Текст книги "Я изменилась навсегда"

Вторник, 27 февраля

Громкий стук в дверь разбудил меня. Семь утра. Сегодня я уставшая. Я волновалась, что мне будут сниться беспокойные сны. Так что я рада, что так крепко спала. Мне вообще ничего не снилось.

Около двух с половиной часов я сидела в кабинете, получая информацию и знакомясь с людьми, чтобы узнать о разных организациях.

Сегодня мы встречаем корабль, на котором беженцы возвращаются в Сьерра-Леоне. Потом мы повезем их в лагерь рядом с Кенемой, который станет их новым домом.

Корабль опаздывал. Наконец, послышался призыв: «Время отправляться!» Я схватила свой рюкзак. Прошло еще полчаса. Нам дали небольшую сумку с основным снаряжением для кемпинга. «На случай, если автомобиль сломается…»

Все утро наш автомобиль ремонтировали в автомастерской. Это трудно назвать автомастерской. Автомобиль до сих пор не готов.

Все здесь занимает слишком много времени. Регистрация сошедших с корабля беженцев тоже заняла некоторое время.

На причале были многие правительственные и неправительственные организации, по три или четыре человека от каждой группы.

• Международный медицинский корпус

• Красный Крест

• «Спасем детей»

• УВКБ

• «Мировое видение»

• Международная организация по миграции

С того самого времени, как я проснулась этим утром, беженцы ждали у причала на горячем солнце, получив ту еду, которую можно было предоставить (маленькую буханку хлеба и сардины).

Я спросила, сколько они проплыли на корабле к этому утру.

«Одиннадцать часов!»

Несмотря на то что море было спокойней, чем обычно, многих детей рвало. Всего насчитали двести два человека.

Сегодня встречать корабль пришла одна женщина. Она ищет своего мужа. Его там не было. Ей сказали посмотреть регистрационные документы. В углу пристани стоит маленький стол. Это единственное место не на солнце.

Мы едем по улицам в начале нашей пятичасовой поездки. Почти на каждой остановке к окнам подходят попрошайки.

Там были слепые и раненые дети – дети, с которыми жизнь обошлась очень жестоко. Я спросила, будет ли правильно дать им денег. «Нет, не в этой общественной зоне. Соберутся все. Это создаст плохой прецедент».

В этой поездке участвует более двухсот человек. За нами едут два небольших грузовика, которые везут все их пожитки. В двух маленьких грузовиках-фургонах поместилось все, что нажили за свою жизнь более двухсот человек. В них все, что у них есть в этом мире.

Я не знаю, как люди в этих грузовиках найдут в себе силы после всего, через что они прошли хотя бы во время своего путешествия из Гвинеи. Я не могу представить, с чем они столкнулись, когда им пришлось бежать. И, прежде всего, как они вообще добрались до Гвинеи?

В Ватерлоо мы забрали еще беженцев. Теперь их 387 человек.

Мы едем обратно в город, чтобы купить то, что сможем.

Эти люди едут домой. В Гвинее они были беженцами, но теперь они не находятся там в безопасности.

Они возвращаются в Сьерра-Леоне, чтобы жить в лагерях. Их дома разрушены. Те районы, в которых они жили, теперь удерживаются повстанцами.

У них нет никакого реального выбора, кроме как жить в лагерях, обходясь самым малым, и нет никакой гарантии, что те же люди, что разрушили их дома и убивали, насиловали и калечили их семьи и друзей, не нападут снова. Но если им придется умереть, они хотят умереть в своей родной стране.

Я не могу представить, что они, должно быть, чувствуют.

Они сидят в грузовиках, и их везут по улицам, где они когда-то жили свободно и счастливо.

Шесть грузовиков, полных людей.

Два грузовика поменьше со всеми их пожитками.

Мы едем в нашем грузовике, чтобы защитить и поддержать.

Мы только что двинулись вперед, указывая путь. Мы – единственное охранное транспортное средство, так что каждые полчаса мы проверяем всех, двигаясь назад.

