Текст книги "Мастер сглаза"

21

На уютном Гариковом диване я с каждым разом просыпался все позднее и позднее.

Нет, не подумайте, я с огромным удовольствием вернулся бы в «хрущёвку», но она оказалась квартирой Николая Николаевича и потому пребывала в опечатанном состоянии. Когда я заикнулся о месте прописки, мне было буркнуто только, что мне туда нельзя – в привычной манере, без комментариев. Возможно, они и правы – чем меньше я знаю, тем меньше смогу нанести вреда своим. Импровизация и самокомпенсация – щит и меч квалифицированного мастера сглаза! Вот те альфа и омега, вот та печка, та, если хотите, дудка, от которой должны плясать коммунары!

Крепко въелось в сознание, никакое бытие его не берёт.

Я глянул на часы. Да, пора. Через полчаса явится прислуга (она у Гарика действительно есть, но приходящая), негоже встречать её в постели. А вдруг она… Нет-нет, она пожилая, ворчливая, будет долго переспрашивать у меня, кто я и откуда, гундеть и жаловаться на безденежье. Такая толстая противная коровища.

Тем более вставать пора.

Преодолев первый потенциальный барьер, я обнаружил, что утро сегодня полно неожиданностей. Первая стала приятной: она представляла собой телефон Nokia 3310, подержанный, но вполне сотовый. Записка, приложенная к нему, гласила: «Это пока твой служебный телефон. Сам старайся не звонить. В верхнем ящике стола – инструкция. Г.». Вот именно, «Г.», жадина-говядина: «старайся не звонить!» Зачем тогда вообще мобильник?

Вторая неожиданность тоже могла считаться приятной, но только потому, что исходила от Маши. Это тоже была записка, а вернее сказать, полномасштабное письмо-инструкция по использованию телепрограммы. На двух страницах, исписанных крупным, почти школьным почерком, мне предписывалось смотреть все прямые трансляции всех спортивных состязаний, и, что самое противное, лотерей. Чтобы не дать мне лазейки для халявствования, по каждой позиции Маша привела результаты, которых мне надлежало достичь.

В промежутках мне предлагалось заниматься с костями и картами – ну, это мы уже проходили. Изучив инструкцию пристально, я уважительно выпятил нижнюю губу. Маша оказалась так основательна, как бывают основательны только женщины-руководители. Примерно раз в полтора часа у меня были паузы по 10–15 минут, а с 13:45 по 14:20 предполагался, видимо, перерыв на обед.

День обещал быть продуктивным.

Очевидно, Маша всерьёз заботилась о нашей общей безопасности и намекала, что теперь большая часть ответственности за мои художества ложится на меня самого.

Отлично. Я на самом деле люблю, когда мною толково руководят. И вообще, теперь и у меня появилось какое-то подобие планомерной полезной деятельности.

Цели поставлены, задачи очерчены, за работу, товарищи.

Я с радостью окунулся вначале в ванну, а затем и в работу.

Даже приход прислуги (естественно, миниатюрной и складной) не выбил меня из рабочей колеи. Вернее сказать, борозды, потому что пахал я без дураков.

Так прошло три дня. Я понял, как соскучился по нормальному рабочему дню, по человеческому расписанию, которое можно ругать, можно обманывать в мелочах, получая от этого злорадное удовольствие – но зато в конце дня имеешь полное право сказать себе: «Всё, сегодня я сделал всё, что нужно, пора и отдохнуть!».

Хорошо было и то, что у меня – впервые за долгое время – всё получалось. Я научился творить судьбу по рецепту Родена, отсекая все ненужное. Я научился подходить к решению любой задачи в самом мрачном расположении духа, а заканчивать – в ранге победителя. Я научился искренне считать себя неудачником только для того, чтобы выигрывать в лотерее. Я научился не радоваться победе до самого последнего мига – когда она уже не трепыхается у тебя в руках, а лежит, оглушённая, в садке. И ещё я научился быть в постоянной боевой готовности проиграть, чтобы всегда выигрывать.

Последнему меня, кстати, обучил не кто иной, как Гарри Семёнович со своей любимой «Формулой». Это вообще очень занимательная история.

Представляете, лежит человек (то есть я) в полпервого ночи, отсыпается после продуктивно проведённой недели (то есть трёх дней), и вдруг его рывком поднимают с дивана с характерным рявком: «Куда спать? Ты забыл, что сегодня гонка? Старт через три минуты».

