Текст книги "Неведомый"

– Брось. – Бёв усмехнулся. – Никогда не отнимай у охотника его дичь – крестьяне расправятся с ним с не меньшей радостью. Воронов здесь любят до сих пор – хранят верность мертвому Норволу и его сыновьям, хотя они уже давно стали князьями червей. Как по мне, несусветная глупость – мертвецы плохо платят за работу.

– Как будто нам платят хорошо, – пробормотал Шим.

Яграт услышал его тихие слова и решил вмешаться:

– Вера – вот что на самом деле важно. Мы спасаем заблудшие души от скверны и должны находить в этом высшую радость.

– Скажи это моему голодному желудку, служитель. – Усилившийся дождь укрепил дурные предчувствия Рунд. Оставлять за спиной врага было неразумно – кто знает, вправду ли крестьяне растерзают обманутого мужика? Может, они все были в сговоре. – Проповеди будешь читать в храме. Я достаточно наслушалась их за десять лет. Мы честно выполняем свое дело – что еще надо Слепому богу?

Яграт насупился и натянул на лысую голову капюшон татры, чтобы никого из них не видеть. Совсем еще юный, их ровесник. В крепости посчитали, что ему не повредят знания, полученные в боях. Но от парня, всю жизнь отбивавшего колени по храмам, оказалось мало толку. Свою палку он потерял в первой же стычке в таверне, крови не любил и блевал по кустам. Бёв пытался научить яграта защищаться, но Рунд сказала, что это не поможет. Для таких, как этот молец, лучшей защитой были быстрые ноги.

Шим презрительно косился на слабака – мужчин, не умеющих держать меч, в Калахате называли яйценосами. С ягратом говорила только Кация. Их объединяли набожность и любовь к своему делу – великой миссии. Тацианка выросла в семье, где бить детей начинали раньше, чем те делали первые шаги. Для нее крепость стала избавлением от пропойцы-отца. Надеждой.

Рунд представила лицо Тита, когда она приведет к его двору этот сброд, и расхохоталась.

✦✦✦✦

– Митрим, лес теней, – кто его додумался так назвать? Сраное болото подошло бы куда лучше.

Рунд потягивала трубку и смотрела, как размытая дождями дорога, петляя, прячется в полумраке. Ближайшие деревья утопали в воде, и жухлая прошлогодняя трава вперемешку с весенней порослью тоскливо торчала из бочагов и луж. В самом лесу было по-вечернему темно. Хотя, по прикидкам Рунд, сейчас только-только перевалило за полдень. Но даже лишенные листвы, деревья плотно переплетались ветвями и хранили вечный сумрак в древней чащобе. Лошади, вышколенные на тацианских конюшнях, подозрительно прядали ушами, и Шим полностью разделял их сомнения.

Но другого пути не было – яграт в отчаянии вертел разложенную на коленях карту. Кация заглядывала ему через плечо, но ни в одиночку, ни вдвоем они никогда не смогли бы отыскать другой путь до Горта. Вороны были осторожны. Это их, конечно, не спасло, но Рунд прониклась к ним уважением еще в детстве, когда впервые заблудилась в Митриме. Равнскёг, древняя обитель духов, после падения Норвола превратился в мертвую пущу. Митрим – лес блуждающих в полумраке теней. Рунд вспомнила, как перепугалась тогда и как Тит утирал слезы большим шероховатым пальцем – и торопливо отогнала это воспоминание прочь, словно зудящую муху.

– Болота находятся южнее. Ты всегда можешь попытать счастья там. – Рунд оглянулась: яграт высматривал что-то в просветах между тучами. – Служитель пойдет первым. Зажжёт люмину, чтобы отогнать плотоядных тварей, духов и прочую пакость. Но не сегодня – завтра, на рассвете.

Лицо яграта вытянулось и побледнело. Он посмотрел в сторону Кации, но та нервно кусала заусеницу на пальце и явно не желала становиться первопроходцем. Бёв тихо посмеивался, и только Шим неожиданно коснулся руки яграта.