Нам только что сказали, что в поездку не взяли воду. Женщина (сотрудник УВКБ) пытается связаться по рации. Связь плохая. Она спрашивает, как найти припасы по дороге. Нам надо понять, где запастись водой.

Нам также сказали, что мы прибудем в темноте, так как отъезд занял больше времени, чем ожидалось.

Меня спросили, уверена ли я, что хочу ехать.

Мне сказали, что нет причины для беспокойства, но им хотелось бы, чтобы я сошла за одну остановку до последней. Они сказали, что так будут чувствовать себя спокойней.

Я не хочу подвергать себя риску без необходимости, потому что понимаю, что УВКБ чувствует себя ответственным за меня. Мы договорились принять решение, когда туда доберемся. Нам также надо было выяснить, где мы можем остановиться.

К конвою присоединилось еще одно охранное транспортное средство. Наш водитель посигналил ему занять место в хвосте.

Сотрудники УВКБ также находятся здесь, чтобы гарантировать прохождение без помех через все блокпосты и пропускные пункты.

Сейчас мы едем через район, который британцы помогли очистить от повстанцев.

«Вестсайдские парни»

«Вестсайдские парни» – группировка бывших солдат, которая поддерживала военный переворот, свергнувший президента Ахмада Теджана Каббу в мае 1997 года. Они бежали в буш вместе с другими солдатами Армии Сьерра-Леоне (АСЛ), когда Группа мониторинга ЭКОВАС (Экономическое сообщество стран Западной Африки. – Прим. ред., иначе – ЭКОМОГ) подавила восстание в феврале 1998 года и вновь сделала Ахмада Теджана Каббу президентом.

«Вестсайдские парни» были частью сил вторжения, захвативших половину Фритауна 6 января 1999 года, когда минимум 5000 человек были убиты, а стоимость разрушенных домов и другой собственности оценивалась не в один миллион долларов. «Вестсайдские парни» снова бежали в буш, когда силы ЭКОМОГ вышибли их из столицы. Затем они расположились в местности Окра-Хиллс, примерно в 50 км от Фритауна.

Они заманили в засаду несколько гражданских и военных транспортных средств, вызвав большие беспорядки на шоссе Фритаун – Масиака. Кульминацией деятельности «Вестсайдских парней» стал захват нескольких британских военных вместе с их проводником, военнослужащим Армии Сьерра-Леоне. Когда все переговоры о гарантированном освобождении захваченных оказались тщетными, британцы начали воздушно-наземные операции, убивая и захватывая в плен «Вестсайдских парней» в джунглях. Все взятые в плен, в том числе лидер, самопровозглашенный бригадир Фодай Каллай, находятся за решеткой в Фритауне. Именно эти операции положили конец существованию «Вестсайдских парней». «Вестсайдские парни» назвали себя в честь одной из банд в США, «Вестсайдской команды».

Теперь мы были на другой дороге, но хорошей эту дорогу не назовешь. Нам надо двигаться на восток. Мы высунули руки в окна, сигнализируя грузовикам за нами, чтобы они прибавили скорость.

Я увидела идущего по дороге мужчину. На нем были шорты, он был очень грязным. Он держал в руках автомат и что-то выкрикивал, разговаривая сам с собой.

Повсюду были остовы сожженных домов.

Здесь, должно быть, также подрывали автомобили и грузовики, от них остались только ржавые перевернутые кузова.

Красивые джунгли.

Время от времени я вижу маленькие деревни, они наполовину сожжены, а наполовину отстроены заново из дерева и глины.

Несколько бывших школ и церквей вдоль дороги пусты и изрешечены пулями.

Если мы прибудем в лагерь после 20.00, то не сможем попасть внутрь.

Многие люди были недовольны тем, что нам приходится ехать так быстро. «Извините. Держите детей. Чем быстрее мы туда доберемся, тем скорее вы сможете поесть и отдохнуть. Нам не хочется ехать слишком много в темноте».

