Текст книги "Девочка-лёд"

– Ужас, ну и голос, – троллю её я. – Не лиса, а волк из «Ну погоди».

Слышу, как у неё за спиной кто-то тихо смеётся. Лисицына  лишь клацает от злости зубами.

– А теперь ноздри раздуваются как у разъярённого Змея Горыныча.

– Пошёл ты! – психует. Закрывает с глухим стуком окно.

На всю округу слышится мой свист. Она застывает.

– Я тебе книжки привёз, зубрила. Циркуль велела сподобиться. Пневмония пневмонией, а Единый Государственный никто не отменял…

Губы сами собой расползаются в улыбке. Потому что Лисицыну, как всегда, удалось довести до ручки за считанные секунды. Показывает мне средний палец. Коза… Хохочу, направляясь к байку. Перекидываю ногу, включаю зажигание и уезжаю.

Глава 19

ИЛЬЯ ПАРОВОЗОВ

Стучу по двери кабинета с табличкой Калинин Е. П.

– Занят, – раздаётся сухо в ответ.

Клацаю зубами и рывком распахиваю дверь.

– Я же сказал, что занят, – раздражённо вопит и хмурит лоб дрыщло в белом халате.

– Не в сортире. Да и не особо-то занят, я смотрю, – киваю на поляну, которую он себе накрыл. – Обед ещё не начался, одиннадцать только.

– Я вообще-то вторые сутки на работе! – возмущается тот в ответ. – Вот благо хоть жена подкармливает!

Игнорируя его вопли, поворачиваю ключ, торчащий в замке, беру стул, разворачиваю его на сто восемьдесят градусов и сажусь.

– Та-а-к, – он обречённо вздыхает, бросает ещё один тоскливый взгляд в сторону дивно пахнущих котлет и с недовольством на лице закрывает контейнер.

Понимаю. Сам бы не отказался. Уж больно хорош аромат.

– Ну-с. Кто вы такой и зачем пожаловали? – вытирает рот салфеткой и одаривает меня любопытным взглядом.

– Илья Андреевич меня зовут, – барабаню пальцами по спинке стула.

– Ааа, помню-помню. Скандал мне тут устроили…

– Да потому что отношение к людям, как к скоту! – мои брови непроизвольно сходятся на переносице. – Четыре часа прождали, а у девчонки температура под сорок была!

– Понимаю, но, увы, за всю систему здравоохранения в нашей стране я отвечать не в силах.

– Да смысл этих качелей! – отмахиваюсь раздражённо. – Как тебя по батьке?

– Калинин Евгений Павлович, – дюже официально представляется он. Как будто на конференции выступать собирается. Дурик.

– Палыч, я по делу.

– Кто бы сомневался! – хмырь поправляет очки с толстенной оправой. – И по какому же?

– Пришёл справиться о здоровье своей невесты. Да попросить, чтоб до выписки приглядели за ней, –подмигиваю ему. – Догоняешь?

– Не особо.

Тупой что ли? Не одупляет?

Достаю стопку тысячных купюр. Он от неожиданности чуть не валится со стула, на котором раскачивался всего пару секунд назад.

– Немедленно уберите! – вскакивает и орёт как резаный. – Это что ещё за безобразие такое!

– Слышь, лекарь, не бухти, а? – лениво успокаиваю буйного. – Тупо просьба, обхаживать девушку получше. Двадцатка тебе на клюв падает, лишняя, что ли?

Он как-то странно посмеивается. Озадаченно почёсывает длинный нос с горбинкой. Опять хихикает, но уже громче.

– Что за истерика? – прищуриваюсь недовольно. – Мало?

Леший знает их московские расценки… Откуда мне, простому парню из Бобрино, это должно быть известно?

– А как фамилия невесты? – вздёргивает кустистую бровь.

– Лисицына, в девятнадцатой палате лежит с пневмонией.

– Кхм, – откашливается в кулак. – Ясно. Ясно.

Мутный персонаж какой-то. Глазки забегали. Как у крысы, которую на чём-то поймали.

– Чё? – прищуриваюсь подозрительно.

– Нет-нет, всё в порядке, – прочищает глотку он.

– Как она вообще? Ей лучше?

– Определённо. Алёна потихоньку идёт на поправку, – отвечает он, кивая, и принимается цедить кофе из белоснежной чашки с надписью «здоровье не купишь».

Ага, как же…

– Хорошо, – почёсываю подбородок.

– Деньги-то уберите. За кого вы меня принимаете? – хорохорится врачелло.

