Текст книги "Музыка прощения"

Глава 2. Черновики детства

Люди, шкатулки, караты

Я открываю глаза, медленно встаю, перехожу на шаг.

Люди, люди, драгоценные люди. Все вы. Все мы. Мягкие драгоценности. Слишком мягкие, слишком хрупкие. Куда девается эта мягкость, эта органика, когда мы застреваем в… состоянии перманентной обиженности, например? Вылезают углы, кости, каркас, скелет – не суть, но смерть. Все, о чем вы боялись, но хотели спросить.

«Не надо, не надо так! Слишком много поводов обижаться в нашей быстротекущей жизни», – скажете вы. Я вас понимаю. Я знаю, как интересно вспоминать старые обиды, еще и еще перебирать их, подобно сокровищам, открывать эти сундуки подсознания, неосознанно наслаждаясь зрелищем, – так действуют многие, не подозревая об этом. Конечно! Ведь это яркие переживания. Подчас самые яркие, их «хозяева» именно поэтому стремятся погружаться в них вновь и вновь.

Поддельные сокровища. Дешевая бижутерия, проданная под видом драгоценных камней. Да многие и не хотят пойти и оценить у специалиста их истинную стоимость. Конечно! Ведь они получают с них свои собственные моральные дивиденды. Демонстрируют сокровища другим – в виде колье на обнаженных шеях или браслетов и перстней на изящных руках (женщины), в виде запонок на рубашках или орденов на геройской груди (мужчины). Щеголяют. Хвастают друг перед другом: смотри, мол, моя обида потяжелей и поярче, обида в столько-то карат (крупнее вашей во сто крат). Мне куда сильнее досталось в жизни, моя судьба-то поуникальней вашей будет!

Вы не такие, друзья? Обиды вас тяготят?

Не обкладываемся ли мы своими обидами, как «дарами судьбы»? Не ставим ли их на «призовые» полочки? Не заключаем ли в рамки под стекло? Помещаем в альбомы со школьными, свадебными, семейными фотографиями? Кладем в шкатулки с семейными драгоценностями, занимая то место, где могло бы храниться что-то подлинно важное?

Вам действительно надоело носиться с этими почетными атрибутами? Давайте поговорим об этом!

И тут я почувствовал, как айфон в моем кармане подал признаки жизни. Пришла смс-ка. Сигнал слишком ранний для работающих со мной. Тем более для тех, кому нужна помощь. Кто это может быть? Великий режиссер? Сразу перезвоню. Однако обычно в это время он только ложится.

Я останавливаюсь перед «Кофеманией». Интерьер в стиле «городские пижоны» – здесь пока пусто, только юноша-хипстер и девушка в чем-то вроде лазурного сари, с дикой, старательно встрепанной мастером прической (видимо, он работал над эффектом «медовый месяц в Хампи»), расположились в дальнем углу. Заказываю чашечку арабики с кардамоном и сажусь у окна.

Нет, это был не Виктюк.

Это Маргарита: «Встречаюсь с мамой» – и смайл, выражающий ужас.

Какой-то внутренний секретарь в моей голове нашел ее воображаемую карточку: «45 лет. Ухожена, образованна, успешна. Дважды разведена. Имеет взрослую дочь, с которой в сложных отношениях. Руководит эйчар-службой филиала крупной немецкой компании в РФ. Поставки медоборудования. Вышла на контакт самостоятельно, через „Фейсбук“».

Пока несут кофе, саундтреком к происходящему во мне звучит внятный, как рэп, поток ее слов. Я помню ее историю. Слегка хрипловатый тембр. Запись переслушивать не нужно.

Личное дело № 1: Маргарита

Мама никогда не считала меня красивой. Я была гадким утенком в детстве, да, мне это говорили часто. Мама, бабушка. Может быть, поэтому я дважды была замужем, и оба раза неудачно. Отношения с мужчинами меня никогда не складывались так, как я бы хотела. Хотя у меня всегда было достаточно друзей-мужчин, друзей-поклонников, некоторые из которых становились моими любовниками.

Я привыкла полагаться на себя, внутренне я очень одна.

