Текст книги "Код: вознаграждение. Выбор из страха всегда ведет к боли, выбор из любви – к вознаграждению"

Слова благодарности близким и организаторам. Вячеслав вручил статуэтку и диплом. Обладательница премии сошла со сцены. Необычная. Стильная. Запоминающаяся. Анна Богинская – женщина, откровение которой помогло тысячам изменить судьбу. Опять этот знакомый запах ванили.

– Поздравляю!!! – кричала Вика на весь зал.

– Я чувствую запах ванили, – сжимая подругу в объятиях, прошептала она.

– Богинская, не начинай! Его вычеркнули из списков! – прошипела Вика.

Вера в слова – высшая иллюзия, которую мы способны принять от близких. Она решила поверить.

Запись таких вечеров проходит стандартно. Множество улыбок и показных соприкосновений бокалами, заготовленные шутки селебрити, восторженные крики и пожелания, сценарные вопросы ведущих и наигранное удивление на лицах знаменитостей – работа на камеру. Еще полтора часа ненастоящих улыбок и таких же поздравлений – и уверенный голос объявит: «Снято». Праздник продолжится, но камеры исчезнут.

* * *

Когда искусственных улыбок стало меньше, она почувствовала на себе взгляд. Машинально подняла голову. В мыслях пульсировало: ее интуиция оказалась права. И сегодняшний день со всеми событиями лишь подводка к этому взгляду. Анна посмотрела на того, кому он принадлежал. Она не имела права отвернуться. Бывают такие мгновения в жизни, которые ты неминуемо должен пропустить через себя. И выбора тебе не дают. Не ты выбираешь, на кого смотреть, – смотрят на тебя. Ее сердце забилось. Говорят: «Замерло». Врут – именно забилось. Она готовилась к этому взгляду, предполагала, что он может случиться, несколько раз уловила запах ванили, но не верила. Отказывалась верить. Четырнадцать месяцев она ждала этого взгляда. Подспудно, глубоко внутри она знала, что увидит его, не признаваясь никому. Глаза Анны встретились с глазами цвета горького шоколада.

Часто самое важное случается в самый неподходящий момент. А этот вариант – лучший из возможных. Лучший момент их случайно-подготовленной встречи. Случайной для нее, предполагаемой для него, а на самом деле – подготовленной жизнью. Анна смотрела на Матвея. Раньше она была уверена: если это произойдет, она сбежит. Думала, что не готова, да и никогда не будет готова. Но сегодня – в идеальной блузе с розами, черной юбке и с алыми губами, которые улыбались в течение дня во время подписания контрактов, – она неожиданно для себя оказалась готова. Если бы жизнь хотела выбрать лучшее время, то не смогла бы. Анна на вершине успеха и в довершение ко всему смотрит в его глаза.

– Вика, он здесь, – не шевеля губами, сообщила она подруге.

– Не поняла.

– Матвей, – прошептала Анна.

– Ты его видела?

Анна кивнула. Взгляд, который длился для нее целую жизнь, для остального мира остался незамеченным. Мир пропустил его. И даже Вика не обратила внимания.

– Дай мне сигарету.

– Ты же не куришь! – возмутилась подруга.

Но этого не хватило, чтобы остановить. Вика смиренно протянула пачку сигарет и зажигалку.

* * *

Анна стояла на берегу озера рядом с входом в детскую комнату. Странное место для курилки. Но такое выбрала администрация ресторана. На площадке, кроме Анны, никого. Затянулась. Когда не куришь несколько месяцев, сигареты со вкусом яблока кажутся в десять раз противнее. Никотин не успокаивал – ей дарил покой безмятежный взгляд на водную гладь. Снег покрыл все вокруг: сосны и отдельные домики для гостей, сам ресторан и лавочки. Только озеро оставалось черным, лишь слегка окрашенным огнями ресторана. Анна вдыхала неприятный яблочный дым.

– Куришь, – прозвучало вслед за запахом ванили.

Она дернулась от неожиданности и в ту же секунду ощутила прикосновение к плечу. Замерла, как кролик, которого перевернули вниз головой.

– Нет, – ответила автоматически.

Матвей взял сигарету из ее рук и сделал затяжку:

– Ужасные. Ты точно не стала бы такие курить.

