Текст книги "Я не сдамся. Дамасская сталь. Книга прервая"

Глава 6. Слишком много правды

Я ВСЕ НИКАК не могу решиться и спросить у астролога: «Что это за год был в моей жизни?» Вошла я в него с жизненной позицией «за деньги можно купить всё», а закончила с пониманием «я одна в этом мире и нет никого, кто бы меня не предал». Когда я думаю о том времени, у меня перед глазами одна и та же картина… По морским волнам плывет большая рыболовецкая шхуна, возвращаясь в гавань с хорошим уловом. На ее длинной палубе лежат крупные сильные лососи, отливающие на солнце серебристой чешуей, и хватают ртами воздух. Среди них есть отважные – те, что не смирились. Отчаянно сопротивляясь, они бьют хвостами по палубе, пытаясь подняться выше кормы и вернуться в море. Рыбак, крепко стоящий на скользкой от морской воды и рыбной чешуи палубе, зорко наблюдает за лососями. Замечая особенно ретивую рыбину, он глушит ее сильным ударом крепкого деревянного весла по голове так, что она всей тушкой шмякается о палубу. Немного очухавшись, неугомонный лосось снова начинает вырываться на свободу, но рыбак опять бьет его веслом по голове. Это повторяется раз за разом. Мне кажется, что весь тот год я была таким лососем…

С осени мой сын жил у моей мамы, но после «выхода» из бизнеса я забрала его домой, чтобы самой заниматься воспитанием ребенка, укрепляя таким образом семью. Так как я занималась переездом мамы и брата из Латвии, то и квартиру им сняла в нашем поселке недалеко от себя. Сын стал жить на два дома. Он ходил во второй класс и его надо было контролировать. Предполагалось, что контроль будет и с моей стороны, и со стороны бабушки. Но не получилось. В конце апреля меня вызвали в школу, чтобы выяснить, почему мой сын пропускает занятия и во время уроков гуляет по поселку. Утром я отводила ребенка в школу, заходила в раздевалку, помогая ему снять верхнюю одежду и переобуться. Потом, со спокойной душой, помахав сыну рукой, возвращалась домой. А он, вместо того, чтобы пойти со всеми в класс, ждал звонка на урок, одевался и отправлялся гулять. К окончанию уроков он возвращался к школе, ждал одноклассников и вместе с ними шел домой, узнавая по дороге все школьные новости. Обедал у бабушки и вместе с ней делал домашние задания. Затем приходил домой и, теперь уже со мной, снова выполнял домашнюю работу – на следующий день он выдавал её бабушке за сделанное в классе. Ничего не скажешь – «творческий» мальчик! В кабинете директора мне было ужасно неловко. Меня стыдили не только как мамашу, но и как бывшего педагога. Проехались по мне по полной. Я испугалась, что ребенка могут оставить на второй год и, вернувшись со школы, не удержалась – устроила сыну серьезный нагоняй.

На следующий день сын пошел выносить мусор и не вернулся. Мы бросились его искать, подняли на ноги всех знакомых, заявили в милицию, я не знала, что и думать. Это случилось через пару недель после разборок в офисе, и в моей голове одна мысль была страшнее другой… Через два дня нас вызвали в милицию – сын, к счастью, нашелся, а я… получила новую порцию унижения и позора. Мой мальчик не скучал в отделении – он рассказывал о своем ужасном детстве с родителями-алкоголиками, в голоде и холоде. Сердобольным милиционерам, которые сбились с ног в поисках его родителей, он давал неправильные адреса. Но в один прекрасный момент его, видно, припугнули тем, что увезут в приют, поэтому он вынужден был сказать правильный домашний адрес.

