Текст книги "Долина Дюн"

Долина Дюн
Анель Арчер

© Анель Арчер, 2022

ISBN 978-5-0056-4052-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Англия, ноябрь 1086  года

В этот день в обители Эдуарда Исповедника было торжественно тихо. Бледные лучи солнца едва пробивались через цветные витражи. Под высокими сводчатыми потолками гулял сквозняк, а с улицы тянуло сыростью. Красная ковровая дорожка вела к главному алтарю. Возле него, рядом с отцом Дамьеном стоял молодой рыцарь с непокрытой головой. Его глаза блестели, на щеках проступал лёгкий румянец, а кулаки невольно сжимались. Посмотрев на свои руки, рыцарь плавным жестом убрал их за спину и выпрямился. Его белоснежная сорочка светлела в полумраке обители, а на тёмно-красной тунике длиной до колен красовалась нашивка с гербом благородного дома. Коротко подстриженные тёмные волосы едва касались лба, а гладко выбритое лицо ещё сохраняло юношескую угловатость.

Роджер де Клер, глядя на молодого рыцаря, замершего рядом со священником, только сейчас понял, что его сын уже не тот розовощёкий мальчуган, которого так любила баловать его покойная жена. Она успела вложить в двоих сыновей лучшее, что смогла, и сейчас должна была стоять рядом, по правую руку от Роджера. Поймав настороженный взгляд сына, он покачал головой: вот-вот явится невеста, и начнётся церемония. Его нареченная немного опаздывает, но она придёт!

Чуть поодаль стоял король Вильгельм, затеявший этот сложный брак в надежде укрепить границы между Англией и Шотландией. По существу, он отдавал младшего сына Роджера в адово пекло! Скотты славились своим необузданным и диким нравом, периодически устраивали набеги на приграничные территории, разоряли деревни и угоняли скот. Помимо завоевания Англии Вильгельму пришлось разбираться с шотландцами и валлийцами, у которых за двадцать лет правления не удалось отвоевать ни одного акра земли. И теперь Уильям должен стать владельцем земель в Камберленде на границе с Шотландией, где говорят на гаэльском, камбрийском и валлийском языках. Разумеется, ни одного из них он не знает…

Роджер помнил, как его младшего сына в шестнадцать лет посвятили в рыцари после первого сражения у замка Жерберуа. Вильгельм лично несколько раз приложил меч к плечам юного Уильяма де Клера. Произнёс наполненную отчаянием и верой речь:

– Вы все теперь рыцари! – его глаза горели в угасающих лучах закатного солнца, озарявшего лагерь норманнов перед замком. – На этой земле пролилась ваша кровь! Прольётся кровь и ваших потомков! Каждый из вас должен руководствоваться честью и долгом. Верой и правдой защищать Нормандию. Землю, ради которой воевали наши северные предки! Здесь они приняли христианство, здесь клялись всеми святыми сберечь её. И в ваших силах защитить Нормандию! Будьте рыцарями, чьими именами будут гордиться ваши потомки! Господь вам свидетель!

В тот день Уильям склонил голову перед королём Англии и герцогом Нормандии. На напряжённом лице юноши ходили желваки. Нахмуренные тёмные брови. Кровоточащая ссадина на виске. Морозное облачко, вырывающееся с дыханием. Побелевшие костяшки пальцев. Длинный тёмно-синий шерстяной плащ, на который мягко садились снежинки… Ту битву в итоге Вильгельм проиграл, и ему пришлось отступить в Руан.

Несмотря на то, что Уильям был младшим сыном, ему прочили блестящее будущее. Кузен Роджера, Ричард Тонбриджский, считался одним из самых богатых людей в Англии, и Вильгельм благоволил всему дому де Клер, щедро одаривая его землями и титулами. Уильям мог спокойно выбрать себе девушку из знатного рода и преумножить благосостояние семьи, однако, пару дней назад король передумал. Роджера не было на том ужине в Тауэре, где Вильгельм огласил своё решение: сочетать законным браком Уильяма с Кларисс – наследницей клана Маккей. Решение короля было продиктовано стремлением защитить и укрепить приграничные территории, на которых располагалась крепость Иннис Касл, принадлежащая шотландцам. Поймав быстрый взгляд сына, Роджер посмотрел в сторону выхода из обители, откуда послышался цокот копыт, и начали раздаваться приветственные возгласы. Ну, наконец-то!

