Текст книги "Мастер сглаза"

6

Издали мы наверняка напоминали поругавшихся влюблённых. Или супружескую пару в момент развода. Мужик с мрачнейшей физиономией и молодая женщина неприступного вида. Сидят и явно ждут, кто первый заговорит. На принцип пошли.

А вокруг – лето, внезапно вспомнившее о том, что оно лето. Солнце, которое жарит с тупой настойчивостью батареи центрального отопления в конце отопительного сезона. Командировочные, с ошалелым видом таскающие в руках тяжёлые кожаные куртки. Толстые голуби, валяющиеся в тёплой пыли и бесстыже заглядывающие под короткие платьица. Хотя чего там заглядывать: платья не только коротки, но и прозрачны до неприличия.

А ведь прав Гарик, подумалось мне, ко всему привыкаешь. И к обнажённой натуре в том числе. Во всяком случае, сейчас меня никто не отвлекал от придумывания язв и абсцессов на голову многострадального Николаича. И не только на голову, но и на брюшину, сердце, почки, лимфатические узлы и прочий ливер. Основательная Маша притащила анатомический атлас с аккуратными пометками на полях, так что теперь я совершенно точно знал, куда и чего нужно желать. Даже притерпелся, уже почти перестало мутить. И вообще поймал себя на том, что сглазом я в последнее время стал заниматься как-то без страсти, дежурно. Так не пойдёт! Как там учил старик Станиславский? Надо перевоплотиться, погрузиться и ещё что-то там с собой совершить.

Я зажмурил глаза, но и это не особенно помогало. Надо разозлиться. Тем более, что Маша рядом. Вот уж кто доведёт меня до зубовного скрежета в считанные минуты.

– Маша. Эй, отвлекись, я пока передыхаю.

Маша вздрогнула и судорожно вздохнув, откинулась на спинку скамейки – впрочем, тут же торопливо выпрямилась, пытаясь уберечь кофточку в чистоте и сохранности. Мой персональный компенсатор (по совместительству – маскировщик) подозрительно покосился в мою сторону, но в разговор вступать не спешил. Ладно, коснётся, как любит приговаривать Гарик.

– Ты на меня до сих пор дуешься? Ну, из-за этих дурацких… То есть когда ты последний раз ко мне заходила. Из-за того, да?

Невозможно разговаривать с человеком, который никак на тебя не реагирует. То же самое, что общаться со стенкой – а это уже шизофрения. Впрочем, ты ведь хотел разозлиться? Давай, продолжай.

– Маша, вот вы – в смысле женщины – очень любите рассуждать по поводу мужской грубости и чёрствости. И непонимания вашей тонкой девичьей натуры. А сами – что бараны. То есть овцы. Не хотите понять, так запомните: мужику время от времени нужна женщина. Допустим, женщинам этого не нужно. Но для мужчины это как есть, спать или пить. Ты же ешь каждый день? Почему я не могу себе позволить женщину хотя бы раз в неделю?

Похоже, я выбрал правильный способ разозлиться – такой чуши я от себя давно не слышал, но остановиться не мог, распаляясь всё больше и больше. Маша продолжала рассматривать меня с брезгливым видом.

– И вообще, ты мне не жена, не подруга, не сестра. Какое тебе дело до моей личной жизни?

– Никакого, – легко согласилась Маша, – поэтому ты и бесишься.

– Да не б-бешусь! – Ага, я, кажется, дошёл до стадии лёгкого заикания; ещё чуть-чуть – и наступит фаза швыряния тяжёлых предметов. – Я просто не понимаю… То есть меня раздражает, когда всё вроде нормально, и вдруг…

– Что «вроде нормально»? – холодно поинтересовалась Маша. – Мы просто выполняли одну совместную работу. Это – всё. Остальное – плод твоей болезненной фантазии.

Я попытался продолжить, но был остановлен властным движением ладони:

– Тема закрыта. А теперь, если наш мастер сглаза немного развеялся разговорами, давай вернёмся к Николаю Николаевичу. И ещё: у тебя странное представление о потребностях женщин. Видимо, тебе просто на них не везло. Я, например, тоже время от времени позволяю себе мужчину. Если есть настроение – то и чаще раза в неделю. Правда, я («я» было подчёркнуто жирной красной чертой) всегда очень тщательно выбираю мужчин. А теперь – давай работать.

