Текст книги "Мастер иллюзий"

Глава 10. Японская макака

На Елагином острове Рыжик тут же повел меня на лодочную станцию, взял лодку, сел на весла и куда-то целенаправленно погреб. Напрасно я допытывалась, куда и зачем.

– Кое-что тебе покажу, – с очень таинственным видом отвечал Рыжик.

– Сюрприз-то хоть приятный? – на всякий случай уточнила я. От Рыжика, с его патологическим чувством юмора, можно ожидать чего угодно. Бойфренд, загадочно улыбаясь, работал веслами.

– Подумал, надо тебе как-нибудь развеяться. А то ты последнее время запаренная какая-то. Проблемы?

– Да, в училище. Диплом мне не выдали, гады. И всего-то из-за одного-единственного несчастного зачетика… Кстати, Рыжик, – спросила я без особой надежды, – как бы ты решил такую загадку? Представь, что тебя запирают в комнате и дают три шара…

– А, я знаю эту загадку! Значит, один – сломать, второй – потерять…

– Да надоел уже со своими бородатыми анекдотами! Я же серьезно спрашиваю!

– Ну как я могу решать такие задачи серьезно? Хоть по какому предмету-то? По физике?

– Ай, ладно. Проехали.

Мимо проплывали травянистые берега и плакучие ивы. Один пруд плавно переходил в другой. Мы проскользнули под низким мостиком, миновали тесный шлюз, отталкиваясь веслами от бетонных стен, и оказались в илистой протоке между двумя островами. С обеих сторон высился настоящий лес. Над мутной водой нависли кроны деревьев, застилая небо. Весна уже заканчивалась, прозрачная нежность листвы ушла, парк стал зеленее и темнее, чем неделю назад. На высоких, крутых берегах – не сразу найдешь место, чтобы пристать, – разросся бурьян в пол человеческого роста. На склонах виднелись змеевидные сюрреалистические корни, так что казалось, будто мы где-то в джунглях.

Рыжик выбрал место и направился к берегу. Там, низко склонившись, окунув в воду ветви, росла старая ива.

Мой друг привязал лодку и помог мне перебраться на ветку.

– Гелька, просьба – вести себя ОЧЕНЬ тихо! – прошептал он.

– Почему?

– Увидишь.

Следуя за Рыжиком, я полезла дальше по широкому влажному стволу ивы. Добравшись до развилки, где ствол стал сухим, Рыжик уселся, свесив ноги, и посадил меня рядом с собой. Я хотела спрыгнуть на землю, но он меня удержал.

– Иди сюда, – прошептал он, обняв одной рукой. Несколько минут мы сидели на стволе, как две птички, и чего-то ждали.

– Чего застрял, прыгай на землю!

– Тихо, сказал же! Сиди, смотри и слушай. Открой глаза и уши, а рот закрой.

– Но…

Рыжик молча (впрочем, довольно деликатно) зажал мне рот, а другой рукой крепко стиснул мой локоть.

«Это и есть сюрприз?» – мелькнула в голове мысль. Но в следующий миг Рыжик шепотом воскликнул:

– Смотри! Вот она!

На соседней ветке появилась обезьяна! Самая настоящая. Довольно крупная, серая, с белым воротником и плоским розовым носом. Обезьяна приближалась к нам, изящно перебирая лапами и покачивая в воздухе хвостом. Не дойдя метров двух, она остановилась, повернула к нам мордочку и уставилась недоверчиво, готовая в любой миг смыться.

– Какая красивая! – забыв о запрете, воскликнула я. – А лапки… глянь, как у человека! С пальчиками!

– Не двигайся, – прошипел Рыжик. – Спугнешь!

Я и не собиралась ее пугать. Мне самой было немного боязно. Зверюшка-то немаленькая, и кто ее знает, что у нее на уме? Вдруг тяпнет?

Обезьяна подозрительно разглядывала нас еще примерно полминуты, переминаясь с лапы на лапу. Потом ей, видимо, надоело. Или она решила, что пора, наконец, испугаться? Обезьяна вскочила, упруго подпрыгнула, совсем по-человечески схватилась руками за ближайший сук, и, перебрасывая себя с ветки на ветку помощью лап и хвоста, скрылась в зелени.

