Текст книги "Неукротимая Анжелика"

Глава XI

Перед выходом французской эскадры из Специи, где ее гостеприимно принимал родственник герцога Савойского, меры предосторожности были усилены. Взбалмошный адмирал де Вивонн умел, как убедилась Анжелика, действовать разумно и предусмотрительно, не упуская ничего в командовании своей эскадрой. Вторая галера уже выходила в море, он наблюдал за ней из «скинии» на «Ла-Рояли».

– Лаброссардьер, прикажите ей немедленно вернуться!

– Но, ваша светлость, это произведет дурное впечатление на итальянцев; они восхищались красотой наших маневров.

– Плевать мне на то, что подумают эти макаронники. Я вижу – а вы этого, кажется, не замечаете, – что у «Дофины» слишком перегружен левый борт и вообще груз уложен чересчур высоко. Ручаюсь, что трюмы у нее пусты. Достаточно небольшого шквала, и она перевернется…

Помощник объяснил, что на палубе уложены запасы еды. Если перенести их в трюм, они могут испортиться от сырости, в особенности мука.

– Пусть лучше мука промокнет, только бы галера не перевернулась. А у нас случалось такое, и совсем недавно, в марсельском порту.

Лаброссардьер передал приказание. В море стала выходить следующая галера, «Королевская лилия».

– Лаброссардьер, прикажите середке[3]3
  Гребцы на восьми скамьях, расположенных посредине.


[Закрыть] сильнее грести.

– Это невозможно, адмирал. Ведь там сидят мавры, которых мы захватили в плен на том небольшом судне с грузом серебра.

– Опять эти сообщники Рескатора, от которых столько хлопот! Да еще и смутьяны. Передайте, чтобы надсмотрщики удвоили порцию плетей и посадили их на кислый хлеб и несвежую воду.

– Это уже сделано, ваша светлость, и врач говорит, что некоторые так ослабели, что их придется снять с корабля.

– Пусть врач занимается своими делами. Людей Рескатора я ни за что не сниму с корабля, и вы прекрасно знаете почему.

Лаброссардьер был вполне согласен с адмиралом. Стоило людям Рескатора оказаться на суше, даже совсем умирающим, как они сразу исчезали, словно по какому-то волшебству. Видимо, находились сообщники, конечно, потому, что их господин давал огромные награды тем, кто помогал его людям освободиться. Они все были первоклассные моряки, но в плену оказывали сопротивление, как никто другой из пленных.

– Вот теперь пойдем по каналу, – распорядился де Вивонн, когда все шесть галер вышли наконец из порта.

Анжелика спросила, как это понять. Оказалось, что это означало выйти в открытое море.

– Наконец-то! Мы плывем уже десять дней, и я решила было, что галеры только и могут, что держаться у берега.

– Поднять парус на грот-мачте! – приказал адмирал.

Это распоряжение передали с одной галеры на другую. Матросы забегали у снастей, поднимая реи со свернутыми парусами. Развернувшись, они быстро вздувались на ветру.

Анжелика впервые оказалась в открытом море. Побережье Тосканы уже исчезло вдали, и со всех сторон ее окружало только море. Лишь около полудня боцман закричал: «Земля!»

– Это остров Горгона, – объяснил герцог де Вивонн Анжелике. – Надо проверить, не прячутся ли там пираты.

Французская эскадра выстроилась полукругом и подошла к небольшому пустынному скалистому острову, который пересекала цепь холмов, резко выделявшихся на темно-синем небе.

Никаких следов морских разбойников не было заметно, да и вообще не было ничего, кроме нескольких рыбацких лодок, трех генуэзских и двух тосканских, ставивших сети для ловли тунца. Сам остров был почти гол. Тощие козы объедали жалкий кустарник. Де Вивонн хотел их купить, но старшина рыбаков отказался продать, заявив, что они тогда останутся без молока и сыра.

– Вели им принести нам хотя бы пресной воды, – приказал де Вивонн одному из офицеров, говорившему по-итальянски.

– Они говорят, что у них нет пресной воды.

– Тогда ловите коз.