Ага, конечно. Как обычно в минуты ярости, я впал в злобное оцепенение. Единственное, о чём я сейчас мог думать – так это о способах подбора Машиных кавалеров. А я, стало быть, не прошёл?! Плох оказался? А вот сглажу тебя изо всех паранормальных сил так, что ни одна особь мужеского пола год к тебе не подойдёт! И ещё…

– Молодой человек! Купите девушке цветочки!

С трудом сдерживаясь, чтобы никого никуда не послать, я поднял тяжкий взор. Передо мною стояла бабушка с охапкой ландышей.

– Смотрите, какие они славные!

Ландыши состояли в основном из широких мясистых листьев с редкими вкраплениями меленьких нераскрытых бутончиков. Квёлые июньские позднепервоцветы.

– А не поздновато для ландышей? – поинтересовался я.

– Ага, – радостно согласилась старушка, – это последние в этом году, больше не будет!

– Тогда давайте, – решительно отрубил я и, не уставая себе удивляться, протянул деньги. – Всю корзинку.

Когда я протянул небольшую, свеже пахнущую охапку Маше, она только насмешливо вздёрнула бровь. Но ландыши взяла. Кажется, попал, догадался я. Хотя и случайно. Почему бы мне не переименоваться в «мастера импровизации»? Смысл тот же, а звучит куда более оптимистично, чем «мастер сглаза». Ладно, это потом.

Сейчас пора вернуться к нашим гнилым помидорам. На чём мы остановились в прошлый раз? Кажется, на общем заражении крови.

7

После тихого часа мы торжественно выкатили Николаича в больничный двор. Точнее, не сразу после тихого часа, а после всяких рентгенов и обмеров, которые только и убедили недоверчивых лечащих врачей в транспортабельности недавнего безнадёжного больного. Я прямо упивался собственным мастерством, разглядывая ошалевшие физиономии докторов, с которыми они изучали плёнки и кардиограммы. Отдельное спасибо Машке – кабы не она, вряд ли мне удалось бы работать с таким остервенением.

Даже Николаич, как только мы остались одни, не удержался и попросил:

– Ребятки, вы всё-таки полегче как-то. Во-первых, всё тело, включая недостижимые внутренности, чешется нестерпимо, а во-вторых, я тут краем уха уловил слово «диссертация». Вот только диссертации нам с вами и не доставало. Давайте чуть-чуть снизим темп, а?

Словом, гордился я собой чрезвычайно и полномочно, хотя и не прерывал свои магические пассы ни на секунду. Слава богу, за последнее время я научился проделывать их почти автоматически, буквально краешком сознания. Так бывалый водитель может болтать и разгадывать кроссворды, не отвлекаясь от руля. Если дорога хорошая, разумеется.

Так и я – одним полушарием желал Николаичу всяческих гадостей и осложнений, а другим – радовался полному их отсутствию.

На дневном свету восставший из комы учитель выглядел вполне жизнерадостно: ввалившиеся щеки порозовели, глаза заблестели и приобрели обычное вежливо-проницательное выражение, даже голос, казалось, стал сильнее и отчётливее.

– …Сразу вынужден признать, друзья мои, что головоломка собрана не до конца. Мне, к сожалению, просто не хватило аналитического материала. Собственно, поэтому я и решил вернуться в мир этот и заняться поиском недостающих деталей. Кроме того, основные причины случившегося я могу изложить уже сегодня, как только объявится наш преуспевающий Гарри Семёнович. А пока расскажите мне, что тут у вас происходило.

Гарри Семёнович объявился через десять минут, всем своим видом вызывая классовую ненависть встречного пролетариата: бритый затылок, квадратный подбородок (борода была заблаговременно удалена загара ради), крошечный мобильник на поясе, майка, с трудом обтягивающая загорелый торс с непременной золотой цепью. Покосившись на Машу, я с неудовольствием отметил, что она рассматривает Гарика вовсе не с классовой ненавистью, а совсем наоборот. Слишком пристально. «И чего бабы находят в этих кусках загорелого мяса» – подумал я, втянул живот внутрь и продекламировал:

– Златая цепь на дубе том.

