Текст книги "Осколки великой мечты"

Он подлил ей еще шампанского. Сказал озабоченно:

– Только ты это… помедленней пей… А то захмелеешь – что я тогда твоему папе скажу?

– Слушаюсь! – шутливо откозыряла ему Вера. И спросила: – Так ты что – будешь в Москве жить на эту страховку? Сколько там денег, кстати?

– Тыща!.. Но я ничего оттуда не возьму. Пусть мать на них живет, пока я учиться буду. Сам прокормлюсь. Руки есть – заработаю.

– И на билет сюда ты тоже сам заработал! – съехидничала Вера.

– И заработал! – торжествующе сказал он. – Сейчас расскажу как. Билетов-то сейчас днем с огнем не сыщешь… А я в Москве уже с ребятами познакомился. Они вагоны разгружают на Курском вокзале, позвали меня с собой. Я и заработал, и знакомства всякие завязал. Билет вот по блату достал. Купейный, между прочим… Чего ж не прокатиться, тебя не проведать?

– А как ты узнал, что мы здесь?

– Подумаешь, бином Ньютона! Мне твоя бабка сказала…

– Не бабка, а бабушка… – строго поправила Вера.

– Ну бабушка… Так вот, она сказала, что вы в пятницу отплываете из Одессы. Вот я и посчитал, что в воскресенье вы будете в Новороссийске.

– Но мы уезжаем отсюда – уже сегодня!

– Знаю. В двадцать два ноль-ноль, – грустно сказал он. – Но ведь до вечера еще есть время?

…Теперь, когда рядом был Вася, Новороссийск показался Вере чудесным городом. Спокойным, уютным, слегка ленивым.

Верочка с Васей, утомленные пляжем, сидели на самой шикарной лавочке – из тех, что выстроились на набережной, лицом к маслянистой глади Цемесской бухты.

Новороссийская молодежь строго соблюдала правила приличия – на лавку, где разместилась парочка, больше никто не претендовал. А старички-старушки, случалось, присаживались рядом, но, слыша Верочкин смех, неодобрительно косились на Васю, сжимающего ее руку, и уходили.

Бухта зажигала огни. Светились иллюминаторами пароходы, мерцала подсветка водных подъемных кранов. С противоположной стороны бухты подмигивали окнами дома, бликовали в воде уличные фонари. Над головами носились, попискивали птицы – но не чайки, а какие-то сухопутные, черные. Вера считала, что это стрижи, а Вася утверждал, что чибисы.

– А с утра мне этот Новороссийск совсем не понравился! – призналась Верочка.

Вася не удержался, хмыкнул:

– Да я понял… Чему тут нравиться, если на улице проходу не дают…

– А ты, шпион липовый, если видел все – чего же раньше не подошел?

– Если вдруг что – подошел бы, не сомневайся. Но вроде все безопасно было… А мне приятно.

– Приятно?! Чего ж тут приятного?

– Ну… сразу видно, что моя девушка лучше всех!

Верочка чуть было не сказала легкомысленно: «Да тут ко всем клеятся!» – но вовремя прикусила язык. Пусть Васька гордится. Ей не жалко. И пусть один вечер считает ее своей девушкой. Хотя это совсем не так.

До отправления теплохода оставалось минут сорок. К назначенному времени возвращения Вера явно опаздывала. Эх, быть ей вздернутой на рее!..

Она вздохнула:

– Папа сейчас спросит, что я в городе посмотрела. А я ни бум-бум. Он ворчать начнет, что у меня нет этой, как ее… тяги к познанию…

– Чего тут познавать? – фыркнул Вася. – Одни заводы цементные… Чудило у тебя предок!

– Не говори так про него, – строго сказала Вера.

– Ну ладно, твой батяня клевый… только иногда нудный. А потом, разве ж мы ничего не познавали?! Помнишь, какой рынок смешной? А пляж?

…Лучший пляж Новороссийска прятался, как и положено хорошему пляжу, на самой окраине города. «На троллейбусе полчаса. И потом столько же пешком», – объяснила им официантка в кафе, когда Вася рассчитывался за мороженое.

– Ерунда, такси поймаем, – заявил Вася и барским жестом махнул девушке: мелочь, мол, оставьте себе.

Мелочи, как успела заметить Вера, оставалось порядочно, копеек семьдесят. Официантка поспешно сунула в карман уже приготовленные на сдачу монетки и ласково улыбнулась Васе:

– Зачем на такси? Тут в двух шагах катер останавливается.