Матросы полезли на скалы, стреляя в коз из пистолетов. Де Вивонн пытался договориться со старшиной рыбаков, но тот отказался от денег. У адмирала возникли подозрения, и он приказал вывернуть карманы старшины. Оттуда выпали золотые и серебряные монеты. В ярости де Вивонн велел бросить рыбака в море. Тот выплыл и добрался до своей лодки.

– Пусть они скажут, откуда у них эти деньги, тогда мы дадим за их коз несколько сыров и бутылей вина. Мы не воры. Переведите им это.

На лицах рыбаков нельзя было прочитать ни удивления, ни протеста. Они казались Анжелике старыми закопченными деревянными статуями, таинственными, как Черная Мадонна, которую она видела в крипте одной церкви в Марселе.

– Готов поклясться, эти рыбаки только притворяются, что ловят тунца; на самом деле они стоят у острова, чтобы сообщить врагу о нашем прибытии, а он уж сообразит, каков курс нашей эскадры.

– А вид у них совсем безобидный…

– Знаю я их, знаю я их, – твердил де Вивонн, грозя рыбакам, сохранявшим бесстрастное выражение лица. – Это сигнальщики, они на службе у пиратов и бандитов. Эти золотые и серебряные монеты говорят о том, что они помогают Рескатору.

– Вам повсюду мерещатся враги, – заметила Анжелика.

– А я и должен обнаруживать их всюду, ведь это моя служба – ловить пиратов.

Подошел де Лаброссардьер, указывая на заход солнца не для того, чтобы полюбоваться этой картиной, а потому, что пурпурное небо, по которому скользили длинные темно-лиловые облака с золотыми краями, казалось ему не предвещавшим ничего доброго.

– Через два дня может задуть сильный ветер с юга. Поплывем ближе к берегу – так будет безопаснее.

– Ни за что! – отвечал де Вивонн.

Это побережье принадлежало герцогу Тосканскому, который, хоть и клялся французам в дружбе, давал у себя в Ливорно приют и голландцам, и англичанам, как торговым, так и военным судам, но особенно берберам. В Ливорно находился большой рынок рабов, уступавший только кандийскому. Подходить туда следовало либо с большим флотом, либо закрывая глаза на все это. А его величество король Франции предпочитал поддерживать с тосканцами добрые отношения. Значит, оставалось плыть мимо островов.

– Мы пойдем прямо на юг, и мадам дю Плесси убедится, что наши галеры не просто могут идти в открытом море, но идти даже ночью и на всех парусах.

Ночью ветер совсем стих, и путь пришлось продолжать на веслах. На всякий случай на вахту поставили больше людей. Гребла же только одна партия каторжников при свете факелов, в котором размеренно шевелились тени надсмотрщиков, шагавших по мосткам. Галерники двух других партий спали, лежа по четверо на досках под своей скамьей, среди нечистот и паразитов, тяжело дыша, как загнанный скот.

А на другом конце галеры Анжелика старалась забыть о том, кто мучился неподалеку. На мостках она больше не появлялась и никак не дала понять Никола, что узнала его. Этот каторжник был частью слишком горького периода ее жизни, ужасы которого она стерла из своей памяти вплоть до воспоминаний детства, которые их связывали. Она вырвала эту страницу прошлого и не собиралась позволить случаю воскресить ее. Но медленно тянувшиеся часы плавания были мучительны, и ей хотелось поскорее добраться до Кандии.

Синеву ночи освещали фосфоресцирующие волны и отблески огней на борту других галер, тихо следующих за «Ла-Роялью». Каждый удар весел сопровождался мерцающим свечением воды. На корме галер горели фонари – огромные, в рост человека, сооружения из позолоченной древесины и венецианского стекла; за ночь в них сгорало по двенадцать фунтов свечей.

Анжелика слышала, как лейтенант де Миллеран докладывал адмиралу, что солдаты жалуются: целый день они сидят, прижавшись друг к другу, и ночи приходится проводить в той же неудобной позе.

– На что они жалуются? Они ведь не прикованы, а сегодня могут полакомиться рагу из козлятины. На войне как на войне. Когда я был полковником в Королевской кавалерии, мне нередко доводилось спать в седле, да и без еды обходиться. Пусть научатся спать сидя. Все дело в привычке.