Я перевела дыхание и воскликнула:

– Что это было?!

– Макака, – сказал Рыжик с такой гордостью, как будто эта обезьяна была его родной дочерью.

– Откуда она здесь взялась?

– Ну, догадайся.

Хм, будь на месте моего бойфренда любой парень из училища, я бы сразу решила – либо сотворил, либо навел иллюзию. Елагин остров у наших место популярное и натоптанное. Но откуда мог притащить сюда макаку простой парень Рыжик?

– Она из зоопарка, – раскололся он. – Правда, правда! Что ты на меня так смотришь? Это не я ее сюда принес! Обезьян сюда привозят на лето. Выпускают пастись. Их тут много, целая стая.

– Да хватит врать! Они бы давно уже разбежались.

– Тут же остров, им на другой берег не переплыть. Людей они не трогают. Люди их тоже хрен поймают…

– Но им же холодно!

– Это серые японские макаки, или типа того. Они холода не боятся. Они в горах живут. На Хоккайдо.

Я неожиданно умилилась. Надо же, как Рыжик подготовился! Даже породу макак выяснил.

– Ах, круто. Настоящий сюрприз. Спасибо, милый…

– М-да? Вот так, официально – «спасибо»?

После этого про обезьян было забыто надолго – Рыжик прижал меня к себе, и мы целовались, сидя на дереве, пока у меня не заболели губы.

– А знаешь, о чем я сейчас подумал? – промурлыкал истомленный поцелуями Рыжик через неопределенный, но длительный отрезок времени.

Я затаила дыхание. Неужели признается в любви? Давно пора, но он все молчит. И даже знаю почему – боится себя связать. Опасается, что я его на слове поймаю. Глупенький…

– На дереве-то я с девчонками ЭТИМ еще не занимался!

Тьфу, пошляк.

– И не займешься, – с досадой обломала я его. – У во всяком случае меня в это не впутывай. Во-первых, на дереве жестко, во-вторых, сыро, в-третьих, я не хочу, чтобы за нами подсматривала целая стая макак…

– Гелечка, неужели тебя смутят такие мелочи? – спросил Рыжик, пытаясь меня зачаровать «специальным» взглядом своих роскошных глаз.

– Это не мелочи, а этика и гигиена, – сказала я педантским тоном, копируя интонации Антонины. – И вообще поплыли отсюда, нам через десять минут лодку сдавать…

– Ну, поплыли, – с глубоким вздохом согласился Рыжик, печалясь, что еще одной его дикой мечте суждено остаться нереализованной.

Вечер был до того теплый, что обратно мы прогулялись пешком – неплохая прогулка, километра на три-четыре. На подходе к дому Рыжик ни с того, ни с сего небрежно сказал:

– Слышь, Гелька… я на тебе, пожалуй, когда-нибудь женюсь.

И скосил на меня глаза – как я отреагирую.

Я долго смеялась. Рыжик сделал вид, что обиделся, и остаток пути со мной не разговаривал, но наверняка на душе ему полегчало.

Тоже мне, одолжение делает! Небось, думает, сейчас-то я в него и вцеплюсь – побежали в ЗАГС! Да я вообще не собираюсь замуж раньше двадцати девяти, как все нормальные девушки в Западной Европе. И, кроме того, если я и выйду замуж, так уж точно не за Рыжика. Как кандидат в мужья, Рыжик не выдержит конкурсного отбора. Муж – о, это дело серьезное. К нему особые требования, гораздо выше, чем просто к бойфренду.

Ну, во-первых, муж должен быть авторитетом – иначе зачем он вообще нужен? А какой авторитет из Рыжика? Курам на смех! Честно говоря, пока я еще не встречала ни одного парня, который был бы умнее меня. Я не утверждаю, что их нет – наверно, они мне просто не попадались. Может, таких будет много в Академии.

