Текст книги "Белые искры снега"

Впереди мне предстояло мое первое посещение школы в качестве практиканта по великому и могучему. По русскому языку то есть. А еще – жуткая встреча с невыносимым человеком.

* * *

Ярослав безмятежно сидел в своей комнате на широком белом подоконнике, прижавшись спиной к стене, согнув одну ногу в колене и положив на нее левую руку. Ладонь же правой внутренней стороной покоилась на прохладной пластиковой поверхности подоконника, изредка подрагивая в такт музыке, играющей в наушниках. Глаза молодого человека были закрыты, словно он спал и видел лучшие в своей жизни сны, саундтреком для которых была рок-баллада «Лестница в небо» известной британской группы Led Zeppelin.

В комнате с высокими потолками, где находился Яр, было темно – практически так же темно, как и за окном, за которым падал густой, но почти невесомый снег, беззвучно касающийся холодных стекол. Казалось, легион белых быстрых искр желает – нет, даже жаждет – коснуться этого человека, застывшего в своем умиротворении на подоконнике, словно он – их повелитель или же кумир. Но каждая попытка оказывалась неудачной. Снег не мог коснуться Ярослава, раз за разом натыкаясь на прозрачную стеклянную границу, не в силах пробить ее и дотянуться до неподвижного молодого человека с закрытыми глазами, похожего сейчас на модную куклу BJD – шарнирную красивую куклу, сделанную из полиуретана. Даже грудь его почти не вздымалась, словно Яр и не дышал вовсе.

Внезапно мелодичное фолковое вступление композиции в наушниках прервалось коротким звуком нового входящего сообщения, и парень резко распахнул светло-зеленые глаза, которые в темноте казались серыми. Схватив планшет, лежащий у него на вытянутой ноге, чуть выше колена, от которого к ушам тянулись два белоснежных провода, парень, сморщившись, как от неприятного запаха, прочитал послание от все той же ненормальной девицы, которое коротко гласило:

«Исчезните, ваше тупейшество».

– Ваше… что? Тупейшество? Это ты мне? – изогнул он темно-коричневую бровь. – Как ты мне надоела, – проворчал Ярослав. – Одни неприятности от тебя.

Постучав изящными и достаточно длинными пальцами – длиннее, чем сама ладонь, которые очень бы подошли профессиональному музыканту, но, увы, никогда не касались клавиш и струн музыкальных инструментов, юноша потянулся, как молодой кошак после сладкого сна.

Если честно, Яр ждал более развернутого сообщения от сумасшедшей, которая откуда-то узнала номер его мобильника, – отчего-то ему нравилось выводить эту, скорее всего, психически нездоровую личность из себя. Все-таки какое у нее было лицо, когда он с парнями проехал мимо старой тачиллы ее друзей, остановленной ментами. Просто загляденье.

Вспомнив физиономию дурочки, перекошенную гневом и негодованием, Ярослав довольно улыбнулся. Прикольно он все-таки тогда придумал. И, главное, сработало же! А ведь сама виновата, чертова кукла. Не надо было ссорить его с Ваном, отправив цветы и открытку от имени Жени. Как она вообще узнала обо всей этой тупой ситуации, сложившейся между ним, Ваном и Евгенией?

Упрямый Ярослав был уверен, что за всем этим стоит Анастасия, а то, что это всего лишь роковая случайность, в его буйную головушку не приходило.

В наушниках заиграла знакомая до умопомрачения и переслушенная тысячу раз песня «Smells Like Teen Spirit» – одна из самых известных мелодий легендарной группы Nirvana, которую Яр обожал с подросткового возраста, как и ее вокалиста и гитариста Курта Кобейна, покинувшего этот мир еще в далеком 1994 году, но оставившего большой след в истории музыки и в сердцах людей. Если под первую мелодию Яр расслаблялся, всецело отдаваясь музыке, то при первых же аккордах гитары второй его словно ударило током, и он, не в силах оставаться таким же спокойным, в такт музыке замахал головой, шепотом повторяя слова песни, которые отлично знал много лет. Одновременно с этим, испытав какое-то удивительное чувство злого вдохновения, Ярослав достал планшет, включил фотошоп и принялся рисовать женский портрет. С магией живописи этот парень был на короткой ноге, а потому между ним и искусством создания изображений царило полное взаимопонимание, гармония и любовь.