Я-то ничего не забыл, хотя и не помнил тоже ничего, потому что ничего не соображал. Но мне быстро изложили суть дела и в кратких, но ёмких выражениях потребовали отработать тот хлеб с маслом, который я тут у него жру.

Задачка была пустяковая. Нелюбимый Гариком Кулхард на старте был третьим (а все потому, что Гарик сам начисто забыл о вчерашней квалификации, и я, естественно, никак и ни в чём не мог ему помешать). И цель моя состояла в том, чтобы не дать Кулхарду шансов.

Дальше произошла драма в трёх актах.

Акт 1

Гарик. Они уже стартуют, ну, сделай чего-нибудь!

Я. Хорошо. (Пауза.) Все, он заглох. Я могу идти спать?

Гарик. Отлично! Умница. Теперь, даже если он и поедет, то только с последней позиции. Тогда даже при хорошей скорости он будет идти в траффике…

Я. А можно я всё это завтра узнаю?

Гарик. Не вопрос. Иди, конечно! А может, посмотришь?

Я. Спокойной ночи.

Акт 2

Гарик. Андрей! Андрей! Слышишь, Андрей! Я так и думал, что ты не спишь.

Я. Что, опять что-то с Шумахером?

Гарик. С ним всё о'кей. Идёт первым.

Я. Кулхард?

Гарик. Семнадцатый.

Я. Так чего тебе?

Гарик. Гонка классная. Я думал, ты посмотреть захочешь.

Я. Захочу, но завтра.

Гарик. Ладно, коснётся.

Я демонстративно сплю.

Акт З

Гарик. Вставай! Пожар! Шухер! Шумахер! Наших бьют!

Я. Что? Который час?

Гарик. Пять кругов осталось! Хаккенен обгоняет Шуми на семь секунд, а у того что-то с двигателем! Полный кандипупер! Он же не доедет! Это же всё!

Я (одеваясь, бреду в комнату с телевизором) Короче, что нужно?

Гарик. Нужно, чтобы Шумахер до финиша дотянул!

Я. Сколько осталось?

Гарик. Три с половиной круга.

Я. Угу.

Некоторое время действующие лица пребывают в молчании.

Гарик (несколько успокоившийся). Ну всё, второе место в кармане. (После паузы.) Андрюша, а как насчёт первого?

Я. Имей совесть!

Гарик. Мобильник заберу.

Я. Это шантаж.

Гарик. Это жизнь. Всё равно ты весь день дома. На кой бес тебе мобильник? Кстати, последний круг.

Я. Свинья ты, свинья!

Гарик. А ты… Оба-на! Горит! Двигатель горит! Спёкся Хаккенен. Дай я тебя поцелую!

Я. Побрейся сначала. (Задумчиво.) А может, его взорвать?

Гарик (испуганно). Ты чего? Зачем? Хороший гонщик. И вообще, живой человек.

Я. Ну теперь-то я могу поспать?

Гарик. Обожди, сейчас Шумахер финиширует… Всё, иди. Спасибо.

Я. Пошёл ты!

Занавес

22

В это же воскресенье произошло ещё одно судьбоносное событие – я решил поговорить с Машей по душам. Есть такое старинное русское слово – «объясниться». Так вот, я решил объясниться.

Как и ожидалось, разговор прошёл совсем не так, как ожидалось.

Начал я с вопроса, который мучил меня давно:

– Маша, а почему ты вертишься вокруг Гарика всё время? Муж не ревнует?

На что получил ответ, который полностью развалил весь план-конспект разговора:

– А это он и есть.

Я был не готов. Я снова чувствовал себя идиотом. Мелькнула спасительная мысль: если я постоянно буду чувствовать себя идиотом, то в силу природных способностей «отбойника» наверняка превращусь в гения. Но мысль эта принесла облегчение только на секунду Буду я гением или нет, это ещё дожить надо, а вот идиотом меня выставляют прямо здесь и сейчас.

Но Маша – добрая девочка. Поиздевавшись молчанием ровно столько, сколько требуется для получения удовольствия, она уточнила:

– Гарик – мой бывший муж. Хотя формально мы не разведены.

Это существенно облегчало дело, но совершенно не помогало развить разговор в нужном мне направлении. А ведь я так хорошо всё придумал!

И тут на кухню заявился сам бывший супруг.

– О чём секретничаем?