Выбросил сигарету и, сделав шаг вперед, стал напротив. Анна увидела облако его дыхания. Мягко взял ее за руку, и их взгляды встретились. Ее вновь накрыло особенное чувство, связанное только с ним. Магия его долгого взгляда. «Нельзя смотреть ему в глаза», – подумала она и стала следить за снегом, исчезающим в черной глади за его плечом.

– Пойдем, – уверенно сказал Матвей.

Он сжал руку и повел Анну в сторону леса. Она шла молча, словно кобра за звуком дудочки. Ее дудочкой стал этот уверенный взгляд и грудной голос, который она не слышала так давно. Она шла за Матвеем, чувствуя тепло его ладони. По тропинке, которую он прокладывал по первому снегу этого года. Она покорно шла. Ни возмущения, ни сопротивления. Только шаги в его следы – почти в два раза больше, чем ее. Она смиренно следовала по этим меткам.

– Скажи, Богинская, как это назвать? Как мне хотелось тебя убить! Потом – просто ненавидеть. Но почему, когда я смотрю в твои глаза и слышу твой запах, все меняется? Я все понимаю, но сделать ничего не могу. Роковая любовь?

Его монолог не требовал ответа. Матвей бурчал себе под нос. Остановился и уверенно притянул Анну к себе. Прижал и замер. Они стояли в сосновом лесу, посеребренном снегом, и вдыхали запах зимы. Зимы, которая настала неожиданно. И для каждого этот запах был разным. Она вдыхала зиму с примесью ванили, он – с ароматом ее духов.

– Твои духи. Как давно я их не чувствовал, – прошептал Матвей. – Давай поговорим. Сегодня же день откровений: у тебя премия.

Она не услышала цинизма – наоборот, отступление перед фактом. Его слова не вопрос – скорее утверждение.

Взял ее за руку и направился дальше в сторону леса. Конечным пунктом стала большая цифра девять – самый дальний от ресторана домик. Деревянный, в модном экостиле, но с огромной стеклянной стеной вместо двери. Матвей уверенно отодвинул прозрачную стену-дверь и завел Анну внутрь.

Комната наполнена теплом камина, словно снаружи и нет никакой зимы. Анна завороженно смотрела на пламя. Сквозь оцепенение она слышала звук тяжелых задергиваемых штор.

Развернулась и впервые увидела его. Не глаза, не голос, не запах – Матвей. Темно-синие зауженные брюки, такой же синий пиджак в светло-желтую клетку и в цвет клетке лимонная рубашка. Идеальная машина по убийству самости женщин претерпела изменения. Перед ней стоял другой Матвей. Только сейчас она обратила внимание на отсутствие верхней одежды.

Она же в ярко-алом пальто, черной гобеленовой юбке с кружевными розами и блузке с красными розами, перекликающимися с пальто. С модным ирокезом, яркими губами и глазами, которые за это время превратились в легенду. Идеальная машина по убийству самости мужчин. Анна уверенно посмотрела ему в глаза. В атмосфере комнаты возник электрический заряд – мощная энергия, ищущая выхода.

Их разделяло метра два. Матвей уперся взглядом в алые губы и шагнул к ней. Анна попятилась. Он сделал шаг навстречу, она – от него. Наступление и отступление. Ее отход закончился соприкосновением с комодом, приставленным к противоположной входу стене.

– Вот видишь, Богинская, никуда тебе от меня не деться, – сбивчиво прошептал Матвей и запустил руки под юбку. – Чулки… Так и знал. Это была бы не ты.

Они изменились. Ее стиль, его. Но их рост – нет. Матвей уверенно приподнял ее и посадил на столешницу. Секунда – и Анна уперлась в стену, означавшую, что бежать больше некуда. Она чувствовала желание Матвея. Уверенным движением он снял с нее пальто, потянул свободную блузку к плечам. Последовательно. Системно. Как хирург. Методично освобождая от одежды нужные ему участки. Секунда – и грудь обнажена резким движением вверх. Он окинул Анну взглядом. Прижал к себе и жадно прильнул к груди.

– Как же я соскучился.

Анна смотрела пораженно, как на больного: «Кто соскучился? По кому? По чему?»