Уверенные штрихи, легкие мазки, скользящие движения левой руки, в которой был зажат черный стилус – компьютерное перо, появляющееся и исчезающее меню выбора цветовой палитры и кистей, касания сенсорного экрана указательным и большим пальцами, чтобы изменить масштаб изображения – и у Ярослава получились наброски для портрета на планшете. Под чуткими руками юного художника он постепенно приобретал все более и более знакомые очертания и цвета.

Слегка склоненное к плечу угловатое симпатичное лицо с высоким лбом и упрямым, чуть вздернутым волевым подбородком. Несколько глубоко посаженные – глубже, чем того требует идеал – графитно-серые глаза удлиненной формы. Широкие скулы, прямой нос, коричневые брови вразлет. Темно-пшеничные волосы со светлыми мелированными прядями.

Вскоре можно было понять, что с экрана планшета на мир смотрит Настя, чуть прищурившись и недобро поджав губы. Ярослав отлично смог передать ее плохое настроение.

– Ведь ты вроде бы ничего, – проговорил он почти ласково, вдруг вспомнив, в какой ступор вогнала его эта девица, когда они только увидели друг друга около клуба «Горячая сковорода». Именно поэтому он и начал хамить, чтобы у Шейка ничего не получилось с ней – стало вдруг невыносимо думать о том, что и она тоже станет очередной жертвой пикапера. И только потом он понял: такие как она – не жертвы, а самые настоящие охотники. Если честно, такие девушки – умеющие за себя постоять, напористые, упрямые, гордые и смелые Яру нравились. Но конкретно эта кулема бесила. Всем, чем только может раздражать человек: от внешности, особенно от этих серых глаз с вечным царским прищуром, до характера, хотя, конечно, Яр так до конца не понял эту Настю. И надеялся никогда не понять. Потому что понять человека можно, если ты с ним общаешься, а общаться с овечкой в ближайшие много веков в планы Ярослава не входило. Он вообще опасался, что психическое состояние Анастасии заразно, а становиться такой как она ему совершенно не хотелось.

Девушка, смотревшая на художника с экрана планшета, была с ним полностью согласна – она тоже боялась заразиться от Ярослава какой-нибудь дуростью.

– Вроде бы ничего, – повторил парень, чуть склонив голову влево, – но ты мне не нравишься. – С этими словами Ярослав ловко пририсовал Насте знатные боярские усы и жиденькую мушкетерскую бороденку – видимо, недавняя травма все еще беспокоила парня.

Это заставило молодого человека весело похмыкать.

– Ты – неадекватная. – с этими словами Яр, отлично рисующий и отменно разбирающийся в фотошопе, видоизменил нос Насти, сделав его большим и грушевидным. – Дерзкая и истеричная.

Несколько коротких штрихов и смешок – и Настя могла похвастаться пушистой монобровью – вместо двух аккуратных, скептически вздернутых бровей на ее симпатичном лице с упрямо сжатыми губами появилась одна: широкая и длинная, похожая на застывшую ехидную гусеницу.

– И манер у тебя нет. – Теперь парень щедрою рукой подарил девушке россыпь прыщей, а также знатные мешки под глазами, словно она пила без просыху недели три. После у девушки появились уши-лопухи и кривой зуб, наезжающий на нижнюю оттопыренную губу.

– Прелестно, – сказал довольно Яр, любуясь. – На аватарку.

«Ах ты, скотина, – сердито прокричало перекошенное и перепорченное изображение Насти с экрана. – Попадись мне только!»

