Текст книги "Волшебник"

10 глава

Каждый человек безусловно хорош, когда трудится на своём месте, или вовремя закопан.

Галет Вениамин Андреевич.

Партийная конференция аграриев Юга страны завершилась в Ставрополье. Директора колхозов, совхозов и вновь организованных сельскохозяйственных кооперативов делились опытом прогрессивного растениеводства и животноводства, и ставили перед представителями государственных органов и коммунистической партии конкретные вопросы. Так председатель агрохозяйственного объединения тов. М. Горбачёв предложил всемерно расширить посадки конопли на неудобьях и бросовых землях. Новые сорта, выведенные советскими селекционерами, не имеют в составе ядовитых веществ, но могут стать ценнейшим сырьём для производства бумаги, комбикормов и другой сельскохозяйственной продукции.

«Сельская жизнь», 18 декабря 1971 года

Когда Полянский, Воронов и Пельше покинули кабинет, и Пленум продолжился уже в новом составе, Брежнев огласил второй вопрос – экономическая реформа. Но перед тем, как озвучить положения собственно реформы, он подробно и с цифрами рассказал, что народ в СССР, по сути, недоедает, восполняя дефицит продуктов за счёт картофеля и хлеба[29]29
  Как и в реальной истории.


[Закрыть]. Что в магазинах – повальная нехватка овощей, фруктов, мяса, а после огласил главные причины этого: нехватка кормов и мощностей по переработке сельхозпродукции, тех же элеваторов. В страду машины теряют десятки часов в очередях на сдачу зерна, а овощехранилища могут принять только пятьдесят-шестьдесят процентов урожая. Остальное сгнивает на полях и в овощехранилищах колхозов, сгнивает бездарно, не превратившись даже в корма для животных.

– Я, когда читал это, мне было нестерпимо стыдно за нашу страну, за нас, руководителей этой страны. Зачем мы тратим сотни миллионов рублей на космос, если у нас двадцать процентов детей недоедают? Зачем такая советская власть нужна? – Брежнев стукнул кулаком по столу. – Вон, Андрей Кириленко, понастроил себе в области госдач и пансионатов. А ты знаешь, что треть рабочих Уралмаша до сих пор живёт по баракам? Как ты спишь в мягкой постели, если у тебя люди в вымерзающих комнатках в пять квадратов? Зачем нам армия в четыре с половиной миллиона здоровых крепких мужиков, если у нас в хозяйстве беспорядок?

– Так оборона же, Лёня, – попытался возразить Кириленко, знавший главу государства ещё с войны.

– Нашу оборону обеспечивают атомные ракеты и бомбы, – ответил Брежнев. – Даже если мы взорвём их на нашей территории, то всему миру крышка. По сути, даже ракеты и самолёты не нужны. Собрать всё в одном месте, да вывести на кнопку, вот вам и оборона. Но ладно. Ракеты, самолёты, корабли… Армию мы зачем так раздули? И мало того, что это люди, вырванные из народного хозяйства, они же «жрут» в три горла – топливо, машины, снаряжение, техника. Я Гречке, конечно, дал команду начать сокращение армии до двух миллионов, но вижу по глазам, что он против. Спрашиваю, а зачем тебе такая армия? Ну вот какая практическая надобность в ней? Несёт что-то про империализм… И, товарищи, если вы думаете, что волнения шестидесятых – это случайность, то вы все крепко ошибаетесь. Если, не дай бог, полыхнёт по-настоящему, нас всех сметут, как мусор веником. Не хотите думать о стране, подумайте хотя бы о своей судьбе и судьбе своих детей. А специально для тех, кто лелеет мысль об уютном домике на Западе, хочу сказать, что судьба предателей незавидна и весьма коротка.

Что страна умела делать блестяще, так это читать между строк. Ну и, конечно, сами члены политбюро тоже не являлись монолитами секретности. Там сказал слово, тут обсудил с приближёнными Пленум, вот и расходились по стране информационные волны. И первое что подумал народ: «Неужто Лёня за дело взялся?

А Леонид Ильич действительно взялся. Рычагов власти у него хватало, но и, например, Косыгин, которого постоянно одёргивали и не давали нормально развивать народное хозяйство, получив свободу от партийных управленцев, развил бурную деятельность: сразу освободил колхозы и совхозы от гор отчётности и предоставил им право самим выбирать, что и как производить.

Со скрипом и хрустом государство поворачивалось к работникам села не тем чем обычно, а лицом.

