Текст книги "Грандиозная заря"

Глава 11
1975

В начале лета 1975 года мне исполнялось десять лет.

Упорная и талантливая, Роз-Эме наконец получила продвижение по службе и начала работать в редакции каталога. Вероятнее всего, и зарплата у неё тоже выросла, но главное – обязанностей стало гораздо больше. Она уходила из дома рано, а возвращалась поздно. Думаю, ей это очень нравилось.

В те дни, когда она не работала, Роз-Эме ставила лежак между рядами живой изгороди за домом и там, укрытая от посторонних взглядов, намазывалась маслом из таитянской гардении и загорала голышом, почитывая «Женщину в современном мире» или «Потерянную честь Катарины Блюм»[7]7
  «Потерянная честь Катарины Блюм, или Как возникает насилие и к чему оно может привести» – роман немецкого писателя Генриха Бёлля 1974 года.


[Закрыть].

За три года шёл уже второй энергетический кризис. Цены на топливо росли, французов призывали экономнее расходовать бензин, а президент Жискар д’Эстен столкнулся с проблемой безработицы.

В своём медицинском кабинете в глубокой провинции Вадим продолжал как ни в чём не бывало лечить крапивницу, радикулит, обострение подагры и вросший ноготь. А в тот год во Франции были узаконены аборты, умер Майк Брант[8]8
  Майк Брант – израильский музыкант, в начале 1970-х перебравшийся в Париж и сразу снискавший славу популярного французского певца. Покончил с собой в апреле 1975 года, выбросившись из окна в день выхода своего нового альбома.


[Закрыть], закончилась война во Вьетнаме и началась гражданская война в Ливане.

Времена менялись.

И я менялась вместе с ними. Волосы мои отросли уже до плеч, черты лица удлинились, груди по-прежнему не было, но почему-то в футбол играть мне больше не хотелось.

С тех пор как закончился учебный год, я не знала, чем себя занять. Одни мои подружки уехали с родителями на каникулы с палатками, другие помогали косить на семейной ферме. Стояла жара, у меня не было ни компьютера, ни видеоигр (их тогда вообще не существовало); что же мне оставалось делать? Смотреть телевизор? Да, конечно. Но летняя программа была не самая увлекательная для девочки моего возраста, поэтому трёх имевшихся в наличии каналов мне надолго не хватало.

В итоге я, конечно же, читала. Коллекцию «Розовой библиотеки»[9]9
  Серия книг для детей, созданная в 1856 году издательством Hachette и выпускаемая по сей день. В серию входят книги разных авторов для детей от 6 до 12 лет.


[Закрыть], а ещё – «Остров сокровищ», «Чарли и шоколадную фабрику»[10]10
  Повесть английского писателя Роальда Даля, чьи книги для детей славятся своим чёрным юмором.


[Закрыть], «Вокруг света за восемьдесят дней» и комиксы про Тинтина… А в оставшееся время слонялась со своей хандрой из комнаты в комнату.

Дом доктора был огромный. Три уровня, не меньше шести спален и уж не знаю сколько ванных комнат. На первом этаже находились медицинский кабинет, приёмная, комната ожидания для пациентов, гардеробная, большая гостиная и дальше – территория Лулу: кухня, подсобка и кладовая. Все этажи соединяла между собой каменная лестница. На третьем она упиралась в люк чердака, а внизу – в подвал. Только через подвал, и никак иначе, можно было попасть в башню-пристройку.

Однажды утром, проснувшись раньше обычного, я застала Вадима, поднимавшегося из подвала. Он был весь мокрый и цветом лица напоминал помидор. При виде меня он подпрыгнул, будто я застигла его на месте преступления, схватился за сердце, выдохнул и только после этого смог наконец улыбнуться.

– Уф, Консо, как хорошо, что у меня нет проблем с сердцем!