Оперуполномоченный, да и весь отдел, был очень удивлен, когда, вместо ожидаемых родителей (бомжей и наркоманов), пришли мы с мужем. Позже они навели справки, выяснили и наше образование, и то, что я бывший педагог и то, что муж работает в авиации. А они так сочувствовали бедному ребенку, у которого несчастное детство, поэтому он не хочет возвращаться домой! В школе я договорилась, что сыну сделают документы об окончании второго класса, с условием, что на следующий учебный год переведу его в другую школу. Моя мама решила сменить обстановку – подальше от поселковых сплетен уехать на все лето с внуком в Латвию, где у нее еще осталась дача. А мне нужно было еще замять инцидент с побегом сыном из дома, чтобы ребенка не поставили на учет в детское отделение милиции. Вот так. Я ему – киндер-сюрпризы коробками, тетрисы и поездки, а он – на родителей-алкоголиков, холод и голод всем вокруг жалуется…

Шмяк башкой о палубу!

Я уже говорила, что правда о причине моего нахождения в офисе под дулами пистолетов открылась мне только через двадцать три года. А сначала я искренне считала, что все, произошедшее с мужем, – только моя вина. Это я занималась бизнесом. Это я решила выйти из бизнеса. Это я на глазах у всех послала Антона куда подальше. А муж, невинная жертва, пытался защитить честь жены. И когда (буквально через месяц) он сказал, что разводится со мной, я решила, что сама во всем виновата. Может, из-за того, что сын такое учудил и позор на весь поселок?… Может, были свои обиды? Может, я не думала, что это всерьез, ведь очевидных причин для развода не было. Все происходило как-то стремительно.

Что может прийти в голову молодой женщине, которой муж объявляет о разводе? Мой мозг подсунул более-менее подходящую причину: «Он тебе изменяет». Я не приемлю сплетен, все новости узнаю последней и считаю: если человек хочет о себе что-то рассказать, он сделает это лично. Я пошла к Кире, она куда больше моего общалась и знала самые последние новости. И вот сидим мы у неё на кухне, пьем кофе, я, находясь в полном смятении от происходящего в моей жизни, спрашиваю:

– Кира, ты не слышала что-нибудь об изменах моего мужа? Скажи, если знаешь. Я тебя очень прошу. Неизвестность меня убивает.

Кира встала, чтобы сварить еще порцию кофе… Ах, какое солнечное было утро, пели птицы, в открытое окно веяло легкой прохладой от утренней росы!.. Кира поставила чайник на газ, повернулась ко мне и выдала:

– Ань, про других ничего не могу сказать – не знаю. Но со мной один раз было. Помнишь, мне мой бывший муж скандал устроил? Кричал, что я слишком долго из бани возвращалась?…

Шмяк башкой о палубу!

Сложная жизненная тема для женщины – измена мужа с близкой подругой – не все, но многие, с ней сталкиваются. И что делать – непонятно. Кто предал? Муж, подруга или сама виновата? Странно и недальновидно, но это нередкий случай, когда мужчина изменяет жене с её же подружкой. Совершенно не думая о том, что в любой момент подруга может проболтаться, пытаясь разделить чувство вины или желая унизить соперницу. Я думаю, что муж здесь виноват больше. Подругам мы не даем клятвенных обещаний. Мы предполагаем, что в любой момент, даже по независящим от нас причинам, мы можем перестать общаться. Считаю, что как только муж делает недвусмысленное предложение подруге жены, он закладывает под свой брак мину замедленного действия. С другой стороны, поведение подруги так же трудно объяснить. Может быть, это элементарная жадность, хочется чужого?…

Люди только говорят, что верят в Бога. А на самом деле: ни хрена никто ни во что не верит. В Библии написано: «Все тайное станет явным». Но люди так не думают. Считают, что можно войти в Царствие Небесное через черный вход, тихохонько. Но времена, когда человек творил бесчестье в одной жизни, а расхлебывал в другой, прошли. Время ускорилось. Не успеешь человеку в лицо плюнуть, а уже приходится утираться. Не замечали такого? Напрасно. Необходимо контролировать не только свои действия или слова, но и мыслительный процесс. Иногда даже за мысли нас «нахлобучивают» сверху. Вечером подумал: «Чтоб вас…» А утром уже в обратку прилетело! И начинаешь беседы с Богом, мол, все понял, исправлюсь, просто трудно с мозгами управляться, живут своей жизнью и не уследить, что они там себе придумывают… Я сидела за чашкой утреннего кофе, смотрела на Киру и думала: «Ой, Кира, Кира, иногда лучшей подруге нужно и соврать, честно смотря ей в глаза. Лучше бы тебе сказать, что да, слышала, у него было что-то… Но не говорить про свою слабость. Не надо».

