Текст книги "Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо"

На лезвии границы карантина

В день объявления морской блокады в Атлантическом океане находилось 21 советское судно с военными грузами для Кубы, из них 5 прибыли в кубинские порты. А 16 судов повернули обратно или легли в дрейф до распоряжения из Кремля. Однако еще до официального объявления блокады американские военные корабли усилили контроль над советскими судами в Атлантике. Начиная с 18 октября 1962 г. ВМС США стали постоянно запрашивать советские транспорты о характере перевозимого груза. 19 октября американский крейсер настиг у Гаити «Ангарлес» и под стволами своих башенных орудий сопровождал его в течение суток. 20 октября безмолвной атаке эсминца Dupont подвергся теплоход «Ангарск». Затем уже сразу три эсминца настигли и конвоировали у Кубы судно «Физик Вавилов», а за рыболовецкой базой «Советская Латвия» в течение нескольких дней шел авианосец «Франклин Рузвельт».

Капитан Иван ШИЩЕНКО, курирующий подразделение сопровождения, вспоминал: «…В три часа ночи четырнадцатого сентября «МЕТАЛЛУРГ БАЙКОВ» отчалил от пирса и взял кур к проливу Босфор. При подходе к Стамбулу на борт корабля поднялся турецкий лоцман. Я заволновался, чужой человек на борту, но что поделаешь: таковы правила прохода судов через проливы… А 18 сентября в створе острова Сардиния и полуострова Тунис нас встретили два американских военных корабля. Один с расчехленным оружием и командой на боевых постах подошел на расстояние 80– 100 метров. Американцы ведут себя как полноправные хозяева района Туниса. С помощью флажковой сигнализации американцы начали диалог:

– Куда идет корабль? – Идем на Касабланку, – приказал ответить капитан корабля Василий Гуржий.

Он приказал назвать порт республики Марокко, как самый вероятный порт на нашем пути. К тому же у Союза с Марокко были налажены торговые связи, апельсины мы везли в Союз сотнями тонн именно оттуда, а продавали туда сельхозтехнику. Примечательно, что в тот момент, когда нас остановили американцы, мы еще сами не знали конечного пункта назначения, приказ на вскрытие третьего пакета, с указанием порта прибытия судна, должен был поступить только после прохождения Гибралтара. Само разрешение на вскрытие пакета должно было подтверждаться по специальному радиосигналу.

– Что на борту? – спрашивают американцы. – На борту – сельскохозяйственная техника. – Счастливого пути… Американский корабль развернулся и ушел на сближение с другим, находящимся примерно в километре от нас. В тот день над нами долго барражировали самолеты на высотах 2–3 километра, а затем они ушли в сторону своей базы, в Тунис. И вот, позади нас – Гибралтар. Получили радиосигнал на вскрытие пакета. В нем оказался бланк Минобороны с указанием порта назначения – Матансас, остров Куба, а также справочный материал о политическом и государственном устройстве Кубы, климатических условиях на острове. Через четверть часа собрали офицеров и зачитали им содержание пакета…

В районе Азорских островов опять появились самолеты-разведчики ВВС США… Они пролетали над кораблем так низко, что, казалось, вот-вот войдут в пике и врежутся в воду. Гул стоял неимоверный, закладывало уши, нервы были на пределе. Очевидно, что именно на психологическую атаку пилоты и рассчитывали.

28 октября, уже при подходе к Кубе и когда США уже объявили блокаду, американский грузовой корабль в нарушение правил мореплавания пошел на прямое столкновение с нашим. Находящийся на вахте помощник капитана доложил капитану Василию Гуржию об угрозе столкновения. Тут же последовала команда «циркуляция!» и резкий поворот корабля… Столкновения избежали…».

И это был далеко не единичный случай. Только за один лишь день, 26 октября, предшествующий переломной в кризисе «черной субботе», радиостанция морского флота Союза приняла 7 тревожных сообщений от транспортных судов, преследуемых ВМС США. Морская блокада была в полном разгаре, но часть советских судов уже успели пересечь невидимую линию карантина в 500 морских миль (927 км) от берегов Кубы.

Перед теми, кто оказался на линии карантина, встала дилемма: возвращаться в Союз или же все-таки попытаться прорваться к Кубе?

