Текст книги "Девушка не нашего круга"

– А Настя?

– Она спряталась в гардеробной, ее не нашли.

– Бандюков поймали?

– Не знаю. Во всяком случае, нам ничего не сообщали, Настьку опознать никого не просили. Да и что там она могла? Совсем маленькая была, лет пять.

– А она видела нападавших?

– Вроде да. Хотя даже мне никогда ничего не рассказывала…

– Откуда ж ты все это знаешь?

– Так, по кусочку, в разные годы говорила чего-то… В общем, после убийства никого у Настьки родных не осталось, и однажды мне мать сказала: ты у меня братика или сестренку просила? Будет, мол, теперь у тебя сестра, только не младшая, а старшая. Я тогда, помню, и расстроилась, что не малышка, и заревновала, что ей теперь, как старшей, все лучшее достанется. И заинтригована была: откуда вдруг старшая сестра?.. И вот ее привезли… Дикая она сначала была. Целый месяц вообще не говорила. Ни слова. Под кровать по ночам пряталась. Мне мамаша, конечно, все объяснила: дескать, сестренка много пережила, ты с ней поласковей. У нее родителей убили, поэтому она у нас жить будет, с нами… Ну, потом, потихоньку, Настена разговорилась… А сейчас, – весело заключила девушка, – разболталась так, что и не остановишь!

* * *

Кирилл Косаткин, капитан полиции

Мы встретились с потерпевшим Порфеевым, и я привел его в Каравайненское отделение. Уселись мы с ним за тот компьютер, что выделил мне майор-начальник, и я продемонстрировал ему базу кропелинщиц – лиц, которые либо вступали с жертвами в половую связь, либо (что чаще) сулили это сделать, а потом опаивали кропелином или психотропами и завладевали имуществом. Кстати сказать, по нынешним временам это далеко не только особы женского пола. Встречаются и мужики, обычно красивые, мускулистые, наглые. Они охмуряют дамочек-одиночек – как правило, тех, кому под сорок или за сорок, – и грабят. Есть и парни-малолетки, работающие по педерастам. Но в основном, конечно, женщины. Некоторые такие страхолюдины, что удивительно, как на них у кого-то поднимается.

Как я уже говорил, латентность у данного вида преступности довольно высокая. Часто жертвы – люди, как правило, женатые – в полицию не обращаются. А Порфеев пришел, видать, только потому, что ему буквально некуда было деваться: отобрали все, до трусов. С особым цинизмом действовали деффки.

Знакомых лиц потерпевший в базе не обнаружил. Значит, новенькие – я так и думал. «Они молодые совсем были, – сказал Порфеев и в сердцах добавил: – Сцыкухи, мля!»

Мы поработали с ним в отделе над субъективными портретами преступниц – впрочем, без особого азарта. Я был почти уверен, что где-нибудь они засветятся на видеокамерах и мы получим их реальные личности – вместо тех картинок, что несведущие люди именуют «фотороботами», где обычно никто ни на кого не похож. Вот и у нас вышла одна белокурая, смахивающая на актрису Ирину Старшенбаум, и вторая, черненькая, схожая с Екатериной Климовой. Однако на субъективных портретах деффки выглядели лет на тридцать – тридцать пять, в то время как терпила утверждал, что им никак не больше двадцати пяти – а скорее даже ближе к двадцати.

Затем я вывез Порфеева на место преступления. Для начала долго искали, плутая. Как найти точку, которую товарищ видел сначала в состоянии алкогольного опьянения, а потом – очнувшись голым после тяжелого забытья?

– А что, – спросил я его, – парни из райотдела вас на место преступления не вывозили?

– Да были мы здесь с ними, они походили, жалами поводили. Ничего не нашли. Да и я как оглушенный был…

Наконец, мы прибыли на полянку на самом берегу моря. Походили, посмотрели.

– Что пили? – дежурно спросил я.

– Шампанское.

– Где приобретали? В кабаке?

– Нет, в магазинчике по дороге.

– Из каких сосудов пили?

– Эти шалавы там же приобрели бокалы. Я еще в тот момент, помню, удивился – но не заострил, как пьяный от них был, зачем им бокалы?.. А потом понял…

– Поняли – что?