Стимулированная партией и органами правопорядка, торговля повезла на село товары повышенного спроса, а количество машин-автолавок выросло в пять раз в основном за счёт армейских автомобилей, переданных и списанных по амортизации. Это были ещё вполне живые грузовики, способные прослужить лет десять или более, но для дальнейшей консервации на случай войны они уже не годились.

Нельзя сказать, что на работников сельского хозяйства пролились реки благополучия и достатка, но, всё же, ситуация начала выправляться. Равно как и в городах, где многое из того, что ранее распределялось через своих и принципиально не попадало на прилавок, вдруг стало появляться в продаже. Да, с очередями, да, часто с драками и скандалами, но теперь люди хотя бы увидели дефицитные продукты, и могли, постояв в очереди, побаловать своих родных деликатесами.

Торговля ставила палки в колёса всеми способами, но, когда к работе подключился Комитет Госбезопасности, а нарушения правил торговли отнесли к общественно-опасным деяниям, всё сразу стало намного проще.

Виктор, всегда тщательно следил за настроениями в обществе, конечно, видел всё, что происходит, и это его радовало. Он всё-таки написал своё эссе по экономической и внутриполитической ситуации в СССР, а Судоплатов отпечатал текст в институтском вычислительном центре и, не читая, вложил бумагу в папку.

Где-то через неделю Брежнев, который стал чувствовать себя значительно лучше, после отказа от препаратов, прописанных Чазовым, работал с документами и просматривал материалы от Павла Анатольевича.

Там на четырёх листках машинописного текста изложили то, что он в общем и так знал. Засилье тяжёлой промышленности, хроническое недофинансирование лёгкой, смещение фокуса снабжения в города и прочее.

Но присутствовал и совсем другой документ, отпечатанный на перфорированной бумаге ровным машинным шрифтом. В первой части документа перечислялись все болевые точки СССР, и здесь, кроме известных фактов, было и кое-что новое. Например, принципиальная зависимость СССР от поставок из-за рубежа. У западников брали буквально всё, и, что особенно напрягало, – покупали стратегические материалы и изделия. А на памяти ещё была свежа история с алюминием, который до войны в СССР в промышленных масштабах не производился, и который пришлось везти из-за океана.

В документе напротив каждого критического замечания было написано, как решать проблему. Например, в случае с сельским хозяйством предлагалось максимально увеличить производство зерна и число элеваторов, а следом, благодаря зерну, подрастёт и животноводство, и птицеводство. Потому как вся живность, в итоге, потребляет то же самое зерно, и даже комбикорм высокого качества для коров производится с добавкой зерна.

Документ на трёх листках содержал чёткую и понятную программу решения всех названных проблем. Коротко, ясно, без умствований и тягомотины. Да, решения эти не были лёгкими и простыми, как, например, планы по развитию электронной промышленности, но чётко доказывалось, что мы получим, если последуем рекомендациям, и что, если нет. И это был совсем другой уровень аналитики, нежели тот, к какому привык Брежнев, – не многостраничные доклады, а короткая внятная записка, как рапорт разведчика в армии. Враг там-то, такими-то силами собирается двинуться туда-то. Для противостояния нужны такие-то силы и такой резерв. Если не парируем, то будут вот такие последствия.

Леонид Ильич не хотел признаваться, но возраст давал о себе знать, и сложные документы, с огромным количеством «воды» и пустых рассуждений, вызывали у него глухую тоску. Таков был некий стандарт внутренних документов в ЦК, и никаких других вариантов не предполагалось. Самые внятные бумаги поступали от военных и органов правопорядка, но и там зачастую «растекались по древу».

А тут – лишь сухая констатация фактов и способы решения. Причём в некоторых случаях стояли пометки, что варианты решения нужно уточнить у специалистов и согласовать по срокам. Видимо, автор таким образом подстраховывался в тех областях, где не очень хорошо ориентировался.

Брежнев отложил листок и склонился над селектором.

– Коля, пусть чаю сделают, и пригласи Агентова, Голикова… всех. Будем разговаривать.

