Текст книги "В вечности прошлого"

ГЛАВА 6

Богатству иных людей не стоит завидовать: они приобрели его такой ценой, которая нам не по карману, – они пожертвовали ради него покоем, здоровьем, честью, совестью.

Жан де Лабрюйер

В таверне «Дырявый бочок» было мало народа. Ирвин огляделся и увидел мужчину, который приходил в его дом. Тот поманил его пальцем. Искрен подошел к незнакомцу.

– Эм… здравствуйте. Часто здесь бываете? Место вроде нормальное. Я во второй раз только пришел…

– Не трудитесь. Да, это я вам оставил записку. Садитесь, Искрен. Лаусиан, – жестом остановил Ирвина незнакомец и крикнул официанта, – Принеси еще чаю. Давай, пошевеливайся, бездельник.

На этот раз Искрен разглядел красные пылающие глаза незнакомца. Ирвину было стыдно признаться, что он, мужчина, испытал жгучий страх. Искрен не мог объяснить, чем он был вызван. Казалось, взгляд незнакомца сканирует все его мысли. Кому это может понравится?! Официант быстро шел – чашки гремели на подносе.

– Ага, Лаусиан, свободен, – кивнул мужчина. Официант обиженный тем, что его даже не поблагодарили за расторопность, насупившись ушел, – Посмотрите-ка на него, сделал свою работу и обиделся, что я не раскланялся перед ним. Грош цена тем, кто вечно жаждет сделать что-то за что-то. Чай, скажу вам, так себе. Может уволить его, как думаете?

– Это ваша таверна? – ответил вопросом еа вопрос Ирвин.

– Не только моя, но и ваша тоже, то есть, пока не ваша. Об этом я и позвал вас поговорить. Господин Мантени завещал вам наследство. Но оно пока еще не вступило в силу. Вы согласны подписать небольшой договор? Без этого никак. Вы же любите порядок? – мужчина протянул Ирвину бумагу и чернила.

– Я люблю порядок, – не раздумывая ни минуты сказал Искрен и поставил на бумаге свою подпись, – Но порядка ради также следует заметить, что Лаусиан был напрасно обруган. Он лишь только пытался угодить вам, – Ирвин отдал подписанный документ и почесал затылок.

– Я смотрю вы во всем стараетесь увидеть хорошее. Что ж, довольно не плохая жизненная позиция, но не практичная. Вы становитесь открытой мишенью, что в нашем гнилом обществе вообще не допустимо. Замечали уже, как вашу чистую душу стараются испачкать? – сказал мужчина не сводя глаз с Ирвина, – Искрен, то что вы считаете, что и должно считаться, достоинством – превращается в недостаток. Смотрите, как бы не разочароваться в жизни.

– Я не думаю, что все так ужасно, как вы говорите, – развел раками Искрен, – Все же на первом месте должна быть человечность. Поэтому первым делом нужно сотворить рай в своей душе и на твой свет потянуться нуждающиеся в нем люди.

– Браво, – подпер щеку рукой собеседник, – Для того чтобы сотворить рай надо сначала пройти сквозь ад. Не знали? Это надо затем, чтобы вы смогли различить черное и белое. Знаете, эта таверна была нашей общей с господин Мантени. Теперь с вами. Я приходил к вам, чтобы это рассказать. Еще поздороваться с Тристрид и передать ей привет от Лаусиана, который работает сутки напролет. Вы повели себя не очень красиво. Вы поняли? Не надо дальше объяснять, что я жду извинений?

– По-моему, я уже говорил, что надо предупреждать. Это я жду извинений за внезапное вторжение, – отрицательно покачал Искрен, – Одна маленькая таверна способна содержать особняк. У тебя, наверное, дом не хуже нашего. Ты все лжешь. Наглый лгун, – вскрикнул он и осекся.

– Зачем мне врать тебе, Ирвин, – наклонил голову мужчина и тоже перешел на ты, – Послушай, твоя реакция мне понятна. Какой только сброд здесь ни обитает. Из Тристрид не вылетают словечки, которые резали бы твои уши? Ну что, ты станешь мне компаньоном или другом, как тебе удобно. Мне было бы интересно, как ты в этом месте будешь творить рай.

