Текст книги "Золото скифов. Крымский карамболь"

Золото скифов
Крымский карамболь
Андрей Воронин

© Андрей Воронин, 2023

ISBN 978-5-4493-6843-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Дорога в Крым

Солнце словно застыло в зените, испепеляя палящими лучами бесконечную степь и такой же бесконечный поток машин, обречённых ползти в совместном беспрерывном движении по трассе М 4 «Дон». От палящих лучей и немилосердной жары людям в машинах не было ни какого спасения. Раскалённый воздух плыл знойным маревом над бескрайними просторами кукурузных полей и стеной пожухшего подсолнуха, колыхаясь причудливым миражом у горизонта, создавая там вдали, иллюзию чудовищной скороварки, которая затягивала в ненасытную кипящую утробу ленту раскалённого асфальта и вместе с ней бесконечный поток машин, направляющихся к Чёрному морю. Цифры температуры за ботом на панели приборов показывали невероятные плюс 47 градусов по Цельсию. Не смотря на работающий на полную мощность климат-контроль, казалось ещё немного и пластиковые элементы передней панели машины, находящиеся под прямыми раскалёнными лучами, непременно могут начать размягчаться и плавиться. Наконец трасса М-4 осталась позади, Роман Райнгольд свернул на Темрюк, оставив в стороне Краснодар, и вскоре остановился в спасительной тени акаций у неприметного придорожного кафе. Выйдя из машины, молодой человек предусмотрительно надел матерчатые перчатки, аккуратно поднял капот серого «Merсedes» W212 и осторожно выкрутил пробку клапанной крышки, видимо предполагая за время не продолжительной остановки предоставить возможность раскалённому мотору хоть немного остыть и продышаться. Затем он сходил в придорожное кафе, где приобрёл холодную бутылку «Pepsi», отрыв которую присел на скамейку за небольшой столик среди акаций и наслаждаясь относительной прохладой, принялся читать пропущенные сообщения и просматривать последние новости на экране iPhone. Некоторое время спустя, опустошив небольшими глотками оригинальную бутылку, молодой человек вернулся к автомобилю, где остерегаясь прикоснуться открытой поверхностью руки к раскалённым деталям двигателя, осторожно вытащил измерительный щуп и проверил уровень масла, затем поставил на место клапанную пробку и бросив последний взгляд на двигатель, оценивая общее состояние, прикрыл капот и вытер матерчатой тряпицей отпечатки рук на серой эмали. Судя по сопутствующему описанию маршрута в Яндекс картах, от столицы молодой человек отмахал уже почти тысячу триста километров, впереди лежали Славянск-на-Кубани, Тамань и Крымский мост, за ними Керчь, а там уже оставалось рукой подать до солнечной и гостеприимной Феодосии.

Непредвиденная поездка в Крым смешала все планы Романа на предстоящий август, но отказываться от столь неприлично заманчивого предложения не имело ни коммерческой, ни репутационной целесообразности. Сумма прописанная заказчиком в контракте сама по себе выглядела беззастенчиво соблазнительной, а венчающая результативную часть числа аббревиатура US, в принципе исключала любые разумные возражения. Хотя в содержании и форме обращения к себе незнакомца, Роман Генрихович находил много странных и необъяснимых противоречий, но такие обстоятельства никогда не смущали молодого человека, который слыл в определённых кругах решительным и добрым малым, всегда говорил только то, что думал и делал, то что должно. Здесь пришло время обозначить моему уважаемому читателю, что Роман Генрихович Райнгольд являлся обладателем довольно специфичной, а главное редкой у нас профессии частного детектива. Казалось бы, что может один человек противопоставить, действующей правоохранительной системе государства? Однако принимая во внимание мнение подавляющего большинства обывателей, что с такой, мягко сказать, непредсказуемой полицией, от сумы до тюрьмы не далеко или подобный постулат типа, если вы ещё не сидели, это ни ваша заслуга, а наша недоработка. Словом, люди состоятельные, предпочитающие заранее понимать возможный результат уголовного процесса, те самые кому, за что и на сколько, предпочитали оплатить результат заранее, не доводя до крайности. Изначально же следовало понимать, хорошее дело таким неблаговидным словом не назовут, да ещё с явно отрицательным значением для слуха русского человека. Вы только в это вслушайтесь, – полиция. Непроизвольно возникают нехорошие ассоциации из далёкого детства с отрицательными персонажами книжки Джанни Родари, гадким принцем Лимоном и жадным синьором Помидором, поломавшими домик бедного дядюшки Тыквы. Я уже не говорю про отношение к перевоплощению наших правоохранителей в полицейских, моего деда, старого солдата, прошедшего последнюю войну, которое вообще не предполагало двусмысленного толкования и выражалось коротко и ясно, одним довольно грубым словом ненормативной лексики. А ведь былые времена, название этой специфической профессии звучало почти по-домашнему, ни к ночи будет сказано, даже казалось бы мило, – милиция. А может просто, в прошлые времена люди относились друг к другу добрее. Вы не помните?