Я спросила, почему он так вспотел, и доктор мотнул головой в сторону подвала:

– Это мой секрет, юная мадемуазель! И чтобы его раскрыть, требуется отвага. Придётся спуститься, в кромешной темноте пройти через весь подвал и подняться с другой стороны.

В подтверждение своих слов Вадим два раза нажал на выключатель, но свет не зажёгся.

– Электричество не работает, – объяснил он.

Он распахнул передо мной дверь подвала.

– Ну как? Хочешь посмотреть?

Я взглянула на ступеньки, исчезавшие в темноте. После «Великолепной пятёрки и тайны золотых статуй»[11]11
  Одна из книг детской детективной серии английской писательницы Энид Блайтон.


[Закрыть] я не очень-то доверяла мрачным и сырым помещениям.

– Нет, спасибо… я… лучше пойду позавтракаю, – ответила я, отступая в сторону кухни.

Вадим со смехом закрыл дверь, но моё любопытство, конечно, было разбужено. Поэтому, едва проглотив бутерброды, я отправилась искать Окто.

Он был у себя в комнате, валялся в пижаме на мягком пуфике, прижав к уху приёмник, и искал среди потрескивания радиоволн какую-нибудь музыку.

– Мы начинаем расследование! – с порога объявила я. – Ты будешь Диком, а я – Джордж. Как в «Великолепной пятёрке»!

(По моему совету, хотя ему и было всего пять с половиной, Окто уже прочёл несколько книг из этой серии. Я даже заставила его написать краткое содержание и выполнить по тексту упражнение с пропущенными словами, которое сама составила.)

– Ладно, – протянул он со вздохом. – Всё равно ни одна станция не ловится.

Он с досадой поставил приёмник и заметил:

– Если мы играем в «Великолепную пятёрку», нам нужен Тимоти.

– Точно, – улыбнулась я.

И мы воскликнули в один голос:

– Пилюля!

Спаниель, как водится, околачивался на кухне в надежде стянуть бифштекс, если Лулу зазевается и отвернётся от стола. Мы приманили его несколькими кусочками сахара, и пёс добежал с нами до подвальной двери.

– И как называется наше расследование? – поинтересовался Окто, вдруг осознав, что дело принимает серьёзный оборот.

– «Тайна тёмной башни», – быстро придумала я.

Ключ повернулся в замке, и дверь подвала со скрипом распахнулась (по крайней мере, я думаю, что без скрипа там не обошлось).

Окто с опаской заглянул в темноту.

– Может, сначала сходим за Орионом? – предложил он. – Он мог бы сыграть роль Джулиана. Или даже… Энн?

Оценив зияющую пустоту лестничного проёма, я сочла эту идею блестящей.

– Можно было бы заодно захватить фонарик, – сказал Окто, делая шаг назад.

– И перочинный нож! – добавила я, вспомнив, что нож всегда может пригодиться, особенно если придётся давать отпор чудовищам.

Я снова заперла дверь, мы оставили Пилюлю стеречь вход, а сами бросились на второй этаж.

– Орион! – звал Окто, пока мы поднимались по лестнице. – Орион!

Когда дома бывала мать, наш странный братец ходил, уцепившись за её юбку. В остальное время он сидел на полу и играл сам с собой. Разбрасывал вокруг предметы (целые галактики вещей, огромные груды того и сего) и организовывал их по системе, известной ему одному. Он как будто создавал проекцию того бардака, который творился у него в голове. И, разбираясь с ним, надеялся навести порядок в собственных мыслях.

В тот день он вывалил на пол тысячу элементов пазла, содержимое ящика с кубиками и все свои стеклянные шарики, а поверх насыпал пакет макарон-ракушек, утащенный из кухни. Орион играл в войну: размахивая руками, руководил армией солдат, расставленных по четырём углам: это были пластмассовые индейцы, которые доставались нам в пакетиках с сюрпризом, два плюшевых кролика, погрызенный Пилюлей Снупи и моя гипсовая фигурка Зорро – я чуть с ума не сошла, пока выковыривала её из формы.