– Ты, негодяй, даже не представился, – Искрен, смахнул рукой со стола посуду, – Убирайся, пока мои кулаки не встретились с твоим лицом.

– Адрат, то бишь я, рад был увидеть вас воочию. Заметьте, я не напрашиваюсь на взаимность, – шутливо поклонился мужчина и попахал договором, – Все—таки признаки хорошего тона мне не чужды. И да, о посуде не переживайте. За счет заведения.

Острая боль, сильнее кинжала, вошла в сердце Искрена. Вот так дядюшка.

– Лаусиан, – закричал Ирвин, – Неси мне сорока градусное лекарство.

– Это яд, а не панацея, – сказал официант, ставя на графин на стол, – Мой вам совет, не губите свое здоровье.

– Капля будет учить море, как ему волноваться, – вскочил Искрен и встряхнул за шиворот Лаусиана, – Или раздели со мной горе, или не мешай. Сегодня можно. Я разрешая, – немного остыв, добавил мужчина и ослабил хватку.

Официант ради приличия немного помялся и согласился. Искрен больше ничего не хотел говорить. Ему нужна молчаливая компания, которая просто будет подливать. То, что он узнал сегодня перевернуло все его нутро.

***

Искрен осторожно вошел в дом. Ему не хотелось видеть Тристрид: не в этот раз, не сегодня. Все же Ирвин корил себя за то, что не ударил этого негодяя. Эмоции бушевали в нем: гнев, безумие, отчаяние. Эта таверна стоит на самой грязной улице. Адрат абсолютно прав: здесь собирается всякий сброд. Эти полураздетые, даже в холод, женщины, которые кишат рядом. Искрен отказывался в это верить.

– Господин, вы вообще еле сегодня? – подбежал к Гва, – Также нельзя. Ваша невеста ждет вас в беседке. Я все поставил там.

Ирвин закатил глаза, но все же пошел. Он уже и забыл, что просил Тристрид подождать его в саду. Искрен то ускорял, то замедлял шаг. Наконец, дойдя по беседки, он постарался натянуть на себя улыбку.

– Ты не замерзла, Тристрид? – спросил мужчина и приобнял ее, – Солнце уже село.

– Ты опьянел от счастья или с горя? – вопросом на вопрос ответила женщина.

– С горя, Тристрид, с горя, – опустил голову Искрен, – От счастья я обычно танцую.

– Если я за тобой никогда такого не замечала, то значит ты никогда не был счастлив? – повела бровью Тристрид, – Так с чем связано твое горе?

– Я узнал откуда у нас деньги, – сказал он и отхлебнул кофе, – То место, где ты… работала… В общем, Мантени имеет к нему отношение.

– Кто тебе сказал такую глупость? – нервно засмеялась Тристрид.

– Тот, кто содержит нас, – сказал Ирвин, водя пальцем по крошкам на столе, – Почему-то мне кажется о нем идет речь в дневнике дядюшке. Он там называет его другом.

– Искрен, покажи мне дневник.

Они, держась за руки, прошли в особняк. Тристрид в очередной раз стала думать, как упросить Искрена покинуть это место. Ирвин же, корил себя, что в очередной раз эмоции завладели им, когда не надо.

«Вот я болван. Зачем я начал ругаться с Адратом? Что он мне сделал плохого? Ну ничего же. Таверна, как таверна. Хорошо, что договор успели подписать, а то бы Адрат передумал», корил себя Ирвин.

Войдя в комнату, мужчина достал из комода дневник дядюшки и протянул Тристрид. Женщина села в кресло и принялась читать. Искрен минут десять ходил из угла в угол. Тристрид была поглощена бредом Мантени, что не обратила никакого внимания, как Ирвин пригубил из карманной фляжки. Подарок Ралада.

– Какой страшный стих, – сказала Тристрид и зрачки ее расширились, – Вот послушай:

Уязвленная – душа,

Готова разлучиться с бренным телом,

Которое будет предано на корм червям.

Какие муки ждут ее, душа не знала,

но и молить о прощении не смела.

Не было в –, кроме себя.

Настал тот миг и душа улетела – .

И мучатся стала, и терзания не оставляли ее,

А уже не вернуть ничего. Вышло время.

