Текст книги "Музыка прощения"

Медитация дерева Ур (медитация любви / ровности)

Глубоко вдохни, выдохни. Почувствуй настоящий момент, почувствуй то, что тебя окружает. Звуки, образы, мысли, переживания. А теперь представь себе дверь, ведущую в твой внутренний мир. Ты подходишь к этой двери и прикасаешься к ней правой рукой. Дверь открывается.

Перед тобой огромное поле, со всех сторон окруженное лесом, залитое солнцем. В центре этого поля растет великое дерево Ур. Это ось твоего внутреннего мира. От двери к дереву ведет витиеватая тропа. Ты ступаешь на тропу и движешься к древу. По мере приближения к нему дерево увеличивается в размере, оно становится все более значительным. И вот ты подходишь к дереву и прикасаешься к его коре руками. Дерево откликается неясным гудом, и ты садишься у подножия. Осознай себя частью древа, а древо – частью себя. Осознай.

Корни дерева Ур глубоко-глубоко уходят в землю, питаясь ее энергией. Почувствуй, как энергией земли великое древо питает и тебя. Через корни и крону дерево впитывает влагу, питаясь энергией воды. Ощути, как энергия воды наполняет тебя в этот момент. Дерево дышит, питаясь энергией воздуха. И энергия воздуха в этот момент наполняет каждую клеточку твоего тела. И дерево согреваемо лучами солнца. Так оно впитывает в себя силу огня. Ощути, как сила огня, сила солнца наполняет тебя в эту минуту.

Соединяются в тебе четыре основных стихии – земли, воды, воздуха и огня. Наступает равновесие, умиротворение, ровность. Побудь в этом состоянии, побудь в этом состоянии ровности.

Почувствуй, как эти энергии спорят между собой. Какая-то из них обязательно хочет взять верх. Но ты успокаиваешь их, как мать успокаивает детей, – ласково, нежно, с пониманием. И они уравновешиваются внутри тебя. Ни в одной из них ты не ощущаешь недостатка. Ни одна из них не находится в избытке.

Теперь ты неспешно поднимаешься, становишься на ноги. Отходишь немного от дерева и, превратившись в птицу, взлетаешь, широко расправив крылья, поймав потоки восходящего воздуха. Взлетаешь все выше, кружишься, кружишься. Тебе видна поляна. Ты видишь сверху огромное великое древо Ур. Тебе виден лес, река, ручьи. Вдалеке виднеются горы, и нет прекраснее этого пейзажа. И ты летишь над этими холмами, реками, озерами. Ты чувствуешь благоухание цветов и трав, ощущаешь радость от полета.

Вот внизу ты рассматриваешь некий холм. Даже с высоты птичьего полета ты видишь, что в нем есть отверстие – вход в пещеру. И ты начинаешь спускаться. И вот ты приземляешься возле пещеры и вновь из птицы превращаешься в человека.

Ты входишь в пещеру. Сначала она огромная, но чем дальше ты проходишь, тем она становится все меньше, сужается. И вот уже в какой-то момент тебе приходится нагнуться, даже встать на четвереньки, чтобы двигаться вперед. И вот ты уже ползешь по узкому проходу. Впереди виден свет, тонкая полоска света. Это выход на другую сторону. Тебе приходится извиваться, как змее. И вот ты на свободе. Постепенно выбираешься наружу.

Ты видишь каких-то людей. Но что это? Ты младенец; совершенно обнаженный, и какой-то незнакомый человек берет тебя на руки и передает какой-то женщине. И ты понимаешь – ты родился / родилась. Эта женщина – твоя мать. Ты вновь ребенок. Ты кричишь и словно слушаешь этот крик со стороны. Ты способен / способна наблюдать за всем этим изнутри. Мать прижимает тебя к себе, тебе становится спокойно, ты успокаиваешься.

Спокойно, светло. Проходит какое-то время, и вот ты наблюдаешь следующую картину. Тебя приносят к твоей матери, она вновь прижимает тебя к себе и подносит к груди. И вот ты, маленький человек, впервые ощущаешь вкус молока; наконец, происходит насыщение. Тебе становится от этого хорошо. Но время неумолимо бежит, и вот ты уже движешься, идешь, делаешь свои первые шаги. Время летит – и вот уже школа, одноклассники, друзья. Проносится опять время, как быстрая река, – и школа окончена; институт, работа, знакомства, люди, свадьбы, амбиции, провокации. Время летит, летит. Рождаются дети, внуки. И вот ты стареешь, лежишь на кровати. Смотришь на свои руки, морщинистые, старые.