– В благодарность от всей души, доктор, – настойчиво двигаю к нему купюры.

– Не надо…

– И вот это прими, – ставлю на стол две бутылки дорогого, качественного коньяка. – Расслабиться тебе поможет после тяжёлых трудовых будней, Склифасовский.

– Кхм…

– Кабан сказал, что пойло – просто отвал.

Из последней партии краденого. Разошлось оно на той неделе как горячие пирожки в час-пик. (Это, разумеется, не вслух).

– Кто сказал? – переспрашивает.

– Неважно.

Врач рассматривает меня повнимательнее и начинает странно лыбиться. Будто я его чем-то насмешил.

– Чё пялишься? Я тебе не обезьянка цирковая! Добрый до поры до времени, – чешу репу и невзначай засвечиваю пушку под курткой. – Потешаться вздумал над моими подгонами?

– Что вы… ниии в коем случае! – уверяет меня он, пучеглазится и дёргается.

Так-то лучше.

– Бери благодарность и делай то, что сказали, док. По-хорошему, – киваю на возлежащие поверх бумаг купюры.

– Ну раз вы настаиваете, – дёргано пожимает худыми плечами-вешалками.

Жестом фокусника сгребает с гладкой поверхности стола деньги и трясущейся рукой убирает их в карман халата.

– Совсем тут зажрались в своей столице! – встаю и отставляю стул. – Не обижали мне Лисицыну чтоб, понял? – склоняюсь к нему пониже.

– Понял, – сглатывает слюну, инстинктивно отодвигаясь назад.

– Увидеть-то её хоть можно?

– Нет, – блеет неуверенно. – Туда нельзя.

– Вот дерьмо! – отталкиваюсь пальцами от деревянной спинки стула. – А с улицы?

– Ммможно, к окошку подойдите.

– Аллилуйя! Выписка ориентировочно когда?

– Бббоюсь, не раньше, чем через пару недель, – мямлит он. – Есть в этом необходимость.

– Лады. Вот мой номер, – бросаю на стол бумажку. – Мало ли чё – звони.

– Ххорошо…

– Ну пошёл я тогда. Пока, светило медицины, – хмыкаю и проворачиваю ключ.

– Всего доброго…

Едва за парнем, весьма неоднозначной наружности, закрывается дверь, Евгений Павлович, не скрывая вздоха облегчения, медленно оседает в кресло. Дрожащей рукой достаёт из кармана мятые тысячные купюры. Пересчитывает, бросив обеспокоенный взгляд на дверь.

И впрямь двадцать тысяч. В десять раз меньше, чем заплатил ему тот молодой человек с ролексами на запястье.

Врач истерично смеётся.

Нуууу дееевка даёт! Не промах, не промах! С виду такой оленёнок непорочный! А сама-то связалась вон с кем!

Один – явно представитель золотой молодёжи. Весь его внешний вид так и кричит об этом: модные брендовые вещи (должно быть прямиком из ЦУМа); дорогущие часы всем известной фирмы; толстенная золотая цепь на шее, размером с удавку бультерьера и яркий шлем от мотоцикла в руках. Весь такой из себя хозяин жизни. Заносчивый и уверенный с себе сукин сын. Чересчур хорош собой, к тому же.

Вот почему так? Одним всё, а другим ничего?

Евгений Павлович качает головой.

А этот, второй, ну типичный бандюган! Прямо ходячий привет из девяностых, честное слово! Кожанка, короткая стрижка, суровый, цепкий взгляд, наколки и пистолет. Аж прям не по себе стало! Не удивился бы, узнав, что тот ездит на вишнёвой тонированной девятке. Жуть!

Интересно, эти двое знают о существовании друг друга? Ну, Лисицына Алёна, ты и встряла! Во дела…

Калинин подходит к замызганному окну и устремляет взгляд в пасмурное небо. Быть дождю. Вздыхает тягостно, возвращается к столу, поднимает чашку с остывшим кофе.

Совсем стыд и страх потеряли! Один заявляется с конвертом, угрожает связями и кулаками, а второй и вовсе ненавязчиво демонстрирует оружие.

Евгений Павлович достаёт носовой платок и проходится им по взмокшему лбу. Опасна, опасна его профессия! Вон с кем дело приходится иметь! Как уж тут не принять взятку при таких-то обстоятельствах. Вынужден, так сказать…

*********

ИЛЬЯ

Выхожу из столичной больницы. Ничё особенного, абсолютно. А рожи-то рожи какие надменные! Чуть не долбанул докторишку по печени за взгляд его насмешливый.