Помощники Брежнева были особой кастой. Им могли простить ошибку, но не лизоблюдство или подхалимаж, поэтому обсуждение получилось жёстким. Удивило Леонида Ильича, что практически все его референты согласились и с формулировками критических уязвимостей СССР, и со способами решения. Особое внимание уделили проблеме армии. Целая страница посвящалась объяснениям, почему в ситуации наличия тактического ядерного оружия не нужен сплошной фронт, и почему не нужно иметь «под ружьём» четыре с половиной миллиона призывников. Обосновывалась необходимость широкой системы подготовки резервистов, поддержания их навыков. Также обосновывалась и разумная численность армии в миллион профессионалов, способных, как навести шорох в локальных и скоротечных конфликтах, так и сдержать армию вторжения, пока будет разворачиваться мобилизация.

– Леонид Ильич, – Александров-Агентов ещё раз пробежал глазами листок с текстом. – А я хочу отметить весьма профессиональный подход к вопросу: отличное структурирование и практически энциклопедические знания автора документа. И я был бы не против познакомиться с ним лично.

– Это из подвалов военной разведки вылезло, – со вздохом сказал Брежнев. – Я бы тоже познакомился с автором или коллективом авторов, но это даже не уровень Судоплатова. Он у них курьером работает.

– Ого, – Георгий Цуканов покачал головой. – Но это хорошо, что они впряглись. Лишний взгляд и ещё одна голова нам не помешают.

– Одна? – Агентов хмыкнул. – Да тут настоящий Дом Советов. Я, конечно, уточню ряд моментов, особенно, что касается финансовых кругов Запада, но выглядит всё логично и последовательно.

– Насчёт армии – посоветоваться только не с кем, – проворчал Брежнев. – Гречко всё в свою сторону тянет. Ему и в десять миллионов армию дай, и то не поперхнётся.

– Может Матвей Васильевич Захаров? – предположил Виктор Голиков. – Крепкий профессионал, в мелких интригах не замечен, да и с Гречко, в сложных отношениях.

Думал Брежнев недолго:

– Давайте их обоих и Устинова к четырём часам в Завидово. Будем разговаривать.

Маршал Гречко ехал в Завидово с тяжёлым сердцем. Лёня уже сказал, что будет сокращать армию до двух миллионов в течение десяти лет. Но может что изменилось? Вон и Захарова потребовал взять с собой. Министр обороны не ладил с начальником генштаба. У них были противоположные взгляды на характер будущей войны, и это уже не изменить.

Брежнев встретил военачальников почти у входа, что говорило о особом расположении. Гостей сразу провели в рабочий кабинет на втором этаже, где уже сидел генерал-полковник Устинов, и усадили в мягкие кресла.

– Я вот чего пригласил вас, – Брежнев держал в руке сложенный пополам листок, в который временами заглядывал, словно сверяясь с тезисами доклада. – Вот ты, Андрей, всё убеждаешь меня в том, что и четыре миллиона мало, и нужно хотя бы шесть. А я вот чего хочу спросить. Где ты собираешься применить шесть миллионов солдат? Для каких целей? Ну, ладно, не шесть, а хотя бы четыре? Четыре миллиона обычных гражданских мальчишек, в лучшем случае два года изучавших постановления пленумов, а из автомата сделавших максимум по десять выстрелов?…

Ничего об этом Виктор, понятное дело, не знал. Написал документ, отдал, и всё затихло. Учёба отнимала почти всё время. Физика во всех разделах, включая аэродинамику, математика, математическая физика и прочие мудрёные науки неожиданно захватили его. Даже самая простенькая модель самолёта, сложенная из листа бумаги, летала подчиняясь десяткам правил и законов, не говоря уже о настоящих самолётах, где таких законов были тысячи. А ещё ему было просто интересно учиться. Преподаватели – специалисты высочайшей квалификации не жалели сил и времени на студентов. Поэтому зимнюю сессию он сдал на отлично и, как результат, получил повышенную стипендию. После ему пришлось выдержать настоящее сражение с комитетом комсомола, который вдруг решил, что Виктору всё очень легко даётся, и нужно его нагрузить общественной работой. Пришлось отбиваться и от завкафедрой физкультуры, который внезапно разглядел в первокурснике огромный спортивный потенциал. С комитетом договорились на одну газету в месяц, причём только на эскиз, а раскрашивать будут другие. А физкультурник был просто послан в мягкой форме, но однозначно по адресу. Слова «спортивная честь» вызывали у Николаева зубную боль, несварение желудка и желание обесчестить какую-нибудь спортсменку. Но также легко, как с комсомолом, договориться здесь не получилось. Завкафедрой физвоспитания пошёл к руководству, и в один из дней Виктора вызвали на ковёр к декану самолётостроительного факультета Андрею Ивановичу Ярковцу. Декан сначала выслушал возмущённую речь физкультурника, а после поднял глаза на Виктора.