– Орион! Пошли! – крикнул Окто с порога: в комнату мы войти не решились – боялись что-нибудь сломать. – У нас расследование!

Брат в ответ сначала затарахтел, потом заскрежетал, а под конец изобразил взрыв. Др-р-р-р-р, вж-жи-и-и, бабах! Он посмотрел на нас и улыбнулся с загадочным видом, не двинувшись с места.

– Он не хочет с нами играть, – перевёл Окто.

И тут же добавил:

– Ну и пусть! Значит, устроим расследование в другой раз!

– Испугался! – процедила я сквозь зубы. – Тебе просто слабо́ спуститься в подвал!

– А вот и нет!

– А вот и да! Трус! Боишься темноты!

– Неправда!

– Трус, трус, трус! – распевала я самым противным голосом, на который была способна.

– Неправда! Неправда! – вопил Окто.

– А ты докажи! – крикнула я.

Мой бедный брат обиженно нахмурился, замахнулся на меня кулаком и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пулей бросился вниз по лестнице.

Когда я добежала до первого этажа, дверь в подвал была распахнута, и Окто уже поглотили тёмные недра подземелья. Пилюля с растерянным видом дожидался меня.

– Что же ты, Тимоти? – проворчала я. – Отпустил его туда одного?

Спаниель виновато застучал хвостом. Я схватила его за ошейник, проворчав:

– Да ладно тебе!

Подтолкнув Пилюлю в темноту, я побежала следом; сердце у меня при этом колотилось с такой силой, что даже уши закладывало.

– Окто? – позвала я, оказавшись внизу.

Ответа не последовало. Я вцепилась в ошейник. Мне казалось, будто я ослепла. Но постепенно глаза привыкли к темноте, и стали проявляться очертания предметов.

– Вперёд, Тимоти! Давай!

Пёс потащил меня среди стеллажей, старых матрасов, стопок газет, и наконец мы прошли через весь подвал, так и не встретив ни одного монстра.

С лестницы на другой стороне подвала в помещение проникал слабый свет.

Какую тайну предстояло нам обнаружить в этой башне? Честно говоря, уже не помню, на что я рассчитывала, но, начитавшись приключенческих романов, я, вероятно, представляла себе сундук с золотыми монетами? Или старого пирата-отшельника?

Чего я никак не ожидала, так это встретиться с настоящим призраком.

– Кто это? – спросил Окто, когда разглядел меня в темноте. – Ты его знаешь?

Брат стоял в центре круглого помещения, уходившего метров на двадцать вверх, и указывал на три огромные картины, прикреплённые к деревянным балкам и тихонько покачивавшиеся у нас над головами. Каждое полотно представляло собой портрет одного и того же улыбавшегося мальчика.

– Не знаю, – сказала я, рассматривая лицо на портретах.

Окто бросил на меня разочарованный взгляд.

– Это и есть тайна тёмной башни?

Я пожала плечами и внимательно огляделась. Пол был усеян каплями краски. Казалось, давным-давно здесь прошёл праздник, после которого тысячи конфетти окаменели, прилипнув к полу. Я увидела шкаф и большой стол, уставленный ржавыми банками с кистями. У одной из балок стояло несколько велосипедов.

Пилюля, осторожно принюхиваясь, подошёл к шкафчику и вдруг заскулил. Мы с Окто переглянулись. Возможно, настоящая тайна там? В шкафу?

Я открыла дверцу.

– Ну? Что? – спросил Окто, остававшийся на безопасном расстоянии и готовый, если понадобится, немедленно удрать.

– Одежда, – ответила я.

– И всё?

– Да.

Я оглядела стопки аккуратно выглаженных вещей.

– По-моему, это одежда мальчика, – сказала я.

– Того, с картины?

– Именно, Дик. И если он больше не может её носить, то для этого есть серьёзная причина.

