Текст книги "Разведка боем"

Глава 7

– Ну что, граждане, вернемся к прерванной теме? Кажется, у нас происходила подача голосов, и только уважаемый Семен Семеныч не успел высказаться.

Барсков пожал плечами:

– По-моему, и так все ясно.

– Что тебе ясно? – бывший спецназовец не хотел так быстро отказываться от своих подозрений. – Что этого типа нам Бог в последний момент послал?

– Примерно так.

– А я вижу, что человек пришел и за ним свалилась куча дерьма.

– Кончай, – махнул рукой Бубнов. – Видел, как он работает? Ни одного лишнего выстрела, все по делу.

Гость по имени Глеб не проявлял к дискуссии ни малейшего интереса. Он только что вежливо попросил Витька вернуть CD-плейер и теперь, лежа на спине, внимал оперной музыке.

– Пусть объяснит, зачем он нас искал. Просто из человеколюбия? Добрые дяди еще остались, но что-то я не видел добреньких с таким процентом попаданий одиночными из «калаша».

– А все остальное ты уже видел? – усмехнулся Воскобойников. – И гору Килиманджаро?

– Не дави образованием, майор. Гора есть гора, с места не сдвинется. А вот насчет нашего гостя…

– Уважаемый, – Барсков вежливо дотронулся до плеча Глеба, и тот освободил от наушника одно ухо. – Ваша помощь оказалась как нельзя кстати. Сделайте еще одно одолжение: нам бы хотелось знать мотивы.

– Нормальные, эгоистические.

– Решил, что с нами безопаснее? – уточнил Бубен.

После облавы на лагерь это звучало иронично.

Глеб отключил плейер, обмотал вокруг него провод с наушниками.

– А вы? Разве каждый из вас уверен, что вместе действительно безопаснее? Есть и другие вещи.

Надоедает одиночество, когда другие не могут тебя понять, когда им до фонаря твои проблемы.

Воцарилось молчание, перебиваемое только плеском воды. Каждый хорошо понимал, что имеет в виду человек в потертых джинсах.

– А здесь, думаешь, лучше? – мрачно усмехнулся Бубнов, – Думаешь, мы все братья по крови? Понимать друг друга понимаем, но все равно, как пауки в банке.

– И еще один момент, – добавил Воскобойников. – Наше братство добровольно только наполовину. Войти в него можно, но вот покинуть куда сложней. Сам оцени, сколько лишнего ты увидел и узнал только за половину сегодняшнего дня.

Дальше больше. И как тебя потом отпускать?

«Попробуй удержи такого, – подумал летчик про себя. – Связали крепко, а толку?»

– Если ты сам ничего на Кавказе не натворил, тогда у нас не так уж много общего, – в сумерках палатки было видно, как Бубен двумя пальцами прихватил на лбу комара.

– Да это был треп насчет брата, – Самойленко звучно прихлопнул насекомое на своей мускулистой руке. – Когда Ильяс говорит насчет брата, я ему верю. Этому ни на грош. У такого стрелка много чего в собственной биографии накопилось.

– Ты по логике должен нас ненавидеть. Как ненавидит невиновный человек реальных убийц, с которыми мотает срок, – тронув щеку, Воскобойников кровососа не обнаружил.

– По логике… Вы здесь от безделья пристрастились слишком глубоко ковырять в носу, – ответил Глеб. – А это вредная привычка.

– Извините, подвиньтесь, – вступил Барсков. – Любой из ребят подтвердит, что я человек без комплексов. Но речь идет о нашей безопасности. Таких сюрпризов, как сегодня, нам еще не подкидывали. Один, потом второй. Лично я отношусь к вам вполне нормально. Но тоже хотел бы яснее себе представлять вашу трудовую биографию.

– Конечно, я выдумал про копченое ухо. Могу еще сочинить, если вы тут сильно заскучали. Что касается правды… Вот правде вы уж точно не поверите.

– Так бы сразу и сказал, – Барсков вполне удовлетворенно откинулся на свой спальник.

– Зачем было лапшу вешать? – огорчился Воскобойников.

Он ведь купился, голосовал «за».

– Вы же все икру метали. Теперь другое дело, теперь хорошо сидим. Могу просто сказать, что мои дела – это мои дела, а не ваши.

