Текст книги "Девочка-лёд"

Сразу в памяти всплыл тот наш неприятный разговор с матерью.

«Я ж тебя для Паровозовых берегу, идиотка ты эдакая! Они ж все проблемы наши решить могут! А ты! Тварюка неблагодарная, думаешь только о себе!»

Противно. Она говорила обо мне как о товаре. Да к тому же, так откровенно. Думаю только о себе? А она? Она думает хоть о ком-то?

Я отворачиваюсь к стене, потому что из глаз непроизвольно текут горячие слёзы обиды. Мать за всё время моего нахождения в больнице ни разу не позвонила. Ни разу! Может быть настолько наплевать на родного по крови человека? Оказывается, что да, может… Плевать она хотела на то, что Илья ступил на кривую дорожку и превратился в бандита. Ей бы только займы свои погасить, отметить это событие и пойти за новыми. Потому что брать берёт, а отдавать не отдаёт естественно. Нечем.

Жаль, что ни Паровозов, ни кто-либо другой не может решить её главную проблему – алкоголизм.

*********

История с передачками повторяется ещё дважды. Я игнорирую звонки Паровозова и эти его подарки тоже. Оно мне не надо совершенно.

В один из дней происходит одно очень странное событие. Около десяти утра, когда я возвращаюсь в палату с процедур, Платонова начинает истошно вопить.

– Там парень, парень! Под нашим окном. Просил тебя позвать.

Чёрт… Принесла нелёгкая. В этом весь Илья. Не дозвонился, так решил заявиться.

– Скажи, пожалуйста, что меня нет, – тихо прошу её я.

– Сдурела? Я таких парней только в журналах видела и в кино! – восторженно произносит она, поглядывая в окно.

– Нет меня, – приседая на кровать, бросаю я.

– Ой дууура, – цокает Платонова, пошире открывая створку. – Эй, Паровозов, она отказывается говорить с тобой!

– Чего? – слышу я в ответ, и перестаю копаться в сумке.

– Не хочет тебя ни видеть, ни слышать, – заявляет она голосом моего адвоката. – А меня Марина кстати зовууут.

– Марина, передай Лисице, что если она не появится в окне, я залезу вон по этой трубе и придушу её к чёртовой матери.

Вероятно так он и сделает. Второй этаж всего-навсего. Лучше не рисковать.

– Вот ведь придурок! – я хватаю из шкафа свою поношенную куртку и засовываю туда рукава. – Отойди-ка.

Потеснив улыбающуюся во все тридцать два Марину, подхожу-таки к приоткрытому окну. В нос мгновенно ударяет свежий, прохладный осенний воздух. Сегодня на улице пасмурно. Небо серое и затянуто тучами. Похоже, быть дождю.

– Что тебе надо? – всё ещё ломаным голосом спрашиваю я, глядя на Беркутова, стоящего внизу у того самого мотоцикла, на котором мы добирались в Москву с Рублёвки.

Одноклассник одет ну совсем не по погоде. Я бы сказала слишком легко. Светлый джемпер, кожаная мотоциклетная куртка, тёмно-синие джинсы и сияющие идеальной белизной кроссовки. Прямо не парень, а ходячий бренд. Вспоминаю цену свитера, до сих пор оставшегося у меня – и аж дурно становится.

– И тебе привет, Лиса, – лениво растягивая слова в привычной для него манере, отвечает он. – Что с твоим грёбаным телефоном?

– Я тебя заблокировала, – заявляю честно.

Роман усмехается и снова поднимает голову наверх. Рядом задыхается от возмущения Марина. Не то от моей реплики, не то потому что её в этот момент из палаты уводит медсестра. Я застёгиваю молнию повыше. Не хочется рисковать своим хилым здоровьем снова.

– Если ты приехал за своими вещами, то их тут нет. Отдам после выписки, – холодно сообщаю я.

– Оставь себе, – небрежно отмахивается.

– Нет уж, спасибо, обойдусь. Мне не нужны твои подачки.

– Это я уже понял, – почему-то произносит он. Негромко, но я слышу.

Смотрит на меня внимательно. И мне это не нравится, потому что я отчего-то начинаю очень нервничать.

Какого водяного он приехал? Разве не в гимназии сейчас должен быть?

– Ты плохо выглядишь, – огорошивает вдруг.

Сжимаю кулаки.

Ну скотина! И сюда пришёл, чтобы донимать меня. Ирод проклятый!