Вильгельм отдал Уильяма в волчье логово. Отдал на растерзание скоттам, которых не удержит и сотня добрых рыцарей! Хитрые, изворотливые, отчаянные, безрассудные. Они пойдут на всё, чтобы этот брак продлился недолго. Пойдут на всё, чтобы не отдать Иннис Касл под нормандскую власть. Пойдут на всё, чтобы ещё раз показать английскому королю своё неповиновение, и спровоцировать войну. Шотландцы открыто ненавидели норманнов и распускали чудовищные слухи. Называли их приспешниками дьявола. Верили, что если прольётся нормандская кровь, то на этой земле уже ничего не вырастет. Убеждали, что у норманнов есть рога, хвосты и раздвоенные копыта. Они крадут младенцев и превращают людей в рабов. Играют их судьбами! Насилуют женщин и сжигают целые деревни дотла! Что должен во всём этом делать Уильям, который за свои двадцать три года никогда не сталкивался с шотландцами? Как ему организовать воинскую дисциплину среди непокорного и враждебного народа? Роджер стиснул зубы. Если бы в тот вечер он присутствовал на ужине с сыном, вернувшимся из Чичестера, то смог бы предложить Вильгельму другой вариант решения конфликта с шотландцами. Но уже поздно…

Роджер смотрел, как под своды обители Эдуарда Исповедника вступила его будущая невестка. Гордо поднятый подбородок дрожал, выдавая её волнение. Зеленоватые глаза горели воинственным пламенем. Длинные золотистые локоны рассыпались по плечам, сверкая на тёмно-красном свадебном платье. Кларисс медленно шла по ковровой дорожке, и величественное пение монахов словно обволакивало её невысокую гибкую фигурку. Непокорная. Она будет считать его сына врагом. Будет сражаться с ним не на жизнь, а на смерть.

Когда Кларисс в сопровождении своего отца приблизилась, Роджер заметил, насколько они разные. Если в напряжённой позе и в злых глазах девушки чувствовался вызов, то её отец, Ангус Маккей, с его мягким внимательным взглядом и слегка дрожащими руками вызывал доверие. На его плечах красовался чёрно-синий плед клана, который Ангус носил с тем же достоинством, как Уильям – герб дома де Клер. Роджер подумал, что, возможно, с тестем его сын сможет найти общий язык. Отец Кларисс славился умением улаживать конфликты и находить компромиссные решения. О его мятежном брате и дочери так сказать было нельзя.

Роджер чувствовал растущую вину внутри. Он сам отдал сына в волчье логово. Отдал его на растерзание! Не замолвил слово перед королём, а остался в стороне. Понадеялся, что вмешается кузен Ричард, который восседал рядом с Вильгельмом на том ужине. Но кузен лишь пожал плечами, мол, король уже стар и мнителен, ему всюду мерещатся заговоры. А Уильяму это будет хорошим уроком – на войне не всегда удаётся договориться с врагом, а его нужно либо подчинить, либо истребить. И если его молодая жена с вздорным характером не понимает нормандских законов, то она и её клан дорого за это заплатят. В это мгновение Роджер словно наяву увидел печальное лицо покойной жены, которая души не чаяла в младшем сыне. Она бы не простила мужа за то, что он безучастно стоит рядом с Вильгельмом и Ричардом. Смотрит, как венчающиеся предстают перед священником и склоняют перед ним головы. Произносят брачные обеты…