Человек в потертых джинсах вел себя так спокойно и независимо, что приставать к нему в самом деле казалось глупым. Ну не хочет он говорить о себе. Свой характер уже доказал не только на словах. Такого легче убить, чем заставить плясать под свою дудку. Ди Каприо, вон, тоже о себе ничего не рассказывает, однако же никто к нему не пристает.

Течение было не слишком быстрым, но плот безостановочно продвигался вперед. Его мерное покачивание на волнах могло бы убаюкать кого угодно, только не тех, кто плыл сейчас вниз по Енисею, медленно остывая после боя.

Дождь затих, точней остался позади. Но облака не рассеялись, по-прежнему плотно закрывали небо. Наводили на мысли об осени – календарного лета осталось меньше месяца, а дальше наступит тяжелый период, когда придется проводить большую часть времени в четырех стенах.

Никаких подозрительных звуков они не слышали. Только однажды вверху послышался гул самолета. Оба летчика сразу же определили пассажирский аэробус «ИЛ-62», едва начавший снижение.

Там, в воздухе, свободные люди, большинству из которых незачем скрываться в родной стране. Хотя кто в этой жизни свободен по-настоящему?

Ильяс тоже не заметил ничего подозрительного за время своего дежурства.

– Надо было захватить хоть одного из тех сволочей, – вслух пожалел он, вернувшись в палатку. – Хоть узнали бы, кто послал.

Видно было, что он долго обдумывал под дождем эту мысль.

– И что дальше – поехали бы в город на разборки?

– Почему нет?

Большинство присутствующих в палатке позавидовало молодости Ильяса, его настрою на победу.

Одно дело, когда тебя кидают по-черному в двадцать лет, и совсем другое, когда это случается в тридцать или сорок. Волей-неволей приходишь к мысли, что жизнь – полное дерьмо, что в этом бардаке геройские атаки слишком мало решают.

Стало смеркаться. Споров по поводу высадки на берег никто не вел. Никому не хотелось забираться слишком далеко на север, навстречу сырости и дождям. Удобней всего сойти за пару километров до моста, по которому «железка» пересекает реку. По накатанной схеме послать квартирьеров в ближайший городишко.

На этот раз ближе всего Баламаново. Никто там не был, но чего особенного можно ждать от населенного пункта с тридцатью тысячами жителей?

– Может, ты в курсе достопримечательностей этой дыры? – поинтересовались у Глеба.

– Краеведческий музей, памятник Ленину, городская баня… – он сделал паузу, припоминая дальше. – Три школы, дворец культуры, консервный завод и РСУ.

– Это справочная информация или личные наблюдения? – полюбопытствовал Барсков.

– Вроде не имел я счастья посетить… Откуда в голове, не помню.

– Какого хоть года сведения, – Тарасов только что открыл глаза и сам, без посторонней помощи вкатил себе очередную дозу антибиотика. – Может, консервировать давно уже нечего, а народец еще при царе Борисе разбежался кто куда?

– Может, и так, – легко согласился Глеб.

За поворотом реки неожиданно нарисовался мост.

Так скоро его не ждали. До могучих его опор было еще далеко, но все заторопились. Нежелательно светиться перед поездом, даже если это товарняк.

Молча ухватив длинный шест, Ди Каприо глубоко погрузил его в свинцово-серую, испещренную ртутными блестками воду и оттолкнулся от дна.

Плот резко изменил курс. Второй толчок, третий, и он уже царапнул по прибрежной отмели.

Палатку успели свернуть, люди стояли наготове, с рюкзаками и парой спортивных сумок, куда можно было спрятать автоматы, не разбирая.

Соскочили на берег. Тарасов со своими костылями даже ног не замочил. Ди Каприо сошел последним и шестом изо всех сил толкнул плот обратно. Существенно облегченный, плот поплыл гораздо быстрей, чем раньше.

Получилось очень удачно: в момент въезда электровоза на мост плот оказался как раз внизу, под рельсами, и машинист, по идее, не должен был его увидеть. Вероятность, что этого человека опросят, конечно, ничтожна, но все-таки на душе спокойнее.

Ближе к утру двое должны отправиться квартирьерами – подыскать в городе сносную берлогу на девятерых и запастись на первое время продовольствием.