Матвей жадно коснулся губами соска. В его прикосновении угадывалась верность, граничащая с безумством. Верность скульптора, восхищающегося творением природы.

– Ты моя, – шептал он, покрывая грудь поцелуями.

Страсть бушевала между ними, как явление природы, которому нельзя найти объяснения, электрический разряд истории их отношений. Матвей стянул с нее трусики и расстегнул ширинку. Ее стопы не касались земли. Она распята на комоде. Матвей же продолжает познавать ее губами. Он исследует сантиметр за сантиметром. И его поцелуи выразительно прекрасны. Его член проник в нее одним уверенным движением. Она принимала его действия. Она женщина. Она покорилась. Слишком много они прошли вместе. Да, он взял ее на тумбе – другого описания нет, и Анна безмолвно наслаждалась. Он героин. Он доза, и бывших в этом случае не бывает. Безотказность. Покорность. Рабство. Что с этим делать?

Глухой стон вырвался из ее груди. Инстинкты заставляют нас нарушать границы дозволенного. Матвей – ее разряд. Это не она. «Это инстинкты!» – кричали остатки разума. А его член продолжал отстаивать территорию. Анна принимала его действия. Она наслаждалась животным оргазмом. Круг за кругом. Каждый раз он признавался в любви на пике. Он сражался на поле страсти, отвоевывая сантиметр за сантиметром. И в какой-то момент она сдалась. Она доверилась телу. Сексу. Ему.

Гроза. Ливень. Радуга. Ветер весны. Синее небо. И пение. Птицы, взмывающие в весеннюю лазурь. Ласточки. Почему? Она не знала. Но когда он в очередной раз шептал: «Я люблю тебя. И ты моя», перед глазами появлялись ласточки. Единственное, что она видела в его словах. Укус. Она ощутила, как его зубы разрывают плоть. Словно он вырвал кусок мяса на плече. Она точно знала, что там кровит. Но ему нужен этот укус. Вкус ее плоти. Она вскрикнула. И вместе с болью пришло забвение. Экстаз. Матвей громко застонал, отдаваясь оргазму. Уткнулся лицом ей в шею и прошептал:

– Богинская.

Они оба замерли на последней ноте наслаждения друг другом. Анна слышала его сердцебиение, его запах, его слова. Сколько длился их секс? Ей казалось, часы. Открыла глаза. Комната стала обретать очертания. Анна вновь увидела камин, манящий языками пламени, и почему-то в них проступили картины той ночи перед операцией, как немой вердикт, кричащий воспоминанием.

– Я умираю без тебя, – прошептал Матвей. – Я год боролся с тобой. Я боролся с собой. Что за бред ты написала? Я не могу без тебя! Я люблю тебя! – вдруг экспрессивно произнес он.

Выдыхая, она прошептала:

– О чем ты?

Матвей замер. Он ждал продолжения.

– Секс не повод. Я не верю тебе, – Анна отодвинулась. – Ты вернулся поиграть.

– Не начинай! Ань, я люблю тебя!

– Тебя не было в моей жизни больше года. Где ты был? Где была твоя любовь?

– Я пытался тебя забыть, – Матвей отодвинулся, инстинктивно застегивая ширинку.

Анна наблюдала за ним. Он обескуражен ее реакцией. Видимо, другие женщины так себя не ведут. Спрыгнула с тумбы.

– Это как минимум смешно, – уверенно сказала она, овладевая собственным дыханием. Наклонилась, подняла и надела трусики. – Ты когда не мог меня забыть? Когда был в горах? Или когда выставил фото с подписью: «Ее одну»? Или, может, когда не поздравил с днем рождения? В какой из этих моментов? – Она смотрела ему в глаза.

– Ты меня тоже не поздравила…

– Мой день рождения был раньше, – холодно оборвала она. Поправила бюстгальтер, заправила край блузки в юбку. – Зачем этот цирк? Ты опять хочешь меня обыграть? Когда ты наконец поймешь? Ты можешь переспать со мной, признаться в любви, но это бесполезно. Со мной или искренне, или никак! – Накинула на плечи ярко-алое пальто и с гордо поднятой головой направилась к выходу. – Я могу задать тебе сто вопросов о наших отношениях, и ни на один ты не сможешь ответить сквозь призму игры. Мне нужна только правда. Ты можешь побороть мою аналитику только искренностью, а ее в тебе нет.