Окто задумался и выдвинул своё предположение:

– Он вырос?

Я покачала головой.

– Конечно нет! Думаю, он умер!

Поражённая драматизмом собственной фразы, я отошла подальше от шкафа. Пилюля рылся носом в аккуратно сложенной одежде, без конца скулил и махал хвостом.

– Тим, перестань! – приказала я.

Я боялась, что он разрушит святилище, и оттащила его от шкафа.

– Думаешь, Пилюля знал этого мальчика? – спросил Окто. – Поэтому он так расстроен, да?

Я посмотрела на брата взглядом героев вестернов: прищурив глаза, будто меня слепило солнце.

– Если ты прав, Дик, это означает, что мальчик жил здесь. У доктора Борда.

– Точно, – прошептал Окто.

Мы довольно долго простояли молча, глядя на гигантские картины на стенах. Мальчик нам улыбался. Ему было, наверное, лет одиннадцать-двенадцать, не больше. Казалось, он тихонько посмеивается над нами и нашим расследованием.

– Думаешь, это Вадим нарисовал картины? – спросила я.

Окто пожал плечами. Кто знает?

– А велики чьи?

Я подошла к велосипедам, приваленным к балке. Их было штук шесть. Под брезентом стояли детские, остальные были взрослые.

Я рассказала Окто, как утром Вадим выходил из подвала, взмокший от пота.

– И что? Он приходит сюда кататься на велосипеде? – усмехнулся Окто.

Я ещё раз оглядела помещение: круглое, изрезанное узкими окнами, ужасно высокое, но в диаметре совсем небольшое. Трудно было представить, чтобы кто-нибудь оседлал велосипед и принялся кружить по такой тесной башенке.

– Нет, это какая-то ерунда.

– Ну и что теперь? Расследование окончено? Уходим?

Окто переминался с ноги на ногу; мне и самой было немного не по себе под взглядами нарисованных глаз.

Я протянула брату руку.

– Ладно, пошли отсюда.

– Да! – радостно подхватил Окто.

Мы быстро двинулись обратно по подвалу, Тим-Пилюля мчался впереди, указывая путь. Когда мы наконец поднялись по лестнице, на нас лица не было от страха.

– Откуда это вы, дети? – воскликнула Лулу, как раз проходившая мимо.

У неё в руках была корзина: кухарка шла в огород за овощами.

Она окинула нас пристальным взглядом и всё поняла.

– О господи, – проговорила Лулу, прикрыв рот ладонью.

Корзина выпала у неё из рук, глаза наполнились слезами. Она закрыла дверь подвала на два оборота и прижала нас к себе.

– Я же говорила доктору, чтобы не оставлял ключ в замке. Ох, боже мой, детки милые, зачем вы туда ходили?

Тут у Окто сдали нервы.

– Это всё Консо! – заревел он в голос. – Она хотела играть в Великолепную пятёрку!

Я не стала спорить и спросила, указывая на дверь подвала:

– Кто это? Тот мальчик, внизу?

Лулу тяжело вздохнула. Она подняла глаза к потолку, ещё несколько раз пробормотала «господи боже мой» и повела нас в свои кухонные владения. Там она налила каждому по стакану воды с гранатовым сиропом и вручила по соломинке.

– Этот мальчик… – начала Лулу. – Его звали Жак.

У неё тут же сдавило горло, и ей потребовалось несколько минут, чтобы справиться с собой.

– Очаровательный был мальчишка. Доктор и его жена души в нём не чаяли. Единственный сын, шутка ли.

Мы с Окто уткнулись носами в стаканы и слушали почти не дыша.