– Да не из горла же пить! Им надо было мне кропелин как-то влить, чтоб самим при этом не отравиться!

– А тутошние полицейские ни бутылки, ни бокалов ваших здесь, на месте, не нашли?

– По ходу, нет.

Довольно безнадежно я прогулялся по берегу. Заметил зацепившийся за булыжники и водоросли осколок толсто-стеклянной шампанской бутылки. Хоть и выглядел он изрядно обточенным морем, я не поленился, скинул туфли и носки, засучил брюки, залез в воду. Чем черт не шутит, а вдруг? Достал осколок, глянул на свет. Нет, конечно, никаких пальчиков. Больше ничего, кроме тины морской, мне стихия в этот раз не вынесла.

Поехали с терпилой обратно в поселок. По пути я отметил чуть пообочь дороги вышку мобильной связи. Значит, я ее правильно по карте идентифицировал и запрос в УСТМ послал. Будем надеяться, дадут мне телефоны красоток, что засветились здесь в ночь, когда произошел гоп-стоп.

* * *

К мазанке на окраинной улице станицы Красивая, где проживали Настя и Юля, триумфально подкатила красная «Ауди»-седан.

Пыль, вздыбленная колесами на немощеной грунтовой дороге, медленно оседала.

Андрей выскочил с переднего пассажирского сиденья, галантно открыл перед девушками заднюю дверцу.

Юля с Настей царственно выплыли из авто – словно всю жизнь за ними ухаживали столь галантные кавалеры.

Артем тоже вышел из-за руля, достал из багажника сумки сестренок, помог внести за калитку.

Пространство внутри двора мимолетно поразило его своею чистенькой бедностью. Девушек никто не встречал – мама, она же тетя Ира, была на работе.

– Мы придем вечером, – безапелляционно сказал Артем. – Часов в шесть.

Они с Настей поцеловались на прощание.

Андрей целовать свою Юлю не стал.

Оба парня вернулись к машине. Уселись.

– Ты получил свое? – цинично спросил спутника Андрей.

Артем только усмехнулся.

– Вижу-вижу по масленым глазам и общему довольству, что получил. Тогда – ходу? Что здесь задерживаться? Через восемнадцать часов плюс-минус час триумфально въедем в Москву.

– Не, я повременю.

– Что, жаба душит из-за кольца с брюликом, что ты Настьке подарил? Брось, не жмотись. Курица того стоит.

– Я тебе сказал женюсь – значит, женюсь. Теперь я просто не могу отказаться от своего слова, как честный человек.

– Да ты совсем, я смотрю, на южном солнце перегрелся.

– Не знаю. Но пока мне с Настей хорошо и интересно. И я не собираюсь от нее сломя голову бежать.

– Смотри, поздно будет. Коготок увязнет – всей птичке пропасть.

– Пока не страшно.

– Серьезно? Останешься? Будешь знакомиться с деревенской тещей? Просить руки и сердца дочери?

– Почему бы и нет? Мне интересно.

– Любопытство сгубило кошку.

– И пусть.

– Ууу, нет, с меня хватит. Я выхожу из игры. Можешь меня отвезти в ближайший аэропорт?

– Сколько туда ехать?

– Минутку. – Андрей заглянул в смартфон. – Километров сто с копейками.

– Погнали. И ты что, просто исчезнешь? Без ссор и объяснений? Юльку не жалко?

– Я позвоню ей: рыбка, твой птенчик вынужден улететь на заседание малого Совнаркома. Подробности письмом.

– Какой же ты до беспредела циничный!

Полистав в телефоне интернет-сайты, Андрей объявил:

– Ближайший рейс на Москву через четыре часа. Успеем?

– Попробуем.

– Вперед! Уф, вечером буду в Москве, слава богу. Что передать от тебя твоей Кристине?

– Не надо ей ничего от меня передавать. Я сам свяжусь с ней, если понадобится. И все объясню-растолкую.

Резко развернувшись, вздымая станичную пылюку, «Ауди» берет с места в карьер и мчится по направлению к междугородной трассе.