Командир военного подразделения, которое из Балтийска переправлялось на Кубу на теплоходе «АТКАРСК», Геннадий Ладысев вспоминал:

«Наш сухогруз вез дивизион по обслуживанию авиации. На борту было много военной техники, – радиопеленгаторы, средства ПВО, автомашины ЗиЛ-157. К 20 сентября «Аткарск» вышел в район Багамских островов – зону патрулирования кораблей и самолетов ВМФ США. Радио приносило неутешительные новости. Военные корабли и самолеты США все теснее блокировали Кубу. Капитан «Аткарска» получил радиограмму, предписывающую пробиться к острову Куба во что бы то ни стало и ни в коем случае не допустить досмотра судна американскими военными властями. Мы везли серьезный военный груз!

23 октября нас попытался остановить американский эсминец. Получив отказ остановиться для досмотра, он лег на параллельный курс и некоторое время сопровождал «Аткарск» с направленными в нашу сторону расчехленными орудиями и пулеметами, но, ничего не добившись, вынужден был уйти… Судя по всему, американские моряки получили приказ использовать психологическую атаку, но оружие не применять. На рассвете 25 октября наш «Аткарск» прибыл наконец в порт назначения Ла-Изабеллу на Кубе».

Как раз в это время Кеннеди изучал очередное письмо Хрущева.

(Американское посольство получило этот текст в ночь с 24 на 25 октября около полуночи).

Хрущев писал: «Вы, господин президент, объявляете не карантин, а выдвигаете ультиматум и угрожаете, что если мы не будем подчиняться вашим требованиям, то вы примените силу. Вдумайтесь в то, что вы говорите! (…) Действия США в отношении Кубы – это прямой разбой! Конечно, мы не будем просто наблюдателями пиратских действий в открытом море. Мы будем вынуждены, со своей стороны, предпринять меры, которые сочтем нужными».

Был там и инструктаж Хрущева капитанам: «Советское правительство не может дать капитанам советских судов, следующих на Кубу, инструкций соблюдать предписания американских военно-морских сил, блокирующих этот остров. Ваши требования нарушают международные морские правила».

В действительности все было сложнее, более дифференцированно. Кремль хотел, чтобы четыре судна с ракетами – «Альметьевск» (расположение 22 октября 2700N 6312W), «Николаевск», «Дубна» (расположение 22 октября 2206N 7712W) и «Дивногорск» (расположение 22 октября 2300N 7912W) – продолжали движение в направлении кубинских портов Никара, Мариэль и Ла-Изабелла. Однако во избежание риска столкновения с ВМС США советское руководство решило дать приказ остальным судам, которые «не дошли еще» до карантина, вернуться в СССР. Серьезной проблемой стал «Александровск», начиненный ядерными боеголовками, крылатыми ракетами и личным составом ракетчиков из 51-й дивизии генерала Игоря Стаценко. «Александровск» уже пересек линию карантина и находился в двух сутках плавания от Кубы…

24 октября американские корабли готовились перехватить советские суда «Кимовск» и «Гагарин», которые приближались к линии блокады. На этих судах были подразделения 51-й ракетной дивизии, призванной обслуживать наступательные ракеты Р-14, но после объявления карантина суда повернули обратно в советские порты. А вот теплоход «Иван Ползунов» рискнул прорваться сквозь линию блокады и 24 октября пришвартовался в порту Гаваны. Он также перевозил несколько подразделений 51-й ракетной дивизии и 3200 тонн взрывчатки. В тот же день, 24 октября, в порт Нуэвитас прибыл танкер «Фестиваль» с 10 000 тоннами бензина.

24 октября повернули обратно шедшие на Кубу сухогрузы «Ургенч», перевозящий подразделения 51-й ракетной дивизии, «Большевик Суханов» и сухогруз «Кисловодск» с военной техникой. Все они на момент объявления блокады находились в районе Гибралтара, до Кубы им было далеко.

Всю ночь с 24 на 25 октября американские эсминцы и крейсер Newport News искали советский танкер «Бухарест», который согласно приказу не должен был пройти через линию карантина. В семь утра по местному времени 25 октября эсминец Gearing послал запросы на советский танкер, и тот ответил: «Меня зовут «Бухарест». Советское судно из Черного моря, направляюсь на Кубу». После этого эсминец передал «Доброе утро» на русском языке, а «Бухарест» отвечал на английском: «Доброе утро, спасибо». Это было первое учтивое столкновение на линии карантина. После того как «Бухарест» подтвердил, что везет только нефть, а это был не запрещенный товар, судну дали возможность идти на Кубу.