– А вы, молодой человек, вижу, совсем не чувствуете за собой никакой вины?

– А должен? – удивился Николаев. – Мне казалось, что общественная работа – дело добровольное. Особенно когда дело касается таких времязатратных вещей, как спорт. Что лучше – хороший инженер, или полуинженер – полуспортсмен? Да кого вообще интересуют спортивные достижения человека, если у него по службе непорядок? А ещё одно замечание хочу высказать нашему уважаемому Николаю Павловичу. Насильно мил не будешь. Если я не желаю заниматься представленными у вас видами спорта, то это, как минимум, означает, что хороших результатов от меня можно не ждать и время на меня не тратить.

– Что значит «представленными»? – сразу ухватил мысль Ярковец.

– Я занимаюсь спортивно-боевой гимнастикой у-шу. Час с утра, два часа вечером в любую погоду и три – четыре часа по субботам. И ни на что другое тратить время не желаю, да и не могу. Учёба и так съедает всё свободное время.

– Да, – декан кивнул. – Учитесь вы на одни пятёрки, – и повернулся к тренеру. – Николай Павлович, к сожалению, Виктор прав. Я не могу заставить его выступать от МАИ на спортивных состязаниях, да и не будет от этого прока. Так что, либо уговаривайте, либо отступитесь.

Разведывательные сводки по восточному направлению ложились на стол заместителю директора ЦРУ, трёх звёздному генералу Эдварду Кушману, в понедельник утром, чтобы во вторник он, собрав своеобразный дайджест новостей, составил доклад руководителю Центральной Разведки Ричарду Хелмсу. Тот свою очередь готовил к пятнице сводный доклад, который представляли Президенту.

Но, вчитавшись в мелкий текст сводки, Кушман почувствовал, как пересыхает в горле. Волевым усилием заставил себя перечитать всю сводку и, по устоявшейся за время службы в морской пехоте привычке, набросал план события, и, подумав какое-то время, ещё раз пробежал глазами документ.

Выходило так, что все тщательно взращиваемые акторы влияния в окружении русского генсека были практически одномоментно убраны с доски.

Кушман посидел, глядя в стол, и, вздохнув, собрал материалы в папку, встал, одёрнул мундир и пошёл по коридору, чтобы подняться на этаж к кабинету директора.

Секретарь пустила его сразу, понимая, что заместитель не будет дёргать главу ЦРУ по пустякам.

– Сэр… – Кушман шагнул в кабинет и чётко козырнул.

– Бросьте, Эдди, – Ричард Хелмс, махнул рукой, не отрываясь от газеты, которую читал, попивая чай из большой красной кружки, – что там у вас? Советы решили прокопать тоннель до Америки?

– Нет, сэр, – генерал положил на стол перед директором сводку. – Сначала они убрали своего Андропова, а теперь ещё двух хороших парней – Суслова и Пельше. Суслов был на контакте с Фокусником, а Пельше через нас проводил свои финансы.

– Это плохо, – Ричард Хелмс, опытный разведчик, отставил чашку в сторону и прикрыл глаза. – У нас так никого не осталось в их Политбюро. А если учесть, что перед этим выбили ещё десяток перспективных кадров, то можно предположить, что у нас большие проблемы… Но движения по людям в последнее время не было, и контактов не было. Чего это комми вдруг забегали, а? – Генерал Хелмс отбросил газету и, открыв ящик стола, достал сигареты, закурил и выдохнул дым под потолок. – Так, Эдди, давай собери человек пять – пару аналитиков, оперативников, ну и ликвидатора к ним в компанию. Больше не нужно. У нас же есть в посольстве вакансии на такой случай? Вот пусть они и приедут в Москву и всё подробно и с чувством разнюхают. Пусть походят по салонам, по тусовкам… Пусть вообще делают, что хотят, но мне нужна первичная информация. Кто, что и зачем. Подготовьте для них каналы экстренной эвакуации и спасения, в деньгах не ограничивайте. Москва скупых не любит.

