Текст книги "Руны огненных птиц"

Поднималась яркая луна, освещая снежную дорогу, изрытую волокушами. От леса исходила густая тьма. Очертаниями своими он походил на огромного спящего великана, которого припорошило снегом. Иголка, прежде шедшая впереди, струхнула и пропустила Ситрика вперёд. Правда, идти позади ей стало ещё страшнее, и она поплелась сбоку от парня, растаптывая лыжню. Ситрик обернулся, проверяя, не потеряли ли они из виду Ве, но тот ещё не скрылся за поворотом – его красный глаз пламенника над воротами светил сквозь ветки. Они отошли совсем недалеко – тот же путь Ситрик прошёл, когда вышел на дорогу со стороны Восходного озера.

Они прошли последнюю ферму, и Иголка тут же вцепилась в руку своего спутника.

– Теперь налево, – прошептала она и указала рукой. – Туда, куда сворачивает лыжня.

Та вела прямо в лес.

– Мы же подойдём ближе? Пока не вижу здесь ничего, – произнёс Ситрик.

Они углубились в лес. Ида, напуганная зимой и темнотой, не отпускала рукава. Ситрик, привыкший к ночёвкам вдали от какого-либо жилища и самым разным веттирам, скрывающимся в тени деревьев, шёл уверенно. Вот только топтать чужую лыжню ему было совестливо.

Лыжня свернула один раз, и тут же среди елей показался небольшой дом с покосившейся крышей. Он выглядел немногим лучше того жилища, что служило входом в чертог альвов. Не было забора или каких-то пристроек, лишь слегка расчищенный снег у порога.

– Вот он, – прошептала Иголка. – Мы же дальше не пойдём?

Было тихо, только шуршал снег под ногами да скрипели стволы, и звук этот походил на хруст костей. В черноте вязли все прочие звуки. Страх Иголки передавался и Ситрику, но ему всё равно хотелось подойти чуть ближе.

– Давай ещё пройдём, – также шёпотом ответил Ситрик.

– Дьявол тебя побери! – испуганно прошипела Ида и тут же зажала себе руками рот. Зажмурилась.

Ситрик не удивился бы, если девушка начала молиться, чтобы защититься от беспричинно упомянутого зла. Этим Иголка и занялась, тараторя слова так, что те сбивались в один поток.

– Дьявол меня уже побрал, – хмыкнул он, и Ида бросила на него рассерженный взгляд.

Но стоило ему ступить ещё один шаг по направлению к дому, как от его стены отделились очертания невысокого человека в длинном плаще. Человек напряжённо замер, явно смотря в их сторону. Он видел их. Чёрный человек чуть склонил голову, в руке его блеснул нож. Тут же из-за его спины вперед бросилась собака, громко лая на непрошеных гостей.

Иголка шумно вдохнула и отпрянула, потянув за собой Ситрика. Тёмная собачья тень приближалась к ним, продолжая рвать глотку. Ситрик медлил. Собака его не напугала – слишком от неё много шума. Такие обычно не нападают. Он прищурился, пытаясь разглядеть неясный облик человека, который, может быть, был колдуном, и лишь после попятился назад. Незнакомец стоял, не шевелясь и не издавая никаких звуков, – не подзывал и не подначивал собаку, не прогонял непрошеных гостей, а лишь смотрел, продолжая сжимать в правой руке нож.

– Пойдём отсюда скорее, – шумно прошептала Иголка.

Ситрик пошёл за ней следом, не упуская из виду собаку. Та продолжала надрываться, пугая Иду ещё больше. Наконец они вернулись на дорогу, и Иголка тут же набросилась на Ситрика:

– О чём ты вообще думал? – бушевала она. Её тонкий голосок походил на беличье стрекотание.

– Думал, кто это такой, – ответил Ситрик. – Я слышал от местных, что колдун давно пропал. Но кто это тогда был? Кто теперь живёт в его доме?

– Да мне плевать! – взвизгнула Иголка. – Ты не подумал, что нас могла разорвать на части эта собака? Не подумал, что нас могли заколдовать?!

– Вряд ли эта собака напала бы на нас. Судя по лаю, она немногим больше кошки.

– А вот человек с ножом был значительно больше кошки!

Ситрик промолчал, не зная, что ответить. Он был так близок к разгадке, что ничто его в тот момент не страшило. Он вздохнул. Надо будет вернуться сюда днём без Иголки.