* * *

А вечером Артем, как и обещал, подъезжает все к той же калитке – только на этот раз один, без Андрея. Юля исчезнувшего друга не ждет – видать, он успел позвонить или написать и с нею объясниться. Младшая девушка ничуть не переживает – во всяком случае, наружно – она так же, как обычно, мила и весела. А вот Настя дергается: неужели и впрямь?.. Все всерьез? И это не фарс, не розыгрыш?.. Москвич на многомиллионной «Ауди» будет официально, через названую мать, просить ее руки?!

Страшно нервничает и тетя Ира. Она приезжала на своем велике на обед – тут-то ее девчонки и огорошили известием о предстоящем высоком визите. Пришлось в шесть рук мыть, скоблить, чистить, готовить. В относительный порядок, конечно, двор и дом привели – но оставалось множество вещей, которые так быстро не починишь, не исправишь, которые так хорошо стали заметны в ходе подготовки самим хозяевам и за которые перед столичным гостем стыдно: старые, потрескавшиеся, рассохшиеся и облупленные рамы в мазаном домике и летней кухне; вкось и вкривь накренившийся забор-рабица; мощная трещина, из-под которой выглядывают глина и дранка, на стене кухни… Да и много других недоделок – к ним хозяева вроде бы притерпелись и не замечают, – но при визите свежего человека они всем своим безобразием выступают наружу (во всяком случае, в воображении здешних обитателей).

К визиту будущего зятя стол накрыт во дворе, под виноградом. Все скромно, но с достоинством. Белая парадная скатерть. Обеденный сервиз – очень скромный и дешевый, но все-таки. Разномастные вилки. Графин с вином, графин с виноградным соком. На столе – вареная картошечка, квашеная капустка. Типично южные угощения: соте из баклажанов, кабачковая икра. Долма – голубцы, обвернутые в виноградные листья. Сациви.

Наконец, пурпурная «Ауди» подъезжает. Соседи – из домов справа, слева, напротив – ревниво наблюдают за тем, что за гость явился, на каком он приехал авто и пытаются понять, зачем вообще сюда пожаловал.

Артем паркуется у забора. Выходит во всеоружии: две бутылки шампанского в руках, торт, цветы. Сам отворяет калитку. Его встречает старшая из женщин – мама, девушки куда-то испуганно спрятались, наводят последний лоск. Молодой человек подает тете Ире огромный букет мелких местных роз. Она смущенно отирает ладони о передник. Ей уже лет сто никто не дарил цветов – да она и не может вспомнить, когда дарили.

– Ой, зачем это? Совершенно не нужно! Только тратиться! Полный огород цветов!

И ей сразу кажется, что она говорит что-то совершенно не то, лишнее, и она бросается обрезать цветочки, ставить в вазу – радуясь, что есть чем заняться и чем занять себя и свои руки. По ходу дела зычно кричит – получается гораздо громче, чем следует:

– Настя, Юля! К нам гость пришел!

Появляются девушки. Настя тоже нервничает, хотя виду старается не подавать. Юля, напротив, весела и спокойна. Конечно, она тоже надеялась – с Андреем – и не рассчитывала и не верила, что роман оборвется так внезапно. Но, с другой стороны, ничего глобального она и не ждала, а теперь вдобавок может еще раз утвердиться в своем убеждении, что все мужики – сволочи и нужно им по жизни только одно. И сильному полу за все его прегрешения требуется мстить.

Во дворике – навес, заграждающий от солнца, увитый виноградом. Когда тут появился высоченный, мускулистый молодой человек, окружающее пространство сразу делается маленьким, камерным. Гость еле вписывается в него.

– Поставь в холодильник, – командует будущий зять, протягивая Настене шампанское и торт.

– Прошу к столу, – справившись с цветами, приглашает тетя Ира. Лицо ее и шея покрыты от волнения бурыми пятнами.

Будущего зятя как жениха сажают у длинной стороны рядом со старшей, приемной дочерью. Мать и Юлька занимают два торца, лежащих друг против друга. С четвертой стороны, обращенной к улице, никто не сидит, и поэтому всем хорошо видно, что там, на проезжей части, происходит: кто идет или едет мимо, что за машина или пешеход. Проходящим и проезжающим тоже прекрасно заметно – хотя и на пару мгновений – застолье. Некоторые здороваются с девушками или старшей женщиной – но никто, против обыкновения, поболтать не останавливается. Всем сразу становится ясно, хотя бы по кипенной скатерти, что во дворе происходит не обычный ужин, а нечто особенное, праздничное или даже торжественное. Значит, будет повод завтра зайти и узнать. Или с соседками посудачить.