Черви тело глодали Вечные муки она сама себе избрала,

Себя венцом творения считала.

Право, пустышка возвеличила себя.

Ну, да будет ей, – —,

Когда пробьет час —33
  «—» – растекись чернила, слова не читаемы.


[Закрыть]

– Я не видел этого безумия, когда читал, – подбежал к ней Ирвин, – Дай посмотреть.

Глаза Искрена метали искры, которые то и гляди сожгут дневник дотла. Искрен не понимал: толи дядюшка не знал, как продолжить, толи просто не успел. Весь лист был заляпан растекшимися чернилами. Ужасный стих, который явно демонстрирует психологические отклонения автора. Мужчина вспомнил свой сон. Так значит и с ним не все в порядке? В последнее время вся его жизнь стала одним вопросительным знаком. После него должен быть ответ. Ирвина охватила дрожь: один же ответ он получил и стал несчастлив, нужны ли ему остальные?! Опять вопросы, одни вопросы…

– Искрен, успокойся, твой дядюшка просто испугался. Он раскаивается в том, что с тобой так обходился, – ласково сказала Тристрид.

– Да ты посмотри, как пляшут эти буквы, – тряхнул дневником Ирвин, – Даже бумаге было неприятно, что на нее наносят такие отвратительные слова. Где ты, Тристрид, увидела хоть каплю сожаления? Мантени пересказал свою жизнь хладнокровно. Я бы хотел увидеть раскаяние, но этого нет. Стих, а что стих… Здесь он подвел итог, что рассчитывать на блаженство ему не предстоит.

– Не будь таким жестоким. Искрен, я не узнаю тебя, – сказала женщина, – Дядюшка раскаивается. Неужели ты не видишь?

– Не вижу, – Ирвин швырнул дневник об стену, – Я столько лет терпел, а сейчас получу то, что мне полагается. Слышишь меня, получу. Из «Дырявого бочка» вон на какой дом натекло. А Лаусиан пока и один поработает.

– Ты ничего не понял, – устало сказала Тристрид, – От этого Мантени и пытался предостеречь тебя. Чтобы ты не стал таким, как он. Богатство, как костюм, на всех сидит по-разному. Тебе он, как и Монтени, не пойдет.

– Тристрид, иди в свою комнату. Я уже надел этот, как ты говоришь, костюм и снимать его не собираюсь, – стуча зубами сказал Ирвин, – Даю тебе ночь, чтобы ты подумала, стоит ли это делать тебе. Больше я не хочу ничего слышать. Довольно. Иди, куда тебе будет угодно. Разумеется, меня это расстроит, но держать не смею. Первый раз, когда ты ушла я, как видишь, не умер.

– Хорошо, Искрен, до нового утра, – сказала Тристрид, грустно притупив глаза, – Спи спокойно.

Ирвин проводил женщину глазами. Он прокрутил еще раз в голове этот диалог и в который раз изумился сам себе. Как он мог сказать такие вещи Ей?

Искрен постарался уснуть, но ничего не вышло. Он был неспокоен и было страшно даже на миг закрыть глаза. Что ж говорить о нескольких часах. С чем связан этот страх, Ирвин не знал. Он вышел на балкон. Огромная луна, окруженная мириадами звезд, смотрела на Искрена. Мужчина сел в кресло и чтобы занять себя начал искать созвездие Анайдея. Красивую легенду его появление рассказала ему матушка. Очень давно жила красивая принцесса и имя было ей под стать – Анайдея. Высокомерная и самолюбивая принцесса часто любила гулять в полном одиночестве. Достойную компанию она для себя не видела. Но это ее раздражало и огорчало еще больше. Как-то раз Анайдея прогуливалась в саду перед сном и встретила старца, непонятно откуда взявшегося. Принцесса стало интересно и она подошла к нему. Но старец не обратил на нее никакого внимания. Он как сидел на траве, так и остался сидеть. «Кто вы и что здесь делаете?», обиженно спросила принцесса. «Я здесь, принцесса, чтобы наслаждаться красотой природы», ответил старец. «Природа, как природа», сказала Анайдея и смяла цветок. «Вы погубили еще живой цветок, принцесса, также и время проявит жестокость в отношении вас», вздохнул старец. «Да как ты смеешь, мне, принцессе, такое говорить», вмиг вспыхнула Анайдея, «Если скажешь, как договориться со временем, чтобы оно не губило мою красоту, я не лишу тебя седин». «Принцесса, твоя красота будет светить от века в век. Но плата за это высока», сказал старец. «Я могу купить все», гордо вскинула голову Анайдея. «Ну что ж, как скажешь, принцесса», старец взмахнул рукой и Анайдея рассыпалась на двадцать звезд, которые взлетели на небо и сложились в созвездие. «Ну что ж, принцесса, ты купила на вечно место на небе. Твоя красота будет светить, но не греть», сказал старец.