Однако, нашего героя привлекло в работе детектива вовсе не противопоставление себя правоохранительной системе, а вероятнее всего неосознанное желание приобщиться к романтике рассказов on Baker Street 221 b, навеянных сырыми британскими туманами и терпким табачным дымком из трубки знаменитого сыщика или тот больше делать просто ничего не умел. Выучили на опера и нечего выпендриваться, не в коммерсанты же подаваться. Служил Роман в прежние годы оперативником РУБОП по городу Москва, прошёл Чечню и поучаствовал в других разных опасных приключениях. Как говорится, наш пострел везде поспел. Правда, вот с медными трубами у нашего молодца до сего времени, как бы не всё сложилось и свою лебединую песню Райнгольд ещё не пропел, но может это и к лучшему. Песня наверно и в самом деле могла получится лебединой, потому что особых способностей к голосовому жанру у нашего героя не наблюдалось и ко всему прочему, как поют лебеди нам доподлинно не известно.

Однако пора познакомиться с нашем героем. Роман Генрихович Райнгольд, слоган фамилии которого допустимо перевести на русский как чистое золото, по рождению считался таджикским немцем. Семья дедушки мальчика поселилась в Душанбе в годы претворения в жизнь грандиозных и героических планов ГОЭЛРО, после 1924 года, когда Советское правительство пригласило немецких инженеров помочь молодой республике в возведении гидроэлектростанций на наших великих реках, озаботившись Ленинским указом об электрификации всей страны и грандиозными пятилетними планами строительства светлой дороги к коммунизму. Дорога данным проектом предполагалась светлая и прямая, но, как часто у нас на Руси случалось и до этого, что-то там пошло не так, то ли планы перепутали, то ли место неудачно выбрали. Нет, конечно в итоге намеченные грандиозные гидроэлектростанции построили и лампочку заветную Ильича где положено вкрутили и зажгли. Только идут годы, меняются чередой всенародно избранные партийные лидеры и президенты, но всё никак не могут они достроить эту светлую дорогу к достатку и справедливости для всех. Однако, не будем между строк огород городить в архисложном вопросе классового неравенства и запутанной теории обращения-невозвращения капитала, пока ненароком на свою голову, не обнесли печатным словом кого-то неприкосаемого из важных персон истеблишмента, власть придержащих и благоразумно вернёмся к повествованию нашей довольно простой, но от этого не менее увлекательной истории. Тут следует раз и на всегда, выбрать одно из двух, или на баррикады, или читать детектив.

Так вот, приглашённым на строительство немцам, в стране Советов выделили ордера на хорошие квартиры, которые по иноземным проектам и строились, начислили высокие зарплаты и другие льготы, по праздникам вешали ордена, а те, привыкшие там у себя в неметчине работать хорошо, стали и в стране Советов работать как их учили. Потому что по-нашему не умели. Селились добровольные переселенцы обособлено, отдельными анклавами и так в восточном средневековом Таджикистане, в городе Душанбе, появился целый немецкий квартал.