Они понимали. Но кажется, их трудному путешествию не будет конца. Даже к концу сегодняшнего дня оно будет далеко от завершения. Может быть, есть кое-что хорошее – они до сих пор живы.

Мы в пути уже около двух с половиной часов. Один из наших грузовиков, везущих багаж, сломался. Все, что находится в нем, надо было выгрузить, чтобы потом загрузить во второй грузовик. Я не представляю, как они смогут уместить все в одном грузовике. Кажется, он уже набит битком.

Пока они перекладывают все пожитки, мы продолжаем путь. Они постараются нас догнать.

Я никогда не смогу выразить или описать, кто эти люди, через что им приходится пройти или почему им так важна наша помощь.

Я предложила, что хорошо было бы, если бы кто-нибудь мог раздобыть видеокамеру, чтобы они могли рассказать о себе. Они очень хотят это сделать.

Они не хотят, чтобы пресса решала, что важно. Они хотят сами говорить за себя.

Когда я приехала туда, то думала, что мне будет грустно и плохо от всего того, что произошло с этими людьми, и того, как они живут.

Но я вижу, как они выживают, их улыбающиеся, несмотря ни на что, лица, держащихся за руки детей, работающих (кажется, работают все) людей. Я восхищаюсь этими людьми.

Их волей.

Их надеждой.

Мы останавливаемся, чтобы высадить нескольких человек в одном районе. Кажется, еда в грузовике, который далеко позади нас, – в багажном грузовике.

Мы все сидим снаружи. Сейчас около двух часов дня, и жара невыносима. Я вижу, как многие беженцы работают: несут дрова и другие вещи, стараясь устроиться в этом новом месте. Я не знаю, как они это делают.

Кто-то объяснил мне, что утро предназначено для того, чтобы раздобыть необходимое для завтрака (вода, дрова), поесть, убрать дом и попытаться по возможности что-то продать или что-то сделать.

Днем надо раздобыть воду и дрова и приготовить обед.

С ужином то же самое.

Весь день посвящен выживанию.

В этом году УВКБ потеряло четырех сотрудников.

Каждую неделю в каком-то уголке мира убивают одного сотрудника гуманитарной организации. Есть огромная необходимость в намного большей безопасности и защите.

УВКБ отличается одним из самых высоких показателей разводов, суицидов и депрессий.

При въезде в Район 91 на дорожном щите написано:

ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ОТРЕЗАЙТЕ РУКИ

ДАВАЙТЕ ВОЗЬМЕМСЯ ЗА РУКИ

Нам пришлось идти на рынок, чтобы купить еще сардин и хлеба. Наши припасы составляли только половину от необходимого.

Нам сказали, что в третьем грузовике есть очень больной мальчик. У медсестры почти не было медикаментов – на самом деле вообще не было.

УВКБ нуждается в намного большем финансировании для врачей, медсестер и медикаментов. Операции здесь редко проходят без проблем.

Я здесь вместе с Ньямбе, женщиной из УВКБ, которая сопровождает меня во время различных встреч. Это ее первый конвой и первое посещение лагеря, расположенного далеко от транзитного центра.

Мы отправились за медикаментами. Мы видели солдат ООН, размещенных в этом районе. Выясняется, что они из Бангладеш.

Один из солдат не хочет нам помогать. Он сказал: «Идите в неправительственные организации». Мы окинули взглядом пыльные дороги, бедных горожан и маленькие лачуги.

«Где?» – спросили мы.

Ньямбе сказала, что все мы – братья и сестры под флагом ООН.

Нас спросили, являемся ли мы врачами.

«Нет, просто сотрудниками», – ответили мы.

Нам дали маленькую сумку с лекарствами от боли и обезвоживания.

После того как была распределена еда, мы проверили наши сумки.

Главы семей выходят вперед за тех, кого не было в регистрационных документах. Желтая бумажная карточка дает право на булку и полбанки сардин на человека.

Солнце начинает садиться. Мы пытаемся дозвониться и получить место в лагере Бо, до которого ехать на один час меньше, чтобы там подготовили сухой паек для 400 человек.

