Текст книги "Поцелуй Иштар. Часть 2. В лагере Куруша"

11. Священная рыба

Светало. Блаженно потягиваясь, Инанна открыла глаза. Шамси сладко дремал, уткнувшись лицом в ее волосы. Разморенный их терпким ароматом, он уютно посапывал ей на ушко. Вспоминая бурные ночные ласки, жрица счастливо улыбнулась. Путешествие с Шамси ей определенно нравилось.

Но яркое Солнышко любопытно заглядывало в их шатер, давая понять, что пора вставать с постели и трогаться в путь.

Задумчиво поглаживая мускулистую грудь Шамси, Инанна запела песенку на древне-вавилонском наречии.

– О чем ты поешь? – спросил Шамси, разбуженный ее нежными прикосновениями.

– О любви, конечно, – ответила она, целуя его. – Это рассказ о юной деревенской девушке. Малышка так сильно захотела увидеть Бога Энки, что упросила Иштар на время превратить ее в рыбку. Ведь иначе было не добраться до подводного дворца Бога в Абзу. Богиня помогла ей. Обернувшись золотой рыбкой, девушка нырнула на дно океана. Абзу блистал золотом и изумрудами. За праздничным столом во дворце собрались Боги. Во главе восседал сам Энки. Его лицо ослепляло благородной красотой. Девушка поняла, что теперь не сможет прожить ни мгновенья, не видя его. А ей уже пора было возвращаться на берег и снова становиться человеком. Но малышка так и не смогла отвести взгляд от прекрасного Бога и утонула.

– Грустно.

– Нет, все закончилось хорошо. Иштар превратила ее в русалку. И теперь она может вечно любоваться на Энки и сопровождать, когда Он путешествует в облике рыбы.

– Да, тогда не грустно. В Вавилоне и сейчас почитают рыбу, как сакральный символ Энки?

– Набонид в первые же годы своего правления закрыл все Храмы Энки. Жрецам пришлось покинуть страну и разбрестись по миру. Всюду они проповедовали веру в своего Бога. Так получилось, что рыба теперь самый узнаваемый символ Энки. Ведь Набонид не позволил жрецам забрать из Вавилона храмовую утварь и священные предметы. Они бежали, взяв лишь книги. А новые Храмы, которые открывали в чужих землях, скромно украшали изображениями рыбы. Теперь такова новая традиция почитания Энки.

– А мне нравится эта традиция. Чтобы служить Богу, не обязательно иметь золотую утварь и величественный Храм. Достаточно просто нарисовать рыбку на стене утлой лачуги. Ведь главное, чтобы люди выполняли Божьи заветы, стремились к миру и познанию.

– Сейчас так и происходит. Выходит, гонения Набонида пошли на пользу культу Энки? Жрецы разнесли весть о нем по всему миру.

– Да, жрецы молодцы, очень многое сделали. И нам с тобой пора в путь. Собирайся, девочка.

12. Абри

Собрав всех жрецов, Куруш объявил:

– В ближайшие дни нам нужно совершить очень важный обряд. Подготовьте моего священного коня и ладью, чтобы перевезти его через реку. Рассвет мы должны встретить на воде. Грести будете сами, никого из воинов с собой не берем. Когда все приготовите, дайте мне знать.

Чему будет посвящен обряд, Куруш не сказал. Но жрецы привыкли выполнять все его распоряжения, не задавая лишних вопросов. Как я поняла, у огнепоклонников порядок проведения ритуалов был очень гибок. В отличие от вавилонских служителей культа, на общих молитвах они не читали наизусть длинных текстов на древнем, никому не понятном языке. Обращаясь к своему Богу Огня, жрецы произносили слова, которые в тот момент требовала их душа. Поэтому никого не удивило, что царь хочет обратиться к Богам, встретив рассвет в лодке вместе со своим священным конем.

– Анника, ты тоже поедешь на реку, – обратился ко мне Куруш, когда все жрецы разошлись. – Какой наряд у жриц Любви считается самым торжественным?

– Обнаженное тело. В особых случаях допустим меч или кинжал на поясе.

– У нас как раз особый случай. Думаю, меч не помешает. Пойдем в оружейный шатер, подберем тебе какой-нибудь из моих детских.

Открыв один из резных сундуков, Куруш достал небольшой легкий меч в старинных ножнах.

– Нравится? – спросил он, с любовью рассматривая блестящее лезвие. – Его подарил мне дедушка, царь Мидии Иштувегу, когда мне было семь лет. Это был очень ценный подарок, ведь он делал меня настоящим мужчиной, воином. Я хотел передать это меч своему сыну Камбизу, но он так незаметно вырос, пока я пропадал в походах. А теперь я рад отдать его тебе.