Кларисс что-то прошипела, когда Уильям надел ей витое золотое кольцо на палец. Её глаза метали молнии. В этот момент она напоминала дикую кошку. Не такая девушка должна быть рядом с ним! Не с такими злыми глазами, готовыми испепелить всё нормандское вокруг себя. Симпатичное округлое лицо с россыпью едва заметных веснушек разительно отличалось от утончённых черт нормандских дам. Кларисс была порывистой, дёрганой, словно на иголках. Пыталась держать себя в руках, но лишь до крови кусала губы и сжимала кулаки. Единственная и избалованная дочь Ангуса. Выросшему при королевском дворе Уильяму придётся действительно нелегко. Оставалось уповать на то, что ему хватит твёрдости и образованности, чтобы управлять этими землями. В свои пятьдесят девять лет Роджер понимал, что для его сына это может оказаться непосильным бременем.

– Ego conjimgo vos in mat-rimoiiium in nomine Patris, et Filii, et Spirit! Sancti[1], – торжественно произнёс отец Дамьен, и молодые поднялись.

Роджер почувствовал, как у него ёкнуло сердце. Его сын поцеловал молодую жену в лоб. В её прищуренных глазах отчётливо читалось предупреждение, смешанное со страхом. Она гордо вскинула подбородок и переглянулась со своим лысым краснолицым дядей, стоящим в окружении двух королевских стражников – Вильгельм согласен был обменять заложника только на этот брак. Баллард Маккей хитро прищурил глаза точно так же, как и Кларисс. Они были одной крови, и на их лицах читалась мрачная решимость. Роджер нахмурился, предчувствуя недоброе.

Возможно, Вильгельм был прав, незамедлительно устраивая этот брак.

Возможно, над Уильямом уже нависла смертельная опасность.

Роджер видел, как король сухо поздравил молодых и хлопнул Уильяма по плечу. Ангус нерешительно обнял свою дочь. Пение монахов стихло, сменившись гулом голосов. Роджер мысленно отмахнулся от воспоминаний о покойной жене. Если бы он хоть что-то мог изменить, то начал бы со своего знакомства с ней, но всё началось именно с Вильгельма. С мальчика, принявшего на свои плечи бремя раздробленной и враждующей Нормандии…

Глава I

Долина Дюн

Нормандия, май 1035 года

В тот день Роджер Фиц-Гильом вместе с Ричардом Фиц-Гилбертом вступил под своды руанского замка ко двору герцога Нормандии. Восьмилетний Вильгельм был ровесником Роджера и всего на четыре года старше его кузена Ричарда. Роджер помнил, какая гнетущая атмосфера царила в замке – люди шептались о том, что герцогом стал бастард, кому не место в этих благородных стенах! Так не должно быть! Они с таким же недоверием смотрели на прибывших мальчишек, которые сидели, притихнув, на конях перед воинами в седле. Крепкие сильные руки подняли в воздух оторопевших кузенов и вверили их в не менее крепкие руки будущих наставников при дворе. Так, светлым майским днём зародилась дружба будущего графа де Клер с будущим королём Англии.

Вильгельм родился за девять дней до Пасхи[2], сразу после древнего кельтского праздника Остары, знаменующей пробуждение природы. Это сочли знаком того, что крикливому младенцу, рождённому вне брака, уготована непростая судьба. Поэтому о его дне рождении не распространялись, окутывая эту дату суевериями и домыслами. Судачили, что в Фалезе, где родился бастард Роберта, прозванного Дьяволом, в тот ненастный день шёл снег с дождём и сгубил свежезасеянный урожай на полях. Когда Герлева, мать Вильгельма, разрешилась от бремени, Роберт тут же признал ребёнка своим. Перед паломничеством в Святую землю он объявил Вильгельма наследником и не вернулся. Опекунами мальчика стали три его родственника: отец Ричарда, Гилберт, граф Брионнский (имевший владения в Орбеке и графстве д’Э), герцог Ален III Бретонский и сенешаль[3] Нормандии Осберн де Крепон (кузен Роберта). Также при мальчике всегда был верный Турольд, готовый защищать своего господина до последней капли крови. И, наконец, за ребёнка горой стоял архиепископ Руана, добившийся признания его герцогом.

