Текст книги "Меж Наровой и Свирью. Хожение по Ленинградской области"

Осколки морского щита: Красная Горка и Ино

Берег у Красной Горки

Высокий, поросший прекрасными соснами, берег. Край его нависает над песчаным обрывом. Внизу – полоска пляжа. Красноватый песок дал название этому месту: Красная Горка. Отсюда далеко видно. В ясную погоду просматривается Финский залив во всю ширь, можно разглядеть и противоположный, северный берег. Это самое узкое место Финского залива, как говорят моряки, «бутылочное горло».

Поселение на этом месте – деревня на Красных горах – упомянуто впервые в новгородской Писцовой книге 1500 года, но существовало, конечно, гораздо раньше. Очень уж место красивое и удобное – и для жизни, и для обороны. Именно последнее обстоятельство было оценено военно-морским командованием в начале XX века. После войны русско-японской и в условиях надвигающейся мировой всё более важной становилась задача обеспечения безопасности Петербурга со стороны моря. В эти годы все ведущие морские державы мира осуществляли модернизацию флота. Увеличивалась дальнобойность и мощность корабельной артиллерии. Строились морские левиафаны – дредноуты с могучими орудиями двенадцатидюймового калибра, способными выбросить за один залп до шести тонн металла и взрывчатки. Появлялись новые типы судов – быстроходные эсминцы, торпедные катера, подводные лодки. Совершенствовалась техника и тактика морских десантов. Старая система укреплений, расположенных в Кронштадте и на островках вокруг него, не соответствовала требованиям времени. В 1907 году началось планирование, а в 1909 году строительство новой морской твердыни на Балтике. Она получила название Морской крепости императора Петра Великого и состояла из множества сооружений, разбросанных по восточной половине Балтийского моря. Её батареи и форты располагались в Курляндии у Либавы, на Моонзундских островах, в Эстонии вокруг Ревеля, в Финляндии – на полуострове Гангут, на Свеаборге близ Гельсингфорса, на Гогланде и прочих островах. Последний рубеж обороны, ближайший к Петербургу, назывался Кронштадтской позицией и опирался на выступы береговой линии к северо-западу и юго-западу от Кронштадтского узла. Два крупных форта были построены у основания «бутылочного горла» Финского залива: на северном берегу – форт Николаевский, названый в честь царя, на южном – форт Алексеевский, в честь наследника. Верноподданные названия не прижились. За северным закрепилось название Ино, за южным – Красная Горка.

В начале Первой мировой войны Красная Горка представляла собой мощный узел береговой обороны. Основу её вооружения к 1916 году составляли: четырёхорудийная двухбашенная и четырёхорудийная открытая батареи двенадцатидюймовых (305-миллиметровых) орудий, а также восемь десятидюймовых (254-миллиметровых) орудий системы Бринка, столько же одиннадцатидюймовых (279-миллиметровых) гаубиц и шесть шестидюймовых (152-миллиметровых) орудий системы Канэ. Дальнобойность орудий главного калибра составляла 25 километров. Их огонь мог полностью перекрыть всю ширину Финского залива на этом участке. Гарнизон форта составлял 5500 человек.

В боевых действиях Первой мировой войны артиллерия Красной Горки так и не поучаствовала. А в начале войны Гражданской, в августе 1918 года, весь берег содрогнулся от мощнейшего взрыва. Центральная батарея десятидюймовых орудий взлетела на воздух вместе со складами боеприпасов. Причина взрыва до сих пор остаётся загадкой. Случайность? Революционное разгильдяйство? Диверсия? В то лихое время всякое могло быть.

Красная Горка. Железнодорожное орудие

Через год, в июне 1919-го, орудия Красной Горки должны были вести огонь по войскам белогвардейского Северного корпуса генерала Родзянко, наступавшего на Петроград, но в гарнизоне вспыхнул антибольшевистский мятеж. Правда, особых последствий он не имел: большинство солдат и матросов уклонились от участия в нём; несколько десятков человек было расстреляно, несколько десятков ушли к белым. Тем дело и кончилось. А в марте 1921 года орудия Красной Горки участвовали в карательной акции – в подавлении Кронштадтского мятежа.