Они пошли по дороге назад, а над их головами распластался сияющий тысячами звёзд Путь вечно странствующих птиц. Ситрик посмотрел наверх, и его неожиданно одолела тревога.

– Спасибо тебе, что показала мне это место, – негромко произнёс он, нагоняя спешащую в город Иголку.

– Пожалуйста! – со злостью бросила она.

Когда за спиной остались фермы и перед ночными путниками выросли тёмные городские стены, девушка вдруг расплакалась. Негромко. Украдкой она стирала слёзы. Ситрик мягко тронул Иголку за плечо.

– Прости, – прошептал он.

– Ничего, – пролепетала Иголка. – Я просто испугалась. И за тебя, дурака, тоже!

Они остановились у ворот, немного не доходя. Вытащив из-под кафтана рукав нижней рубахи, Ида смахнула слёзы с ресниц.

– Не хочу возвращаться домой в слезах, – негромко пояснила она.

Ситрик понимающе кивнул. Он поднял глаза наверх, пытаясь зацепиться глазами за пушистые точки звёзд, но вместо этого увидел, как со стороны леса ленивыми всполохами наползают зеленоватые вспышки сияния. Ещё неуверенные, бледные, переменчивые.

– Пляска духов, – ахнула Иголка – она тоже обратила свой взор на небо. – Им уже не терпится, когда их помянут за праздничным столом.

Они смотрели на сияние как заворожённые. Слёзы Иголки высохли – теперь она лишь хлюпала носом, но, скорее всего, от холода. Это было первое сияние для Ситрика в эту зиму – почти всю пору пляски он пробыл в вечном лете, властвующем в чертогах альвов. Он смотрел на всполохи и думал, что они хотят сказать ему: сулят ли они близкое счастье или пытаются сообщить о беде?

– Пойдём, – вдруг прошептала Иголка, снова взяв Ситрика под руку. – Нельзя оставаться в Йоль в лесу. Наверняка злые веттиры уже бродят вокруг и ищут, кем бы полакомиться.

– Пойдём, – согласился Ситрик.

Он проводил её до дома, где Иголка поселилась с братьями и отцом, а после поскорее пошёл к жилищу Эйрики, чтобы не попасться тем на глаза. Сияние становилось смелее и ярче, захватывая бо́льшую часть неба. Вскоре оно заслонило собою и Путь Птиц, лишив его яркости и света. Оно было похоже на цветной ветер, дующий в самой верхней части небесного черепа. Выше него были только звёзды.

Постучав, Ситрик зашёл в дом Эйрики, отряхнув башмаки от снега. Старик со старухой и дети уже спали, рядком расположившись на широкой лежанке. Женщина сидела у очага, и её безжизненный взгляд был прикован к тлеющему очагу. Она даже не подняла глаза на Ситрика, когда тот вошёл в тёплую комнату. В доме было холодно. Ситрик, тихо пройдя мимо Эйрики, подложил немного дров в слабый огонь.

Её муж и старшие дети не вернулись к празднованию Йоля.

Семья Эйрики не вернулась и под утро. Женщина просидела у очага без сна всю ночь, заснув лишь ближе к рассвету, но тогда её разбудили голодные дети. Эйрика готовила много мяса, рассчитывая на всех. Слепой старик подгонял её, бранился, сетуя на то, что нерасторопной хозяйке стоило приготовить еду ещё вчера, а не в первый день празднования.

Часть пищи до́лжно было отнести в Большой дом к общему пиру, а ещё часть – отдать в качестве угощения лесным духам. Отобрав лучшие кусочки, Эйрика понесла их к болоту за городской стеной вместе с Ситриком и старшей из погодок. Юноша понял, что лучшим мясом женщина хочет задобрить духов, чтобы те были милостивы к её семье.

Шли они молча. Лишь у красивой пушистой ели, под которую Эйрика поставила горшочек с пищей и кусочек хлеба, женщина проронила несколько слов, сбивчиво молясь то старым богам, то новому – кто-нибудь из них да услышит. Ситрик стоял в стороне, держа девочку за руку, чтобы та никуда не сбежала.

– Ель зелёная, – задумчиво проговорила девочка. – Она одна живая в лесу?

– Да, – ответил Ситрик. – Живая, как напоминание о том, что зима не вечна.

– Хочу уже, чтобы она закончилась, эта зима.

– Тебе не нравится?