В детстве я была долговязой, с нарушенными пропорциями, коротким тельцем и длинными руками-ногами. Я сама себе казалась каким-то инопланетянином. Старшая сестра была другой, правильной. Она, как говорили, родилась идеальным младенцем, с круглым лицом маленького амурчика. Я хотела быть похожей на сестру. Кажется, в детстве она ни о чем не беспокоилась, ни о чем не волновалась. Она была доброй, да. Она умела уступать мне. Я же младшая. Я же была нервной и ненавидела себя за это. Сейчас сестра не очень-то скучает по мне. Она меня любит, но дела, дела. Хотя она не работает.

Мама с нами была суховата. Она на все смотрела как-то рационально. Я никогда не слышала, чтобы она с нежностью сказала мне: моя красивая девочка! Я от нее этого ждала. Хотя бы раз! Ни в детстве, ни в подростковом возрасте, ни в юности этого не было. Мама такая деловитая у меня, практичная. Она не тратила себя на сантименты. А я не понимала, какая я. Хотя, пожалуй, я нравилась мальчишкам. Даже очень нравилась. Они все время что-то со мной хотели делать. Часто среди других девчонок выбирали меня. Косы обрывали, дрались за то, кто будет везти на санках, тащить портфель. Садились сзади за парту, трогали носками ботинок край юбки – сердилась ужасно. Осознание своей привлекательности было совсем в тумане. До сих пор не понимаю значения многих приключений, всего того, что было обращено ко мне – со стороны противоположного пола. Была очень не уверена в себе. И сейчас не верю самой себе, когда влюбляюсь. Не верю и своим героям.

В школе я много читала, под одеялом с фонариком тоже, в подростковом возрасте начало падать зрение. Пошли с мамой выбирать оправу для очков. Мне казалось: жизнь рухнула, очки пересекают мое странное даже для меня самой лицо и делают его слишком взрослым и некрасивым. Озабоченные взрослые лица такие… в них нет вдохновения. Нет очарования беспечности, как на девчоночьих лицах, лицах моих подруг. Это некрасиво. Я не хотела становиться такой. Я думала: очки – это все, это полный абзац! Перечеркнутое лицо. Мама дома уверяла меня в обратном: она говорила, что очки можно воспринимать как аксессуар. Типа стильно-модно-молодежно.

Мама врала мне, потому что, когда мы пришли в довольно хорошую оптику и я, бормоча, что мне ничего здесь не нравится, что я вообще не хотела идти, что я не могу носить очки, потянулась к одной оправе, которая висела на верхних крючках витрины… Тогда мама сразу брякнула: «Эту не бери, У ТЕБЯ ТЯЖЕЛАЯ НИЖНЯЯ ЧАСТЬ ЛИЦА, ЭТА ОПРАВА ТЕБЕ НЕ ПОЙДЕТ, НЕ ТРАТЬ ВРЕМЯ». Я повесила оправу на крючки и сразу вышла из оптики. Я прошла несколько метров, а потом разревелась. Я не могла совсем уйти, я ждала маму. Я чувствовала себя в тупике. Мама, конечно, очень рассердилась. Она тогда заказала мне дежурную дешевую оправу (расстояние между зрачками и диоптрии ей были, конечно, известны), без меня. Я не носила эти очки. Надевала только дома, когда мы все вместе смотрели телевизор. Они до сих пор хранятся у меня.

Сейчас я ношу линзы. Я их все время теряю.

Я не выношу людей, которые полностью уверены в своей правоте. Я не выношу безапелляционного тона, начинаю ужасно нервничать, как в детстве, когда моя рациональная мама говорила: «Зачем ты изобретаешь свои велосипеды?» Тогда мне сразу хочется сесть на велосипед и уехать.

Мне нравится моя работа, я ухожу в нее с головой. Наверное, меня считают стервой – я бываю очень жесткой, но иначе не добиться высокого социального статуса. Я ловлю себя на том, что становлюсь авторитарной, как мать, и мне это не нравится.

Вода, черновики, маргаритка

Понадобилось несколько длительных разговоров. Бедная Маргарита не могла открыться любви в своей быстрой жизни, с ее видимыми успехами и яркими развлечениями. Она знала, что любить – это больно. К сорока пяти годам все еще не разобралась со своими детскими ожиданиями от матери. Мы разговаривали с ней об этой фантастической паре «мать – дочь».