Анна отодвинула стеклянную дверь и вышла в зиму. Холодный ветер загонял снежинки в домик, но тепло камина мгновенно превращало их в воспоминания. Матвей наблюдал. Он смотрел в открытый проем, пытаясь что-то понять, а вместо этого лишь видел дыхание зимы, проникавшее в комнату.

* * *

Анна шла по дорожке. Злость. Единственное чувство, которым она наполнена до краев. Словно огонь, сжигающий все на своем пути, словно лава в кратере вулкана, словно энергия взрыва. Красное чувство злости. Она злилась не на него – на себя. Злилась за то, что пошла за ним. За то, что не развернулась, не остановила его. Анна знала: когда-нибудь их взгляды встретятся. Представляла их встречу много раз. Но когда она произошла, повела себя иначе. «Почему?» – никак не могла понять она. Почему не смогла остановиться?

Посмотрела на воду. Тихая темная гладь успокаивала. Глубоко вдохнула. Она выпускала из себя красное чувство. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. В уме словно открывались файлы картотеки. «Появись неожиданно. Веди себя так, будто вы виделись вчера. Дай команду». Тактильный контакт? Не хватало контакта? Он был: Матвей прикоснулся к ее плечу. Это «Крышеснос»! Она часто спрашивала себя: «Как именно он это сделает?» Конечно, «Крышеснос». Матвей не мог появиться иначе. Возможно, этот прием не сработал бы в другой истории. Но Матвей – герой ее романа. Слишком много энергии отдано ему. Она поплатилась за свое откровение.

Анна почувствовала прикосновение к руке, и в ту же секунду прозвучал голос Матвея:

– Аня, давай поговорим!

Обернулась. Посмотрела на него – внимательно, проникая внутрь, глубоко.

– Давай, – согласилась она.

Они преодолели путь к домику молча. Матвей уже не держал ее за руку. Анна же размышляла.

Почему она ушла? Его признание в любви стало больше, чем техникой. Оно оказалось настоящей встряской. Ему не стоило признаваться в чувствах так быстро. На ее лице появилась усмешка, но Матвей этого не заметил. Главное – контролировать лицо. Вряд ли знания Матвея настолько глубоки, но он мог измениться за это время.

Анна хотела послушать все, что он скажет. Она нуждалась в этом, как организм в кислороде. Надо получить ответы на свои догадки и вопросы. Она выдержит этот разговор, чего бы ей это ни стоило.

Матвей отодвинул стеклянную дверь и впустил Анну внутрь. Камин продолжал гореть. Возле него стояли два кресла. Она присела в одно из них и посмотрела на Матвея оценивающе. На нем деловой костюм и рубашка. Накачанные плечи и спина – его тело увеличилось на несколько размеров. Такая разительная перемена говорила о частых походах в фитнес-зал. Изменилась фигура, изменился он сам.

Его озорство и непосредственность испарились, исчезли, затерялись в потоке жизни. Ирокез заменила классическая стрижка, а открытая улыбка обросла густой бородой. Осанка тоже стала другой. Перед ней стоял Матвей, которого она не знала, с которым никогда не соприкасалась. Угрюмый – такую характеристику она дала бы ему, если бы они познакомились только что. Анна не собиралась говорить – она хотела слушать, поэтому молчала. Матвей подбросил в огонь дров. Повернулся и направил на нее свой пристальный привычно долгий взгляд.

– Ты изменилась, – нарушил он тишину.

– Ты тоже.

Матвей развернул второе кресло так, чтобы видеть ее, и сел напротив. Внимательно всматривался несколько минут, словно взглядом можно передать то, что он собирался сказать. Или скорее надеялся, что долгого зрительного контакта будет достаточно. Анна посмотрела на огонь. В этот вечер она отказывается поддерживать такие взгляды. Такие взгляды опасны.

– Почему ты согласилась поговорить? – прервал молчание Матвей.

– Потому что это важно, – спокойно ответила она.

– Важно? Что это значит?

– Это значит, что ты все еще мне небезразличен.

Анна мастерски овладела такими ответами и способами перевода стрелок благодаря ему.

– О чем ты хотел поговорить? – тем же тоном поинтересовалась она.