Роджер видел, как нелегко пришлось юному герцогу, несмотря на столь могущественных покровителей. Ему бросали в спину проклятия, клеймили незаконнорожденным, насмехались и плевали вслед. На тренировочных боях другие мальчишки пытались смешать его с грязью, плели заговоры, нападали всем скопом и загоняли в угол. Но это продолжалось до тех пор, пока Вильгельм, стиснув зубы и мыча от злости, не научился давать отпор. И в гневе он был безудержным – уже тогда все разглядели его тактику быстрого нападения и обезоруживания противника. Уже тогда все начали понимать, каким растёт молодой герцог. Вспыльчивый, но отходчивый. Твёрдый и умеющий быть галантным. Любящий стрельбу из лука и охоту. Дерзкий, надменный и упёртый, но способный прислушиваться к советам. Когда ему приносили холодную или скверно прожаренную еду, то Вильгельм становился обманчиво спокойным, либо разражался сухим резким смехом. Но затем наступала зловещая тишина, которая оборачивалась выволочкой как для пажей, так и для поваров. Чем старше становился герцог, тем труднее было с ним справиться – его жизнь не раз подвергалась опасности, и Турольду приходилось прятать его в лесу, когда доходили слухи о заговоре или о предстоящей осаде Руана. Не раз Роджера с Ричардом поднимали среди ночи, чтобы они помогали герцогу покинуть город. Однако когда Вильгельму исполнилось тринадцать, то были убиты, как и Гилберт Брионнский, так и верный Турольд, ценой своей жизни защитивший воспитанника от руки одного из сыновей покойного архиепископа. После смерти своего отца, Ричарду пришлось с младшим братом Балдуином отправиться во Фландрию и расстаться с Роджером на десять лет.

Когда Вильгельму исполнилось пятнадцать, то его посвятил в рыцари французский король Генрих Первый, а в девятнадцать лет герцог начал активно вмешиваться в дела Нормандии. Начались восстания, вынудившие его обратиться за помощью к Генриху, который собрал армию, соединил её с людьми Вильгельма и направил в сторону Кана. Роджер неотступно следовал за двадцатилетним юношей, в чьих тёмных, глубоко посаженных глазах, полыхала месть за детство и юность, когда приходилось взрослеть под градом насмешек и ударов от заговорщиков. Это сделало его сильнее, что соответствовало  грубоватой внешности с широким носом, напоминавшим клюв ястреба. На бледной коже Вильгельма ещё виднелись следы от юношеских высыпаний, а короткие тёмные волосы часто торчали в разные стороны. Герцог стал высоким крепким парнем, в чьих пылких речах часто проскальзывал сарказм и стремление рубить с плеча. Он отдавал предпочтение богатым чёрным тканям в одежде, расшитыми золотыми нитями, речным жемчугом и изумрудами. Выбирал лучших наставников для того, чтобы в совершенстве владеть мечом, дротиком и луком. Ненавидел распущенность и пьянство, бардак и тупость, что неизменно приводило его в ярость. Страстно любил охоту и породу мощных боевых коней, которых отбирал сам.

– Клянусь богом, – сквозь стиснутые зубы произнёс Вильгельм, перед тем как они начали спускаться в долину Дюн[4], – я докажу, что незаконное рождение не влияет на способность управлять этими землями. Я вышвырну отсюда каждого, кто посмеет плюнуть мне в лицо!

– Главное, чтобы Господь стоял за вашей спиной, милорд, – заметил Роджер. Он видел, как под глазами герцога набрякли мешки от постоянного недосыпа. – Когда за правителем стоит дьявол, то он идёт ко дну как худой корабль во время шторма.

– Я докажу, что со мной сам бог, – запальчиво бросил герцог и приподнял изогнутую чёрную бровь. – А начну с этих мятежников, отрицающих моё законное право на титул. И вы с Гийомом Фиц-Осберном как мои верные друзья в этом поможете. Ты могуч как дуб, а Гийом хитёр как лиса. Я хочу и впредь рассчитывать на вашу преданность. Вместе мы вернём Нормандии былое величие!