Но он не будет нашим конечным пунктом. Утром нам придется снова отправляться в путь.

У второго (из двух) багажных грузовиков спустило колесо. Мы должны двигаться вперед, пока его меняют. Первый грузовик остался позади еще раньше – механические проблемы.

У УВКБ могут быть проблемы, но его сотрудники здесь – единственные, кто пытается провести этот конвой.

Здесь никто не делает фотографии для CNN. Это всего лишь еще один день.

Уже 19.40. Снаружи непроглядная темень. К нам идет мужчина. Он ехал в одном из грузовиков впереди нас. Мы остановились.

«Что случилось?» – спросили мы.

«У моего грузовика не работают передние фары», – сказал он.

У пропускного пункта молодые ребята машут нам, чтобы мы остановились. Они светят фонариками в наш грузовик и освещают наши лица. Нам разрешают проехать.

21.30. Мы прибыли в Бо. Здесь мы проведем ночь и тронемся в путь в семь утра.

Мы знакомимся с Мухаммадом, который там работает. Он приготовил (вместе с другими) три большие миски булгура и три большие миски бобов.

Мы начали раздавать еду с женщиной, которая, очевидно, была лидером группы. Уже ушло некоторое время на то, чтобы высадить всех беженцев из грузовиков, и все были очень голодны.

Я не могу представить, как они себя чувствуют. Меня тошнило. Возможно, меня вырвало бы после этой поездки, но я совсем не пила жидкости, последние несколько часов ела только хлеб. По пути не было туалетов, так что я не пила воды.

Я пыталась помочь, раздавая чашки и ложки и проверяя, чтобы на подносах было достаточно тарелок. Металлических тарелок было мало, так что мы пытались организовать их мытье, когда первые получившие еду закончили есть.

Сначала накормили детей, потом женщин, наконец, мужчин.

Некоторые обращались ко мне «pumwi», что означает «белый человек».

Некоторые называли меня «сестра».

Они были доброжелательны ко мне, понимали, что я здесь для того, чтобы помочь.

Некоторые люди могли толкаться, кричать и злиться из-за того, что все это занимало много времени, и из-за того, через что им пришлось пройти.

Но их мытарства длились годами, и, пожалуй, я чувствовала, что они помогают мне понять, каково это было, потому что я была новичком.

Нам с Ньямбе сказали ночевать в соседнем мотеле. Мне кажется неправильным то, что я получаю эту привилегию, но я так устала. Я очень благодарна.

Нам дают комнаты с вентиляторами, но мой не работает. Из окна доносятся голоса разговаривающих людей и очень неразборчивая американская музыка 80-х годов. Я только что увидела толстого прыгающего паука.

Основание кровати когда-то было покрыто пластиком, но сейчас он почти целиком облез. Простыней нет, только наматрасник.

Но мне нравится этот номер. Мужчина, который проводил меня в него, улыбнулся, открыв дверь, и сказал: «Симпатичный! Хороший!» Потом он показал мне туалет и с еще более широкой улыбкой сказал: «Смотрите!» А потом спустил воду.

Минуту спустя он вернулся, чтобы дать мне спички и свечу.

С часа ночи до 4.30 утра здесь нет электричества.

Ньямбе зашла в мой номер, и мы разделили то, что осталось от буханки хлеба. Было слишком жарко, чтобы есть, так что я приберегла свою часть на завтрак.

Среда, 28 февраля

6.17 утра. Мы снова выстраиваемся в колонну и почти готовы начать путь к Кенеме.

Я почти не спала. Было слишком жарко, был постоянный шум. Я все время думала о том, в насколько лучших условиях по сравнению с беженцами я нахожусь. Думала о том, как чувствуют себя этой ночью матери и младенцы. Удивлялась, почему так мало детей плачет. Предполагаю, что они привыкли к этим ужасным условиям или, возможно, просто слишком устали для того, чтобы плакать.

