Текст книги "Белые искры снега"

– Здравствуйте, – сказала я, собираясь представиться, но женщина опередила меня.

– Анастасия Мельникова, практикант с филологического факультета, пятый курс, – произнесла она благосклонно. – Верно?

– Все правильно, – подтвердила я.

– Я вас ждала. К сожалению, директор сейчас очень занят, и вами займусь я. – Она бросила быстрый взгляд на дверь, ведущую в кабинет директора, за которой были слышны какие-то неясные голоса.

– Раздевайтесь и присаживайтесь, – кивнула Галина Алексеевна на шкаф, а после на кожаный белый диванчик, предназначенный, видимо, для посетителей. – Я закончу с вашими бумагами, а после того, как прозвенит звонок, – она посмотрела на свои наручные часы, – это будет через двадцать пять минут, отведу вас к вашему куратору. У нее как раз начнется урок в одиннадцатом классе, в котором вы будете проходить практику по, – она заглянула в какие-то бумаги, лежащие перед ней на столе, – по литературе, так?

– Да, – подтвердила я, присаживаясь на диван, оказавшийся мягким, но каким-то низким, а потому не сильно удобным.

– Кстати, ваше имя я знаю, а я вам не представилась. Галина Алексеевна, секретарь директора.

– Приятно познакомиться, – улыбнулась я вежливо, но, кажется, довольно сдержанно. Мне Дан говорит, что я не умею в нужный момент улыбаться тепло и искренне, но я его не совсем понимаю. Если я не чувствую теплоты, как я могу заставить свою улыбку стать дружелюбной и мягкой? Мне трудно это сделать.

– Взаимно. Подождите немного, скоро я закончу.

В ожидании я достала телефон и прочитала два сообщения – от Алены и Алсу. Еще когда я ехала в автобусе, я написала обеим подругам, которые сегодня в других школах тоже вынуждены были приступить к педпрактике. В прошлом году перед тем, как начать вести уроки – их нужно было провести восемь или десять, не помню, мы целую неделю таскались следом за учениками и сидели вместе с ними почти на всех занятиях, заполняя особые дневники по практике, где писали выводы чуть ли не о каждом уроке, а затем просили учителей поставить свои росписи в специальных графах – как подтверждение того, что мы действительно работали. Правда, в прошлом году была та еще халява – как я уже говорила, практику я проходила у пятиклассников, да не одна, а вдвоем с Аленой. К тому же мы быстро смекнули, что посещать уроки не обязательно, можно написать какую-нибудь ерунду вместо вывода и подделать подпись учителя – все равно нас никто не контролирует. Правда, уроки мы отвели вполне честно, и я лично готовилась к каждому из них по полвечера, находя в учебниках и в Интернете задания, которые казались мне полезными и интересными. В этом году из-за Дианы халявы ждать не приходилось – она сообщила, что лично будет контролировать каждого студента. И она же не разрешила двум практикантам быть в одном классе. Правда, в этом году и на уроках сидеть не надо было – главное, проведи нужное количество занятий и свободен. Условие – проведи качественно.

Интересно, как пройдет моя практика в этой школе, считающейся элитной? В сообщениях и Алсу, и Алена желали мне удачи на практике в 8-й школе, и я сама себе желала удачи, хотя, если честно, не очень-то и боялась.

Зачем-то коснувшись гвоздика в носу, я написала Алене, вспомнив ее небольшую истерику после вызова духа:

«Ты как, в порядке после вчерашнего?»

«В полном. Просто вчера что-то на меня нашло… И так все глупо вышло, что даже стыдно:(Я глупая, да?»

Наверное, глупая, – раз связалась с моим любимым дядей. Наверняка это из-за него у Аленки такое нервное состояние. Надо все-таки сегодня провернуть то, что я хотела сделать вчера. Не знаю, правда, какие последствия будут, но я обязана это сделать.

Мои мысли прервал робкий стук в дверь.

– Извините, – заглянула в кабинет та самая женщина, которую я видела около входа, – можно?

Галина Алексеевна, вновь сдвинув очки на кончик носа, пристально вгляделась во вновь пришедшую.