– Катер? – не поверила Вера.

– Да, катер! – торжественно сказала подавальщица. – Проезд двадцать копеек.

Покосилась на Веру и добавила:

– А детский билет – десять копеек.

Вера вспыхнула. Вася, казалось, не заметил ее смущения. Он окинул официантку ослепительным взглядом:

– Раз вы все знаете… Где здесь табачный киоск?

Девушка фыркнула:

– Вам что, «Прима» нужна?

– А что, болгарских нет?

– Да у нас в городе любые есть, хоть американские. Только не в ларьке, а на рынке. Два шага отсюда.

– Пойдем, Верунчик, – позвал Вася.

Вера поспешно встала. На прощание одарила официантку презрительным взглядом. Та не осталась в долгу, сказала вслед:

– У нас на рынке все есть! Сигареты, водка. Шлепки, полотенца… Круги спасательные для детей… Вера вздрогнула. Хотела обернуться, ответить нахалке, да Вася удержал, обнял за плечи.

– Ну чего ты? Мало ли дурочек… Пошли скорей, а то все «Мальборо» разберут.

Колхозный рынок Новороссийска пестрел разноцветным виноградом, массивными серо-желтыми грушами, полосатыми боками арбузов.

– А сигареты тут где? – спросил Вася у одной из торговок.

– Сигареты дальше. Только там облава сейчас. Почекайте минут пяток. Купите пока виноградику…

– Будем пережидать? Или без сигарет обойдемся? – поинтересовался Вася.

Вера на секунду задумалась. Последний раз она курила на выпускном вечере. Уже два месяца прошло, к сигаретам не тянуло. Значит, привычка у нее пока не развивается. А настоящее «Мальборо» когда еще удастся попробовать…

– Ладно, давай уж переждем, раз ты такой куряка несносный, – сказала она вслух.

И они принялись выбирать виноград. Заодно накупили груш, два яблока и маленькую дыню-»колхозницу». Наконец они подошли туда, где продавались сигареты. Ряды пустовали – ни продавцов, ни покупателей.

– Вот и покурили! – расстроенно сказал Вася.

– Ничего, здоровее будем, – Вере не удалось скрыть недовольства в голосе.

– Эй, ребята! – окликнул их осторожный голос. – Вы свои?

– Не знаю, – честно ответил Вася и удивленно уставился на обратившуюся к ним даму неопределенного возраста.

– Свои. Вижу, – быстро определила она. – «Мальборо», «Кэмел», «Винстон» – по пятерке. Жвачки есть, пакеты фирмовые, колготки, сланцы с бисером…

Вере безумно хотелось посмотреть на бисерные сланцы (то есть открытые босоножки, продававшиеся лишь в «Березках» и «Альбатросах»), но она удержалась. И так Васька десятку за две пачки «Мальборо» выкинул.

Спекулянтка проворно спрятала червонец, выдала им вожделенные красно-бело-черные пачки и сказала:

– Еще «Море» есть…

– Да мы знаем! – хмыкнул Вася.

– А если знаете – чего ж для дамы не берете?

– Море?!

– «Море» – это сигареты такие, специально для девушек, – снисходительно объяснила продавщица. – По семь рублей отдаю.

Вася, бедный джентльмен, подавил вздох и заплатил за узкую зеленую пачку.

– Пошли быстрей отсюда, а то всю страховку свою прокутишь! – зашипела на него Вера.

И бдительно следила, чтобы денег больше не тратил. Даже билеты на катер купила за свои – между прочим, два взрослых.

…Остаток дня они провели на пляже. Он назывался в Новороссийске странно – Коса. Да и являлся, собственно, косой – узкая, не более семидесяти метров в ширину, полоска камней полукругом вдавалась в море. Здесь, как на порядочных пляжах, имелись кабинки для переодевания, валялись деревянные лежаки и возвышались навесы от солнца. От пристани катеров на весь пляж доносился русский рок в исполнении группы «Черный кофе».

На пляже ребята купались до упаду. Играли в морские салки. Плавали наперегонки – Вера все время побеждала. Она даже уверовала в свой высокий пловецкий класс, да заметила случайно, что, пока она машет руками-ногами, рвется первой доплыть до буйка, Васька преспокойно лежит на спине.

