Текст книги "Три четверти тона"

Про дровосеков

Иногда мне кажется, что само понятие «тепло» складывается из очень странных вещей.

Я уверена, что почти каждая женщина поймет меня. Потому что любой хозяйке дома знакомо то мучительное ощущение, когда ты выбираешь между неразвешенным бельем и опозданием в гости. А тем, кому оно незнакомо, я могу легко его описать.

Это то самое «твоюжежмать» – оно набирает обороты после одновременных: телефонного звонка пациента, прихода соседа «срочно посоветоваться про маму», сообщения на экране «Ну вы где?» и мужского «Анечка, нам пора, мы очень опаздываем!».

В машинке к тому же стираются детские джинсы, которые нужно повесить именно сейчас. А если их вешать после прихода из гостей, то к утру они точно не высохнут!

Стиралка честно семафорит внизу в прачечной, что отжимать осталось всего две минуты.

Сверху раздается громкое: «Анечка! Мы почти на час опоздали».

Телефон пишет, что анализы пациента готовы и их нужно срочно посмотреть именно сейчас.

Бормоча и выпуская в эфир это самое «твоюжежмать», я останавливаю кнопкой режим «отжим», дурниной ору туда, наверх: «Ну сейчас!» – и дергаю дверцу машинки на себя.

И в этот момент происходит самое страшное и непредвиденное: где-то совсем недалеко, почти на поверхности ручки, что-то хрустит. «Твоюжежмать» укорачивается до слова из пяти букв, и я мрачно иду наверх.

Он спускается вниз и еще не понимает, что предстоит впереди. И мило бросает: «Ничего, зависла случайно, сейчас поставим на полоскание». И поворачивает крутилку, чтобы запустить новый режим. И добродушно улыбается в полной уверенности, что дверца машинки скоро откроется сама.

По пути к соседям моя совесть клыками пристраивается к мозгу, я осторожно заглядываю ему в лицо снизу вверх. То есть с высоты своих 156 сантиметров на недосягаемую баскетбольную планку 202 сантиметра. И тихонечко готовлю его к правде:

– Наверное, я сломала дверцу…

– Почему?

– Я пыталась ускорить режим и, видимо, не вовремя потянула дверцу на себя!

– Сильно потянула?

– Как обычно потянула…

– Хруст был?

– Ну… наверное, был, и теперь придется вызывать мастера.

И в этот момент он говорит ту самую фразу, которая делает чувство вины катастрофическим и вселенским:

– Ты что? Я, инженер-конструктор и выпускник Бауманского университета, не разберусь в поломке стиральной машины? Не смеши меня!

Вечер прошел хорошо. Тучи сгустились уже дома, когда открыть дверцу безнадежно верещавшей стиралки пришлось при помощи чемоданчика инструментов.

Я тихо маячила у него за спиной, посматривая снизу вверх на побагровевшую лысину.

Он сглатывал то ли «твоюжежмать», то ли те же самые мои пять букв, но вслух прорывалось только одно и то же:

– Анечка… ну уйди ты отсюда, пожалуйста! Не маячь!

Через сутки я откликнулась на призывы: «Запусти что-нибудь» и «Посмотри, что ты отломала». Мужская лапа дровосека широко машет на предмет его гордости: на внутренней поверхности дверцы в очень важном месте красовались два новеньких шурупа.

Я загрузила барабан и задумалась о своей фантастической способности менять реальность. В случае со стиралкой реальность изменилась очень сильно: к машинке стало непросто подойти. Стекло стояло выпуклостью наружу, внося свой явный и футуристичный вклад в модификацию пространства прачечной.

Совесть зевала и неспешно рассматривала начищенные до блеска клыки в зеркале:

– Это все ты! Две минуты хотела сэкономить! Теперь пришлось дверцу собрать задом наперед! Иначе, видимо, никак не выходило…

Машина съела гору темного белья и через полчаса громко оповестила весь дом о том, что ей по-прежнему плохо живется у нас. На дисплее морды она обиженно прописала ошибку с каким-то номером и верещала очень странно и непохоже на саму себя.

– Андрюш, она пишет какую-то ошибку!