– Говорят, – калахатец подался вперед, так, чтобы молец видел испуг в его черных глазах, – раньше вороны собирались там вокруг жертвенников и пускали человеческую кровь. Они пили ее сами – из каменных чаш, а потом срезали мясо с костей, чтобы поджарить. И плясали вокруг священных черных деревьев. Из черепов они делали свои троны, а нагие лесные девы рожали им детей. – Убедившись, что яграт проникся рассказом, Шим радостно добавил: – Поэтому ты пойдешь первым – говорят, Слепой бог сильнее богов старой веры.

– Ну все, хватит. – Рунд прервала напарника, заметив, что яграт вот-вот поступится своими клятвами, развернет лошадь и понесется отсюда прочь. Или же просто свалится в обморок. А волочить его тощий зад хотелось меньше всего. – Все вороны, жившие в Митриме, давно сдохли, тебе нечего бояться.

– Кроме нагих дев, – вполголоса хохотнул Бёв.

Яграт согнулся, как будто на плечи ему взвалили непосильную ношу, и зашептал свои молитвы. Но после счел это недостаточным, слез с лошади, дрожащими пальцами зажег пучок трав, и едкий запах тут же заполз Рунд в ноздри. Она торопливо затянулась трубкой. Табак они раздобыли хороший, и как все хорошее, он спешил закончиться.

– Поворачиваем. Остановимся в придорожном трактире.

– Да здравствуют теплая постель и нормальный ужин! – просиял Шим и первым двинулся прочь, подальше от леса, сырости и сумрака. Кация и Бёв потянулись за ним. Но Рунд радоваться не спешила. Она пропустила вперед яграта и поплелась в хвосте. Ее лошадь все время оглядывалась, как будто заразилась тревогой хозяйки.

Погода наладилась – с утра на их головы не упало ни капли. Однако за несколько дней под ливнями им удалось уйти не так далеко, как хотелось. Рунд изводили кошмары, и вот уже пару ночей она провела без сна. Ушак остался позади, горы превратились в зубчатую линию на горизонте, и все же что-то не давало покоя. Им даже удалось подстрелить зайца, и перловая похлебка наконец стала походить на еду. После Ушака все было хорошо. Слишком хорошо – это-то Рунд и беспокоило. Она настояла на том, чтобы не заезжать в деревни – все равно этот край принадлежал нищим. С них нечего было взять, а искать воронов Рунд устала.

– Пусть они найдут меня сами, – сказала она Бёву.

Всю дорогу до Митрима по обеим сторонам тянулись плохо возделанные поля с темной россыпью домов, и теперь они снова поплыли мимо. Люди разместили свои жилища недалеко от леса, и узкие струйки дыма поднимались из печных труб в пасмурное небо. Трактир стоял на развилке: подальше от лесной глуши и поближе к деревне с незатейливым названием Гнездо, которая и на карте обозначалась только потому, что была последним пристанищем по дороге в Горт. Далее не было ничего, кроме Митрима.

– Как-то здесь… Тихо. – Бёв спешился и осмотрелся. Рунд последовала его примеру.

Трактир и пристройки окружал покосившийся плетень, на котором сидел взъерошенный облезлый петух. Он медленно ворочал головой, но при их приближении гневно закукарекал и угрожающе захлопал крыльями. Кация, проходя мимо, смахнула петуха на землю – спасибо, что не открутила голову. Протяжно замычала запертая в сарае корова, и вслед за ней затянули свое блеянье овцы.

Дранка на крыше поросла мхом, сырость ползла по бревенчатым стенам до самого второго этажа. Его надстроили над первым неумело, и он сидел криво, как съехавшая набок шляпа. Ставни были открыты, и дом смотрел на них окнами, забранными бычьим пузырем. Кация поморщилась.

На двери из темного дерева висел огромный амбарный замок. Рядом с ним, пришпиленная гвоздем, болталась бумажка с говорящим текстом: «Третью руку пришили дураку. Грош цена такой армии». Буквы напоминали детские каракули, но написать их мог кто угодно. Рунд вообще удивилась, что здешние крестьяне знают грамоту.

Она сорвала объявление и, повернувшись, сунула его под нос яграту. Парень послушно взял бумагу, и белесые брови поползли вверх.

