Текст книги "Звездочет"

Андрей Вязов
Звездочет
Экзистенциальный роман

Летний вояж

1

Накануне отлета я плохо спал. Крутился в постели в бесконечных раздумьях и заснул только с приходом серости предрассветного часа.

Получая наставления от родителей, я нетерпеливо поглядывал на часы и волновался о том, дадут ли мне еще денег. Я хотел взять с собой как можно больше денег, чтобы не утруждать себя излишней экономией. Само слово «экономия» кажется мне чем-то кощунственным и не связанным с жизнью.

С зубным скрежетом я выцарапал у отца еще несколько сотен долларов и с удовлетворением подумал, что теперь, пожалуй, я могу чувствовать себя за границей относительно комфортно. В моем распоряжении еще никогда не было такой большой суммы на карманные расходы.

Отец взялся отвести меня и друга в аэропорт. Леша, как и я, выглядел неважно. Он жутко боится летать на самолетах и тоже не спал почти всю ночь. Как будто, если ты не спишь, это может помочь тебе бороться со страхом.

В аэропорту начались ненавистные формальности. Заполнение таможенных деклараций, проверка багажа – все то, что может хорошенько испортить тебе настроение.

Вот уже мы стоим в очереди на паспортный контроль. Я то и дело зеваю и лениво продвигаюсь вперед. Неожиданно Леша пихает меня локтем в бок и показывает на девушку, стоящую в соседней очереди.

Точно! Я ее узнал! И она меня узнала. Вот это встреча! Честно говоря, не из приятных. Когда-то вместе с ней я ходил на футбольный матч, когда-то я пытался сделать ее своей подругой, и был страшно разочарован, когда у меня ничего не вышло. А теперь я даже доволен этим. Почему я так сильно из-за нее переживал и воображал себе невесть что? Ведь если хорошо всмотреться, то нетрудно заметить, что в ней нет ничего особенного. Надменное лицо, толстоватый зад и худосочная грудь, легкая сутулость и в довершение всего дрянной характер. Она так и норовит использовать тебя: не интересуется тобой как собеседником, а говорит лишь для того, чтобы выплеснуть свои переживания. Да и, как я подозреваю, не откажется выпить за чужой счет. Леша как-то раз встретил ее в клубе, уже после того, как я перестал с ней общаться. Ах, как она ему обрадовалась! Так сильно, что вскоре предложила что-нибудь выпить! Только вот незадача, все ее уловки легко заметить. Неужели она этого не понимает? Или, может быть, она ищет дурака, который бы беспрекословно выполнял все ее команды?

Ну, уж нет! Я делаю вид, как будто ее не замечаю. И говорю Леше, что для полного счастья на отдыхе нам не хватает этой манипуляторши. Он соглашается со мной, и мы, сосредоточенно заполняя таможенные декларации, забываем о ее существовании.

Всего в этой жизни не предусмотреть, как ни старайся. Леше приходится расстаться с маникюрным набором. Его мама положила набор в ручную кладь, и друг теперь страшно расстроен и вместе с тем зол. Звонит матери и какое-то время разговаривает с ней на повышенных тонах. Чуть успокоившись, просит:

– Антоха, дашь мне тогда свои ножнички. Ты не бойся, я их спиртом протру.

Вся эта спешка, возня с деньгами и документами – в общем, та ситуация, когда ты должен держать все под контролем, ужасно меня напрягает, поэтому зал ожидания я воспринимаю как некое облегчение, как возможность передохнуть, сидя на пластиковом сиденье.

Очутившись в зале ожидания, Леша вмиг срывается с места и бежит в Duty Free, точно советский турист, впервые дорвавшийся до заграничного изобилия.

Он возвращается довольный собой и гордо потряхивает передо мною бутылкой греческого коньяка.

– Как приедем, выпьем, – говорит он.

– Выпьем, – киваю я.

И мы погружаемся в тупое молчание.