Ты осознаешь, что у стариков кожа, как у младенцев, сморщенная. Приходит забвение, приходит сон, наступает смерть. И вновь ты движешься к свету. И вновь оказываешься в пространстве дерева Ур. И вот ты медитируешь под деревом. И в равновесие приходят все энергии. И вот ты – летящая птица, и вот ты вновь выбираешь пещеру, через которую придешь. Все повторяется, все повторяется.

В твоем внутреннем мире есть тайное место, где происходит волшебство. И в этом месте две чаши. Чаша «любовь» и чаша «боль». Испей из каждой из них одинаковое количество и ощути счастье, ибо любовь и боль всегда вместе. Ты есть.

Все события подвластны тебе, все предрешено, но во всем ты делаешь собственный выбор. А теперь представь себе, что ты находишься посреди бесконечной пустоты, ты – чистое сознание, тебе хорошо. Ты часть целого, неделимого, абсолютного.

А теперь вдохни глубоко, выдохни. Еще раз: вдох – в ыдох, вдох – в ыдох. И открывай глаза.

Комментарий для читателей

Эта практика впускает в вашу жизнь любовь ко всему сущему. Ту любовь, которая нужна нам для выживания. Ту, что необходима абсолютно всем. ЛЮБОВЬ. Именно ту, что движет Солнце и иные светила.

Почувствуйте ее сейчас.

Ритм, страх, консонанс

Когда я дома, к медитациям я готовлю себя с помощью музыки. Я импровизирую. Я знаю: именно музыка, тонко воздействуя на нейронные цепочки человеческого мозга, помогает человеку правильно быть. Музыка выравнивает его, приводит в гармонию. Это, как и многое другое, знали древние греки.

Одним из важнейших понятий в этике Пифагора была «эвритмия» – наша способность улавливать ритм во всем – в игре, в танце, в речи, в жестах, в мыслях, в поступках, в рождении и в логике смерти. Как поэтичны его философия и математика! Через нахождение верного ритма человек, рассматриваемый как микрокосм, мог гармонично войти сначала в ритм гармонии города, а затем подключиться к космическому ритму.

«Божественный монохорд» – так Пифагор воспринимал мироустройство; он говорил, что существует одна гигантская струна, натянутая между небом и землей (или небом и Небесами).

Гомер описывал эпизод с затягивающейся под звуки музыки раной Одиссея.

Великий Платон хорошо представлял себе магическое воздействие музыки на человека. Он постоянно упоминал об этом как бы на полях своих главных текстов.

Арфа Давида, исцеляющая Соломона…

Звук – один из каналов, с помощью которого мы можем чувствовать, познавать, изучать мир. Именно процесс образования изменяет нас. С помощью звука возможно вдохновлять, лечить, восстанавливать.

Современная нейрофизиология, которую я изу чаю, и, в частности, нейрофизиология звукового (аудиального) восприятия позволяют разрабатывать важные практические стратегии преодоления фобий и действенно помогать тем, кто от них зависим. Например, таких как страх перед выступлением на сцене или страх вступать в творческий процесс (страх белого листа).

Есть аудиальная, очень действенная техника гармонизации и исправления подобных ситуаций: она досталась мне от исследователя Джонатана Голдмена.

В наш век большинство образованных людей осведомлены о таких «энергетических узлах» человека, как чакры. Известно, что им соответствуют семь цветов радуги и семь нот. Свободное прохождение энергии через энергоузлы обеспечивает правильную работу нашего ума и тела. Как их активировать? Это несложно. Нащупайте голосом самую нижнюю ноту, которую вы способны пропеть, и постепенно повышайте высоту звука, при этом пропевая соответствующую определенной чакре гласную букву, и медитируйте на эту чакру.

Правила Голдмена (снизу, с «У», поднимаемся вверх):

7. «И» (долгий).

6. «ЭЙ».

5. «АЙ».

4. «А».

3. «О».

2. «У» (долгий).

1. «У».

Соответственно, самая верхняя из нот, которая доступна нашему голосу, находится в консонансе (созвучии) с верхней чакрой. Приведя энергию в ее естественное движение, мы создаем гармонию. Важно с каждым звуком ощутить вибрацию в соответствующем месте тела.