Загорали. Болтали – как привыкли еще в школе – о судьбах Вселенной и ни о чем. Ели фрукты. (Васька ворчал, что они соленые. А что делать, когда пресной воды на пляже не водилось – пришлось в море мыть.) Покуривали, Вася – «Мальборо», а Верочка – длинные коричневые «Море». Обсуждали, кто из одноклассников куда поступил. Рассматривали соседей по пляжу, играли «в угадайку»:

– Эта парочка кто? Супруги или просто… встречаются?

(«Колька, оболтус, давай собирай сумку!» – Все ясно, супруги.)

– А эти кто?

– Какие?

– Вон, парень усатый, лет двадцати пяти, и девчонка мелкая…

– А черт его знает… Для отца он вроде молодой… А для ее парня – старый…

Стали прислушиваться.

– Эй, да он ей что-то диктует… Тише!..

Развалясь на топчане и глядя в небо, усатый парень начал диктовать. Девочка, примостившись на другом топчане, покорно записывала в тетрадочку.

– …В этот день в Малине, – донесся до Веры с Васей мерный, чуть картавый голос парня, – небольшом городке на Житомирщине, произошло событие, ставшее определяющим для судеб многих тысяч людей: труженики – одно «н» в слове «труженики», бестолковая!.. – …труженики местной бумажной фабрики избрали почетным рабочим Владимира Ильича Ленина… Точку поставь. С новой строки, прямая речь…

– Пойдем, Серенчик, искупаемся, – мечтательно произнесла девочка.

– Анька, не ной! Сама на журфак собралась. Я тебя, сестренка, туда на аркане не тащу. Вот и терпи. Тренируйся. Новый абзац, прямая речь…

– Они, оказывается, брат и сестра… – разочарованно протянула Вера.

– Да… – промямлил Вася. – Интересные тут, на пляже, вокеры… Статьи друг другу диктуют… Делать им нечего…

Девочка с тетрадкой услышала их разговор и возмущенно крикнула со своего лежака:

– Мы, между прочим, не статью пишем, а книгу! Первую!

Усатый парень дернул ее за растрепанную косу:

– Анька, прекрати!

Но девица не унималась. Она заявила, обращаясь к Васечке:

– Мы – Литвиновы! Вы про нас еще услышите!

– Хорошо-хорошо, – поспешно сказал Вася. Отвернулся от странной парочки и весело подмигнул Вере.

…Ей играть в «угадайку» быстро надоело. Она лежала на спине, подставляла закатному солнцу лицо, поглядывала на часы, чтобы не опоздать на последний катер. Вася тоже примолк, нежно взял ее руку и не выпускал.

«Уж пора бы, – думала Вера. – Пора бы ему сказать, чего ради он сюда приехал! Неужели сразу замуж позовет?»

Он значительно откашлялся. Затянулся «мальбориной» и закашлялся вновь. Потеребил ласково ее пальцы:

– Вер, Верочка… А ничего, если я в Сочи к тебе тоже приеду?

– Да ты что, Васька, миллионер, что ли? – Она аж привстала.

– Нет, не миллионер, – грустно сказал он. – Но до Сочи добраться денег хватит…

Она чуть не ляпнула: «А зачем тебе это?» – но быстро одумалась. Все с Васькой ясно. Считай, в любви он ей объяснился.

Пусть приезжает, конечно. Ей с ним хорошо. Спокойно, уютно. Вот только… Ничего она к нему не чувствует. Ничегошеньки. Не любит она его, понимала Вера, и не полюбит, наверно, никогда. Можно сказать ему об этом – но зачем? Кому плохо от того, что он рядом? Пусть будет… Пока… Пока место не занято… А скоро она приедет в Москву – там будут новые знакомства. Столичные парни… Вот когда появится кто-то настоящий, Васе можно будет и объявить об отставке. А до того пусть он будет рядом. Запасной вариант.

Вера повернулась к нему, облокотилась на локоть:

– Конечно, Васенька, приезжай! Буду рада безумно! Только… как ты добираться-то будешь? Поезда в Сочи отсюда не ходят… Автобусов, наверно, тоже уже нет – поздно, почти восемь.

– Доберусь, не волнуйся! – решительно сказал он. И добавил: – Я так хочу…

– Чего ты хочешь? – лукаво спросила она.