Стояло начало февраля, когда снег уже начинал подтаивать, обнажая бурую землю равнины с пожухлой прошлогодней травой. Над полями и холмами простиралось ясное синее небо, предвещая тёплую весну. Роджер на мгновение залюбовался просторами родного края – эта плодородная и щедрая земля заслуживает сильной руки! Именно такой рукой намеревался править Вильгельм, за которым следовал его пока ещё немногочисленный отряд из хорошо обученных и верных людей. Рядом с Роджером ехал тощий как жердь и рыжий Гийом Фиц-Осберн, любитель поболтать о происках врагов, жадности священников и о хорошеньких женщинах.

– Когда я показал ему монету, то этот ушлый торгаш попробовал её на зуб, – одной рукой Гийом держал поводья, а другой жестикулировал. – И я тогда ему сказал, что его миноги с душком, и они не стоят этих денег. Но особо выбирать было не из чего – Вильгельм всех был готов поставить на уши, узнав, что мятежники хотят перейти реку Орну.

– Дай угадаю, – Роджер скептически приподнял левую бровь, – ты попросил у него свежих гребешков в придачу?

– Нет, – цыкнул рыжий, – как бы невзначай я заметил, что у него прехорошенькая дочурка!

– И где же она? – Роджер сделал вид, что оглядывается по сторонам.

– Герцогу пришлось довольствоваться вчерашней дичью, – Гийом подавил желание расхохотаться, чтобы не вызвать на себя праведный гнев Вильгельма. – Торговец решил вернуть мне монету от греха подальше! Поэтому наш герцог сегодня не в духе. Горе Ги Бургундскому, затеявшему это восстание! Лучше бы он оставался другом Вильгельма. Теперь же и костей не соберёт, коль попадётся под горячую руку…

Роджер видел ту самую, хваткую руку герцога, сжатую в кулак в латной перчатке. Свет солнца отражался от металлических вставок и слепил глаза. Ги Бургундский был претендентом на герцогский титул, но свои владения в Верноне и Брионе получил гораздо позже, что и подтолкнуло его к восстанию. Однако за спиной Вильгельма был сам французский король, с помощью которого герцог планировал устранить соперника. Сейчас он ехал вместе с Генрихом, и порывы ещё холодного ветра доносили до собеседников обрывки их разговора. Роджер переглянулся с Гийомом – возможно, одним сражением дело не закончится. Возможно, уйдут годы на то, чтобы Вильгельм смог укрепить свою власть над Нормандией.

– Ги пустил слух, – заговорщическим тоном поведал рыжий, – что тот, кто ранит или убьёт герцога, получит часть земли в Верноне и будет свободен от годовой платы. Настоящий подарок! Ты вроде говорил, что твоя семья живёт небогато, раз твой отец не оставил наследства?

– Моя семья обойдётся без столь щедрого дара, – усмехнулся Роджер, оценив шутку.

– Я верю Вильгельму, – пылко произнёс Гийом, – и мы с тобой, мой юный друг, ещё не раз преумножим свои владения! И тогда точно не придётся покупать этот склизкий комок тухлых миног у сточной канавы! На нашем столе ещё будет богатая еда и самое лучшее бургундское вино! И замки, и женщины, и лучшие скакуны и виноградники… Это я тебе как будущий сенешаль говорю. Мой отец знал во всём этом толк!

– Меня пока беспокоит то, что нас мало, – посерьёзнел Роджер. – У мятежника Рауля полторы сотни рыцарей, а у Ги их шесть сотен и почти тысяча пеших воинов. А у других могут быть войска с тысячами людей!

– Зато на стороне Вильгельма его смекалка и Генрих в придачу, – усмехнулся Гийом. – Нас меньше двух тысяч, но мы будем сражаться не хуже наших предков с севера!