Последнее и самое главное боевое событие в жизни форта – участие в битве за Ленинград в 1941–1944 годах. Артиллерия Красной Горки сыграла огромную, может быть, решающую роль в обороне Ораниенбаумского плацдарма. А в январе 1944 года мощно поддержала наступление войск Приморской опергруппы в ходе операции по снятию блокады Ленинграда. Последний раз орудия Красной Горки стреляли в июне 1944 года, вначале наступления советских войск на Карельском перешейке, по финским укреплениям на северном берегу залива.

В 1962 году крепость была упразднена, её орудия постепенно демонтированы. На месте бывшего форта топорщится лесная поросль, корабельные сосны прикрывают его руины с моря.

Противоположный берег Финского залива, хорошо видимый отсюда в ясную погоду, тянется узкой полосой и обрывается, растворяясь в серой бесконечности. Там прячутся руины северного узла обороны Кронштадтской позиции – Николаевского форта на мысу Инониеми. Он строился синхронно с Алексеевским и по вооружению чуточку превосходил его. К осени 1916 года его огневую мощь обеспечивали восемь гигантских 305-милли-метровых орудий, восемь 279-миллиметровых, восемь 254-миллиметровых орудий, столько же пушек Канэ, а оборону осуществляли полсотни 76-миллиметровых пушек, восемь противоаэропланных (зенитных) орудия и 34 пулемёта. Всё это было надёжно укрыто бетоном и замаскировано лесом.

Не снаряды противника разрушили новенькую крепость, а русская смута.

Весной 1917 года здесь, как и в Кронштадте, бушевали революционные страсти. На митингах солдаты и матросы с удовольствием слушали большевистских агитаторов, а наипаче – анархистов: ни войны, ни дисциплины, всеобщее равенство и долой Временное правительство. Развал армии в масштабах отдельного гарнизона начался с того, что часть стрелкового оружия отправили в Петроград для отрядов Красной гвардии.

Уж не винтовками ли, присланными из Николаевского форта, были вооружены красногвардейцы, участвовавшие в ночь с 25 на 26 октября в захвате Зимнего дворца? Уж не этими ли самыми прикладами подгоняли несчастных министров Временного правительства, когда тащили их в тюрьму Петропавловской крепости?

За свержением в октябре Временного правительства последовало провозглашение независимости Финляндии. Форт Николаевский оказался островком на чужой территории. Затем, весной восемнадцатого, случилось нечто худшее – Брестский мир. Балтийский флот должен быть уничтожен, а крепости в Финляндии и Эстонии переданы немцам. Правда, Кронштадтская военно-морская база и система береговой обороны не подлежали разоружению и сдаче, но аппетиты победителей растут, а немцы на тот момент считали себя именно победителями.

В апреле немецкий десант высадился в Койвисто – это ныне Приморск, – в пятидесяти километрах от Ино. Военно-Морской комитет и командование в Кронштадте должны были принять решение: что делать с фортом. В бурных спорах, в клубах табачного дыма было вынесено вынужденное решение: форт доколе возможно не сдавать, никаких боевых действий не предпринимать, а при невозможности удерживаться – взорвать со всей артиллерией.

8 мая германское правительство потребовало передать форт Финляндии, где уже победило прогерманское правительство Свинхувуда. Форт к тому времени был полностью блокирован финнами с суши, а 12 мая немецкие корабли подошли с моря; их победную энергию, однако, сдерживали линейный корабль «Республика», крейсер «Олег» и миноносец «Прыткий», выдвинутые к Инониеми из Кронштадта. В крепости к этому времени оставалось менее пятой части гарнизона: около четырёхсот бойцов латышского Тукумского полка, 125 бойцов 1-го пулеметного полка, 250 из 2-го Кронштадтского артиллерийского дивизиона и около трёхсот красногвардейцев. Замки с орудий больших калибров были сняты и увезены в Кронштадт.