А вот интересно: когда надо говорить правду, а когда – не надо? Про офис надо было, а про измену – нет? Получается, что спросить сил хватает, а ответ услышать – кишка тонка? Конечно, можно сидеть, комфортно устроившись в кресле, и умничать: «Нечего изменять. Надо лучше выбирать подруг. Надо любить правильных мужчин». Да, хорошо попасть в идеальный мир, где нет соблазнов, слабостей и нюансов. Но это в сказках. А у меня – история жизни, меня и моих друзей. И в тот момент мы все шли по следующему кругу Ада, спускаясь во Тьму все глубже и глубже. Страховочный канат рвался, веревки не выдерживали – быстрое снижение с резкой остановкой, потом опять медленное и осторожное, пока не порвется следующая. Шансов не разбиться все меньше, но ты уже не контролируешь процесс. Ты вообще уже перестал соображать. Есть кто-то сильнее тебя, и ты опять… шмяк башкой о палубу!

Хорошо или плохо, но у меня не было времени отвечать на философские вопросы, мне тупо не на что стало жить. Когда я «выходила» из бизнеса, на семейном совете было решено, что мы будем жить на зарплату мужа, пока я не приду в себя и не осмотрюсь по сторонам. Деньги, которые я забрала из дела, ушли на дом, который достался супругу. Но он ушел, забрав дом и машину, а я осталась в однокомнатной квартире с ворохом проблем: воспитание сына, съемная квартира для мамы и брата. Они были на моем полном материальном обеспечении. Таков был договор: мама занимается моим сыном, а я занимаюсь всеми материальными вопросами семьи: сына, мамы, моего брата и сестры.

Кого-то надо было отдать на заклание. Мама выбрала меня. Она так и говорила, что я, как Иосиф в книге Томаса Манна «Иосиф и его братья», выбрана тащить всю семью. Обычно родители не признаются, что любят одного ребенка сильнее другого, но дети всегда это чувствуют. Я уже в девятом классе чувствовала, что мама меня не любит. Теперь я знаю, что ребенок эту нелюбовь принимает на свой счет. Он думает, что с ним что-то не так и старается заслужить родительскую любовь. Это происходит подсознательно, ребенок смиряется с таким положением вещей, оценивает это как правильное мироустройство и просто старается быть хорошим для мамы и папы, чтобы понравиться им и заработать их внимание. Так вырастает человек, который уверен, что любовь надо заслужить. Если именно сейчас нет любви, значит – он плохо постарался. Все можно исправить, надо только лучше стараться – лучше учиться, больше работать, давать больше внимания и подарков, выполнять все пожелания человека, любовь которого хочешь получить. «Что-то со мной не так. Я какой-то не такой. Как мне стать таким, как все?» – вот ежедневный кошмар такого человека. Я этот бесконечный внутренний монолог смогла остановить только к сорока годам, когда начала вместе с психологом собирать воедино свою вдребезги разбитую жизнь. Для себя я это назвала вторым рождением.

И теперь я знаю: любовь или есть, или её нет – любовь нельзя ни заслужить, ни купить – любовь нельзя подарить, но и нельзя отнять – любовь нельзя дать, но и нельзя забрать.

…Я стала искать работу. Обращалась ко всем, кого знала и с кем общалась. Знала я в основном тех, кто жил в моем поселке, но это был очень узкий круг людей. У меня не было долголетних связей, мои родители не могли мне помочь. Папа в Латвии, мама на моем полном обеспечении. В стране всё рушится, работы нет, людям не платят даже ту мизерную зарплату, которая указана в договоре. Многие начали получать зарплату в натуральном виде: пластиковыми тазиками, гжельскими статуэтками, коробками печенья. Я родилась не в Москве, «мохнатой лапы» у меня нет, путь в министерства, на госслужбу мне заказан. Я для всех – лимитчица, чужая, не «своя». Родители мужа? А для них я – лимитчица в квадрате, бывшая училка с ребенком. В школу меня не взяли, на мне клеймо «коммерсант». В чужой бизнес на работу не берут, так как знают: я имела свой собственный бизнес. Как потом показала практика… если ты был коммерсантом, то ты можешь быть только коммерсантом.