– Похоже, нам здесь не рады. – Шима эта выходка повеселила, и он забарабанил в дверь сразу двумя кулаками. – Тем больше поводов остановиться именно здесь, – пояснил он Рунд. – Эй, эй, открывайте! Мы знаем, что вы тут.

Шим был прав – даже сквозь закрытые двери заманчиво пахло мясной похлебкой и выпечкой. Рот Рунд наполнился слюной, а живот требовательно заурчал.

– Ну что ты за дурак, – протянула Кация и ткнула татуированным пальцем в замок. – Как они тебе откроют? Стучать надо в задние двери.

Однако обходить трактир по кругу и искать черный ход им не пришлось – из-за угла показался дородный мужчина в заляпанном кровью фартуке. В одной руке он нес топор, в другой – куриную тушку. Рассмотрев как следует их одежду и мельком глянув на лошадей, мужик насупился, сведя густые брови к широкой переносице.

– Трактир закрыт. Для всех, – сказал он с вызовом.

Кация, привыкшая к страху мегрийцев, удивилась, но Рунд только пожала плечами.

– А мы не все. – Заметив, что мужик перевел взгляд на нее, Рунд улыбнулась – так, словно они с ним были старыми друзьями. Ее улыбка, если верить Бёву, внушала страх куда больший, чем все оружие мира. – Мы грошовое войско, которое пришло от дурака. Может быть, ты знаешь такого – императора Небру? Вряд ли вы виделись с ним лично, а в то, чего не видишь, как говорится, веришь с трудом. Но мы можем устроить встречу с ним для твоей головы. Как думаешь, не слишком ли высокая цена за простой ужин?

Мужчина с минуту стоял на месте, как будто слова Рунд, плутая, с трудом находили дорогу к его мозгу. Потом, смачно плюнув и отшвырнув топор, подошел и открыл замок. Не говоря ни слова, прошел внутрь. За ним тянулась узкая дорожка из куриной крови.

Черпак выпал из рук стоявшей у очага женщины и загремел по выскобленному полу. Одета она была в бедное, но чистое платье, и выбившиеся светлые пряди волос прилипли к ее потному лбу. С круглого бледного лица на них таращились огромные, как золотой дук, глаза. Рунд втянула запах еды и улыбнулась. С потолочных балок свисали пучки трав и соломенный паук-оберег, на который яграт покосился с неодобрением.

Хозяин трактира расположился за стойкой и сжал тряпку в толстых пальцах. Смотрел он при этом именно на Рунд – твердо и выжидающе.

– Нам нужны еда и четыре койки.

Мужик покосился на женщину, чье внимание целиком поглотила булькающая над огнем похлебка. Поправив чепец дрожащими руками, она предоставила ему самому решать вопрос с незваными гостями. Рунд терпеливо ждала, повернув голову так, чтобы трактирщик видел ее слепой глаз в буграх уродливых шрамов. Шим и Кация, не дожидаясь приглашения, облюбовали стол, на котором стоял забытый поднос с ломтями свежего хлеба. Его они поделили между собой. Яграт оглядывал комнату в поисках других языческих предметов и истово молился. Бёв наблюдал за ним, насмешливо изогнув рыжеватую бровь.

– У нас закрыто. И проблемы с едой. Мы давно не принимаем путников – разве вы не видели замок? – буркнул хозяин и сплюнул в сторону, выражая неприязнь.

– Видели. А вместе с ним и это, – Рунд положила на стол клочок бумаги и ткнула пальцем в каракули. – Может, нам отыскать написавшие эти слова руки и отрубить их, чтобы другие боялись?

Лицо мужчины побледнело. Он снова глянул в сторону печи, но помощи оттуда так и не поступило.

– Я могу забыть обо всем в обмен на еду. И теплые одеяла. Мы никого не тронем и останемся здесь только на одну ночь.

– У нас и в самом деле все плохо. – Мужик говорил нехотя, но презрения в его взгляде поубавилось. – Наши озимые сожгли разбойники месяц назад – мы ездили с прошениями в Тротр, а оттуда письма ушли лорду и королю.