Утром 14 мая началась эвакуация гарнизона. В половине одиннадцатого вечера последние сторожевые посты оставили позиции. Через десять минут на яхте «Зарница» форт покинули командиры, минёры и комендант Кронштадтской крепости К. М. Артамонов. В 23 часа 30 минут раздалось несколько одновременных взрывов, вслед за ними – один сотрясший землю удар. Грохотать продолжало около часа. Потом наступила тишина.

Между прочим, ток для подрыва форта Ино подавали по подводному кабелю из Красной Горки.

Высоты и низины земли Ижорской

В нескольких километрах от южного берега Финского залива невдалеке от Петергофа и Ораниенбаума тянется уступообразная гряда, с которой в хорошую погоду виден весь Петербург как на ладони. Это край Ижорской возвышенности. Её основу составляют мощные пласты известняков и песчаников девонского времени. Каменная плита, как огромный фундамент, простирается к югу и юго-западу от Петербурга на десятки километров. Её прорезают небольшие, но неповторимо живописные реки – Оредеж, Тосна, Ижора, Суйда. В долинах этих рек можно увидеть водопады, пещеры, романтические скалы. На водоразделах между ними растут прекрасные темнохвойные леса. Земля в этих краях плодороднее, а климат мягче, чем в других местах Ленинградской области. Поэтому Ижорская возвышенность, её южные и восточные окраины издавна были основательно обжиты. Издревле здесь жил народ ижора. Очень рано, не позднее X века, пришли словене: об этом свидетельствуют многочисленные погребальные памятники. Во времена Господина Великого Новгорода появились боярские усадьбы. На их месте позднее выросли мызы шведских баронов, а ещё позднее – имения российской знати. За эти земли (именно за земли, не только за выход к морю) шла многовековая борьба – сначала между русскими князьями и немецкими рыцарями, потом между Новгородом и шведами, потом между державой Российской и Шведским королевством.

Ярый Оредеж и смиренная Суйда

Река Оредеж

Река Оредеж петляет по лесистым урочищам Ижорской возвышенности: на юг, на восток, на север, снова на юг. Всего две сотни километров от истока до впадения в реку Лугу. Река необычайно живописная. По берегам в её верховьях – дворянские гнёзда, усадьбы, церкви. На опушках лесов – курганы, погребальные памятники древности.

Никто не знает, откуда взялось и что значит название Оредеж. Высказывались предположения о происхождении из какого-то финно-угорского языка (близкого к водскому или ижорскому); предполагаемые значения – «скачущий конь» или «голова коня». Это – не более чем предположения. Название древнее. Значит, и люди жили по берегам реки с незапамятных времён.

Да и как не жить на этих привлекательных берегах? Обаяние оредежских изгибов неодолимо. В характере этой реки есть и лирическая нежность, и грозное колдовское начало.

 
Страшно воет лес дремучий.
Ветр в ущелиях свистит,
И украдкой из-за тучи
Месяц в Оредеж глядит.
…
Между гор, как под навесом,
Волны светлые бегут
И вослед себе ведут
Берега, поросши лесом.
 

Таков образ оредежских берегов, созданный Кондратием Рылеевым в стихотворной думе «Царевич Алексей в Рождествено». Детство Рылеева прошло в имении Батово на Оредеже. Другой поэт столетием позже тоже вглядывался в эти воды, и образ их остался навсегда в его душе. В 1923 году, в эмиграции, на чужбине Владимир Набоков грезил:

 
Вот,
гладкая лодка плывёт
в тихоструйную юность мою,
мимо леса,
полного иволог, солнца, прохлады грибной,
мимо леса,
где берёзовый ствол чуть сквозит белизной стройной
в буйном бархате хвойном,
мимо красных крутых берегов…
 

Обрывистые берега Оредежа

Красные крутые берега – отличительная черта оредежского пейзажа. Современник и друг Рылеева Александр Бестужев (Марлинский) тоже не остался равнодушен к их красотам: «Месторасположение там чудесное… Тихая речка вьётся между крутыми лесистыми берегами, инде расширяется плёсом, инде подмывает скалы, с которых сбегают звонкие ручьи. Тишь и дичь кругом»[15]15
  Цит. по: Цейтлин, А. Г. Творчество Рылеева. – М., 1955. С. 19.