Вероятно, будь у меня время, что-то разрешилось бы наилучшим образом. Но у меня не было времени. На несколько десятков лет я сама лишила себя свободы для маневра. И это не просто слова. Я смогла остановиться и передохнуть только четыре года назад. Некоторым людям приходится принимать решения, которые влияют на всю оставшуюся жизнь, в достаточно молодом возрасте. Когда они еще пороху не понюхали, жизни не знают. Нет еще тех мозгов, которые могут решать сложные задачи и принимать ответственные решения. Можно сказать, что человек только начал жизненный путь, а уже подписал себе приговор на всю оставшуюся жизнь. Теперь остается только расхлёбывать… Нет возможности ни для свободы выбора, ни для творчества, ни для радости и счастья. Есть задача – выжить. И тут – как получится…

Мне предложили руководить бизнесом. Кто предложил? Довольно известный в нашем поселке человек, раньше он был крупным деятелем потребкооперации, а сейчас владел несколькими продовольственными и промтоварными магазинами. По официальной версии эти магазины обанкротились и их выкупили за гроши. А неофициально все принадлежало одной криминальной структуре. Вернее, сначала магазины были в собственности у этого уважаемого и известного в районе человека, но оказалось, что он игрок. И на момент предложения он был «лицом», за которым стояла бригада. За маской образованного, воспитанного, приятнейшего во всех смыслах взрослого мужчины пятидесяти лет скрывался подлый, безжалостный «решала» и азартный игрок, который в конце концов, в буквальном смысле, продал и родину, и мать. Но в тот момент опознать хищника было невозможно, потому что все еще только начиналось. Каждый только начал спускаться в свой личный «ад» и до какой именно низости, сколько времени у него на это уйдет – человек про себя еще не знал. Время соблазнов только начиналось…

Не скажу, что не чувствовала опасность. Чувствовала и где-то глубоко внутри себя знала, что в этот раз шансы будут невелики. Если совсем уж честно, то будущее перестало меня интересовать. Да насрать мне было на будущее с высокой колокольни. Я хотела, чтобы мама уехала с сыном на лето в Латвию, чтобы мне перестали капать на мозги, что я что-то должна семье и сыну. Я хотела поднять голову. Боже, я же такая умная, такая крутая и так полетела со своего высокого пьедестала! Я хотела всем показать свою значимость и, в первую очередь, мужу. Венчаный мой отрывался по полной. Он быстро продал участок с домом и гулял с друзьями: ресторан «Метелица», шампанское (ящиками) к ногам столичных блядей, шашлыки, пикники. Мне тоже перепадало: розы охапками и ночные бдения под окнами.

У нас были друзья, семейные пары, но после развода меня перестали приглашать в гости. Я стала персоной нон грата. Я быстро сообразила, что девчонки беспокоились за своих мужей. А зря – я не была способна на такую подлость. У меня глаза на лоб лезли в ситуациях, когда, к примеру, друг мужа хватал меня под столом за коленку, а потом признавался, что давно меня хочет. Эта мужская дружба бывает таким же фуфлом, что и женская. Чему нас только в школе учат? И все эти девочки, «законные жены», стали посматривать на меня свысока. При случайных встречах ни с того, ни с сего начинали рассказывать, как круто живет мой муж, с какой очередной молодой и красивой пассией он заезжал на огонек. Ах! Как им было весело и как чудно они провели вечер! Все это милое общество быстро показало свое крысиное нутро… Шмяк башкой о палубу!