– Видимо, протекла вода. Я собрал дверцу негерметично…

Я вытерла вытекшую воду под машинкой его же большим махровым полотенцем.

Он сосредоточенно снял дверцу и попытался положить ее наружной стороной на стол. Потом помолчал и задумчиво произнес:

– Так, погоди-ка, а откуда взялась эта ялда?

Тут я осторожно уточнила, правильно ли все поняла:

– Ты ведь специально перевернул стекло наоборот? Выпуклостью наружу?

Он сидел, а я стояла за ним. Его лысина снова побагровела, а плечи затряслись:

– Случайно, конечно! Ты чего? Почему специально?!

– Я подумала, что так непоправимо сломала дверцу, что пришлось перевернуть стекло. И уже смирилась с тем, что у машинки стало не очень удобно стоять…

Он долго ржал. И я не стала спрашивать, надо мной или над собой. А в голове крутился его же старинный друг Максим Алешин со словами: «Знаешь, Ань, ведь мы, большие мужики, все – дровосеки. К тому же Бауманка – прикольный колледж…»

Пхукет

Поездка в Питер через Новгород Великий за последние два года стала приятным и привычным маленьким отпуском. Каждое из таких путешествий оставляло свои приятные воспоминания, а последняя поездка, в августе, была особенно хороша: мы вырвались на маленький блюзовый фестиваль. Солнце, блюз и ветер свободы пронеслись за несколько дней. Мы двигались из Питера в Новгород, когда мне позвонил коллега и приятель Валентин:

– Аксельродец, кажется, меня слегка поимели… У тебя есть кто-нибудь в сфере МВД, чтобы разрулить небольшой конфликт?

Ярко освещенная трасса послушно стелилась под колеса машины. Я поудобнее устроилась в кресле:

– Излагай, дружище! Чем тебе помочь?

– Да помочь, наверное, нечем. Я должен был вчера лететь в Хорватию, как ты знаешь. Но никуда не полетел и, видимо, не полечу.

– Излагай все детали!

– Да деталей немного. У моего давнего друга Миши есть знакомая – туроператор. Я никогда ее не видел, но она неоднократно устраивала нам с ним поездки на конгрессы и ему – разные индивидуальные туры. В этом году я сказал «хочу», и эта Катя организовала мне тур в Хорватию на десять дней. Я оплатил его в конце июня…

– А какая сумма?

– Сто восемьдесят тысяч.

– За десять дней? На одного?!

– Да.

– «Все включено»?

– Полупансион.

– Пять звезд?

– Четыре…

Я шумно вздохнула. «Мерседес» плавно ушел налево. Андрей тревожно кивнул из-за руля: «Чего там?»

– …она прислала скан карты директора турфирмы. И договор по электронной почте в конце июня. Я перевел ей всю сумму заранее. Разбил сумму по ее просьбе на две части и перевел, в офисе не был и с ними обеими не знаком. А на следующий день мне позвонил Миша и сказал, что у них какие-то финансовые проблемы: их с женой тур не состоялся. И посоветовал повременить с оплатой. Я позвонил Кате и спросил: правда ли, что есть проблемы. И точно ли я улечу. Но она сказала: «Да, конечно улетите, ну что вы! Это у Миши сложный тур, две страны. А у вас все просто, не волнуйтесь, тур уже проплачен. Деньги ушли за сутки!»

– Так… И как ты узнал, что не летишь?

– А я два дня назад ей позвонил с вопросом, где документы. Она ответила, что тур, к сожалению, не проплачен. И предложила заплатить второй раз…

– Чего?!

– Да: «Заплатите снова такую же сумму, мы оформим это в виде долговой расписки, и вы получите деньги, когда вернетесь…»

– Ты не заплатил? Умница! А ее телефон и вся переписка сохранились?

– Да. И переписка со второй милой дамой – директором этой фирмы по имени Наталья – тоже.

– Пришли мне сейчас.

– Хорошо. Но, пожалуйста, Аксельродец! Только законным путем, а! И информируй меня обо всем!

– Ты спятил?!