– Он ещё даже ходить толком не научился, а доктор ему в ручки уже сунул велосипедный руль – и пошло-поехало! – заразил своей страстью к велосипедам. Малыш оказался даровитый, так что доктор при любой возможности уходил кататься с ним по здешним дорогам. Ну, скажу я вам, и накатали они вдвоём километров! Малыш рос и становился всё сильнее. И скорость набирал, и мастерство. Настоящий маленький чемпион. Доктор так им гордился… Вместе они устанавливали себе цели: решали, какие знаменитые перевалы на трассе «Тур де Франс» им бы хотелось преодолеть. Раскладывали на столе дорожные карты и часами над ними нависали, всё что-то там придумывали.

Лулу налила себе стакан воды и залпом его осушила.

– Однажды утром – семь лет назад – они выехали очень рано, на рассвете. Дорога предстояла долгая. Я приготовила им с собой перекусить, налила сок во фляги, всё так хорошо шло… Жена доктора тоже встала рано – хотела сфотографировать их отъезд. Она ведь художницей была. Рисовала картины, и фотографии делала тоже очень красивые. Мы с ними попрощались, стоя на крыльце. Помню, как наш мальчик обернулся и посмотрел на мать. Такой счастливый! Это была последняя фотография сына, которую она сделала. Бедная женщина.

Лулу утёрла глаза.

– Малыша Жако сбила машина в ста километрах отсюда. Какой-то лихач нёсся так, что не вписался в поворот: сбросил велосипед с дороги и укатил. Доктор пытался спасти сына, но не получилось. Так наш Жак и умер, прямо там, на обочине. Всего одиннадцать лет ему было.

По спине у меня пробежала дрожь. Кухарка не мигая смотрела в окно. Она с такой силой вновь переживала ту трагедию, что почти забыла о нашем существовании.

– Бедный мальчик, – прошептала она. – Весь Сен-Совер пришёл на похороны. Ничего печальнее я в жизни не видела. После этого доктор перестал ездить на велосипеде. Его жена заперлась в мастерской, которую перенесла в башню. Я приносила ей туда еду два раза в день, но она почти ничего не ела. За два года она только и нарисовала, что вот эти три портрета. Увеличенные копии той фотографии, которую она тогда сделала, стоя на крыльце, в его последнее утро. Когда картины были закончены, она повесила их на стену, собрала чемодан и уехала. Доктор давно понимал, что не сможет её удержать. С тех пор прошло уже пять лет.

Окто подул в соломинку, чтобы сделать пузыри в остатках воды с сиропом.

– Получается, мы тут заменяем этого мёртвого мальчика? – спросил он.

Я пихнула его локтем.

– Ты совсем, что ли? Невозможно заменить того, кто умер.

– Да, умерших никто не заменит, – вздохнула Лулу, улыбнувшись сквозь слёзы. – Но всё-таки с тех пор, как вы здесь, доктору Борду стало лучше. И мне тоже… и даже собаке!

– Ага! Видала? Так-то! – ухмыльнулся Окто и высунул язык.

Я опять толкнула его, потому что краем глаза увидела Вадима. Он стоял покачиваясь в дверном проёме. И всё слышал. Мы с Окто притихли, ожидая, что нам сейчас достанется. Но доктор просто подошёл и сел рядом.

– Лулу права, – сказал он. – С тех пор как вы здесь, в дом вернулась жизнь. Всё ожило: сад, комнаты, эта кухня…

Он покачал головой.

– Я думал, вы испугаетесь темноты и не полезете в башню!

– Я же говорила, что не надо оставлять ключ в замке, – проворчала Лулу, ставя перед доктором чашку кофе.

– Может, я нарочно! – ответил Вадим. – Надо, чтобы жизнь снова наполнила все уголки этой старой лачуги! Я чувствую, как кровь опять бежит по венам! И это так здорово!

Он взъерошил мне волосы.

– Ну, инспектор Консо? Догадалась, почему утром я был весь мокрый?

Я помотала головой. Теперь в моём распоряжении было множество деталей, но не хватало нескольких кусочков пазла, чтобы собрать всю картину целиком.

Вадим отхлебнул кофе. Похоже, он успокоился, даже развеселился.