– Вы мама Колесникова? – уточнила она.

– Да, – кивнула женщина.

– Вас уже ждут, – сухо сообщила секретарь. Женщина перешагнула порог, обернулась и тихо позвала кого-то по имени. Следом за ней в приемную вошел среднего роста парень-старшеклассник с коротким ежиком волос, ссадиной на скуле, заклеенной пластырем, и в форме – черных брюках, темно-синем жилете с эмблемой школы на груди, почти на сердце, и в белой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Руки у него были засунуты в карманы, а взгляд был исподлобья, как у ощерившегося нашкодившего щенка, который что-то натворил и боялся, что его повторно накажут.

Ученик, не глядя на секретаря и, тем более, на меня, негромко буркнул слова приветствия. Кажется, чувствовал он себя не очень комфортно. Интересно, что мальчишка натворил?

– Руки из карманов вытащи, – шепнула ему мать. Видно было, что она очень расстроена – уголки не накрашенных губ опущены, плечи поникли, в глазах – сожаление и, кажется, некоторая робость.

Галина Алексеевна кивнула старшекласснику в знак приветствия, встала со своего места и, взглядом пригласив посетительницу идти за собой, открыла дверь, ведущую, видимо, в кабинет директора, пропуская туда вновь пришедших. Я не могла видеть со своего места тех, кто находился внутри, но зато отлично могла слышать голоса – за собой дверь Галина Алексеевна прикрыла неплотно. Единственным персонажем, кого я успела заметить, была сидевшая ко мне боком очень молодящаяся женщина лет пятидесяти с тонким аристократическим носом и белоснежными кудрями, рассыпавшимися по меху тонкой дорогой шубки из натурального меха, которую она расстегнула, но не удосужилась снять. Холеное лицо блондинки было хоть и симпатичным, но не самым приятным – темно-морковные губы бантиком и выражение лица «Мне все обязаны».

– Здравствуйте, – поздоровалась с опаской женщина в пуховике. Парень вслед за матерью повторил слова приветствия, но вновь сделал это тихо, почти не слышно и крайне недовольно. Им тут же ответили два голоса: один мужской, спокойный, даже размеренный, который пригласил их присесть, чтобы во всем разобраться, а второй женский, громкий, высокий и неприятный, заявивший с пренебрежением после короткого скупого приветствия:

– А вот и главное действующее лицо. У меня очень мало времени, а проблема очень серьезная. Было бы очень хорошо, если бы вы не опаздывали.

– Мы же всего на пять минут, – возразила растерянно женщина.

– А пять минут что, не время? Из пяти минут в количестве двенадцати штук складывается целый час, знаете ли.

– Уважаемые родители, – легонько постучал по чему-то твердому, скорее всего, по столу, мужчина, который был – я уверена на сто процентов – директором. – Давайте приступим к нашей беседе, чтобы понять, что произошло.

– Дорогой мой Павел Степанович, – выдохнула обладательница высокого и даже высокомерного голоса с истеричными нотками. – Вы прекрасно знаете ситуацию. Прекрасно! Только посмотрите на моего ребенка, – видимо, в кабинете директора был и ее сын, – его элементарно избил этот малолетний преступник!

– Ну что вы, Костя не преступник, – сказала тут же мама старшеклассника со взглядом исподлобья. – Какой же он преступник. Хороший мальчик, что вы говорите…

– Что, будете покрывать своего сына? Вы видите, что он с моим Мишенькой сделал? Видите? Я этого так не оставлю, будьте уверены! Я – мать, и я буду защищать своего ребенка.

Я, услышав эти слова, вздохнула. Наверное, иметь маму, даже такую неприятную, как эта тетка, – хорошо. Очень хорошо. Прекрасно!

Я крепко, до легкой боли, сжала губы, не сразу вспомнив, что на них нанесена неяркая, почти незаметная помада.

– Лилия Аркадьевна, пожалуйста, успокойтесь, – примирительно сказал директор.

– Как я могу успокоиться? – бушевала неведомая мне Лилия Аркадьевна. – Как? Моего единственного ребенка избил этот малолетний… этот мальчишка! – видимо, она хотела как-то обозвать того, кто посмел тронуть ее сына, но все же сдержалась. – Как, Павел Степанович, как?