Но были и серьезные противостояния советских и американских судов, после которых у капитанов седели волосы.

Полковник Павел Королев вспоминал: «На теплоходе «ФИЗИК ВАВИЛОВ», мне довелось быть начальником эшелона. Морской переход оказался тяжелым. «Физик Вавилов» – сухогруз, плавающий под командованием капитана Ивана Подшевякина. В сентябрьском рейсе к берегам Кубы он перевозил из Феодосии 701-й полк ПВО. Память полковника Павла Королева зафиксировала развитие драмы:

«По мере приближения к Кубе наше судно стали облетать самолеты и сопровождать корабли США. До конца нашего перехода оставалось 5–6 часов, как вдруг видим – на встречном курсе на полном ходу к нам приближается эскадра кораблей ВМС США. Головной корабль подает сигнал: «Кто такие?», «Откуда идете?», «Что везете?», «Порт отправления?», «Порт назначения?». Эскадра из тринадцати эсминцев. Они быстро окружили наше судно, препятствуя движению. Приходится отвечать: «Вышли из Феодосии, везем коммерческий груз, сельхозтехнику, идем по своему назначению». Действительно, на палубе – множество ящиков, тракторов, комбайны. Все это имитировало сельскохозяйственную миссию. А в трюмах – целый полк солдат и офицеров противовоздушной обороны и оружие.

Почти одновременно с военными кораблями появились два американских самолета. Было несколько виражей на высоте 100–150 м. Рев самолетов раздирал душу. И самое главное – про карантин, уже объявленный Кеннеди, мы не знали! В наших глазах это были просто морские и воздушные пираты! Капитан не сходил с мостика, без волнения отдавал распоряжения членам экипажа, вахтенной службе. Все приготовились к вооруженной защите судна в случае, если американцы сделают попытку взять наше судно на буксир.

Идем своим курсом, видим лица американских матросов, занявших на эсминцах свои места у орудий и пулеметов. Но у нас настрой – боевой. Судно в руки американцев не отдадим! С борта эсминца последовал сигнал: «Остановитесь!» Наш ответ – отрицательный, продолжаем идти своим курсом. О происходящем по радио сообщили в Черноморское пароходство и в Москву. Получили ответную радиограмму, в которой подтверждалось: «Ваши действия правильные, продолжайте идти утвержденным маршрутом».

Тем временем опасность усиливалась и драматургия нарастала. Эсминец пошел наперерез курсу нашего судна, чтобы заставить подчиниться его требованиям. Тогда капитан Иван Подшевякин передает на эсминец сигнал: «С курса не сходим, в случае перереза нашего курса будем таранить ваш корабль».

Отметим, что мощный нос «Физика Вавилова» позволял нанести такой удар и расколоть эсминец. Однако мы надеялись все же избежать тарана, просто отвечая на американский психологический прессинг – своим. Это была игра на грани возможностей! Разумеется, предупредив американцев о таране, мы не должны были решиться на таран. Ведь в носовой части судна находились боевые части ракет и взрывчатка! В случае тарана мы все взлетели бы на воздух!

В этом противоборстве время словно остановилось. «Держим небольшой совет, – вспоминает полковник Королев. – Эсминец продолжает дрейфовать прямо на нашем курсе. Счет идет на минуты. Чья выдержка, у нас или у американцев, окажется сильнее? Что же делать – сбавить ход, изменить курс? «Захват корабля и плен – позор, лучше гибель, – говорит капитан Иван Подшевякин. – Нельзя показывать американцам слабинку. Надо твердо стоять на своем».

И дальше капитан Подшевякин рассуждает так: – Заметив, что мы идем своим курсом, не сбавляя хода, они уберутся. Мы их предупредили насчет тарана. Наше судно мощнее и просто расколет их эсминец надвое. Они понимают, что если мы действительно везем сельхозтехнику только, то им крепко достанется от командования, что они угробили свой корабль по глупости. А если мы везем оружие, в чем они нас подозревают, то неминуемо произойдет взрыв, и тогда все погибнут. У них психология – не советская. Они с Гитлером, как мы в Отечественную войну, не воевали. Пафоса много, а патриотизм – специфический, они воюют за деньги и жизнями своими ой как дорожат! Не захотят они связываться с русскими! Не сходить с курса! Полный ход!»