– Ну, я на всякий случай…

Фонари разлетались в стороны. Там, за стеклом рядом с пассажирским местом, прижимая к груди саквояж, верхом на зеркало уселся крепенький чертик. Он смеялся, стучал лапкой в стекло и корчил рожи.

Я уверенно взяла в руки телефон.

«Катерина, здравствуйте! Мне посоветовали обратиться к Вам по поводу срочного тура в Таиланд. Сможете помочь?»

Через час мы доехали до Новгорода и сидели за большим столом красивого дома Эрика и Юли. Я поэтапно излагала суть дела.

Эрик внимательно слушал, переспросив лишь один раз:

– Законным путем, ну конечно…

Его жена Юля, накрывая на стол, тихо спросила Андрея:

– А кто этот Валентин?

– Юленька, да это неважно. Просто «наших бьют». Вон смотри на нее, – смеясь, махнул рукой Андрей и ушел спать.

Я закончила рассказ. Эрик кивнул, улыбнулся и развел руками:

– Анют, все понятно. Он сладенький…

– В смысле?!

– Мечта афериста. Одинокий, хорошо зарабатывает, при деньгах. Все сделал как надо. Хорошо хоть второй раз не заплатил!

– Да нет, он не дурак!

– А я разве сказал, что он дурак? Нет: он сладенький…

– Погоди. Значит, я должна улететь в Таиланд с ребенком?

– Ни в коем случае! Одинокая женщина с ребенком – это самое страшное для афериста! Она выбьет свои деньги любои ценой! Ты должна улететь с любовником, пока его жена и дети отдыхают в Италии. Женатый мужчина не потребует деньги за сорвавшуюся поездку с любовницей! Побоится огласки. Так что ты должна ехать, как любовница. Этой версии и держись. А главное – гони ее в офис. Нужен физический контакт. И помни, что единственное, на чем ты можешь сыграть, – это их жадность.

– Как они не боятся? Ведь я могу быть подсадной!

– Ты и есть подсадная!

– Так как же они не боятся?

– Жадность, я же сказал!

– Слушай, а моя фотография в WhatsApp похожа на фото любовницы?

Эрик сощурился, всмотрелся в экран, перевел взгляд на меня и широко улыбнулся:

– Анют, ну… сойдет, другой ведь нет!

Он тоже ушел спать, а на экране телефона высветилось новое сообщение:

«Анна, здравствуйте. Пхукет или Паттайя?»

На тумбочке рядом с кроватью сладко сопел крепенький чертик, причмокивая во сне и прижимая к себе саквояж. Я задумалась.

– Андрюш, Пхукет или Паттайя?

– Пхукет. Я там не был, – сонно ответил Андрей.

Утром во вторник мы выехали в Москву. За день дороги цена на билеты и трехзвездочную гостиницу выросла почти вдвое. Я торопливо писала, стараясь делать милые глупенькие ошибки и намекала, что у меня всего неделя на срочный отдых, поэтому вылет должен быть именно в четверг. Катя проявляла чудеса понимания и деликатности.

Еще через сутки, в среду днем, я выслала фотографии наших паспортов.

К вечеру среды я получила скрин карты, на которую нужно перевести деньги. И дала ее телефон Андрею. Через час игра была закончена:

– Слушай, я сделал все что мог. Предлагал ей разные места встречи. Она заявила, что приехать не может. И меня тоже не ждет. Мы закончили на том, что она определится и все-таки приедет, но, похоже, все уже закончилось.

Катя, конечно, больше не позвонила. И на следующее утро я отправила ей сообщение:

«Катя, здравствуйте!

Мне очень неприятно все это писать, поверьте.

Валентин, которому Вы должны деньги за несостоявшийся отдых, – мой старинный друг и коллега. И друг Андрея. Он замечательный врач, поэтому у него много благодарных пациентов. В том числе – из официальных силовых структур. Это означает, что наши три заявления в полицию будут рассмотрены в кратчайшие сроки. Возбуждение уголовных дел по статьям 159 (мошенничество, ч. 2) и 171 (незаконное предпринимательство) действительно реальны для Вас и Натальи. И детали уже обсуждены с этими людьми. Ему посоветовали решить проблему по доброй воле за 24 часа, или завтра запустят необратимые юридические механизмы.