Маргарита, прости, я позвоню тебе позже, сейчас я просто мысленно побуду с тобой. Исполню маленький ритуал – специально для тебя. Гляди веселей, Марго!

Тот, кто слишком хорош, желает слишком многого.

Тот, кто думает, что слишком слаб, привязывается к видимо-сильному, но на самом деле не разбирает, кто силен, а кто слаб. Привык выдавать желаемое за действительное. И в итоге выбранное сильное оказывается не только слабым, но и совсем другим, не подходящим. И тогда остается только бросать и бежать.

Бесконечные черновики, обрывки, исчерканные поля.

Такая жизнь. Не получилось – скомкать и выбросить.

Нет! Марго, сядь уже за компьютер, пиши все в одном файле!

Мне приносят бутылку французской минеральной воды и – по моей специальной просьбе – стеклянную чашу-вазу в форме полусферы. Официанты думают: у каждого свои причуды. Но клиент всегда прав (я часто бываю здесь).

На моем столике есть еще одна ваза, узкая. В ней маргаритка и немного желтоватой воды.

Если что-то не так в ваших отношениях с родителями, если беспокоящие мысли об этом пришли вам голову, когда находитесь в центре города, среди людей, – что можно сделать? Что делать, Маргарита?

Отношения с родителями – одна из самых важных точек жизни. Отсюда не убежать.

Как бы там ни было, мы всегда связаны с теми, кого мы называем родителями, и эта связь неразрывна.

Мы все родом из детства, из этой волшебной страны, ведь верно? Что мы получаем от родных, от родителей? Мы получаем наследство, в любом случае. И это наследство для нас заключается не только в тарелках, шкафах, каких-то денежных знаках – это наследство для нас заключается в нерешенных и решенных вопросах.

Если кому-то из наших родных, из наших родителей не удается разрешить какой-то важный вопрос, не удалось закончить какую-то мешающую историю, ее заканчиваем мы. То, что не удастся проделать нам с вами, закончат наши дети. Это станет их историей, их вопросом.

Я хочу, чтобы ты, Марго, там, где ты находишься сейчас, настроилась на пространство, которое вне логики, вне ума, вне каких-то рассуждений. Я прошу настроиться каждого, кто читает эту книгу.

Я попрошу набрать немного воды – в пиалу, в стакан, – и пусть она будет рядом. С ней пока ничего не надо делать.

Я прошу сесть поудобнее.

Я открываю крышку стеклянной бутылки правой рукой. Выливаю воду в чашу, ставлю перед собой. Долго смотрю на нее. Я готов. А вы?

Медитация тепла (практика понимания и прощения родителей)

Закрой глаза. Глубокий вдох, выдох.

Прислушайся к звукам, которые тебя окружают. Шум улицы, звук машин, пение птиц, разговоры людей. Представь себе, что ты едешь в повозке. Вокруг зима, снег. Очень холодно. Деревья справа и слева покрыты снегом и льдом. Холодно настолько, что ты понимаешь – для того, чтобы достигнуть назначенного места, тепла может не хватить.

Ты выглядываешь в окно и видишь, что одно дерево растет вдалеке от других. Оно больше остальных, оно отличается от всех, и ты понимаешь, что нужно остановить повозку. В повозке рядом с тобой твои родители. Повозкой управляет возница. И ты говоришь ему, что нужно остановить повозку.

Повозка останавливается. Из нее выходишь ты, выходят твои родители, выходит возница. И по тонкой тропе вы направляетесь к дереву. Ты подходишь к дереву и видишь на его коре рисунок из снега и льда, это изображение чьего-то лица. Знакомые черты – глаза, губы. Присмотревшись, ты узнаешь собственное лицо на коре дерева. Ты понимаешь, что оно и есть древо жизни. И ты подносишь к древу правую руку. И указательным пальцем прикасаешься к нему. И древо вспыхивает. Огонь его не обжигает, но согревает.