2

Наши места оказались рядом с турбинами. Их неистовый рев при взлете глушил так, что пришлось зажимать уши. Когда взлетели, стало легче. Кое-как я вытянул ноги и вперился взглядом в иллюминатор, наблюдая за проплывающими облаками. Леша, прикрыв глаза, думал о чем-то своем. Попробовав посмотреть фильм на портативном DVD– плеере, он быстро отказался от этой затеи. Размеренный шум двигателей был так силен, что все звуки фильма безнадежно тонули в нем, и с трудом удавалось что-либо расслышать.

Перед самым приземлением самолет затрясло с такой силой, что мне уже подумалось, будто он разваливается на части. Друг сидел с закрытыми глазами и что-то испуганно бормотал. Я же едва не расхохотался: почему-то в критические минуты меня разбирает смех. И все же, как ни старался казаться храбрецом, я почувствовал себя уверенно только после того, как самолет наконец-таки приземлился.

В толчее, среди незнакомых смуглых лиц, слыша чужую речь, я сразу же ощутил себя лишним. Казалось, что эти люди вот-вот мне скажут: «Оставляй нам свои деньги и убирайся домой. Ты здесь никому не нужен».

Заполнив все дурацкие бумажки, мы, протиснулись сквозь толпу прибывших туристов к скользящей ленте транспортера. Здесь было просто не протолкнуться. Многие путешественники, словно сговорившись, дружно решили сыграть в идиотов. По-другому и назвать это нельзя. Малолетние отпрыски стояли у самой ленты рядом с родителями, путались под ногами и рисковали быть задетыми чьим-нибудь громоздким багажом. Но, похоже, здесь все настолько легкомысленны, что это в порядке вещей.

Со временем людей становилось все меньше и меньше, и неясно было, где же наш багаж. Мы походили на хищников, ожидавших добычу, – такие же напряженные, сосредоточенные, агрессивные…

Наконец, на ленте показался Лешин чемодан. Я тут же подхватил его, точно малое дитя, и быстро отставил в сторону. А моего багажа, как назло, все еще не было, и я все больше нервничал, а, в конце концов, начал громко материться. Особое удовольствие материться, когда вокруг тебя никто не понимает ни слова! Ничего не скажешь: очень весело потерять багаж, когда там твои вещи и почти все деньги!

Мой взгляд, когда я был уже готов отчаяться, случайно упал на одну из скамеек. Рядом с ней одиноко стоял до боли знакомый чемодан. Сверив номер на бирке с квитанцией, я вновь разразился ругательствами. Последняя стадия идиотизма! Я живо представил себе, как какой-нибудь жирный ублюдок с одышкой взял в руки мой багаж, сообразил, что ошибся, утер пот со лба и оставил его здесь, нисколько не задумавшись о том, что его владелец может искать свои вещи по всему аэропорту.

Превосходно! Отдых начался, лучше не бывает! Я ощущаю, как начинают сдавать мои нервы. Хорошо хоть автобус без нас не уехал, а то бы пришлось брать такси и ехать черт знает куда! Ставя чемодан в багажное отделение автобуса, я пачкаю свои белые свежевыстиранные джинсы. Теперь на них виднеется отчетливая черная полоса, которую трудно не заметить.

Мы с Лешей начинаем брюзжать, точно недовольные жизнью старики. Друг беспрестанно матерится, ерзает на сиденье и нервно бубнит: «Как приедем в отель, тут же откупорим бутылку». Просто невозможно! Вначале этот утомительный перелет, поиски багажа, чертова жара, пот, стекающий по спине, с обеда ни крошки во рту… Мы едем вдоль каких-то пустырей, и я наблюдаю за ускользающим солнцем, которое медленно сползает вниз, окрашивая небо розоватым светом. Бегут деревья, мелькают рекламные щиты, а солнце все так же неспешно уходит на покой.

– Что это такое? – злится Леша. – Почему нет никаких телок?

Несказанное разочарование охватывает наши души. Никакой молодежи! Ни одной красивой девушки в автобусе! Да что же это такое?