Он задумался. Взглянул на часы и от ответа ушел:

– Хочу… чтобы ты на свой теплоход не опоздала. Помчались!

…До теплохода Василий ее не провожал. Боялся, что попадется на глаза строгим Вериным родителям. Прятался в полупустом здании морвокзала за кадушкой с пальмой. Проследил, как Вера своей знаменитой на всю школу танцующей походкой взбегает по трапу.

Теплоход светился огнями. С палубы неслась музыка. Пассажиры обнимались, смеялись, махали остающимся… Их ждали Сочи, пальмы, танцы, вкусный ужин, который подадут вышколенные официанты…

Василий вздохнул. Подавил пробившееся было чувство голода. Приказал зависти замолчать. В его жизни тоже все будет. И вышколенные официанты, и белый пароход… И Верочка будет с ним. Всегда рядом с ним.

Все – будет. Только не сейчас. Чуть позже.

Теплоход басовито гуднул. Трап подняли. Двое крошек-буксирчиков легко сдвинули с места многотонную сверкающую громадину. Двухтрубный лайнер прогудел еще раз, попрощался с Новороссийском и неспешно направился к выходу из Цемесской бухты. Ветер трепетал красным флагом. Ниже, на ослепительно белеющей корме, чернела надпись: «АДМИРАЛ НАХИМОВ». Шел одиннадцатый час вечера воскресенья, тридцать первого августа тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

2

На верхней палубе «Адмирала Нахимова» собрались туристы из числа тех, кому за сорок. Они праздновали День шахтера, поздравляли ветеранов и танцевали устаревшее, тяжеловесное танго. Нестройные голоса выводили под баян: «Бье-ется в те-есной печурке огонь!»

Молодежь игнорировала ветеранские мероприятия. Вера вместе с будущим морским волком Мишей отправилась бродить по пароходу в поисках вечерних приключений. Заглянули на верхнюю палубу, но, заметив Верочкиных родителей, поспешно ретировались. Прогулялись к корме, наведались в тамошние бары. И в первом, под названием «Варна», и во втором – «Рубине», был полный аншлаг. Пассажиры так аппетитно потягивали свои безалкогольные коктейли, что казалось, будто они пьют по меньшей мере водку с мартини. Свободных столиков не было, у барной стойки народ стоял в два ряда.

Миша предложил поплавать в бассейне, но Вера после сегодняшнего пляжа была сыта купаньями по горло.

– Давай лучше посмотрим, как отплывать будем! – предложила она.

– Не отплывать, а отшвартовываться, – важно поправил он.

– Ну и словечки у вас, у моряков… отшв… отшвур… фу, язык сломаешь.

Они пристроились на носу, чтобы были видны город и набережная. Вера мягко сняла Мишину руку со своего плеча. Вдруг Васька сейчас с берега ее видит – зачем его зря расстраивать?

Причал заполнял праздно любопытный народ. Чинные парочки и бесшабашные мальчишки, группки хохочущих невпопад девушек, деды с удочками или тросточками… По пирсу металась собачонка-дворняга, все пыталась забраться на трап. Зверюгу отгонял строгий матрос в белой униформе.

– Вот хозяин сволочь! – гневно сказал Миша.

– А?

Вера не слушала Мишу, думала о своем, переживала за бедного Васю, который остался один в незнакомом ночном городе.

Трап медленно пополз вверх. Дворняжка принялась скулить. Вере показалось, что она видит огромные от горя собачьи глаза.

– Как так можно! – горячился Миша. – Сами на теплоход, а собака – подыхай на улице!

– Эй, подожди, – одернула его Вера. – Ты что, не видишь?

К собаке подошел подросток лет пятнадцати, потрепал по холке – дворняга огрызнулась. Паренек ловко отдернул руку от острых зубов, извернулся и пристегнул к ошейнику поводок. Пес вырывался, скулил, а пацан говорил строго: «Сидеть, Рекс, сидеть! Это что за истерика!»

Миша облегченно вздохнул.

А парнишка, с трудом держа на поводке вырывающуюся псину, крикнул в сторону парохода:

– Не боись, мам! Все нормально будет!

«Нахимов» издал трубный хриплый гудок и неспешно с помощью двух пыхтелок-буксиров отвалил от причала. Затем судно неповоротливо, словно гигантский грузовик, развернулось и направилось к выходу из порта.