И ты, и твои родители – вы впитываете в себя тепло древа жизни. А возница высушивает свою одежду. Почувствуй, как тепло древа жизни проникает в тебя. Как растекается по твоему телу. Как заполняет пространство настоящего, прошлого и будущего. И приходит прощение. Невероятный поток, бесконечное прощение вливается в твои мысли, в твою жизнь, в твои действия. Оно движется во всех направлениях – в направлении тебя, в направлении твоего рода, в направлении твоих мыслей.

Впитавшие в себя тепло древа жизни, наполненные светом и благословленные прощением, теперь вы отходите от великого древа. И ты говоришь своим родителям: не оглядывайтесь. То, что сгорело, ушло. И назад не вернется. По тонкой тропе вы возвращаетесь к повозке. Возвращаешься ты, возвращаются твои родители, возвращается возница. И вы садитесь в повозку и продолжаете дальнейший путь.

Теперь ты точно знаешь – для того, чтобы достигнуть назначенного места, тепла будет достаточно.

Открывай глаза.

Комментарий для читателей

Эта практика помогает осознать, что навязываемые вашими родителями и не срабатывающие в вашей жизни сценарии – то, что можно легко снять, не разрушив при этом вашей – дочерней или сыновней – любви.

Отделить неудачные родительские слова от них самих – способность подлинно взрослого человека. Родители, как и вы, имеют право на ошибку. Если вы уже разобрались, в чем она, простите ее родителям и «отклейтесь» от нее. Именно вам выбирать, жить согласно ей и дальше – или идти своим путем, любя каждого из родителей не как «неправильного себя», а как драгоценного Другого.

Ответственность за выбор точных слов и точных поступков в вашей судьбе лежит именно на вас. Давать любовь, тепло вашим родителям – именно ваше дело.

Каблуки, очки, хамелеон

Это очень сильный обряд. Завершив его, нельзя вставать сразу. Предупреждаю вас! Я посижу еще какое-то время. Не спешите. Отдохните, если есть возможность.

Я смотрю на воду. Поверхность колеблется.

Побудьте сами с собой какое-то время, молча. Полчаса или даже час. Потом вам будет нужно выйти на улицу и вылить ту воду, которая была в сосуде.

Не знающая себя Марго, забывчивая и сильная! Прошу тебя, перестань требовать от своей слабой матери любви к маленькой девочке Маргарите. От «прошлой» матери (которая давно другая, другая – не всесильная полубогиня детского восприятия, на высоких каблуках, пахнущая «Шанель № 5») – требовать «прошлой» любви, которой не хватило в прошлом. Прошлое прошло, Маргарита. Ступай и обними свою все уменьшающуюся мать, стареющую, тающую во времени. Пока не поздно, скорее обними!

Что касается очков.

Я не снимаю темных очков даже здесь, в кафе, чтобы не задеть кого-нибудь резким взглядом. Ненароком. Одна дерзкая девушка давным-давно сказала мне, что мой взгляд похож на язык хамелеона, который мгновенно метнулся и липким кончиком подцепил муху. Она была права. С тех пор я научился его гасить, но дополнительные роговицы не помешают. Я помню об этом.

Только что вошедшая группка парней смотрит на меня с изумлением.

Я медленно выливаю воду из чаши в кадку с пальмой и выпиваю остатки минералки прямо из бутылки.

Глава 3. Магия / гармония

Нет ничего неподвижного, все движется, все вибрирует.

Гермес Трисмегист. Изумрудная скрижаль

Кардамон, рыбы, подводные камни

Принесли дымящуюся узкую чашку, сопровождаемую терпким запахом кардамона, крепости, кофейной горечи. Благодарю, да, да, все хорошо, нет, меню можно забрать, спасибо.

Дорогие мои собеседники, я шокирую вас, если скажу, что подлинник любви связан с переживанием пустоты. Отложим эту мысль на потом.

Я хочу записать нечто важное, но вместо этого вдыхаю густой восточный запах и смотрю на движущиеся силуэты прохожих за стеклом.

Как неуклюже мы любим, как не умеем выразить себя, как боимся отпустить своих детей, как боимся ослабить контроль над их действиями, боимся их ошибок, боимся, что им будет больно так, как нам, – и оттого делаем им больно иначе! С силой хватаем их за ручки и руки, с силой прижимаем к груди, с почти вампирской силой и мукой от предстоящей разлуки впиваемся поцелуями в их круглые детские щеки, потом в их юные щеки, покрытые нежным румянцем или мягкой щетиной! Как мы бываем дики и неуклюжи! И дети не умеют читать нас – они бегут от этой дикости, а потом бегут от любой любви.