Мне нужен был высокий статус и хорошие деньги, большие деньги – я согласилась на встречу. Нас было шесть человек: я, официальный владелец бизнеса Андрей и четверо ребят, которых я знала в лицо, хотя лично до этой встречи не общалась. Буквально через час мне стало понятно: Андрей – вывеска, он только делает вид, что хозяин. Но в то же время стало ясно, что у него есть сильные позиции. Чем-то он ребят держит за яйца. Они этого не показывают, но без него не могут. Просчитать опасность подводных камней было невозможно. Бригады только-только начинали «работать». Кто они? Коммерсы, то есть крысы? Нет! Андрей – прохиндей, «решальщик», азартный игрок, но точно не коммерс. Хотя крысой он тоже быть не хотел. Ну а я им была нужна, чтобы поднимать бизнес, вести все это хозяйство. Думаю, они часто задавались вопросом: как выстраивать взаимоотношение с тем, кто будет заниматься вопросами их бизнеса? Кем его считать? Своим или чужим? Хорошо бы своего поставить, но нет. Свои только с пистолетами могут управляться, институтов не заканчивали, большинство еле-еле десятилетку преодолели. У них вопросы и у меня вопросы. И с каждым днем их все больше и больше. Я решила так: ответы по ходу дела. Главное – ввязаться в драку. А там – куда кривая выведет.

Мне было глубоко наплевать, что они хотят. Я пришла на встречу с одной задачей – показать всем окружающим fuck, свою значимость. Можно сказать, у меня получилось, я хорошо себя продала, выгодно – официальное лицо предприятия. То есть юридически и фактически я стала полноправным директором. На тот момент предприятие, которым мне предстояло руководить, объединяло шесть крупных продуктовых магазинов, два – промтоварных, единственное в поселке кафе (сейчас мы бы назвали его пивбаром) и автостоянку (тоже единственную в поселке). Мне выделили новую машину, я получила оклад плюс проценты от прибыли со всего, что есть и что будет в дальнейшем включаться в предприятие. То есть, если я что-то задумала (или ребята что-то задумали, а я приняла участие в разработке), это автоматически «заходит» под мой контроль. Я уже тогда предвидела появление холдингов и обговорила, что мои доходы и статус растут вместе с бизнесом. Официальная версия: «Я единственная, кому все это принадлежит и кто всем этим рулит». Вот это fuck, так fuck!

Через пару часов гудел весь поселок. В каждом магазине директора, продавцы, у всех родственники – все друг друга знают. А сколько у нас «бригадиров» в каждом доме – им было, о чем поговорить. Новость обсуждали на дружеских посиделках их жены и боевые подруги. Все вдруг как будто очнулись и увидели, что перед их носом ходила курица, несущая золотые яйца, а они что-то там чесали, не успели сообразить и упустили свою выгоду. Большинство испытывало досаду, но выявилось и недовольное меньшинство, не согласное с положением дел. Это был Барс и его бригада. Они посчитали себя оскорбленными и на следующий день приехали ко мне домой на разборку.

Я была не одна – зашла мама с сыном, мы обедали. Звонок в дверь, я подхожу, смотрю в дверной глазок и понимаю – началось… Устроили «бригадные терки», обсудили положение дел и теперь засылают парламентариев с выгодными предложениями. Но тут важен хладнокровный расчет. Слово, которое даётся, должно быть не просто железным, оно должно быть железобетонным. Не важно, что твой визави – полный засранец. Это ведь Твое слово, это Твоя репутация, это Ты. А кто и что из себя будет корежить – плевать. Отвечай за себя. Ты с ними, может быть, последний раз видишься, а с собой придется жить целую вечность. В моей жизни было много разных ситуаций, и я уверилась, что даже враги уважают человека, который держит свое слово. Это удивительная вещь, но это правда – достойного врага уважают. Если есть возможность, ему сохраняют жизнь. Из уважения к его стойкости и отваге. Вероятно, это такое партнерство. Ведь и махач не будет интересен, если твои враги валяются у тебя в ногах и визжат от страха. Для хорошего боя нужен достойный противник. Это правда, я проверила на собственной шкуре.