– Выпьем вина? – искательно спрашивает старшая хозяйка у единственного мужчины. Она сразу занимает по отношению к возможному зятю подчиненное положение – такое уж здесь, в южной глубинке, отношение: представитель сильного пола априорно главный, безо всякого там феминизма. – Или шампанское откроем, что вы принесли?

– Нет, шампанское чуть позже, – безапелляционно заявляет будущий зять, и все молча соглашаются.

– Накладывайте себе картошечки, капустки. Доча, ухаживай за Артемом. Положи ему сациви, долмы… Давайте выпьем? За знакомство? Со свиданьицем? Что же вы не пьете, Артем?

– Мне еще сегодня рулить.

– Куда это вы собрались?

– Ночевать, к себе. Я здесь, в вашей Красивой, небольшой домик снял. Не стеснять же вас.

– До-ом? Где же? У кого?

– На Вишневой улице.

– А, это что Трескунов построил и сдает!

– У нас его называют «шлюхин дом», – без обиняков, посмеиваясь, докладывает Юля.

– Почему это?

– А его обычно снимают, когда потрахаться со шлюхами наезжают. Да, Настька? Ты ведь будешь к Теме туда приходить?

– Юля! – предостерегающе произносит тонко чувствующая нюансы Ирина Максимовна.

– Придется, значит, мне своим поведением репутацию этого заведения несколько исправить… – сводит разговор к шутке парень.

Смеется и Настя – она еще не верит, что вытянула, в лице этого москвича, выигрышный билет и он, этот мажор, ее не кинет, не бросит – как легко и непринужденно бросил Юльку другой столичный обитатель, Андрей.

Юля, лишившись бойфренда, принимается напропалую с Артемом кокетничать – пробовать силы, оттачивать коготки – так, что даже Ирина Максимовна бросает на нее предостерегающие взгляды, а однажды и одергивает. Молодой человек на чары прелестницы не ведется, он прям и ровен со всеми женщинами и влюбленно смотрит и ухаживает за своей.

Так и продолжается рваный, напряженный диалог со смехом невпопад – до тех пор, пока Артем не просит Настю принести шампанское и чистые бокалы. Новых фужеров в хозяйстве не находится – их всего четыре осталось от когдатошнего подарка Ире на свадьбу, и все на столе. Бросаются ополаскивать те, что испачканы вином и соком. Наконец, заминка преодолена, молодой человек откупоривает бутылку пенного, разливает.

Встает с бокалом в руке. Произносит тост:

– Дорогая Ирина Максимовна. Мы с вашей названой дочерью Настей решили пожениться. Да, это может показаться неожиданным, скороспелым решением. Но мы любим друг друга. Во всяком случае, я люблю ее. И поэтому позвольте попросить у вас, Ирина Максимовна, руки вашей Насти.

Тут будущую тещу пронимает. Глаза заполняются слезами, она начинает хлюпать носом. Бормочет:

– Совет да любовь вам, ребятки… Совет да любовь…

…А поздним вечером, когда многое съедено и кое-что выпито, Артем говорит хозяйке:

– Я у вас похищу Настю на пару часов. Должна же она посмотреть мое гнездышко – наш будущий дом.

Ирина Максимовна и Юля переглядываются, однако не смеют возразить.

Настя уезжает в ночь вместе с молодым человеком на красной «Ауди».

* * *

Дом, что снял на время Артем, невелик. Уставлен стандартной мебелью из «Икеи». Есть все необходимое для жизни, от чайника до вай-фая, но скучно, стандартно, не обжито.

Настя с вечера позвонила домой: «Мамочка, я вернусь утром», – она ее то мамой называла, то тетей Ирой. Когда что-то надо было или провинилась – чаще мамой.

И вот они вдвоем спят в обнимку на утилитарно-современной белой кровати.

И Насте снится все тот же мучающий ее сон.

Она маленькая. Детская спальня в особняке.