– А про императора забыли? – усмехнулась Рунд. – Подотрись своими прошениями, мой тебе совет. Никто не поднимет свою жопу и не приедет в такую глушь спасать эту вонючую деревню и ваш погибший урожай. Уж точно не Железный Тит и не трясучка Абнер. Я сказала, что нам нужны еда и четыре койки. Я не спрашивала, из чьей задницы ты все это достанешь.

Их разговор прервал скрип ступеней. На лестнице, отчаянно труся, показалась молодая женщина. Светлые тяжелые косы лежали на высокой груди и огромном животе, который она, желая защитить от этого мира, прикрывала руками. Ее и без того большие глаза увеличились при виде тахери.

– Отец? – Она замерла на последней ступеньке и едва удержалась от того, чтобы кинуться обратно. Тонкий голос дрожал, выдавая страх. Рунд посмотрела на ее пальцы и не нашла обручального кольца. – Мама?

– Ступай наверх. Мы с матерью справимся сами. – Мужчина, к удивлению Рунд, изобразил на лице какое-то подобие улыбки. – Моя дочь. Приехала навестить нас. Иди в свою комнату. Не мешай господам.

«Так, мы уже господа», – подумала Рунд. Девушка еще раз осмотрела комнату и собравшихся в ней людей и, осторожно развернувшись, исчезла в полумраке.

– Твоя дочь на сносях и приехала к тебе в гости, в эту глушь, как же. Что за неуклюжее вранье. Да она не замужем – сразу видно, что принесла в подоле своим родителям нежданный подарок. Но это дело не мое. Еда. – Подумав немного, Рунд повернулась к Бёву: – Заплати за все.

– Но… – Бёв коснулся ее руки. – У нас и так мало денег. Может быть, стоит все же…

– Я сказала – заплати. – Рунд требовательно протянула ладонь, и друг нехотя положил на нее кошель. – А ты, – она повернулась к трактирщику и ухмыльнулась, заметив, как задрожали его губы, – сделай милость, запри двери и больше никого сюда не пускай. Трактир ведь не работает? Вот и прекрасно. Заодно покормите наших лошадей. И согрейте воды – мы давно в дороге. Если кто-нибудь из вас сунется в деревню, – обращенная к ней спина трактирщицы окаменела, – я лично спалю здесь все дотла. А наш славный яграт призовет сюда бога, которому не понравитесь ни вы, ни ваши обереги. Вспоминай мои слова, когда будешь готовить еду и в твою голову придет мысль ее отравить. Нас травили годами – и вряд ли ты найдешь яд, способный упокоить мою душу.

✦✦✦✦

– А мужик ведь прав. Мы видели поля – озимые сожжены. И эта бумажка…

Рунд фыркнула и поудобнее устроила голову на плече Бёва. Кожа друга пахла дегтярным мылом, зато дыхание отдавало цветочной настойкой. Каждый раз, целуя его, Рунд оказывалась посреди медвяных лугов. И ни крови, ни гари – только солнце и дурманящий, приятный запах цветущих трав. Совсем как в полузабытом детстве.

– Может, и правда разбойники. Но что это меняет?

– Нам стоило бы все проверить. Ты ведь права – никто не поедет сюда разбираться. А вдруг это оборотни?

Огонь погас, и в темноте очага алела горстка углей – словно десятки глаз, наблюдавших за ними.

– Птицы не станут лишний раз выходить из своих укрытий. Подумай только: на них охотятся уже больше десяти лет. Их осталось слишком мало, и почти все – жалкие полукровки. – Рунд, не отрываясь, смотрела на тлеющие головешки и гладила Бёва по вытянутой руке. – Нет, они не будут рисковать. Скорее всего, это сделали сами люди. Или идуны. Да кто угодно – нам какая разница? Я напилась крови на долгие месяцы вперед. К тому же, ты слышал, они направили прошение королю. Вот пусть трясучка с ними и разбирается.

Нащупав во мраке лицо Бёва, Рунд приложила ладонь к мягким губам.

– Давай хотя бы на один вечер забудем обо всем.

С этими словами она уселась сверху, обхватив его ногами. Пальцы Бёва, лаская, пробежались по спине – неторопливо и нежно. Рунд любила тьму – в ней скрывалось ее уродство. Бёв говорил, что его нисколько не волнуют ни шрамы, ни слепой глаз, но Рунд все равно стеснялась. Ненавидела себя за эту слабость и ничего не могла поделать.