Ишь двадцатка для него не деньги. У нас в Бобрино и зарплат-то таких нет. Москва херова! Потому сюда все и лезут. К «кормушке поближе», как выражается Кощей. Он-то и выступил инициатором идеи переезда сюда весной. Меня от такого расклада прёт не особо.

Не нравится мне Москва, хоть ты тресни! Полна якобы перспектив. Вся такая манящая, открывающая горизонты… Какой там! Сколько друзей, работающих тут, потом остались с носом. Вернулись домой с теми же дырками в носках, да с долгами по самые уши. Разве что звучало громко: «в Москве жил».

В одном прав Кощей, этот город-муравейник – золотая жила для таких, как мы. Для тех, кто в силу обстоятельств, ищет лёгкие деньги. Моя б воля – уехал бы на Юг. Так и сделаю однажды. Куплю нам с Лялей дом в Геленджике или в Сочи. Побывать на море – её давняя мечта. Будем жить и не тужить, почти как в сказке. Вот только денег скоплю…

«Не хочет она с тобой жить», – мелькает в голове.

Не хочет? Захочет. А нет – заставлю.

Я сдохну, но выдерну её из того ада, в котором она существует. Любой ценой выдерну. Жеке, её покойному двоюродному брату, обещал, что не трону до тех пор, пока не вырастет. А школу закончит – заберу себе и женюсь. Так и поступлю, потому что такие порядочные девчонки как Лисицына – на вес золота в наши дни. Кругом сплошь продажные шкуры, да заносчивые цацы.

Возвращаюсь к своей приоре, припаркованной через дорогу.

– Вот твари! – отдираю наклейку, приклеенную прямо на лобовое. – Удавил бы того, кто свои клешни к моей тачиле протянул!

На ютуб смотрел ролики про этих борцов за порядок и справедливость. И вот на тебе, сам встрял.

Мимо проносится мотоцикл. Ревёт. Крутяк. Ловлю взглядом монстра в потоке машин. Он как раз разворачивается на перекрёстке. Подъезжает ближе. Тормозит у аллеи напротив.

Выпендрёжник, которому принадлежит резвая Хонда, оставляет её под старым раскидистым дубом. Снимает шлем, ставит ноги на землю и достаёт цветы. Небось проведать кого-то приехал.

Офигенский у него конечно мотоцикл! Спортивная линия, мать его. Такой стоит как три моих приоры точно…

Пока богатый буратино, с букетом цветов и большим пакетом в руках наперевес, неспешной походкой направляется к зданию городской больницы, я рассматриваю зверя, на котором мечтал бы прокатиться.

Дааа, это тебе не советский раритет, Илюха!

Краем глаза замечаю, что мотоциклист застыл у входа в лазарет. Мнётся в нерешительности у лавочки какое-то время, а потом и вовсе прямо на моих глазах выбрасывает цветы в урну.

Ну не идиот ли?

Веник-то был что надо. Внушительный, это я даже отсюда заприметил.

Странные они тут в Москве. Зажравшиеся, говорю же!

В машине разрывается мобильник. На экране светится «Кощей». Вспомни солнце, вот и луч…

– Алё.

– Паровоз, ты где? – хрипит он сонным голосом.

– В Москву по делам укатил.

– Опять к этой своей Ляле, что ли? – интересуется недовольно.

– Не твоего ума дела, – огрызаюсь. – Чё хотел?

– В натуре ты втрескался! – гогочет своим мерзким басом.

– Давай по существу! – одёргиваю его. Как всегда, Кощея заносит.

– Да не кипятись, Паровоз, я ж понимаю. Короче, ты мне нужен, надо перетереть. Маза есть одна. Верняк. Лавандос бомбанёт однозначно!

– Ну вечером давай и побазарим.

– Замётано.

– А если вкратце? – лезу в бардачок своей подуставшей приоры.

– Не по телефону, брат. Одно знаю! Выгорет на этот раз по-крупному, чую!

– Добро, – отключаюсь.

Достаю пачку, выуживаю оттуда пару сигарет. Одну вставляю в рот, вторую по привычке убираю за ухо. Отрава. Когда-нибудь я брошу. Скопытиться как мой крёстный от рака горла – так себе перспектива. Нам с Лисицей ещё Паровоза-младшего рожать.

Кстати о Ляле… Меня либо глючит, либо… это она в окне второго этажа стоит. Зрение у меня соколиное. Так что ошибки быть не может. И прямо сейчас глаза мои на лоб лезут, а сигарета валится изо рта. Потому что с ней общается тот самый выпендрёжник, который прикатил на Хонде.