Качество звука здесь зависит не только от частотности и силы, но и от уровня сакрализации инструмента. Колокольный звон Новодевичьего монастыря будет более исцеляющим для многих, чем звон колокола часов Спасской башни. Почему так происходит? Я исследую это совместно с организациями музыкальной медицины и терапии по всему миру. Такими, например, как Берлинский университет, Международный конгресс музыкальной медицины, Институт музыкальной медицины в Ганновере.

Все люди особенны. Их истории особенны в высшей степени (хотя суть проблем близка).

Я ищу тональные сочетания для каждой судьбы, угадываю музыкальный рисунок, подходящий для тех, кто приходит ко мне. Я могу помочь правильно настроиться. Помочь быть в здесь и сейчас, плыть в потоке здесь и сейчас. Кого-то затягивает в «буксы», в воронки, кого-то колотит о подводные камни. Схватить за руку, за ногу. Не тащить на берег – а научить плавать. И потом оставить в покое.

Родители, не боги, не герои

Пока я отдыхаю, приходит сообщение от Маргариты: «Мы с мамой на выставке Фриды Калло. Милая мама! Расчувствовалась. Сижу, утешаю. Собираемся в ресторан. Кстати, ей понравилась моя оправа», – и улыбочка.

У меня тоже непроизвольно уголки рта лезут вверх. Родители и дети – первый опыт любви…

Родители для крошечных нас – точно боги. Потом – полубоги (мы растем, подрастаем). Потом – герои или уже даже нет.

Нам бывает очень трудно принять свою взрослеющую оптику: родители – просто люди, наши любимые люди. Они не всесильны. Они имеют право на ошибку. И это надо принять, хотя внутри взрослых нас могут все еще звучать пугающие родительские слова, например, такие: «Тебе будет очень трудно в жизни». Звучать или гореть бегущей строкой в вагоне метро, как «мене текел фарес».

Неотменяемо.

Богов трудно прощать. А вы представьте, какие ваши родители хрупкие, маленькие.

Будет трудно в жизни? Ага. Ну что же, будет так будет. Не об этом ли писал один талантливый и сумасшедший поэт:

 
родители как солнечные боги
рождаются из моря и песка
а я створоженный комок тревоги
а после облака
 

Простить своих родителей – для многих это едва ли не самая важная тема (простить свою зависимость от них, от их любящих слов, сказанных невпопад – и даже «впопад»).

Мы живем в мире инфантильных людей, мы и сами инфанты. Как же нам понять, что любые, самые жестокие слова кажущейся родительской нелюбви являются как раз словами неуклюжей любви с сильной примесью страха перед будущим? Родитель боится будущего своего, непохожего на него, ребенка, которое из-за этой непохожести невозможно проконтролировать. Ребенок не понимает, что звучащая негативно материнская фраза – это вопль «неправильной» любви. Что все холодноватые матери просто-напросто вышли замуж за страх – еще до того, как на них женились отцы их детей.

И вам, дорогие Елены, Ирины, Екатерины, Ольги, Маргариты, Людмилы…, выбирать, чьи вы дочери – ваших отцов или материнского страха. И за кого вы выйдете / вышли или не выйдете замуж – за своих возлюбленных или за свой страх. И вам, Алексеи, Сергеи, Борисы и Дмитрии, Игори и Николаи…, выбирать, полюбите вы девушек и женщин – или свой дорогой страх, который так страшно отпустить.

Я писал о страхе в другой своей книге.

Там все четко, техники, явь. «Победа над страхом» – так она и называется. Я знаю, о чем говорю.

Этика, сила, музыка сфер

А сейчас я думаю о прощении.

Христиане, иудаисты, мусульмане, буддисты, непротивленцы злу насилием всех мастей, западные философы и хитрые психологи-мотиваторы, восточные бесстрастные мудрецы, еще не потерявшие связей со своими древними традициями (хорошо же им! – подумаете вы), – все стремились обрести силу прощения.

Они пытались извлечь ее на свет и показать людям.

Лао-цзы и вслед за ним его китайские ученики говорили прямо, что прощение – это сама любовь и доброта. Что прощать хорошо. (Они принимали это «хорошо» на веру, считали вершиной этики.)

Эпиктет и вместе с ним древнегреческие стоики искали силу прощения в мудром бесстрастии. (Это упрямство прощения; а не замешано ли оно здесь на огромной гордости? Гордости быть избранным? Действовать вопреки обстоятельствам?)

Для христиан прощение является этической нормой. Я думаю о «левой щеке» прощения врагов своих, которую придумало христианство. За окном кафе проходят люди без левых щек, но с упитанными правыми, для которых это не работает.