Он ни в какие переговоры вступать с вами не хочет, поэтому пишу Вам я.

Дешевле и материально, и морально для всех нас перевести ему эти деньги как можно быстрее. Он не так давно тяжело болел. И очень нуждается в отдыхе.

Пожалуйста, поверьте мне и сделайте, как я Вам советую».

Еще через полчаса мне пришел ответ:

«Анна, добрый день.

Мне так же неприятна эта ситуация.

Наталья не отрицает своего долга перед ним. Ваше право поступать, как вы решите, но все вопросы с этим связанные, прошу решать непосредственно с Натальей. Ваши угрозы в мой адрес бессмысленны. Спасибо, что выслушали.

С надеждой на понимание».

Я пожала плечами и сняла трубку разрывающегося телефона. Абонент прорывался уже третий раз:

– Анна, это Наталья! Директор фирмы. Пожалуйста, уговорите его!

– На что именно уговорить?

– Пусть он подождёт!

– А чего ему ждать?

– Я же верну деньги!

– Когда?

– Как только смогу!

– Когда именно?

– В ближайший месяц!

– Но вы ведь обещали ему вернуть их за две недели.

– У меня их нет!

– Займите, сумма небольшая.

– Я пытаюсь, не получается. Он ведь должен меня понять!..

– А почему он должен вас понимать? Ваша фирма рухнула в апреле. Ее давно нет. В июне вы взяли с него деньги за тур, который стоит в два раза меньше. Он заплатил, не торгуясь. Но главное – вы с Катей прекрасно знали, что он никуда не полетит. Человек, который тяжело болел и должен восстановиться, никуда не полетит. Вы его обманули, понимаете? Намеренно. Вы решили свои проблемы за его счет. Поэтому завтра утром мы напишем заявления. Извините, я не хочу больше с вами говорить!

Через десять минут мне позвонил Валентин:

– Аксельродец, мне пришли двадцать шесть тысяч рублей. Видимо, «наскребла»! Что мне делать дальше?

– Молчи. Не отвечай ни на звонки, ни на сообщения. Вымри на сутки!

– Хорошо…

Ночью мне приходили сообщения от пьяной Натальи:

«Анна!

Вы и Валентин должны понимать, что ни один человек не хочет иметь проблем с полицией и т. д. И сделает все возможное, чтобы решить все миром. Так вот на сегодняшнюю минуту я нашла все, что смогла. Вы можете говорить, что меня прям расстреляют завтра. Я ничего не смогу сделать, к сожалению. Мне нужно время найти сумму. Пожалуйста, поймите меня».

Рядом в кровати зашевелилась гора скомканного одеяла:

– Она не заплатит все равно. К сожалению, времена меняются, а люди – не меняются. Они возвращают долги только одним способом…

– Да ладно: они обе «сладенькие»! Надо ж так навалять и подставиться! При аннулированной фирме использовать печать, бланки аннулированной фирмы и старые мобильные номера для переписки с обманом! Дело можно закрыть очень быстро, искать никого не нужно. Все есть для суда!

Я уверенно набрала текст сообщения:

«Не расстреляют точно. Физической расправы не будет никакой. Только то, что я написала: юридические проблемы по полной программе. С возможным арестом движимого и недвижимого имущества. Сумма реальная для того, чтобы ее занять за сутки. В этом я совершенно согласна с силовиками».

Я выключила звуковой сигнал телефона и легла спать. А утром мы пошли в отделение полиции, где Валя легко составил заявление, приложив все имеющиеся документы и свидетельства.

Дежурный полицейский пробежал глазами текст и покачал головой:

– Дело передадут в суд. Но лучше бы им вернуть вам деньги до суда…

Валя сфотографировал бумажку о приеме документов в полицию и отправил скрин Наталье и Кате. А вечером мы все вместе пошли в клуб «Журфак» на концерт, где я впервые увидела Валю не натощак. И повезла его домой по темным арбатским переулкам, выкручивая кожаный руль вокруг фонарей.

Он качал головой и грустно улыбался:

– Анька, кажется, я здорово нарезался!