Капитан Иван Подшевякин оказался прав. Поняв, что советский флот ничем не остановить, американская воздушно-морская армада развернулась на 180 градусов и удалилась. Это было непростой проверкой стойкости и выдержки экипажа «Физика Вавилова».

А вот «Индигирке», которая могла взорвать своей взрывчаткой пол-Атлантики, – повезло! Это был дизель-электроход под командованием капитана Андрея Федоровича Пинежанинова.

«Индигирка» вышла из Североморска 16 сентября и прибыла в кубинский порт Мариэль 4 октября. На теплоходе «Индигирка» было свыше 160 ядерных зарядов, в том числе 60 боеголовок к ракетам Р-12 и Р-14, а также 12 ядерных боеголовок к ракетам «Луна», 80 зарядов для фронтовых крылатых ракет, 6 авиабомб и 4 морские мины.

Вот как это было. В сентябре 1962 г., когда дизель-электроход «Индигирка» возвращался в Архангельск, была получена срочная радиограмма: «Следовать в Мурманск». Там капитану Андрею Федоровичу Пинежанинову и старпому В.А. Куроптеву передали приказ за подписью министра Морфлота Бакаева, от которого, как вспоминает капитан, у всех пошли «мурашки по спине». Подробностей в приказе не озвучивалось, но по всему чувствовалось: дело предстоит серьезное и опасное.

В Североморске на борт «Индигирки» были погружены десятки ядерных зарядов. На палубе разместили обычные автомашины и трактора. На борт дизель-электрохода прибыло около сотни военных во главе с капитаном 1-го ранга Шевченко, после чего 16 сентября в 15.00 «Индигирка» вышла в море и взяла курс на Кубу. Экипаж этого судна был, возможно, единственным, изначально знающим порт назначения.

Перед выходом капитан получил приказ ни при каких обстоятельствах не позволять американцам подвергать судно досмотру. На всякий случай был разработан план экстренного затопления «Индигирки». Дизель-электроход шел вдали от обычных морских путей, плавание проходило на удивление спокойно. Настолько спокойно, что в Саргассовом море «Индигирке» встретилось около трех десятков спящих китов, которые не проявили никакого беспокойства и любопытства.

И все-таки капитан не мог не волноваться. Перед ним мысленно проносилась вся его жизнь. Вот он, босоногий мальчишка из неизвестной архангельской деревушки Насадниково, гоняет на выпас гусей, а вечером помогает матери поставить в стойло пришедшую с пастбища корову. Теплая деревенская изба с лежанкой, на которой его дед грет больную спину и чинит изношенные валенки, запах березовых веников, подвешенных в сенях к потолку, полыни и мяты, кислого молока и свежего хлеба и чугунок с вареной картошкой, который мать снимет с раскаленной печи огромным похожим на воловьи рога ухватом. Он слушает разговоры взрослых, которые судачат о революции и о том, что будет теперь, когда к власти пришли большевики, и незаметно засыпает, облокотившись на прислоненный к печи и пропитавшийся ее жаром отцовский тулуп. Андрейке Пинежанинову нравится и эта теплая печь, и парное молоко, и запряженный в телегу рыжий конь с вечно спутанной, с репьями, гривой, и гуси, важно переваливающиеся через проселочные колдобины. Но еще ему нравились книги про морские путешествия, добытые в сельской библиотеке, это целый мир! Неизвестный и притягательный, манящий романтикой приключений. Решено, он будет моряком! И он, уже взрослый двадцатилетний парень, добыв лучшие в деревне сапоги и телогрейку, отправляется в Архангельск: пусть его возьмут хотя бы простым матросом! И его берут на «Азимут», гидрографическое судно, плавающее в холодных водах с белыми льдинами, которые, задевая за стальные борта, шуршат, как связка стеклянных бус. Потом были гидрографическое судно под романтическим названием «Мгла» и новые бородатые ученые, с диковинными приборами в руках и говорящие на непонятном языке, горячий чай с клюквой и потрепанные карты. И тогда он решил выучиться на штурмана. Окончив судоводительное отделение Архангельского морского техникума, Арктический морской институт имени Воронина, он призван на военную службу. И тут ему неожиданно предлагают сменить профиль, предлагая работать в Балтийском флоте на военной подводной лодке! Андрей Пинежанинов с энтузиазмом берется за новую специальность, осваивает все тонкости работы с рацией подлодки, плавая в водах Балтики. Вернувшись в Архангельск, он, уже профессиональный подводник, стремится освоить самые передовые технологии морского дела. Так он оказывается на ледоколе «Садко», уже в роли помощника капитана. Он радуется своей новой должности, не представляя себе еще всей опасности, с которой столкнется корабль «Садко», не зная, что для корабля, на котором он ощущает себя почти хозяином, первый же рейс станет и последним. Выйдя из Архангельска в Арктику 1 июля 1941 года «Садко» направляется к полярным станциям Карского моря, чтобы довезти необходимые ученым-полярникам грузы. Через пролив Вилькицкого «Садко» уходит на мыс Арктический, где снимает группу зимовщиков местной полярной станции. А в это время Гитлер объявляет войну Союзу. Злополучный рейс «Садко» продолжается, и в Карском море корабль сталкивается с айсбергом, цепляется за мель возле острова Известий и начинает тонуть. Гитлер разворачивает наступление, весь морской флот Союза занят только войной. На помощь «Садко», однако, отправляют ледокол «Ленин», но время идет на минуты, и из ледяного плена удается спасти не всех. Этот день для Андрея Пинежанинова, оставшегося в живых, стал днем второго рождения.