– Холодно очень. А ещё мама грустная. Летом она была весёлая.

– Не из-за зимы она грустит, – негромко ответил Ситрик, надеясь, что Эйрика не слышит его.

– Я знаю. Но всё равно летом она была весёлая.

– А ты что, не скучаешь?

Девочка отрицательно мотнула головой.

– Не хочу, чтобы Рагне вернулся. Он меня бьёт.

– Кто такой Рагне?

– Мой старший брат. Давай, если он вернётся, то ты его тоже стукнешь как следует.

Ситрик неопределённо фыркнул, грустно усмехнувшись.

Пока Эйрика молилась, он посмотрел в ту сторону, где стояло покосившееся жилище колдуна, напоминая себе об обязательстве.

Наконец они вернулись в город. Под каждой крышей жилого дома висел зелёный венок из омелы. Меж низких заборов ходили нарядные женщины, хозяйки домов, расстегнув кафтаны так, чтобы было видно бусы и серебро. Они заглядывали в гости к соседям, поздравляли их и одаривали подарками, обменивались едой. По ледяным дорожкам бегали дети, сбивая с ног. В город вернулись и мужчины, чтобы отпраздновать Йоль, а потому Ве снова казался живым и богатым. Он больше не походил на разорённое гнездо. Скорее на муравейник в лесу.

Скоро уж снова на землю должна была обрушиться ночь, и снова небо было ясным, прозрачным от мороза, как стекло. Цветом оно было похоже на голубые бусины в женских ожерельях, что так охотно показывали богатые хозяйки.

Только Эйрика была одета скромно, совсем не празднично. К ней подошли подруги, вручили венок из омелы, оплетённый красной лентой. Эйрика приняла дар, грустно улыбнувшись, а после рассказала, что её муж и старшие дети не вернулись из нового города. Кто-то тут же нашептал ей, что в ещё одном доме не дождались мужчин, и лицо Эйрики побледнело. Плохие вести…

Стемнело. Пришла пора идти к Большому дому на пир ярла Хромунда, где, верно, собрался уже весь город. Эйрика, как и обещала, никуда не пошла, оставшись с пищащими детьми, жаждущими попасть на пир.

Большой дом радостно шумел, так что было слышно даже на краю Ве. Будь Ситрик пьян или слеп, то всё равно с успехом добрался бы на зов радостных громогласных песен. Когда кругом ночь, холод и страх, нужно веселиться, чтобы показать богам и духам, что никто не испугался зимы. Пусть она ходит за стенами сердитая, бессердечная, проклятая со своим преданным псом, похожим на жуткого волка, пусть стучится в двери, да только никто её не впустит в дом и не приютит. Пусть она останется одинокой и злой, обиженной на все миры и человеческий род.

Когда Ситрик вошёл в Большой дом, придерживая на плече Холя, трепещущего чёрными крыльями, гости умолкли, испугавшись и приняв его за аса воронов. Но после рассмеялись, рассмотрев, кого они приняли за старца.

Его усадили за стол, и рядом тут же появилась краснощёкая Иголка, устроившаяся по правую руку. Ситрик понял, что опоздал к началу пира – дюже добрые и сытые лица были у гостей ярла. Такие бывают только от изрядного количества пива.

– Ты одна? А твои братья где? – спросил Ситрик, обращаясь к Иголке.

– Уже ушли. Отцу нездоровится.

– Я что-то уже пропустил?

Откуда-то взявшаяся служанка уже наливала ему пенный напиток. Он даже не успел поставить на стол мясо, что принес с собой в дар от Эйрики.

– Ох, такую интересную историю! – Глаза Иголки загорелись. – Ярл и его люди обсуждали случай, произошедший в середине осени в Онаскане. Говорят, что сестра Лейва, боясь расправы нового конунга, сбежала со своим другом на купеческом корабле.

– Сестра Лейва? – Ситрик нахмурился. – Может быть, жена? Её звали Тила?

– Ты-то откуда знаешь? – взвилась Иголка. – Да, Тила. А друг её… как же его… Хья…

– Хьялмар? Её брат.

– Всё-то ты знаешь уже! А вот не буду рассказывать! Да, Хьялмар.

Ситрик хмыкнул и пригубил напиток, пряча лицо за кружкой.