– Продолжай ходить раздетым, тоже сляжешь с пневмонией. Посмотрим, на кого будешь похож ты! – гневаюсь я.

– Ужас, ну и голос, – продолжает издеваться он. – Не лиса, а волк из «Ну погоди».

Слышу, как за спиной тихо смеётся Согдиана.

Вот же бесит, идиот несчастный! У меня внутри всё клокочет от злости. Вулкан проснулся спящий. Как один из тех, что находится в далёкой Индонезии.

– А теперь ноздри раздуваются как у разъярённого Змея Горыныча, – комментирует он.

– Пошёл ты! – каркаю и захлопываю окно, не в состоянии больше терпеть его насмешки.

До меня доносится его свист.

– Я тебе книжки привёз, зубрила. Циркуль велела сподобиться. Пневмония пневмонией, а Единый Государственный никто не отменял…

Плотно прижимаю окно и поворачиваю ручку. Беркутов всё ещё пялится, и при этом губы его растянуты в лёгкой полуулыбке. Не сдержавшись, демонстрирую ему средний палец.

Исчадье ада! Он и тут умудрился меня достать!

Глава 17

РОМАН

Как дурак. Я прождал её двадцать минут в кабинете Циркуля, но она так и не явилась. Совсем страх потеряла!

Не то чтобы я жаждал объяснять Лисицыной задачки про варенье, которое, согласно решебнику,  регулярно и в разных количествах употребляют Пух и Пятачок… Нет, мне просто надо было дожать её. Услышать от неё правду. Потому что я в бешенстве. На её теле не только синяки от пейнтбольных шариков… Я знаю, отчего бывают похожие полосы.

Абрамов часто организовывает странные развлечения сомнительного характера. Та же игра в «пейнтбол на живца» появилась давно, но жертвами всегда по своей воле становились продажные шлюхи. Которые за деньги готовы были терпеть и не такое…  Чем заканчивалась «охота на мясо» догадаться, думаю, несложно. Чьей краски на шалаве было больше, тот и выиграл. «Приз» получала вся команда. Кто-то участвовал в оргии, кто-то тупо смотрел на всё это дерьмо.

Жестоко конечно, но, твою мать, насколько надо быть конченой, чтобы согласиться на подобное предложение? Деньги… Чёртовы хрустящие бумажки разного номинала и валюты. К сожалению, ради них тёлки готовы на всё. Даже бегать голыми по лесу, зная, что в них будут стрелять. Не дикость ли?

Тогда в своей комнате, глядя на Лисицыну, разукрашенную краской и стоящую в одном белье, я сперва испытал отвращение. Решил, что и она продалась. Разочарование года, не иначе. Но что-то настораживало. То ли дрожащие руки, сжимающие пистолет, то ли этот её взгляд с огромными, испуганными глазищами и трясущейся нижней губой.

Но клянусь, в тот момент у меня и мысли не было о том, что её могли привезти ко мне в дом принудительно. Наверное, потому что соображалось плохо. Злая и мокрая насквозь Лисицына, замершая с пушкой в руке, меня заинтриговала. Я знал, конечно, что она отчаянная, но что б настолько…

Было и ещё кое-что. То, что не давало мне покоя. Её тоненькое, хрупкое, но очень соблазнительное тело, ныряющее в мои шмотки. Это просто взрыв мозга. Бред, но меня прямо штырило от вида своего свитера на Ней.

Завис. Пялился как придурок. Хотелось запретить ей надевать штаны. Потому что я очень красочно представил эти длинные, спортивные ножки на своём мотоцикле.

Однако синяки и ссадины на её теле быстро вернули меня к реальности и отрезвили. Лиса не была продажной девкой, и я своего разрешения на подобные развлечения с её участием не давал. Одно дело стрелять в тех, кто пошёл на это добровольно, по собственному желанию, и совсем другое – выкрасть человека и подвергнуть унижениям.

И снова накрыло праведным гневом… А потом ещё и ещё. Уже когда зажал её в школьном коридоре под лестницей. Впал сначала в кому, потом в ярость, когда увидел полосы от ремня, уродующие нежную, бледную кожу девчонки. И разбитую, припухшую скулу. Её кто-то избил…

Это оглушило меня… Скрутило кишки.

«Всё из-за тебя»

К ремню и насилию над женским полом в целом, я отношусь негативно. В моей семье было так: отец никогда не поднимал руку на мать. Так же, как и Сергей. Но два года назад я гостил у своего деда и стал невольным свидетелем их скандала с бабушкой. Мне тогда почти шестнадцать было. Дед, будучи в гневе, в какой-то момент не сдержался. Ударил жену по лицу, да так, что она к стене отлетела.