Анжелика укладывала подушки на одном из диванов, готовя постель. Ей помогал негритенок. На услуги Флипо нельзя было рассчитывать: морская болезнь не оставляла его.

Негритенок с конфетницей всюду тенью следовал за герцогом де Вивонном. Пристрастие Мортемаров к сладостям вошло в поговорку, и злоупотребление восточными лакомствами уже сказалось в растущей дородности молодого адмирала. Пощелкивая засахаренные орехи и жуя пластинки рахат-лукума, адмирал обдумывал опасности предстоящего пути. Он посоветовал своим офицерам отдохнуть, и теперь все они спали на тюфяках, но сам отдыхать не думал. Он был очень озабочен и вызвал к себе, несмотря на ночное время, старшего канонира.

Человек с проседью в волосах появился, освещенный кормовым фонарем.

– Готовы ваши орудия к бою?

– Все приказания, ваша светлость, исполнены: орудия осмотрены, смазаны и с баржи взяты запалы, ядра и картечь.

– Хорошо. Возвращайтесь на место. Лаброссардьер, друг мой…

Помощник адмирала, разбуженный зовом, надел парик, расправил манжеты и почти тотчас предстал перед начальником:

– Ваша светлость?

– Внушите хорошенько шевалье де Клеану, командиру галеры с боевыми припасами, что его судно должно держаться в середине нашей эскадры. Ведь у него находится весь наш запас пороха и ядер, он должен подавать их по требованию, если у нас завяжется длительная перестрелка. Вызовите ко мне также начальника стрелков.

Когда тот явился, адмирал приказал:

– Раздайте солдатам мушкеты, пули и порох. Особое внимание уделите десяти бортовым пушкам. Помните, что спереди у нас только три пушки, так что в случае неожиданного нападения отбиваться придется мушкетами и бортовыми пушками.

– Все готово, ваша светлость. На последней поверке точно установили место каждого солдата.

В это время из тени появился мэтр Савари и заявил, что селитра в его аптечке отсырела, а это обещает перемену погоды в течение суток.

– Я и без вашей селитры в курсе дела, – огрызнулся де Вивонн. – Непогода сразу не наступит, а здесь, на поверхности моря, возможно, кое-что изменится.

– Следует ли понимать так, что вы боитесь нападения?

– Мэтр аптекарь, усвойте, что офицер флота его величества ничего не боится. Можете считать, что я предвижу нападение, и возвращайтесь к своим пузырькам.

– Я только хотел спросить, ваша светлость, нельзя ли мне поместить драгоценную бутыль с мумие в офицерской каюте. Если случайная пуля разобьет ее…

– Делайте, как вам угодно.

Герцог де Вивонн уселся рядом с Анжеликой:

– Я очень волнуюсь, чувствую, что скоро что-то должно произойти. Так со мной всегда бывает, с самого детства, – если приближалась буря, у меня вещи прилипали к пальцам. Как бы мне успокоиться?

Он послал за одним из своих пажей, который скоро явился с лютней и гитарой.

– Давайте воспоем звездную ночь и любовь прекрасных дам.

У брата Атенаис де Монтеспан был красивый голос, слишком высокий, но красивого тембра. Он владел дыханием и великолепно справлялся с итальянскими песенками. Время шло гораздо приятнее, а когда большие песочные часы, отмеряющие час, перевернули во второй раз и отзвучала последняя нота последней песни, вдруг раздался и быстро угас какой-то неясный глубокий звук, словно от порыва ветра долетевшего с далекого горизонта, потом он возобновился тоном ниже, его глухие раскаты то поднимались, то опускались. Анжелику охватила дрожь…

– Слушайте, – прошептал граф де Сен-Ронан, – это каторжники поют!

Они пели с закрытым ртом, и четырехголосный хор звучал над морем, отдаваясь эхом, словно ему отвечали морские раковины. Это пение тянулось долго, бесконечно долго, возобновляясь вновь и вновь, как бы приливами бездонного отчаяния. Потом раздался одинокий голос, еще молодой и звучный, внятно выпевавший горькую жалобу.