Когда всадники поднялись на холм, то на плато их уже ждали. Генрих приказал войскам группироваться на расстоянии полёта стрелы напротив мятежников. После коротких команд, первыми выстрелили лучники и арбалетчики, за которыми в ход пошли пешие копьеносцы. Рыцари на тяжёлых боевых конях сходились в битве с рыцарями противника и Роджер, сдвинув шлем ближе к носу, ринулся в атаку. Он знал, что будет следовать за Вильгельмом до конца дней своих, и не раз за все эти годы доказывал свою верность. Крепко сжимая меч, нападал и отражал атаки повстанцев. В его ушах стоял звон стальных клинков, смешиваясь с ржанием и топотом копыт лошадей, боевым кличем, стонами раненых и умирающих. Он видел герцога, который ловко орудовал мечом и щитом. Слева его прикрывал Гийом, подбадривая всех:

– На, получай! Я тебе покажу, дьявольское отродье! Болотная зараза! Гнилая падаль! А голова не жмёт?! А, ну, прочь с коня!

От такой бешеной атаки мятежники начали отступать. Роджер видел, как короля вышибли из седла метким ударом копья, однако, его люди успели закрыть со всех сторон, когда он упал вместе с конём в облако пыли. Вскочив на ноги, Генрих продолжил сражаться и вскоре Рауль с его рыцарями дрогнул и перешёл на сторону Вильгельма. Заметив скачущих галопом всадников, король повернулся к герцогу и прокричал:

– Кто эти люди? Чего хотят?

– Рауль де Роше-Тэссон со своим отрядом, – ответил Вильгельм. – У него нет причин быть недовольным мною! Он потеряет земли, если поднимет на меня оружие!

Роджер заметил, как с другой стороны к герцогу скачет барон Ардре из Байё из людей мятежного виконта Ренуфа де Брикессара. Его поднятый меч блестел в лучах полуденного солнца, не оставляя никаких сомнений в намерениях повстанца. Плащ алел, напоминая цветом свежую кровь. Роджер развернул коня и поскакал ему наперерез, но явно опаздывал. Его конь с трудом пробивался через людей, лошадей, копья и мечи. Вильгельм кружился на месте в гуще сражающихся, но заметил противника и сошёлся с ним в одиночном бою. Вскоре барон, схватившись за окровавленное горло, рухнул на землю и мгновенно затих. Видя это, противники продолжили отступать, а многие и вовсе обратились в бегство. За ними устремились люди короля и герцога, настигая и добивая мечами и копьями. Вскоре поднятая пыль бурым облаком начала садиться на тела поверженных. Они вповалку лежали среди жухлой травы, сквозь которую только начинали проклёвываться молодые побеги. Роджер заметил вприпрыжку уносившегося кролика из одной из нор. Он присвистнул, отчего зверёк прибавил скорость и скрылся за холмом. Утерев пот со лба, видел, как вернулся герцог, пытаясь отдышаться от погони. Его красная туника, наброшенная на кольчугу, была забрызгана кровью и грязным снегом. Он устало убрал меч в ножны. Сузив тёмные глаза, севшим голосом произнёс:

– Я где велел тебе находиться во время сражения?

– В тылу, – нахмурился Роджер. Он видел, как к ним стали подтягиваться остальные воины из отряда герцога.

– А где оказался?

– На правом фланге, милорд.

– Ты ослушался меня, – глаза Вильгельма метали молнии. – Я за это велю тебя высечь. Туда же, к столбу, пойдёт Жак, который ушёл с левого фланга и перешёл в наступление. И Анри – он устроил свалку между пешими и конными! Как с такой дисциплиной можно навести порядок на этой земле?! Двадцать ударов плетью вам троим в назидание остальным после того, как вернёмся в Руан. Это сражение в долине Дюн – лишь начало! Всё, что будет происходить потом – это уже последствия. Пусть Нормандия узнает меня. Я добьюсь большего, чем мой отец!

– Да, милорд, – Роджер усилием воли заставил себя склонить голову перед герцогом. Краем глаза видел, как ошарашенные Жак и Анри последовали его примеру, что-то бормоча себе под нос.