Меня понесло в ту же секунду. Я бил его долго. Едва инвалидом не оставил. Потому что для меня его поступок был чудовищен.

Бабушка переехала в Тверь. А деда я с того дня забыл. Так и не отыскав оправдания случившемуся…

*********

На следующий день в школу Лисицына не приходит. Зато ясным солнцем на горизонте показывается  Пилюгин, который чуть в обморок не валится, когда я выныриваю из-за угла. С целью прояснить ситуацию.

Мы за школой у пожарного выхода. Рядом ни души. Боковой в печень без предупреждения. Пилюгин роняет так и не подкуренную сигарету. Громко охая, складывается пополам и оседает на землю, привалившись к стене. Начинает скулить. «Не бей», «не надо».

– Подробности, – сажусь на корточки рядом с ним, корчащимся от боли.

– Ян… сказал… надо привезти.. фф девчонку, – тяжело дыша, начинает он.

– Ну, – требую нетерпеливо, пока тот никак не может оправиться после удара.

– Цыбин… выманил её… Ян схватил. Платком нос. Вырубилась, – сумбурно поясняет он, но и этого достаточно, чтобы понять цепочку событий.

Цыбин? Я не ослышался? Будущее биологических наук? Прыщавый додик в окулярах, всю дорогу тусующийся за первой партой? Теперь ясно за какие заслуги они притащили его ко мне на вечеринку.

Конец тебе, червь книжный. Урою. Закопаю вместе с энциклопедиями.

– Дальше, – требую я и сжимаю шею Пилюгина, надавливая на болевые точки.

– А-а-аа… не надо… Мешок на голову и… фф.. повезли.

Мешок на голову и повезли. Сука… У меня слов нет цензурных.

– В подвал отвели, отпусти. Беркут отпусти, ппппожалуйста, – ноет эта тварь. – А потом игра началась. Всё от отпусти, а…

– Кто пистолетом в неё целился?? Кто, мразь?

Одно движение. Захват. Выворачиваю ему руку.

– А-а-аа, не наа-а-адо! – воет, моля о пощаде.

– Кто? – сквозь зубы.

– Ян… Ян, она… раз де ваться… не хотела.

Как не грохнуть его, а? Где взять выдержку. Где?

– А ты? – выкручиваю сильнее, вспоминая, что сам Абрамов заявил о том, что Лиса разбила Пилюгину голову.

– А-а-а-а… Беркут… боооольно!

Вывих плеча ему обеспечен. Но мне как-то параллельно.

– За что она тебя ударила?

Сжимаю челюсти до хруста. Теперь пазл того вечера собран. И мне остаётся только восхищаться стойкостью и смелостью девчонки. Девчонки, которая вообще оказалась там случайно.

– Поймал… её, чтоб не сбежааала.

– Конченые, – встаю, брезгливо вытирая руки. – Трогали её?

– Нет, – пыхтит он в ответ.

– А бил кто? – поддеваю морду носком ботинка.

– Никто, – машет головой, – никто точно… точно Беркут никто.

Значит, я прав. Что-то произошло с ней после. На лице в ту ночь ничего не было стопроцентно. И опухших полос на бледной коже тоже. Слишком внимательно я её разглядывал.

– Рядом с ней увижу – сядешь в инвалидное кресло. Усёк? – предупреждаю, ощутимо надавливая подошвой на щёку.

–Ддда, ппппрости, я… не хотел.

Сплёвываю рядом и ухожу. Не хотел он. Врёт мразь.

Звенит долбаный звонок. По расписанию геометрия. Минус Пилюгин. Полагаю, он благоразумно отправился в травмпункт с отрегулированным до нужного мне положения плечом.

Циркуль распинается у доски, разжёвывая отупевшим выпускникам понятие центральной и осевой симметрии. Грановская пытается отвлечь меня своей задранной по самое не хочу юбкой. Кладёт руку мне на колено. Гладит, направляясь выше, но я раздражённо сбрасываю её когтистую лапу. Не тот настрой совершенно. Перед глазами всё ещё стоит смущённый и растерянный взгляд Лисицыной. Опущенные ресницы, искусанная до крови на нервной почве губа. Пылающие щёки под моими пальцами. Она не собирается что-либо рассказывать. Сам выясню, раз такая упёртая.