– Обо мне, о книге.

– Ты читал? – не сдержала иронии Анна: убеждена, что читал, но справиться с эмоцией не смогла.

Лицо Матвея выражало недоумение:

– Читал. Читал несколько раз.

– Понравилась? – опять вырвалась наружу ирония.

– Ты издеваешься надо мной? – в тоне Матвея сквозило недоверие.

Анна поняла, что переборщила: нужно держать себя в руках.

– Давай договоримся сразу: в моих репликах нет издевки, – попыталась сгладить ситуацию она. – Я открыта перед тобой и внимаю каждому слову.

Он глубоко вдохнул. Встал и направился к столу, на котором стояла бутылка вина и ваза с фруктами. Наполнил бокалы и протянул один Анне. Матвей изменился: в их общении появился алкоголь.

– Я читал несколько раз. Не могу понять, как ты все это написала, как запомнила каждое слово, каждый диалог. Ты записывала на диктофон?

Отрицательно покачала головой.

– Мне показалось, ты решила, что я пикапер, и дальше специально меня вела.

– Я не планировала писать роман.

Он посмотрел недоверчиво.

– Это решение пришло ко мне после, – добавила она.

Матвей вглядывался в нее. Анна поняла, что он считывает микромимику. Ей нечего опасаться: она сказала чистую правду. Но Матвей подтвердил ее догадки. То, что она предполагала, становилось реальностью. Он действительно придумал себе мир, в котором ему удобно. В его мире он жертва.

– Кроме того, ты прекрасно знал, что я пишу роман. Даже знал, о чем он. Не могу понять, почему тебя удивил его выход в свет.

– Я не знал, что ты писательница. Думал, это блеф.

Она прищурилась. «Не стоит судить обо всех по себе», – мелькнула мысль. Анна ощущала себя скорее наблюдателем, чем участником.

– Мне так тогда казалось, – продолжал он. – Я слушал советы людей, которые ничего не знали о тебе. А когда прочитал книгу, многое осознал.

Анна вопросительно подняла бровь.

– Аня, ты все неправильно поняла, – он вздохнул. – Я не пикапер.

Она видела блики огня на стене. Слышала потрескивание дров. Опять ощущала запах ванили. Новое место, но слова те же.

– На самом деле я поступал так совершенно по другим причинам. Я хочу рассказать тебе правду.

Она взглянула на него.

– Почему ты молчишь? – удивился он.

– Жду твою правду, – глухо ответила она.

– Я не пикапер, – повторил Матвей. – Ты во многом оказалась права. Марина – родственница Славика, все закрутилось на свадьбе. Я надеялся, что она сама все поймет. Не мог отказать ей резко: это отразилось бы на работе.

– То есть ты просто ждал, когда она сама уйдет? – уточнила Анна.

Матвей кивнул и продолжил:

– А потом, когда я появился и улетел в Москву на семинар, а ты не позвонила, – обиделся.

Анна держала в руке бокал, изо всех сил подавляя желание плеснуть вином в лицо Матвею. Видимо, он подзабыл некоторые подробности того, почему она не позвонила. И это непростительная ошибка. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы выслушать этот бред, сделав вид, что она верит.

– То есть это я виновата?

Она надеялась, что Матвей ответит и на этом их разговор можно будет закончить.

– Просто так получилось, – быстро парировал он и сделал глоток вина. – А потом, в декабре, все поездки были запланированы. И когда ты прислала подарок, я подумал, что вернусь пятого из Карпат и мы встретимся. А встретил тебя там. Это убедило меня в том, что ты мною играешь.

Звучало цинично: зачем отменять поездку, если можно везде успеть? Анна еле сдержала улыбку, представив лицо Матвея, встретившего их с Женей. Но эта часть рассказа требовала более пристального внимания.

– С кем ты был в Карпатах?

– С друзьями: врач из клиники и ее муж. И еще одна пара.

Анна сдерживалась. Матвей и предположить не мог, что она знает намного больше. Он в ней ошибся, и это уже был факт его лжи. Он лгал в глаза не задумываясь. Бесстыдно. Он действительно изменился: раньше отшучивался бы или постарался бы недоговорить. Хотя… стоп! Он опять использовал свой любимый прием «Неполная правда». Анна жаждала продолжения. Ей хотелось вывести его на чистую воду.