Ярославу показалось, что он услышал голос Насти, а потому парень, подозрительно глянув на портрет под кодовым названием «Просто прелесть», вышел из фотошопа, впрочем, не забыв сохранить свое художество в одной из нескольких десятков папок, коими был забарахлен его рабочий стол. Особенной аккуратностью и порядком, как натура искусства, он никогда не отличался, а его комната частенько находилась на грани того самого легендарного творческого беспорядка, коим хвастаются многие творческие люди, и бедлама обыкновенного, присущего лентяям и разгильдяям. Правда, сейчас комната Ярослава была убрана – тут не было ни пылинки, все стояло и лежало на своих местах, и даже карандаши стояли в подставке для письменных принадлежностей по росту. А все потому, что на Яра изредка накатывало настроение знатного уборщика, и тогда, по меткому выражению старшего брата Егора, он «играл в чистоплюя». Кстати говоря, на внешний вид правило творческого беспорядка на Ярослава не распространялось – он всегда одевался со вкусом, довольно неброско и стильно, умудряясь даже в простых вещах навроде синих классических джинсов и рубашки в клеточку выглядеть так, как будто бы собрался скуки ради сфотографироваться для журнала мужской моды. При этом чувство вкуса у него было врожденным качеством, как, например, желание и умение рисовать.

Еще несколько раз прослушав «Smells Like Teen Spirit», русоволосый парень, наконец, переключил плеер на другую песню, которую под акустику исполнял один из самых знаменитых рок-музыкантов города, известный по всей стране под именем Аларм, несколько лет назад умерший, как и Курт Кобейн, от собственных рук и по собственной воле. Песня, которую слушал Ярослав, была совсем почти неизвестная, написанная, как говорили друзья музыканта, за пару дней до его смерти и исполненная лишь раз. И запись этой песни совершенно случайно попала к Яру через его брата, не Егора, а другого, тоже старшего – Власа.

Холодный глубокий и очень выразительный мужской тембр пел песню не спеша, но как-то пронзительно, от чего у Ярослава всегда перехватывало дыхание.

 
Дышать.
Мы угасаем словно огни –
Будто бы вечер тают они
И не разрешают с ними играть.
Стоять.
Тысячи лет мы страдаем в пути
И не понимаем, куда нам идти.
Слепит глаза дикий солнечный свет.
Мы – бред.
Кричать мы не можем, только мерцать.
Хотеть и желать, но не понимать,
Тая в пути, поглощая рассвет.
Нас – нет.
Искры в глаза словно ветер летят.
Мы души потерянных – мертвый фрегат.
Громко кричим мы, пытаясь молчать.
Не кричать!
И за собой мы уводим закат.
Он солнце с собою берет – он нам рад.
Лучами клеймит, заставляя рычать.
Печать.
 

Под эту композицию Ярослав незаметно для себя заснул, не зная, что будет завтра, и с кем его сведет судьба в лице девочки-подростка с темно-русым каре и зелеными глазами, которая этой ночью заглядывала на секунду к Яру вместе с длинноволосым мужчиной с гитарой за спиной, услышавшим свою последнюю песню.

* * *

Утро понедельника далось мне тяжело. Я с трудом встала по велению своего несносного крикливого будильника, встроенного в мобильный телефон, дошлепала босыми ногами до ванной комнаты, с трудом умылась и посмотрела на себя в зеркало. Поскольку уснула я поздно, волновалась из-за Алены и спала беспокойно, то и дело норовя забрать одеяло у несчастного Дани, в чью кровать бессовестно залезла, то выглядела сейчас не лучшим образом: растрепанные волосы, красноватые сонные глаза, небольшие синяки под ними, бледная кожа на лице, блестящая от капелек холодной воды. Идти мне решительно никуда не хотелось, но не сделать этого я не могла. Настю с распростертыми объятиями ждала школа № 181, куда меня отправил проходить практику наш руководитель – зловредная Диана Вячеславовна, а еще больше ждал 11-й класс «Б», по предварительным данным, полученным после общения с моим куратором – учительницей русского языка, в составе двадцати пяти человек. Я, правда, не уверена, что хотя бы один ученик из двадцати пяти меня ждет, да и я сама не горю желанием встречаться с детками-выпускниками, но наша встреча уже предрешена свыше, и ничего поделать было нельзя.