Во-вторых, важен внешний вид мужа, так сказать, экстерьер. Мой идеал (ну, банальный, и что с того!) – высокий широкоплечий блондин. Типа Саши Хольгера. Влюбленность давно прошла, а идеал остался. Только, в отличие от мрачного аутсайдера Саши, мой будущий муж будет в жизни успешен: карьера, деньги, все такое. А по характеру… ну, пусть тоже похож на Сашу Хольгера. Такой загадочный, надменный, самодостаточный…

М-да, что-то я на Хольгере зациклилась…

Мы добрались до дома в одиннадцатом часу и нежно прощались еще минут сорок. Стояли под сенью цветущего куста и висли друг на друге, никак не в силах расстаться. А в любви упрямый Рыжик так мне и не признался.

Войдя в квартиру, я первым делом позвонила Маринке и сообщила потрясающую новость – Рыжик сделал мне предложение!

– Да? – кисло спросила он. – И когда свадьба?

Я почувствовала, как ее на том конце аж перекосило от зависти, и пообещала пригласить ее в свидетельницы. Тогда Маринка сразу повеселела и даже пожелала нам счастья в семейной жизни. Я утешила ее тем, что еще ничего не решено. И попросила никому пока не рассказывать. Надеюсь, завтра новость будет известна всем нашим общим знакомым.

Повесив трубку, я еще долго сидела у телефона и думала о Рыжике. Все-таки в моем бойфренде что-то есть, если он – воплощенная противоположность моего идеала мужчины, – а мне с ним так хорошо.

Уже в постели вспомнила, что собиралась позвонить Хольгерам. Не поленилась выбраться в коридор, но напрасно – трубку опять никто не взял. Романтическое настроение сразу испортилось, в голову полезли мрачные мысли.

Сама не знаю, почему я восприняла так близко к сердцу все эти Сашины неприятности. Не то, чтобы какие-то прежние чувства. Какое там – что было, то прошло. Скорее, желание исправить несправедливость… да и по-человечески жалко парня. Что же он с собой сделал, что все его теперь гоняют, как бешеного пса? Почему с ним так обращаются люди, которые знали его всю жизнь?

Я вспомнила Сашино выражение лица, когда папа выставил его за дверь – он, этот гордец Саша Хольгер, даже не обиделся… и как будто не удивился. Но главное – это его «спасибо». Я ведь и прежде старалась помогать ему, чем могла, но он меня еще ни разу ни за что не благодарил.

«Позвоню завтра еще раз, – решила я, засыпая. – Последний…»

Глава 11. Тайна Саши Хольгера

Утро следующего дня я собралась посвятить раздумьям о «средстве проникновения в Пятно Страха», но меня внезапно обуяла невероятная лень. Наверно, дело в магнитных бурях. Мама, например, списывает на них любые недомогания и перепады настроения. Чтобы взбодриться и привести мозги в рабочее состояние, я решила немного поиграть на компьютере – пройти какую-нибудь небольшую, простенькую кампанию. Сразу помогло! Сонная вялость ушла, время потекло легко и приятно. Родители на работе, за окнами солнышко и зеленая листва – красота! А компьютерные игры способствуют развитию интеллекта, развивают реакцию и стратегическое мышление…

В общем, когда я с воспаленными глазами отвалилась от монитора, оказалось, что уже давно пора обедать.

По дороге на кухню я чисто рефлекторно, особо ни на что не надеясь, набрала номер Саши Хольгера.

– Геля? – раздался в трубке Сашин голос.

Благодушное, расслабленное настроение как рукой сняло.

– Ой! Как ты угадал?

– Телепатия.

– Здорово, что я тебя застала! Ты вообще как себя чувствуешь? Ну, в смысле…

– Не очень. В смысле, хреново.

Саша помолчал и сказал с незнакомой просящей интонацией.

– Геля, ты меня не выручишь? Понимаешь, мне… Я не могу выйти из дома. Ты не можешь приехать и привезти чего-нибудь пожрать? А то у меня еда кончилась. Я тут, типа, голодаю.

– Конечно, без проблем, – взволнованно пролепетала я.

– Деньги я отдам.