Теплые ладони мягко коснулись ее живота, и Рунд откинулась назад.

Следуя за движениями Бёва, Рунд постаралась, чтобы койка скрипела как можно громче. Представив пунцовое лицо яграта, подслушивающего за тонкой стенкой и бормочущего свои молитвы, она испытала ни с чем не сравнимое наслаждение.

Глава 4
Когда все равны

сли бы у Абнера кто-нибудь спросил, что он ненавидит в жизни больше всего, он без сомнений назвал бы Залу. Привел бы этого человека, усадил рядом с собой на холодный каменный трон и заставил слушать нудное брюзжание выживших из ума стариков. Впрочем, иногда старцы так распалялись во время споров, что принимались драться: охаживали друг друга фолиантами, разбрасывали бумаги и чернила – это было единственным развлечением на Совете Десяти, и Абнер не торопился их разнимать. Смотрел, как почтенные мужи, кряхтя, позорят себя и государство на глазах у черни и послов, и смеялся. Но не вмешивался. Напротив, часто именно он доводил их до исступления своими глупостями – а потом веселился. Но так, чтобы не заметила королева.

Дурное настроение Брунны совпадало с заседаниями – меньше всего его супруга любила сидеть под пристальными взглядами людей, которых презирала. А презирала Брунна всех. Абнер попытался вспомнить, улыбнулась ли королева хоть раз за пятнадцать лет их странного брака. Наверное, нет. Возможно, Брунна вообще не умела улыбаться. Вот и сейчас она сидела и кривилась, куксилась и прижимала к лицу надушенный платок. С неудовольствием Абнер заметил, что королева нацепила на себя слишком много украшений. Тонкую шею оттягивало ожерелье из морского жемчуга, и даже в свой длинный нос Брунна умудрилась продеть цепочку. Будь у нее волосы, она бы и туда засунула драгоценные камни.

Стеврон тоже любил выставлять напоказ все, что имел. Поэтому в конце концов все и потерял.

Королева застыла неподвижно на своих бархатных подушках – уж ее-то задница не покроется синяками. «Зато, – подумал Абнер, – она наверняка сварится в своих тяжелых атласных накидках». Это его немного порадовало.

Если бы у Брунны спросили, что она ненавидит в этой жизни больше всего, она без сомнений ткнула бы костлявым пальцем в карту Мегрии. А потом в своего супруга.

Имелись у Абнера и другие поклонники – взять хотя бы Сенну. Старый хрыч достался ему в наследство от отца и даже не скрывал своей неприязни. Отыскав покрытую пятнами голову советника, Абнер со злорадством отметил, что тот чувствует себя нехорошо. Сенна оттягивал ворот своей темной мантии и промакивал пот, обильно текущий по жирному лоснящемуся лицу. Остальные девять негодяев шуршали бумагами, сверяя между собой отчеты, и делали вид, что им не жарко. С тех пор как они здесь собрались, писарь успел дважды перевернуть песочные часы. А цифры у стариков все никак не желали сходиться – или они сидели так долго назло своему королю.

Зала гудела, как взбудораженный улей. Абнер скучал и потел. Весна приходила в Амад раньше, чем в другие земли Мегрии, и приносила с собой удушающий зной. Здесь, в стенах из белого камня, солнце светило особенно ярко – сквозь купол, изготовленный из тацианского стекла. Стеврон, должно быть, выжил из ума, когда решил построить эдакую нелепицу. Впрочем, насколько Абнер помнил, отец не утруждал себя посещениями советов. Отсюда и начались все его беды – предыдущий король был захвачен военными планами и хотел потешить самолюбие громкими победами. Ему не было дела до сплетен, цифр и простых людей.

– Писал ли отец-император Небра? – любезно обратился Абнер к Брунне. Ему хотелось отвлечься от жары, зуда на руках и судороги, захватившей в плен левую ногу. Королева в ответ одарила его холодным взглядом темно-серых глаз. – Мне интересно, как поживает моя сестра Инге. Не обижает ли ее ваш брат Нуций?

Брунна облизала губы – быстрое змеиное движение языка – и вздохнула.