* * *

Когда Кормильцев приехал в Барнаул, у него в голове уже созрел план познакомить Тарасова с обгорелым контрактником Николаичем. Он не сомневался, что заместителя командира полка оправдают или осудят условно. Но из армии попрут – наверняка у него есть серьезные недоброжелатели в штабе, если такой истории вдруг дали ход.

Два человека останутся не у дел, наедине со своими проблемами. Почему бы им не подружиться, не подставить друг другу плечо?

После первых же заседаний суда бизнесмен понял, что скорым окончанием процесса здесь не пахнет. Мурыжить Тарасова будут долго, согласно по пословице: «Поймал ежа, ., не спеша».

Ходатайство обвинения, ходатайство защиты.

Перенос заседания из-за неявки свидетеля, назначение повторной экспертизы. Интервью обоих адвокатов телевидению. Кому нужны эти игры в правосудие? Убедить чеченцев, европейских наблюдателей, поднять армейскую дисциплину? Никого не обманешь этим процессом, все понимают, что на самом деле кто-то сводит с замкомполка личные счеты.

За взятку Кормильцев добился свидания. Увидел перед собой плотного мужика с маленькими васильковыми глазками, бесцветными волосами и двумя металлическими резцами во рту. В зале суда Тарасов говорил мало, односложно отвечал на вопросы. А здесь дал себе волю:

– Чего ты приперся? Гуманитарку в клюве принес? Засунь ее себе в ..!

Бизнесмен был не из тех, кого легко ошарашить таким наскоком.

– Успокойся, это не рекламная кампания. Сам скажи, чего тебе надо. Может, адвоката получше?

Я верю, что ты невиновен.

– Верит он. Я не Иисус Христос, не надо в меня верить, понял? – мелкие брызги тарасовской слюны попали на лицо Кормильцева.

Присутствующий в помещении надзиратель вяло сделал замечание: если крик и шум будут продолжаться, свидание закончится.

– Я серьезно хочу помочь, – Кормильцев убедительно посмотрел в глаза арестованного. – Главное, конечно, от тебя зависит. Держать себя в руках, правильно отвечать на суде.

– Да я сам тебе могу кучу советов надавать, – Тарасов все еще злился, но градус этой "злости уже заметно упал. – Чистить зубы перед сном и яйца полоскать в марганцовке.

Просить он так и не стал – только упомянул про детективы:

– Глаза куда-нибудь деть.

– Завтра же притащу.

– И конфет, какие подешевле.

– Не вопрос. Так как насчет адвоката?

– Херня это все, ничего от него не зависит. Ты дело читал?

– Кто мне разрешит?

– Попроси адвоката, пусть расскажет. Только не говори, что у тебя куча бабок, и не слушай его советы, кого надо подогреть. Знаю я таких: львиная доля к рукам прилипнет.

Познакомившись с адвокатом, Кормильцев пригласил его в ресторан при единственной приличной гостинице в городе. Оказалось, оба обитают в этой гостинице на одном этаже, просто не сталкивались до сих пор лицом к лицу.

Адвокат охотно рассказал о подробностях дела.

Оно началось с заявления потерпевшей стороны, то есть родителей двух сестер.

– Комендатуры завалены всякими заявлениями и обвинениями. Обычно эти бумаги не касаются никого конкретно. Проводили зачистку, зашли омоновцы в масках, забрали невиновного и до сих пор ни слуху ни духу. Я не знаю, много ли там забирают невинных овечек. Важно, что конкретных фамилий нет, просто указано число, когда проводилась операция. С Анатолием Алексеевичем вышло по-другому.

Ему поздно вечером доложили новые сведения от информатора. Это ведь только со стороны кажется, что чеченцы все заодно. На самом деле там черт ногу сломит. Равнинные чеченцы, горные, мирные тейпы, не мирные. Да и просто, как водится у людей, живут по соседству и недолюбливают друг друга.

Покончив с сочным антрекотом, адвокат отодвинул тарелку с остатками гарнира – к жареному картофелю он так и не притронулся. Правда, теперь, развивая мысль, подцепил вилкой и отправил в рот маслину.

– Не важно, правду говорил информатор насчет этих девушек или личные счеты сводил. Суд этой проблемой не занимается. Суд интересует поведение Тарасова. Вместо того, чтобы послать солдат, уважаемый Анатолий Алексеевич сам полез в машину, сам явился по адресу, и это было первой его ошибкой. Его-то, как замкомполка, отлично знали в лицо.