Довольно зафырчав, автобус остановился возле небольшого добротно отделанного отеля. Снаружи красовалась вывеска красными неоновыми буквами, и все это смахивало на публичный дом. Бордель так бордель. Мне все равно, лишь бы скорее заселиться, выпить коньяку, и плотно поужинать.

Сумерки, притаившиеся возле стеклянных дверей отеля, словно подглядывали за происходящим внутри, создавая забавную иллюзию, будто ярко освещенный холл с людьми – большой террариум.

Портье, перемежая свою речь благодушными улыбками, какими и подобает угождать клиенту, дал нам пульт телевизора и ключ от номера. И в то же время я прекрасно осознавал, что стоит нам что-нибудь натворить, как эта милая улыбка мгновенно сменится злобной гримасой. Деньги и еще раз деньги. Именно они порождают эту угодливость.

Да все что угодно, ребята! Я и не рассчитываю на искреннее расположение к своей персоне.

Отель, интерьер которого оказался на удивление приличным, был выдержан в мягких кремовых тонах, мог гордиться вышколенным персоналом и неплохим баром, где мы так и не успели за весь отдых напиться.

На первом этаже – недорогой ресторан. Он создан для тех, кто любит получать все, не выходя из отеля, и чем-то напоминает мне столовую. Можно сидеть за столиком у окна и, потягивая пиво, наблюдать за купающимися в бассейне постояльцами.

Лифт, с огромным зеркалом и плоскими металлическими кнопками, загорающимися при нажатии красным ободком, по прибытии на третий этаж гостеприимно дзинькает, и у меня почему-то этот звук ассоциируется с Москвой семидесятых или, быть может, восьмидесятых годов, с Олимпиадой и Чебурашкой. Может, я сошел с ума?

В номере я тщетно пытаюсь включить свет. Не могу найти выключатель, пока Леша не догадывается, выдернув ключ из прорези замка, воспользоваться специальной карточкой. И тогда свет мгновенно вбирает в себя тьму.

Номером мы довольны. Балкон с пластиковыми столиком и стульями. Коридор со шкафами. Просторная комната с холодильником и двумя тумбочками, на одной из них – телевизор, другая стоит между кроватей, есть и бра. Мягкий желтоватый свет, льющийся с потолка, податливый ковер под ногами. Я беру видеокамеру и включаю запись.

– Скажи что-нибудь…

Леша начинает балагурить. Он трясет бутылкой коньяка, словно завоеванной наградой на каких-нибудь международных соревнованиях и ведет себя так, будто с тех пор он стал национальным героем. Леша утверждает, что его здесь все устраивает, но для полноты счастья не хватает шикарной блондинки, которая должна лежать в его койке. На этом я останавливаю запись и разливаю коньяк по стаканам. Пьем за хороший отдых. Несмотря на семь звезд, коньяк кажется мне ужасной отравой.

Раскладывать вещи неохота, поэтому мы отправляемся на поиски ресторанов. Стемнело, и мы бредем вдоль тростникового забора, за которым чернеет пустыми окнами строящееся здание, наверняка, какой-нибудь новый отель. Кажется, что там, кто-то есть.

Наш путь пролегает через безлюдную улицу, во тьме которой едва разбираешь, куда идешь. Ты ныряешь во мрак и изредка натыкаешься на одинокие фонари. Во тьме кровавыми буквами зловеще горит вывеска отеля.

Выбравшись на более оживленный перекресток, средоточие местного общепита, мы не решаемся выбрать какое-либо кафе, так как в большинстве случаев они заняты, да и не внушают нам никакого доверия. Я убеждаю Лешу, что лучше зайти в ближайший магазин и поужинать в номере, а завтра найти что-нибудь стоящее. Уже поздно, да и мы устали с дороги. Помимо фабрикатов, в магазине Леша покупает бутылку ирландского виски.

– Элитный как бы, – с гордостью подчеркивает он. – Как-нибудь разопьем…

На обратном пути я обращаю внимание на одноэтажное здание, давно требующее ремонта. В больших окнах горит яркий свет. За столом мужчины играют в карты. Припаркованная неподалеку серебристая BMW шестой серии диссонирует с этой убогой постройкой. Неужели владелец не боится, что его машину могут угнать или поцарапать?