Собственно так я и поступаю. Нарочно жду, когда все ушуршат на перемену. Откидываюсь на спинку стула. Сверлю взглядом классного руководителя. Она щёлкает мышью и невозмутимо пялится в экран, периодически поправляя очки в толстой оправе.

– Элеонора Андреевна, а где Лисицына? – спрашиваю, пытаясь игнорировать бесящие щелчки компьютерного грызуна.

– Что? Донимать некого, Беркутов? – отвечает вопросом на вопрос.

– Пфф, переживаю за наш математический тандем. Мне отчитываться перед Невзоровым. Время идёт, занятия по подготовке к ЕГЭ она не посещает. А там же в голове опилки, – многозначительно вздыхаю.

– Заболела Лисицына. Выйдет – начнёте заниматься, – не отрывая взгляда от монитора, произносит она.

– Заболела… – повторяю вслед за ней.

Думаю. Почёсываю бровь.

– А по поводу лица что скажете? Или сделаете вид будто не заметили? – интересуюсь открыто.

Циркуль тут же заметно напрягается. Поджимает тонкие губы и недовольно косится в мою сторону.

– Сказала, что ударилась о шкаф, – выдаёт гениальное в ответ.

– Это просто смешно, ей богу, – фыркаю я.

– Так Роман! – противным менторским тоном. – Отправляйся на химию.

– Усопший в тысяча девятьсот седьмом Менделеев точно подождёт.

– А вот учитель химии вряд ли! – ворчит Циркуль в ответ.

– Что у Лисицыной за семья? – игнорирую её угрозы.

– Личности родительской общественности, а также семьи воспитанников Гимназии не подлежат обсуждению с учащимися, Роман, – чеканит сурово.

– Ну ясно, – возвожу глаза к потолку и встаю.

А на что я, собственно, рассчитывал? Это же циркуль.

– Роман, – обращается ко мне она, когда я уже почти у двери.

Оборачиваюсь. Вскидываю бровь в вопросительном жесте.

– Оставь эту девочку в покое. Ей итак по жизни тяжко, – сообщает она нехотя.

И что бы это значило…

*********

Всё-таки друзья у Лисицыной – дегенераты. Слушаю их кряканье в столовой. Перетирают в пятницу за обедом тему исчезновения Лисицыной. Я весь обращаюсь в слух, но ничего полезного эти слюнтяи не изрекают.

– Она не берёт трубку…

– Да, со мной тоже на связь не выходит, – соглашается Паша.

– Может, занята? – предполагает Князев.

Имбицил тупоголовый…

– Трое суток занята, что ли?

А это уже проблеск здравого смысла в голове Аверина.

– Мало ли…

– Подождём, может объявится?

Одноклеточные. С такими друзьями-тормозами и врагов не надо. Я-то думал, что у них хватило ума навестить девчонку.

Что касается меня, то я еду домой к Лисицыной только в понедельник после обеда. В субботу – грёбаный пафосный приём в честь моего дня рождения (даже вспоминать не хочу этот цирк), а в воскресенье – у меня две тренировки.

Зачем еду к Лисицыной? Да кто ж знает… Просто еду и всё. Потому что прошла почти неделя, а её всё нет. Стоит, пожалуй, признать, что в школе Лисицына необходима мне в качестве раздражителя как воздух. Я к этому слишком привык.

Район, в котором обитает Лиса, доверия не вызывает. Ряды домов в форме буквы «П». Серая, безликая пятиэтажка – вообще мрак. Это я и в прошлый раз подметил.

Захожу в обшарпанный подъезд, в нос сразу же ударяет запах мочи и дешёвых сигарет. Стены исписаны местными недохудожниками, почти на каждой лестничной клетке пустые бутылки и бычки. Окно на втором лестничном пролёте разбито.

Я, если честно, не представляю, как Лисицына ходит изо дня в день тут одна. В груди как-то странно царапнуло.

На третьем этаже в растерянности останавливаюсь. Чешу затылок. Номера квартиры я не знаю. Решаю постучать в первую же попавшуюся дверь, не успеваю занести кулак, как та приоткрывается на цепочку, являя миру длиннючий крючковатый нос. На такой баранки можно закидывать.

– Чаво надо? – зыркает на меня одним глазом пожилая женщина.

Голимая баба-Яга из русских сказок, отвечаю. Лохматая. Высохшая. Дряхлая.

– Добрый день. (Да я сама вежливость). Мне нужна квартира Лисицыных.