– Простите, – только и пробормотала вторая женщина, явно не зная, что сказать в ответ. – Простите…

– Это пусть ваш сынок неповторимый у нас прощения с Мишей просит! – почему-то рассердило это невнятное робкое извинение шумную Лилию Аркадьевну, звучный голос которой приобрел какие-то надрывные нотки. – Ужас, просто ужас.

Да уж, ужас. Будь я на месте этой женщины, я бы много чего этой нахалке в дорогой шубе сказала. Хотя, кто знает? Может быть, этот Миша реально сильно пострадал? Я пыталась судить отстраненно.

– Да Костя только пару раз вашего Мишу и ударил, – на свою беду пролепетала женщина. – Тот ведь его тоже ударил. Подрались мальчишки, с кем не бывает…

– Господи! Господи! с кем не бывает?! с нормальными людьми воспитанными не бывает! Вот она, философия хулиганства! – надрыв в голосе истерички Лилии Аркадьевны усилился в разы. – Вы никак своего сына не воспитывали! Только и можете оправдывать! «С кем не бывает»! – передразнила она маму второго парня, видимо, впутавшегося в драку.

– Лилия Аркадьевна, успокойтесь, присядьте, – вновь произнес директор. – Галина Алексеевна, принесите ей воды. Мы сейчас все решим.

– Как я могу успокоиться?! – почти заорала блондинка с кудрями, как сирена. – Я отдала своего ребенка в такую хорошую школу, в школу, которую все хвалят, которая считается элитной! И что я вижу? Что? Что? – по мне, так она много раз подряд повторила слово «что». – Беспредел! Ученики избивают моего ребенка на глазах у всей школы! Администрации плевать!

– Нам совершенно не плевать, Лилия Аркадьевна, – возразил голос директора, в котором появилось чуть-чуть металла. – Давайте успокоимся и вместе рассмотрим эту ситуацию. Виновные будут наказаны, обещаю вам.

Галина Алексеевна тем временем вновь появилась в приемной.

– Ох, Анастасия, простите, тут небольшие школьные разборки, – улыбка слегка тронула ее сухие тонкие губы. – Одиннадцатиклассники подрались, не сильно, но их родители, – улыбка стала чуть шире, кажется, она имела в виду крикливую Лилию Аркадьевну, – их родители обеспокоены. Думаю, вы помните, как это бывает.

– Помню, – отозвалась я. В моем классе, довольно небольшом, надо сказать, никто не дрался. Может быть, парни и хотели выяснить между собой отношения, но в нашей школе они бы не посмели этого сделать – слишком строгие правила, несмотря на то, что среднее учебное заведение, которое закончила я, было закрытым. А что они делали за пределами школы, мне было неинтересно. Никому не было интересно.

– Прошу прощения, подождите еще немного, – сказала мне пожилая женщина, и я согласно кивнула.

Секретарь быстро и споро налила из кулера воды в графин, быстренько поставила на поднос несколько стаканов и вновь скрылась в кабинете директора, опять неплотно прикрыв за собою дверь, за которой бушевала неистовая Лилия Аркадьевна. Вторая родительница пыталась оправдываться, но не выдерживала напора.

– Ну что же вы так на Костю, – почти взмолилась женщина, – он ведь драку-то и не начинал. Мне ребята сказали, они оба виноваты. Да и Костик тоже в драке получил…

– Вы посмотрите! Посмотрите! – забушевав, перебила ее бесцеремонно Лилия Аркадьевна. – Получил он! Да ваш сын, уважаемая, не получил ни единой травмы! А теперь взгляните на моего Мишу! Миша, посмотри на маму, – велела она между делом молчащему парню. – Посмотрите! Губа разбита, под глазом вульгарный синяк! И на ребрах!

– Да он сам нарывался на нас, – подал хриплый голос Костя. В ответ ему раздался смех – смеялся, скорее всего, тот самый Миша с фингалом под глазом. И если честно, смеялся как те самые ребята, которые снимают на камеру мобильника падение друга, хихикая при этом, как притомившиеся гиены. И снимают при этом вертикально.