Гарик нисколько не смутился, но цепь снял, назидательно заметив при этом:

– Социальная мимикрия. Привет бывшим коматозникам. А почему сразу мне не позвонили?

– В смысле? – удивилась Маша.

– В прямом, – продолжал наезд недоотдохнувший Гарик. – Как только Николаич пришёл в себя, надо было звонить.

– Да я сразу и позвонила!

– М-да… – Гарик критически оглядел больного, – я так вижу, в этой вашей коме не так уж плохо живётся. Выглядите вы вполне…

– Это Андрею Валентиновичу спасибо, – церемонно наклонил голову Николай Николаевич. – Он с утра трудится, не покладая, так сказать, извилин.

– С утра? – подозрительно осведомился мой весьма непосредственный начальник и внимательно посмотрел на проплывающее облачко, явно пытаясь вспомнить мой график работы.

– Я сегодня был в ночной смене, – поспешил я развеять его подозрения. – Ушёл, правда, чуть раньше.

– И что, там всё нормально? – продолжал хмурить загорелый лоб Гарик.

– Было бы ненормально – давно бы позвонили. И вообще, я с сегодняшнего дня – в отпуске.

– Это ещё почему?

– Согласно приказу! – чётко отрапортовал я и кратким взмахом руки переложил всю ответственность на кресло с Николаем Николаевичем.

Тот подтвердил информацию коротким кивком и добавил:

– Вместе с вами, любезный Гарри Семёнович, а также с не менее любезной Марией Анатольевной. Сколько вам нужно времени, дабы подготовиться к отъезду?

– Да я, в общем, и так в отъезде!

– Я имею в виду – к долгосрочному отъезду? Вернее, к отъезду на неопределённый срок?

– Стоп-стоп! Как неопределённый? Неделя? Месяц? Год?

– Не знаю. Более того, это никак от нас с вами не зависит.

– Так не пойдёт. За месяц без меня «Птица» просто загнётся!

– Уверяю вас, с вами ваше казино загнётся ещё проще. И гораздо быстрее. Вы хотите повторить опыт с «Золотым драконом»?

По лицу Гарика стало отчётливо заметно, что опыт с «Золотым драконом» он повторять не хочет. Ну ещё бы! Даже я помню этот грандиозный шмон со взрывами, спецназом и отставкой зама городской милиции. Вот уж не думал, что мои товарищи по борьбе со вселенским злом причастны к этому побоищу!

– Ладно, – пробурчал он, – только объясните хоть что-нибудь толком.

– А давайте я объясню! – неожиданно раздалось под самым нашим ухом.

Мы разом обернулись на звук. Перед нами стоял человек, очень похожий на Николая Николаевича.

Теперь-то я понимаю, почему мы допустили вопиющую беспечность и проворонили постороннего, которому никак нельзя было слышать наши беседы.

Понадеялись на Гарика.

В самом деле, глупо выставлять дозоры, располагая такой мощной системой раннего обнаружения. Но в этот раз она не сработала. Первым причину этого, несмотря на собственную слабость, разгадал Николаич. Он коротко глянул на незнакомца и встревоженно спросил у Гарика:

– Слышите его?

Гарик нахмурился и тут же расстроенно развёл руками:

– Не-а. Это как…

– Как я? – уточнил Николай Николаевич и, получив подтверждение в форме короткого кивка, скомандовал. – Охрану. Живо. Взять и изолировать.

Непрошеный гость, который всё это время с ласковым равнодушием наблюдал за нами, только усмехнулся и извлёк из кармана классическую красную книжечку:

– Не в этот раз. Комитет Госбезопасности. Подполковник Минич Сергей Сергеевич. Моя группа будет здесь через минуту.

Подполковник приподнял указательный палец, и мы действительно услышали приближающийся вой сирен.