Ирвин любовался созвездием Анайдея. Глупая тщеславная принцесса заложила жизнь вечности. «Мы заключили сделку», пронеслось у Искрена в голове.

Мужчина пошел в комнату и, переодевшись в пижаму, лег спать. Спокойного сна остается только желать. Искрен вновь шел по раскаленной лове, наполненной горящими призраками. Они вопили, скрежетали зубами и хотели набросится на Ирвина, но не могли. От своей беспомощности они зверели еще больше. Все было объято огнем. Неведомо какая сила остановила мужчину и он покорился. Перед его лицом вновь возник призрак его дядюшки, который горел еще сильнее. Мантени скрежетал зубами, но больше ничего не говорил. Он даже не посмотрел на Искрена. Как можно привыкнуть к вечно пожирающему пламени?

– Очень жарко, – закричал Ирвин и проснулся.

***

Тристрид тоже плохо спала этой ночью, но по другой причине. Она замечала изменения, которые происходили в Ирвине. Установить причину его беспокойства, женщина не могла. Но и смириться с этим тоже было нельзя. Раньше Искрен прислушивался к ней, а теперь раздражается. Тристрид казалось, что он сам себе неподвластен. Она боялась признаться в том, что выбрала бы сладкую лож, чем горькую правду. Деньги пагубно отразились на Мантени, почти поработили совесть Искрена и взялись за нее, Тристрид. Ту, которая прошла сквозь ад, которая молила о помощи, которая ненавидела сама себя. Из петли ее вытянул страх. Тристрид утешала себя мыслями, что хоть ее ночь и затянулась, но в итоге солнце все же выйдет. Это закон вселенной. Надо только подождать. И Тристрид смирилась. Хорошее вино смывает ее жуткие воспоминания. Она не могла уснуть без «лекарства».

Встреча с Искреном и обрадовала, и испугала Тристрид. Она доверилась ему и в той таверне первый раз отдала свое сердце. Ирвин даже не подозревает об этом, но именно там, в первый раз она это сделала. До того дня, в любви Искрену признавались только губы Тристрид, сердце же молчало. Только спустя много лет, Ирвину удалось открыть амбарный замок и взять его растерзанным. Мужчина потихоньку зашивает раны. Да, рубцы останутся, но хотя бы не будут кровоточить. Сколько надо, столько она и будет терпеть нахождение в особняке.

Хотя, кто она в этом доме, Тристрид перестала понимать. Все называли ее невестой, а Искрен красноречиво молчал. Этим вечером он словами подтвердил, что она только гость. Тристрид стало грустно и страшно, что их совместное счастье погибнет в зародыше.

Ирвин дал ей ночь – утром же она должна дать роковой ответ. Тристрид вышла в коридор и увидела сидящую на диване Акедию. «Удачно я вышла. С этой старухой можно поплакать», подумала женщина и села рядом.

– Что, Тристрид, не спится? – спросила Акедия, – Не иначе, как с Искреном поругались? Да не переживайте: милые бранятся – только тешатся.

– Я так не думаю, – вздохнула женщина, – Искрен меня больше не любит.

Старуха с интересом посмотрела на Тристрид и достала из кармана маленькую фляжку.

– Возьмите, выпейте, – протянула страха, – Ваши нервы шалят – это плохо. Выпейте и успокойтесь. Тристрид, у этого глагола нет и быть не может прошедшего времени. Значит, никогда и не любил.

– Вот успокоили, – грустно сказала женщина и отхлебнула.