– Так вот, жена Лейва и друг её сбежали со служанкой. Это я уже, кажется, сказала. Так вот, слушай! Этот друг её, чтобы его не узнали, сбрил бороду и переоделся в женское платье. Назвался женой купца и был таков! Его без бороды никто не узнал! А ещё он был такой пузатый, что городская стража спросила у купца: не страшно ли им выходить в море на таком позднем сроке? А ну как жена купца родит прямо в море!

Иголка звонко захохотала. Смех стукался о её острые зубки.

Ситрик нахмурился, пытаясь понять, что могло статься в Большом доме Онаскана, пока он странствовал. Ему стало дурно от мысли, что всё это произошло по его вине, так, что пиво и еда чуть не полезли назад. Иголка продолжала смеяться, ковыряя пальцами мясо в своей миске. Люди рядом с ней, припомнив историю о Тиле, также развеселились пуще прежнего.

Если бы Ольгир не погиб по его вине, всего бы этого не было…

Чёрные мысли, какие ему удавалось прогонять всё то время, что он был у альвов и у Эйрики, вновь полезли в голову, наполняя её нестерпимым звоном. Прошлая жизнь в Большом доме нагнала его здесь, в Ве, хотя он надеялся, что обронил её где-то по дороге, так что больше не придётся о ней вспоминать.

Звон усиливался, и все голоса, летающие над столом с яствами, превратились в нестерпимый гул. Ситрика бросило в холодный пот.

Если бы не Ингрид… Если бы не он сам…

«Ингрид, тролль бы тебя побрал! Лишь бы не пришла снова!»

– Эй, ты чего?

Это был взволнованный голос Иголки. Она положила руку на ладонь Ситрика и теперь пыталась заглянуть ему в лицо, только тот прятался за волосами.

– Тебе плохо? Душно? – участливо спрашивала она. – Ты же только пришёл… Хочешь, пойдём на воздух.

Ситрик зацепился за звук её речи, выныривая из рек тревоги, потекших по его жилам вместо крови. Он зажмурился и, опустив кружку, потёр виски.

– Уже лучше, – пробормотал он.

Иголка продолжала буравить его глазами, совершенно чёрными в свете жировых ламп, расставленных на столе. Наверное, у него сейчас были такие же.

– Охотница же ты до новостей, – хрипло произнёс Ситрик.

Иголка улыбнулась и наконец выпустила его ладонь. Носик дёрнулся, и её круглое личико снова напомнило Ситрику бельчонка.

Он осторожно отпил из кружки, не зная наверняка, станет ли ему лучше от здешнего пива, или же он, напротив, погрузится в ещё более глубокие пучины страха, которыми полнилась его голова.

Иголка рассказывала Ситрику всё на свете, что знала сама, и то, что успела услышать за столом. Иногда она повторялась в историях и озвучивала их по второму кругу. Парень был благодарен ей за эту болтовню. Медленно цедя свой напиток, Ситрик вскоре сумел успокоить свои мысли.

Кто-то из мужчин позвал его, назвав странником, и спросил, покажет ли он трюки с птицей, какие представлял внукам слепого Ньяла. Недолго думая Ситрик откликнулся. В который раз Холь перескакивал с одной его руки на другую, повторял фразы и щедро сыпал ругательствами, радуя народ. Мужчины и женщины хохотали, наперебой лезли к Холю, желая спросить что-нибудь у галки да получить остроумный ответ. Огненная птица охотно отвечала, и Ситрик лишь успевал просить его выдавать меньше брани, чтобы их двоих не прогнали с пира взашей.

Отвлечь народ от птицы удалось только танцами. Раздвинули столы, роняя на пол миски с остатками еды. Под ногами сновали бесстрашные кошки, подбирая объедки и кости, блестящие от жира и сока.

Музыкант играл отвратительно, так как на стройке он ушиб несколько пальцев, и вскоре тальхарпа оказалась на коленях Ситрика, чему парень был несказанно рад. Он тронул смычком струны нового инструмента, точно знакомясь с ним. Тальхарпа была куда меньше той, что была у Эгиля, и звуков на ней умещалось меньше, а потому, не мудрствуя, Ситрик принялся играть простую танцевальную мелодию на радость гостям. Тут же к нему присоединились мужчина с костяной флейтой и ленивый старый музыкант с лирой, изрядно пьяный.