– О нашей с тобой неудачной семейной жизни.

– Нашли тему, – сразу помрачнел Гарик. – Поговорили бы лучше о Николаиче.

– С Николаичем всё в порядке… – начал было я, но меня тут же перебил Гарик, которому явно не хотелось развивать щекотливую тему:

– Конечно, нормально, лежит себе человек в реанимации, весь изрезанный дежурными хирургами!

Но я продолжал гнуть свою линию, чтобы хоть как-то выбраться из патовой ситуации, в которую сам себя загнал:

– Николаич – это моя забота. Я ему четыре раза в день – в соответствии с графиком – желаю всяческих бед, нагноений и прочего сепсиса. Так что теперь это дело времени. Мне интересно, почему вы от меня скрывали ваши взаимоотношения?

Как ни странно, моя тирада задела за живое не Гарика, а Машу:

– Никто ничего от тебя не скрывал. Как только вы изволили задать прямой вопрос, тут же был дан прямой ответ.

– А в самом начале? – не унимался я. – Зачем ты с порога начала мне рассказывать про какого-то мужа, который тебя где-то ждёт? Он же сидел рядом!

Похоже, Машина невозмутимость окончательно дала трещину:

– Ну а что мне было говорить? Ты так на меня пялился, что пришлось сразу ставить тебя на место. В моей жизни был уже один… экстрасенс.

– Два экстрасенса! – взвился на сей раз Гарик. – Два! Под одной крышей. Причём один из них постоянно окружает заботой второго! Представляешь, три года – и ни одной проблемы! Я уже на своём «бимере» только что в столбы не врезался – ни царапины! Бизнес – как по маслу! Здоровье – богатырское! Пальцем пошевелить не давали без полного и всеобщего контроля. Кто же это выдержит?!

– А сам? – Маша медленно, но неотвратимо покрывалась красными пятнами. – Кто тебе давал право постоянно копаться в моих мыслях! Я взрослый человек! Я имею право на свою личную жизнь, на свои секреты, в конце концов!

– На своих друзей, – ехидно продолжил Гарик.

– И на друзей тоже. И на подруг! И никто не позволял тебе постоянно дразнить меня!

– А кто тебе позволял постоянно обо мне заботиться? Я тоже взрослый человек, я тоже имею свои права – например, право на ошибку! Завела бы себе ребёнка и заботилась бы о нём, сколько угодно!

Даже я понял, что Гарик использовал запрещённый приём. Любая нормальная женщина после подобного должна была разрыдаться в три-четыре ручья. Но не Маша. Эта железная леди, которая к окончанию разговора приобрела совершенно свекольный цвет, просто ушла. И совершила-то при этом всего три хлопка, правой – по физиономии Гарику, левой – по физиономии мне и входной дверью – по косяку.

Слегка зажмурившись, я обернулся к оскорблённому супругу, ожидая добавки, но Гарик выглядел на удивление спокойным и задумчивым:

– Хороша, правда? Как Багира в мультике про Маугли. Помнишь, как она дралась с бандерлогами? Левой-правой, левой-правой! Красота! Но жить в одной квартире с заботливой пантерой… Я предпочитаю более домашние породы кошек. Ты куда?

– Тренироваться, – буркнул я и включил телевизор.

23

На следующий день мы прямо с утра съездили к Николаичу и возвращались оттуда приподнятыми и приободрёнными.

Вернее сказать, приподнятыми и приободрёнными возвращались только Маша с Гариком. Они в десятый раз пересказывали друг другу подробности визита с таким пылом, как будто были в больнице порознь. Гарик то и дело кидал руль и в очередной раз показывал, как смешно ходит наш вождь и учитель, придерживая себя за живот.

– Точно! – прямо подскакивала на сиденье Маша. – А врач ещё говорит: «С такими ранами люди по полгода не встают с постели, а ваш скоро за медсёстрами бегать начнёт!».

– А что, – соглашался Гарик, – Николаич мужик ещё хоть куда! Опять же ранение героическое – пулевое в грудь. Сестрички, небось, так и вьются.

– Точно-точно! Там одна такая полненькая всё выпытывала, не дочка ли я, а я говорю: «Нет, а что?».

И Гарик с Машей в очередной раз залились радостным детским смехом.

Я старательно рассматривал пейзаж.

– Эй, Андрей, ты чего приуныл? – спохватилась наконец Маша.