– Да при чем тут деньги! А чего тебе купить?

Вопрос повис в воздухе – Саша уже положил трубку.

Естественно, обед был сразу отменен. Через десять минут я торопливо выходила из дома с целым пакетом медикаментов, опустошив аптечку. Какой ужас! Саша – один, раненый, третий день без еды! Без врачебной помощи! Куда смотрят его родители?!

По дороге я забежала в ближайшие «24 часа», купила кое-какую диетическую еду: кефир, пачку пельменей и сухой тортик, – и понеслась на трамвай.

Всю дорогу я представляла себе кошмарные картины. Изможденный, мечущийся в лихорадке Саша распластался на грязном полу, не в силах самостоятельно добраться до кровати. Рана воспалилась, начинается заражение крови и гангрена, сделать уже ничего нельзя. Родителей нет и в помине (переехали на «юго-запад». Юго-запад чего? В Португалию, что ли?) Ко мне тянутся иссохшие пальцы: «Воды! Хоть капельку воды!» Но слишком поздно. Саша умирает у меня на руках, посвящая меня в страшную тайну своей гибели и завещая месть. Вот я инкогнито присутствую на его похоронах – черное пальто, темные очки, сжатые губы… Да, у нашего несбывшегося романа был бы красивый конец…

Поэтому, когда Саша открыл дверь, я даже слегка разочаровалась. Он был на ногах – мрачный и бледный, но вполне здоровый на вид. Единственным, что реализовалось из моих видений, был фантастически грязный пол.

– Привет, – буркнул Саша, и тут же сунул нос в пакет. – Кефир? Что это за отстой?

– Блин, так надо было мне меню продиктовать! – сердито ответила я, пока Саша вытаскивал из пакета «диетическую» снедь.

– Ладно уж, сойдет. Пельмешки, ага… А хлеб где? Сметанки тоже прихватить не догадалась?

Саша унес пакет на кухню. Вскоре оттуда донесся звук льющейся воды. Я разулась и прошла в гостиную. М-да, как же тут все изменилось с прошлого года. Квартира находилась в состоянии, которое Антонина поэтически именовала «вселенский срач». Сразу видно, что Сашины родители тут действительно больше не живут. Палас на полу в гостиной усыпан крошками и скорлупками от фисташек, на мебели – толстый слой пыли, цветы в горшках завяли, повсюду кучами набросана одежда, кровать не убрана…

– На тебя варить? – донесся голос с кухни.

– Давай.

Я прошла на кухню и села за стол, уставленный немытыми тарелками. Саша возился у плиты. Теперь я могла рассмотреть его внимательнее. Как же он похудел! Лопатки и позвонки выпирали из-под несвежей футболки, лицо стало каким-то костистым, глаза запали. Недовольство, вызванное насмешками над набором продуктов, быстро сменилось искренним сочувствием. Теперь я уже не думала, что Саша позвал меня потому, что просто поленился дойти до магазина. Он в самом деле был нездоров.

– Извини, что так все вышло, – сказала я. – Ну, с папой. Я не думала…

– Плевать.

– Не знаю, что на них нашло. Папаша словно озверел…

– Сказал же, забей. Наверняка мои родители что-то ему наговорили. Они ведь…

– Что?

– Неважно.

Саша отвернулся к плите и принялся сыпать пельмени в воду. На мои попытки вернуться к теме он не реагировал. А когда я завела разговор о нашей встрече в метро, вообще умолк.

Я поняла намек и сменила тему.

– Как дела в школе? Экзамены уже кончились?

– Я ее бросил, – равнодушно сказал Саша. – Еще осенью. Мне сейчас не до учебы.

– Доучился бы, – осторожно сказала я, кляня себя за бестактность. – Всего ведь год остался…

Саша махнул рукой и помрачнел.

– И где ты сейчас? – спросила я после долгой, неловкой паузы.

– На стройке. Тут неподалеку, на Комендантском.

– Кем?

– Чернорабочим.

– И как, нравится? – задала я идиотский вопрос. – Ну, в смысле, наверно, денег много зашибаешь?