– То есть ты расстался с Мариной в ноябре?

– Мы только друзья, – открыто, глядя в глаза, сообщил он.

Анна молчала. И ведь не обвинишь его во лжи: прямых доказательств отношений у нее нет. Привести в качестве аргумента фотографию с подписью «Ее одну» Анна не могла. Он скажет, что это дружба и он ее одну уважает. С Матвеем так всегда: правду знаешь, а предъявить нечего. И бесполезно обвинять его в том, что соврал, дав понять: она не верит, что Марины не было с ним в Карпатах. И даже если спровоцировать и сказать, что у нее есть фото, заявит, что встретился с ней случайно на пять минут.

– А Новый год? Почему ты не приехал?

– Я был с друзьями, – так же спокойно ответил он.

Анна осознавала, что прием тот же – «Неполная правда». Интересно, он вообще способен изъясняться нормально? Она глубоко вдохнула. Матвей принял ее реакцию за вздох облегчения, для Анны же она означала разочарование. Он уверенно продолжил:

– Я решил, что у тебя отношения, раз ты исчезла из моей жизни. Страдал, пытался тебя забыть. И все никак не удавалось. Это чувство словно взяло меня в плен, – в его голосе звучало искреннее страдание.

Анна всматривалась в его мимику, безуспешно пытаясь считать мысли. Его лицо выглядело расслабленным. Лоб практически не двигался, впрочем, как и брови, а нижняя часть лица мало того что обездвижена, еще и покрыта бородой. Невозможно настолько владеть мимикой. «Ботокс», – догадалась она.

– Со временем я понял, что ты не следишь за моими постами. И решил, что ты обо мне забыла. А потом весь город заклеили плакатами. Я понял, что ты не играла.

– Почему не позвонил?

– Решил, что все равно ничего не изменить. Смысл? Я был убежден, что ты мне мстишь. А мой друг уверял, что ты этого ждешь. Ты вывернула мою жизнь наизнанку…

– Я вывернула свою жизнь наизнанку, – поправила она. – Я не мстила тебе, – честно ответила Анна.

«Ты был частью моей жизни, и никто не заставлял тебя делать то, что ты делал», – добавила она мысленно.

Матвей громко вздохнул:

– А ты не думала, как роман повлияет на мою жизнь?

Ей хотелось сказать: «А ты не думал, как твои поступки влияют на жизни женщин?» – но вместо этого произнесла:

– Думала. И была убеждена, что никак. Все герои вымышлены, любые совпадения случайны.

В его глазах читалось удивление.

– Матвей, пока я не сообщу, кто герой, все догадки – всего лишь мифы и легенды. Я прекрасно это понимала.

– Мне было больно читать роман. Ты поменяла события местами.

Анна посмотрела удивленно, даже шокированно:

– В смысле?

– Мы поцеловались с тобой впервые не под пристальным взглядом Бэмби.

Она замерла, ища подтверждения его лжи. Оглядываясь в прошлое. Восстанавливая реальную цепочку событий. Ей нужно время.

– А когда?

Ее память выдала факты.

– Мы поцеловались с тобой в машине, когда ты привезла меня домой. После разговора на берегу залива. Ты была в зеленом буддистском платье.

Внутри у нее екнуло: неужели он помнит? Это единственный момент в книге, допустивший отступление от реальной последовательности событий. Об этом знала только она. И он – как участник действия. В груди что-то сжалось. Словно душу поместили в тиски. Анна взяла его за руку.

– Чего ты хочешь, Матвей? – прошептала она.

Он наклонился ближе и посмотрел в глаза.

– Я не знаю, – признался он. – Я думаю о тебе каждый день. Я проклят любовью к тебе, – в его голосе сквозила боль. – Вначале я ненавидел тебя, затем пытался забыть, потом смирился, позже стал восхищаться, потом начал ждать.

– Ждать чего?

– Что ты придешь или позвонишь. Мне казалось, ты обязательно пришлешь книгу с подписью.

Анна горько улыбнулась: и в этом она оказалась права.

– Почему не позвонил сам?

– Я боялся. Мое эго не выдержало бы твоего безразличия.

Ее губы дернулись в горькой улыбке: он честен в этой фразе.