Под тёплым таджикским солнцем и на чистом горном воздухе Райнгольд рос физически развитым и крепким, считался заводилой среди местных мальчишек, ходил с ними в горы, купался в холодной ключевой воде мутных арыков, первым вступал в схватку в дворовых драках, где имел славу верного и надёжного товарища. Ровесники таджики уважали чужака за твёрдый, бесстрашный характер и за крепкий кулак, а местная ватага по праву избрала немца своим вожаком.

Попав по призыву в Советскую армию Ромка отслужил срочную честно, от звонка до звонка, в должности механика-водителя танка. Помнится, как-то на учениях, в летних лагерях под Новой Вилгой, в лесном краю Карелии, Райнгольд по случаю встретил своего земляка, авторитетного к тому времени старослужащего, немца, обмывавшего день рождения шнапсом, переданным в посылке из дома с разными другими вкусными вещицами. И с позволения старослужащего земляка, так хорошо принял на грудь под жареные колбаски и плюшки, что завели земляки с тоски под звёздным Карельским небом маршевые немецкие песни. Да так молодцы оглушительно орали, не щадя живота своего, во все глотки, что волки в глухом Карельском лесу с непонятки, глубокого отчаяния и предчувствии скорой неизбежной беды, начали подвывать голосившим немцам, видимо вымаливая пощады. А дежурный по полку офицер, который не понаслышке знавал буйный и не обузданный нрав старослужащего немца, не решился на свою ответственность прервать необыкновенный концерт в палаточном лагере. И хотя тот офицер очень волновался по случаю того, чтобы начальство не прознало о ночном инциденте и не сослало беднягу ещё куда-нибудь подальше на Север, но очевидно скорого на расправу во хмелю старослужащего немца офицер почему-то опасался ещё больше, винимо имел к этому веские причины. Всю ночь славный гвардейский полк, страдая от бессонницы и ворочаясь с боку набок на деревянных нарах в войсковых палатках, не смог сомкнуть глаз и по вынужденной необходимости приобщался к арийскому песенному жанру, но по благоразумию никто не посмел возмутиться, вспомнить славное взятие Рейхстага или среди служивых просто буйных не нашлось. И звучать бы этой арии до утра, если бы вдруг среди ночи крепкий шнапс не победил наконец Райнгольда и его старослужащего земляка и из палатки немцев не раздался бравый и молодецкий храп, к долгожданной радости и удовольствию измученных необыкновенным концертом сослуживцев. Но конечно в армии кроме этого забавного случая с моим приятелем Рейнгольдом, как из каждым кто туда непременно попадал, по доброй воле или по причине служебной необходимости, произошло ещё много интересного и когда-нибудь он мне об этом обязательно расскажет.

Однако, как тому и положено, ровно через два года Роман демобилизовался на гражданку. Но долго дурака не валял, а наскоро освежив полученные в школе знания, поступил в высшую школу милиции в стольном граде Москва, после окончания которой, через пять лет, получив первые лейтенантские погоны и сдав попутно экзамен на краповый берет, прошёл конкурсный отбор в СОБР РУБОПА, откуда вскорости и загремел в Чечню…