[Закрыть].

Скалы эти – обнажения пластов среднедевонского красного песчаника. Песчаник лежит слоями, между которыми порой встречаются прослойки разноцветных палеозойских глин. В них палеонтологи находят остатки кистепёрых рыб, обитателей девонских морей. Из такой древности течёт река Оредеж! Хотя сама она образовалась во время геологически недавнее: после отступления Великого ледника.

В верховьях Оредежа, между невысокими холмистыми грядами Ижорской возвышенности раскинулся прекрасный благородно-сказочный лес. Стройные мачтовые сосны, могучие, как гранитные колонны, темнохвойные ели, высокотравные поляны… Помнится, как-то в ночь на Ивана Купала мы искали в этих былинных местах волшебный цветок папоротника. И, что самое интересное, нашли. Мистики в этом нет никакой. Дело в том, что на лугах по опушкам этого леса водится редкий вид папоротника Botrychium lunarium (ужовник полулунный). Раз в год, в середине лета, этот папоротник выбрасывает вверх высокий спороносный колосок, на котором сидят спорангии – мешочки красного цвета, очень похожие на мелкие цветочки. Через два-три дня споры рассыплются, колосок отомрёт и диковинное растение затеряется в густой траве.

По северному краю леса вьётся небольшая речка Суйда. Покрутившись между душистыми лужайками и холмами Суйдинской гряды, она поворачивает к югу, чтобы через несколько десятков километров догнать Оредеж и влиться в него. Невдалеке от речки под сенью старинных деревьев притаилась усадьба Суйда. Точнее, то немногое, что осталось от бывшей дворянской усадьбы.

Как и многие другие деревни и сёла Ижорской земли, Суйда впервые упоминается в связи с податной переписью, осуществленной после присоединения Новгородского государства к Московской державе при Иване III. В Переписной окладной книге Водьской пятины, составленной в 1499 году, Суйда обозначена как центр сельского округа – Суйдинского погоста Копорского уезда. В шведские времена, с 1617 по 1703 год, здесь существовало феодальное владение – мыза Суйда. После отвоевания Ижорской земли и отражения в 1708 году шведского наступления на Петербург, Пётр Великий пожаловал Суйду с прилегающими деревнями Воскресенское и Кобрино Петру Матвеевичу Апраксину, сенатору, президенту Юстиц-коллегии. Апраксин и его наследники владели имением около тридцати лет. За это время был насажен сад, возведены усадебные и хозяйственные строения.

В 1759 году Суйдинскую мызу купил Абрам Петрович Ганнибал, человек необыкновенный. Уроженец Африки (ни место его рождения, ни род и племя, ни даже год появления на свет доподлинно неизвестны), он мальчиком был похищен работорговцами и после долгих мытарств оказался при дворе царя Петра (как это случилось – тоже доподлинно неизвестно). Сам царь стал его крёстным отцом и нарёк Абрамом Петровым. Крёстный не мог надивиться острому уму и незаурядным способностям темнокожего крестника. Вскоре Абрам стал ординарцем и секретарём царя, затем был отправлен учиться военно-инженерному делу во Францию, служил офицером во французской армии, вернулся в Россию незадолго до смерти Петра, получил права дворянства, а вместе с ними и фамилию Ганнибал. Служил царю-крёстному, попал в опалу при Меншикове, был возращён на службу императрицей Анной… Потом снова немилость, отставка, возвращение на службу при Елизавете Петровне… Ревельский комендант, инженер-генерал, строитель укреплений в Кронштадте и Тобольске, кавалер ордена Святого Александра Невского, генерал-аншеф… В 1762 году немолодой уже «арап Петра Великого» был отправлен в отставку (новая императрица Екатерина II не любила тех, кто был в милости у Елизаветы). Остальные почти двадцать лет жизни провёл в имениях – в Петровском на Псковщине и в Суйде под Петербургом. В суйдинском доме он и умер в 1781 году.