Некоторым на полу было тесно, и двойка молодых ребят взобралась на стол, танцуя и хватая друг друга под локти. Иголка, хохоча, забралась к ним, и парни подхватили её под руки. Они танцевали, высоко вскидывая ноги. Стол трясся под их босыми ступнями. Иголка визжала от удовольствия, наверняка радуясь тому, что никто из её братьев не наблюдал это представление. Ситрик смотрел на танцующих и улыбался, поражаясь их счастливой дурости. Сам бы он так не смог.

Руки его уж устали колдовать музыку над инструментом, но танцы всё не прекращались. Не выдержав, Ситрик выдал последний громкий и ломкий звук и опустил руку, потряхивая ею. Флейтист, улыбаясь, отнял от губ дудку, тяжело дыша, а старик с лирой, давно окончивший игру, неспешно тянул из рога пиво. Танцоры остановились и принялись хлопать в ладоши.

– Играй ещё! – кричали одни.

– Да дайте перевести дух! – стонали другие.

В доме стало жарко от дыхания и танцев. Отложив смычок, Ситрик откинул волосы с потного лба, отпил из своей кружки ещё холодного пива.

– Фу, пиво! – сказала Иголка, пристраиваясь рядом. Догадливая, она где-то раздобыла полный кувшин воды и с готовностью протянула его Ситрику.

Старый музыкант, положив на стол свой опустошённый рог, принялся играть что-то грустное и тихое. Флейтист молчал, зная, что его громкий инструмент перебьёт робкий и прекрасный тон лиры. Ситрик прислушался к музыке, думая, сможет ли он подыграть, но только тронул он смычком белые струны, как Иголка поднялась и стала рядом с ним с хитрой улыбкой.

– Если бы не эта говорливая дева на твоих коленях, я бы пригласила тебя танцевать, – произнесла она.

– Прости, я занят, – ответил Ситрик с той же улыбкой.

Иголка не обиделась, коротко хохотнула и тут же исчезла в толпе танцующих, где собирался хоровод. Вскоре на её голове уж красовался венок из омелы, который она сорвала со стены.

Ситрик отложил инструмент, решив выйти во двор. Мороз объял его тело, целуя в разгорячённые щёки. Изо рта вырвались клубы пара. Ситрик поднял голову и увидел, что всё небо было разукрашено зелёными огненными, сияющими лентами, куда более яркими и смелыми, нежели те, что пытались поселиться меж звёзд вчера. От сияния было светло, точно несколько полных лун взошли на небо. Однако с восхода уже наползали тёмные густые тучи, полнящиеся снежными вихрями и злобой зимней госпожи.

– Красота, – протянул Холь и вспрыгнул на крышу. – Иногда я забываю, почему вообще оказался в этой северной глуши. А потом вижу сияние, и всё мне снова становится ясно. Вряд ли я увидел его, если бы остался у альвов.

Последние слова он произнёс с тихой горечью, которую пытался скрыть, но она не утаилась от Ситрика.

– Наверняка в тех местах, где ты бывал прежде, тоже есть свои красоты.

– Есть, конечно, – фыркнул Холь, встрепенувшись. – Знаешь, в последние дни всё меня тянет куда-то, как будто домой. Только я не знаю, где он, мой дом. Сегодня я скажу, что дом мой в Ве, потому что здесь я сплю и здесь вижу северное сияние. Но что я решу завтра?..

– Мне тоже хочется домой, – признался Ситрик. – Я так давно не видел матушку. Наверняка она считает, что я сгинул. Не хочу, чтобы она так думала…

– Ну и разговор у нас, – небрежно рассмеялась огненная птица. – И при этом я не выпил ни капли пива!

Когда Ситрик вернулся в дом, то обнаружил, что столы вернули на место и служанки вновь хлопотали, расставляя новые яства. Иголка смешно уселась на скамейку, широко расставив ноги, чтобы занять место им обоим. Увидев Ситрика, она заулыбалась, а потом зевнула – её слегка клонило в сон. Время было позднее.

– Там красивое сияние, – сообщил Ситрик, ссаживая Холя на стол. Тот вытащил из общей миски кусок мяса и принялся разрывать его. – Больше и шире, чем вчера.

– Ух ты! Хочу посмотреть, – произнесла Иголка, но, судя по тому, с каким рвением она уплетала бараньи рёбрышки в сыворотке с кислой капустой, смотреть в свою миску ей было куда интереснее.