– Дождёмся Роз-Эме, – сказал он. – Когда все будут в сборе, я отведу вас вниз, и ты, Консо, получишь последнее недостающее звено в загадочной истории. Но в обмен на это я хочу попросить тебя об услуге.

Брови у меня полезли вверх от удивления.

– Меня? – не поверила я.

– Да, тебя.

– О какой ещё услуге?

– Я хотел бы, чтобы ты её записала, эту историю, – сказал Вадим. – Чтобы придумала детективный роман – как те книги, которые ты любишь.

– «Тайна тёмной башни»! – закричал Окто своим пронзительным голоском.

Я почувствовала, что попалась, и прикусила губу. Моё страстное желание всё разведывать усугублялось другой страстью, более глубокой и сокровенной, которую я сама пока ещё толком не осознавала: желанием писать. Как Вадиму удалось столь глубоко заглянуть в мою душу?

Смутившись, я начала ворчать. Написать роман? Мне? Ну нет. Слишком сложно. И к тому же это ведь так долго!

– Лето тоже обещает быть долгим, – напомнил Вадим. – По крайней мере попробуй. Я же не говорю, что ты должна взять и с ходу написать весь роман целиком.

Он посмотрел на меня добрыми сияющими глазами и протянул ладонь.

– Ну? По рукам?

Несколько часов спустя, когда мы с братьями, сидя на ступеньках крыльца, ждали возвращения «панара», в прихожей зазвонил телефон. Лулу сняла трубку, и я придвинулась поближе к порогу, чтобы лучше слышать.

– Да? – сказала она в трубку. – Какая жалость… И надолго? Ох… Да-да, конечно, я предупрежу доктора… Но как же вам быть?.. Отель, конечно, да. Дети? С ними всё хорошо… Ну, то есть, конечно, они вас очень ждут, но… Я понимаю, хорошо… Не беспокойтесь, я им объясню.

Она повесила трубку и, увидев меня на пороге, улыбнулась:

– Ничего страшного, золотце. Это ваша мама. Ей пришлось уехать по работе, очень неожиданно, вот она и позвонила прямо из автомата. Но ты не волнуйся, завтра вечером она вернётся.

Я застыла на месте, оглушённая и разочарованная. Конечно, я с рождения привыкла к безалаберности Роз-Эме, особенно во времена нашей жизни в сквоте, но, как ни странно, она ни разу не оставляла меня нигде на всю ночь; за десять лет такое происходило впервые. И мне это ужасно не понравилось.

Я вернулась к братьям, сидевшим на крыльце, а Лулу пошла предупредить Вадима.

– Ждать бессмысленно, – сказала я. – Мама сегодня не приедет!

– Пф-ф! – фыркнул Окто. – Что за ерунда! Где же она, по-твоему, будет спать?

Орион, лёжа на животе, считал муравьёв, которые проходили перед его носом. На мою новость он никак не отреагировал.

– Говорю, она не приедет! – крикнула я Окто. – Ты что, не соображаешь?

– Не ори на меня! – завопил Окто. – Я тебе не собака!

От злости я пнула камень, валявшийся под ногами, и камень, помимо моей воли, влетел прямо в лоб Ориону. Я вздрогнула. От неожиданности Орион не издал ни звука, только поднёс ко лбу ладонь. Когда он опустил руку, она была вся красная.

Окто пронзительно завопил. Я подбежала к Ориону, обняла его, бормоча: «Прости, прости!» И тут на крыльце показался Вадим.

– У него кровь хлещет! – крикнул Окто.

Доктор Борд высвободил раненого из моих объятий и осмотрел. Бедный братишка! Он не плакал, просто сильно побледнел и не понимал, что произошло.

– Ну что ж, мой дорогой, придётся наложить несколько швов, – объявил Вадим.

Кухарка помогла доктору отнести Ориона в медицинский кабинет и ассистировала при наложении швов.