Она презрительно фыркает.

– Мало ли чаво кому нужно. По нтв вчера показывали…

– Ну так номер не подскажете? – громко перебиваю нетерпеливо.

– А ты с какой целью любопытничаешь? – внимательно сканирует меня цепким взглядом. – За спрос надо платить. Времена нынче непростые, знаешь ли…

Я ухмыляюсь и достаю пятитысячную из кошелька. Бизнесвумэн блин.

– А остальное? – нагло интересуется старуха, заглядывая в портмоне.

– А не борзеть? – прищуриваюсь я.

– Ладно, входи, – снимает цепочку, открывает дверь пошире и отходит. – Агриппина Игоревна я.

Вдоль стены идёт по коридору. Меня подташнивает. Квартира выглядит убогой и в ней жутко пахнет старьём и сыростью. Но я всё же иду вслед за ведьмой.

– Сядь, – командует, махнув рукой в сторону табуреток. – Чай, кофэ? За отдельную плату могу налить.

– Обойдусь. Выкладывайте уже, – подхожу к окну и опираюсь спиной о подоконник. – Меня интересуют жильцы. Семья Алёны.

– Тююю, – мерзко улыбается. – Далась тебе она!

– А можно без лишней воды, – недовольно пресекаю её разглагольствования. – Давайте ближе к теме.

– Девчонка живёт с матерью и сестрой, – она тянется дрожащими морщинистыми руками к посвистывающему чайнику.

– А поподробнее?

Бабка наливает кипяток в грязную чашку и долго размешивает ложкой один несчастный кубик сахара. От бесящего звяканья у меня начинает гудеть голова.

– Ну хватит уже! – цежу сквозь зубы.

– Ты чаво такой нервный? Тоже из этих?

– Из кого? – вздыхаю раздражённо.

– Наркош поехавших.

– Нет. Так что с семьёй?

– Мать не работает, пьёт по-чёрному. Да и колется тоже поди.

– Всё?

– Ну и сожители у неё сменяются один за другим. Кого там только не было! Притонище, чё.

Зашибись.

– С участковым нашим спит эта шлюхандра. Он потому её и покрывает. Ночами такое гульё нам тут устраивают! – возмущается громко.

– А вам откуда про участкового известно?

– Знаю, милок, уж поверь. Их дверь, как лист туалетной бумаги.

Ясно теперь, что за дверь. Та помятая, из тонкого железа.

– А сестре сколько?

– Пять или шесть вроде, в садик ходит.

– А о старшей что можете сказать? – всё же рискую спросить я.

– А что старшая? – жмёт костлявым плечом. – Такая же вырастет как мамаша. От осинки не родятся апельсинки.

– С чего вы взяли, что такая же? – цепляюсь я за её слова.

– Ну а чё. За вчера только трое таких вот юнцов наведались! – презрительно кривит губы.

– Ясно.

За рёбрами отчего-то неприятно колет.

– Шарахается по ночам твоя Лисицына, шалашовка, что с неё взять!

Хочется её заткнуть, но я почему-то продолжаю слушать эту грязь.

– А как-то под утро, – склоняется ко мне и тихо шепчет, будто кому-то есть дело до нашего разговора, – они на пару с Валерой из девки дурь выбивали.

– Каким образом?

– Лупили. Я прям слыхала, ага!

– Давно? – прищуриваюсь.

– Так с неделю назад где-то, – кивает она.

– За что?

Во рту так сухо, что хоть сдохни.

– Так за проститутство… Я слыхала, шо мать говорила. Дала ему? Ну-ка говори, блудня!  Дала?Отчитывала.

– Вы у двери Лисицыных сутками, что ли, дежурите? – окидываю её брезгливым взором.

– Ой ну прямо, – отмахивается, шумно отпивая чай. – Так, подметала на лестничной клетке.

– Ночью? – саркастично уточняю и отталкиваюсь от подоконника. – Чище там не стало, – бросаю, проходя мимо.

Старуха настигает меня в прихожей.

– Ты вроде парень приличный. Не связывайся с шушерой, – напутствует она. – Там не семья, а дно! Заразит ещё тебя чем-нибудь. В той квартире такие вакханалии происходят! Мож они на пару с матерью это… оргии устраивают.

Так. Ну всё. К чертям.

Открываю хлипкую дверь и выхожу на лестничную клетку. От той информации, что она на меня вылила, голова пухнет, и всё, чего я хочу – побыстрее выбраться на свежий воздух…

За что били?