Настя просыпается. Снизу слышен шум, удары.

Маленькая Настя тихонько вскакивает и прячется в гардеробной.

В комнату входят двое бандитов. Ищут ее.

Откуда-то издалека слышатся звуки полицейской сирены. Они кажутся девушке спасением.

А пока двое убийц пытаются добраться до нее. Они торопливо заглядывают под кровать и в ванную.

Один наугад стреляет в дверь гардеробной.

И в этот момент Настя с криком просыпается.

Ее возглас будит Артема.

– Что ты? Что с тобой? Что случилось?

– Сон страшный.

– Опять про то, что случилось с родителями?

– А ты откуда знаешь?

– Мне Андрэ рассказал. А ему – Юлька.

– Что за болтунья! Кто ее просил?!

– Может, ты лучше сама мне обо всем поведаешь?

И девушка рассказывает ему все, что помнит. Что она до сих пор видела в кошмарных снах.

Под конец истории молодой человек спрашивает:

– Этих сволочей поймали?

– Не знаю. Эта тема у нас с тетей Ирой всегда была табу.

– Но твой отец, кого убили, он кто был? Родной брат Ирины Максимовны?

– Нет, она сестра его жены. Моей мамы.

– Значит, она твоя реальная, настоящая тетя?

– Ну да.

– А где все это происходило? Где был твой дом с детской и бассейном? Его-то кто унаследовал? Почему не ты, родная дочь?

– Тоже понятия не имею. Я теть-Иру много раз спрашивала – она от ответа уходит.

– Я хочу расследовать это дело.

– Зачем тебе?

– Как зачем? – с улыбкой говорит голый, красивый, мускулистый Артем. – Чтобы за тобой настоящее приданое взять.

– А-а, – в тон ему восклицает девушка, – значит, ты у нас такой меркантильный!

– Но, по-моему, это прежде всего тебе нужно. Чтобы карму твою почистить. Чтобы больше тебе страхи на эту тему не снились.

– Спасибо, конечно, но я как-нибудь справлюсь.

– Вдобавок мне тоже ведь надо что-то в блоге своем писать. А то я его с нашей любовью забросил – одни «консервы» публикую, заметки и фотки, что давно в запас написал и сфотографировал. Да и те скоро кончатся. А тут какая благодатная тема! Расследование убийства, совершенного почти пятнадцать лет назад! Все прочтут!

– Все равно срок давности вышел.

Артем покачал головой:

– На убийства срок давности не распространяется.

– Не хочу, чтоб ты этим занимался.

– А мне кажется, как раз надо. Хочешь, вместе в те места поедем? Может, ты по ходу дела вспомнишь еще что-нибудь?

Настя от испуга даже за голову схватилась: «Не-ет!»

– Понимаю. Ну, я тебя не неволю. Поеду один. Надеюсь, твоя тетка даст мне вводные: где дело было, как звали твоих родителей, где их дом стоял и прочее?

– Пожалуйста, Тема, не уезжай!

* * *

Однако мужчины на то и созданы, чтобы покидать слабый пол.

Вечно их влекут войны, охоты и экспедиции за золотым руном.

Вот и Артем оставил Настю. Но дом в станице Красивая снимать продолжал. И невесте сказал: живи пока не дома у тети Иры, а здесь. Осваивайся. Обустраивайся. Жди меня.

И звонил по вечерам каждый день. О том, как идут его дела в райцентре Казацке, не рассказывал. Говорил о любви, погоде, здоровье.

Стали появляться и посты, посвященные Казацку, в его блоге.

А потом, в один прекрасный день, жених вдруг звонить перестал.

* * *

Капитан полиции Кирилл Косаткин

На обратном пути с места преступления мы заскочили в магазинчик, куда предположительно гражданин потерпевший Порфеев заруливал непосредственно перед роковым распитием – вместе с нашими проглядями они тогда закупали с собой вина и закуски.

– Кажется, здесь, – глубокомысленно проговорил терпила.

Я тормознул.

У обочины притулился домик с тремя окнами. В витринах мигала позабытая с лета реклама: ХОЛОДНОЕ СВЕЖЕЕ ПИВО – в осеннюю погоду совершенно не актуальная. Но «холодную водку» рекламировать по закону нельзя, а на «горячий чай» вряд ли кто польстится.