Полный абзац! Эт чё за новости?

Цепляю пальцами вторую сигарету, зажимаю её зубами, чиркаю дешманской зажигалкой и сверлю взглядом мотоциклетную куртку невесть откуда взявшегося мажора. Беседа их длится от силы минут пять. Замечаю, что у девчонки выражение лица не особенно довольное.

Что ж это за перец у нас тут нарисовался, Ляля? И цветы привозил…

Пока он усаживается на мотоцикл, я детально его рассматриваю. Соперник значит. Ну что ж, ладно. Тем занятнее. Потому что на вид чертило довольно интересный. На спортсмена похож и морда прям наглая-наглая. Так и выпрашивает. Скоро познакомится с моими ботинками. И не только морда.

Хонда, прощаясь, рычит. Отжать её себе?

Выбрасываю окурок и наступаю на него носком ботинка.

Наведаюсь-ка я к будущей тёще…

Глава 20

АЛЁНА

Меня выписывают в пятницу днём. И вот, в субботу, я, наконец, отправляюсь на работу.

Радостная Шевцова хлопает в ладоши и едва не сбивает меня с ног. Она визжит как ненормальная, бросается мне на шею и начинает причитать на тему чрезмерной худобы.

– Ой, Лисицына! Слава богу, что ты своей холерой переболела, – вздыхает тягостно.

– Пневмонией, – поправляю я её и спешу в нашу подсобку, чтобы переодеться.

– Ой, да какая разница! – отмахивается она. – Жизни нет с этими стажёрами, коршуном над ними стоять надо. Троих уволили, ты представляешь?

– Ничего себе! – искренне удивляюсь я.

Текучка кадров в магазинах – дело привычное, но чтоб настолько…

– Ага, – Аллочка открывает клетку и достаёт оттуда несчастного миниатюрного кролика.

К слову, Шевцова, как и Ульяна, их обожает. Нещадно тискает всё свободное время. А они, надо признать, не всегда пребывают от этого в восторге.

– Всё на мне! – театрально взмахивая рукой, приговаривает она. – Ни сна, ни отдыха! Ты вон хоть порекласировала в больнице. Считай, что в санатории побывала.

– Это ты конечно загнула, – качаю головой. – Мало приятного каждый день проводить под капельницей.

– Лежи да наслаждайся! – фыркает она. – Знаешь, как я тут зашивалась одна! От стажёров ведь толку ноль.

– Мне жаль, что я тебя подвела, но болезнь – вещь непредсказуемая, – пожимаю плечами.

– Да знаю я. Слушай, аквариумы надо помыть, – включает Алла режим Большого Босса.  – Не в обиду, но сегодня  это делаешь ты…

Молча киваю и направляюсь в зал. Достаю сифон и ведро с губками. Принимаюсь за работу. Пока занимаюсь чисткой грунта и стекла, Аллочка повествует о своих недавних приключениях в клубе. Там она, конечно же, познакомилась с очередным «потрясным парнем». Ну куда ж без этого.

Я слушаю Шевцову в пол уха. Если честно, есть ощущение, что аквариумами она занималась из вон рук плохо. Столько грязи осело в грунте! Удивительно, что рыбки всё ещё подают признаки жизни в мутной воде. Заведующей нашей на неё нет. В Китай уехала к дочери. Она, как никто другой, заслужила этот отпуск. Но неужели Олег Дмитриевич не видит? Хоть бы замечание нашей звезде сделал.

– Он такой, знаешь, видно, что при деньгах! – увлечённо рассказывает мне Аллочка, параллельно наглаживая чёрного кролика, которому народиться её руках не особо нравится.

– Это ты как поняла? – спрашиваю просто чтобы поддержать беседу.

– Алён, ну ты чё, у меня ж глаз на эти вещи намётан. Таких мажориков видно сразу. Да и потом, ты ж мне не дала главное сообщить!

Закатываю глаза. Шевцова стоит за спиной, так что мой жест остаётся незамеченным.

– Ну? – сильнее надавливаю пальцами на губку, отмывая образовавшийся на стенках налёт.

– У него мерседес! – выдаёт Аллочка таким тоном, будто автомобиль, как и парень, уже принадлежит ей.

– И что? – достаю фильтр и начинаю его разбирать.

– Это ли не показатель! – возмущается она.

– Показатель чего? Может, машина папе его принадлежит, – предполагаю устало.