Родители моего приятеля в эти годы эмигрировали с младшей Ромкиной сестрой в Германию, на постоянное место жительство, став участниками программы репатриации соотечественников. Переселенцы получили на родине предков хорошую квартиру и подъёмные пособия. Отец и мама звали потом Райнгольда к себе в неметчину, но тот, увлечённый своей войной и неписаными законами боевого братства, без устали трусил по горным серпантинам на броне БТР и ходил через день на зачистки чеченских аулов. Между делом мой тогдашний приятель участвовал в боевых спецоперациях, штурмовал горные перевалы Большого Кавказского хребта в окрестностях Итум-Кале, щемил чехов в предгорьях Грузии и мстил за павших в боях пацанов, как ни где чувствуя себя, там на войне, на своём месте. Так бы и продолжала идти служба Райнгольда своим чередом, по накатанной в Чечне горной дорожке, до шальной пули или звезды Героя, но по воле случая, во время одного из марш-бросков в горные районы Шали, Ромкин БТР подорвали, его самого серьёзно контузило и нашего бойца-молодца списали в запас, выдав ветеранское удостоверение в его неполные 38 лет и начислив надбавку к пенсии, аж в три тысячи рублей боевых.

В тот непростой период неопределённости первых месяцев на гражданке, родители в звонках из-за границы снова стали настойчиво зазывать Райнгольда сменить постоянное место жительство на Германию. Роман уже совсем вроде с ними согласился, собрал необходимые бумаги и даже прошёл собеседование на приёме в немецком посольстве, но тут получилась заминка с определением его национальности, потому что раньше, при регистрации новорождённого в загсе, родители записали мальчика русским, предполагая, что так ему легче будет прожить в России. Но в данных обстоятельствах, немцев в посольстве это не устроило и теперь, чтобы получить статус соотечественника, возникла необходимость изменить национальность через суд.

Пока суть да дело, Ромка решил устроиться на работу к старым товарищам из спецподразделения ФСБ «Альфа», в детективное агентство «Альфа-Форум» на Дмитровке, куда как вы понимаете, не каждого со стороны и брали, а Ромка всё-таки для бывших фэбсев считался человеком со стороны. Но прошлые боевые товарищи за него вступились, благо те находились в верхушке руководства конторы, и Рейнгольда поддержали и приняли.

Не будем особенно углубляться, чем именно занималось охранное агентство «Альфа-Форум», если совсем коротко, то это контроль коммерческих структур и отъём чужой собственности путём поглощения и слияния бизнеса, охрана толстосумов-олигархов, их родни и имущества в стране и за рубежом. Среди всего прочего, имело агентство лицензию и на детективную деятельность, а что же не иметь, если есть такая возможность, – всё так всё. В этом специфическом детективном подразделении большой конторы и работал Роман Генрихович.

То, что люди в конторе «Альфа-Форум» жили небедно, Райнгольд осознал уже в первый рабочий день, прибыв на планёрку в офис на Дмитровском шоссе. Втискиваясь на своей скромной «Е-шке» между здоровенными Infiniti, Lexus и Range Rover, Роман случайно притёр огромный золотой Lexus. Упакованный золотой слиток, видимо обидевшись на незваного гостя, стал истошно вопить дорогой сигнализацией. На призывный вой элитного японца из дверей офиса выскочила охрана и с весьма серьёзными намерениями кинулась к машине Романа, но затем следом за охраной на шум неразберихи, на улицу вышло руководство агентства и заместитель директора Андрей Дмитриевич, который узнал Райнгольда, добродушно улыбнувшись, зычно гаркнул охране: «Эй вы, служивые! Всем стоять-бояться! Это наш новый сослуживец решил свою коробчонку на нормальную машину поменять! Ха-х-а!» – и все альфовцы, вывалившие толпой на шум-тарарам, дружно заржали вслед за начальством.

Райнгольд благодаря своим личным качествам и работоспособности быстро влился в коллектив конторы. Он работал по установке и розыску имущества должников и самих должников иногда привозил в багажнике своей автомашины. Искал наёмных убийц и пропавших без вести жён, бывал в заграничных командировках и вскоре обрел известность в определённых кругах столицы. Со временем Роман Генрихович оброс собственной постоянной клиентурой среди чиновников и олигархов, банкиров и валютчиков, антикваров и местного криминала. Хотя детектив работал за большие деньги и это стало реальностью сложившихся в стране на данный момент трудовых отношений, скрягой он никогда не был, деньги считал лишь средством для достойной жизни, а не идолом для поклонений.