– Успокоительное я вам дала, – погладила ее по плечу старуха, – Зачем мне делать чужую работу?! Никто этого все равно не оценит. Тристрид, никакой любви не существует. Варад вам это подтвердит. Хотя, кому я это говорю, вы не хуже меня знаешь, что все и всё на этом свете продажно. Разница только в цене. Так что поплачьте, выпей и живите дальше.

– Что вы меня по больному режете? – заплакала Тристрид, – Злая вы старуха.

– Дайте сюда, – Акедия забрала фляжку и тоже отхлебнула, – Бабушки добрые только к своим внукам, к остальным же справедливы. Вы сами зачеркнула счастье и вместо него своей рукой написали страдание. Вот и пожинайте горькие плоды, которые родила ваша ошибка. Нет бы тихо молча радоваться подаркам, которыми осыпает вас Искрен, вы смеете ему перечить. Он, позвольте заметить, с вас никакой платы не берет. Так что прикусите язычок, мой вам совет.

– Да как вы смеете?! – вытерла слезы Тристрид, – Кто вы такая?

– Я та, кто хочет снять пелену с ваших глаз, чтобы они увидели, что есть только два выбора: либо вы покорны, как овечка; либо горды собой и сидите в канаве, как лягушка, – мерзко захихикала старуха, – Искрен хоть и любит вас, но пачкать руки и доставать вас из той канавы, в которую вы прыгнули сами, не каждому под силу. Со временем его любовь может обратиться в ненависть, такую же сильную. Так что ты, Тристрид, подумайте, а я спать. Устал я от вас, конечно.

Тристрид посмотрела вслед Акедии. Слова старухи ударили ее острее кинжала. Женщина вытерла слезы. Она приняла решение бороться за Искрена. Тристрид не знала почему, но чувствовала что Ирвину нужна ее помощь. Второй раз она его не предаст. Ни за что на свете.

ГЛАВА 7

Ты слеп, а я глух и нем, так давай же возьмемся за руки и постараемся понять друг друга.

Ханна Арендт

Почти половину дня Искрен просидел, запершись в своей комнате. Он уже пожалел, что был так жесток к Тристрид. Ирвин боялся, что она ушла и выйти к ней на встречу Искрен боялся тоже. К ужину он немного пришел в себя. Одевшись, мужчина пошел в гостиную с нескрываемым волнением. Еще на лестнице он услышал мелодичный голос любимой. Тристрид с Инвидой что-то обсуждали. Искрена затрясло – она здесь.

– Доброй день, – откашлялся Ирвин, – Тристрид, можно тебя?

Женщина подошла с очаровательной улыбкой. Искрен всячески пытался скрыть свои чувства, но мало в этом преуспел.

– Ты осталась, – сказал он, посмотрев ей в глаза, – Тристрид, прости меня за те слова. Я рад, что ты здесь, правда, очень рад. Вдвоем у нас все получится.

– Да, Искрен, – женщина взяла Ирвина за руку, – Если мы разделим печаль на двоих, нам будет легче. Поправь меня, если ошибаюсь.

– Ты всегда права, – улыбнулся Искрен, – Спасибо, что ждала.

– Тебе еще большее спасибо.

– Все готово, – раздался голос Гва.

В гостиной уже сидели Вастадор, Акедия, Варад, Ралад. Место Адерэль было пусто. Ирвин удивился – она всегда приходит одной из первых. Они с Тристрид, как обычно, сели рядом. Гва на подложке внес одноэтажный торт. Инвида пришла в восторг, а Акедия проявила равнодушие. Вастадор был рад, что это подарок. Торт был покрыт белой глазурью. По середине на нем стояли две фигурки: мальчик в синем костюме и девочка, облаченная в розовое пальто и шляпу. Семь рук, или лап, тянулись к ним. На лице девочки застыла гримаса ужаса. Края торта были в красных разводных.

– А это еще что такое? – воскликнул Искрен, увидев его.

– Друг вашего дядюшки прислал, – поставил десерт на стол повар, – К нему была прицеплена записка. Вот она, – повар вручил клочок бумаги Искрену, – Ну так что, режу?

Не дожидаясь ответа Гва разложил по тарелкам кусочки торта. Искрену достался к рукой, которая держала веточку с шипами. Тристрид повар положил еще и съедобную фигурку девочки. Ирвин развернул листок и напряг глаза, чтобы прочитать поплывший текст, так как бумага пропиталась маслом: «Пусть наши партнерские отношения будут также хорошо складываться, как этот торт».