Этим утром я обнаружила на своей двери большой, сделанный ножом разрез. Ньямбе сказала, что заметила его, когда вчера стучалась ко мне.

Я думаю о личном пространстве, но на самом деле меня это не особо заботит. Сейчас очень рано, и я рада снова быть в пути.

Многие сотрудники УВКБ – уроженцы тех стран, в которых они работают, так что кажется (и часто именно так и бывает), что беженцам помогает их собственный народ. Общины и страны помогают друг другу.

Здесь для оказания поддержки также был Норвежский совет по делам беженцев.

Наконец, мы прибыли. Группы людей, привезенных раньше, подбежали посмотреть в надежде увидеть друга или члена семьи. Несколько людей, ехавших в грузовиках, закричали от радости, узнав друзей. Каждой семье был выделен участок земли для начала строительства. Им дали немного продовольствия.

Беженцам нужна помощь для того, чтобы начать что-то, что сделает их независимыми.

Хорошо было бы организовать занятия, на которых они учились бы садоводству, чтобы потом самостоятельно выращивать пищу.

Эта новая зона для беженцев существует всего лишь несколько недель, но здесь уже построено много маленьких глиняных и деревянных хижин.

В офисе я увидела человек семь, которые ждали с очень большими тюками. Некоторые женщины были беременны. Мне сказали, что эти женщины – одни из сотен людей, прибывших из Гвинеи. Они шли пешком, и им нужны медицинская помощь, регистрация и место в лагере.

Мы в аэропорту, ждем самолета, чтобы улететь обратно. Это маленькое белое здание, окруженное армейскими лагерями.

Африканские солдаты носят головные уборы ООН и свой флаг на военной форме.

Только что прибыли британские солдаты (в полной военной форме), они несут большие рюкзаки и винтовки. Они все бегут в старомодной манере, высаживаясь из вертолетов и направляясь к грузовикам, чтобы в них погрузиться. Нам сказали, что наш самолет здесь, но это не так. Так что мы ждем, стараясь не стоять на жарком солнце.

Когда самолет не прилетел, мы спросили, когда он примерно прибудет. Через час. Мы все хотели позавтракать, хотя бы выпить кофе, так что решили поехать в ближайшее кафе. Оно было маленьким, пыльным и замечательным. Странное сочетание Африки и Китая. Меню было старым, и я с трудом могла разобрать слова. Мы сделали заказ и начали обсуждать различные вещи, с которыми каждый имеет дело. Но только мы начали разговор, через пару минут после того, как сделали заказ, мы услышали, как приземляется самолет, и побежали. Мы смеялись.

Понятно, что местные самолеты опаздывали из-за военных действий. Мы (нас было около десяти человек) втиснулись в самолет. Было жарко. Играла какая-то музыка, которую я не могу описать. Думаю, слова были французскими. Она начала играть и играла без остановки.

Когда мы, наконец, вернулись, было почти два часа дня. Пока мы ехали на автомобиле, я наблюдала за людьми. Теперь я намного лучше понимаю их проблемы.

Смотрю в окно.

Романтика их храбрости омрачается очень маленьким мальчиком, который пытается удержать несколько галлонов воды на голове. Он босой. Очень жарко, и я уверена, что идти ему придется далеко. И я уже давно уеду (или кто-то уже будет это читать), а он все еще будет заниматься этим, а также многими другими вещами. Он всего лишь маленький мальчик. И он один из счастливчиков – сейчас. Он не в армии. У него есть доступ к воде. Никто не отрезал ему кисть или ступню. И хотя он очень худой, кажется, он сравнительно здоровый.

В офис зашел фотограф, чтобы спросить, что происходит в различных районах и не могли бы мы помочь или дать информацию о том, как попасть в районы, где сейчас наиболее напряженная ситуация.

Это трудно, потому что в большинство районов сложно попасть. Было очень сложно даже передать еду для находящихся там нуждающихся людей.

Они пытались разработать маршрут и обозначить дороги, где он мог бы поймать попутку. Он пытается помочь, распространяя информацию, чтобы люди могли видеть, что происходит, и решать для себя, как они к этому относятся.