 
Помню, матушка твердила:
Не упрямься понапрасну,
Будь умней, сыночек милый,
Своевольничать опасно.
Не послушал мать родную
И попал зато в беду я:
Хоть не крал, не убивал,
На галеры я попал…
 

Песня угасла. В наступившей тишине слышались удары волн о корпус судна.

Раздался голос матроса:

– Какой-то огонь в пяти лье, в первой четверти круга по правому борту.

– Приготовиться к бою! Погасить большие фонари, оставить только запасные светильники. Четырех сторожевых на пост!

Де Вивонн схватил подзорную трубу и, пристально вглядевшись, перевел глаза на Лаброссардьера, который поспешил ответить:

– Мы подходим к мысу Корсики. Думается, это всего лишь лодка рыбаков, они ловят ночью тунца и посигналили другим лодкам о добыче. Задержать их и проверить?

– Нет. Корсика принадлежит Генуе, да и берберов на корсиканском побережье не бывает. Тамошние жители никого в свои воды не пускают. Это всем известно, и все суда, в том числе пиратские, стараются к этому острову не подходить. Будем придерживаться того плана, который мы приняли перед отплытием: пойдем на остров Капрая, который принадлежит герцогу Тосканскому, нередко дающему пристанище турецким пиратам.

– Когда мы там будем?

– На заре, если только погода раньше не испортится. Вслушайтесь-ка, что это такое?

Оба напрягли слух. С другой галеры доносился какой-то долгий вой, внезапно оборвавшийся.

Де Вивонн выругался.

– Эти псы-мавры воют на луну!

Лаброссардьер, давно плававший в этих местах и знавший арабские нравы, сказал:

– Они вопят от радости. Это победный вой.

– Радость? Победа? Что-то каторжники беспокойны сегодня ночью.

К ним подошел офицер с носовой вахты:

– Ваша светлость, старший на вахте только что поднялся в корзину на грот-мачте. Он просит вас последить через подзорную трубу за тем местом, где виднелись вроде бы сигналы…

Де Вивонн опять поднес трубу к глазам, а Лаброссардьер взял свой бинокль:

– Кажется, вахтенный прав. С хребта Рильяно на мысу Корсики подают сигналы – должно быть, группе рыбацких лодок внизу.

– Наверное, так, – сказал адмирал; в голосе его слышалось сомнение.

Снова раздалось улюлюканье с той же галеры, видимо «Дофины».

Появившийся на палубе Савари шепнул Анжелике:

– Ну, теперь мое мумие в безопасности. Я хорошенько обмотал его сетью поверх ивовой оплетки. Надеюсь, бутыль не разобьется. А вы заметили, что мавры на «Дофине» чему-то радуются? Им просигналили огнями с берега.

Де Вивонн, услышав последние слова, схватил старика за широкие брыжи в стиле Людовика XIII:

– О чем просигналили?

– Не могу сказать, ваша светлость. Я не знаю условного кода этих сигналов.

– А почему вы думаете, что они обращены к маврам?

– Потому что это турецкие ракеты, ваша светлость. Вы заметили синие и красные огни? Мне это дело знакомо, потому что в Константинополе я служил у главного артиллерийского мастера и он поручал мне изготовлять такие ракеты из пороха и солей разных металлов, которые дают разноцветные огни. Это китайский секрет, но теперь весь исламский мир им пользуется. Вот почему я решил, что только турки или арабы могут подавать такие сигналы своим соплеменникам, а таких поблизости нет, кроме как на ваших галерах…

– Ваши рассуждения заходят слишком далеко, мэтр Савари, – недовольно прервал его герцог.

К галере подплыл каик, освещенный двумя фонарями, и Лаброссардьер приказал, чтобы их погасили. Голос из темноты прокричал:

– Ваша светлость, у нас на борту «Дофины» беспорядки! Мавры из средней партии волнуются, глядя на огни в горах!

– Это те мавры, которых мы захватили на фелуке с серебром?

– Да, ваша светлость.

– Так я и думал, – пробормотал адмирал сквозь зубы.

– Один из них все время вскакивает на скамью и что-то выкрикивает.

– Что именно?

– Не знаю, ваша светлость. Я по-арабски не понимаю.