Когда в контору пришёл по почте тот самый конверт, который изменил планы Романа на конец лета, Андрей Дмитриевич вызвал детектива в свой рабочий кабинет и показал документы. В письме, написанном на плотной дорогой бумаге с водяными знаками, оказалось изложено предложение прислать Романа Генриховича в Крым, а именно в Феодосию, для работы в семье тамошнего землевладельца и винного магната Карла Морица. Бумаги оказались составлены от лица отца винодела, Олбериха Леопольдовича Морица.

Старший Мориц извещал, что в связи со скоропостижной смертью сына, он заручился рекомендациями своих московских компаньонов и просит выслать ему в распоряжение именно Райнгольда, так как лично располагает благоприятными отзывами о компетенции и деловой репутации детектива. Приложением к письму являлся составленный нотариально именной контракт Олбериха Морица с Романом Райнгольдом на оказание информационных услуг по выяснению обстоятельств смерти Карла Морица на сумму 150 тысяч долларов, с покрытием накладных расходов по исполнению данного контракта в полном объёме.

Тут необходимо предупредит моего читателя, что далее рассказ по мере необходимости получится изрядно насыщен непривычными для слуха русского человека немецкими именами и фамилиями, так как нам придётся волей случая оказаться вместе с нашим героем в узком семейном кругу указанных в озвученном письме лиц.

– Вот такое all inclusive! – с усмешкой резюмировал Андрей Дмитриевич. – Старик-то видимо старой закалки, бумаги вручную выводил. Исходя из озвученной суммы контракта и положения заказчика в новом, перспективном для конторы регионе, отказать такому клиенту, как ты понимаешь, я не имею права. Значит поступаем так, берёшь отпуск за свой счёт и выдвигаешься прямиком по месту назначения. Учти, вся ответственность за исполнения контракта возлагается на тебя. Мы конечно подстрахуем и окажем помощь, если таковая потребуется, а с комиссионных, как положено при договорном контракте, двадцать процентов занесёшь мне лично. Всё, что может тебе потребоваться из спецтехники и вооружения грузи из оружейки под мою ответственность. Ну, а теперь, если есть вопросы задавай, внимательно выслушаю?

– Вопрос на данный момент один. Как вы думаете, Андрей Дмитриевич, почему они выбрали именно меня? – спросил Роман.

– Ну, это ты на месте узнаешь, – предположил руководитель. – Но вот опять же, потому что немцы наверно, как и ты.

– Как будто я последний немец, – усмехнулся Райнгольд.

– У нас да, – без шуток подтвердил заместитель начальника. – Первый и последний. Зайди потом к аналитикам, пусть тебе забронируют билеты на самолёт и гостиницу, да соберут там всю информацию, которую найдут на эту семейку.

– Да нет, я лучше на своей машине махну. В Крыму, наверно крутиться по месту придётся, – возразил Роман.

– Как хочешь, – отмахнулся Андрей Дмитриевич. – Но долго там не растягивай эту катавасию. Знаю я вас молодых, девушки и море взрывоопасная смесь для не окрепшего организма. Да и деньги, честно говоря небольшие. Отпускаю тебе максимум две недели сроку и обратно домой.

– Слушаюсь, – козырнул Рома. На том и расстались.