– На жизнь хватает, – Саша подумал и добавил. – А так…Ты знаешь, пожалуй, что и нравится. На стройплощадке жизнь такая… ну, какая и есть. Сразу понятно, что все это не имеет ровно никакого значения. Вот тачка, вот песок, вот цемент, и все. И народ простой…

– Наверно, одни алкаши? – спросила я, задумчиво глядя на батарею пыльных пивных бутылок на подоконнике. – Ой, в смысле – пролетарии? Не с кем словом перекинуться?

– Как раз наоборот! – с внезапным воодушевлением возразил Саша. – У меня там есть один приятель, Артем – реальный пацан, – так он толковее всех этих болтунов из вашей Академии. Он тоже считает, что чем меньше всякой мишуры и вранья, тем лучше. Правильная жизнь должна быть простой, – он подчеркнул последнее слово. – Безо всяких этих культурных наслоений, болтологии пустопорожней… Чтобы каждый мог видеть ее истинную цену. А цена ей – копейка.

«Украл-выпил-в тюрьму, – пренебрежительно подумала я, но на этот раз сумела промолчать. – Ну и идеал. Еще хуже, чем у Рыжика. До чего же все парни примитивные…»

– Так это, наверно, тяжело – тачкой ворочать.

– Тяжело? Ну и хорошо. Реально мускулы укрепляются, безо всяких тренажерных залов… Тебе пельмени с солью или с кетчупом?

«Мне в чистой тарелке», – мысленно попросила я. Но пришлось есть из такой, какую дали. В гостях не привередничают.

Саша накинулся на еду, как будто и впрямь три дня не ел. Меня опять начали одолевать сомнения. Ну не похож он на умирающего, и все тут. О мускулах, видите ли, рассуждает…

– А как же каратэ? – вспомнилось вдруг мне. – Помнишь, ты в том году ходил?

– Тоже бросил, – с полным ртом невнятно сообщил Саша. – Это все детские игры. Хотя разок очень пригодилось…

Я приготовилась к хвастливому описанию побоища во всех его неаппетитных подробностях – парни это любят, – но, как ни странно, Саша больше ничего не добавил.

– Хороши детские игры – кости ломать, – сказала я, прерывая затянувшуюся паузу.

– Все эти единоборства, – Саша взмахнул вилкой, – не стоят одного пистолета. Помнишь, был такой детский фильм, как его – «Индиана Джонс и последний крестовый поход»?

– И что?

– Там был араб с саблей. Он этой саблей и так, и этак, а Индиана Джонс ему из «кольта» в лоб – бабах! – и дальше пошел. Безоружный против человека с пистолетом ничего не сделает, будь он хоть супербоец.

– А у тебя теперь есть пистолет? – с любопытством спросила я.

– Если бы, – огорченно сказал Саша. – Лицензия нужна, а мне хрен сделают. Я бы на черном рынке купил, если б знал, где безопасно. Мне сейчас только засветиться с пистолетом и не хватало. Родители и так столько проблем мне создали… Они ведь только повода ждут! – с ожесточением воскликнул он. – Им только повод нужен, чтобы опять начать докапываться! Никак не могут оставить меня в покое!

Саша замолчал и уткнулся в тарелку. Я тоже молчала, ошеломленная таким выплеском эмоций. Потом встала, положила тарелку в забитую до краев мойку и поставила на огонь чайник.

– Представляешь, мама сказала, что вы переехали.

– Это они съехали, – все еще угрюмо сказал Саша, сдирая упаковку с тортика. – К бабушке. Убрались от меня подальше. Спасибо хоть на улицу не выгнали.

– А что у тебя с ними? Конфликт?

– Кризис доверия. Да ты сядь, не мельтеши, я сам накрою. Торт будешь?