– Новых писем не было. Но я уверена, что Инге живет гораздо лучше меня. Ей не приходится проводить дни среди дикарей. – Брунна выразительно посмотрела на верхние галереи, где толпились простолюдины. Тех, по обыкновению, помещали на самые неудобные места: жаркие летом, холодные – зимой.

«Тебя никто и не просил идти сюда», – хотел сказать ей Абнер, но промолчал. Судорога превратилась в жадного пса, который желал отхватить как можно больше мяса острыми зубами. Абнер запрокинул голову: пыль мошкарой толклась в солнечных лучах, чернь бранилась, им было тоскливо. Никто из них не понимал ни слова из докладов Десяти – едва ли они умели читать и писать. Однако Абнер твердо решил не идти дорогой отца, как и не собирался давать простолюдинам свободу, – но позволял верить, будто они свободны. Создавал видимость того, что любой человек имеет право знать о государственных делах. Даже если ничего в них не смыслит.

«Интересно: если я пущу пену изо рта прямо здесь, это хоть кого-нибудь взбодрит?»

Словно услышав его мысли, Брунна повернула голову. На бледном угловатом лице читалось неодобрение.

– Приступы стали чаще?

«Она знает меня хорошо. Даже слишком – для человека, который меня не любит».

– Не стоит беспокоиться. Я забыл принять отвар, только и всего.

Брунна покосилась на его левую руку. Она уже начала мелко трястись – Абнеру пришлось спрятать ее за спину.

– Тебе стоит съездить к моему отцу. В империи много хороших целителей. Можешь даже позвать их сюда.

«И дать им возможность отравить меня так искусно, что никто и доказать ничего не сможет».

– Благодарю за беспокойство, но мой лекарь отлично справляется. И будет просто великолепно, если император Небра не узнает о моих страданиях.

Глаза Брунны, и без того небольшие, превратились в сердитые щелки, а бледные щеки покрылись некрасивыми пятнами. Она уже открыла рот, чтобы высказать очередную тираду, но Абнера, сам того не зная, спас Сенна. Помилуй бог его плешивую голову!

– Ваше величество, мы готовы озвучить доклады. – Его толстые пальцы сминали стопку бумаг, которые он, если верить выражению лица, больше всего хотел швырнуть в своего короля.

– Чудесно. – Абнер поерзал, пытаясь найти удобное место на пыточном кресле. – Чудесно, – повторил и махнул рукой: – Приступайте.

Стражники разом грохнули о пол алебардами, давая понять придворным и крестьянам, что нужно соблюдать тишину. Важное заседание! Сейчас старики начнут соревноваться в недостачах и уличать друг друга во лжи. Может, даже подерутся. Впрочем, что бы они ни делали, Абнер вряд ли сможет вытерпеть это до конца. Время было его врагом, а черная кровь внимательно наблюдала за сыплющимися песчинками.

Абнер представил себя, в корчах извивающегося у подножия высоких столов, и лицо Сенны, который хоть и знал о недуге короля, но сам приступ никогда не видел. А Брунна, ходившая сюда за его позором, будет впервые счастлива. Может, даже скривит свои тонкие губы в улыбке.

Один за другим старики поднимались, кланялись и на удивление радостными и зычными голосами сообщали о скудной казне Мегрии. Абнер слушал цифры, но слышал за ними другое: нам пора расширять земли, нам нужна дань, нам пора отправиться на войну! Точно так же они морочили голову его отцу. А потом охотно помогли ее открутить. Абнер ощущал жадные взгляды старичья – они начинали примериваться и к его голове. Если бы не поддержка Небры, его шею давно насадили бы на пику.

– Следует подумать о Веребуре. Плодородные земли, выход к торговым путям между Тремя сестрами и Орракуттой – Мегрии нужна поддержка севера и запада. – Сенна зачитывал свои бумаги дольше прочих и все время посматривал на Абнера. Тот даже пошевелил ртом, но нет – проклятый пес еще не добрался до лица. Зато прочно обосновался в груди – каждый вздох приносил боль.

Абнер прикрыл веки и представил себе одутловатую голову Сенны, выставленную на крепостной стене Ройга. Подумал и добавил мух и вывалившийся синюшный язык. Изумительное зрелище.