Я ждала снаружи, ни жива ни мертва. Этот несчастный камень напомнил мне день пожара. Сколько всяких бед валится на голову Ориона! Мне захотелось позвонить Роз-Эме и рассказать, что случилось в её отсутствие, чтобы она немедленно вернулась. Но в то время людей нельзя было достать в любом месте и в любое время. Приходилось мириться с тем, что человек может быть недоступен, даже если это твоя родная мать.

Мы ждали целую вечность. Наконец Вадим появился, он нёс Ориона на плечах. Щёки у брата были залиты слезами, а бровь закрывала повязка.

– Операция прошла успешно! – сообщил доктор. – Четыре шва. Ваш брат проявил себя настоящим героем, можете его поздравить!

Окто от всего сердца захлопал в ладоши, а я подошла к Вадиму, встала у ног Ориона и, опустив голову, ещё несколько раз попросила прощения.

– Всё позади, – улыбнулся мне Вадим. – Я знаю, ты не нарочно. А заодно могу констатировать, что ты до сих пор не потеряла свой знаменитый удар!

С Орионом на плечах он спустился по ступенькам крыльца.

– А теперь, дорогие дети, я всё-таки отведу вас кое-куда и раскрою свою тайну. То, что вашей маме пришлось в последний момент уехать, не должно нарушить нашу программу.

Он повернулся ко мне и Окто.

– Идём?

Мы молча двинулись за ним к западному крылу дома. У башни густо росла сорная трава, высоченная, с меня ростом. За ней обнаружилась дверь. Вадим опустил Ориона и достал из кармана связку ключей.

– Пять лет назад я закрыл этот выход, – сказал он, отыскивая замок среди паутины.

Дверь рывками открылась, и мы вошли в круглое помещение. Теперь, когда оно наполнилось потоком вечернего света, пол, мебель и картины окрасились в цвет мёда, мягкий и спокойный.

Вадим набрал воздуха и поднял глаза на портреты.

– Жак, разреши тебе представить Консолату, Октября и Ориона. Дети, это мой сын – Жак.

Мы почувствовали себя неловко и несколько секунд стояли молча, будто ждали, что мальчик с портрета ответит. Орион, который видел его впервые, внимательно разглядывал незнакомое лицо.

– Чк-чк, – сказал он. – Крак, бум-м!

Окто, как обычно, хотел перевести, но Вадим жестом остановил его – в этом не было необходимости.

– Кап-кап, – добавил Орион, указывая на свою щёку.

Вадим улыбнулся ему.

– Да, ты прав. Мне было очень грустно. Но слезами горю не поможешь, – объявил он. – Вот почему я решил…

Не закончив фразы, он двинулся к велосипедам, которые стояли у балки. Он взял один, большой, красного цвета, и выкатил его на середину комнаты.

– Консо, не подержишь минутку?

Я ухватилась за руль двумя руками. Вадим нагнулся, чтобы достать что-то из-за досок. Седло доходило мне почти до подбородка. Впереди на руле я заметила маленькую металлическую табличку. На ней было название велосипеда и эмблема – женщина в соломенной шляпке.

– Это женский велосипед? – спросила я.

– Нет, мой, – сказал Вадим. – И не просто велосипед! Да будет вам известно, что с его помощью я покорил гору Ванту!

С этими словами он разогнулся, держа в руках какой-то любопытный предмет: что-то вроде рамки с палками-валиками, напоминающими скалки для раскатывания теста.

Он положил штуковину на пол.

– Что это? – спросил Окто, подходя поближе.

– Сейчас увидишь.

Вадим приподнял велосипед и установил на рамку так, чтобы колёса оказались в центре скалок.

– Не отходи, Консо, понадобится твоя помощь.