Вера в последний раз взглянула на освещенную фонарями набережную, успела высмотреть ту лавочку, где они еще недавно сидели в обнимку с Васей. Теперь на ней развалилась целая компания подростков.

Вера охватила прощальным взглядом ночной Новороссийск. Постаралась запомнить каждую его черточку. Пусть потом ее греют приятные воспоминания – до следующего раза, когда она окажется здесь. Только занесет ли ее судьба когда-нибудь в этот город?..

– Ну что, в кино идем? – бодро предложил Миша. – Там как раз что-то для вас, для девчонок, будет – любовь-морковь.

– Как называется? – заинтересовалась Верочка.

– «Я любил вас больше жизни».

– Наш фильм?

– Не знаю. Кажется, да.

– Жаль… Название, правда, заманчиво!.. Ладно, пойдем. Только подожди, я у предков отмечусь.

– Эй, подожди-ка, – Мишенька ухватил ее за талию.

– Чего еще? – спросила Вера строго. Она не поощряла Мишины обжиманцы.

Он поспешно отпустил ее.

– Смотри, за нами погоня!

Неповоротливый «Нахимов» действительно нагонял небольшой юркий катер.

«Неужели Васька? – радостно встрепенулось Верино сердце. – На катере? Быть не может».

Корабль сбавил ход, остановился. Спустили трап, и с катера на «Нахимов» быстро перепрыгнул коренастый человек средних лет.

Вера разочарованно сказала:

– Какой-то старикашка… Опоздал. Видать, большой начальник, раз из-за него пароход остановили…

«Жалко, что это не Васька. Как бы это было красиво… Он нагоняет меня на катере, идет к папе и просит моей руки», – Вера сама смутилась от своих глупых мыслей.

Высокопоставленный опоздавший ее больше не интересовал. Вера велела Мишеньке ждать ее в зрительном зале и помчалась искать родителей.

«Адмирал Нахимов» миновал два далеко выдающихся в бухту пирса, увенчанных подмигивающими маяками.

В то же самое время от Босфора, со стороны открытого моря и той самой Суджукской косы, где сегодня днем побывали Вера с Васей, – к Новороссийску приближался балкер «Петр Васев», груженный тридцатью тысячами тонн канадского ячменя. Пока ни его самого, ни его огней не было видно – судно загораживал ограждающий Цемесскую бухту мыс Мысхако.

Теплоходы неуклонно приближались друг к другу.

…Вера нашла родителей в каюте. У них, судя по всему, только что закончился бурный диспут. Верочка знала, о чем в последнее время дискутировали родители, – конечно же, о ней, непутевой. Мама наверняка ворчала, что дочка отбилась от рук, на экскурсию не поехала, шлялась где-то, к контрольному сроку опоздала на час, а в каюту вообще взяла моду являться бог знает во сколько.

– И вообще, Николай, это была твоя идея. Не самая лучшая! Вместо того чтобы ребенок нормально пошел первого сентября в институт, ты выдумал этот круиз!

– Ну, Наденька, – увещевал папа, – у них же все равно в сентябре картошка! А Лена Пална даст ей справку… И разве я виноват, что путевки подвернулись именно сейчас!..

– Ах, Коля, я так волнуюсь, как она будет там – в Москве, одна! Она же еще такая маленькая, несерьезная! Шум и ветер в голове!..

Результатом дискуссии явилось то, что оба родителя выглядели усталыми и раздраженными. Изображая из себя паиньку, Верочка елейным голоском отпросилась в кино. «Ну что ты с ней будешь делать!» – развел руками папа. Мама только досадливо махнула рукой. Папа за ее спиной подмигнул дочке: «Иди, иди… только тихо. Мы сейчас спать ложимся. Смотри, не шуми, когда вернешься».

Вера клятвенно пообещала превратиться в тихую мышку и помчалась в кинозал. «Смешные у меня все-таки предки, – думала она. – Классные, но смешные. Неужели мамик не понимает, что в моем возрасте рано ложиться спать – вредно?!»

…Пост регулирования движения судов (или сокращенно ПРДС) Новороссийского порта располагался на одном из многочисленных молов. Он помещался в списанной рубке, срезанной от отслужившего свое танкера.

В ободранном кресле раскинулся дежурный по ПРДС.

Ближайшие часы обещали быть спокойными. Волнение – ноль баллов, прекрасная видимость. Правда, к полуночи прогноз обещал усиление северо-восточного ветра. Это означало, что в бухте начнется знаменитая новороссийская «бора» (как называют ее посторонние, незнающие люди) – или «норд-ост» (как именуют шквальный ветер все новороссийцы).