– Тогда почему подошел сегодня?

– Не смог сдержаться. Решил, что Бог дает мне шанс все исправить.

– Что исправить?

– Нашу историю.

Он пододвинул кресло ближе. Они сидели у камина друг напротив друга, упершись коленями и держась за руки. Анне вдруг стало невыносимо грустно – опять. Она решила издать вторую книгу, а он узнал об этом сегодня. За время разлуки она написала тысячу страниц, посвященных им, разделила множество эмоций с ним и с их героями. Но ей опять грустно. Отчего? Оттого, что все в нашей жизни определяет выбор. Матвей сделал его неоднократно. И все для того, чтобы в итоге смотреть в ее глаза в бликах огня. Зачем все это? Для чего он это делал? По ее щеке скатилась слеза.

– Почему ты плачешь?

Анна глубоко вдохнула. Она плакала не из-за них. Она плакала из-за людской глупости. Неумения понять, что важно, а что нет. Поступков, из-за которых мы теряем то, что могло стать благословением, и вместо света получаем тьму, вместо благословения – проклятие.

– Ты хотел поговорить? – Она не вытирала слезы. Они медленно текли по лицу, капая на юбку.

Матвей кивнул.

– Спрашивай.

– Ты можешь дать нам второй шанс?

– Я не знаю. – Она уже давала ему намного больше шансов.

– Я изменился, Аня. Ты сделала меня другим. Того Матвея больше нет. Он убит чувствами к тебе.

– Какого Матвея нет?

– Того инфанта, неспособного принимать решения. Его больше нет.

Она тихо ахнула и откинулась на спинку кресла. Может, он действительно изменился?

– Расскажи мне нашу историю, – тихо попросила она. – Ты не пикапер. Объясни.

Матвей сделал глоток вина. Он уставился на огонь, словно вспоминал, как все начиналось. Анна же вернулась в состояние диктофона, который записывает безэмоционально и дословно.

– Ты пришла на прием и очень мне понравилась. Я прямо растерялся. Затем ты пригласила меня на свидание.

Языки пламени показали ночь перед операцией – странное, беспричинное воспоминание о пике ее доверия.

– А все, что произошло перед операцией и после? – напомнила она.

– Я не понимал, что тебе больно. Мне казалось, ты воспринимаешь все легко.

– То есть когда ты оставлял меня после операции, тебе казалось, что это для меня легко? – Ей требовалось подтверждение.

– Аня, эта операция не очень сложная, поэтому я вообще не переживал об этом.

Выдохнула:

– Тогда почему ты назвал себя скотиной, вернувшись из Одессы?

– Это не из-за операции, а из-за того, что я уехал.

– Не понимаю.

– Нельзя было оставлять тебя после операции.

Анна смотрела на него, замерев от нового чувства. Он понимал, что делает. Знал, что так делать нельзя. Но это его не остановило.

– Хорошо, тогда что было дальше? Почему ты уехал вновь?

– Мне действительно было удобно ехать с ними.

Матвей не знал, что каждую страницу своего романа она помнит наизусть. Он сказал ей, что всю ночь ехал на автобусе. Перед глазами всплыли строки: «Я вчера решил остаться и отказался ехать с друзьями. Позвонил, а ты не взяла трубку. Психанул и уехал на автобусе». Книга превратила ее воспоминания в буквы. Ее опыт стал текстом.

– А дальше?

– Я не понимал, насколько ты мне нужна. И мне казалось, что ты мной играешь.

– Матвей, откуда у тебя такие мысли? Я похожа на игрока?

– Ты очень необычный человек. Не такой, как все. И это пугает, – тихо сказал он.

– В чем моя необычность?

– Твои реакции не такие, как у всех. Ты смотришь, думаешь, говоришь не так. Тогда я не понимал почему.

– А сейчас понимаешь?

– Ты писательница, – уверенно ответил он.

– При чем здесь это?

– Есть те, кто пишут тексты, а есть писатели. Ты – писательница, – повторил он.

Анна смотрела на него: дело совсем не в этом, но он решил для себя так.

– А потом?

– Потом случилась Одесса. Я действительно не мог приехать – по разным причинам. А когда все уладил и хотел вернуться, получил «Аминь».