– Обычно мы ездим тихо, но сегодня, дабы вы не натворили безрассудств…

Гэбэшник даже изъяснялся слогом Николая Николаевича. Пришедший в себя Гарик тем временем уже орал в трубку:

– Валик! У меня проблема! Заткнись! КГБ… Ты всё понял? И Караваева ко мне пришлёшь! Не по телефону, идиот!

На этой оптимистичной ноте хозяина казино «Жар-птица» прервал невежливый молодой человек в камуфляжной форме. Через пять секунд мы все, кроме Николаича, уже лежали мордой в асфальт, а ещё через десять минут – ехали в неизвестном, но вполне предсказуемом направлении в машинах с очень тонированными стёклами.

Все это сильно напоминало низкобюджетный российский боевик периода начального накопления капитала. Или бред сивой кобылы, что, в принципе, одно и то же.

8

В народе ходят упорные слухи, что застенки нашего КГБ переполнены инакомыслящими. Не верьте. По крайней мере, нас троих держали в отдельных, больших и пустынных камерах. Из инакомыслящих там были только крысы.

Это я вам официально заявляю, безо всяких там запугиваний и гипербол. Нормальные, жирные, наглые пацюки.

Интересно, а в женских камерах они тоже водятся? Я так и не решился об этом спросить у Маши. Думаю, водятся. Визг, наверное, стоит! Забавно было бы понаблюдать за визжащей Машкой.

Хотя забавного, в целом, немного. Темень, вонь – и тут по тебе что-то пробегает. Никакие сверхспособности не выручают: спать-то надо когда-нибудь. Хорошо ещё, моё заточение не слишком затянулось. Буквально на следующий день меня отвели на допрос к исключительно вежливому и располагающему к себе молодому человеку, который задал несколько ничего не значащих вопросов, извинился за причинённые неудобства и… нет, не отпустил на все 360 градусов, но распорядился перевести меня на второй этаж.

Конвоир молча погнал меня по коридору. Когда мы сели в лифт, так же молча нажал на цифру «2» и со скучающим видом уставился в потолок. Через некоторое время заскучал и я, потому как опускались мы долго, гораздо дольше, чем можно было ожидать от четырёхэтажного здания следственного изолятора.

Зато новая камера оказалась не в пример уютнее прежней. Окон, естественно, не было (что в них рассматривать – фундаменты окрестных зданий?), зато кровать стояла вполне гостиничного типа: хотя и крепко привинченная к полу, но со свежим бельём. Был даже письменный стол со стулом, небольшая книжная полка и – что совсем не лезло ни в какие представления о «застенках НКВД» – отдельный санузел с накрахмаленными полотенцами и рулоном пипифакса. Ощущение праздника несколько портили камеры слежения, нагло торчащие изо всех углов, но мне-то что? Бежать я всё равно не собирался, руки на себя накладывать – тоже.

Строго говоря, я вообще не понимал, что мне делать и как себя вести. Что говорить, о чём молчать? Николаич никаких инструкций не давал, хотя мог бы. Впрочем, я же заблокированный! Если что, помру при допросе.

Я подошёл к книгам и пробежался по корешкам. Набор литературы пёстрый, но довольно приличный: Акунин, Библия, Герман Гессе, «Жёлтая стрела» Пелевина, томик Владимира Высоцкого, Валентин Пикуль, «Полковнику никто не пишет», Философский энциклопедический словарь, «Двенадцать стульев», трёхтомник Пушкина, «Мастер и Маргарита», пара сборников фантастики и так далее. Рассудив трезво, что застрял я тут надолго, я взял «Нечистую силу» и завалился с ногами на кровать.

Полежал чуток, но понял, что на таком бельё валяться в одёжке, насквозь пропахшей крысами – это вызов не только системе госбезопасности, но и элементарной гигиене. В конце концов, санузел есть? Надо пользоваться, пока дают.

Из ванной я вышел практически оптимистом. Даже казённым нижним бельём не побрезговал: хотя и казённое, зато чистое. В комнате (камерой её назвать просто язык не поворачивался) на столе уже стоял поднос с обедом. Еда простая, но добротная: рыбный суп, гуляш с картофельным пюре и – напоминанием о Советском Союзе – компот из сухофруктов. Создалось полное впечатление, что меня решили угостить комплексным обедом из местной столовой. Даже ложки характерно алюминиевые, с дырочками в ручках.