После гибели «Садко» Пинежанинов работает капитаном на ледоколе «Мурманск» и на «Монткальме». Идет Отечественная война. Он – старший штурман на «Верещагине», капитан на ледоколе «Георгий Седов», на пароходах «Казахстан» и «Пинега». А в 1951 году его приглашают поработать наставником молодых моряков в арктическом центре морского пароходства в Мурманске. Он соглашается и неожиданно для всех объявляет, что сам решил пойти учиться… Его не понимают: он, Андрей Пинежанинов, известный моряк, ему уже перевалило за сорок, какая тут может быть учеба? Зачем?

Но он убежден, что не освоил всех премудростей морского дела. Он уезжает учиться в Ленинградском высшем мореходном училище. Окончив его, возвращается в Мурманск. Здесь в 1954 году ему доверяют дизель-электроход «Обь», на котором ему уже в следующем году предстоит участвовать в уникальной продолжавшейся около года экспедиции – в 1955 году под руководством Героя Советского Союза Михаила Сомова, капитана «Оби». Теперь Андрей Пинежанинов – моряк с мировым именем! Он участвует вместе с Сомовым в первой советской экспедиции в труднодоступные районы Антарктиды. Они устанавливают обсерваторию в районе моря Дэйвиса. Именно благодаря Пинежанинову и Сомову уже 13 февраля 1956 года в Антарктиде начала работать первая советская научная станция «Мирный»!

Вернувшись из Антарктиды, Андрей Федорович узнал, что его переводят работать капитаном на дизель-электроход «Индигирка». Взяв в руки штурвал «Индигирки» в 1957 году, Андрей Федорович не расставался с ним до 1968 года… В 1959 году экипаж «Индигирки» первым в Союзе получил звание «Экипажа коммунистического труда», видимо, это и сыграло вскоре определяющую роль в том, что кандидатура «Индигирки» была выбрана в качестве главного перевозчика ядерного потенциала для операции «Анадырь». Скорее всего, Грибков и Бакаев опирались в своем выборе на личностные характеристики людей. В 1963 году за участие в операции «Анадырь» А.Ф. Пинежанинов получил звание Героя Соцтруда, орден Ленина и золотую медаль «Серп и молот».

Прибыла «Индигирка» в порт Мариэль недалеко от Гаваны 4 октября 1962 г. Днем выгружали обычные грузы, а ночью, в полной темноте, – боеголовки. После разгрузки «Индигирка» отошла от причала и в десяти милях от берегов Кубы, миновав патрульные корабли США, через Флоридский пролив вышла в Атлантику. После этого дизель-электроход взял курс к родным берегам. Около четырех часов за ним следовала американская подводная лодка, а потом до Ньюфаундленда – самолеты. Но самое главное и опасное было уже позади.