Иудаизм предполагает, что человек прощает, подражая справедливому и всемилостивому (хотя и строгому) Богу, – в «обмен» на покаяние. Но абсолютность любви и чистота прощения противоречат идее обмена…

Аллах любит милосердных и снисходительных (быть прощающим значит «заработать» расположение Бога). Тут тоже пахнет чем-то вроде сделки…

С точки зрения буддизма обида – это страдание обиженного, а прощение – практика избавления от страдания. Причем прощение должно быть полным. Причина обиды находится не в обидевшей ситуации и не в обидчике, ситуация вторична; причина внутри того, кто обиделся. Таким образом, отпустить обиду и простить – это путь для того, чтобы избавиться от страдания, которым ты сам себя и наградил.

Огромная психологическая сила прощения всегда ощущалась человеком. Мы подспудно знаем об этом.

Сила исцеления обиженного.

Сила исцеления обидчика.

Сила освобождения.

Сила небывалой легкости.

Сила новой небывалой легкости, имеющая свой тайный ритм.

Я искал эту силу прощения в нас, в веках – во всем. Я научился извлекать ее из музыки. Вернее, из космоса – ведь все всегда звучит. Нужно найти только индивидуальные сочетания для каж дой живой точки.

Небывалая музыка прощения.

Musica Mundana – H armonia Mundi – H armonia Universitatis.

(Мировая Музыка – Гармония Мира – Гармония Небесных Сфер.)

Род, равновесие, смысл

Я играю на разных инструментах. Сочинение музыки притягивает меня не меньше, чем изучение религиозных дискурсов, назовем их так, чем научные и философские концепции сознания. Если не более. Меня цепляют «струнные» и «суперструнные».

Эта связь с музыкой была у меня сразу, она для меня так же естественна, как связь со своим родом. Моя бабушка по линии матери происходит из рода карпатских мольфаров (целителей-вещунов). Магия – ведь это не представление, не выступление циркачей-шарлатанов на площади у ратуши. Магия – это комплекс действий – ритуальных жестов и даже сценариев, воздействующих на реальность. Я продолжаю учиться этому. Я пробую учить этому других. Я обучаю магии – жаждущих и готовых воздействовать на их собственную жизнь позитивно.

В каком-то смысле все мы маги – весь вопрос в том, в какой степени ☺.

Пожалуй, это я запишу:

Магия – комплекс действий, направленно влияющих на реальность.

И вот тут весь вопрос в том, что мы считаем реальностью. Это предмет моих постоянных размышлений.

Моя бабушка-мольфарка Анастасия (Явная) помогала людям. Она могла не только снимать негативные воздействия, закрепляющиеся в телах как болезни, но и видеть ткань будущего. В отрочестве она приняла на себя серьезную ответственность. Она решила переключить всю таинственную энергию рода, не имеющую четкого знака «плюс» или «минус», на «сторону добра». Однозначно светлую сторону. Я не хочу здесь выразиться ясней. Такой дар, какой был у нее, можно было направить на разные вещи. Она решила помогать людям. Это было ее личное решение. Я видел, как она действовала. Я учился у нее. Я осознаю, что продолжаю ее дело. И делаю это по-своему.

Когда бабушка (царствие ей небесное) ушла, я, как мог, это подхватил. Я мысленно обещал ей. Это мои личные взаимоотношения с моим родом. С моим «коридором предков».

Не имеет смысла убегать из дома. Из него не убежишь. Не имеет смысла держаться за буквальный дом. Он всегда с тобой.

Я допиваю холодный кофе и выхожу из кафе.

Дома меня ждут мой ноутбук, глюкофоны, «посох дождя», поющие тибетские чаши, персидская кеманча, среднеазиатский тар, съеденная внутри термитами огромная австралийская древесная труба диджериду, пан-флейта, индейские маракасы, тибетская раковина, молитвенный колокол, ковбелл, …равновесие, смысл. Все это уже по ту сторону и счастья, и необходимости.

Глава 4. Любовь и вариации

Интервью, конгресс, письмо

– Андрей?

У выхода из кафе меня окликает женский голос. Знакомый голос. Надвинуть бейсболку на лоб, поправить темные очки, следовать своим путем.

– Андрей, вы не помните меня? Александра, факультет журналистики, семинар философии сознания. Несколько лет назад. Я еще брала у вас интервью. Для «Московского комсомольца».

– Вы, Саша?

Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. В элегантной молодой женщине узнаю необычную девушку. Невероятную девушку. Вопросы были неглупы, но как-то по касательной. Главное было потом.

– Да. Потом я нашла вас через несколько лет, приезжала писать репортаж о конгрессе нейрофизиологов. В Питере, помните?

– У вас всегда была интересная работа, – улыбаюсь.

– Слишком, – смеется. – Потом еще было письмо, – о на опускает глаза. – Забудьте про него.

– Пройдемтесь, Саша, дождь закончился. Поговорим. Не здесь.

Изящная и изысканная молодая женщина – тонкое лицо, гладкая прическа, дорогой брючный костюм цвета «нюд» – следует за мной. Это прекрасно! Я не увлекаюсь. Я не увлекаюсь! © Я слушаю.

– Сейчас все хорошо, Андрей Игоревич. С отцом ребенка. Помните? Он, правда, больше не занимается музыкой. Все теперь по-другому. Он ведущий программист известной корпорации. Уговаривает опять устроить свадьбу, – это она застенчиво.

– Вижу, – говорю с улыбкой. – Не сопротивляйтесь этому! На свадьбу – приглашайте! А письмо… Не переживайте, Сашенька. Мне оно дорого.

– Вы очень помогли мне.

– Вы сами помогли себе, я был только инструментом вашей самопомощи. По мороженому? Спешите? Фисташковое?

В начале сквера добродушная мороженщица нависает над передвижным контейнером. Вспомним детство.

Саша в минутном замешательстве.

– Спасибо. Жаль, что у меня до встречи с героем материала только 15 минут…

– У меня 14 ☺. Но думаю, нам хватит. Как ваш сын? – спрашиваю и расплачиваюсь за два стаканчика.

– О, сын… – и она начинает счастливо щебетать.

А я вспоминаю ее историю. То, что она рассказывала в баре, на второй день конгресса. То, что она рассказывала в письме. Если бы она бросила журналистику, она могла бы написать бестселлер, основываясь только на материале своей пестрой жизни. Она хорошо пишет. Не бросит.

Она написала обо всем не от первого, а от третьего лица. Профессионал ☺. А то другое письмо, о котором она теперь жалеет, то электронное письмо… Это не для книги. Я не забуду его.

Личное дело № 2: Александра

«Дорогой Андрей! Описываю ситуацию так, как она мне видится со стороны (я вижу себя со стороны).

Молодая женщина, журналистка, воспитывающая 6-летнего сына вместе со своими родителями, отправляется в командировку в отдаленный город, где случайно встречает своего друга юности, который когда-то, до ее замужества, начинал ухаживать за ней.

Когда они только познакомились на студенческой вечеринке (за 9 лет до описываемой встречи), она сразу выделила его из всех, это был словно огненный силуэт в ее сознании, каждое его движение, каждый жест искрил и впечатывался в память. Гордая девушка не могла обнаружить своего состояния – парень был слишком популярен в компании и с девушками вел себя дерзко. Он тоже мечтал о большой журналистике, сотрудничал с газетами. Он учился не в МГУ, как она, а в вузе „второго ряда“, и был там звездой курса.

Случилось так, что спустя год после знакомства и довольно оживленного, но не слишком частого общения в компаниях (он всегда ее провожал, подшучивая над ней по дороге, и однажды сводил ее на квартирник, все могло превратиться в роман), они оба участвовали в одном творческом конкурсе, где совершенно неожиданно победило ее эссе, а не его. Он воспринял это внешне нейтрально и пропал на время. Сама она ему не звонила и познакомилась в этот период с ребятами из музыкальной группы, их солист начал встречаться с ней.

Потом журналист снова возник, не объясняя, где пропадал полгода, стал искать встречи с ней; она поняла, что любит его, но инстинктивно чувствовала, что создать семью с ним не получится (точно в этом возможном будущем была заложена потенциальная опасность для нее), и, согласившись встретиться с ним, мучительно думала, рвалась и все-таки… не пришла. Она понимала, что это нечестно по отношению к музыканту, который ее действительно любил, и не смогла сделать ему больно. Она его тоже по-своему любила. Журналист, после ее неявки на свидание, заболел. А потом опять исчез. Девушка вышла замуж за музыканта.