– Буду, – сказала я, в душе довольная – вот и тайна открылась. Саша поссорился с родителями (неудивительно, учитывая, что он бросил школу), и они оговорили его перед моим папой – только и всего. Тем более позорно и возмутительно поведение папы, и я с ним на эту тему еще проведу воспитательную беседу…

Саша поставил передо мной огромную кружку с чаем, отрезал мощный кусок торта. Я вдруг подумала, что он, пожалуй, переменился в лучшую сторону. Несмотря на запущенный внешний вид и дурацкие мысли о «простой жизни какая она есть». (А, может, и благодаря им). Повзрослел, что ли? И ведет себя по-другому, без прежнего хамства и эгоизма. Явно стал спокойнее, рассудительней… Или ему все пофиг? Еще мне показалось, что он выглядит усталым. Не столько физически, сколько душевно. Но общаться с ним стало определенно проще.

Мы очень славно посидели еще часик, поболтали о том, о сем. Саша оживился и принялся с удовольствием вспоминать детство. Вдруг оказалось, что он прекрасно помнит многие наши игры, вроде «аутодафе» и «ядерной войны», и даже такие, о которых забыла я сама. Раны на животе он мне не показал и обработать не позволил – сказал, что все сделает сам. Поблагодарил за лекарства. Сказал, что на улицу не будет выходить еще дня три как минимум, и попросил прийти с припасами еще раз, денька через два. А заодно купить ему… патроны для ракетницы.

– Да где я их возьму? – растерялась я.

– В любом магазине «Оружие». – Саша написал на бумажке марку патронов и протянул мне. – У вас на Савушкина вроде был какой-то. Или в «Охотнике и рыболове» на Невском…

Выходя из квартиры, я заметила в прихожей, в углу, странную лопату. Небольшую, остроконечную, на толстом черенке. Лопатка была совершенно новая, даже с ценником. Интересно, зачем она Саше?

На обратном пути, когда позитивные впечатления слегка развеялись, я тщательно обдумала Сашино поведение, и у меня возникло смутное неприятное ощущение, что меня используют. Причем втемную.

Откуда пришло это ощущение, я и сама затруднялась определить. Наверно, прошлогодние воспоминания подсказывали, что Саша не мог взять и резко измениться к лучшему. Есть такая поговорка: «Если вы пришли человеку на помощь, он непременно вспомнит о вас… когда ему снова понадобится помощь». Не про Сашу ли она?

Чем дольше я думала, тем яснее понимала, что Саша о многом недоговаривал. Он так и не сказал, кто разодрал ему живот, что он делал в метро, почему съехали его родители, почему он не хочет выходить из квартиры, хотя физически явно способен это сделать, и зачем ему патроны… А, черт, не так уж он изменился. Только стал хитрее. Раньше он не умел лицемерить, теперь научился. Значит, либо изменилось отношение ко мне… либо его вынуждала лицемерить жизненная ситуация.

Вдруг пришла на ум мысль – может, прежняя Сашина бесцеремонная манера поведения объяснялась гораздо проще, чем я полагала? Просто он не считал нужным со мной притворяться. Кто такая Гелька? Подумаешь, подруга детства, почти сестра, чего там с ней миндальничать! А что теперь?

В общем, окончательно запутавшись в попытках проанализировать Сашино поведение, я вернулась домой и снова насела на маму.

– Как вам не стыдно! Только из-за того, что человек не находит общего языка с родителями – вышвыривать его из дома?! Папа вел себя как бандит, а ты ему даже ни словечком не возразила!

– Господь с тобой, ты о чем, Гелечка?

– О Саше Хольгере! И нечего притворно вздрагивать! Мало ли как человек видит свою дорогу в жизни? Может, у него призвание такое – работать на стройке!

Мама покачала головой.

– Такую дичь несешь – слушать противно.

– А что ты можешь мне возразить по существу?!

– Неужели ты правда не знаешь, что случилось с Сашей?

– Знаю – он бросил школу.

– Ох, Гелечка – дело совсем в другом, – и мама выразительно постучала согнутым пальцем себе по лбу. – У него… это.

– На себе не показывай, – автоматически сказала я, а потом до меня дошло. – Что – крыша течет?!

– У Саши Хольгера серьезные проблемы с психикой, – раздельно произнесла мама. – Наташка, конечно, ничего мне не говорит, но я так себе представляю, что у него шизофрения.