Вчера я, Алсу и Алена, увлеченные спиритическим сеансом, даже и не вспомнили о том, что в понедельник у нас начнется педагогическая практика в школе. А сегодня я волновалась о том, как все пройдет. В прошлом году, конечно, у нас тоже была педагогическая практика – по литературе, но, следуя требованиям положения о прохождении практики в нашем университете, проходила я ее в пятом классе, среди милейших послушных детишек, да и руководителем была другая препод, лояльная, если не сказать равнодушная Галина Петровна. В отличие от нее Диана Вячеславовна к своему предмету подходила с куда большим воодушевлением – она собралась контролировать нас, студентов, по всей строгости университетского закона, пообещав внезапно приезжать на наши уроки, дабы убедиться, что мы усердно и старательно проходим никому не нужную практику в старших классах средней школы. По мне все это было совершеннейшей глупостью – становиться учительницей русского и литературы я не собиралась совершенно, хотя все еще отлично помнила желание Матильды о том, чтобы я поступила в аспирантуру. На эту тему я еще серьезно не думала, решив оставить это на потом – принимать такие важные решения с бухты-барахты я не могла, сначала мне нужно было понять все плюсы и минусы, и только потом прийти к какому-то выводу.

Я наскоро приняла душ, помыла волосы и с тюрбаном из полотенца на голове поплелась в кухню, чтобы выпить горячего кофе, попутно просмотрев на ноутбуке почту и свою страничку в соцсети, а после привести себя в порядок с помощью косметики. Когда я допивала горячий кофе из любимой большой стеклянной кружки с японскими иероглифами, доедая наскоро сделанный бутерброд, на кухне появился сонный и взлохмаченный Даня в одних шортах. Сам по себе он стройный, но несколько лет посещений тренажерного зала дало свои плоды – подкачавшийся Даниил, конечно, не имеет шесть кубиков на прессе, но и дохляком не выглядит: высокий парень среднего телосложения с достаточно широким разворотом плеч. Хотя, парадокс – Темные Силы куда худее и жилистее, но не в пример сильнее Дана, да и вообще многих моих знакомых парней, если не сказать, что всех. Несмотря на то, как обманчиво беззащитно выглядит Олег, Алсу нечего и некого бояться рядом с ним.

– Ты меня разбудила, бесстыжая. А я ведь сегодня решил не посещать универ, – сообщил мне сосед, зевнул и сладко, как кот, потянулся. Все-таки он милый. Эх, любил бы Даниил девчонок, цены бы ему не было. Я бы в него влюбилась, а после заставила его на себе жениться. Хотя у нас с ним есть шуточный договор – если до тридцати лет ни он, ни я никого себе не найдем, то образуем счастливую ячейку общества и будем жить вместе.

– Не посещай, – разрешила я, глянув на настенные часы в форме расписной тарелки и потянувшись к красно-черной косметичке, которую заранее принесла на кухню – ну люблю я краситься именно в этой комнате, что поделаешь?

– Спасибо за разрешение, госпожа, – поблагодарил меня Даниил, наклонился ко мне, скептически всмотрелся в мое лицо и перехватил косметичку. – Так и быть, – сказал он, – помогу тебе собраться. Визажист я или кто?

