешь. В первую очередь схемы, как зарабатывают на погостах и вообще на ритуальных услугах. Чует мое сердце, придется нам вплотную покойничками заняться. Точнее, теми, кто их хоронит.

Леонтьев кивнул и вышел из кабинета. Он привык доверять интуиции шефа.