Отдохнув в кафе и остудив машину, насколько вообще уместно использовать это понятие в такую жарищу, при немилосердно палящем южном солнце и температуре воздуха в 34 градуса, когда дышать свободно возможно только при постоянно работающем климат-контроле, Роман выехал со стоянки и «Mercedes», разрезая жаркое марево плывущее над раскалённым асфальтом автотрассы, полетел серой стрелой к Керченскому проливу. Через полтора часа Райнгольд въехал на развязку Крымского моста, сбросил скорость до положенных 90, проехал мимо КПП транспортного досмотра, где его машину с московским номерами не остановили и выехал на эстакаду с двухполосным движением. Далеко внизу за отбойниками эстакады открылась бирюзовая гладь Керченского пролива с группами больших кораблей на рейде у горизонта, ожидающих своей очереди на проход в Азовское море. Слева от действующей трассы шло строительство дублирующей автодорогу железнодорожной эстакады. Асфальт на мосту и подъездах к нему уложили безупречно ровным, трасса имела небольшой подъём к центру моста и вскоре впереди показались две огромные светло-серые арки, которые образовывали главный пролёт сооружения, устроенный для прохода океанских судов. Вид огромных танкеров и сухогрузов стоявших группами на якорях на горизонте, сновавших туда-сюда по заливу вездесущих буксиров, прогулочных яхт и катеров оживлял морскую гладь и создавал впечатление кипучей деятельности на полуострове.

Огромный мост впечатлил Романа монументальностью масштабов сооружения и грандиозностью объёмов проделанной работы, всё оказалось сделано добротно и дорого, качественно и надёжно, на века. Исходя из увиденного следовало заключить, что неопределённости со статусом Крыма закончились, Россия вспомнила о своей славной истории и по праву первого вернулась на полуостров надолго и как стало теперь очевидно, навсегда.

От светло-серых металлических арок дорога пошла вниз и отсюда, с этой точки под огромными арками, открылся прекрасный вид на полуостров, а в наступающих сумерках справа уже зажигались огни Керчи. После многочисленных развязок и съезда с эстакады на Керчь дорога сузилась. Основная трасса «Таврида» в Симферополь, находилась еще на этапе реконструкции и на ней функционировала лишь одна полоса. Встречная сторона шоссе отделялась от рабочей части трассы пластмассовыми ограничителями и на здесь днём, и ночью трудилось множество дорожных рабочих и разнообразной строительной техники. Многотонные дорожные катки трамбовали многослойную прослойку подушки из песка и щебня под новый асфальт, экскаваторы рыли и благоустраивали обочину на многочисленных развязках и съездах с основной трассы и обустраивали прилегающую территорию.

Движение по узкой полосе стало плотным и насыщенным, автомашин отдыхающих, спешащих успеть в разгар сезона к ласковому морю ехало в Крым бесчисленное множество, больших и маленьких, дорогих и бюджетных, с прицепными домиками, лодками и велосипедами, навьюченных разнообразной поклажей, заполненных детьми и домашними животными. Но всех находящихся в этом бесконечном потоке людей объединяло одно безотчётное чувство приближающегося счастья, наступившего долгожданного отпуска, встречи с тёплым, ласковым Чёрным морем и благодатным крымским солнцем, дружным праздничным застольем, ароматной шаурмой и шашлыками, сочными самосами, всевозможными экскурсиями и развлечениями, и многодневным беззаботным лежанием на пляже.

Роман Генрихович тоже поддался отпускному настроению потока отпускников и особенно не тяготился предстоящей работой в Феодосии, в конторе для него заказали достойный номер в центре города, в гостевом доме «Ассоль» на улице Земской, недалеко от набережной и моря, где все прелести и блага курортного города находились в шаговой доступности. Особняк же заказчика работ Олбериха Морица, где детективу предполагалось побывать в ближайшее время, располагался в тихом квартале Феодосии, в тенистой зелени старых акаций и можжевельников, рядом с древне-заветной армянской церковью Сурб Саркис, на тенистой территории которой находится усыпальница художника-мариниста Айвазовского. Кратко ознакомившись с информацией аналитиков «Альфы», которую те накопали из открытых источников по семье Морица, с обзором активов и бизнеса, а также развёрнутыми биографиями членов семьи и ближайшего окружения, Рейнгольд решил объявиться у Морица завтра утром, заблаговременно сообщив по телефону адвокату семьи, Соломону Израилевичу Шварцу, о своём прибытии в город.