Потом, уже в браке, она изредка встречала журналиста на мероприятиях – очень редко и всегда избегала разговора, спешила уйти. Его образ был как заложенная в судьбу бомба с неопределенной отсрочкой взрыва. Однажды в кафе они случайно столкнулись локтями – оказалось, что сидят за соседними столиками спинами друг к другу. Она была не одна. Он попросил ее блокнот и записал в него все свои телефоны. Она мучилась неделю и решила… просто сделать для него что-то хорошее: позвонила для того, чтобы предложить ему разворот под его статью в еженедельнике, который возглавлял ее хороший знакомый. Его голос по телефону был глухим и разочарованным. С публикацией тогда ничего не получилось – он был оскорблен тем, что статью приняли, но сильно отредактировали, и отказался печатать ее.

И вот, спустя годы, они встречаются в южном городе. У нее за плечами довольно счастливый брак с материальными трудностями, рождение долгожданного ребенка и почти сразу развод, одиночество, много яркой и трудной работы. У него за плечами суперкороткий вынужденный брак, сын, оставленный в годовалом возрасте, цепь романов, алкоголь, накопившаяся ипохондрия и чувство непризнанности.

Он сразу делает на нее „стойку“, все случается. После командировки привозит ее к себе (они живут в противоположных районах мегаполиса), и для нее начинается период разрывания между ним и сыном, с которым знакомиться журналист не спешит – ему это слишком больно, ведь своего собственного сына он не воспитывал, с матерью его не поддерживал отношений.

Когда она уезжает к своим, он сразу начинает пить. Когда она уезжает от сына, тот старается не плакать. Плачет в такси она, втайне от всех. Ей все время приходится делать выбор между двумя любимыми существами. Она не может вытащить из себя эту не случившуюся тогда любовь, этот крючок из юности. Он не может принять ребенка от другого мужчины. Он бесконечно ревнует ее к тому сопернику, с которым она давно развелась, и ко всем героям неудавшихся отношений. Он нервно реагирует на все ее разговоры по телефону. Он ведет себя как тиран. То балует ее, то груб с ней и даже жесток. Он запрещает ей видеться с друзьями. Он применяет насилие. Он устраивает себе гипертонические кризы с помощью тяжелого алкоголя – к ее приезду, чтобы она видела, как ему без нее тяжело. Он собирает информацию о ее прошлом (его прошлое даже более разнообразно, но она туда не заглядывает). Она уверяет его, что прошлое не имеет никакого значения, потому что она любит его и это очень глубоко. Он ей не верит. А когда верит, говорит: „А ты думаешь, легко просыпаться утром рядом с тобой и каждый раз думать о своей неудаче, о том, что все пропало, все слишком поздно? Я заслуживаю большего“.

Она, живая и веселая, чувствует в его доме себя как в шкафу, сложенной в три погибели, у нее начинаются приступы клаустрофобии (едва приехав к нему, она, не понимая, насколько близка к правде, шутила по поводу „замка Синей Бороды“), она все еще верит, что ее любовь хоть немного залечит его мрачность, его обнаруженный аутизм (он говорит: „Я думал, мы можем замкнуться от всех вдвоем“). Она старается во всем подчиняться ему, хотя не всегда получается. Она терпит грубость, крики „Где ты была???“ из-за получасового опоздания, она боится его и преодолевает этот страх. Она думает, что может вытерпеть все. Она даже хочет ребенка от него.

И вот здесь он говорит: „Все, дальше так продолжаться не может“. Он лишает ее близости, чтобы их отношения закончились. Она не может быстро уйти. Она уходит, потом возвращается. Короткий ренессанс – и все то же самое. Она умоляет его дать ей еще отсрочку. Хотя в минуты просветления спрашивает его с отчаянием: „Почему такое неравенство? Почему я точно не испытательном сроке у тебя?“ Она умоляет, безумствует, валяется в ногах. И он ее выгоняет.

Он порывает все связи с ней. Он не помогает ей переехать. Он блокирует ее страничку в „Фейсбуке“ и не отвечает на телефонные звонки. Предварительно он объясняет ей, что поступал так со всеми своими женщинами, которые с ним расставались, которые от него убегали (и только одна она не ушла), – чтобы ничто не напоминало ему об их существовании. Никогда. Точно их не было. Она учит себя не звонить ему, но все-таки набирает его номер, постепенно реже и реже. Она учит себя не плакать не только во время одностороннего разговора с ним в трубку, но и при мысли о нем. Несколько лет она пишет ему поздравительные смс с днем рождения (он – нет). Все закончилось, и она еще долго никого не может полюбить. А он по-прежнему боится боли – боится ее увидеть.

Вот и все, Андрей».