И эти дети, не понимающие жадно любящих взрослых дети, – тоже мы. Мы ждем любви от родителей, бабушек и дедушек, братьев и сестер, от наших друзей и наших учителей; потом мы ждем ее от наших возлюбленных. Нам ее недостает, нам ее не хватает. Обезлюбленные, мы хватаем воздух пересохшими ртами, как доисторические рыбины, выползшие на доисторический же песок, которые не знают, отрастить ли им лапы, чтобы, переваливаясь, пойти по суше или вернуться в более привычную стихию и продолжать удлинять плавники.

Подчас мы просто не догадываемся, что наша тоска по другим происходит от того, что мы сами оказываемся неспособны эту любовь вырабатывать.

Мы живем НЕ ПРО ЭТО. Мы не прощаем ничего – никакого ущерба, избытка, отсутствия. Мы не умеем плавать в любви, мы не ловим ее поток. Даже если, как те рыбины, выбираем путь плавников, возвращаемся в воду. Мы в воде, но фиксируемся на всякой фигне – на подводных камнях.

Я думаю о том, какие они, эти подводные камни, запирающие поток любви. ОБИДА, СТРАХ / НЕДОВЕРИЕ/, ВИНА, ЛОЖНОЕ ПРАВДОЛЮБИЕ, ПРИВЫЧКА К ИМИТАЦИИ. Эти – самые крупные.

Я думаю о каждом из вас. Я думаю о каждой из вас. Сосредотачиваюсь на самом важном. Чувствую всеобщую тоску по любви. Проваливаюсь в нее. Я присутствую. Здесь и сейчас.

Раковина, кольцо, простота

Думаю о том, что любая история, особенно история любви, – это всегда продолжение какого-то важного урока, важного разговора, важного диалога. Это опыт магии, доступный каждому.

Словно когда-то он начался и теперь продолжается, и он обусловлен различными нашими поступками. Мы часто даже не понимаем, что с нами происходит, почему все именно так, а не иначе? Эти вопросы начинают занимать наши головы, мы все время хотим что-то улучшить, как-то привести все в порядок, а оно как-то не приводится.

Как же с этим всем быть? Кортасар написал когда-то замечательное стихотворение:

 
Любовь – морская раковина, та,
Что ныне вторит бывшему прибою
И тем живет, преобразив собою
И розу, и лазурь, хотя пуста.
Цветы теряют яркие цвета
По осени, и звуки тишиною
Сменяются, но все-таки весною
Любовь начнется с чистого листа.
И никогда она не перешла
Самой себе поставленной границы,
– Так лилия бела во тьме любой, —
И статуя разбитая цела
В том будущем, где сможет повториться
Во сне и в камне, в имени – любовь.
 

Это стихотворение написано круговым методом. Кольцом. Начинается со слова «любовь» и заканчивается словом «любовь». Где все воскресает, все возвращается вновь. Вот в этом колесе, колесе любви, как в колесе судьбы, находимся мы с вами.

Когда мы помещаем в себя другого, когда мы готовы пожертвовать своими амбициями, своей гордыней, даем свободу тому, кого любим, – мы даем свободу потоку любви. Ведь это так важно.

Очень часто бывает так: в какой-то момент тебе кажется, что ты хочешь, чтобы тот, кого ты любишь, изменился или принял специальный облик, образ. А это совершенно не нужно, тебе это совершенно не нужно. На поверку оказывается, что тебе просто нужно быть вместе, просто быть рядом, принимая человека таким, какой он есть.

Мы так часто усложняем то, что не нужно усложнять. И упрощаем то, во что, может быть, стоило бы всмотреться. Все, что я хочу, – это помочь вам воссоединиться с тем, без чего вы не можете жить, подключиться к силе любви. Простить прошлое и лишнее, отказаться от не-вашего, примириться с собой, со своими близкими и своими далекими.

Вы это сможете сделать сами.