– Вы были на севере, советник Ферт? – Старик по правую руку от Сенны поспешно помотал седой головой и вцепился в счетную доску. – Или, может быть, вы, советник Рид? – Тот даже не поднял взгляда. – А я был. Почему вы решили, что знаете больше меня? Конечно, я не добрался до легендарной юбки Дамадара, но охотно верю, что она до сих пор полощется на ветру. И потом, идуны – вы забываете о них.

Однако Сенну было не так просто смутить. Он крякнул и, к удивлению Абнера, издал какой-то писклявый смешок, будто все, только что прозвучавшее в Зале, было шуткой.

– Идуны – это всего лишь жалкая горстка дикарей.

Брунна хмыкнула – такого же мнения она придерживалась обо всей Мегрии.

– Великаньи горы остались неприступными для королей, которые были сильнее и богаче меня. Даже вороны боялись летать туда – у черог были к ним какие-то претензии. Вы знаете, кто такие чероги, Сенна?

Подбородки советника затряслись от возмущения.

– Ваше величество полагает, что в его совете сидят одни дураки. Тогда пусть он предложит другой способ пополнить казну. Наши долги растут вместе с количеством наших врагов. Орракутта…

На галереях зашумели – не часто при них королю осмеливались так неприкрыто грубить. «Это вы еще не бывали на закрытых заседаниях», – с тоской подумал Абнер. Уж там Сенна и вовсе не церемонился.

Однако Абнера люди терпели – не любили, но так даже лучше. Любовь слишком часто оборачивается ненавистью. А вот старики, которые никак не желали уступать насиженные места, особой популярностью не пользовались. Поэтому Сенна настороженно обвел взглядом Залу и даже хотел вернуться на свое место, но Абнер остановил его поднятой дрожащей рукой.

– Орракутта вот-вот развяжет войну сама с собой. Объединенным королевствам нет никакого дела до нас. Решать денежные вопросы – забота Десяти, не моя. Но я охотно покажу, как решаю вопросы с врагами. – Абнер почувствовал, как судорога скрутила вторую руку, и поспешно спрятал ее за спину. Дивное, должно быть, зрелище – король, скрюченный от страха под презрительным взглядом старого лжеца. – Дион, – Абнер повернулся к тахери, который стоял ближе прочих к его трону. Высокий смуглый воин равнодушно посмотрел на своего короля, – покажи почтенному собранию свой недавний улов.

Воин коротко поклонился и, обойдя кресло, двинулся к выходу по узкому проходу.

– Улов? – Лицом Сенна стал удивительно походить на раздувшегося борова. Абнер с удовольствием отметил, что руки старика затряслись так же сильно, как у него самого. – Что это значит? Наше заседание посвящено финансам… – Сенна проследил взглядом за Дионом, который неторопливо покинул Залу. – Я бы не хотел…

– Хотел, не хотел. Король приказывает. Вы повинуетесь. При дворе моего отца головы рубят и за меньшее неуважение. – Брунна зашуршала своими накидками и, к изумлению Абнера, поднялась, придерживая обеими руками огромный живот. – Позвольте мне лично проследить за приготовлениями.

Абнер обескураженно кивнул. Брунна дернула плечом, и шестеро тахери, став полукругом, двинулись за ней к выходу. Пока они шли по мраморным квадратам, Зала перешептывалась. Абнер почти физически ощущал нарастающее возбуждение и сам поддавался общему настроению. Если бы только приступ дал отсрочку! Абнер достал платок и промокнул им лицо. Сенна вопросительно смотрел на него, но впервые за всю жизнь Абнеру было нечего ему сказать.

Он прикрыл глаза и открыл их только тогда, когда люди, ставшие свидетелями необычного заседания, притихли. А потом загомонили еще сильнее. Кто-то даже закричал – но что именно, Абнер разобрать не смог.