– Или кто, – проворчала я, но с благодарностью приняла помощь друга, который, охая и ахая, жалуясь на то, что я, видите ли, разбудила его, несчастного, потащился в комнату за своей собственной фирменной и очень хорошей косметикой. Привычным жестом разложив на кухонном столе свой, как говорит Дан, «бьютикейс», в котором хранилось множество самых разных кистей, палитр теней, помад, карандашей, кремов et cetera, он обработал руки антисептиком и, склонившись надо мной, принялся за дело. В короткие сроки друг привел мое лицо в порядок, сделав легкий элегантный макияж, умудрившись превратить кожу в чистую и сияющую, а глаза сделать более выразительными. После сосредоточенный и неразговорчивый Даниил (это редкость, но во время работы Дан всегда молчалив и серьезен) выпрямил мне волосы с помощью фена, уложил челку, побрызгав сверху стойким сухим лаком, а после, скептически осмотрев меня, заявил:

– Ну, все, ты готова к своим школьным победам, мисс учительница. Тебе бы еще очки в тонкой оправе, красную помаду, строгий костюмчик с мини-юбкой и указку. Или хлыст. Или все вместе. И тогда бы ты была ожившей фантазией всех мальчиков в классе, – продолжил издеваться друг.

– Я не учительница, – отозвалась я и полюбовалась на себя в большое овальное зеркало, висевшее в прихожей. Результат мне понравился. – Спасибо, милый, – проворковала игриво и послала Дану воздушный поцелуйчик, мстя за учительницу-фантазию. Тот скривился и удалился на кухню собирать свои косметические прибамбасы.

Я, пребывая уже в более хорошем расположении духа, быстрым шагом направилась в свою комнату, чтобы переодеться, однако этому помешала заигравшая нежная «Песня половецких девушек», стоявшая на звонке моего мобильника. Пришлось спешить к телефону, недоумевая, кто так рано решил мне позвонить. Оказалось, что на другом конце провода был мой руководитель по педагогической практике та самая Диана Вячеславовна. Интересно, что ей уже нужно? Вспомнив ее длинную, скучную и нудную лекцию о том, как должны выглядеть и как должны себя вести практиканты из нашего замечательного и всеми уважаемого университета, я только поморщилась. Она что, решила позвонить и напомнить, что сегодня у меня первый день практики? Или захотела лично сказать, чтобы я убрала из носа пирсу – видите ли, по ее священному мнению, в таком виде не положено приходить в школу. В таком – это с серьгой-гвоздиком в крыле носа. Она мне, Алсу и еще нескольким девчонкам из группы почти весь мозг проела, с недовольным, я бы даже сказала, с брезгливым выражением глядя на наши лица. В результате им пришлось пообещать ходить в школу с наименьшим количеством украшений в проколах на лице и в ушах, а я, притворившись валенком, заявила ангельским голосом, что при всем желании гвоздик снять не могу – это можно сделать только хирургическим путем. Помнится, руководитель практики, женщина, кстати говоря, не только строгих моральных правил, но и консервативного вкуса, всегда одевающаяся в деловую одежду одних и тех же мрачных тонов с минимумом украшений, очень недовольно посмотрела на меня, несколько секунд гневным взором поиспепеляла мой пирсинг, но ничего в ответ не сказала, лишь укоряющее покачала головой, увенчанной, как короной, высоким аккуратным пучком чисто вымытых волос.

– Анастасия Мельникова? – резкий, властный и чуть визгливый нервный голос преподавательницы бесцеремонно вторгся мне в уши.

– Да, это я. – Интересно, неужели и правда напомнит мне о том, чтобы я пирсинг убрала и оделась, как подобает? Уточнение – по ее мнению подобает.

– Это Диана Вячеславовна, – сообщила с глубоким чувством собственного достоинства женщина. – Ваш руководитель практики.

– Я узнала вас, – ответила я очень вежливо, ожидая начала моральной расправы над собой.

– Анастасия, – голос Дианы был на одну треть градуса теплее, чем обычно, – у нас произошла проблема.

– Какая проблема? – не поняла я.

– Неожиданная. – С омерзением произнесла это слово Диана, поборница порядка и последовательности, живущая и работающая по четко определенному плану. Я насторожилась. – Дело в том, – продолжала женщина, – что ваш куратор – учитель по русскому языку и литературе в 181-й школе не сможет выполнить свои прямые обязанности.

– В смысле? – переспросила я удивленно, начиная понимать, что произошло.