Каменная скамья в усадьбе Суйда

После смерти Абрама Петровича Суйда перешла к его старшему сыну Ивану, генерал-цехмейстеру морской артиллерии, а тот разделил имение с братьями Петром, Осипом и Исааком. Осипу досталась деревня Кобрино. Впрочем, Осип ещё при жизни отца вместе с женой Марьей Алексеевной, урождённой Пушкиной, переехал жить в Суйду. Здесь у них родилась дочь Надежда. В 1796 году она вышла замуж за родовитого, но небогатого дворянина Сергея Львовича Пушкина, своего троюродного родственника. Венчание состоялось в церкви Воскресения Христова села Воскресенского.

Из книги «Описание Санктпетербургской губернии по уездам и станам», 1838 год: «Село Воскресенское Царскосельского уезда: от уездного города 31 верста, душ мужеска пола 280, женска пола 297; владеет селом подполковница Евдокимова. При оном селе церковь деревянная во имя Воскресения Христова»[16]16
  Описание Санктпетербургской губернии по уездам и станам. – СПб., 1838. С. 27.


[Закрыть].

…Воскресенская церковь сгорела в 1964 году. Сейчас она отстроена заново по проекту Александра Александровича Сёмочкина, архитектора, реставратора, краеведа и замечательного человека, создателя музея в Рождествено и музея «Дом станционного смотрителя» в селе Выра. От усадьбы Ганнибалов в Суйде остались лишь сильно переделанные хозяйственные постройки, где сейчас действует маленький, но уютный музей, детище энтузиастов, да часть парка в запущенном состоянии. И ещё осталась память. Хотя Александр Сергеевич Пушкин, по-видимому, никогда не бывал в Суйде (в 1807 году имение было продано), но род его связан с этой землёй. Няня Ольги, Александра и Льва Пушкиных Арина Родионовна Яковлева родилась и выросла в деревне Лампово близ Суйды, жила с мужем в деревне Кобрино и оттуда была взята в услужение к Ганнибалам и Пушкиным.

Из книги «Описание Санктпетербургской губернии по уездам и станам», 1838 год: «Деревня Лампово Царскосельского уезда, 58 верст от уездного города; душ по последней ревизии: мужеска пола 178, женска – 200; принадлежит князю Витгенштейну. Того же уезда деревня Кобрино: от уездного города 39 вёрст; душ в деревне 52 мужеска пола, 62 женска пола; принадлежит Шарлоте Лисянской, лютеранке, жене капитана первого ранга»[17]17
  Описание Санктпетербургской губернии по уездам и станам. – СПб., 1838. С. 27.


[Закрыть].

Заметим, что в «Описании» указаны чуточку устаревшие сведения. Владелица Кобрино Шарлота Лисянская, по первому мужу Жандр, – вдова мореплавателя и географа Юрия Фёдоровича Лисянского, возглавлявшего вместе с И. Ф. Крузенштерном первую русскую кругосветную экспедицию. Её супруг скончался в 1837 году, через месяц после смерти Пушкина. От Шарлоты имение перейдёт к Надежде Тимофеевне Карташевской, сестре писателя Сергея Тимофеевича Аксакова и тётушке вождей славянофильства Ивана и Константина Аксаковых. Такое замысловатое переплетение судеб в одной отдельно взятой деревне.

Выра: станция и её смотритель

Выра: музей «Дом станционного смотрителя»

Россия – страна дорог. Как бы мы ни жаловались на скверное их качество. Когда-то Пушкин писал:

 
Теперь у нас дороги плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы да блохи
Заснуть минуты не дают…
 

За прошедшие с тех пор 190 лет изменилось только одно: не стало почтовых станций, где путешественник мог найти дешёвый ночлег с клопами и блохами. Первые две строчки остаются в силе.