Вадим, оперевшись на меня, перекинул ногу через раму велосипеда. Лёгким движением он скользнул мысками туфель в особые ремешки и, едва опустившись на седло, резко отпустил моё плечо и начал крутить педали. Скалки пришли в движение и с металлическим свистом стали вращаться. Вадим засиял от восторга и радостно закричал. Он как сумасшедший крутил педали, будто ехал всё быстрее и быстрее. Выглядело это довольно странно, ведь на самом деле он оставался на месте.

Доктор практически лёг на руль.

– Дети, я снова тренируюсь! – воскликнул он. – Жизнь продолжается!

– И-и-и-хи-и! – закричал Орион – вид у него был такой же счастливый, как у Вадима.

Он стал носиться по комнате, забыв и про повязку на лбу, и про наложенные швы.

Я отступила на пару шагов назад. Меня поразило единство, возникшее между доктором и большим красным велосипедом. Я наблюдала за сценой, которая разыгрывалась под портретами погибшего мальчика. Мне представлялось, что она может оказаться очень важной и, возможно, пригодится для моего будущего романа.

Вадим окрикнул меня, повысив голос, чтобы перекричать шум устройства:

– Ну, инспектор Консо? Теперь поняла? Поняла, почему я был такой мокрый с утра?

Доктор запыхался от усилий, но всё равно выглядел сейчас таким молодым, каким я его ещё никогда не видела. Глаза сияли, как у мальчишки, и даже усы больше не казались мне нелепыми.

– Поняла! – крикнула я, показывая большой палец. – Загадка решена!

Окто стоял рядом со мной совершенно ошарашенный. Он следил взглядом за Орионом, который продолжал скакать вокруг и иногда издавал крик, похожий на слово, которое я не могла разобрать. Что-то вроде: «Ильет! Ильет!»

– Ты слышишь, что он говорит? – спросил Окто.

Я пожала плечами. Странности Ориона меня давно не удивляли. Но Окто настаивал:

– Послушай! Внимательно послушай!

Я прислушалась.

– Ильет? – повторила я за Орионом.

– Да! – сказал Окто.

И громко прочитал по буквам:

– Э-Л-Ь-Е-Т-Т!

Я опять посмотрела на него прищуренными глазами из ковбойского фильма. Что за «Э-Л-Ь-Е-Т-Т»?

– Вадим! – Окто вдруг бросился к велосипеду.

Доктор от неожиданности завалился набок. Переднее колесо слетело со скалки, Вадим изо всех сил вцепился в руль и в последнюю секунду успел поймать равновесие.

– Господи боже, Окто! – выкрикнул он. – Больше так никогда не делай!

– Это всё Орион! – стал защищаться Окто.

Он указал пальцем на раму велосипеда – точнее, на маленькую табличку, которую я тоже заметила. Табличку с изображением женщины в соломенной шляпке и надписью из шести букв…

– «Эльетт».

Осознав грандиозность этого открытия, Вадим бросил педали. Он с акробатической ловкостью соскочил с седла и снял велосипед с импровизированной беговой дорожки.

В помещении стало очень тихо, и все взгляды устремились на Ориона, который продолжал кружить по комнате, распевая: «Эльетт, Эльетт!»

– Он умеет читать? – спросил Окто.

Я почувствовала, как по всему телу растеклось тепло, и схватила Окто за руку, а Вадим вытер рукавом мокрый лоб.

– Ну-ка, молодой человек… – произнёс он. – Какие ещё таланты ты от нас скрываешь?

Он остановил Ориона, схватил его за плечи и потрогал повязку.

– Не болит?

Орион улыбнулся доктору и отчётливо произнёс:

– Велосипед. Эльетт.

Я не знала, что делать: рыдать или смеяться.

Вадим, ошарашенный, сидел перед Орионом на корточках. Он походил на паломника, преклонившего колена перед чудом. В итоге доктор расплакался – или рассмеялся, невозможно было понять.

Окто поднялся на цыпочки и шепнул мне на ухо:

– Думаешь, это из-за твоего булыжника?