– Она неожиданно выиграла путевку на Бали и вместе с семьей незамедлительно отправилась в отпуск сегодня ранним утром, – все с тем же пренебрежением и осуждением в голосе продолжала руководитель практики. – Директор сто восемьдесят первой школы только что мне позвонил и сообщил, что по этой причине они не смогут принять наших студентов для прохождения практики.

Ого! Может, меня от этой практики вообще освободят? Будет время и для работы, и для отдыха перед последней и самой короткой сессией.

Увы и ах, все мои надежды были разбиты, как хрупкая вазочка, хотя, конечно, я отлично понимала, что не проходить педагогическую практику мне никто не позволит.

– Посовещавшись с нашим деканатом, мы решили направить вас, Анастасия, и вашу коллегу, Алену, которая должна была проходить практику вместе с вами в сто восемьдесят первой школе, в другое среднее учебное заведение. – Господи, она может говорить не штампами хотя бы с утра пораньше.

– Да? И в какую же мне школу ехать тогда? – вздохнув, спросила я. Если в прошлом году мы сами выбирали себе школы для прохождения практики – чаще всего брали те, которые находись рядом с нашими домами или в которых работали знакомые, то в этом году нас распределяли в деканате под жестким руководством все этой же въедливой Дианы, желающей всех держать под своим неустанным контролем.

– Поедете в восьмую школу, – сказала почти с торжеством женщина, как будто бы тоже отправляла меня в неожиданный отпуск на Бали, а не на практику в старшие классы.

– В восьмую школу? – несколько удивленно переспросила я. В городе существовало несколько средних школ, которые считались особенными, можно даже сказать, элитными, куда ходили либо умные и талантливые дети, либо дети богатых родителей. Школа № 8 как раз была одной из таких. Вернее, почти таких. Почему – сейчас расскажу.

Возвели ее лет пять назад в новом и стремительно развивающемся микрорайоне с большими красивыми высотками, угрохав на строительство кучу денег. Зато ее открытие освещали все СМИ нашего города, ласково называя «школой нового века», занимающей довольно-таки большую территорию и рассчитанной почти на полторы тысячи учащихся. Огромное яркое трехэтажное здание, состоящее из нескольких корпусов и огражденное от жесткого внешнего мира высоким забором, хорошо запомнилось мне по многочисленным репортажам и фото к статьям в газетах. Крытый бассейн, огромный спортивный зал со всем необходимым снаряжением, раздевалки с душем, оснащенные по последнем слову техники компьютерные классы и классы, предназначенные для занятий по химии и физике, хореографический зал, допуск в здание по специальным личным пропускам, шкафчики для хранения вещей по аналогии с европейскими и прочее, прочее, прочее… Изначально предполагалось, что в школу № 8 будут ходить дети, живущие в этом районе, однако слишком уж много родителей положили на нее глаз. Понятное дело, попасть в нее было не легко. Ну а поскольку школа № 8 хоть и была рассчитана на большое количество учащихся, резиновой все же не являлась, то ее администрация придумала хитрый план. Детей по прописке в это заведение, конечно же, брали – пришлось. Но для того, чтобы попасть в школу, будущие ученики проходили определенный отбор, то есть, судя по многочисленным слухам, ходившим вокруг этой школы, которыми с нами делилась в прошлом году наша первая руководитель практики, одно время преподававшая там помимо университета, в 8-ю школу старались брать более-менее приличных учеников, не потенциальных двоечников и хулиганов. Из других районов детей тоже брали, но неохотно и если только они были одаренными – в учебе, спорте, творчестве. Ну, или брали, как часто это бывает, по знакомству. Третью и самую желанную категорию учеников в 8-й школе составляли как раз дети обеспеченных или высокопоставленных родителей, которые проходили конкурс только формально. Конечно, чада совсем уж богатых людей или, скажем, министров, мэра и губернатора учились либо за границей, либо в частных гимназиях и лицеях, оплата обучения в которых могла влететь в копеечку, но все равно в народе это среднее учебное заведение считалось привилегированным наряду еще с несколькими.