– Нарывался? – переспросила изумленно от того, что с ней препираются, Лилия Аркадьевна.

– Нарывался, – с вызовом в голосе подтвердил парень. – Мало еще мы ему вмазали!

– Пр-р-ридурок, – прошипел в ответ ему оппонент по имени Михаил. Интересно, а если мальчишки прямо в кабинете директора опять схватятся, что они делать будут? А, тут же есть прекрасная охрана в лице Артура и его коллег. Они быстро восстановят мир и равновесие.

– Козел, – не сдержался Костя, и эта короткая перепалка вызвала новый приступ жесточайшего батхерда у Лилии Аркадьевны, которая даже меня начала напрягать. Отличная школа. Я думала, в ней тишина и покой, а тут войны целые.

– Как вы воспитали своего ребенка, уважаемая? Вы посмотрите на него – почти полноценный преступный элемент! Как вам только не стыдно за его поведение? Да я бы на вашем месте загорелась бы синим пламенем от стыда!

Я еще ни разу не встречала людей, которые горели бы от стыда синим пламенем, а потому хмыкнула.

– Не кричите на мою маму. – Видимо, Костю эта тетка довела до бешенства – голос его был тих, но крайне зол.

– Константин, помолчи, – велел ему директор. – Не усугубляй свое положение.

– А что, пусть говорит. – В голосе блондинки появился металл превосходства. – Пусть. Мерзавец. Вы что, думаете, я оставлю это просто так? О, простите, нет. Нет, нет, нет и еще раз нет. Я не позволю вашему сыночку ходить и просто так избивать детей. Этим делом займется полиция. Или вы думаете, у меня нет связей? Кстати, – вдруг спросила Лилия Аркадьевна хищно, – моего мальчика ведь двое избивали. Кто второй? Где его мать?

Тут произошла очень-таки эпичная сцена. Буквально за пару секунд до вопроса не прекращающей кричать Лилии Аркадьевны, которой не помогали даже увещевания явно уставшего от всего этого директора, дверь в приемную отворилась, и в кабинет быстрой упругой походкой вошла женщина с прямой осанкой и в деловом костюме: темно-синей юбке-миди по фигуре и жакете такого же цвета с округлым вырезом и контрастной светлой окантовкой. На согнутом ее локте висело аккуратно сложенное пальто, во второй руке она держала строгую женскую сумку, больше похожую на дипломат. Следом за ней шагал молодой человек чуть выше среднего роста, но крепко сбитый и, скорее всего, занимающийся каким-то силовым видом спорта – даже под школьной формой была заметна довольно-таки неплохая для школьника фигура. Загорелый, темноглазый и темноволосый, с греческим мужественным профилем, выглядящий старше своих лет и почему-то довольно знакомый, хотя где я видела этого парня, я ума не прикладывала, да и, если честно, в эти секунды мало обращала на него внимания. Куда больше меня заняла его спутница.

У меня, кажется, чуточку приподнялись брови, хотя внутри разыгралась настоящая огненная буря удивления и недоумения, приправленная редким для меня смущением. В этой женщине с открытым серьезным лицом и со светлыми густыми волосами, верхние пряди которых были заколоты на затылке, я не без удивления узнала Инессу Дейберт – известного журналиста, ту самую женщину, на которую я давным-давно хотела равняться и которая была для меня примером для подражания.

Я совершенно не ожидала, что встречу Инессу в средней школе № 8.

Мимолетом вежливо кивнув мне, журналистка стремительным шагом направилась к неплотно запертой двери, открыла ее и, услышав вопрос Лилии Аркадьевны, уверенным и очень знакомым мне по разным передачам голосом сказала:

– Я здесь. Доброго всем утра. Прошу прощения за опоздание.

На лице ее сына – а кем мог быть этот парнишка в форме ученика? – появилась ухмылка, впрочем, не злая. Вопрос Лилии Аркадьевны он тоже отлично слышал. Следом за матерью он вошел в кабинет, не потрудившись плотно захлопнуть дверь, что мне, конечно, было на руку. Ведь не каждый день можно встретиться с человеком, на которого хочешь быть похожим! До этого Инессу я видела только на двух официальных мероприятиях, на которых присутствовала как сотрудник газеты, но не общалась с ней.