– Да если бы! Ты сейчас по-прежнему сидишь в полиции и пишешь заявление…

– Да… А должен был бы сидеть на песке и греть свои косточки. Понимаешь, мне ведь не денег жалко. А то, что они знали, что я никуда не полечу! Ведь знали?

– Да. Уверена. Знали с самого начала!

– Я тоже так думаю. А я мечтал, что полечу… Кажется, это подлость, Аксельрод?

– Подлость. Настоящая подлость. И скотство настоящее!

– Аксельродец, ты ругнулась?!

– Да. Потому что это оно и есть!

Через месяц Валя получил бумажку из прокуратуры о том, что дело передано для принятия решения. Вчера на его карту пришли деньги, а на мой телефон – сообщение:

«Ты таки будешь смеяться, но мне вернули все деньги».

Вечером дома я нашла серого котенка с приданым: Андрей взял его вместо нашего серого кота, который полгода назад ушел гулять и не вернулся.

Котенок залез под диван и свернулся калачиком на теплом полу.

– Что ты скажешь, дорогой, если я сообщу тебе, что Вальке вернули все деньги?

– Что это невероятно!

– Деньги вернули!

– Я и говорю: это невероятно…

Важное дело

Я снова не успеваю закончить три самых важных дела и еще одно не важное.

Зато неплохо получилась лекция: диалог с курсантами явно состоялся. И вчера хорошо прошли переговоры по науке.

Что тут среди неотвеченных во время лекции звонков?

Вот номер, который пробивается пятый раз:

– …У вас наблюдался мой муж, Алексей Кальков. Он, правда, не был уже два года. И отменил себе все лекарства… Наверное, по телефону неправильно это говорить. Но я подумала, что надо сказать вам. Леша умер. Через неделю сорок дней… А еще я хотела показать вам маму…

Через три часа она привезла на консультацию Лешину тещу, а я узнала, что его дочке полтора года. И что на вскрытии подтвердился диагноз дилатационной кардиомиопатии.

А еще она рассказала, что Леша не хотел идти ко мне, потому что был уверен: я буду его ругать. Он поправился, работал в трех местах и полностью отменил себе все лекарства.

– Почему он отменил их?

– Он говорил, что их слишком много… и все лето обещал мне приехать к вам. Но так и не поехал. Мы даже ссорились из-за этого…

Я порулила домой через ювелирную мастерскую, хотя ехать туда ужасно не хотелось. Но Сан Саныч ждал меня уже не первый день по важному вопросу переделки сережек, и мне было неудобно не приехать в третий раз. Серьги явно нуждались в другом замке: они ввинчивались в уши долго и с трудом. Мочки через несколько часов становились красными, а настроение – унылым.

Где-то далеко на краю сознания виновато улыбался сборщик мебели Леша Кальков.

«– А лекарства надолго или навсегда?

– Навсегда. Но Вы сами видите: временами мы уменьшаем их дозы. И так будет регулярно, при каждом визите.

– Так все вроде нормально. Отеков нет. И аритмии нет. Может, уберем что-нибудь?

– Не надо!

– Будет плохо?»

Я не успела ответить ему и запарковалась возле ювелирной мастерской.

Сан Саныч был один и выложил серьги из коробочки на стол.

– Радость моя, я сделаю английский замок. И уши перестанут болеть. А это что?

– У меня есть еще кольцо моей бабушки. И одна сережка из подарка мамы: вторая потерялась. Может из всего этого что-то сделать в комплект к сережкам?

Он крутил старое исцарапанное кольцо в руках.

– Душа моя, ему около двухсот лет. Там очень старая проба…

– Сколько?

– Ну, сто семьдесят точно есть. Если вы посидите и поболтаете со мной здесь полчаса, я могу спаять серьгу и кольцо вместе. Будет «дорожка». Старую пробу я, конечно, оставлю. Это очень хорошее золото, Анна Сергеевна.

Цифры крутились и не давались. Получалось, что кольцо принадлежало прабабушке Сурке. И досталось моей бабушке Миле от нее. У прабабушки когда-то были красивые серьги с алмазами, и она разделила их своим дочерям: сделала из них два кольца. Я почти никогда не снимаю одно из них, а другое носит моя троюродная сестра…

В голове закрутился здоровенный маховик с расчетами. У моей бабушки Мили были два сына, а я – ее единственная внучка – получила одно из колец Сурки по наследству. Как и обручальное кольцо.