– В восьмую школу? – еще раз повторила я, прикрыв глаза и вспоминая план города, чтобы понять, как далеко находится от моего дома это местечко.

– Да. Именно в восьмую, – подтвердил по телефону голос Дианы Вячеславовны. – С ними у нас еще действует договор. Я только что лично звонила директору, и он согласен принять вас в качестве практиканта. – Это прозвучало так торжественно, как будто бы она звонила в Земное посольство на Сатурне и договаривалась о моей стажировке в администрации Императора планеты.

Я сказала в ответ что-то мало определенное – нечто среднее между «Хорошо, спасибо» и «Черт возьми». Впрочем, думаю, Диана решила, что услышала первый вариант.

– Анастасия, приезжайте туда к девяти. Знаете, куда ехать? – стала раздавать четкие указания преподавательница.

– Найду, – ответила я.

– Хорошо. Подойдете к вахтеру, скажете свою фамилию, и вам выдадут временный пропуск для прохождения через турникеты – вы есть в списке. После пройдете в приемную директора – дорогу и кабинет спросите на вахте. Вас там будут ждать.

– Я поняла, – ответила я. Попасть на практику в школу, половина которой бестолковые мажоры – это не то, о чем я мечтала.

– Вот и отлично. И не забудьте документы, удостоверяющие личность, Анастасия.

– Не забуду, – пообещала я, и без нее поняв, что без паспорта меня никуда не пустят и никакой пропуск не дадут.

– Хорошо, что нам удалось решить проблему с вашей практикой так быстро. Настя, вам повезло попасть именно в это учебное заведение, – вдруг почти доверительно сообщила мне руководитель практики – ее голос потеплел еще на две четверти градуса. – Сказать по секрету, уважаемый директор – мой бывший коллега и сокурсник – закончил со мной в один год наш любимый филологический факультет. И было бы хорошо, если бы вы все-таки избавились от вашего прокола в носу.

Я поморщилась, попутно вспомнив точно, где находится эта самая 8-я школа и на какой автобус мне сейчас садиться.

– Попробую, – только и сказала я. Распрощавшись с Дианой Вячеславовной, я посмотрела на часы мобильника и поняла, что из дома нужно выходить как можно быстрее. Первая школа, где я должна была отрабатывать педпрактику, находилась в десяти минутах езды от меня, а школа № 8, как я помнила, – минутах в сорока. Одевшись в нежно-голубую с воротником-стоечкой и острыми отложными манжетами на рукавах блузку и черную юбку-карандаш до колена, которая не раз меня спасала в ситуациях, когда нужно было выглядеть официально, я схватила сумку и поспешила в прихожую.

– Я же говорил, тебе еще указку надо для полноты образа, о, гроза учеников, – вывалился в прихожую, пока я обувалась в ботинки на каблуках, Даниил, что-то усиленно жуя.

– Не смешно, – схватила я со стула сумку и, более не глядя в зеркало, открыла дверь и помчалась вниз по лестнице, слыша ободряющий крик друга за спиной:

– Давай, сестричка, уделай всех их!

Я мысленно согласилась с Даном и поспешила на остановку. Слава богу, в этот раз автобусы ходили очень даже сносно, а пробок не было, и до объекта моего вождения – то есть до школы № 8 – я доехала быстрее, чем думала, комфортно сидя на свободном месте неподалеку от печки, что не могло не радовать.

Нужное мне здание находилось совсем недалеко от остановки – я сразу узнала его: большое, бело-сине-оливковое, с высокими окнами и стеклянным фасадом, больше похожее не на школу, а на торговый комплекс – только стоянки, заполненной машинами, около входа не хватало. Вместо нее около школы располагались широкая асфальтовая дорога, вдоль которой располагались пустые зимой клумбы и элегантные фонари, и лужайка, вероятно, летом яркая и зеленая, а сейчас белая от снега. Чуть дальше виднелись школьное футбольное поле и площадки для занятия баскетболом и волейболом, а также множество турников и еще почему-то качели. Огромная территория школы была ограждена белым высоким забором с несколькими воротами, к главным из которых я и направила свои стопы. Без двадцати девять я оказалась в основном корпусе, называя суровому парню в форме цвета хаки, которого язык не поворачивался назвать вахтером, свою фамилию, дабы он выдал мне пропуск, позволяющий миновать ряд турникетов и очутиться в школе.