– А что он сам говорит, какая была необходимость?

– Принял на грудь. Сами знаете, чем в военных условиях стрессы снимают. Ну и вот.., почувствовал необходимость.

– Ну, а потом? Если вы считаете возможным меня посвятить…

– На здоровье. Даже если у вас диктофон в кармане. Стали их сами допрашивать. Вторая ошибка – следовало доставить в комендатуру.

Там была ванна с водой, ну и окунали голову, первый раз он сам. Потом начальство из Грозного затребовало на связь. Ушел, оставил двоих сержантов. Обещал скоро вернуться. «Продыху не давайте этим сучкам». Ну и не дали в прямом смысле.

Пока вернулся обе уже захлебнулись в этой чертовой ванной. Пытались откачивать, отвезли среди ночи в госпиталь. Ничего не помогло.

– Так сам он, значит, не убивал?

– Нет. Эти подробности я узнал по своим каналам. Один из сержантов по пьянке проболтался.

Но Тарасов уперся рогом. С самого начала следствия показывает, что все было наоборот: это он отпустил на время подчиненных. Даже мне ничего не говорит. Наверное, считает, что с него, как со старшего по званию, в любом случае не снимут ответственность. Так незачем еще и подчиненных за собой тянуть.

– Ас сержантом вы не контачили?

– Не хочет сознаваться. Вообще, никто в части не показывает ничего, что шло бы вразрез с показаниями Тарасова. Это его работа, он, видать, научил.

– Рассчитывает, что оправдают?

– В этом смысле он, может, и прав. Простого солдата или сержанта упекли бы без разговоров.

Только он других моментов не учел.

– Кто-то из начальства к нему неровно дышит?

– Неспроста дело получило такую огласку.

Так и не могу выяснить, кто его раскручивает, концы хитро спрятаны. Проблема ведь не только в приговоре. Видели, сколько журналистов вьется вокруг? Такими уж черными красками его расписали…

– Сволочив – Кормильцев с досады погнул вилку.

– Их-то я как раз не виню. Каждый делает свою работу. Дело могли решить в закрытом порядке, а в зал запустили людей с камерами. Теперь вся история приобретает принципиальное значение. Боевики уже объявили, что готовы отпустить двадцать пленных, если получат Тарасова для шариатского суда. Никто, конечно, Анатолия Алексеевича не выдаст, об этом речи не идет.

Но как он будет чувствовать себя потом, если окажется на свободе? В Штатах есть специальный закон о защите свидетелей, на это выделяются огромные деньги.

Вытерев руки салфеткой, адвокат стал загибать пальцы:

– Изменение паспортных данных, дом или квартира в другом городе, переобучение и переквалификация. Негласная охрана в течение длительного срока. Пластическая операция, наконец.

– У меня как раз есть один знакомый, ему только что сделали третью по счету. Надеюсь, последнюю.

Тут Кормильцев спохватился: вдруг контрактнику тоже есть что скрывать? Не стоит болтать, когда не спрашивают.

– У нас, во-первых, нет закона, – продолжил адвокат. – Во-вторых, нет денег. Честно говоря, я удивляюсь людям, которые в нашей стране сотрудничают с ФСБ и правоохранительными органами, делятся информацией. Выгода в лучшем случае одноразовая, а риск очень велик.

– Ну, если на каждого стукача тратить бюджетные средства…

– О каждом речи нет. В криминальном мире пятьдесят процентов стучат, иначе бы раскрываемость колебалась около нуля. Но если дело серьезное… И ведь не только осведомителей, не только свидетелей нужно бывает брать под защиту. Вы не считаете, что Тарасов заслуживает такой программы? Я знаю несколько конкретных случаев, когда чеченцы выслеживали людей в российской глубинке. Одного корректировщика огня они вывезли на Кавказ аж из Приморского края. Человек афганскую войну прошел, в Чечне отпахал два года. А залетел, когда демобилизовался. Оказалось мудак-начальник однажды назвал его в эфире по фамилии. Всего только один раз, и этого вполне хватило. Сгинул мужик. С Тарасовым, конечно, другой случай. Сплоховал замкомполка, но…

– Никто не спорит. Может, он и допустил ошибку, но войны не ведутся и никогда не велись по рецептам от юристов и докторов. Копнуть тех же америкосов, такие вещи вылезут, что челюсть отвиснет. Просто они сейчас научились от нас военной цензуре.