Ужинаем на балконе. С него открывается неприятный вид на старое общежитие. Трехэтажное облезлое здание с машинами у входа, ждущими утилизации, с балконами, завешенными сохнущими простынями. Такое зрелище несколько портит общее впечатление об отеле. Это, как если бы усесться среди голодающих и, задумчиво взирая на их печальные лица, словно пытаясь понять, что же они могут испытывать, невозмутимо поглощать одно за другим изысканные яства.

Я открываю бутылку пива и пью его с таким видом, будто долгое время был лишен самого дорогого. Друг посмеивается и спрашивает, доволен ли я жизнью. Я киваю и снова наклоняю бутылку. На данный момент я самый счастливый человек в мире, желающий как можно дольше чувствовать приятный вкус этого хмельного напитка. В комнате горит яркий свет, балконная дверь настежь открыта, мы неспешно едим и беседуем, не догадываясь, что нас уже поджидает чудовищная неприятность.

И все бы хорошо, только досаждают назойливые комары. Их мерзкий писк меня нервирует, и вдобавок они то и дело меня кусают, вызывая нестерпимый зуд. Наконец, я не выдерживаю этой пытки и ухожу в комнату. У меня будто чесотка, до того комары искусали!

Завершив все приготовления ко сну, я гашу свет, желаю другу спокойной ночи и, представляя, каким же завтра я буду счастливым и бодрым, пытаюсь заснуть.

Но этот проклятый тоненький металлический писк! Он не дает никакого покоя! Полчища комаров переходят в стремительное наступление. Мне остается только укрыться одеялом с головой. Но как же я усну? Я дергаюсь всем телом как ненормальный, тщетно пытаясь отогнать этих кровопийц, и вот уже слышу сонную ругань Леши.

Не выдержав, я включаю бра и, прищурившись, оглядываюсь вокруг. Сколько же тут этих тварей!..

Мне не оставалось ничего иного, как перебить их. Я без устали расхаживал по комнате и убивал одного комара за другим. Правая ладонь горела от постоянных хлопков.

Леша все это время вместо того, чтобы помочь мне, ворочался в постели и с раздражением просил, чтобы я выключил свет. Он хотел оставить все как есть. Сейчас же! Сию минуту!

А комары вольготно летали по комнате, словно здесь была их военная база.

Я раздражался все больше и, сопровождая хлопки исступленной руганью, за недолгое время успел перебить столько комаров, сколько не убивал за всю свою жизнь. Никогда не подозревал, что на жарком курорте может быть нашествие этих тварей. Мои усилия, тем не менее, не принесли ожидаемых результатов. Всех кровопийц я уничтожить не смог.

Через некоторое время окончательно проснулся и Леша. Он вертелся, хлопал себя по лицу и сквернословил.

Мы оделись и вышли на балкон, чтобы успокоиться и решить, как быть дальше. Я с досадой осознавал, что заснуть в такой обстановке не представляется возможным.

– Может прогуляемся? – неуверенно предлагаю я.

Леша отреагировал вяло. Да и сам я понимал, что моя затея далеко не блестящая. Глубокая ночь. Незнакомый курорт. К чему нам приключения? Обреченно вздохнув, мы все же решили остаться и потерпеть до утра. Только вместо одеяла я завернулся в простыню. Я засыпал, напряженно вслушиваясь в тишину. Мне то и дело мерещился комариный писк.

3

Я проснулся из-за мелодии телефона. К утру меня успели неплохо искусать, что вызывало прилив дикого раздражения. Я плохо спал или точнее почти не спал две ночи подряд, потому вы легко можете представить мое состояние. С недовольным бурчанием, я поднялся с кровати и отдернул штору. Ослепительное солнце щедро брызнуло в лицо лучами. День обещал быть жарким.