– Представьтесь, – сказал мне охранник после того, как выслушал мои объяснения по поводу того, почему я оказалась в этом месте.

– Анастасия Мельникова, – ответила я, с интересом осматриваясь вокруг. Приятные светло-голубые, почти белые стены, высокие потолки, мраморный пол, по которому всегда очень громко стучат каблуки учительниц, большие окна с вертикальными бирюзово-серыми жалюзи. Простота и ученая элегантность. На одной из стен – прямо перед входом, крупно выведены разными цветами самые известные формулы химии, физики, алгебры и геометрии, самой заметной и яркой из которых была формула измерения скорости V=S/t.

– Паспорт, – потребовал охранник – высокий и достаточно мощный с виду молодой человек с вертикальной складкой между темными густыми бровями. Губы у него были жестко сжаты – словно он никогда не смеялся. Серьезный мальчик, такие обычно служат в горячих точках, а не сидят с дубинками в школах, охраняя покой учеников. Ну, или работают в охране у суровых богатых дядь. Или хотя бы, на крайний случай, охраняют особо важные объекты!

Но никак не школы. Или нынче школы настолько суровы, что в охрану берут только самых стойких и мужественных?

Эх, знала бы я, с кем я столкнусь в своем классе, я бы, наплевав на Диану Вячеславовну и возможный неуд по практике, просто-напросто не пришла бы в эту школу, но, увы, я не обладала и до сих пор не обладаю способностями экстрасенса.

– Возьмите, – отдала я охраннику документ. Он внимательно просмотрел паспорт, больше времени уделив рассматриванию моего фото и сравнению его с моей же физиономией, и полминуты спустя вернул мне его вместе с пластиковым серым прямоугольником, который должен был заменить мне личный пропуск. – Проходите, – разрешил страж школьного порядка. – Завтра подойдете с двумя фотографиями, размер – 3,5 на 4,5 сантиметра. Вам оформят другой пропуск вместо временного.

Я только кивнула.

– Хорошего дня, Анастасия, – вдруг улыбнулся мне парень, и по его карим глазам я каким-то неясным образом определила, что он вовсе не суровый, а очень даже веселый.

– И вам хорошего дня…

– Артур, – подсказал он мне свое имя.

– Хорошего дня, Артур, – сказала я, не став возвращать в ответ улыбку – мне пока что было не до легкого флирта со странными охранниками. Вместо этого я спросила, где находится приемная директора. Артур любезно подсказал мне, куда нужно идти, и еще спустя пару минут я стояла перед нужной мне дверью, расположенной на первом этаже здания, только в другом крыле. Когда я уходила, к стойке, за которой находился охранник, подошла полноватая женщина средних лет в пуховике и с очень расстроенным лицом. Как я поняла, это была мать одного из учеников – и ей тоже выдали временный пропуск.

На мое удивление, в школе было тихо, как в склепе – и стук моих каблуков был самым громким звуком, который я слышала. Видимо, с дисциплиной тут все в порядке – ученики сидят по классам и вкушают гранит науки, который с удовольствием, а может, без оного, дают им учителя в растолченном виде.

Откашлявшись, я постучалась в дверь и вошла внутрь. В светлом помещении, похожим на офис секретаря успешного руководителя среднего звена, за столом из светлого дерева сидела худая статная женщина в возрасте с умными глазами и высокой прической, которую больше хотелось назвать леди, а не бабушкой – такая ухоженная она была: от светлого маникюра до черных туфель на низком каблуке. Она что-то неспешно печатала, не глядя на клавиатуру, а когда я вошла, внимательно посмотрела на меня, стянув прямоугольные очки чуть ближе к кончику носа.