Мы зашли в магаз. Звякнул колокольчик. Толстая продавщица в овчинной душегрейке не обратила внимания ни на звонок, ни на нас. Она вперилась в старенький телевизор с длинными тонкими рогами, по которому шло что-то жгучее, то ли турецкое, то ли мексиканское. Казалось, что она сидит здесь, в одной и той же позе, все последние десятилетия: и хлебные спокойные нулевые; и бурные девяностые, полные надежд и планов; и полуголодные восьмидесятые, когда тут, верно, ничего, кроме баллонов с томатным соком да соды, не продавалось.

– Да, это было здесь, – уверенно кивнул Порфеев и шепнул мне: – Я продавщицу помню.

– Вы узнаете этого гражданина? – спросил я у женщины-сфинкса.

Тусклый короткий взгляд исподлобья:

– Первый раз вижу.

Или в самом деле забыла, или сработал инстинкт старой торгашки: ничего не знаю, ничего не помню, ничего никому не скажу.

– Я расследую преступление, совершенное в отношении этого гражданина. – Я продемонстрировал свои корочки. – Он заходил к вам вечером первого октября вместе с двумя девушками. Впоследствии они его ограбили. Узнаете подозреваемых? – Я достал из кармана и разложил на прилавке два субъективных портрета, «фоторобота».

Только тут гражданка-сфинкс проявила вовлеченность. Окружающая действительность (возможно, впервые в ее жизни) становилась хоть чем-то интереснее мексиканских (турецких?) страстей. Она рассмотрела оба рисунка. На самом деле это был важный момент. Первая оценка нашего с гражданином потерпевшим совместного творчества – похожи или нет? Перевела взгляд на Порфеева. Нехотя призналась:

– Были такие. С ним вот.

– Что покупали?

– Шампунь взяли, – с брезгливостью к столь низко падающим курортникам молвила дама, – ну, то есть шампанское. Много. Бутылок шесть. Коньяк. И еще бокалы. Очень их искали. Не хотели, видать, из горла пить. Брезговали. А что натворили?

– Говорю вам: совершили тяжкое преступление.

– Тяжкое? – протянула скептически. – Котенка утопили?

– Разбой. Покушение на убийство. Угон автотранспортного средства. Мало вам? Вы лучше скажите, видели вы этих девиц – не в день преступления, а раньше?

– Нет, никогда.

– Может, у них были какие-то приметы? Что-нибудь вам запомнилось?

– Типа, у одной не было левой руки, а у второй шрам на горле? – Тетенька оказалась явно не промах, любила и умела, как многие мои земляки-кубанцы, пошутить-побалагурить.

– Что-то вроде.

– Да проштандовки обе! – с чувством выговорила она. – А больше никаких примет.

– Проштандовки – вы имеете в виду проститутки?

– Не-ет, эти почище были, чем прости-господи. Не такие потасканные, как плечевые. Просто их, проштандовок, сразу видно, они из серии: «Щаз батерфляй на водной глади покажут вам четыре девы». Мужики на таких падкие. Особенно эти, которые седина в бороду, бес в ребро, – она пренебрежительно кивнула в сторону моего потерпевшего. Тот оскорбился и проворчал что-то вроде:

– Ага, я должен на старых кошелок вроде тебя клевать.

Этот ход оказался явной ошибкой. Мерное течение опроса свидетеля сменилось ее ветвистым и изобретательным монологом, в котором упоминалась мужская функция моего терпилы (весьма ослабевшая) и, дважды, его матушка.

– Гражданочка! – возвысил голос я. – Вы что, на пятнадцать суток захотели? За нецензурную брань в общественном месте? Могу и оскорбление сотрудника при исполнении припаять. До сорока тысяч штрафа и до года исправительных работ. Желаете? Будем оформлять?

Продавщица на глазах присмирела – стала ниже травы тише воды.

– А имеется ли у вас мнение, – задал я приготовленный до вспышки вопрос, – из какого региона нашей страны прибыли сюда данные гражданки?

– Нет у меня никакого мнения, – проворчала она. Контакт был утерян, опрос свидетеля заходил в тупик.