«Адмирал Нахимов» отшвартовался от причала тридцать четыре точно по расписанию, в двадцать два ноль-ноль. Он шел, как и все «пассажиры», без лоцмана. Капитан «Нахимова» Марков, равно как его помощники, знали Цемесскую бухту как свои пять пальцев. Шутка ли, дважды в месяц в течение целого сезона, с апреля по октябрь, круизный теплоход «Нахимов» заходил в этот порт. И сегодня все шло по тому же расписанию, что и две недели, и месяц, и два назад.

В двадцать два тридцать «Нахимов» должен был пройти так называемые «ворота порта» – траверз мысов Мысхако и Дооб. В двадцать два сорок пять – покинуть акваторию порта.

Дежурный по ПРДС посмотрел на подробную, в полстены, карту акватории. На ней были отмечены места встречи лоцманов, проложен путь между двумя опасными банками. Глянул на зеленоватый экран локатора. На нем – белые всплески. Большинство из них неподвижны – это суда, стоящие на рейде. Медленно движется, удаляясь, жирная точка – «Адмирал Нахимов».

Справа от нее, на траверзе мыса Мысхако, появилась еще одна движущаяся точка. Это – сухогруз «Петр Васев».

Дежурный вызвал по радио «Петр Васев»:

– ПРДС – «Васеву». Прием.

Борт откликнулся мгновенно. Дежурный сообщил:

– Из порта выходит пассажирский пароход «Адмирал Нахимов». Прошу пропустить «Адмирал Нахимов» на выходе.

– Ясно: пропустить, – хрипит динамик УКВ-радиостанции.

Дежурный наливает себе чаю: на море – все спокойно.

…Миша уже ждал Верочку на центральных местах в последнем ряду душного пароходного кинотеатрика. Вертел нетерпеливо головой. Не успела Верочка усесться рядом с ним, как свет погас. Фильм начался. И с первых секунд она разочаровалась – вот тебе и любовь! С титров, с музыки стало ясно: кино – про войну.

Дежурный ПРДС Новороссийского порта вызывает теплоход «Адмирал Нахимов»:

– На створе и рейде движения нет, но на подходе с Босфора идет теплоход «Петр Васев». Он предупрежден о вашем выходе и пропустит вас.

– Ясно, – отвечают с капитанского мостика «Нахимова».

В зальчике пароходного кинотеатра душно.

– А ты говорил, фильм о любви, – вполголоса ворчит Верочка.

– Откуда же я знал? – оправдывается Миша.

– Ну и пошли отсюда…

Мише уходить не хотелось. Темнота кинотеатрика и близость Веры рождали иллюзию: а вдруг? А вдруг она будет благосклонна к нему?

– Давай еще чуток посмотрим, – взмолился он. – Может, любовь начнется?

Вера вздохнула. Ладно уж, полчаса можно потерпеть.

Она прикрыла глаза и начала думать о своем. О Москве, которая ждет ее через несколько дней. Об институте – туда одновременно и хотелось, и немножко было страшно. Как там все будет? Одна, в столице… Новые люди, новые встречи…

Подумала о Ваське, о Мишке. О себе, непутевой. Ну почему ей ни один, ни другой не нравятся? Они ведь славные ребята – надежные, порядочные, умные. Какого же рожна ей нужно? Чем они для нее нехороши?

С капитанского мостика «Петра Васева» уже была видна Цемесская бухта, огни города, а вдалеке слева по борту можно разглядеть движущуюся яркую точку – огни «пассажира» «Нахимова». Оживает рация. Вахтенный помощник «Нахимова» связывается по радио с капитаном «Васева»:

– «Васев», каков ваш курс? Ваши действия?

– Идем курсом тридцать шесть, – отвечают с капитанского мостика «Васева». – Скорость двенадцать с половиной узлов.

– Вы можете нас пропустить? – спрашивают с «Нахимова». – У нас на борту тысяча туристов. Наш курс сто двадцать градусов.

– Идите!

– Мы можем идти тем же курсом и не сбавлять оборотов? – переспрашивают по радио с мостика «Нахимова».

– Да, можете идти.

– Вы пропустите нас? – еще раз спрашивают с «Адмирала».