«Как пошло», подумал Ирвин и скомкал записку. Искрен долго не мог приступить к десерту. Он ему не понравился сразу, как только Гва занес его.

– Искрен, какой-то странный подарок, – потыкала в торт вилкой Тристрид, – Тебе не кажется?

– В этом мире странности уместны, а вот нормальность пугает, – засмеялся Ирвин, – Не бери в голову, дорогая.

– Господа, в нашем саду новенькие, – сказал Ралад, – Горю желанием вас познакомить.

– Я бы, конечно, хотел посмотреть, стоит ли затрат твое хобби, – вздохнул управляющий, – Но отложу, занят очень.

Чтобы прервать дискуссию, Искрен встал и потянул руку Тристрид. Ралад обрадовался, вскочил и жестом позвал Варада и Инвиду. Компания не спеша дошла до сада. Садовник открыл калитку. Первое что бросилось в глаза Тристрид был маленький цветок. Ствол белого цвета с красными вкраплениями. Бутон еще не успел распуститься. Инвида, проявившая любопытство и дотронувшаяся до растения, изумилась, увидев на своей ладони красные пятна.

– Жила когда-то очень красивая и своенравная царица Галад. Власть над ней имело только время. Каждый минувший год оставлял на ее лице напоминание о неизбежной старости. Галад начала гонение на молодых девушек. В это время подрастала ее дочь. Эвиаль с каждым днем становилась краше. Галад не могла смотреть на это. Один из весенних дней стал роковым для девушки. По приказу царицы, слуга нанес удар в сердце Эвиаль. На месте трагедии вырос цветок. Этими кровавыми слезами чистая светлая душа оплакивает жестокость этого мира. – сказал Ралад, не сводя глаз с цветка, – Всему виной зависть. Зависть, как удав, умертвляет сердца.

Повисла давящая тишина. Тристрид в изнеможении опустила голову: она ведь тоже долгое время пребывала в горьком недоумении, почему у нее нет таких нарядов, как у богатых дам; почему кому-то выпадает счастье рано обрести любовь и всю жизнь радоваться; почему ей было предназначено так ошибиться. С каждым днем женщине становилось все страшнее: какая вечность ждет ее?!

– Ралад, а колючки зачем насажал? – спросил Искрен.

– Мидвад просто для красоты, – засмеялся садовник, – Ну и раны еще заживляет. Инвида, можешь сорвать себе несколько штук. Пользуйся, пока разрешаю.

– Твой Мидвад ранит меня – сказала девушка.

– Разве что пощекочет, – сказал садовник, – Он только выглядит злюкой. А в общем, не тревожь, пусть растет. Век его и так недолог.

Последние слова открыли завесу, удерживающую слезы Тристрид. Искрен кинул испепеляющий взгляд на Ралада и, приобняв женщину, повел ее домой. Тристрид шла покорно, но обуревавшие чувства душили ее. Женщина не могла найти мир в себе. Сердце ее начинало мертветь.

– Тристрид, подскажи мне, как стереть грусть с твоего лица? – спросил Ирвин, – Тебе так идет улыбка. Послушай, давай посидим немного.

Женщина молча кивнула и опустилась на скамейку. На горизонте уже показалась первая звезда. Ирвин долго думал, какие подобрать слова в утешение.

– Искрен, тебе не кажется, что время ускорило бег? – нарушила тишину Тристрид, – Мне страшно. С нашим первых вздохом, песочные часы переворачиваются. А что дальше, Искрен, когда последняя крупинка опустится на дно?

– Все старо, как мир. С последним выдохом наша книга жизни закроется, – вздохнул Ирвин, – Но, Тристрид, у нас есть время начать новую главу. Я верю, что наша любовь очистит нас. Прошу не теряй надежды на спасение. Чем гуще мрак, тем ярче горят звезды. Я хочу быть с тобой всегда, даже когда безжалостное зеркало будет смеяться над нашими морщинами.

Тристрид улыбнулась сквозь слезы и положила голову на плечо Искрена. Мужчина погладил ее волосы и обрадовался, что смог таки одеть свои мысли в нужные слова.