– А я знаю, – вмешался Савари. – Я расслышал его слова. Он кричит: «Спасение наше близко!» – и на этот возглас, как на зов муэдзина, все мавры отвечают криками радости.

– Взять этого зачинщика и казнить!

– Повесить его, ваша светлость?

– Нет, у нас нет времени возиться с этим, да и вид повешенного на мачте может возбудить других. Выстрелите ему в затылок и бросьте труп в море.

Каик отошел. Вскоре донеслось два сухих выстрела.

Анжелика закуталась в теплый плащ. Было зябко. Вдруг задул ветер.

Адмирал еще раз осмотрел берег, но там все было покрыто тьмой.

– Поднять паруса! Пусть все три партии галерников берутся за весла. Если нам повезет, утром мы будем на Капрае. Коз там много, так что мы сможем запастись и козлятиной, и пресной водой, и апельсинами.

Анжелике казалось, что она бодрствует, но, видимо, она все-таки ненадолго заснула, потому что внезапно очнулась и увидела, что светает. В перламутровом прозрачном воздухе обрисовался остров. На бледном золотисто-голубом небе он выделялся неровным темно-синим пятном, отражавшимся в почти совершенно неподвижном зеркале моря.

Анжелика была в шатре одна. Она расправила платье, привела в порядок прическу и вышла подышать утренним воздухом. Офицеры стояли на носу. Когда она остановилась около мостков, не решаясь идти по ним одна, лейтенант де Миллеран заметил ее затруднение и любезно вызвался сопровождать ее. Герцог де Вивонн был в прекрасном настроении и протянул ей подзорную трубу:

– Посмотрите, мадам, как приветлив этот остров. Прибой совсем не оставляет пены на вулканических скалах берега. Это значит, что нас ждет там совершенное затишье. И ничто дурное нам не грозит.

Анжелика не сразу справилась с подзорной трубой, но, наладив ее, не могла сдержать восторг при виде прозрачной бухточки, над которой кружились чайки.

– А что это за яркая вспышка слева?

Едва она произнесла эти слова, как яркий огонь взлетел в небо, упал и погас. Офицеры переглянулись. Мэтр Савари спокойно сказал:

– Еще одна сигнальная ракета. Вас поджидают…

– Приготовиться к бою! – рявкнул де Вивонн в рупор. – Пушкари, по местам! Ускорить ход! У нас же целая эскадра, какого черта!..

Несмотря на ветер, с галеры «Дофина», которая была впереди адмиральской, доносились крики каторжников-мавров.

– Заставьте эту сволочь замолчать!

Но, покрывая все другие шумы, пронзительно звучал голос, повторявший:

 
Ла иллаха иль Алла
Алла Мохаммеду расулула
Али вали ула.
 

Наконец наступила тишина. Герцог де Вивонн продолжал отдавать приказания:

– Сигнал общего сбора! Мы построимся, учитывая значение и маневренность каждой галеры. Та, на которой находятся артиллерийские припасы, должна все время находиться в центре. Я тоже буду в середине, недалеко от нее, чтобы следить за всеми событиями. «Дофина» и «Фортуна» – в авангард, «Люронна» – на левый край. Остальные три последуют сзади, полукругом.

– На скале появилось знамя! – крикнул наблюдатель с мачты.

Де Вивонн поднял подзорную трубу:

– Там два знамени. Одно белое – так христиане объявляют войну. Другое красное с белым бордюром и эмблемой… Что такое? Кажется, я различаю серебряные ножницы – эмблему Марокко. Но это… это неслыханно!.. Ничего не понимаю. С каким же врагом нам придется иметь дело?

Несмотря на сильные волны, галеры подошли к острову и начали строиться в боевом порядке, как вдруг появились две турецкие фелуки или, скорее, барки с парусами, имевшие тем не менее преимущество, так как ветер был для них попутным.

Адмирал передал подзорную трубу своему помощнику, тот посмотрел и потом предложил ее Анжелике. Но она уже держала старую позеленевшую подзорную трубу, которую мэтр Савари разыскал в своих вещах.

– На этих барках только черные люди, и у них несколько плохих мушкетов, – удивилась она.