Прошло так мало времени, а эта девчонка уже умудрилась утомить меня своей болтовнёй.

– Ой, ничего ты в этом не смыслишь, дурочка! Это ж уровень! – громко разглагольствует она. – Статус! Это же сладкая жизнь, Алён!

– Шевцова…

Кто из нас ещё дурочка.

– У него крутая тачка, пальто из последней коллекции модного итальянского бренда, одиннадцатый айфон и заряженные родители. Это мой шанс попасть в мир роскоши и гламура! – мечтательно вздыхает наивная блондинка, и мне становится страшно, потому что глаза её загораются каким-то прямо-таки нездоровым блеском.

– Алла, не всё так просто. Я учусь с такими вот представителями золотой молодёжи. И знаешь, большинство из них – очень непорядочные люди.

– Ерунда! – ничего не хочет слышать она.

Если б ты только знала, Аллочка…

Сглатываю тугой комок в горле, вспоминая, как всего месяц назад, благодаря своим одноклассникам, оказалась раздетой в лесу. В качестве мишени для развлечений. До сих пор по спине пробегает мерзкий холодок.

– Алён, прости, но ты не формат для таких, как они, – выдаёт Шевцова извиняющимся тоном, не забывая при этом критически осмотреть меня с ног до головы.

– И слава богу…

– Глупая. Будь у меня возможность попасть в рассадник отпрысков олигархов, я бы этим непременно воспользовалась! А ты… – она уже в которых раз машет рукой и обречённо вздыхает.

– А я, – поднимаю ведро, полное воды, – мечтаю побыстрее распрощаться с этим серпентарием и забыть школьные годы как страшный сон.

– Ну уж нет. Этого парня я ни за что не упущу. Что если сама судьба дарит мне билет в лучшую жизнь, а? Грех ведь, Алён, не воспользоваться шансом. Такой один на миллион выпадает.

*********

В субботу и воскресенье я работаю. Полные смены – выгода по деньгам и возможность не находиться дома. Сейчас я ещё пока могу себе это позволить, ведь Ульяну бабушка Маша привезёт только в следующие выходные. Сестрёнка тоже умудрилась заболеть. Простуда. Но уж лучше она пусть полечится там. Дома ведь опять не пойми что.

Утро понедельника приносит с собой не самые приятные ощущения. В гимназию я иду без настроения. Словно на каторгу. Отчего-то очень страшно становится. Наверное, потому что мне придётся встретиться лицом к лицу с теми, кого я предпочла бы не видеть совсем.

Снимаю в раздевалке куртку и переобуваюсь, нарочно тяну время. Долго перешнуровываю кеды, пытаясь успокоиться. Потому что несмотря на самовнушение, руки предательски дрожат.

На негнущихся ногах захожу в кабинет истории как раз во время звонка. Сталкиваюсь в дверях с Цыбиным. Он шарахается от меня, как от чумной, и поспешно вылетает из класса, опустив голову так резко, что с носа валятся очки.

Тот его поступок я не забуду никогда. Выманить меня в подъезд – ну разве не подло? Уж от кого, а от него не ожидала. Мне казалось, что скромный, добрый по натуре ботаник, и мухи не обидит. Эх, не умею я в людях разбираться совсем…

Одноклассники замечают моё появление, но также быстро теряют ко мне интерес. Для них я как та муха, которая случайно залетела с улицы погреться. Маленькая, неприметная, но, безусловно, раздражающая. О чём свидетельствует, к примеру, брезгливое выражение лица Вероники Грановской. Её парня сегодня, кстати, нет. Спасибо всем богам!

Вижу, как мне машет Сашка Харитонова. Робко поднимаю пятерню в ответ. Пока иду вдоль парт, снова поражаюсь цвету её волос. Огненные кудряшки красиво подпрыгивают в такт её движениям. Не залюбоваться на эту красоту просто невозможно! Присаживаюсь рядом и достаю из сумки учебники.. Сашка наклоняется ко мне, здоровается и на секунду даже приобнимает. Как будто и впрямь искренне рада меня видеть.

– Как дела? – шепчет она тихонько, пока учитель занят тем, что открывает на интерактивной доске задание.

– Хорошо, спасибо, – смущённо улыбаюсь в ответ.

– Худющая, Лисицына! Надо срочно тебя откармливать. Мне мамка такой вкусный курник с собой завернула! Одна не справлюсь, – подмигивает мне она.

Даже не по себе становится от такого тёплого приветствия со стороны Харитоновой. Ведь мы не сказать, что подруги. Близко никогда не общались. А может, я ищу подвох там, где его нет?