Я открыла дверь и пригласила нежданных гостей зайти. Барс с Антоном зашли, двое остались стоять на лестнице. В «хрущевке» особенно не развернешься, поэтому все собрались в комнате. Визитеры потребовали, чтобы при разговоре присутствовали мама и сын. Ой, глупыши, не на ту лошадку решили поставить. Маму мою они знали, потому что она работала в одной из моих палаток и после моего ухода не уволилась. В то время это была выгодная и престижная работа, к тому же она всегда любила торговлю. Мама с сыном сели на диван, который стоял у стены, а я – на диванчик у перпендикулярной стены. Антон занял позицию у дверного проема, а Барс нарезал круги по центру комнаты – он не мог ни сидеть, ни стоять. Барс начал непростой разговор:

– Аня, так дела не делаются. Ты решила выйти из бизнеса. Мы тебе позволили. Но ты сказала, что будешь сидеть дома.

– Барс, обстоятельства выше желаний. Муж со мной развелся, мне надо кормить ребенка – пришлось выйти на работу.

– Хорошо, это понятно. Но почему ты не обратилась к нам? Ты обязана была прийти к нам. Мы – твоя крыша.

Думала я одно, но, глядя на него и сохраняя «правильное» выражение лица, говорила другое:

– Барс, я не при делах. Я никуда не ходила. Ребята приехали с серьезными предложениями. Они просто протянули мне руку помощи. Андрей проявил ко мне участие. Он ведь меня знал, когда я еще в школе работала. Ему стало меня по-человечески жалко.

Все понимали, что это ерунда. На самом деле в этот момент я думала: «Барс, ты что, с дуба рухнул? Да я землю жрать буду, но не стану наемным сотрудником в бизнесе, который создавала своими руками. Я что, буду из твоих рук зарплату получать?!» А еще я думала, нагло посмеиваясь: «А чё приперся-то? Загибается моё детище без меня? Вы думали, я просто на машинке катаюсь и на танцульки бегаю по вечерам? Ну-ну…»

Барс гонял свою думку: «Бля… Теперь все увидят, что я проеб…л бизнес. Надо её заставить вернуться и все наладить. Вот ребята обошли, так обошли… Надо её вернуть». Не думаю, что в его голове был какой-то план, но, если бы и был, я бы все равно не согласилась. Но у него не было этого плана, были только эмоции. Да и у новых моих компаньонов тоже не было плана. Бригадиры и их ребята – все были недалекие. Поколение «шестерок»: на уме только травка, выпивка и девки. Но зато у них были пистолеты и желание убивать, а это весомый аргумент в любых переговорах. По-хорошему у Барса не получалось, он решил по-плохому. Стал мне угрожать, схватил рукой за подбородок, заставил смотреть ему в глаза и что-то там сквозь зубы вещал. А я, спокойно выдержав его взгляд, сказала:

– Барс, перестань. Я, если слово дала, то буду держать его даже ценой своей жизни. Ты ведь знаешь.

Это был с моей стороны удар под дых. У него аж дыхание сперло. Он разжал руку, развернулся к моей маме и злобно ей сказал:

– Убедите свою дочь. Иначе я сейчас вот этой самой сигаретой глаз ей буду выжигать. – Он в этот момент нервно курил.

А вот тут его уже ожидал удар ниже пояса. Он и в страшном сне не мог предположить, что такое моя мама в гневе. Она считает, что имеет право делать со своими детьми все, что угодно, но вот другие даже рта открыть в адрес её деток права не имеют. И она, насмешливо глядя на него, тихо так, но со сталью в голосе, произнесла:

– Давай. Начинай. А я посмотрю. Только потом не забудь меня убить. Иначе я тебе зубами глотку перегрызу.