– Здравствуйте, Инесса Викторовна, присаживайтесь, – тотчас откликнулся директор, судя по звукам, вставая и отодвигая стул для матери своего еще одного ученика.

Степень моего замешательства стала еще выше. И, кажется, не только моего. Истеричная блондинка, так переживающая за своего гиенохихикикающего Мишу, вопреки моим ожиданиям, не стала орать и вопить, а манерным, но доброжелательным голосом произнесла:

– О-о-о, какая встреча! Инесса, доброе утро, доброе утро! И вы тут. Ах-ха-ха, я и не ожидала встретиться с вами.

– Да? А я ожидала, – отозвалась Инесса. Голос у нее был довольно громкий, ровный, может быть, чуть-чуть жестковатый – такие бывают у людей, привыкших говорить в лицо все то, что думают, но очень хорошо поставленный – звуки журналистка произносила идеально.

– Ожидали?

– Ну конечно. Я знаю, с кем в классе учится мой ребенок, – отозвалась Инесса. – И с кем он подрался – тоже. Не совсем тактично прозвучит, но сегодня у меня очень много дел, в том числе прямой эфир, к которому мне нужно подготовиться. Поэтому я предлагаю в максимально короткие сроки решить проблему.

– А что ее решать? – защебетала голубкой Лилия Аркадьевна, заставив меня сморщить нос. – Вон тот молодчик затеял драку на пустом месте, избил моего сына, и вашего ребенка тоже в драку втянул. Безобразие! А мать его только покрывает! Господи, я уже чего только тут не натерпелась, Инессочка! Этот наглец мне прямо при директоре и матери хамит, грубит и моего Мишу обзывает! Я буду добиваться того, чтобы этот, с вашего позволения, ребенок, – почти выплюнула эти слова Лилия, – прекратил обучение в этой школе.

– Да что же вы его так, – почти со слезами в голосе спросила женщина в пуховике. – Просто подрались мальчишки.

– Это была не драка, а избиение моего ребенка, – отрезала Лилия.

– Да-да-да, – задумчиво, но с едва уловимым скепсисом произнесла Дейберт, – когда я зашла, вы говорили, что вашего сына избивали двое, и вторым избивающим был мой сын. Его вы тоже желаете убрать из школы?

– Вы неправильно поняли, – искусственно засмеялась Лилия Аркадьевна, и мне даже представилось, как она машет руками. – Конечно же, ваш сын, Инесса, совершенно ни при чем! Очень хороший мальчик, – проворковала она, явно обратившись к Ивану.

– Я участвовал в драке и дрался с вашим сыном, – тут же как назло сообщил он спокойным глубоким голосом, и мне опять показалось, что он совсем уже не школьник, а немного старше. – Если это можно назвать дракой, – добавил он.

– Иван, – укоряюще произнес директор.

– А мне Мишенька сказал, что его только вот этот негодяй избивал, – тут же возмутилась Лилия Аркадьевна.

– Никого не избивали, – отрезал Иван, который, видимо, был таким же прямым, как и его мать. Перечить ему шумная блондинка в шубе не стала, но я почти уверена, что одарила его злым взглядом. Зато слово взяла Инесса:

– Вы знаете, у меня и у моего сына есть договоренность – я доверяю ему, он доверяет мне. Поэтому в первую очередь я буду основываться на его словах. Иван, расскажи еще раз, что у вас произошло в пятницу в классе?

– В пятницу Миша оскорблял девушку Кости, и тот вступился за нее. Поскольку у Миши в руке оказался кастет, – имя одноклассника Иван произносил с легкими нотками презрения, – то я не смог стоять в стороне и Косте помог. Правда, – тот он вновь ухмыльнулся, – Миша в результате этого немного пострадал. Зато кастет я у него отобрал. Чтобы никто не пострадал. Могу вернуть. – Я услышала достаточно громкий звук – кажется, Иван положил злополучный кастет на стол директора.