За проститутство…

Отлично твою мать!

Глава 18

РОМАН

Нормально дышится только на улице, но шлейф «ароматов» отпускает не сразу. В задумчивости перебираю пальцами свой айфон. Хруст под кроссовками. Чертыхаюсь. Битое стекло…

Замечаю, что у моего мотоцикла трётся какой-то подозрительный тип. Едва он тянет свои культяпки к рулю, я начинаю орать. Обещаю переломать ему все кости, если тронет Хонду хоть пальцем. Терпеть не могу когда прикасаются к чему-то моему.

Бомжара, боязливо оглядываясь, тут же поспешно скрывается за углом. Сажусь на лавку с облупившейся краской и поднимаю голову наверх. Смотрю на то самое окно, которое по моим подсчётам, относится к неблагополучной квартире Лисицыных.

Так всё-таки идти или нет? Надо же выяснить, что с ней? Честно говоря, я в растерянности. Наверное, впервые за долгое время. Эта карга вылила на меня столько инфы, что до сих пор пытаюсь переварить.

Вообще про Лисицыну до сегодняшнего дня мне было известно не многое. Я конечно знал, что она из неблагополучной семьи, но что ситуация там настолько запущена, я не предполагал.

Кажется Ян, ссылаясь на чьи-то слова, говорил, что её мать – легкодоступная баба. Да и сама Лиса товар изрядно попорченный. Предупреждал, мол заразная, будь с ней осторожнее. Якобы её жизнь за пределами гимназии – то ещё дно. Похоже на то, если опираться на рассказы шибанутой соседки.

А с другой стороны… так если порассуждать. Лиса учится на отлично, всерьёз занимается бегом, участвует в олимпиадах и прочей школьной лабуде. Аморальным поведением не отличается, у директора бывает исключительно в паре со мной, школу вроде как не прогуливает и ни с кем из учащихся гимназии не мутит. (Друзья-придурки не в счёт). А могла бы, между прочим… Иногда я слышу, как её обсуждают одноклассники. Да тот же Ян, брезгливо морщит нос, а сам то и дело пялится на её ноги. Ноги от ушей.

Помню, что Осипов из параллельного пытался подкатывать к Лисицыной прошлой весной, и Коробов хвостом ходил за ней пару недель подряд. Отшила. Лаухин из десятого (Пушкин недоделанный) до сих пор стихи сопливые ей пишет, а любвеобильный Фёдоров кидает в её сторону многозначительные взгляды из разряда «хочу-не-могу» уже второй год подряд. И это только те воздыхатели, о которых я знаю.

Реакция Лисицыной на всех одинакова: девчонка холодна как лёд. Носом воротит, шарахается. Может конечно по той причине, что за дверьми школы у неё и без того личная жизнь фонтаном бьёт.

Я опять бросаю взгляд на окно. Что я тут забыл вообще?

– Нет их, – слышу за спиной.

Поворачиваюсь и замечаю божий одуванчик, пасущийся на грядке. Пожилая женщина с белыми как снег волосами медленно передвигается вдоль клумбы. Согнулась колесом, одной рукой держится за поясницу, а второй – бычки собирает и складывает в пакет.

– Доброго времени суток, а где они?

– А тебе зачем? – вопросом на вопрос.

Опять двадцать пять. Вторую пятитысячную, что ли, готовить? Прямо участие в программе поддержки малоимущих категорий граждан.

– Я одноклассник Алёны, Роман.

– Арина Васильевна, – срывая сорняк, представляется она.

– Алёна не посещает школу, мы с друзьями переживаем, – делаю участливое лицо.

По правде говоря, произнести «Алёна» непривычно до ужаса. Обычно я так её не называю.

– И правильно, что переживаете, – тихо отвечает мне женщина. – В больницу девочку увезли.

В больницу? Ни черта себе. Я аж напрягаюсь весь от таких новостей.

– И давно? – поднимаюсь с лавки, убирая руки в карманы.

– В субботу ночью, когда бабушка её приехала.

– Так а что с ней? – сразу мимоходом засыпаю её вопросами.

– Заболела сильно. Маша сказала, что пневмонией.

Да твою мать…

– Соседка ваша даже не удосужилась мне об этом сказать, – бубню под нос.

– Эт которая? – прищуривается Арина Васильевна или как там её.

– Так с третьего.