Перед ним стоял Дион и держал в руках веревку, заканчивающуюся петлей. Она крепко удерживала шею мужчины, невысокого и худого, в неброской серой одежде и с волосами, заплетенными на калахатский манер. Он держался уверенно, даже расслабленно – и неторопливо рассматривал пестрое королевское собрание. Абнер наблюдал за ним с любопытством. Надо же, такая обыкновенная наружность – встретишь в толпе и тут же позабудешь. Если бы не зеленые мшистые глаза, нипочем бы не догадался. К счастью, воронья кровь всегда дает о себе знать – к счастью для него, Абнера, разумеется.

А вот ворону не повезло.

– Перед королем следует становиться на колени, – мягко объяснил пленнику Абнер и мотнул головой. Дион достал меч и поднял его для удара. Мужчина вздернул подбородок, коротко улыбнулся – ну, этому хотя бы весело. А вот Сенна, глядя на живого вальравна, оцепенел и даже позабыл, что уже может сесть обратно на свою скамью. Сжал кулаки и выпучился так, будто хотел облегчиться прямо здесь, но страдал запором. Прежде он видел такое только на гравюрах. Остальные едва сдерживали желание спрятаться под столы.

– Я сам. Благодарю.

Ворон неторопливо опустился на пол, но голову не склонил и посмотрел прямо на Абнера. В смелости ему не откажешь – и в наглости тоже. Собственно, подумал Абнер, разве одно не следует из другого? Особенно когда ты безумен.

Вальравна окружал запах чиоры – дурмана, усыпающего тацианские луга. Император Небра использовал настои перед всеми публичными допросами и часами развлекался, слушая, как развязываются языки даже у самых убежденных молчунов. Абнер решил, что именно такой традиции не хватает Мегрии, – и не прогадал.

– Ну, – Абнер подался вперед, и его нога протестующе возопила, – прошу любить и жаловать нашего гостя.

В Зале впервые за много лет сделалось так тихо, что Абнер, кажется, мог услышать даже биение собственного перепуганного сердца.

– Признаться, земли Амада не видели таких птиц уже больше пяти лет, а в Зале ваше племя и вовсе никогда не бывало. Ну и как тебе здесь, нравится?

Ворон задумался, лицо его при этом не отражало ни страха, ни сомнений. Вполне может быть, он и впрямь ничего не боялся.

– Воняет. – Мужчина улыбнулся, и Абнер расхохотался, на мгновение позабыв о надвигающемся припадке.

– Я думаю, твое присутствие делает желудки нашего Совета слабыми. Ты ведь знаешь этих уважаемых господ?

Дион вцепился в черную косу и с силой развернул ворона лицом к высокому столу. Советник Рид, не выдержав, осенил себя знамением Слепого бога и даже что-то забормотал. Остальные, включая Сенну, сделали вид, словно давно и безнадежно окаменели. Абнер с наслаждением откинулся обратно на спинку трона и незаметно помассировал дергающуюся ногу. К счастью, сейчас король остался без внимания.

– Да, – помедлив, ответил ворон. – Думаю, что с кем-то из них я точно знаком.

– Вот как. Очень интересно. Может быть, ты даже покажешь, с кем именно?

Сенна, как и рассчитывал Абнер, не выдержал первым.

– Что за представление? Кто это и почему он должен, как вы выразились, нас знать? – Советник задыхался, и его палец, указывающий на ворона, мелко трясся. – Как… как эта мерзость очутилась здесь, в самом сердце нашего государства?

– Очень интересный вопрос, который мучает меня уже две недели. Прямо спать не могу, весь извелся, – радостно поддержал его Абнер. – Для этого я сейчас сижу здесь, а он стоит перед вами – мы все ищем правду. Ведь сила именно в ней, не так ли, господа и дамы? – Абнер поднял голову, и слова его встретили одобрение – в основном у простонародья, но и это хороший знак. Придворные ответили жидкими аплодисментами – они еще не поняли, что к чему, и не хотели делать поспешных выводов. «Настоящий клубок змей», – восхитился Абнер.

– Кажется, его я и знаю. – Ворон указал на Сенну, который торопливо собирал свои бумаги. Советник тут же уронил все, что держал, и счета кипой полетели на пол. – Или нет, постойте! – Лицо Рида побледнело, едва не слившись со стенами. – А может быть, его. – Фитц проявил набожность вслед за Ридом и поспешно приложил к губам сульд. – Не знаю. На нем была черная мантия. Лица я не видел.