Довольно узкие улочки исторической части Феодосии оказались заставлены бесконечными вереницами машин отдыхающих и местных жителей, среди них попадались номера не только всевозможных регионов России, но и дальнего, и ближнего зарубежья. На удивление Райнгольда на улицах городка находилось достаточно много машин и с Украинскими номерами, хотя казалось бы тем по статусу заклятых врагов новой власти от таких поездок стоило воздержаться. Гостиница «Ассоль», как мы уже отметили, располагалась в исторической части города, на перекрёстке улиц Галерейной и Земской. Здесь в центре небольшой площади располагалась чаша действующего фонтана, вокруг которого сгруппировались преимущественно двухэтажные здания прошлого века, украшенные замысловатой кирпичной кладкой и изысканными балкончиками. На первых этажах этих строений размещались многочисленные магазинчики с различными курортными мелочами, бутики модной одежды и парфюмерии, разнообразные кафешки и ресторанчики. На Земской же осуществляли свою деятельность учреждения городской администрации, банки и гостиницы. Уступая дорогу многочисленным отдыхающим, неспешно прогуливающимся по мощённой плиткой пешеходной улице, Райнгольд аккуратно подкатил свою машину к отелю и заехал через тёмную арку на стоянку, во внутренний двор гостиницы. Затем забрав из багажника сумки с личными вещами и спецоборудованием, детектив поставил «Mercedes» на сигнализацию и прошёл в уютный холл, где на стойке дежурной зарегистрировался по оставленной на него брони и получил от миловидной, приветливой блондинки в белой корпоративной блузке ключи от забронированного на него номера. Поднявшись в уютный suite-номер, Роман с блаженством принял горячий душ, затем переоделся в чистое бельё, выпил четверть бокала изысканного Hennessy VSOP вместо снотворного, из любезно наполненного отелем бара, надел мягкую пижаму, с которой не расставался в подобных командировках и с наслаждением завалился спать в огромную кровать. Накопившаяся за дальнюю дорогу усталость подействовала на нашего героя лучше любого снотворного и он заснул молодецким сном. Между тем, за гобеленовыми портьерами на французских окнах его номера уже стемнело и наступил час вечернего променада отпускников. Под усеянным миллиардами звёзд бездонным южным небом, под перекличку цикад и монотонный шелест набегающих на берег волн, развлекался и зажигал беззаботный курортный город. Пластиковые стеклопакеты в номере отеля почти заглушали нескончаемый гул вечерней Феодосии, состоящий из игры музицировавших уличных музыкантов, отголосков ресторанных оркестров, караоке открытых танцплощадок и лезгинки ловких продавцов шаурмы, а воздух не мысленным образом объединял в своём амбре йодированный вкус морских водорослей, лёгкий намёк на дымок от сочных шашлыков и фруктового кальяна, неясный аромат свеже сваренного кофе и послевкусие терпкой лаванды.

Пока наш добрый молодец смотрит цветные сны, мы стараясь его не потревожить, виртуальным образом откроем чёрный «огрызок» Романа Генриховича и познакомим читателя с содержимым аналитической записки айтишников московского агентства «Альфа-Форум». Информация эта поведает о семье заказчика работ, Олбериха Леопольдовича Морица, чтобы наш читатель получил исчерпывающее представление, с кем собственно придётся иметь дело нашему подопечному.