Моя мама обладает невероятной энергетической силой. О таких говорят: «Она одним взглядом убьет». А уж если она начинала говорить своим, казалось бы, тихим голосом, то всё – туши свет. Она рассказывала, что в детстве, случалось, быков взглядом останавливала – ей пришлось в раннем возрасте ухаживать за ними на ферме. И это в девять-то лет! А тут уже взрослая сильная женщина, у которой дочь с внуком в опасности. Мама сидела и тихо разговаривала с Барсом, как учитель с нашкодившим неразумным мальчуганом. Она просто его пожалела, наверное, из-за того, что он спас мне жизнь. Барс, конечно, был в полном ауте. Он почувствовал настоящую угрозу, её все считывают на раз, испугался неадекватного поведения. Как же так? У него оружие, охрана, а тут бабы бесстрашные. В ногах не валяются, истерики не закатывают, слезами ботинки не заливают. Я не помню, каким именно образом он свернул разборку. Помню только тяжелый мамин взгляд и её слова.

Вечером мой fuck стал таким конкретным FUCK YOU!!! У меня появилась личная круглосуточная охрана. Охренели все. Такого еще не было. Чтобы коммерса охраняли?! От бригад? Но никто не знал, что я умирала от горя, гордо, на глазах всего поселка, разъезжая по делам в окружении личной охраны.

Мама с сыном уехали на каникулы в Латвию – я осталась совсем одна. Как бы я ни была загружена работой в течение дня, наступал вечер и мне приходилось возвращаться домой. Я приходила, включала кассетный магнитофон и слушала песни Тани Булановой. В них такое страдание, такая безысходная тоска сердца, которую сложно выразить словами. Все говорили, что надо начать новую жизнь, а я не могла. Я любила своего мужа. Люди думают, что знают, как надо жить правильно, щедро раздают советы, а потом идут к себе домой, в свою жизнь. А ты – к себе домой. С четким пониманием, что сейчас ты будешь умирать от горя, а они будут смотреть комедию. На самом деле, никто не знает, как «правильно». У каждого своя правда. Я не могла плакать, не могла думать, не могла горевать, только крутить Таню Буланову (одну кассету с шестью песнями) и слушать вопросы, звучащие в голове: «За что? Почему со мной? Как так получилось? Что я сделала не так?» У меня не было слез, зато плакало тело. Я практически не спала, но даже два-три часа сна мне давались непросто. Среди ночи я просыпалась в совершенно мокрой постели, пот лил градом. Первое время я меняла белье, потом уже просто стелила на полу еще одно спальное место. Просыпалась: простыня, пододеяльник, наволочка – хоть выжимай, стаскивала ночнушку и переползала на пол, чтобы дать себе еще хоть пару часов забытья на сухих простынях.

Мне пришлось купить себе новую одежду – все вещи на мне висели, как на вешалке. Я уже была не стройной, а тощей. Я ничего не чувствовала, была как робот. Мне даже и больно-то не было. Люди говорят: «Голова отдельно, тушка отдельно». Это о моем состоянии. Не знаю, сколько бы я так протянула, но меня спасла моя подруга Ирина. Она своим открытым сердцем заподозрила, что со мной творится неладное, вероятно, потому что у нее тоже не все было гладко на личном фронте. Один раз я осталась у нее переночевать, другой раз, и она предложила пожить у нее на летних каникулах. Я с благодарностью приняла предложение. Даже не помню, где был её сын тем летом. Наверное, он жил с её родителями в частном доме на другой стороне поселка. Не помню…

Но зато хорошо помню наши вечера после работы. Мы отрывались на полную катушку. Казалось, наши Ангелы-хранители задействовали все свои связи, чтобы мы не погибли в то лето. Ира только-только купила себе вишневую «девятку», получила права, и мы по вечерам катались на машинах. В городе в тридцати минутах от нас открылось первое ночное кафе с летней верандой. Я не знала, но оказывается, у Ирины был тайный роман с владельцем этого кафе. Тайный, потому что моя подруга официально была замужем, но её муж проживал в Москве со своей мамой (ох, уж эти маменькины сыночки), да и Ирин кавалер был женат. Так что у Ирины был повод проводить вечера в этом кафе, а мне было все равно – где, лишь бы не одной. Возвращались мы всегда слегка подшофе и заранее решали: кто за рулем – тот не пьет. Но договаривались-то мы до того, как… а вот вести машину на обратном пути в трезвом состоянии удавалось не всегда.