Лилия Аркадьевна ахнула так сильно, что можно было подумать, перед ней с торжеством положили извивающуюся змею.

– Да не может быть! – заявила она.

– Полкласса свидетели, – отозвался беспечно Иван, которому все это, кажется, вообще было до лампочки.

– Вы не верите моему сыну? – поинтересовалась Инесса.

– Я… Но… Я не верю в происходящее! Как же так? Миша? Почему ты молчишь? Это твое?

Миша упрямо молчал.

– Кастет у ученика школы, – произнесла Инесса задумчиво. – Холодное оружие. Его ношение и использование запрещены. По-моему, это прописано в статье 20.8 Кодекса об административных правонарушениях. Я назвала нужную статью? Иногда забываю некоторые цифры, хотя совсем недавно я со своим коллегой разговаривала о незаконном ношении оружия среди школьников – он как раз готовит репортаж о том, какой беспредел творится в некоторых учебных заведениях.

Кажется, она ничего особенного не сказала, но, как по мне, так ее маленький монолог был очень и очень затаенной угрозой для Лилии Аркадьевны и, может быть, директора. Блондинка что-то запричитала, обращаясь к своем сыну.

– Я конфискую кастет, – торопливо вмешался директор, – и поскольку ребята не очень пострадали – все-таки мы должны учитывать их возраст и понимать юношеский максимализм и буйство гармонов – думаю, что ограничимся мы тем, чтобы Иван, Миша и Костя извинились друг перед другом. И, конечно же, все трое получат наказание, которое будут отрабатывать после уроков.

– После уроков? Вы действуете в рамках западного обучающего процесса? – удивленно спросила журналист.

– Да-да, Инесса Викторовна, у нас образовательная программа модернизированная и включает все самое лучше, – отозвался устало директор.

– Только, пожалуйста, при всем при этом не забывайте, что «это все самое лучшее» не должно влиять на то, как дети в конце года сдадут единый государственный экзамен.

– Да-да, – встряла Лилия Аркадьевна. Третья женщина, мама Кости молчала. Что ж, благоразумно.

– Конечно-конечно! Об этом мы позаботимся!

– Не знаю – не знаю, Павел Степанович. – Меня восхищало то, как за короткое время госпожа Дейберт решила эту проблему и, не особо трудясь, поставила на место истеричку Лилию Аркадьевну. – Пока вы будете оставлять ребят после уроков, они будут приспускать дополнительные занятия, на которых они готовятся к экзаменам.

– Тогда мы придумаем что-нибудь другое, – тут же передумал директор.

– Мы сами накажем своих детей. Будьте уверены, Миша получит по заслугам, – кажется, специально для Инессы, которую побаивалась, заявила Лилия Аркадьевна. Та, кажется, прекрасно это понимала.

– Вот и славно.

– С вашего позволения, и я и Миша уйдем, – заявила блондинка. – Всего хорошего!

– Отличного дня. У вас сегодня репетиция? – вежливо спросила журналистка.

– Ах, да, репетиция. И я на нее очень опаздываю. Рада была видеть вас, Инессочка. Такой неприятный инцидент… Но что ж, всякое бывает, мальчики просто подрались, – совсем забыв о том, что недавно разоралась на точно такие же слова, произнесенные мамой Кости. – Ох, эти дети…

Она все так же манерно попрощалась персонально со всеми, кроме мамы Кости и ее сына, и стремглав покинула кабинет директора, громко хлопнув дверью.

Вид у нее был разъяренный.

– Ты с ума сошел, дорогой? – прошипела она сыну – высокому и прыщавому юноше со смазливым лицом, на капризном тонком лице которого стояла печать высокомерной тупости – я очень хорошо вижу такие печати на лицах людей, считающих себя детьми высшего общества. Синий фонарь под глазом изрядно портил личико парня и почему-то веселил – того и гляди засветит. – Ладно, ввязался в драку с этим сопляком, но с сыном этой несносной Дейберт?