После снова пили, но больше не танцевали – пели и слушали. Старик-музыкант рассказывал про высоких жителей гор и про могучего сына Гримнира, отправившегося на рыбалку вместе с хитрецом. Иголка, набив живот, слушала музыканта вполуха, подперев рукой голову. Голос у старика был убаюкивающий, но Ситрик сидел в волнении, ожидая, вдруг ему представится случай тоже что-то рассказать. Он верил, что его речи будут куда интереснее речей музыканта. Ситрик посматривал на ярла, о чём-то перешёптывающегося со своими хускарлами, да на прочих людей. Пьяные лица гостей стали грустны от слов музыканта, хотя тот рассказывал весьма весёлую историю.

Вот бы примерить на себя шкуру скальда!

Но Ситрик до последнего не понимал, сможет ли он побороть свою робость, а потому сидел, вытянувшись словно струнка, и слушал биение своего взволнованного сердца.

Вдруг Иголка толкнула его в плечо. Парень встрепенулся. Пальцы её скользнули по его руке и тронули ладонь. Кожа её была холодна, как лёд, несмотря на духоту в доме.

– Пошли наружу, – тихо сказала она. – Тут скучно.

Ситрик, одновременно расстроенный и радостный от того, что не доведётся испытать ему себя в качестве скальда, кивнул. Он подставил руку Холю, усаживая того себе на плечо. Они украдкой встали из-за стола и пошли к дверям. Ситрик подхватил с пола свою куртку, вытащив из её рукава шапку и шарф. Иголка же даже не потянулась за своим платочком.

– Ты не замёрзнешь?

– Нет, – ответила Иголка.

Они вышли во двор. Девица постояла немного, глубоко вдыхая морозный воздух. Сияние скрылось за тучами. Медленно падал густой снег, скрывая весь мир.

– Свежо, – прошептала она, подставив лицо снегу, и уголки её губ дрогнули в улыбке. Сонливость наконец спала с её плеч тяжёлым плащом. – Хочешь, я покажу тебе другой путь до дома колдуна? Услышала тут от мужчин за столом…

– Ты не боишься идти куда-то ночью?

– Нет, – произнесла Иголка, поправляя венок на голове. – Тут не так уж и далеко.

Ситрик нахмурился: это было совершенно непохоже на Иду. Может, пока он не видел, она отпила из чужой кружки пиво и превратилась в бесстрашного котёнка. Но, кажется, горький вкус крепкого пива, подаваемого в доме ярла, был Иголке противен.

– Если не хочешь, пойду туда одна! – упрямо произнесла она.

В этот раз Ситрик усмехнулся. Нет, Иголка всё-таки была самой собой.

– Кажется, она тебе хочет показать что-то кроме колдуна. Если что, можешь оставить меня здесь, – хихикнул Холь в самое ухо, и Ситрик пальцами поймал птицу за клюв, чтобы та перестала болтать.

Ида припустила к воротам почти бегом, придерживая омеловый венок. Ситрик отправился за ней. Иголка летела по снегу так легко, точно была соткана из пуха. Лишь мелькал серо-голубенький подол её платья из-под расстёгнутого кафтана. Южные ворота, откуда изредка приходили и уходили люди с ферм, были открыты. Иголка выскочила за деревянные стены Ве, и Ситрик проскользнул следом за ней. Девица остановилась, дожидаясь. Она даже не запыхалась.

– Давай скорее! – подгоняла Иголка.

– Куда мы? – лишь удивлённо спрашивал Ситрик.

– Подальше от города!

Она бежала мимо ферм, и Ситрик еле поспевал за ней. Иголка терялась в снегу.

Вскоре высокие ограды ферм оказались позади, а Иголка не останавливалась, лишь переводила дух, когда Ситрик отставал от неё.

Теперь пришла пора ему страшиться…

Ситрик вспомнил опухшее от слёз лицо Эйрики и её пропавшую по дороге из Узкого пролива в Ве семью.

– Иголка! – громко окликнул он. – Постой, Иголка! Давай вернёмся! Мы уже слишком далеко от города. И погода неподходящая.

Девица остановилась. Она стала посреди дороги, как изваяние, обернулась. Лицо её было необычайно бледным, почти сияющим в снежном мраке.

– Ситка, нам нельзя возвращаться в город, пока мы не найдём колдуна, – твёрдо произнесла она.

– Да что ты такое говоришь? – Ситрик наконец поравнялся с ней.

– Нам нужно переждать у него, – негромко произнесла она. Взгляд её стал холоден и серьёзен, в нём не было ни капли страха.

– Мы же замёрзнем.

– Нет.