Олберих Леопольдович Мориц, как вам станет теперь понятно, являлся по рождению чистокровным немцем. В Россию Мориц впервые попал в 1952 году, в возрасте 23 лет, как специалист-винодел по направлению немецкой компартии на завод в Каффе, в Судаке. Винодельческий завод, где Мориц должен был трудиться, заложили ещё при генерал-губернаторе Михаиле Семёновиче Воронцове. Светлейший князь собственной персоной владел обширными виноградниками в Крыму и по примеру оного царедворца многие столичные меценаты озаботились этим доходным и благодатным бизнесом, принеся себе достаток и всероссийскую славу знатным местным винам. Хотя само виноградарство и виноделие в Крыму появилось за долго до московских инвесторов, ещё с лёгкой руки древних греков во времена великих завоеваний Александра Македонского. Во время второй мировой войны винодельческий завод в Каффе оказался в руинах, попав под немецкую бомбёжку и победители ничего лучшего не нашли, как пригласить немца на его восстановление. Инженер Олберих Мориц, благодаря своему врождённому трудолюбию и знаниям, полученным в специализированном колледже в Германии, выделялся среди советских работников административно-технического аппарата винодельческого завода в Каффе и вскоре быстро пошёл вверх по служебной лестнице. Морица увлекла работа по селекции и выращиванию виноградника и творческий процесс производства вина. В старинных погребах винодельческого завода Олберих Леопольдович с одобрения руководства экспериментировал с различными сортами винограда, некоторые виды лозы которого привозил из своих рабочих командировок во Францию и Испанию, а в укромных закоулках заводских подвалов хранил бочки с экспериментальным вином, не для общего пользования и розничной советской торговли, а для истинных гурманов. Скоро при поддержке обкомовского начальства, с удовольствием дегустировавшего на Советские праздники особое вино Морица, немца назначили начальником производства. Винодел получил повышенный оклад и большую трёхкомнатную квартиру в центре Феодосии, в большом сталинском доме с высокими потолками.

Устроив свой быт, Олберих Мориц уже через два года перевёз из Германии в Крым свою невесту, девушку из знатной, но бедной семьи курляндских баронов, Эльзу Карловну фон Ригер. Жена оставила при бракосочетании фамилию своего знатного рода, говорившую о том, что её предки во времена крестоносцев имели в собственности какие-то владения под Ригой. Эльза Карловна пошла преподавать родной ей язык в одной из гимназий Феодосии. В 1968 году у пары родился довольно поздний, но долгожданный ребёнок, наследника нарекли Карлом. Мальчика воспитывали в аристократических немецких традициях, с гувернанткой и учителем немецкого языка, которых по статусу и достатку Мориц-старший в то время уже мог себе позволить. После школы Карл, по протекции немецких родственников, уехал учиться в Германию по обмену между учебными заведениями.

В средине 80-х годов наступило трудное время для виноделия, во время антиалкогольной кампании виноградники в Крыму принялись уничтожать, сам завод и производство пришли в упадок. А тут и 90-е подоспели, всю страну лихорадило, народ обнищал, виноградники стояли заброшенными и не возделывались. Вот тут-то Мориц и получил из Германии помощь в виде неожиданно свалившегося на него наследства от одного из близких родственников. По советским меркам, сумма наследства казалась неслыханным богатством, что-то около 500 тысяч долларов. Часть денег Олберих Леопольдович вложил по совету немецких родственников в акции европейских компаний, а на другую, меньшую часть, стал скупать пустующие земли по паям колхозников, которые в те времена застоя стоили сущие копейки. Приобретённые участки находились на южных склонах Крымской горной гряды, вокруг Коктебеля и Судака. Частично Мориц завладел и землями старого винного завода на котором трудился винодел. По случаю купил Мориц и сам разорившийся к тому времени завод, с винодельней и пустыми винными бочками в старинных кирпичных подземельях. С того времени, имея прочные связи среди руководящего аппарата Крыма, Мориц зажил спокойно и в достатке, возделывал около 180 тысяч кустов лозы на виноградниках и производил среди других марок Крымского вина и своё фирменное прекрасное мерло благородного шоколадного оттенка, которое выпускал под собственной маркой «Мерло Голд». Свою продукцию Мориц почти полностью поставлял в Германию. Вино отгружалось на корабли в цистернах, а по прибытию к месту назначения его разливали и продавали через крупные торговые сети немецких родственников Олбериха Леопольдовича.