Я до того обнаглел, что водрузил томик Пикуля на стол и начал неспешно насыщаться. Закончив трапезу, я откинулся на стуле и стал дожидаться появления надзирателя. Он возник с оперативностью официанта солидного ресторана, хмуро, но споро убрал поднос и молча скрылся за дверью. Я с трудом удержался от того, чтобы не спросить у него счёт, но резонно решил, что гусей дразнить не стоит.

В таком довольстве и неге прошло ещё два дня.

9

Само собой разумеется, меня живо интересовала судьба остальных: Маши, Гарика и Николаича. Чтобы унять беспокойство, я со всей возможной добросовестностью по пять раз на дню желал им всяческих ужасов и лишений. Тем более, что иных занятий у меня всё равно не было.

Еда появлялась вовремя, горячая вода не переводилась, надзиратели не обращали на меня никакого внимания. Я даже несколько раз пытался заняться физподготовкой, но быстро выдохся и снова вернулся к двум излюбленным занятиям: читать и думать.

Я утешал себя тем, что моим подельникам в любом случае хуже, чем мне. Я-то чётко понимал, что могу им помочь даже из комфортабельной одиночки, а каково Машке и, тем более, Гарику, который, даже отдыхая, предпочитал развивать кипучую деятельность? Правда, Гарик наверняка располагал какой-либо дополнительной информацией, которую он без особого стеснения таскал из чужих мозгов. А с другой стороны, много ли можно натаскать из мозгов дежурного сержанта?

Словом, когда меня вызвали на допрос, я даже обрадовался – ещё немного, и пришлось бы начать разговаривать со стенкой, а это уже лишнее.

Бравый подполковник Сергей Сергеевич Минич сидел за столом сбоку и лениво поглядывал в окошко. Там было настоящее, живое небо! Допрос вёл давешний молодой человек – теперь я вспомнил, что зовут его Виктор Анатольевич, не то Бранько, не то Дранько. Он снова поинтересовался моим именем, как будто опасался, что за несколько дней в камере-люкс меня могли подменить. Затем задал вопрос, который давно интересовал меня самого:

– Вы знаете, почему мы вас задержали?

– Нет, конечно, – абсолютно искренне пожал плечами я. – А за что, кстати? Мне предъявят какое-нибудь обвинение?

– Об обвинении речи пока не идёт…

– Так я пошёл?! – с дурашливой миной я приподнялся на стуле.

– Не спешите, Андрей Валентинович, – наконец подал скучающий голос подполковник. – В настоящее время мы рассматриваем вас как свидетеля по делу государственной важности. Свидетель вы настолько ценный, что государство не может рисковать вашей жизнью и здоровьем. Есть специальное прокурорское определение, по которому нам поручено вас охранять.

Моя обычно склонная к склерозу память неожиданно выдала яркое и отчётливое воспоминание: кабак, джин с медикаментозным привкусом и фраза случайного собутыльника: «Меня зовут Николай Николаевич. Я буду охранять вас». Я невольно улыбнулся.

Сергей Сергеевич цепко глянул мне в глаза:

– Могу я полюбопытствовать, чем так вас рассмешил?

– Да так, уж больно вы похожи с Николаем Николаевичем. Даже зовут вас похоже. Сергей Сергеевич – Николай Николаевич.

– О, да вы склонны к анализу? Обычно люди вашего… ваших способностей не любят анализировать ситуацию.

Я сразу насторожился. До сих пор о своих способностях я разговаривал всего с тремя людьми в мире. Да и то без особого удовольствия. Поэтому я внутренне напрягся и решил, пока суд да дело, помалкивать в тряпочку.

– Ну же, Андрей Валентинович! – тонко улыбаясь, не в меру проницательный подполковник внимательно глядел мне в глаза. – Вас ведь просто распирает от любопытства! А ведь я могу заинтриговать вас ещё больше. Наше с Николаем Николаевичем сходство куда серьёзнее, чем вам кажется.