– В самом деле, Иголка, у тебя даже шапки нет. Хватит. Давай вернёмся!

Он поймал её за руку. Пальцы снова обожгло льдом. В глазах Иголки полыхнула злость.

– Нам нельзя в город, – упрямо сказала она. – Нам нужно к колдуну.

С этими словами она выдернула ладонь из хватки Ситрика и, развернувшись к нему спиной, пошла дальше.

– Ты хоть знаешь, что на днях здесь пропали люди? – бросил ей вслед Ситрик.

«Да что на неё нашло?!»

– Знаю, – холодно ответила Иголка. – Но ты же хочешь найти колдуна? Или уже нет?

Она свернула с тропы и пошла по снегу, утопая в нём по середину голени.

– Ты что, в самом деле пойдёшь за ней? – прошептал Холь.

– А ты хочешь предложить мне оставить её тут одну? – отчаянно, даже не понижая голоса, бросил Ситрик.

– Не нравится мне это всё. Она будто зачарованная.

– Я так и подумал…

– Не везёт же тебе на девиц, – язвительно ляпнул Холь.

Ситрик пропустил мимо ушей его слова. Он был слишком сосредоточен и взволнован.

Иголка обернулась, остановившись в снегу, и выжидающе посмотрела на парня. Тот не сдвинулся с места, проверил, на месте ли у него нож. Он успел порадоваться и тут же расстроиться оттого, что Холь рядом: тот теперь боялся огня, как обычная птаха. Они поменялись местами.

– Ситка! – позвала Иголка.

Парень недоверчиво сощурился. Кое-что он понял не сразу, но теперь…

– Ты не знала моего имени прежде и никогда не называла так. Я не представлялся тебе.

– Не дури, – раздражённо бросила Иголка.

– Что тебе нужно от меня, ветте, отвечай! – грубо крикнул он.

Будь Иголка собой, она бы тут же скорчила недовольную, обиженную гримасу, но на лице её не дрогнул ни один мускул. Она продолжала смотреть на Ситрика волком из-под рассыпающегося от бега венка.

– Ты, – коротко ответила Иголка или тот, кто был в её теле.

– Назовись, – требовательно сказал Ситрик, доставая нож.

Слова оберегающей молитвы, что пыталась вытравить Ракель, остались на его рукояти. Ещё тогда парень догадался, что нечистая сила страшится этого ножа.

– Ты меня и так знаешь, – произнесла Иголка. – Ты позвал меня сегодня, не так ли?

Кровь застыла в жилах. Она снова пришла, и на этот раз примерила тело другой сестрицы.

– Зачем ты пришла? – совладав с собой, спросил Ситрик.

– Я там, где смерть, – терпеливо ответила Ингрид, заставляя губы Иголки кривиться в непривычном выражении. – Ты же знаешь.

– Знаю, – сердито выговорил Ситрик. – Ингрид, отпусти Иду. Девочка тебе ничего не должна в отличие от меня.

– Как скажешь, – бесцветно произнесла дева.

Она дёрнула рукой Иголки, точно пытаясь освободиться из рукава. Тут же показалась ещё одна рука, полупрозрачная, белоснежная. Тело Иголки повисло, наполовину согнувшись, а из него торчало бестелесное существо Ингрид. Она выходила из Иды, как насекомое, сбрасывающее шкурку.

Иголка упала на снег без сознания и движения, венок свалился с её головы. Ингрид осталась стоять прямо над ней, только отступила на один шаг, высвобождая свои ноги из чужих ступней.

– Срань на башмаках, – охнул Холь.

Спрятав нож, Ситрик бросился к Иголке, коленями уткнувшись в снег, поднимая её и прижимая к себе. Ингрид стояла над ними не шевелясь, прямая, как ель. Иголка была холодна.

– Что ты наделала? Она же замёрзнет насмерть!

Вот почему руки её были так холодны, но она не чувствовала мороза. Всё это время в ней сидела Ингрид.

– Мне нужно было выманить тебя из города. Идём, я покажу тебе, где сейчас колдун.

– Ты в своём уме?! – Ситрик рассвирепел. – Ты хочешь, чтобы я оставил её здесь?!

– Можешь взять её с собой, – с благосклонной издёвкой проронила Ингрид.

Иголка вдруг сжала слабой рукой ворот его куртки. Ресницы её затрепетали, как крылья белых мотыльков. Ситрик качнул её, заставляя пробудиться скорее.