– Честно говоря, я уже не знаю, что для него лучше – отсидеть лет пять-семь или выйти на свободу прямо из зала суда? Как адвокат, я, конечно, обязан добиваться оправдательного приговора…

Глава 8

В городок отправились летчик Семен и Жора Бубнов. Казалось бы, имело смысл отправить вместе с Барсиком ближайшего его друга и сослуживца майора Воскобойникова. Но в отряде изгоев давно уже поняли, что коалиции, вещь вредная.

От устойчивых пар и троек добра ждать не приходится. Есть, конечно, люди более расположенные друг к другу и наоборот – с этим ничего не поделаешь. Но в работе пары должны тасоваться. Как на дежурстве, так и на самых разных заданиях – от рыбалки до теперешней миссии квартирьеров.

Оба переоделись в цивильную одежду, хранимую каждым в отдельном пакете на случай таких вот «выходов в свет», взяли в достаточном количестве спонсорские деньги и пропали в утреннем тумане.

Спонсор-Кормилец несколько раз предлагал снабдить отряд парой сотовых телефонов или малогабаритными рациями. К примеру, сейчас Барсков с Бубновым могли бы выйти на связь в случае задержки или каких-то других непредвиденных обстоятельств. Если б проблем не возникло, назвали бы адрес снятого жилья и не пришлось бы возвращаться назад.

Но все единогласно отказались от излишней роскоши. Самойленко отлично помнил, как перехватывались в лесу переговоры боевиков. Да и другие тоже считали, что средства связи, даже самые надежные – это шанс попасться. Плюсы не перевешивают минусов.

Двое ушли не прощаясь. Никто не мог гарантировать, что они вернутся. Здесь не было человека, которому ни разу в голову не приходила мысль пуститься в одиночное плавание. Или другая идея – найти женщину в любом из городов на их петляющем пути. Женщину, которая ничего не знает о твоем прошлом. Женщину, которая удовлетворится сегодняшним днем.

Точное исполнение миссии вовсе не было гарантировано. Кроме прочего квартирьеров могли подстерегать случайные неприятности с милицией, с местной братвой и в конце концов главная неприятность – охотники за отрядом изгоев. Возьмут живьем, пытками развяжут язык, заставят рассказать, где остальные.

Особой тревоги среди оставшихся, однако, не наблюдалось. Не потому, что все с течением времени стали такими уж хладнокровными фаталистами. Просто каждый более или менее научился сосуществовать с постоянным напрягом внутри.

Это сосуществование нельзя было назвать приятным, иногда оно приводило к нервным срывам. Но в основном внешне все были спокойны.

…Долгое время Семен с Жорой двигались параллельно железнодорожной насыпи. Идти налегке было приятно, тяжелые рюкзаки остались на месте. Правда, все равно придется возвращаться и тащить их до города. Если только все пройдет как надо…

По дороге негромко переговаривались. О незнакомце в добела истертых джинсах, об утреннем бое. Трудно было оценить происшедшее. С одной стороны, вдвоем или втроем обороняться было бы сложней, пути отхода им с легкостью могли бы перерезать. С другой стороны, двоих могли бы просто-напросто не заметить. Вот и суди: хорошо быть всем вместе или плохо.

Возле изгиба «железки» притаились в кустах.

Несколько составов проскочили участок, почти не снижая скорости, – поезда вели опытные машинисты. Сбросил обороты пассажирский, но он катился не в том направлении. Да и плохо пригоден был для посадки на ходу.

Наконец, получилось. Товарняк сбросил скорость чуть ли не до тридцати. Будто приглашает: не стесняйтесь, мужики. Важно не только запрыгнуть, но еще и не запачкаться. И пристроиться надо незаметно, чтобы не маячить на платформе.

Выше метра над поверхностью земли туман уже рассеялся. Но сама земля по-прежнему плотно укутана – если б не стук колес, можно было бы подумать, что плавание продолжается, только теперь по молочной реке.

Поезд разогнался, но вскоре снова сбросил скорость на подходе к станции. Соскочили с платформы – и опять, как при посадке, косолапому Бубну пришлось гораздо тяжелей, он едва не потерял равновесие.