– Идите! – снова повторяет капитан «Васева».

Миша сидел во тьме пароходного кинотеатрика, дышал и даже не решался взять ее за руку. Краем глаза Вера поглядывала на экран. Там продолжалась война, шли в атаку наши. Немецкий солдат не устоял и грохнулся прямо под советский танк. У него изо рта потекла кровь. Вера поморщилась.

И в этот момент теплоход тряхнуло так, что у Верочки зубы клацнули.

Экран мгновенно погас.

– Что такое? – проворчал Миша. – В самом интересном месте…

– Акулу задавили! – фыркнула Вера.

– В Черном море нет акул, только катраны, – тут же заспорил Миша.

Вера – благо в темноте незаметно – поморщилась. Как он ей надоел со своими поправками! Моряк хренов!

Секунд двадцать они сидели в полной темноте. Зрители покорно ждали, пока киномеханик наладит свой аппарат.

Экран на несколько секунд засветился – и тут же погас снова.

Долготерпение в публике иссякло. В зале начали свистеть, потом – топать ногами, наконец – тревожиться.

– Эй, а двигатели-то не работают! – произнес кто-то в темноте зала.

– Аварийного освещения тоже нет! – добавил Миша. И сказал встревоженно: – Давай-ка, Вер, выбираться отсюда…

– Да что ты паникуешь? – фыркнула она. – Подожди, сейчас свет включат. Куда мы в такой темноте пойдем?

Они по-прежнему сидели в последнем ряду теплоходного кинотеатрика. Прочие зрители, чертыхаясь и спотыкаясь в темноте, потянулись к выходу. Миша тревожно сжал ее руку, наклонился к самому уху:

– Вера, ты девчонка умная. Только спокойно, ладно? Не кричи и не делай резких движений. Мы, кажется… кажется… с кем-то столкнулись.

От такой глупости она даже дар речи потеряла. А он продолжал торопливо:

– Молчи! Послушай меня. Удар, судно тряхнуло. Двигатели не работают, света нет. И самое главное – появился крен на правый борт. Чувствуешь?

Что за ересь он несет! Какой еще там крен? Первой ее мыслью было – высмеять морского волка Мишку. Во вторую секунду Вера смягчилась: ну что поделаешь, в пиратов мальчик играет, капитана Блада из себя изображает. В кинотеатре свет погас, а он представляет тут всякие страсти. И хочет, чтобы она оперлась на его руку и сказала томно: «Выводи меня, Миша! Я на тебя полагаюсь!»

Пока Вера думала, что ей отвечать на паникерские речи своего спутника, Миша вскочил со стула и резко потянул ее за собой:

– Верка, бегом! Времени мало!

Кинозал был уже абсолютно пуст и темен. Было только слышно, как потрескивают деревянные панели и остывает с металлическим хрустом кинопроектор.

Вере вдруг стало тревожно. Она покорно пошла за Михаилом. Спросила неуверенно:

– Слушай, тебе не показалось?

В его голосе слышались истерические нотки:

– Верка, я не шучу! Пароход тонет!

Но как может затонуть такой большой и надежный пароход?!

Она еле поспевала за Михаилом – а он спешил наверх, на верхнюю палубу. Было абсолютно темно и тихо, по пути они никого не встретили. И от этой тишины и темноты Вере становилось все тревожней и тревожней. «Не раскисать!» – приказала она себе. И даже попыталась пошутить:

– Тонет – ну и ладно! Вода теплая, берег близко!

Он не успел ей ответить. Они выбрались наконец на верхнюю палубу, и Вера от ужаса прикрыла рот рукой.

Теплоходный праздник жизни был раздавлен и уничтожен: абсолютно темно, ни искриночки света, только звезды мерцают где-то высоко-высоко… А в кромешной тьме угадывается давка. Паника. Хаотически перемещаются пассажиры. Все куда-то движутся, но со стороны кажется, что люди мечутся по кругу. Белеют испуганные лица. Вот мелькнула хрупкая старушка в ночной рубашке и с ридикюлем. Она тонким голоском зовет какого-то Коленьку – и ее тут же оттесняет, уносит толпа. Вот рядом появляется девушка в нарядном платье и босиком. Она неумело возится со спасательным жилетом. Прямо у их ног свернулась в комочек и закрыла глаза совсем крошечная девчушка. «Лет пять, не больше», – машинально отметила Вера.