Леша все еще продолжал нежиться в постели и, судя по всему, никуда не торопился. Я принялся его тормошить. На завтрак лучше приходить вовремя, иначе останется холодный кофе и несколько ломтиков сыра.

Вооружившись пультом, я включаю телевизор. От скуки переключаю с одного канала на другой. Звуки резко сменяют друг друга. И, в конце концов, Леша умоляет, чтобы я остановился на чем-нибудь одном. Он раздражается, когда я начинаю развлекаться подобным образом. Леша отбрасывает в сторону одеяло и наконец-то встает.

Солнцезащитные очки я забыл в номере и поэтому морщусь, словно и вовсе отвык от дневного света. Солнце везде. Яркое, раскаленное. Оно бьет по мне, точно пулеметная очередь, не зная пощады; тело становится вялым, мысли блуждают по закоулкам сознания. Праздность утра.

Сидя за столиком близ бассейна, играющего отсветами солнца, на самой жаре, мы пьем кофе, едим какие-то бутерброды и салат с брынзой.

Периодически я морщусь, как будто пообещал исполнить какое-то ненавистное поручение, и в конце завтрака сообщаю Леше, что больше не собираюсь подниматься в такую рань ради этой паршивой еды.

После завтрака мы идем купаться. И чем ближе подходим к пенистому, рокочущему, воспетому в стихах и песнях морю, тем чаще попадаются загорелые люди с надувными матрасами, пляжными сумками и прочей дребеденью, без которой почему-то нельзя обойтись на пляже. Они улыбаются, переговариваются между собой и излучают довольство жизнью.

Горячий песок обжигает босые ноги, и я стараюсь идти быстрее. Мы купили зонтик и будем валяться под ним на полотенцах, чтобы не платить за лежаки. Здравствуй бедное студенчество! Экономия все еще в силе. Наверное, это просто вредная привычка, от которой нужно избавляться. Конечно, иногда экономия помогает, но чаще всего портит настроение и никак не решает острую проблему. Необходимо зарабатывать больше, а не откладывать деньги неизвестно на что, обманывая себя мыслью, что на них ты обязательно сделаешь крупную покупку. Вот только осталось чуть-чуть подождать. И так до бесконечности…

Леша кидает рюкзак на песок. Едва мы успеваем расстелить полотенца, как к нам подбегает бравый старичок с бронзовым загаром и говорит, что за эти места надо заплатить, а бесплатные есть чуть дальше, и показывает рукой в сторону, где часть пляжа отделена натянутой на уровне щиколоток веревкой.

Мне кажется, что стоит об нее споткнуться, как произойдет взрыв, и в воздух взлетят тонны песка и шезлонги, точно ради чьей-то забавы.

Мы недовольно собираем вещи и уходим. Куда ни кинь взгляд, везде распластанные тела: худые и жирные, мускулистые и дряблые, молочно-белые и смуглые, изящные и грубые. Все мы пришли в этот мир беспомощными маленькими существами. Воинственно кричали и боялись всего на свете. Наши младенческие тела приятно пахли и были пухлыми, точно сдобная булочка. Мы были такими милыми. Но потом, спустя годы, по мере взросления мы испортили их. По крайней мере, большая часть из нас, кто так и не понял, что тело требует по отношению к себе бережного ухода. Людям вообще свойственно быстро растрачивать все то, что не досталось им ценой немалых усилий.

Рядом с нами расположились три немки, одна из которых черна как ночь и сверкает зубами цвета жемчуга. Наверняка, ее родители эмигранты. Из всей троицы она смотрится наиболее выигрышно хотя бы потому, что ее лицо кажется умным и серьезным. Может быть, оно приняло такое выражение из-за нелегкой жизни. Эмигрантам приходится несладко, куда бы они ни приехали. На лицах ее подружек стоит клеймо порочной жизни. Одна из них курит Marlboro, другая, сняв лифчик, мажет кремом свою обвисшую грудь. У нее проколот левый сосок. Меня охватывает отвращение, и я от них отворачиваюсь.