Утренние часы не особо приятны для хождений по городу. Чужих глаз действительно меньше, но меньше и прохожих – тех, за кого чужие глаза имеют обыкновение цепляться.

– На рынок махнем? Или есть другие предложения?

В выборе места жительства существовало две стратегии. Либо самое бойкое, либо самое тихое.

Бубнов с Барсковым оба придерживались стратегии номер один. А где другое такое людное место в современном российском городе, как рынок?

Спрашивать дорогу не пришлось. Сели в автобус единственного в городе маршрута. Он, конечно же, сделал остановку возле ограды, за которой просматривались ряды контейнеров и торговые места под навесами. Торговля еще не началась, несколько человек в оранжевых куртках дорожных рабочих вяло шуршали метлами по асфальту.

Здесь было несколько зданий, одно– и двухэтажных, вытянутых в длину. Возле одного из них разгружалась бортовая машина с картонными коробками.

– С кем поговорить насчет помещения? – поинтересовался у грузчика Бубен.

– Смотря что вам хранить. Здесь продуктовые склады, промтовары там, дальше. Спросите Костю, он должен уже быть. Да вы сами увидите, рыжий такой.

– Крыс хватает? – поинтересовался Бубнов, хорошо знакомый со складским делом.

– Сейчас меньше. Потравили каким-то импортным порошком.

Двухэтажное здание, оштукатуренное в розовый цвет. Решетки на окнах, металлические двери. Вот и рыжий парень стоит возле «фольксвагена» – поднял капот.

– Хотим тут что-то типа офиса открыть, – вежливо обратился Семен. – Как бы решить вопрос?

– На хрена вам здесь офис? В городе места мало?

– Удобнее, все под рукой. Офис и склад, все в одном флаконе.

– Обращайтесь в администрацию рынка, – равнодушно ответил парень, извлекая щуп с целью проверить уровень масла.

– Зачем бумажная волокита? Решим вопрос по-людски.

– Площадь какая? – строго, но уже заинтересованно осведомился рыжий.

– Квадратов шестьдесят. Желательно второй этаж.

– Это стоит денег. Пошли покажу.

Парень показал две смежные комнаты примерно одинакового размера, соединенные пробитым в перегородке проемом. Одна комната стояла пустая, с обрывками гофры на полу, другую заполняли штабеля коробок. Барсков прочел мимоходом единственное слово, записанное латинским шрифтом среди иероглифов: «Taiwan».

– Это уберут, – широким жестом показал рыжий. – Какая у вас фирма, что продаете?

– Кожу, дубленки, синтетику, – Семен перечислил первое, что пришло в голову.

– Сейчас плохо идет. Но дело ваше. Документы при себе?

– Теперь еще одно, – Бубен присел на самый невысокий из штабелей с тайваньским добром. – Таблички мы пока вывешивать не будем. Товар придет, тогда разберемся.

Рыжий прекрасно понимал, что нашлепать нужные бланки с печатями больших сложностей не представляет. Замечание Бубна он истолковал в том смысле, что новая «фирма» не жаждет отстегивать налоги государству. Это вызвало живейшее понимание.

– Дело ваше. У нас тут город небольшой, спрос не резиновый. Зато вопросы можно решать полюбовно. И люди не слишком борзые, лишнего не запросят. Пока торговли нет, вы мне платите только за аренду помещения. Как пойдет наличка, договорюсь с инстанциями. Сколько в администрацию за киоск или, там, павильон, сколько налоговикам, сколько здешней службе охраны.

– А кто здесь крышует? – спросил Бубен.

– Есть люди, – неопределенно ответил рыжий. – Душевные ребята, все ими довольны.

– Ну и ладненько. Розетки есть? Есть. Сюда можно холодильник поставить, сюда телек Приоткрыв раму, Бубен дернул решетку на окне – сидит более или менее прочно. Семен тем временем передал рыжему аванс.

– Телефон ставить или мобилами обойдетесь? – спросил тот.

– Телефон лишнее.

– Компьютер? Есть недорогой, бэушный – На калькуляторе сосчитаем – Тоже верно. Не люблю, когда люди начинают пустые понты кидать. Компьютер, секретарша.

Полгода проработали и вылетели в трубу.

По внешнему виду «сотрудников фирмы» трудно было их заподозрить в такого рода «понтах».