– Ой, блин…

– Думаешь, почему Хольгеры переехали? Они его боятся.

Я не нашлась, что сказать. Не фига себе новость! Даже как-то не верилось…

– А вылечить разве нельзя?

– Где?

– Ну, – я чуть не ляпнула «в дурдоме», – в какой-нибудь больнице…

– Да ты что! Психиатрия – это же клеймо на всю жизнь! Ни на хорошую работу, ни в институт со справкой не возьмут, – мама вздохнула. – Наташу с Игорем жалко. Они все думают – может, какой-нибудь возрастной кризис, само пройдет? На чудо надеются. Только ведь не пройдет. Если уж это появилось, то все, тушите свет. Твой папа говорил Игорю – немедленно вызывайте санитаров, и на «скорой» – в дурку. И только так. Иначе доиграетесь, он кого-нибудь убьет… и отправится уже не в дурдом, а в тюрьму. И вы с ним за компанию.

– Что, даже так серьезно?

Мне стало страшно. Ого, какой опасности я сегодня подвергалась! Домой к нему ездила! Чай с тортиком пила! О боже – да я, оказывается, чудом уцелела!

– Ой, мам… Вот это да! Чего ж вы мне раньше не сказали?

– Мы думали, ты знаешь.

– Нет – все знаю и назло его сюда привела! Мам, ты сама как проснешься! Неужели так сложно было сказать мне прямым текстом – «Саша Хольгер – псих!» Разве я бы тогда рискнула…

В последний момент я умолкла, сообразив, что чуть не проговорилась о своей поездке. Но мама ничего не заметила.

– Неужто о таком вслух говорят? – с горечью сказала она. – Такое же таят от всех! Что с ним случилось, что спровоцировало сдвиг в мозгу, никто не знает… – мама подумала и убежденно сказала: – Это все на почве полового созревания!

– А в чем конкретно выражается?

Мама пожала плечами.

– Наташка говорила – агрессивный стал, вспышки бешенства, все какие-то враги ему мерещатся… В общем, как ее… мания преследования. Она ведь не вдруг началось. У Саши давно были проблемы, уже несколько лет, исподволь накапливалось, и вот – прорвалось. Как его из художественного училища выгнали, так и покатилось. К школе потерял интерес – по-моему, бросил, если не выгнали, – работал на каком-то заводе, его и оттуда выставили… А потом уж пошла настоящая клиника. Наташка говорила, такой бред нес – слушала и пугалась до полусмерти. Об аде, о конце света, о демонах… – мама понизила голос, хотя в комнате были только мы двое. – А кончилось все тем, что к нему начали черти являться… и он с ними принялся воевать. Ну, тут уж потеря контроля над собой пошла, стало все ясно…

– Кошмар, – пробормотала я.

Что-то не складывалось. Я вспоминала Сашу – какой он был сегодня – и не могла поверить, что это все о нем. Конечно, психи иногда мастерски маскируются под нормальных. Еще я читала, что иногда они нормальны во всем, кроме своей мании. Бывают периоды обострений – например, каждое полнолуние…

Нет, я верила маминым словам. Но пару раз прежде я видела настоящих психов, и они были другие. Я могла точно сказать – психа заметно. В них всех есть что-то общее – жуткое. Рядом с психом страшно и неприятно находиться, даже если он ничего не делает, и не обращает на тебя внимания. Это похоже на боязнь заразиться. Или дело в опасении, что псих причинит вред?.. Не знаю. В общем, то больное, разрушительное, что сидит у них в голове и выглядывает наружу, пусть даже самым краешком, для нормального человека инстинктивно отвратительно.

А с Сашей я пообщалась полдня, но ни разу ничего подобного не ощутила. И даже определенно могла сказать: новый, сегодняшний Саша – исхудавший, замученный, но собранный, как бы хранящий какую-то тайну, – мне нравится больше, чем тот прежний самодовольный, бесцеремонный хмырь, каким он был в пятнадцать лет.

«Но с другой стороны, – вдруг подумала я с внезапным сомнением, – Зачем он просил привезти меня патроны для ракетницы?»