Анна вздохнула:

– Почему не позвонил?

– Понял, что ты меня не простишь. Мне не хватило смелости.

– Тогда почему ты пришел через сорок дней?

– Потому что не мог не прийти.

Она сделала глоток вина.

– Я умирал без тебя.

– Матвей, но ты исчез после своего признания, – в ее голосе не чувствовалось осуждения – только констатация факта.

– Я заболел, – коротко ответил он. – А потом произошла наша встреча и Москва. – Он глубоко вдохнул: – Я умираю без тебя. Я действительно умираю. Сначала я боролся с собой, потом смирился. Затем пытался забыть. Потом понял, что умираю. Я изменился. Я стал другим из-за тебя.

Он замолчал. Анна смотрела ему в глаза. Казалось, их взгляд длился часы. В нем мелькали события года. Так паутина, которую не видно, наполняется отблесками огня. В этом взгляде уместились сотни книжных страниц и миллионы мгновений прошлого. В нем была боль пути, выбранного Анной, и боль Матвея от ее выбора.

Сколько всего связано с Матвеем: боль разочарования, понимания, убеждения. Сколько всего она поняла благодаря этой боли, его поступкам. Сколько выучила и запомнила. Кем она стала благодаря ему? Он стер ее наивность. Убил веру в мужчин. Показал, что люди зачастую намного циничнее, чем хотят казаться. Но она не умерла от этой боли. Она выжила. И теперь все изменилось. Она стала другой. Путь, который она прошла, трансформировал ее, превратил из гусеницы в бабочку. Боль – это способ жизни указать, в чем ты можешь стать лучше. Может, боль изменила и его?

– Останься со мной, – тихо попросил он. – Дай нам шанс, Аня. Она кивнула. –  Ты останешься со мной? – задал он двоякий вопрос.

Возможно, он имел в виду переночевать, а может, большее.

Кивок согласия с ее стороны. Анна увидела, как по его лицу пробежала волна удовлетворенности. Удовлетворенность. Он громко выдохнул. Словно груз напряжения упал с его плеч.

– У тебя еще есть вопросы?

Она устало кивнула.

– Завтра отвечу, – поцеловал ее в лоб. – Сегодня выспимся. Как же я соскучился по этому сну! – Его настроение явно взлетело вверх на несколько пунктов.

– По какому?

– С тобой. По сну без кошмаров, – вновь поцеловал ее, на этот раз в щеку. Встал с кресла, снял пиджак и небрежно набросил на спинку.

Анна вопросительно подняла бровь.

– Я в душ, – сообщил он. – Дождешься меня?

Она безразлично подтвердила движением головы.

Анна наблюдала за тем, как фигура Матвея растворяется в темноте коридора, ведущего в ванную. Безудержно захотелось курить. «Его последний вопрос уже звучал. От меня или от него?» Силуэт исчез. Перед глазами предстали строки из «Жить жизнь»: «Дождешься меня или сразу ужинать с каким-нибудь депутатом поедешь?». Эти слова Матвей произнес, когда она ждала его в торговом центре до закрытия в последний вечер перед операцией.

Взглянула на огонь. Анна давно не верила словам – только действиям. Матвей, произнесший речь. Актер. Множество громких фраз и отсутствие действий. Он всегда был таким – актером драматического театра.

Темный коридор озарился. Матвей предстал в свете софитов ванной комнаты, превративших обнаженную фигуру в тень греческого бога.

– Побудь со мной, – его голос слегка дрожал.

Матвей шел в ее сторону. Приблизился и встал на колени.

– Мне кажется, что ты исчезнешь, – обнял ее одной рукой. – Побудь со мной, – повторил почти беззвучно.

– Я покурю и приду, – прошептала она.

Он пронзительно посмотрел в глаза, читая ответ. Кивнул. Анна достала из сумочки сигареты. Матвей вновь направился в ванную по темному коридору. Она видела, как фигура Зевса исчезла в дверном проеме. Через секунду послышался звук воды. За стеной шумел беспрерывный ливень душа, словно порыв души. Душ, плачущий об их пути. Еще минуту она вглядывалась в темноту коридора, пытаясь найти ответы на мучившие ее вопросы. Наконец встала. Окинула взглядом комнату, ища надежду в отсутствии.