***

Тристрид открыла глаза и потянулась. Под колыбельную дождя ей всегда хорошо спалось. Женщина открыла блокнот и еще раз перечитала стих, который написала после разговора с Искреном.

Мы встретились с тобой во сне.

Ты протянул свои мне руки

И под таинственные звуки

Растворились мы во тьме.

Мы встретились с тобой во сне

И холод звезд нам не помеха,

Ведь мы с тобой парим над небом

И нежно греет нас любовь.

Но стоит солнцу лишь взойти,

Как тихая прохлада утра

Остатки счастья унесет…

Как жаль, что это сон,

Пора б с мечтами распроститься,

Но все же верю я в него.

Быть может все еще случится,

И с нова встретимся с тобой

Под возрастающей луной.44
  Авторское стихотворение


[Закрыть]

– Тристрид, доброе утро, ты не спишь? – дверь приоткрылась и показалась голова Искрена, – К нам пришел гость. Ты спустишься или мне за тобой зайти позже, когда он уйдет.

– Я сейчас оденусь и спущусь, – сказала Тристрид, убирая блокнот в тумбочку, – Ты иди, не заставляй гостя ждать.

Ирвин ушел в гостиную, где его ждал Адрат. Сказать, что Ирвин был не рад ему – не сказать ничего. Но делать нечего. Гва, несмотря на лишний вес, проворно накрывал на стол. Искрен сел и неловко взял вилку. Он не знал, как себя вести в присутствии этого человека.

– Гва, принеси-ка одно из твоих веселящих зелий, а то на застенчивость Ирвина смотреть тошно, – ухмыльнулся гость.

– Какое вы имеете по право… – начал Искрен и осекся, – Извините. Мы рады вам всегда. Я готов обсудить с вами вопросы нашего с вами дальнейшего сотрудничества.

Адрат лишь засмеялся. Гва не заставил себя долго ждать. Вмиг на столе появились рюмки и бутылка. Повар почесал подбородок и счел нужным принести вазу со сластями. Гость одобрительно кивнул и жестом попросил Гва оставить их одних.

– Как поживаете, Искрен? – спросил Адрат, разливая вино, – Вам понравился мой подарок?

– Если бы вы прислали змею, я был бы менее удивлен, – зло ответил Ирвин.

– Вы во всем ищите тайный смысл, – хмыкнул Адрат, – Что ж, похвально. И какие мысли, если не секрет, зародились в вашей голове?

Искрен набрал больше воздуха и хотел было высказать все, что думал о странном госте, как вошла Тристрид.

– Добрый день, – смущенно сказала женщина и села рядом с Ирвином.

Адрат усмехнулся и выпил вино. Его забавляла тщетная попытка этих «невинных» овечек прикрыться стыдом.

– А вам, Тристрид, понравился мой подарок? – глядя женщине в глаза спросил Адрат.

Тристрид молча кивнула и взяла первую попавшуюся конфету.

– На самом деле, мне понятно негодование Искрена, – снисходительно улыбнулся гость, – Вы правы, Ирвин, мой подарок всего лишь метафора. Вопрос только в том, поняли ли вы то, что я хотел через нее передать?! Хм.

– Вы правы, господин, мы настолько уязвимы, что даже страшно становится, – грустно сказала Тристрид, – Пока не попробуем горе на вкус, живем без страха и затыкаем совесть. Каждый наш шаг может стать последним в один момент. По годам я еще молода, но душа моя уже измотана. Каждый день приближает меня к костру, который я разожгла для себя. Вот этими самыми руками. Сама, – последние слава сопровождались слезами.

– Хм, – удивлено посмотрел на Тристрид Адрат, – Никогда же не поздно перестать подкидывать дрова в тот самый костер. Вы не находите? Я вот вижу, как кричит ваша совесть и дует на огонь. Тристрид, вы рискуете погубить себя раньше срока. И я сейчас не о теле, которое по прежнему будет дышать, есть, пить… Вы не такая уж злодейка, Тристрид, раз из ваших глаз еще могут течь слезы.

Искрен провел рукою по щеке женщины. В гостиную тихим шагам вошла Акедия. Старуха села во главе стола и, не увидев пустой рюмки, отпила прямо из бутылки.