Комитет Госбезопасности пережил уход Андропова довольно спокойно. Семён Кузьмич Цвигун легко перехватил каналы управления и, мгновенно сориентировавшись, перенацелил большую часть оперативников на экономическое направление. В ход пошли многочисленные дела, приостановленные из-за позиции местных партийных органов, но сейчас, когда партийцам стало не до того, все они пошли в дело, породив гигантский вал арестов и судов. На запад успели сбежать единицы. В основном те, кто там уже был на отдыхе или в командировке. Но потери в основном касались торговых генералов, тогда как низовые продавцы и руководители подразделений в основном получали предупреждение в личное дело и возвращались на рабочее место.

Конечно, все понимали, что страха, который нагнали на торговцев, им хватит ненадолго, но даже эти пять – десять лет, многое значат. А после можно и повторить.

Заодно «причесали» блатных, приблатнённых и всяких асоциалов, чётко обозначив новые границы дозволенного и невозможного. Ну а те, кто не понял, пополнили фонд учебных пособий в медицинских институтах[30]30
  В мединституты для учебных вскрытий доставляли неопознанные трупы.


[Закрыть].

Ситуация с продуктами питания, хозяйственными и бытовыми товарами, сферой услуг и преступностью изменилась не сильно круто, но так, что это почувствовали все. И прежде всего те, кто до сих пор был не избалован вниманием государства – рабочие, мелкие служащие и низовые инженерно-технические работники. Все те, кто получал по 120 рублей, отказывая себе практически во всём, чтобы, например, съездить отдохнуть, и те, кто жили зачастую впятером в двухкомнатной малогабаритной квартире.

С квартирами, конечно, быстро решиться не могло, как и с продуктами питания, но даже крошечные улучшения, которые произошли, были оценены людьми. Люди жаждали позитивных изменений, и те вдруг стали происходить, причём по всем направлениям.

Но самым резонансным стало закрытие партноменклатурных кормушек и спецраспределителей. Конечно, на местах и в отдельных парторганизациях этому сопротивлялись, как могли, но от простых людей такие вещи не скрыть, и в оставшиеся «заповедники коммунизма» приезжали сотрудники КГБ, тщательно фиксировали все нарушения, после чего суд выписывал виновным и причастным путёвки на стройки Севера и Сибири.

Конечно, Виктор примерно просчитывал последствия изменений в огромной стране, когда её руководитель вдруг вспомнит о своих обязанностях, но вот такую лавину предугадать не мог. Слишком многое находилось в подвешенном состоянии, слишком много недовольных, которых ещё не сломала система, и не согнули в дугу ежедневные проблемы. Ну и, конечно, были живы и вполне в силе ветераны прошедшей войны, которые точно знали, за что они воевали, и за что отдали свои жизни тридцать миллионов советских людей. Кроме того, связка «торговцы – мафия – партработники – милиция» ещё не обросла связями и не закостенела, и, почувствовав серьёзную опасность, они с увлечением стали жрать друг друга, сдавая схемы преступных связей. Потому многочисленные члены этого спрута массово уходили на шконку[31]31
  Шконка – лежанка в местах лишения свободы.


[Закрыть] вместе с секретарями, завотделами, бывшими сотрудниками органов и заслуженными ворами вперемешку.

Люди поопытнее и включённые в информационную среду высшего руководства СССР, видели, как страна сделала пока ещё робкий и неуверенный шаг назад от пропасти.

Судоплатов, получив должность советника Брежнева, теперь докладывал раз в неделю и стал мелькать не только в Завидово, но и в кабинете в здании Сената. Соответственно, вырос его аппаратный вес и статус. С охраной решили просто. ГРУ выделило пару волкодавов из тех, кто по состоянию здоровья уже не могли полноценно скакать по полям и весям с автоматом, но вполне годились для неспешных прогулок по Москве с пистолетом в компании такого же престарелого имперского волка.

Постепенно из забытья и опалы стали возвращать и других заслуженных работников НКВД и МГБ, сметённых хрущёвской метлой, таких как Зоя Воскресенская, Леонид Романович Квасников, Илья Григорьевич Старинов и других. Работа у них была относительно простая – собирать по стране независимую статистику и информацию по положению в обществе и готовить сводный доклад, который Брежневу озвучивал Судоплатов. Себя они прозвали «весёлыми ребятами» и часто выезжали в командировки по стране, собирая первичную информацию у людей в разных городах и сёлах.

Материалы «весёлых ребят» всегда отличались беспощадной точностью и убийственной правдивостью, и часто противоречили материалам от помощников Брежнева. Генсек мгновенно оценил новый независимый источник информации и доверял материалам старых разведчиков полностью.