Так как поселок находился между двух федеральных трасс, то, куда бы ни ехал, всегда проезжаешь мимо поста ГАИ. Каких только курьезов у нас не было с гаишниками. Один раз мы возвращались компанией девчонок – все пьяные. Нас, естественно, остановили. Ира была за рулем и долго не могла найти сумочку с правами. Нам пришлось вылезать из машины. Та еще картина: все в мини-юбках, чуть ли не на коленях шарим руками под сидениями, попутно предлагая милиционерам шампанское. Гаишники не выдержали и уже решили нас задержать, но выяснив, что мы местные, решили не связываться и попытались затолкать обратно в машину. Так мы еще уезжать не хотели!

В другой раз за рулем была я, так у меня даже выйти из машины сил не было! Вести автомобиль еще могу, а выйти – не могу. Так нас милицейский патруль до дома сопровождал. Когда они уехали, мы хотели выйти из машины – а сил нет! Выползли кое-как из салона, стоим на карачках и ржем. Не понимаем: что нам делать? До квартиры так, на карачках, и добираться? Но нам было весело – мы же в жопу пьяные.

Гаишники с нами не связывались – опасались. Обычно у молодых женщин машин не было, а тем более новых вишневых «девяток». Фиг его знает, кто через полчаса приедет за обиженными девчонками. Криминал ведь не только друг друга и коммерсов по ночам отстреливал, иногда и целый милицейский наряд с ночной смены домой не возвращался. Так что разбираться ночью с пьяными девицами, которые ищут себе на задницу приключений, гаишникам было не с руки.

Мы на самом деле их искали, эти приключения, и нам все было пофиг. Кавалеры у нас были крутые, хотя это было не так уж и важно. Мы со всеми тусили, но ни с кем не спали, ведь у Иры – тайный роман, а у меня – горе. О нас начали шептаться, сначала за спиной, затем спрашивали напрямую:

– Вы лесбиянки?

Мы нагло говорили:

– Да!

И кавалеров становилось еще больше. Молодых и свободных женщин в те времена было немного: девушки рано выходили замуж, дети, семьи. А мы и молодые, и крутые, и свободные. Каждый хотел сказать: «Это моя телка». Охапки цветов, рестораны, ночные посиделки, пьяные катания наперегонки.

Долго так продолжаться не могло. Да и лето быстро закончилось. Вернулась мама с сыном, надо было готовиться к школе. Все завершилось в один вечер. Моя сестра с семьей перебиралась из Латвии во Владивосток, туда уже переехали родители её мужа. Я провожала ее в дальнюю дорогу, мы сидели в аэропорту, пили кофе. Нам бы попрощаться, но мы ещё говорили о том, о сем. Я не знаю, зачем она сказала мне то, что сказала. Может, завидовала, что я помогаю брату (я оплачивала его обучение в престижном московском вузе, да и за общежитие платила); может быть, она рассчитывала на большее количестве подарков; может, моя жизнь казалась ей яркой и беззаботной – не знаю, но за несколько минут до прощания прозвучало:

– Меня подружка пригласила к себе в гости, но я не хотела просить тебя отвезти меня к ней. Как-то неудобно, она ведь девушка твоего бывшего мужа.

Я слегка оторопела (смысл сказанного доходил с трудом), но смогла улыбнуться и уточнила:

– В смысле?

И моя сестра, спокойно допивая кофе, поведала мне очередную историю…

Оказывается, мой муж, когда ездил в Прибалтику за машиной, познакомился в доме моей сестры с её подругой. После покупки они все вместе (моя сестра со своим мужем, мой муж с этой подругой) отмечали покупку в доме моих родителей, вместе с моими папой и мамой. А потом эти две пары поехали «догуливать» в ресторан, из-под окон которого и угнали машину, пока они там веселились. И теперь мой бывший муж купил в городе N (в десяти километрах от нашего поселка) двухкомнатную квартиру, обставил её и пригласил жить эту подругу к себе. Она быстренько приехала, живет с ним, а теперь еще и пригласила мою сестру к себе в гости…