Ни дорогих часов, ни барсеток, ни костюмов с модными лацканами. Немаркие тенниски и брюки, кроссовки у одного и у другого.

– Какую ставим мебель?

– Пару столов, диванчик для отдыха, стульев… штук пять.

– Пару лежанок, чтобы ночевать.

– Правильно, на хрена вам платить бабки за квартиру? Сами откуда?

– Хороший вопрос, – заметил Бубнов. – Лично я давно уже дольше года нигде не задерживался. Родился, вообще-то, в Уфе.

– К которому часу здесь все подготовить?

– Сейчас начало девятого. Если к трем успеете, будет нормально. И потом чтоб уже ничего не вносили и не выносили. И с вопросами о смысле жизни никто чтоб не совался – Помещение угловое, самое в этом отношении нормальное. За всех не поручусь, иногда человек может просто дверью ошибиться. Инстанции соваться точно не будут, если вы, конечно, не захотите тут ничего поджечь или голыми бабами из окон бросаться.

– Мы люди скромные, работящие. Значит, договорились, к шести приходим за ключами. Вот что значит сразу разглядеть нужного человека.

Охрана есть внизу?

– Вообще-то есть. Но если вещи стоят денег – партия кожи, к примеру, – лучше кому-нибудь из своих оставаться рядом. У нас все так делают.

* * *

Когда ждешь, минуты и часы всегда ползут еле-еле. В этот раз ожидание размечали проходящие поезда – сюда, в заросли, отчетливо доносился стук колес. Чтобы убить время, народ спорил о точном количестве вагонов. При этом особенную тонкость слуха обнаружил бывший спецназовец. Он уверенно отличал цистерны от товарных вагонов, вагоны от платформ, груженые под завязку от порожняка.

В конце концов, спор заглох – слишком быстро и авторитетно ставил диагноз Самойленко. Воскобойников остался при своем скепсисе, но молчал, зная, что ему припомнят летную карьеру – ты рассекал под облаками, а мы здесь брюхом по земле ползали.

Он даже хотел встать и двинуть по направлению к железке. Различить проходящий состав и посрамить Самойленко неопровержимыми фактами. Потом поленился, пусть себе вещает.

Только один человек не слышал ни стука колес, ни спора, внимал совсем другим звукам. Фортиссимо и пианиссимо оркестра – из всех оперных композиторов именно Вагнер славился переходами от полной бравурной громкости к едва слышному лепету струнных. Глеб наслаждался собранием уникальных голосов – солистов Большого, "Ла Скала ", Метрополитен-опера ".

Вагнер был одним из любимейших его композиторов. И в особенности цикл «Кольцо нибелунга» – четыре оперы, связанные единым сюжетом.

Цикл, для которого в Байрейте некогда был специально построен оперный театр.

Вагнер и Верди – два гения, альфа и омега оперы. Лед и пламень, мрак и свет. В хорошем настроении Глебу хотелось слушать великого итальянца. Сумрачному расположению духа больше соответствовала музыкальная версия северных саг.

Безжалостный рок, девы-валькирии, подбирающие мертвых воинов с поля битвы, чтобы перенести в Валгаллу.

Сейчас настроение у Глеба было сумрачным, и в ближайшем времени он не предвидел перемен.

Впрочем, этот человек давно уже отвык плясать от радости или рвать на себе волосы от горя. Внутри у него постоянно горел ровный огонь, только температура у этого огня была разной.

Дослушав арию Брунгильды, он остановил вращение диска. Не сразу выпустил плейер из рук.

Некоторое время рассматривал в задумчивости, потом нажал на «стоп» второй раз, будто для полной уверенности. Никто не заметил этого вторичного нажатия – большой палец всего лишь сместился на полсантиметра. Но если б и заметили, значения бы не придали.

Между тем, из района железнодорожного моста через Енисей ушел радиосигнал. Этот сигнал был принят одним из спутников и отражен обратно на земную поверхность, но совсем в другую точку. Он содержал в себе не много информации – всего лишь точное указание координат.

Прибор, вмонтированный в плейер, давно уже не считался чудом техники. Конечно, для обычных армейских соединений он был роскошью, но спецназ ФСБ применял его уже несколько лет. Как, впрочем, и боевики в горах Кавказа.