– Господин Адрат, рада видеть вас, – хриплым голосом сказала Акедия, вытирая капли со рта рукой, – Ирвин, прошу прощения за свою дерзость, но одна особа просто невыносима. Мы с Адерэль раздружились навсегда.

– Смею предположить причина довольно серьезная для такого радикального решения, – засмеялся Адрат, – Чем же смела вас обидеть Адерэль, извольте поинтересоваться?!

– Я уже в том возрасте, что время покрасило в белый цвет все мои волосы, глаза выцвели, кожа мягче теста. Я уже не удивляюсь новому дню – сколько их было на моей памяти. Также всходит солнце, также уступает место луне, также загораются звезды, также гаснут. Все движется по кругу. Так правильно, так надо, так устроен мир. Но мой рассудок не хочет верить доводам науки, не может примериться с началом конца. Каждую ночь я засыпаю с чувством тревоги и неизбежности. Адерэль посмеялась и сказала, что удивительно, как я еще дотянула весь свой внутренний хаос до преклонных лет.

– Умолкни, – резко сказал Адрат, – Твое словоблудие наводит тоску. Если правда Адерэль ударила тебя, как ножом, о чем это говорит? Ну не печалься, – уже более мягким голосом сказал гость, – Ты просто о своей беде кричала не в те уши. Сейчас тебя поймет только Тристрид. Она тоже впала в меланхолию. А мы с вами, Искрен, давайте прогуляемся.

Оставив Акедию, Тристрид и их страхи в гостиной – мужчины вышли на улицу. Ирвин вдохнул прохладный свежий ветерок и у него закружилась голова. Облокотившись на перила, мужчина посмотрел на облака, которые были, словно жемчуг, разбросаны на небе. В этот момент он явно почувствовал красоту природы. Может старуха права, оплакивая потерю привычки удивляться каждому дню?

– Искрен, вы сегодня очень задумчивы, – заметил Адрат, – Уж не движение ли небесных тел вызывает в вас желание погрузиться в философию своей жизни, – при этих словах он издал смешок, – Бросьте это пустое дело. Ваш дядюшка Мантени тоже любил покопаться в себе. Что весьма опасно, скажу вам.

– Я не похож на него, – зло закричал Ирвин, – Я бы никогда не поступил так, как он. Дядюшка предал свою семью. Так поступать нельзя. Это бесчеловечно. Он оставил мне дом, доход. Но этим подарком и унизил меня. Сделай я любой выбор – все равно проиграю. Сейчас сгораю от стыда, на какие деньги живу. Откажись от всего, я буду волочить жалкую жизнь, надрывать здоровье на тяжелой работе. Это тупик, Адрат, из которого не выйти победителем. Тристрид тяжело здесь. Я это прекрасно понимаю. Мне казалось, что смог подарить ей надежду, но я ошибся.

– Как вы могли подарить то, чего у вас нет, – иронически засмеял Адрат и легко ударил Ирвина по плечу, – Разве может один калека научить другого калеку ходить?! Конечно нет. Вы призываете Тристрид примириться с прошлым, увериться в настоящем и распахнуть двери перед будущем. Искрен, а вы-то свое прошлое простили?

– Мне себя прощать не за что. Вот Тристрид, да, простил. Прошлое я передал в руки времени, скажем так. Но воспоминания, как птицы, все еще парят надо мною. В одиночку их не победить, – с грустью в голосе признался Ирвин, – Измену Тристрид – принял. Однако помню, как минуты без нею мне казались вечностью. Мое страдание растягивалось до размеров вселенной. Все дело в том, что Тристрид выбрали не глаза. Это и стало моем счастьем и моей мукой. Теперь она рядом. Я ее вижу, но…

– Как же скучно, – закатил глаза Адрат, – Пойду я. Вы тоже ступайте. Тристрид, наверное, уже не знает, как отделаться от назойливой старухи. Я еще зайду как-нибудь. Непременно зайду. До скорого.

Махнув рукой на прощание, Адрат не торопясь пошел по мощеной гравием дорожке. Искрен опешил. Его бросило в жар. На Ирвина нашла грусть – искал поддержку, а получил стыд.