– Это провокация и наглость! – Де Вивонн решил вступить в бой. – Пусть «Люронна», самая легкая из галер, догонит их и потопит. У этих идиотов даже нет артиллерии!

«Люронна» приняла сигналы и бросилась на фелуки. Вскоре бухнула пушка, и прибрежные скалы отозвались грохотом. Анжелика передала трубу Савари и поспешно зажала уши руками.

Фелуки спокойно плыли себе в открытом море. Галеры «Королевская лилия» и «Конкорда», державшиеся на задней линии, выдвинулись вперед в погоне за легкой добычей. Пушки грохнули еще несколько раз.

– Попали!

Треугольный парус одной из фелук упал в воду. Секунды – и все судно вместе с командой погрузилось в море. Несколько черных голов виднелись среди волн. Другая фелука пыталась подойти к ним, но «Королевская лилия» и «Конкорда» зажали ее с обеих сторон, и фелуке пришлось снова удирать.

– Браво! – произнес адмирал. – Пусть теперь эти три галеры подойдут к мысу у входа в бухту.

Галеры, отошедшие уже на значительное расстояние, начали маневр, что было нелегко, так как море сильно волновалось. В это время раздался крик наблюдателя с мачты:

– По правому борту военная шебека! Идет на нас!..

Глава XII

У входа в бухту появилось судно с поднятыми парусами. Оно быстро пролетело между скалами.

– Повернуться лицом к врагу! Стрелять из трех орудий по моей команде! Огонь!

Главная большая пушка откатилась на мостки после выстрела. Запах пороха щекотал ноздри оглушенной Анжелики. Сквозь дым до нее доносились один за другим четкие ясные приказы.

– Пушки по правому борту – в позицию! Шебека нас обгоняет. Стрелять из всех мушкетов, потом повернуться и снова прицелиться. Огонь!..

Раздался ружейный залп вслед за не отзвучавшим еще грохотом большой пушки. Но шебека избежала попадания ядер и была еще слишком далеко, чтобы мушкетные выстрелы могли задеть ее. Савари разглядывал ее в свою подзорную трубу с таким интересом, с каким натуралист рассматривает какую-нибудь муху.

– Прекрасное судно. Построено из сиамского тика. Это бесценная древесина. Дерево должно сохнуть пять лет на корню, после того как снимут кору, а потом еще семь лет стволы лежат под крышей, и тогда только их распиливают. На грот-мачте у них белое знамя, а на корме флаг марокканского короля и особая метка: красный кружок, а в середине – серебряное экю.

– Это метка господина Рескатора, – с горечью проговорил де Вивонн, – этого и следовало ожидать.

Сердце Анжелики подскочило. Перед ней был этот ужасный Рескатор, тот, кто погубил ее сына, тот, кого храбрые офицеры его величества боялись всерьез. Де Вивонн и Лаброссардьер внимательно следили за маневрами врага, перекидываясь замечаниями.

– У него новое судно, у этого чертова Рескатора. Великолепные линии. И сидит очень низко, ниже полета ядер наших пушек. Вот почему мы не попали в него, хотя оно было прямо перед нами. А пушек двадцать четыре! Черт побери!..

В открытых люках по обоим бортам шебеки виднелись круглые жерла пушек, и над каждой поднимался дымок, свидетельствующий, что пушкари наготове и запалы у них в руках.

На шебеке взлетели сигнальные флажки: «Сдавайтесь, а не то мы вас потопим».

– Наглец! Думает напугать флот короля Франции? Где ж ему нас топить, он слишком далеко. Вот уже подходит «Конкорда», сейчас он окажется у нее под обстрелом. Поднять на носу боевое белое знамя, а на корме знамя с королевскими лилиями!

Вражеское судно вдруг изменило курс. Оно стало описывать круг, уклоняясь от пушек, нацеленных на остров и на восток. Двигалось оно очень быстро, на всех парусах. Раздалось еще несколько пушечных выстрелов, это старались попасть в противника «Королевская лилия» и «Конкорда», возвращающиеся из погони за фелуками.

– Промах! – с досадой констатировал де Вивонн и вытащил из коробки несколько засахаренных фисташек. – Теперь надо остерегаться. Он повернется к нам и попробует нас утопить. Надо маневрировать, чтобы не подставлять ему бок.