Я совершил еще одну попытку:

– Может, в их одежде или, я не знаю, маникюре вам что-то показалось необычным?

– Вы у него спрашивайте, у потерпевшего. Он вам все-е-о про них расскажет. И кто они, и откуда, и почему он свой вялый член пытался в них пристроить.

– Гражданочка! – предостерегающе произнес я.

– А что? – нагло ухмыльнулась она. – Член – довольно цензурное слово. Например, «член общества пожилых импотентов».

Краем глаза я видел лицо потерпевшего. Мне казалось, что он сейчас заедет продавщице по зубам – однако все-таки сдержался, только плюнул и выскочил из лавки, шарахнув дверью.

В машине я сказал ему:

– Ладно, все. Не нужны вы мне больше. Лезете только и все мне путаете.

– А что она обзывается? – по-детски попытался оправдаться мужик.

Я не стал дискутировать:

– Подброшу вас до поселка, так и быть. Дорогу в свой санаторий найдете. Только покажете мне то кафе «Дельфин», где вы с девицами в тот вечер повстречались. А то я его только на карте видел.

Я не мог предположить, но там меня ждала неожиданная удача.

* * *

Первое время, как уехал Артем, Настя не волновалась. Мужские дела – они такие, захватывающие. В смысле – захватывают сильный пол целиком, не до чувств-с. Но потом молодой человек перестал звонить и писать. Она выждала пару дней и принялась набирать его сама. Телефон абонента был или выключен, или трубку никто не снимал.

Девушка задумалась, что делать дальше. То ли он бросил ее (как Андрей Юлю), то ли с ним что-то случилось, и надо мчаться его спасать. Однако она сидела, терпела и чего-то ждала.

А потом однажды мобильник Темы вдруг взяла девушка.

Сказала Насте строгим голосом, будто за что-то ее отчитывая:

– Артем разговаривать с вами не будет, и я прошу вас больше сюда никогда, никогда не звонить!

* * *

А было так.

На родину Насти, в город Казацк, Артем Кудряшов выехал с рассветом.

До места на своей красной «Ауди» добрался часа за три – дороги, что выбирал навигатор, очень уж были нехороши. Чтобы не повредить подвеску – а в «Ауди», как говорят, это не самое сильное место – порой приходилось тащиться со скоростью километров двадцать в час, огибая провалы в асфальте.

Для чего он вообще затеял эту поездку?

Чтобы помочь невесте – да, разумеется.

Чтобы раздобыть сенсационный материал для собственного блога – естественно.

Но еще и потому («Давай-ка будь честен с самим собой», – сказал он себе), что ему не хотелось возвращаться в Москву.

Столица сулила ему неприятные разговоры-разборки с отцом, матерью и девушкой из хорошей семьи Кристиной, которая имела на него виды. А он не любил выяснения отношений и бесед на повышенных тонах. Артем от них бежал.

А сидеть в станице Красивой рядом с юбкой Настеньки не хотелось. И на курорт с ней возвращаться – тоже. Нет-нет, он не то чтобы ее разлюбил, добившись своего. Просто не понимал, как можно с утра до ночи и с ночи до утра жить одной лишь любовью. Ведь любовь – это изысканный деликатес, которым следует упиваться и наслаждаться, как утонченным вином или, скажем, дорогими ароматными сырами. Не жрать ее на завтрак, обед и ужин.

Зато, потосковав и соскучившись, он вернется к своей девушке, как к драгоценному десерту. А если еще привезет с собой подарок в виде подлинной истории ее происхождения и раннего детства – вдвойне окажется для Насти ценен. И – для себя самого.

Казацк оказался городком побольше, чем станица Красивая. Всезнайка Википедия сообщила, что проживает в нем тридцать семь тысяч человек; что когда-то, в девятнадцатом веке, стояло здесь укрепление Казацкое; что отбывали тут ссылку декабристы Одоевский и Бестужев-Марлинский; что в 1863 году была основана станица Казацкая, а в 1921-м переименована в Красноказацкую; в 1962 году она превратилась в город Красноказацк, которому, наконец, в 1991-м вернули как бы историческое имя.