– Боже мой! – потерянно выговорила она.

Я сплю? Такого просто не может быть!

И самое страшное – пароход действительно заваливается на правый борт. Он вправду валится!

Вера успела заметить, что со стороны правого борта от «Нахимова» задним ходом удаляется большое, темное судно.

– Родители! У нас каюта внизу! Они спят! – в страхе закричала она.

Я должна их спасти, вытащить!

Она оттолкнула Мишу и бросилась – куда? Разве поймешь в этой тьме? Только найти бы родителей!

Ее за плечо грубо схватила чья-то рука. Веру нагнал Миша – мгновенно посеревший, злой. Он прижимал к себе ту пятилетнюю девчонку, которую Вера мельком видела у своих ног.

– Быстро иди на левый борт! – приказал он. – Там должны спускать плоты. Успеешь. Быстро!

– Родители! – Она пыталась ослабить его хватку.

– Пароход затонет через пять минут! – крикнул он ей. – В шлюпку – немедленно! Или утянет в воронку!

– Нет! – Она ударила его ногой под колено и вырвалась.

– Дура! – хрипло крикнул он вслед.

Она добилась, чего хотела, – избавилась от Мишки. Но как отыскивать в этой давке родителей?

Перекрывая панический гам, донесся спокойный, строгий голос:

– Всем пассажирам пройти на левый борт! Спокойно, без паники!

Ее не интересовал левый борт. Добраться бы хоть на ощупь до внутреннего трапа, который ведет к каютам нижних палуб! Яростно проталкиваясь сквозь толпу, текущую навстречу, Вера пробиралась к цели. «Куда ты? Иди обратно!» Ее неожиданно ухватил какой-то дедок.

– У меня там родители! – крикнула она на ходу.

– Где?

– Внизу, почти в трюме!

– Там никого уже нет. Все здесь, на палубе.

Вера не почувствовала уверенности в голосе деда. И, не ответив ему, бросилась дальше.

Между тем теплоход накренился еще сильнее. Трудно было удержаться на ногах, два раза она упала. Стиснув зубы, Вера продолжала пробираться к внутреннему трапу. Но лучше бы она сюда не пробиралась!

Даже в темноте Вера разглядела, что трап забит людьми. Кто-то прорывался налегке, кто волок с собой чемоданы и сумки. Стюардессы пытались регулировать движение, призывали к спокойствию – но все равно в рядах пассажиров царила паника, люди отчаянно толкали друг друга, стремились любой ценой выбраться наружу. Нечего и пытаться пройти в обратном направлении – не пропустят, раздавят.

Вера потянула за рукав мужчину в морской форме:

– У меня там, внизу, родители!

Он обернулся к ней. Она успела поймать его спокойный, бесстрастный взгляд.

– Вниз ты не пройдешь. Иди на левый борт, там плоты. Не хватит места – прыгай прямо в воду.

Сейчас она заревет! Залепит этому идиоту пощечину!

Моряк больно сжал ее руку выше локтя и грубо, как куль, поволок за собой. Она вырывалась, пыталась царапаться, кричала… Но казалось, что ее тянет робот. Мужчина молчал, держал крепко, на крики не реагировал. Он дотащил ее до левого борта и кинул в самую гущу очереди на плоты. На возмущенные крики пассажиров сказал спокойно: «Женщина беременна!» Толпа прижала Веру к поручню.

Пароход уже основательно завалился на противоположный бок. Вера могла видеть внизу, под собой, маслянистую воду, а на ней – несколько спасательных плотов. Они были усеяны сидящими растерянными людьми. В воде вокруг белели людские лица. Руки цеплялись за плоты. Кого-то втаскивали… А сверху – над водой, плотами, плавающими людьми – косо нависал накрененный белый бок парохода. На боку чернели кружки иллюминаторов.

«Боже мой, где-то там, в каюте, мама и папа!»

Тут Веру подхватили чьи-то сильные руки и швырнули вниз, в воду. Она закричала: «Мама!» – почувствовала, что летит. Зажмурилась.

Удар о воду. Она ушла вниз с головой. Вокруг – теплая, черная вода. Вера рванулась вверх, к спасительному воздуху. Вынырнула, судорожно задышала. Открыла глаза. Над нею нависал, вздымался в черное небо – гигантским белым накрененным домом – светлый бок корабля с кругляшками темных иллюминаторов.