Тот она заметила меня, одарила нелестным взглядом и, громко цокая высокими каблуками, покинула приемную вместе с сыном, посмотревшим на меня со слабым интересом. В этой блондинке я узнала одну из ведущих актрис городского драматического театра.

Минуты две спустя из кабинета директора вышли Инесса со своим сыном, Костя и его мама, которой журналистка говорила какие-то ободряющие слова. Следом за ними в поле моего зрения появилась зачем-то присутствующая при разборках секретарь с подносом в руках. Директор так и не показался мне на глаза – думаю, он устал от такого скопления женщин.

– Анастасия, прошу прощения, – тут же сказала Галина Алексеевна. – Школа иногда просто невообразимо похожа на поле военных действий. Без дипломатии не обойдешься. – Она вздохнула и вернулась на свое место к компьютеру.

Буквально через пару минут прозвенел настойчивый звонок, похожий на монофонический перелив глупого колокольчика. Секретарь подхватила какие-то бумаги и пригласила меня следовать за собой, повела по школьным коридорам и лестницам на второй этаж, к моему будущему куратору практики. Если на уроке в коридорах, в которых стояли удобные диванчики, предназначенные для притомившихся школьников, была тишина, то во время короткой первой перемены в них стоял совершенно нормальный для среднего учебного заведения шум и гам. Кто-то где-то орал, вопил, кричал, спорил и хохотал, и все эти звуки были такими громкими и яркими, сплетающимися во вращающийся хоровод школьников всех классов и возрастов, что я вновь сполна почувствовала школьную атмосферу – ту, которая окружала меня, когда я училась в обычной школе. Я с любопытством, не слишком свойственным для меня, озиралась по сторонам, глядя то на озорных пятиклашек, играющих в салки; то на хохочущих восьмиклассников, сконцентрированных тесной кучкой у стены, уткнувшихся в планшет и рассматривающих что-то невероятно смешное; то на влюбленных старшеклассников, сидящих на подоконнике и смотрящих друг другу в глаза; то на девчонок-дежурных с бэйджиками на груди, делающих вид, что они всеми силами поддерживают дисциплину в отведенном им месте, а сами, хихикая, писали что-то в мобильниках.

На моем лице, совершенно не к месту вдруг появилась улыбка, а в груди что-то незнакомо защемило – некстати вспомнился выпускной девятого класса, когда на сцене актового зала, украшенного шарами и самодельными надписями типа «До свидания, школа!», пелись прощальные песни, а учителям, промокающим глаза платочками, дарились букеты цветов. На выпускном одиннадцатого класса ничего такого не было – меня благополучно перевели в другую школу.

Интересно, как они, те, с кем я так давно училась? Почти ни с кем я не общаюсь, хотя наши отношения всегда были хорошими, да и к своим учителям я не захожу. О прежних одноклассниках знаю только то, что они оставляли в анкетах на своих страничках в социальных сетях.

– Вспомнили школьные деньки? – спросила проницательная Галина Алексеевна.

– Да. – Я с удивлением поняла, что чувствую грусть, вызванную еще одним случайным воспоминанием – приближающийся берег и садящееся за горизонт оранжевое солнце, и мы, выпускники девятого класса, шеренгой стоящие на верхней палубе вдоль борта небольшого теплохода, глядевшие на город и отражение берегов в слабых волнах сереющей старой реки, облизывающей наше белоснежное судно.

Стало еще грустнее, и я тут же напялила маску холодности и вежливости.

– Как вы узнали? – спросила, шагая рядом с Галиной Алексеевной по коридору, заполненному школьниками в темно-синей форме.

– Я давно работаю в школе. По глазам вижу, когда взрослые люди вдруг вспоминают свою учебу, – отозвалась она дружелюбно и остановилась. – Мы пришли, Анастасия.