– Ида, – позвал он. – Очнись, Ида.

Она вздрогнула. Её тело точно сковала судорога.

– Х-холодно, – еле слышно пролепетала она, пытаясь раскрыть глаза.

– Ида…

– Иди за мной, Ситка, – требовательно повторила Ингрид.

– Где мы? – Иголка прижалась к Ситрику, пытаясь согреться. В её глазах застыли напуганные слёзы.

– Не так далеко от Ве, – ответил Ситрик.

– Почему мы…

– Ох, не спрашивай.

Ситрик снял с головы шапку и надел её на Иголку, отдал ей свой шарф, кутая, как ребёнка.

– Идём же, – напомнила о себе Ингрид. Лицо её было неподвижно, как лёд на глубоком озере в самый холодный из дней.

– Я не могу оставить Иду здесь, – произнёс Ситрик, подняв на Ингрид отчаянные, злые глаза. Она возвышалась над ним, точно божество. Меж деревьев за её спиной бродил проклятый волк, охраняя их. – Мне нужно отвести её в город. Сама она не дойдёт.

– Тебе нельзя возвращаться в Ве. Не сейчас.

– Да почему?! Проклятые веттиры! Все до одного говорите загадками. Скажи мне прямо, Ингрид! Я приказываю!

– Не тебе приказывать мне! – Голос Ингрид возвысился и загремел зимней грозой. Она склонилась над ним, прожигая чёрными зрачками и изъедая душу. В глазах её не было ничего, кроме ужаса.

Ситрик не отвёл взгляд.

– Скажи мне, – повторил он, пряча напряжённую дрожь в голосе.

– В Ве ты сыщешь смерть, – наконец ответила она.

– Я тебя и так уже нашёл.

– Как знаешь, – произнесла Ингрид.

Иголка молчала. Она прижалась к нему, уткнув голову в плечо. Девица даже не плакала, лишь нестройно дышала, боясь пошевелиться. Ситрик погладил её по спине, успокаивая скорее себя самого. Он думал, как ему быть.

– Я отведу Иголку до ворот и вернусь, – наконец произнёс он. – Раз ты говоришь, что я найду смерть в Ве, то я не буду заходить в город.

– Как знаешь, – повторила Ингрид. – Только колдун утром уйдёт. Поторопись.

Ситрик поднялся, ставя Иголку на ноги. Та продолжала цепляться за него, как испуганный зверёк. На щеке её оказалась царапина – она ударилась об оледеневший снег, когда Ингрид бросила её тело.

– Пойдём, – прошептал Ситрик. – Ты можешь идти?

– Я не чувствую пальцев, – захныкала Иголка и тут же умолкла, боясь проронить хоть ещё одно слово рядом со Смертью.

Ситрик подхватил её, помогая идти. Наконец они ступили на дорогу, выйдя из тени леса. Ингрид по-прежнему стояла меж деревьев, и тело её было чернее тёмной ночи.

– Обернись, – коротко шепнул Холь.

Ситрик послушно заглянул через плечо и увидел огромного волка, стоящего чуть поодаль от них на дороге. Шерсть его серебрилась инеем и снегом, а жёлтые глаза сверкали, как упавшие на землю звёзды.

– Я его видел в Оствике, – с тревогой произнёс Холь. – Я думал, он хочет тебя сожрать.

– Нет, – уверенно сказал Ситрик. – Ему я тоже нужен живым. Он нас не тронет. Наоборот, доведёт до Ве. По крайней мере, я надеюсь на это.

– Это тот самый волк, которого ты убил?

– Да. Я думаю, его дух застрял в нашем мире из-за того, что он умер без оружия в руках, да ещё и связанный с сейдконой клятвой. Она обещала, что проклянёт его и станет его погибелью, если тот обидит её, а он подтвердил это клятвой на крови, – пояснил Ситрик. Мысли ровно укладывались в его голове – он много думал обо всём, что случилось тогда. – Видимо, крещения Ингрид, а после молитвы над могилой и меча, положенного на колени, оказалось недостаточно. Ему, как и Ингрид, нужен Зелёный покров, чтобы обрести покой и уйти. Они оба хотят освободиться от проклятия, чтобы уйти.

– Господи, да кто ты такой? – пропищала Иголка.

– Ох, если бы я знал, – ворчливо произнёс Ситрик. Его распирало от злости и обиды на Ингрид.