Магия – это вовсе не так невозможно для каждого из вас, как кажется.

Магия – это позитивное безумие, с точки зрения обыденной логики, но, пожалуйста, не пугайтесь. Ведь вы же не хотите, чтобы ваша жизнь была лишь обыденна?

Так же как интуиция выигрывает в сложном мире, переполненном информацией, так желание что-то сделать (например, для любимого существа) радикально меняет реальность.

Каждый из вас знаком с хотя бы одним видом магии – магией любви.

Первые люди, проницаемость, настройки

Большинство людей не занимаются магией осознанно и не отдают себе отчета в своих «точечных» магических действиях. Но они их совершают.

Что это? Нечто следовое в жизненных сценариях многих?

Я делаю глоток крепчайшего кофе и думаю о том, как в нас развивалась способность к мистическому мироощущению. Как у «первых людей» появились обряды и ритуалы, сопровождавшие самые важные события жизни: рождение и смерть, начало и завершение охоты, начало и завершение «военных действий» (племя защищалось от соседей или нападало, чтобы получить лучшую землю, охотничьи угодья и так далее)? Это большая тайна. Мы не знаем, когда произошел этот «старт» магии и мистики. Это было, есть и будет. Это очень про человека, и мы можем только в виде модели разворачивать это в линейном времени.

Линейно это выглядит так. Совершая обряды, принося в жертву кому-то невидимому мясо и фрукты, столь необходимые им самим, наши предки вступали в контакт с высшими силами, присутствие которых явственно ощущали. Именно с этого и начался собственно человек: дитя природы, ощутившее потребность говорить со своим Создателем, пребывать в постоянном диалоге с Ним.

Сложилась система ритуалов – возник человек культурный. Племена кочевали в поисках лучшей доли – менялся климат, пустели или слишком разрастались леса, людей гнали в путь пожары, наводнения, хищники… От большого племени отделялись семейные, родовые кланы – чтобы создать собственную общину. Человечество расселялось по планете, новые поколения уже не помнили о прародине.

Традиции общения с высшими силами тоже, конечно, видоизменялись – в практиках использовались те растения, что произрастали в данной местности и не были известны предыдущим поколениям. Культовые предметы делали из местных материалов, которых не знали там, откуда пришли; да и задачи перед людьми, обитающими в жарких странах, вставали совсем иные, чем перед их северными собратьями. Так создавались самостоятельные мистические учения – и, возникнув, в какой-то момент обретали герметичность, чтобы защитить накопленный опыт и от чужаков, и от непосвященных. Тем не менее взаимосвязь всех мистериальных традиций, учений и культов Земли очевидна: об этом свидетельствуют удивительные совпадения, встречающиеся в ритуалах и учениях народов, живущих в разных уголках света и многие сотни лет не пересекавшихся.

Как бы по-разному это ни звучало, все говорят об одном. Карпатский мольфар, взывающий к силе Дыгании, и китайский маг, взывающий к потоку энергии Ци, обращаются к одной силе: ко всему живому, ко всему, что дышит. И это не только одушевленный мир – это и деревья, и камни, и реки, и море, и небо. Таков отголосок древнейшего знания, открывшего человеку одушевленность мира.

Разве различные традиции, разделившись и развившись в целостные мистические учения, полностью перестали взаимодействовать друг с другом? Разумеется, нет! Ведь люди путешествовали и встречались, изучали чужие культы и привносили полученный опыт в собственные традиции, создавали нечто новое, основанное на смешении нескольких древних учений.

Сейчас информационная проницаемость мира позволяет нам делать это интенсивней. И это происходит.

Те из нас, кто по рождению, воспитанию, саморазвитию способен отделять зерна сути от плевел, помогают другим.

Настраивают на главное. Оказываются учителями, психологическими редакторами и корректорами для большинства. Прямыми и неявными.

И они тоже учатся.

В стремительно детализирующемся мире максимальную ценность приобретает даже не информация, а верные векторы внутри нее. Верные настройки.

Я чувствую, что пришло время для моей самой любимой, самой прекрасной медитации. Я закрываю глаза. Я обращаюсь к каждому, как к самому себе, и к себе, как к каждому. Будьте сейчас со мной.

Будьте с собой.