– Устал, – обиженно буркнул я и демонстративно стал разглядывать соседний «ниссан» с вызывающей надписью «Технологическая».

Я и в самом деле вымотался за время похода в больницу. В отличие от остальных, мне ни на секунду не удалось порадоваться за Николаича. Те полчаса, что выпросили Гарик с Машей у врачей (не бесплатно, как я понимаю) стали для меня настоящей мукой.

Вот пофартило мне с паранормальными способностями. «Отбойник»! Мать меня так.

Постоянный самоконтроль. Управляемая параноидальная мизантропия.

Ни одной доброй мысли в адрес Николаича!

Ни одного искреннего пожелания здоровья!

Все воображаемые ужасы реабилитационного периода в одном флаконе!

И Машка тоже хороша – могла бы хоть на секунду прикрыть.

– Сволочи вы и халявщики! – неожиданно даже для себя самого брякнул я.

– Жалеем себя? – невинно поинтересовалась у меня Маша.

– А как же, – жизнерадостно мотнул головой наш бравый водитель, и «бимер» послушно вильнул по дороге, вызывая оживлённую (хотя и не слышную из-за рёва клаксонов) матерщину соучастников дорожного движения.

Я мрачно и сосредоточенно посмотрел на Гарика, прекрасно сознавая, что именно он сейчас прочтёт в моём взгляде. Гарик прочёл и мгновенно заёрзал на сиденье:

– Ты там полегче, машина только из ремонта.

– Правда, Андрюша, поаккуратнее со своим… даром, – подключилась Маша.

– Даром? – я просто задыхался от злости. – Если я правильно помню словарь Ожегова, «даром» – это значит «бесплатно»?

– «Даром» – это значит «в подарок», – спокойно ответила Маша, разглядывая что-то там вдали за рекой. Ну естественно, теперь-то она и о своих способностях вспомнила. Компенсирует. Боится, что раскокаю всех о стену вместе с машиной. И раскокаю, мне это запросто – простым, но искренним пожеланием долгой счастливой дороги без единой поломки! И никакая Маша меня не заблокирует – сама признавалась.

– Ой, спасибо за подарочек! – продолжал истекать ядом я. – Ой, одарили! Кому в ножки бухнуться, кому ботинки расцеловать?! И вообще: с кем решить вопрос о возврате и обмене ненужного дара на что-нибудь более подходящее? Хорошо вам…

– Лучше некуда! – с излишней резкостью перебил меня Гарик. Он уже не веселился. Его ухмылка сильно напоминала оскал орангутанга. – Живём себе припеваючи, без всяких проблем!

– Конечно, припеваючи! – подхватил я. – Ходим себе по казино, мыслишки чужие подглядываем! И на ворованных мыслишках денежки гребём лопатой.

Какое-то время мы ехали молча. Потом Гарик горько – непривычно для себя горько – усмехнулся и глухо проговорил:

– Попробую объяснить для тупых. Представляешь: идёшь ты по улице – а все вокруг голые. Как тебе такая «халява»?

Я продолжал из чистого упрямства:

– Кайф! На девчушек бы насмотрелся!

– Оптимист. Выгляни в окошко! Они и в одежде-то редко глаз радуют, а уж без – одна на тысячу, да и то если профессионалка. Извини, Маша, я не о присутствующих. А с голыми мыслями и того противнее.

Я только фыркнул. Мне нравились практически все встречно-поперечные девчушки, и я не имел бы ничего против, если бы они обходились без всякой одежды.

– Это всё от длительного воздержания, – язвительно прокомментировал Гарри Семёнович мои скабрёзно-гривуазные фантазии. – Потешишься с ними недельку-другую, вот тогда мои слова и вспомнишь.

– Не нравится – не смотри, – я просто чувствовал себя обязанным ни с кем и ни с чем не соглашаться.

– Не смотреть – это запросто, – усмехнулся Гарик. – А если глаза не закрываются? Если со всех сторон прёт такое кино интересное, что тошнить начинает?

Я вдруг понял, что наступил на больной мозоль неунывающего воротилы шоу-бизнеса. Не скажу, что это сделало меня более тактичным.

– Так уйди в пустынь! Или просто за городом прогуляйся. Или островок себе купи Багамский – денежек, поди, хватит.

Гарик резко развернулся ко мне, но встретился взглядом с Машей и снова вернулся к управлению недавно починенным автомобилем. Некоторое время мы ехали молча, отрешённо наблюдая, как наша «пятёрка» нагло подрезает всё, что шевелится, причём безо всякой на то необходимости.