– Ооо, – она усмехается. – Эт Агриппина что ль? Нашёл с кем кумекать. Она ж хуже Андерсена. Да и сплетница та ещё. На кого хочешь грязь выльет. Скандалы-интриги-расследования. В лучших традициях нтв.

– Ой змеюка какаааая! – доносится с балкона от той самой любительницы нтв. – Поговори мне там ещё!

Моя правая бровь медленно ползёт вверх. Выходит, что старая карга подслушивала наш разговор.

– Скройся в своей норе, Грипп, – отмахивается от неё старушка и продолжает ковыряться в земле.

– Чтоб тебя в это полнолуние черти с собой забрали! – прилетает сверху.

– Я в бога верю, а черти – это по твоей части! – парирует бабушка-одуван в ответ.

Так, надо валить отсюда.

– Номер больницы не подскажете случайно? – спрашиваю на всякий случай.

– Так откуда ж…

– Ясно, спасибо.

– Бывай…

Запрыгиваю на мотоцикл. Слышу, как эти двое снова начинают песочить друг друга. Набираю помощника Сергея, Виталия. Он-то и подскажет мне в какую больницу загремела Лиса…

*********

– Это Вы со мной поговорить хотели? – осматривая меня с ног до головы, спрашивает белобрысый додик в очках.

– Я, – поднимаюсь со стула.

Тошнит уже от запаха хлорки. Сегодня мой нос прям тест проходит на выносливость… Доктор Айболит хмыкает.

– Ну тогда проходите ко мне в кабинет, молодой человек, – бросив короткий, оценивающий взгляд на мои ролексы, предлагает он.

– Буду признателен, Евгений Павлович.

Прохожу вслед за ним в маленький кабинет. Кабинет, напоминающий период совка.

– Присаживайтесь…

– Роман, – подсказываю ему я.

– Прошу, – указывает рукой на стул.

Интеллигента строит из себя. Ну ладно.

– Не буду ходить вокруг да около, – хмуро осматриваю его обитель. – Мне не нравится ваша больница. Она устарела, персонал – подуставший, оно и не мудрено с вашими зарплатами. Условия для лечения – тоже так себе.

Калинин усмехается, продолжая с плохо скрываемым интересом меня разглядывать.

– Пару дней назад к вам поступила девушка. Алёна Лисицына, восемнадцати лет. Я знаю, что на данный момент вы являетесь её лечащим врачом. Так вот, Евгений Павлович, мне надо, чтобы девчонка чувствовала себя здесь хорошо – это раз. Чтобы получила эффективное лечение – это два. И чтобы на протяжении всего периода нахождения здесь она была под вашим личным контролем. Три собственно.

Его кустистые брови во время моего монолога ползут всё выше и выше, а когда в моих руках появляется пухлый конверт, у него приоткрывается рот, а маленькие мерзкие глазки начинают лихорадочно блестеть.

– Взятку предлагаешь, что ли? – прищуривается «белый халат».

– Мы на ты не переходили, Женя, – одёргиваю его я, кидая на стол конверт с баблом. – Если моё предложение тебе не интересно, то обращусь к твоим коллегам. Уверен, прибавка к зарплате размером в несколько этих самых зарплат, будет весьма кстати любому из врачей.

Айболит недоверчиво косится на конверт.

– За молчание доплачу отдельно. Не надо распаляться на тему спонсорства с моей стороны. Мы с девчонкой в контрах.

– А зачем тогда помогаешь? – всё же не выдерживает и заглядывает в конверт Калинин. Аж рука правая затряслась.

– А это, Женя, тебя уже не касается, – вытягиваю ноги.

– Лекарства есть хорошие, зарубежные. Правильная и качественная терапия позволит девушке быстрее излечиться от пневмонии и уберечься от ряда неприятных последствий, – деловито вещает он, поправляя очки на вспотевшем от волнения носу.

– Замечательно. Схватываешь на лету. Ещё вопрос. Что вообще у неё со здоровьем? Есть заболевания какие?

– Изучу анализы и расскажу, – отвечает он, убирая конверт в ящик стола.

– Так не с этого ли начинается подбор лечения?

– Её изначально другой врач принимал…

– Да по хер, теперь ты как мама-утка следишь за ней днём и ночью. И без фокусов. Связи у меня серьёзные, а рука тяжёлая, – поднимаясь со своего стула, предупреждаю я.

Он качает головой. Очевидно, поражён моей наглостью.

– Ясно.

– Молоток. Понятливый, – хватаю ключи от хонды со стола. – Завтра продукты привезу. Пусть медсестра ей отнесёт.