И всё же, какими бы убийственными ни были «колеи и рвы отеческой земли», но земля Русская держится на них. Не было бы дорог – не было бы и России. Важнейшей задачей любой власти на огромных пространствах нашей страны было создание и поддержание системы дорожных коммуникаций. Это понимали ещё монгольские ханы: при Батые были учреждены по всем дорогам станции, где путники могли сменить лошадей, починить экипаж, отдохнуть, нанять возниц. По-монгольски они назывались «ямы», отсюда в русском языке слово «ямщик». Впоследствии Иван Грозный, Алексей Михайлович, Пётр Великий, Анна Иоанновна и Екатерина II издавали указы о ямской и дорожной повинности, о почтовой службе. В начале XIX века по всей Европейской России действовала сеть почтовых трактов, по которым через определённые расстояния располагались станции – ямские дворы, на которых содержались казённые лошади, ночевали ямщики, останавливались проезжающие. Должность начальника станции – станционного смотрителя – была хоть и не слишком почётной, но всё-таки, как тогда говорили, офицерской. Смотрителю присваивался классный чин – «коллежский регистратор», который соответствовал военному чину прапорщика. По меркам какой-нибудь деревеньки, приютившейся при почтовом тракте, это была завидная должность и вполне приличный чин.

К исходу XIX столетия в России насчитывалось около четырёх тысяч почтовых станций. До нашего времени в Ленинградской области сохранились, хотя и с перестройками и переделками, здания почтовых станций на старом Ямбургском тракте (трасса «Нарва») в Кипени, Каськове, Чирковицах, Ополье, Ивангороде и на Московском тракте в Померанье. Эти станции были построены в 1807–1811 годах по типовому проекту архитектора Луиджи Руска – творения итальянца посреди российского бездорожья. По назначению они уже давно не используются. Единственная почтовая станция, где и сейчас звенит ямской колокольчик пушкинской поры, встречает проезжающих на шоссе Петербург—Луга, бывшем Псковском тракте, в деревне Выра.

Станция Выра по данным книги «Описание Санкт-петербургской губернии по уездам и станам», 1838 год: «Расстояние от уездного города 47 вёрст. Душ по последней ревизии – мужеска пола 114, женска пола 139. Мыза Вырская в двух верстах; принадлежит Марии Фёдоровне Данауровой, действительной тайной советнице и кавалерственной даме; при ней дворовых людей мужеска пола девять, женска – восемь. Ещё при мызе медно-плющильный и лесопильный заводы и мельниц мукомольных две»[18]18
  По изданию: Описание Санктпетербургской губернии по уездам и станам. – СПб., 1838. С. 25.


[Закрыть].

Сохранившиеся станционные здания были построены, правда, после смерти Пушкина, в 1837–1841 годах, но на месте ранее существовавших. Псковским трактом Пушкин проезжал, как подсчитано, не менее тринадцати раз, а значит, бывал на этой станции и, возможно, подолгу. Конечно же, не случайно несчастного героя повести «Станционный смотритель» зовут Самсон Вырин.

Благодаря Пушкину и его горестному персонажу станция превратилась в уникальный и единственный в своём роде музей литературного героя. Инициатором создания музея ещё в 1960-х годах выступил местный житель Александр Сёмочкин, впоследствии известный архитектор, реставратор, великий борец за сохранение памятников культуры Ижорской земли. Под его руководством были воссозданы станционные постройки. В 1972 году открылся музей. В нём точно воспроизведены две реальности: историческая и литературная.

Ворота с ампирным аттиком, над коим гнездится двуглавый имперский орёл. Отворяем тяжёлую калитку рядом с воротами, ступаем по булыжнику широкого двора. Всё станционное хозяйство и его быт живы до деталей: деревянная каланча, конюшни, двухъярусный сарай с пандусом, сено на сеновале, дрова в поленницах… Налево от калитки в отдельном доме – почта: за высоким барьером письменный стол, часы на стене рядом с портретом государя императора. Пахнет сургучом и чернилами. А войдя в главное станционное здание, мы попадаем как бы внутрь повести Пушкина. Вот сени, отсюда вход на «чистую половину», в комнату «для господ проезжающих». Там комната Дуни, а тут смотрительская, где, кажется, что вот-вот увидишь живого Самсона Вырина. Да и Пушкин скоро сюда приедет: вот зазвенит на дороге колокольчик…