Я отвёл взгляд от светлых глаз подполковника и внимательно начал изучать деревянный стол притихшего следователя. Попутно я пытался вспомнить, какого цвета глаза у Николаича. Карие, что ли?

– Ну, раз вы предпочитаете анализ как метод познания, давайте продолжим экзерсисы. Предположим, что я – действительно аналогия Николая Николаевича. Вы ведь самостоятельно пришли к этому выводу? Я могу только поздравить вас с гениальной догадкой. Итак, повторюсь: я – подобие вашего Николая Николаевича. Попробуем следовать далее методом неполной индукции. Метод, безусловно, ограниченного применения, но в данном случае достаточный. Следуя неполной индукции, мы можем прийти к выводу, что в моём распоряжении есть и аналог, скажем, Гарри Семёновича. Стало быть, все необходимые сведения я из вас и так смогу добыть. Кроме, разумеется, заблокированной части. Вы следите за мыслью?

Я машинально кивнул. В конце концов, в том, чтобы следить за мыслью подполковника КГБ, никакого криминала нет.

– Отлично, – обрадовался Сергей Сергеевич и проделал устаревший жест, известный по художественной литературе как «потирание ладоней». – Но ваша закодированная информация меня не интересует хотя бы потому, что я ею и так обладаю. Я ведь – копия Николая Николаича, вы помните? И тем не менее, я веду с вами обстоятельную беседу, не пытаясь запугивать и вообще оказывать форсированное психологическое воздействие. Вывод?

Я заинтересованно смотрел на подполковника. Похоже, тот сильно преувеличивал мои аналитические способности.

– А вывод такой, – продолжал рыцарь плаща и кинжала, – что вы мне нужны вовсе не ради информации. А для чего?

Я только пожал плечами. Если нравится человеку играть в доброго учителя при тупом ученике, пусть играет. Помогать ему в этом я не собираюсь.

– Разумеется, ради сотрудничества! – радостно воскликнул Сергей Сергеевич, как будто мы действительно родили эту мысль в результате длительного конструктивного обсуждения.

– В смысле стучать? – поинтересовался я.

– Вы умны, но невнимательны, – вздохнул подполковник. – Только что мы с вами пришли к выводу, что в качестве источника информации вы меня никоим образом не интересуете. И вот, на тебе – «стучать»! Речь идёт о сотрудничестве более деловом и полезном для общества. Крайне полезном.

Я снова хихикнул, припоминая, как мною собирались тушить вулканы и ликвидировать преступность. Всё-таки они очень похожи: Николай Николаевич и Сергей Сергеевич. В смысле глобальности замыслов.

– Ладно, давайте попроще. И подоступнее, – подполковник мастерски превратился в маленького Дзержинского. Всё, что положено, было в нём горячим, а всё остальное – холодным. Он повернулся к совсем заскучавшему следователю и коротко кивнул головой.

– По нашим сведениям, – тут же включился следователь, – вы поддерживаете тесные дружеские отношения с Николаем Николаевичем Романовым, Гарри Семёновичем Гасаевым и Марией Анатольевной Михайловой…

– Кстати, – снова вмешался неугомонный Сергей Сергеевич, – а имя Ползунов Геннадий ничего вам не говорит?

Я абсолютно честно развёл руками.

– У нас нет оснований подозревать указанных лиц в преступной деятельности, однако, по странному стечению обстоятельств, указанные лица слишком часто оказываются в поле зрения правоохранительных органов. Неким трудно объяснимым образом…

– Трудно объяснимым с точки зрения тривиального здравого смысла, – снова встрял подполковник. – Но мы-то с вами понимаем, что все вполне объяснимо.

Похоже, Сергей Сергеевич всеми силами демонстрировал, что никакого допроса на самом деле нет, а есть просто задушевная беседа умных людей, перед которыми стоит сложная проблема.