Галера стала поворачиваться. Несколько мгновений царила тяжелая тишина, слышны были только ритмичные удары гонга надсмотрщиков, словно стук испуганного сердца.

А потом на них помчался пиратский корабль, как и предвидел французский адмирал. Он летел, как морской орел, и в мгновение ока оказался позади всей французской эскадры. Мгновенно остановился и сменил паруса.

– Прекрасно маневрирует проклятый корсар! – проворчал Лаброссардьер. – Досадно, что он нам враг.

– Теперь, кажется, не время любоваться его ловкостью, господин де Лаброссардьер, – сухо заметил де Вивонн. – Канониры, успели перезарядить пушки?

– Да, ваша светлость.

– Стрелять залпом по моей команде! Мы перед ним, а он к нам повернут боком. Удобная минута.

Но тут же раздался залп двенадцати пушек с правого борта пиратского судна. Казалось, в море внезапно забил гейзер, и скрыл противника за облаком пены. В воздух со страшным грохотом полетела масса обломков, огромная волна залила каторжных гребцов «Ла-Рояли», сломав множество весел по левому борту, как спички.

Анжелика, оглушенная и залитая водой, держалась за поручни. Герцог де Вивонн, упавший на палубу, уже поднялся и воскликнул:

– Неплохо! Он в нас не попал. Дайте подзорную трубу, Лаброссардьер! Кажется, мы теперь…

Он остановился с открытым ртом, совершенно ошеломленный, не веря своим глазам.

Там, где только что была галера с боевыми припасами, в море крутилась огромная воронка, затягивавшая обломки весел и остатки судна. Ко дну пошло судно со всей командой, сотней каторжников-гребцов и, главное, с четырьмя сотнями бочонков пороха, пуль, картечи.

– Все наше вооружение, – еле выговорил де Вивонн. – Вот бандит! А мы попались на его уловку. Он не в нас целился, а в корабль с боевыми припасами. Другие галеры погнались за фелуками и оставили его без прикрытия. Но мы его потопим… Мы еще потопим его! Игра не кончена.

Молодой адмирал сорвал с себя мокрую шляпу и насквозь промокший парик, яростно швырнул их наземь и приказал:

– Вывести «Дофину» на первую линию! Она еще не стреляла, у нее все заряды целы.

Вражеский корабль маневрировал поодаль, поворачиваясь то носом, то левым бортом с готовыми стрелять пушками. Быстро подошла и заняла свое место «Дофина», та самая галера, вспомнила Анжелика, на которой среди гребцов были сообщники Рескатора, те, кто пел по-арабски, чьего запевалу казнили накануне ночью. Она подумала, что не следовало использовать военнопленных в ответственных маневрах. Не успела она додумать это, как увидела, что длинные весла гребцов из средней партии взметнулись в беспорядке, разновременно, и стали цепляться друг за друга. «Дофина», заканчивавшая поворот, задрожала, словно споткнувшись, склонилась, как раненая птица, и вдруг почти легла на левый бок. Среди треска и криков громче всего звучали пронзительные голоса мавров.

– Каждой галере послать свою фелуку и каик на помощь тонущим!

Это делалось медленно. Анжелика отвернулась, закрыв глаза руками. Невозможно было смотреть на переворачивающуюся галеру. Большинство членов команды и все прикованные гребцы были обречены: опрокинувшийся корпус судна должен был раздавить и потопить их. Выброшенные в море солдаты, которых тянуло на дно тяжелое снаряжение – сабли и пистолеты, – молили о помощи.

Когда Анжелика решилась открыть глаза, высоко в небе перед ней белели десять парусов, раздуваемых ветром. Шебека была совсем близко к адмиральской галере. Блестел как лакированный ее широкий, плавно двигавшийся корпус, на носу и на корме были видны смуглые берберы в просторных белых одеждах с яркими поясами, с мушкетами в руках.

Впереди стояли два человека в окружении охранявших их янычар в зеленых тюрбанах, с короткими саблями. Эти двое внимательно рассматривали через подзорные трубы галеру «Ла-Рояль». Сначала Анжелика решила, что это тоже мавры, несмотря на европейскую одежду, потому что у них были темные лица, но потом заметила их белые руки и поняла, что они в масках.