Она открыла передо мной светло-коричневую дверь с табличкой, на которой значилось: «Класс 2-24. Русский язык и литература. Гордеева Светлана Викторовна», и уже через десять секунд я знакомилась с невысокой, кругленькой, как колобок, рыжеволосой женщиной с очень веселыми васильковыми глазами и очаровательной улыбкой – этой самой Светланой Викторовной, которая вела мой предмет и должна была стать моим куратором. Она тут же увлекла меня из класса, в котором находилась лишь парочка учеников, чем-то занятых в мобильниках, в небольшое квадратное помещенье, которое назвала лаборантской, и принялась с самым восторженным видом, как будто бы впервые в жизни видела студентку-практикантку, расспрашивать меня об универе и о том, как нас учат методике преподавания. Если честно, нам преподавали ее ужасно, настолько, что даже я, в принципе, очень ответственно подходящая к подготовке к экзаменам и зачетам, почти ничего не знала о том, как правильно нужно учить русскому языку и литературе. Впрочем, Светлану Викторовну это не смутило. Она проболтала со мной всю перемену, только в конце спохватившись заявив:

– Настенька, я же совсем забыла сказать вам о том, какой класс у вас будет – 11-й «Г».

Я вспомнила, как в обычной школе мы, «ашки», обзывали «гешников», самым приличным из которого было «гады», и хмыкнула.

– Да-да, 11-й «Г»! Очень хороший класс. Гуманитарный, – тут же сообщила со сверкающими глазами Светлана Викторовна. – Милые, креативные дети, очень прилежные и вежливые! В нашей школе вообще детки – прекрасные, просто клад, а не детки. Думаю, вам понравится вести у них уроки русского языка. Очень!

Я в этом сомневалась, но перечить не стала. Видела я сегодня у директора уже один такой клад, который таскается в такую замечательную школу с кастетом, мне хватит.

– Знаете, как поступим, Настенька? – с пугающим энтузиазмом щебетала куратор. – Перед тем, как вы проведете уроки в вашем классе, нам с вами нужно будет ознакомиться с учебным планом и обговорить кое-какие тонкости учебного процесса. Давайте вы подождете меня один урок, а после у меня будет два окна, во время которых мы все с вами и обсудим. А вы можете сейчас пока посидеть на моем уроке, чтобы, так сказать, проникнуться атмосферой. Заодно и со своим 11-м «Г» познакомитесь, с этими замечательными детишками!

– Хорошо, – согласилась я и после весьма кстати прозвеневшего звонка выдержала процедуру знакомства с детишками, большая половина из которых была выше меня и казалась старше.

– Это Анастасия… э-э-э…

– Анастасия Владимировна, – сказала я, стоя, как новенькая ученица, около учительского стола и большой, почти во всю стену, интерактивной доски. Смущенной я, правда, себя не чувствовала.

– Анастасия Владимировна, – повторила за мной Светлана Викторовна, решившая представить меня деткам, взирающим на меня в стоячем положении – как только ученики увидели мою скромную персону, они тотчас встали, правда, нехотя и вразнобой. Мне сразу же вспомнилось, как в школе мы вставали в начале каждого урока, чтобы поприветствовать учителя. А Светлана Викторовна между тем продолжала: – Она практикант из нашего государственного университета и некоторое время будет вести у вас уроки русского языка.

Меня стали рассматривать еще с большим интересом, но все так же молча.

– Скажите им садиться, – шепнула мне весело Светлана Викторовна.

– Не могу, – отвечала я так же тихо, – это пока что не моя обязанность.

Что за глупости?

– Какая же вы стеснительная, – улыбнулась мне учительница и разрешила детишкам сесть. Они тотчас развалились за партами перед открытыми тетрадями и учебниками – урок был сдвоенным, и перемена прервала ребят на изучении какого-то материала – как позже оказалось, это был урок литературы и ученики обсуждали антиутопическую повесть «Котлован» Платонова.

– Вы пока посидите на задней парте, Анастасия Викторовна, посмотрите, как мы работаем, – сказала, улыбаясь, учительница, и я, послушав ее, пошла по проходу между первым и вторым рядами, к своей большой неожиданности увидев на третьей парте первого ряда мальчишку по имени Костя, который был в кабинете директора, а на третьем ряду, на предпоследней парте – сына Инессы Дейберт, Ивана. В середине класса, с недовольным видом барчука сидел отпрыск визгливой Лилии Аркадьевны. В одном его ухе я заметила наушник. Что же, мальчик явно не любитель учиться, если на уроке слушает музыку.