– Если изложить простыми словами всё, что собирался сообщить вам уважаемый Виктор Анатольевич, картина получается следующая. Периодически следственные органы натыкаются на разного рода странные и мистические происшествия, которые они с готовностью сплавляют моему подразделению. В основном это катаклизмы: самовозгорания негорючих материалов, таинственные самоубийства, необъяснимые поломки высоконадёжного оборудования. Бывают и обратные случаи. Два года назад во время испытательных полётов нового истребителя выяснилось, что по чьей-то преступной халатности горючего в баке практически нет. Самолёт находился над густонаселённой территорией, в получасе лету до посадочной полосы, а топлива уже – всё, – Сергей Сергеевич проделал театральный жест, означающий отсутствие топлива в баках истребителя. – Пилот отказался катапультироваться, надеялся дотянуть до безлюдной местности. А дотянул до аэродрома. На пустых баках. Вы себе представляете, сколько керосина нужно современному истребителю для 30 минут полёта?

Подполковник остановился и внимательно посмотрел на мою реакцию. Я ошалело мотал головой. Теоретически это, наверное, возможно, но на самом деле… Держать полчаса в воздухе здоровенный самолёт? Как говорит Николаич, в рамках существующей реальности… Это тебе не Шумахер с Кулхардом. Нет, я бы, пожалуй, не взялся.

Сергей Сергеевич, похоже, без труда прочитал все мои рассуждения прямо по физиономии.

– В тот раз это было наших рук дело. Из-за этого чёртового истребителя мой отдел потерял единственного сильного… как это называет Николаич?

– Мастер сглаза, – брякнул я и чуть не откусил себе язык.

– Вот-вот, мастера сглаза, – подполковник милостиво сделал вид, что не заметил моей оплошности. – Собственно, о сотрудничестве такого рода речь и идёт.

Нависла многозначительная пауза. До меня начало медленно доходить. Меня брали на работу в КГБ.

И мне это очень не нравилось.

Я мучительно припоминал, как в таких случаях себя вели герои детективов. Наконец припомнил:

– А если я откажусь?

По законам жанра коварный кагэбэшник должен был зловеще склониться надо мной с фразой: «В этом случае вас ждут серьёзные неприятности» или хотя бы «Я бы на вашем месте этого не делал!». Вместо этого он приподнял бровь и заинтересованно спросил голосом Михал Михалыча Жванецкого:

– А почему, собственно? Кроме банального «не хочу»?

– Нуу-у… – начал я не так уверенно, как полагалось бы герою детектива.

– Смелее, – подбодрил меня Сергей Сергеевич, – не бойтесь нас обидеть! Мы уж такого про себя наслышались. Не хотите «марать себя сотрудничеством со спецслужбами»? Помилуйте, на дворе давно не тридцать седьмой год! И даже не девяносто первый. Мы не занимаемся политическим сыском! Тем паче, что я предпочёл бы видеть вас в качестве штатного сотрудника, а не любителя. На содержании. Не потому, что хочу лишить вас личной свободы – только потому, что собираюсь наиболее эффективно использовать ваши способности.

– Погодите! – я, кажется, нащупал правильную линию поведения. – А вы меня ни с кем не путаете? Да, я действительно знаю всех перечисленных… э-э-э… людей. Но законов никаких не нарушал, планов свержения существующего строя не вынашивал, а при чём тут самолёты, летающие на честном слове, вообще не понимаю!

– Ну-ну-ну! – почти ласково пожурил меня подполковник. – А кто только что проговорился про «мастера сглаза»? Поверьте, мы уже давно наблюдаем «группу Романова», как она числится в наших документах. Она действительно никаких законов не нарушает и переворотов не готовит. Мы бы и не трогали её, кабы не два важных и – увы – взаимосвязанных события: ваше появление в группе и стрельба в «Жар-птице».

В этот момент молодой помощник Сергея Сергеевича подал голос: выразительно кашлянул и показал на часы. Подполковник тут же смущённо заулыбался и развёл руками:

– Простите, ради бога, старика, заболтался! Вас ведь ждут в соседней комнате. Через 10 минут стартует гонка «Формулы-1» где-то в Венгрии. Так что разговор наш мы продолжим через несколько часов.

Я тоже невольно заухмылялся. И даже не стал расспрашивать, кто именно ждёт меня в соседней комнате.