– Вы, трое, росли вместе со мной, – сурово продолжил Вильгельм. – У вас были лучшие наставники Нормандии! Получается, всё обучение пошло к дьяволу. Я не хочу терять своих людей из-за того, что они на поле боя поступают так, как им вздумается! Роджер, зачем ты выехал вперёд?

– Чтобы сразиться с бароном Ардре из Байё, милорд. Он мчался прямо на вас.

– Пусть так, – герцог сделал глубокий вдох и овладел своим гневом. – Мы вернёмся к этому разговору. Ги бежал с поля боя и, сдаётся мне, он уже на полпути к своему замку Брион. Мы возьмём его. Посмотрим, как вы трое себя проявите!

На рассвете следующего дня, попрощавшись с Генрихом, Вильгельм со своим войском повернул в сторону Бриона, возвышавшегося на острове между двух рукавов реки Риль. Роджер видел мощные каменные стены с крепкой башней в центре и узкие бойницы, кованые железные ворота, способные выдержать любой            таран. Герцог отправил парламентёра в замок с условием, что при капитуляции здание будет разрушено до основания, однако, Ги ответил отказом и со смехом сказал, что его крепость выдержит любую осаду.

– Роджер, – Вильгельм хитро прищурил глаза, – как мы можем выкурить оттуда этого нахала?

– Длительной осадой, милорд. Ги не из тех, кто бьётся один на один. До Руана двадцать пять миль, и можно привезти механиков и материалы для осадных башен.

– Нет никакой нужды в этом, – отрезал герцог. – Сгодятся монахи и вилланы, способные рубить деревья и копать землю. Не оставим моему старому другу ни одной надежды. Ещё посмотрим, кто кого!

Вильгельм сдержал слово. По его приказу возводились осадные башни, которые расставили вокруг острова, не давая мятежникам ни малейшей возможности совершать вылазки за пропитанием. Тем временем в Нормандию пришла весна, наполняя воздух пряным ароматом цветущих трав, которая вскоре сменилась жарким летом. Воины чаще купались и рыбачили, сочиняли хвалебные песни сражению в долине Дюн. Вильгельм часто расхаживал перед своей палаткой. Грыз травинку и прищуривал глаза, кивая своим мыслям. Выискивал уязвимые места в Брионе, просиживал над чертежами осадных машин…

– Они считают себя непобедимыми, – говорил он Гийому и Роджеру. – Но перед голодной смертью все равны. Если я ещё могу проявить милосердие, то она не станет церемониться. Ломает даже самых стойких и храбрых. От младенцев до стариков. На что они надеются, когда возводят замки в обход моему приказу? Я снесу каждый незаконно построенный дом! Каждую стену, какой бы крепкой она не была!

– Им даже обороняться нечем, – осторожно сказал Гийом, и поёжился. – Кто кого перетерпит, получается. А на деле кишка тонка!

– Роджер, ты всё время молчишь, – упрекнул Вильгельм. Скатав в трубку карту долины реки Риль, он бросил её на пол. – Я не забыл про двадцать ударов плетью, но могу передумать. Скажи своё слово!

– Если бы вы пообещали Ги герцогский титул, то он бы пошёл на переговоры, – Роджер смотрел на лежащие на походном столе свитки с чертежами катапульт и схемой замка со всеми подходами к нему. – За ним стоят многие купцы и богатые земли. Возможно, ждёт подкрепления.

– Никто не придёт его спасать, – Вильгельм широко улыбнулся. – Сам Господь на моей стороне. Он дал мне этот титул, ему и забирать.

Осада Бриона продлилась почти три года. Окрестности были опустошены армией герцога, а жителям долины пришлось перебираться ближе к Кану. Только начавшийся голод, который повлёк за собой смерти, вынудил Ги выставить белый флаг и открыть ворота перед войском Вильгельма. Стоя в небольшом дворе замка перед измождёнными жителями с колючими голодными глазами, герцог торжественно простил мятежника, но лишил многих земель и богатств. Это вынудило Ги уехать в Бургундию и больше никогда не возвращаться.