Неимоверно жарко. Еще немного, и я чего доброго заработаю тепловой удар. Напрягая все мускулы, я вставляю зонтик в осыпающийся светло-серый песок без уверенности в том, что он долго продержится под порывами ветра. В приятном теньке я расстилаю полотенце и укладываюсь на него, разморенный зноем. Под этим зонтиком, как ни странно, я чувствую себя в безопасности. Я – как снайпер, готовый поразить цель без малейшего промедления. Леша небрит и бледен. Он неловко натирается кремом. Все тянется так долго и нудно, что время обесценивается.

Друг уходит купаться первым, оставляя меня с наушниками плеера в ушах и вещами. Я чувствую себя сторожевой собакой и потому не могу расслабиться, думая о том, что стоит мне закрыть глаза, как кто-нибудь украдет наши вещи. И хотя я знаю, что денег у нас с собой не так уж и много, все равно не могу успокоиться. Воспользовавшись кремом, я вытягиваюсь на полотенце, скользкий и влажный, кладу на лицо кепку и, держась за лямку рюкзака, точно за трос, закрываю глаза. Меня охватывает долгожданная истома. Какое блаженство – ощущать робкие дуновения ветра, слышать плеск волн и вдыхать запах моря!

Море так близко, что иллюзорные картинки мгновенно пропадают из моего сознания. Я медленно, нерешительно приближаюсь к кромке воды. Прибой обдает прохладой мои ноги и вновь откатывается, увлекая меня за собой. Мое тело пробирает дрожь от первого соприкосновения с водой. Я погружаюсь в нее целиком и делаю несколько размашистых гребков, чтобы быстрее согреться. Вдали простираются горы, усеянные деревенскими домиками с крышами из красной черепицы. На линии горизонта словно застыла яхта. Бешено ревут скутера, разбрасывая за собой тучи брызг и пробуждая волны, которые скользят к берегу и затихают на полдороге.

Ярко-голубое небо кажется наполненным добром и счастьем. На губах – вкус соли, в ушах – неугомонный плеск волн, море баюкает тебя, точно свое дитя. Оно позволяет ощутить себя ничтожной частичкой могучей природы, забыть о повседневных тягостных заботах. Я чувствую себя таким же свободным, как чайка, низко пролетевшая над водой. Люди здесь для меня словно тени. Думаю о себе. Меня охватывает медитативное спокойствие.

Когда я, жизнерадостный, со счастливой улыбкой, возвращаюсь к нашему зонтику, Леша готов сбегать для меня за пивом.

– Зачем? – удивленно спрашиваю я.

– Хочу увидеть счастливого человека, – просто отвечает он. – Я помню, как ты говорил мне, что мечтаешь выпить холодного пива на пляже.

Я с благодарностью смотрю на него и соглашаюсь. Сейчас я, действительно, нуждаюсь в немногом…

Я внимательно разглядываю бутылку, покрывшуюся холодной испариной, нарочито медленно пью, наслаждаясь каждым глотком. Но следует понимать, что это удовлетворение обманчиво: пиво дарит тебе иллюзию бытия. Ты начинаешь воображать, будто все у тебя идет как надо, а если что-то и не так, то ты с этим легко справишься. Освободившись от беззаботного хмелька, ты вновь ощутишь неотступную тревогу и некоторую растерянность из-за внезапно утраченной веселости и, быть может, даже досаду, из-за того что твоя жизнь не изменилась ни на йоту.

Но сейчас я пью пиво с удовольствием. Повинуясь силе мысли, осуществляю свою давнюю мечту…

В полдень мы уходим с пляжа, чтобы вернуться ближе к вечеру. Солнце рассвирепело. В его жгучих лучах нет былой ласки. А людям хоть бы что. Многие из них словно нарочно продолжают загорать на самом солнцепеке.

После купания и выпитой бутылки пива мир кажется необычайно благосклонным и радостным. Даже звучащая отовсюду музыка уже не раздражает.

Волшебное море и солнце, ваша щедрость поразительна! Как много вы даете, ничего не требуя взамен! Альтруизм природы, так и не понятый человеком.