Старое обручальное кольцо встретилось с новыми серьгами, которые подарила мне мама год назад.

У меня нет родной сестры, а одна сережка полгода назад потерялась…

Получилось, что семейная традиция делать кольцо из пары серег повторилась с небольшой вариацией: одна из сережек потерялась, потому что просто оказалась не нужна.

«Перестань придумывать ахинею и крутить эти глупости в голове!» – вскипел здравый смысл.

«А какое сегодня число, не помнишь?» – тихо спросила интуиция.

«Да-да, сегодня день рождения твоей бабули Мили, а ты почти забыла об этом», – спокойно проснулась совесть.

Сан Саныч вернулся с готовым кольцом в руках. Оно неожиданно легко наделось на левую руку, сместив старое Суркино кольцо на средний палец.

– Сан Саныч, а вы верите в то, что металл несет что-то своей хозяйке?

– Я, радость моя, верю, что самое ценное – это сами хозяйки. От них остаются вещи, и, наверное, что-то важное они тоже несут. Если хозяйке было что передать с ним от души и от сердца. Ну а про сердце вы лучше меня все знаете…

Клей на подошвах

Утром моя домработница Люба пришла раньше, чем нужно. И мне перед уходом на работу удалось рассмотреть, что ее волосы после химиотерапии сильно отросли и стали виться. Люба покрасила их в цвет горького шоколада и удачно постригла. И очень просила потрогать, чтобы я убедилась, какие они стали густые.

– Да, Люба, они лучше, чем были!

– Да! Ни химии никакой не нужно, ни еще чего-то! Такая прическа стала! В жизни таких волос не было…

– Ну как раз с химией. Только с другой, не из салона.

– Ага…

Домработница уже несколько лет у нас одна на троих: у Сашеньки и Альфреда Богдановых, Саши Пальмана и у меня.

Когда она заболела раком год назад, каждый из нас старался удержать ее на этом свете как мог. Приклеить ее подошвы к этой земле никто, конечно, не пытался, но некоторые вещи нам тогда вполне удались: анализы, обследования хорошего качества и консультации онкологов сделали очень быстро и что смогли – бесплатно. Мы подняли ей зарплату, и каждый из нас уверенно обещал сохранить место за ней. Во время ее отсутствия нам пришлось очень лихо, но мы держались на временных вариантах, честно говоря людям, что возьмем Любу, которая обязательно вернется.

Она вернулась через четыре месяца ко всем нам, у кого работала. После лимфаденэктомии рука не отекала, но я вырывала у нее утюг, потому что боялась лимфостаза. А Сашка Пальман аккуратно и вежливо изымал парик, который съезжал ей на нос, жутко мешал работать и был очень уродливый.

– Люба, сними ты эту порнографию, а! – говорил ей Сашка. – Перестань меня стесняться!

Люба стала работать в платке, а потом без платка. И быстро привыкла к своему бархатному ежику.

Шло время. Ежик загустел и удлинился. И наконец Люба купила краску для волос, а сегодня уже гордо пришла с новой прической. Пока я думала обо всем этом, на лестнице больницы я встретила Сашку:

– Слушай, ты видел, какие волосы у нашей Любы?

– Да… Скажи, Аксельродец, если их просто побрить, без химии, таких волос ведь не будет?

– Сашк, я тебя люблю любым, дружище! Только ради бога не брейся наголо!

– Почему?

– Твои замечательные пиджаки тогда придется сменить! Стилистически не пойдет!

– Не, Ань, это не вариант!

– Вот! Так что останься с волосами, дружище!

Мне кажется, нам удались тогда некоторые мелочи: простые и человеческие. Как врачи мы все сделали гораздо меньше для нее в силу своих специальностей. Но нас было четверо, а этих мелочей оказалось не так уж мало. И они были, видимо, довольно важными, потому что сработали, как клей на подошвах. И я абсолютно уверена, что в том числе и из них получилась наша новая Люба, с красивыми вьющимися волосами.