Подошедший к ней де Вивонн глухо проговорил:

– Смотрите, тот, кто выше ростом, в черной одежде с белым плащом, – это он, Рескатор. Второй – его помощник, по имени или, скорее, по прозвищу капитан Язон. Грязный авантюрист, но моряк хороший. Думаю, он француз.

Анжелика протянула задрожавшую руку за трубой Савари. Эти два человека различались между собой почти как Дон Кихот и Санчо Панса, только тут было не до улыбок. Капитан Язон, невысокий коренастый человек, был в военном мундире с широким поясом, с огромной саблей, задевавшей его сапоги. Он казался полной противоположностью высокому худому пирату по имени Рескатор, одетому в черный костюм старинного испанского покроя и высокие, плотно прилегающие к ногам сапоги с маленькими отворотами, подчеркнутыми золотой оторочкой. На голове у него были завязанный по-корсарски красный платок и большая черная шляпа с красным плюмажем. В угоду мусульманским нравам он носил широкий белый шерстяной плащ с золотой вышивкой, развевавшийся на ветру.

Содрогнувшись, Анжелика подумала, что он походит на Мефистофеля. Казалось, от него исходило своеобразное обаяние. Интересно, в такой же бесстрастной неподвижности он смотрел, как в воду погружается галера, на которой стоит ребенок, простирающий руки и призывающий отца?

– Почему же его не потопят? – закричала она, не в силах сдержаться, забыв о страшном зрелище полуперевернутой «Дофины».

Героическими усилиями команды судно еще держалось на плаву, но было ясно, что поднять его невозможно и оно медленно идет ко дну, несмотря на отчаянную работу всех помп.

С шебеки спустили каик, в него сошел помощник Рескатора.

– Они предлагают переговоры, – удивился де Вивонн.

Вскоре этот человек поднялся на борт «Ла-Рояли» и, представ перед офицерами, отвесил им по-восточному глубокий поклон.

– Приветствую вас, господин адмирал, – произнес он четко по-французски.

– Я вероотступников не приветствую, – бросил де Вивонн.

Под маской мелькнула странная улыбка, и человек перекрестился:

– Я такой же христианин, как и вы, господин адмирал, и мой господин, его светлость Рескатор, тоже.

– Христианам не пристало командовать неверными.

– Наши экипажи состоят из арабов, турок и белых. Совершенно так же, как и ваши. – Он бросил взгляд на скамьи гребцов. – С одной только разницей: наши не прикованы.

– Хватит разговоров, чего вы хотите?

– Дайте нам спасти и забрать наших мавров, которых вы держите в плену на галере «Дофина», и мы уйдем, не продолжая боя.

Де Вивонн бросил взгляд на гибнущую галеру:

– Ваши мавры пойдут ко дну вместе с этим обреченным судном.

– Вовсе нет. Мы предлагаем поднять галеру.

– Это невозможно!

– Мы можем это сделать. Наша шебека движется быстрее, чем… чем ваши недотепы. – В его голосе звучало презрение. – Но решайте скорее, время идет, и через несколько мгновений будет слишком поздно.

В душе де Вивонна боролись разные чувства. Он понимал, что ничего не может сделать для «Дофины». Согласиться значило спасти прекрасную галеру, да и несколько сот человек в придачу, но капитулировать перед противником, уступавшим по численности… Однако он отвечал за королевскую эскадру. Что же, колебаться было нельзя.

– Согласен, – произнес он сквозь зубы.

– Благодарю вас, господин адмирал.

– Предатель!

– Меня зовут Язон, – иронически отвечал тот и повернулся к трапу.

Герцог де Вивонн плюнул ему вслед:

– Француз, нельзя усомниться в том, что вы француз, слыша вашу речь! Негодяй! Как вы дошли до того, что отказались от своих!

Корсар обернулся. В прорезях маски его глаза сверкнули как молнии.

– Свои первыми отказались от меня, – его рука протянулась к прикованным гребцам, – и я провел долгие годы гребцом на королевских галерах. Лучшие годы моей юности. А я не сделал ничего дурного!