– Успокойся, Гарик, – подала голос мудрая в своём милосердии Маша. – Ему и правда хуже, чем нам. Поэтому сильные «отбойники» так редко и попадаются.

– Ну, вы тоже редкие! – продолжал ёрничать я. – Только вы – редкие сволочи! А в остальном – нормальный телепат с нормальной… Уж даже и не знаю, как там тебя по-научному, извиняй!

– Ничего-ничего, – криво улыбнулась Маша. – Научного термина для компенсатора не придумали пока. И, видимо, никогда не придумают.

От меня ждали вопроса «Почему?», и я не удержался, задал его:

– И почему же?

– Да просто все женщины по природе своей – компенсаторы. Это естественная функция женщины – сохранять «статус кво». Биологию в школе проходил?

Гарик досадливо поморщился. Похоже, разговор этот он слышал уже не раз:

– Сейчас начнётся: «Х-хромосомы», «Y-хромосомы»…

– Вот именно! – с вызовом отозвалась Маша. – Женская, то есть Х-хромосома, гораздо устойчивее к мутациям, чем мужская – которая Y.

– «Служить компенсатором заложено в самой женской природе», – насмешливо продекламировал Гарик. – Только вот что ж так много баб несчастных-то? Чего вы себе не накомпенсируете какого-нибудь полного счастья и жуткой удачи?

Похоже, на сей раз завелась Маша:

– Как? Откуда мы его «накомпенсируем»? Мы же умеем только стабилизировать, а не генерировать! Конечно, если из мужика энергия прёт во все стороны, это плохо, вернее, это тяжело – но тут хоть можно как-то эту энергию перераспределить, направить в мирное русло. А если он весь вечер на диване? Или его вообще нет? А ты хоть представляешь себе, каково это – всё пропускать через себя? Всё! Всю вашу дурь и блажь!..

– Я всегда говорил, – заключил Гарик, – все бабы – энергетические вампиры!

– А все мужики – самовлюблённые кретины!

Маша надулась и отвернулась к окну, демонстрируя позу «тронешь – прибью!». Но я всё равно не удержался и дёрнул её за рукав:

– Машка, а Машка? А почему тогда настоящих компенсаторов мало? Ну таких, которые понимают, что они компенсаторы?

– А кто их научит? – буркнула носительница сокровенного умения. – Мужики только собой интересуются. О телепатах да экстрасенсах на каждом углу вопят, институты строят, диссертации защищают… друг от друга. Потому что мыслечтение – способность почти исключительно мужская. А о компенсаторах… Да ты сам заметил – даже термина научного для нас не придумали.

– Для «отбойников» тоже не придумали, – примирительно заметил я.

– Это потому, что сильный «отбойник» до твоего возраста почти никогда не доживает, – как всегда, оптимистично заметил Гарик.

– Но я же дожил.

– Ну и как, доволен? – ехидно поинтересовался он, но тут же, вспомнив про отремонтированную машину, торопливо заметил: – Ты по этому поводу в следующий раз с Николаичем пообщайся. И старику радость – он вообще любит на эту тему распространяться.

В машине снова установилась тишина, но на сей раз спокойная и исполненная серьёзных размышлений.

«Вот ведь сволочи! – удивлённо подумал я. – Отвлекли-таки меня от невесёлых дум. А с Николаичем прямо завтра поговорю».

Но следующего сеанса общения со специалистом по паранормальным явлениям мне пришлось ждать очень долго.

24

Разговор о наших ближайших планах на совместную жизнь Гарри Семёнович начал ещё при подъезде к дому (Машу мы к тому времени уже высадили):

– Николаич ещё какое-то время проваландается в больнице. Месяц, как минимум. Квартира его пока опечатана. Надо бы тебя на это время куда-то поселить.

Заметив, что я надулся. Гарик усмехнулся:

– Ты же сам вычислил единственный способ отдыха для меня – побыть где-нибудь в полном одиночестве. Тут за день так накувыркаешься, придёшь домой – там ты сидишь. Девушку – и ту привести некуда. Так что снимешь себе квартирку где-нибудь неподалёку, будешь приходить «Формулу» смотреть, ага?

– Ага-то оно ага, – задумчиво произнес я, – да вот только с финансами у меня…

– Ну, с финансами у всех… – лицо Гарика приняло привычно-озабоченное выражение.