В центре городка имелась даже гостиница. Когда-то унылая советская, по имени «Полет», теперь она была подновлена и перестроена. В новые, капиталистические времена в каждый номер воткнули по душевой кабине, водонагревателю и кондиционеру – прежние постояльцы, советские командированные, обычно обходились в поездках без излишеств: мылись в конце коридора, а летом, в жару, устраивали сквозняки.

За ранний приезд с Артема денег не взяли. Выдали не привычную карточку, а всамделишный ключ – старорежимный, на огромной деревянной груше – его требовалось, когда уходишь, сдавать. Зато семьсот рублей в сутки за номер показались ценой очень щадящей.

На пустынной парковке стояло всего три машины, все с местными номерами: «Лада Гранта», «газик» и «Хёндай Солярис».

По пути Артем думал, с чего ему начать свое расследование в Казацке. Решил: начинать надо, как учили на факультете, с самого верха. А там – как повезет. Все равно без поддержки властей ничего у него не получится. А если он станет шустрить без их спроса и ведома – руководители, как узнают, перекроют кислород.

Городская администрация помещалась очень удобно – на той же площади, что и гостиница. И мэр оказался на месте.

Секретарша, пожилая грымза, долго вглядывалась в визитную карточку: Артем Кудряшов, журналист, блогер, а потом отнесла мэру.

Тот оказался молодым человеком лет тридцати двух – лощеный, холеный, в рубашке с короткими рукавами и галстуке. Кондиционер в кабинете работал на полную мощность, и там царила стужа.

Проситель коротко и емко изложил свое дело: двойное убийство, совершенное почти пятнадцать лет назад, в две тысячи третьем.

– Почему вы вдруг за него схватились? – поинтересовался градоначальник.

– А почему нет? – Кудряшов не хотел играть с властями втемную, но это ведь не означало, что он раскроет все свои карты. – Вы, кстати, наверное, местный житель? И значит, должны помнить то преступление?

В глазах у мэра зажегся огонек узнавания, но он его быстро погасил и скучно сказал:

– Много всего в те времена бывало… А я в средней школе тогда учился… Что вы от меня хотите? Цель, так сказать, вашего визита конкретно ко мне?

– Прошу вашего содействия. Ознакомиться с уголовным делом. Поговорить со следователями, оперативниками.

– Вы у кого остановились? – перебил мэр.

– В гостинице «Полет».

– Я посмотрю, что можно сделать. И тогда с вами свяжутся. А сейчас – прошу извинить, дела. – И мэр потянулся к трубке городского телефона.

Было очевидно, что последует дальше. Мэр сохранил его визитку. Теперь он поручит кому-то из подчиненных навести об Артеме справки. И о том двойном убийстве – тоже. А потом, в зависимости от результатов, градоначальник примет решение: помогать или, напротив, ставить палки в колеса.

Или (что скорее всего) просто забьет на просьбу Артема. Оставит ее, так сказать, без удовлетворения.

* * *

В городе Казацке было пыльно, но не жарко. Чувствовалось наступление осени. Ветер носил по улицам сухие желтые листья, срывал их с тополей.

В райцентре имелась местная газета – она, верно, не поменяла название с советских времен, именовалась «Красный казак».

В Интернете Артем нашел адрес редакции и прогулялся пять-шесть кварталов. Центр города был весь одноэтажный. Садики по южной традиции таились на задах домов, вдали от посторонних глаз. Вдоль улицы шли фасады беленных известкой мазаных и кирпичных домиков. На пустыре строилось нечто похожее на торговый центр – впрочем, стройка казалась заброшенной. Артем сделал пару-тройку кадров, чтобы показать вечером своим читателям (и Насте тоже), куда его занесло.

Редакция помещалась на первом этаже панельной четырехэтажки. Все сотрудники сидели в одной комнате – этакий оупен-спейс, оставшийся, как и название районки, с советских времен. О том, кто здесь редактор, спрашивать не пришлось: величавый мужчина с залысинами и седой бородой царил в красном углу – он был похож на Деда Мороза или Николая-угодника. Несколько невыразительных женщин средних лет сидели, уткнувшись в компьютеры.

Артем подошел к «Деду Морозу», отрекомендовался. На мгновение все стихло. В кабинете прошуршали магические слова: «Москва», «журналистское расследование»…