– Аттракцион невиданной щедрости, – язвит он. – Если б не видел её синяки на теле, подумал бы что попахивает романтикой.

– Это что за намёки? – в два шага добираюсь до него и хватаю за грудки.

– Спокойно, Роман, я подумал, что…

Тряхнув его, убираю руки.

– Не ты, так не ты… Мы уже ментам хотели наводку дать.

Внимательно разглядываю гадливого докторишку.

– Девчонка со слезами на глазах просила этого не делать.

– Объяснила почему? – прищуриваюсь.

– Нет.

– Я сам разберусь. Не сообщайте пока.

– Хорошо.

Подхожу к двери и кладу ладонь на ручку. Оборачиваюсь.

– Давай, Айболит, до встречи. Не подведи.

*********

Третий раз. Она вернула пакет снова. Клянусь, пар из ушей сейчас повалит. Олеся, медсестра, с которой я легко нашёл контакт, растерянно смотрит на меня. На лице застыло виноватое выражение.

– Раздай людям, – бросаю раздражённо. – Книжки эти передашь ей?

– Ага…

Киваю и спешу убраться из здания больницы. На дух их не переношу. Слишком много времени в них проводил Савелий. Эти характерные для медучреждений запахи преследуют меня по жизни.

Мысли опять возвращаются к донельзя принципиальной Лисицыной. Бесит. Упёрлась как баран и ни в какую. Подумаешь, пакет с провизией. Зря что ли продавщица элитного продуктового магазина выбирала самые красивые яблоки, самую крупную голубику и натуральные соки без ГМО?

Могла бы просто принять и не выпендриваться. Не знаю почему, но её поведение раздражает неимоверно.

«А то ты не знаешь почему!» – резонно замечает голос, сидящий в печонках.

Выхожу на улицу. Мотоцикл оставлен у широкого дуба, и я уже раздумываю на тему того, чтобы сесть на него и свалить, но в голову приходит бредовая идея. Надо увидеть девчонку. Убедиться, что Айболит не врёт и бросить ей для тонуса пару колких фраз. А то совсем там скуксилась по ходу.

Поворачиваюсь и смотрю на окна.

– Лисицына! – ору гневно.

Отказалась от пакета, так пусть хоть соизволит высунуть наружу свой курносый нос. Занавески на окнах в соседних палатах колышутся и приоткрываются. Кто-то выглядывает. Незаметно, как им кажется.

– Лисицына! – горланю истошно.

Наконец, в нужном окне замечаю девичий силуэт. Створка приоткрывается.

– Привет, – здороваюсь холодно. – Мне нужна Лисицына.

– Привет, – расплывается в приторно-сладкой улыбке девчонка.

– Позовёшь её? – вскидываю бровь.

– Ой, подожди, – она исчезает, но уже секунд через  двадцать снова появляется в окне.

– Ну, – спрашиваю нетерпеливо.

– Эй, Паровозов, она отказывается говорить с тобой!

– Чего?

Что ещё за Паровозов? Бредятина.

– Не хочет тебя ни видеть, ни слышать, – заявляет девчонка. – А меня Марина кстати зовууут.

Ну Лисицына… Замечательно.

– Марина, – обращаюсь я к ней, и в голосе на удивление абсолютное спокойствие. – Передай Лисице, что если она сейчас не появится в окне, я залезу вон по этой трубе и придушу её к чёртовой матери!

Так и сделаю.

Девчонка кивает, исчезая в комнате. Я нетерпеливо жду. Через пару минут у окна появляется моя одноклассница.

– Чего тебе надо?

Голос её звучит плохо. Слабо и хрипло. Да и выглядит она чересчур бледной.

– И тебе привет, Лиса, – здороваюсь мрачно. – Что с твоим грёбаным телефоном?

А я ведь звонил ей. И не раз…

– Я тебя заблокировала, – выдаёт честно и самодовольно.

Я хохочу и поднимаю вверх  голову.

– Если ты приехал за своими вещами, то их тут нет. Отдам после выписки, – холодно обещает она.

– Мне они ни к чему. Оставь себе!

– Нет уж, спасибо, обойдусь. Мне твои подачки не нужны.

– Это я уже понял.

Повисает нелепое молчание. В течение которого мы тупо разглядываем друг друга.

– Ты плохо выглядишь, – сообщаю я.

– Продолжай ходить раздетым, тоже сляжешь с пневмонией. Посмотрим, на кого будешь похож ты! – злится она.