День мой проходит относительно спокойно. Удивительно, но мои обидчики делают вид, что меня не существует. Пилюгин, угрожавший мне пистолетом, весь урок гипнотизирует тетрадь. Бондаренко, который тоже был тогда в лесу, в мою сторону даже не смотрит. И только Абрамов, ловит мой хмурый, блуждающий по классу взгляд и оскаливается. У меня от этого человека мороз по коже, но отворачиваюсь я не сразу. Стойко выдерживаю презрительный, холодный прищур и вздёргиваю подбородок. Не хочу, чтобы он думал, будто я боюсь его.

Но я ведь и правда боюсь. Урок спустя, стоя в рекреации на большой перемене, боковым зрением замечаю, что Ян, пробираясь через галдящих одноклассников, направляется прямиком ко мне.

Я непроизвольно напрягаюсь и сильнее сжимаю пальцами сумку. В панике осматриваю окружающих меня людей. Здесь ведь вроде должен дежурить учитель?

Тело вытягивается в струну, когда Ян подходит ко мне и останавливается совсем рядом. Руки в карманах, взгляд испепеляет мой профиль. Хочется бежать без оглядки, но такого позора я себе позволить не могу.

– С возвращением, Лисицына! – цедит он сквозь зубы.

Молчу и продолжаю смотреть прямо перед собой.

– Как самочувствие? – издевается в привычной для него гадливой манере.

– Не твоего ума дела! – отвечаю, отодвигаясь от него.

– Не дерзи, – напирает на меня в переполненном людьми коридоре и становится на самом деле страшно. Особенно, когда он хватает меня за локоть и больно его сжимает.

– Отпусти меня, – дёргаюсь, но освободиться не получается.

– Запомни этот день… Потому что с него начинается твой ад, – склоняясь к моему уху, произносит он.

Я отшатываюсь от него. Не желая даже просто стоять рядом.

– Помяни моё слово, убогая. Самый настоящий ад, – дёргая уголком рта, обещает он, резко разжимает пальцы и уходит.

Я смотрю ему вслед до тех пор, пока он не исчезает за поворотом. Рассеянно потираю руку, и кажется, только сейчас начинаю дышать. Как бы я не храбрилась, но его угрозы меня испугали. Засели в голове и покоя мне теперь не будет точно. Потому что Ян Абрамов никогда не бросает громких фраз на ветер. Обещал ад? Значит, он мне его устроит.

– Алёнка! – Князев сгребает меня в охапку и отрывает от земли.

– Привет! – улыбаюсь в ответ, забывая на секунду про Абрамова.

– Мы с Паштетом тебя уже заждались! – заправляя за ухо прядь моих волос, сообщает он.

– Лисичка, рад тебя видеть! – Паша обнимает меня и целует в щёку.

– Взаимно, ребята!

– Сегодня после уроков идём ко мне на чай! – сообщает Даня. – Отказы не принимаются, мы итак не виделись целую вечность.

– Дань, может, пойдём в пиццерию? – жалобно просит его Аверин.

Паша, так же, как и я, не горит желанием отправиться к Дане в гости.

– Аверин, я же сказал, отказы не принимаются!

– Да я дышать там боюсь в этом вашем музее, – признаётся Пашка.

Я киваю, соглашаясь.

– Ой, не нудите! – отмахивается друг. – Предков не будет. Так что не парьтесь!

Ну не знаю. Знакомство с его мамой прошло не очень хорошо, и я на самом деле не уверена в том, что хочу встретиться с ней снова.

– Алён, скажи, зачем к тебе подходил Абрамов? – в миг став серьёзным, вдруг спрашивает Даня.

Это так неожиданно, что я не нахожусь с ответом.

– Ну так что? – настойчиво допытывается он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

– Дань…

– Он тебя обижает? Что говорил? – засыпает вопросами и ждёт от меня ответа.

– Князев, что за допрос? – начинаю чувствовать раздражение.

– Алён, просто пообещай мне, что не станешь молчать, в случае чего, – просит меня он.

Берёт за руку и слегка сжимает мои пальцы. От Паши не укрывается этот жест, и мне почему-то становится стыдно и неудобно.

– Обещаю, – киваю я, но знаю наперёд, что втягивать своих друзей в неприятности ни за что не стану…

– Эй, Аверин! – доносится до нас голос невесть откуда взявшегося Беркутова. – Я смотрю, в этом вашем треугольнике осталось только одно место? Место тупого угла?