Я уверена, что большинство фотографий, которые он снимает, – это те образы, которые многие из нас не хотят видеть. Но должны.

Он спросил, откуда я.

«Из Америки».

«А! Я работаю фотографом десять лет. Американские СМИ не покупают такие фотографии. Другие страны покупают».

Этим вечером я наметила ужин с г-ном Арнольдом Акодженю, представителем УВКБ в Сьерра-Леоне. Он собирается помочь мне понять, что происходит в этой стране: что делается, что надо делать, а также политические вопросы.

Я пыталась отчистить грязь от своих ботинок и найти чистые брюки. Но я уверена, что он понимает. Было что-то приятное в том, что моя одежда такая грязная, если знать почему.

Я не думаю, что сейчас на самом деле могу делать много полезного, но я начинаю что-то делать. И очень приятно знать, что с течением времени я смогу помогать больше.

Когда я шла на ужин, мне сказали, что г-н Акодженю опоздает. «Есть проблемы. Полиция узнала, что завтра будет демонстрация».

К его дому меня проводил мужчина с фонарем.

Вокруг участка, над забором, были полуметровые круги колючей проволоки.

Внутри все окна были защищены. Использовались металлические и пластиковые конструкции различных типов, так что это не выглядело как решетки.

Чем больше я узнаю об этом человеке и о местных жителях, тем больше осознаю те опасности, с которыми они сталкиваются.

Оказывается, сегодня подошел к концу срок полномочий правительства. Некоторые хотят видеть в правительстве изменения. Они хотят государственного переворота. Он не знает точно, кто собирается устроить демонстрацию, но сказал, что, скорее всего, это некоторые из Объединенного революционного фронта.

Когда здесь последний раз была демонстрация, погибли девятнадцать человек. В день, когда это случилось, он находился в своем офисе. Вроде бы он сказал, с 10.00 до 16.00. И когда его автомобиль был в пути, чтобы, наконец, забрать его, машину угнали.

Пока мы ехали на автомобиле, я наблюдала за людьми. Теперь я намного лучше понимаю их проблемы.

Он сказал, что после последней демонстрации им предложили перенести офис в другое место. Другие агентства ООН покинули этот район, но их землевладелец удержал бы 55 000 долларов за нарушение договора аренды. Они не могли позволить себе переезд и не считали, что это так же важно, как другие вещи, на которые можно было бы потратить эти деньги.

Он говорил о том, как он ценит своих сотрудников, которые настолько самоотверженны. Они продолжают здесь работать, хотя осознают опасность.

Кроме того, в нынешнее время сотрудники не могут жить в этой стране со своими семьями. После Рождества из-за чрезвычайной ситуации сюда пришлось приехать еще большему количеству сотрудников. И многие из них уже очень долго не виделись со своими родными.

Завтра все останутся внутри – все, кто может. Трем людям придется ехать к пристани, потому что из Гвинеи вновь прибывают беженцы. Придется арендовать автобусы. Грузовики могут стать мишенью, потому что они принадлежат ООН.

Предполагалось, что я помогу с регистрацией, но меня попросили остаться в помещении.

Американское посольство – одна из мишеней.

Нигерия, США и Англия поддержали нынешнее правительство и не хотят изменений.

Надеюсь, я правильно понимаю все эти факты.

Я испугана. Я знаю, что все будет хорошо, но я также должна признать, что так как я ничего не знаю об этой ситуации, то предполагаю, что случиться может что угодно.

Это может показаться глупым, но я думаю собрать рюкзак до того, как лечь спать, – просто на случай, если мне придется бежать, когда я проснусь. Хорошо, что я настолько устала, что смогу поспать.

Кроме того, предполагается, что завтра у меня будет встреча – ужин с Джозефом Мелроузом. Он – посол США в Сьерра-Леоне. Я также встречусь с представителями различных неправительственных организаций.

Сейчас я не уверена, что будет дальше. На самом деле я даже не знаю, что происходит.