Почему-то все обеспеченные люди сразу скучнеют, как только им приходится тратить деньги. Даже совсем маленькие деньги. Наверное, поэтому они и становятся обеспеченными.

– Я отработаю. – неприлично горячо начал тараторить я. – У тебя ведь есть какие-нибудь вакансии?

– Надо подумать, – скривил физиономию Гарик, и у меня возникло стойкое ощущение, что он уже обо всём давно подумал.

Мысль я отогнать не успел, и Гарик тут же подозрительно начал на меня коситься. Как с ним люди переговоры ведут? Хотя они ведь не знакомы с Гариковыми талантами, а мне приходится постоянно об этом помнить. Но не думать. Или думать, но быстро, чтобы не заметил.

Я даже вспотел, пытаясь не думать о том, что нужно не думать, но тут, слава богу, у Гарика зазвонил мобильник. Он жестом профессионального фокусника выхватил телефон из кармана и провёл краткий, но полный невысказанных эмоций разговор:

– Да? Узнал. Что случилось?… А тогда что… Понятно. Что? Ясно… Ясно… Долго?… Я скажу. Хорошо, возьму… Сколько? А не многовато?… А приходить можно?… Чего?… Не понял… Ага… Это точно не опасно? Ну, хорошо. Счастливо подумать.

Когда эта отрывистая беседа подошла к концу, вид у владельца казино «Жар-птица» стал адекватен названию заведения – то есть Гарик сильно напоминал Ивана-дурака до встречи с халявой. И комментарии он выдал соответствующие:

– Тут, это… Короче, Николаич решил немного подумать. Проблема, говорит, сложная. Много, этих… логических неувязок. Короче, он думать будет. Сильно.

– Ну и что? – удивился я. – Чего ты так напрягся? И зачем он звонил? Он всегда звонит тебе, перед тем как сильно подумать? Эй! Ты меня слышишь?

Гарик вздрогнул и наконец сфокусировал взгляд на мне:

– Он сильно думать будет. Он в кому впадёт. Он в коме будет думать. Потому что думать надо очень сильно.

Теперь уже я чувствовал себя реинкарнацией Ивана-дурака:

– То есть Николай Николаевич боится, что из-за сильного думанья он впадёт в кому?

– Он не боится, он co-би-pa-ет-ся впасть в кому, чтобы лучше думалось.

– А что, так можно?

– Ну вот, – Гарик развёл руками. – Оказывается, можно.

Мы помолчали. Гарик без видимой нужды открыл и закрыл стенной шкаф-купе.

– А чего ещё Николаич говорил?

– Ещё? Ещё велел тебя, дурака, на работу взять. И даже зарплату назвал.

– Большую? – оживился я.

– Завышенную, – недовольно буркнул Гарик. – Вот ведь народ! Его, можно сказать, наставник и спаситель в кому впадает, а он о деньгах заботится!

– А ты, стало быть, не заботишься?

– Короче, Склифосовский. Завтра день тебе на поиск квартиры, – Гарик критически оглядел мою джинсовую одёжку и полез в карман за бумажником, – и покупку нормального костюма. Вот аванс. Послезавтра в ночь – дежуришь. Дежурства – через две ночи на третью. Но телефон чтобы постоянно с собой носил и не отключал: даже днём может случиться аврал.

– А кем работать-то? – поинтересовался я, с удовольствием изучая размер аванса.

– Кем-кем… Отбойником. Ты же больше ни бельмеса не умеешь, – Гарик на секунду задумался и немного посветлел лицом. – Заодно Мишку Полтораки выпру. Зажрался, сачкует постоянно. Да ещё и поигрывает втихаря. Кстати, имей в виду: теперь для тебя азартные игры – только под угрозой расстрела. Ни в «Птице», ни у соседей, ни в преферанс, ни в лото. И ещё… Хотя ладно, послезавтра вечером проведу полный инструктаж. Сваргань какого-нибудь чаю. А я пока позвоню.

– Гарри Семёнович! – невинно поинтересовался я. – А «Формула-1» – это азартная игра?

– «Формула»? – задумался было Гарри Семёнович, но тут же сообразил, к чему я клоню, и погрозил мне пальчиком. – Это не игра. Это спорт мужественных пилотов и соревнование талантливых конструкторов. Алло? Маша? Тут Николаич решил в кому впасть, чтобы подумать немного…