– Но это слишком большая честь для меня. Я не могу его взять.

– Бери. Не век же ему пылиться в сундуке. Давай, поищем подходящую перевязь.

Покопавшись в другом сундуке, Куруш извлек из его недр широкий пояс с кольцами для ножен. Перевязь была украшена драгоценными камнями и изящными серебряными накладками.

Обернув поясом свои бедра, я расстроенно произнесла:

– Он слишком велик мне, падать будет.

– Ничего, подправим. Сейчас же позову оружейного мастера.

Обряд назначили на следующее утро. А вечером перед тем, как лечь спать, мы с Курушем пошли проведать его священного коня. Жрецы относились к нему с особым почтением: содержали в отдельной конюшне, украшали золотом и рубинами. Ни кто кроме царя не имел права садиться на него верхом.

– Абри, мальчик, соскучился, – ласково похлопывал Куруш по шее своего скакуна.

Конь был редчайшей белоснежной масти, легкий, изящный с длинной шелковистой гривой. Его имя означало «облако». Когда он мчался по степи, казалось, копыта вовсе не касаются земли. Словно птица, он готов был взмыть в облака и раствориться в небесной сверкающей голубизне. Говорят, персидскому царю за этого красавца предлагали большой табун лошадей. Но Абри был слишком дорог Курушу.

Ночью наш небольшой караван выехал из лагеря. Куруш был верхом на Абри. Я чувствовала, как ему не терпится дать волю любимому скакуну и умчаться с ним в заоблачную даль, почувствовав дыхание вольного ветра. Но сейчас было не время для лихих прогулок. Жрецы сосредоточенно наблюдали за небом, ожидая знамений.

Во время ритуалов придавалось большое значение даже самым незначительным природным явлениям. Резкие порывы ветра, набежавшие грозовые тучи и блистающие молнии – считались хорошим предзнаменованием. Это говорило о том, что Бог услышал молитвы и готов помочь в беде.

Если священный конь спотыкался, был вялым или слишком возбужденным – это означало, что в ближайшее время стоит ожидать несчастий. Мертвая или больная птица, попавшаяся на дороге, предвещала дурные вести. Таких примет было множество. Жрецы зорко наблюдали за всем происходящим вокруг и потом составляли свои предсказания.

Едва мы подъехали к реке, небосвод озарился яркой молнией и раскатистый гром разорвал ночную тишину. Абри радостно заржал. Жрецы удовлетворенно переглянулись: пока все шло как нельзя лучше.

На берегу нас ожидала снаряженная ладья. Царь помог перевести коня по широким сходням и привязал его на носу лодки. Жрецы взялись за весла, и мы отчалили.

– Давай, Анника, раздевайся, – скомандовал Куруш.

Я сбросила с плеч багряный плащ. Теперь на мне оставались лишь многочисленные драгоценности и широкий пояс с мечом. От резких порывов ветра я быстро начала замерзать. Дождя не было, но светлеющее с востока небо затянули тяжелые грозовые тучи.

Когда мы подошли к середине реки, у меня уже зуб на зуб не попадал от холода.

– Прижмись к коню, – посоветовал Куруш.

Я подошла к Абри и обняла его горячее тело. Умный конь с удовольствием делился со мной теплом, не выражая ни малейшего беспокойства.

Небо становилось все светлее, над рекой поднималось солнце. Сквозь замысловатый узор из туч прорвался смелый солнечный лучик. Он осветил мое обнаженное тело и отразился в драгоценных камнях колье. Жрецы запели гимны Солнцу. Я отпустила Абри и вознесла руки к небу. Торжественный покой и блаженство овладели мною.

Вдруг Абри резко заржал и заметался. В следующее мгновение он рванулся за борт, но повис на привязи. Его задние ноги испуганно били по воде. Лодка угрожающе качнулась. Конь рвался изо всех сил, угрожая сбросить всех в воду. Молниеносным движением Куруш перерезал удерживающую его привязь. Конь ринулся в реку и поплыл. Лодка резко качнулась и, не удержавшись, я упала за борт.

Водная гладь сомкнулась у меня над головой. Тяжелый меч тянул ко дну, плавать я не умела. Беспорядочно колотя по воде руками и ногами, я чувствовала, что сознание оставляет меня. Где-то в глубинах реки мне уже чудился свет золотых куполов, и дивная музыка зазывала скорее опуститься на дно. Тело не слушалось. Вдруг я почувствовала, как кто-то крепко схватил меня за ногу. Жизнь мне вернул глоток воздуха, полученный из уст Куруша.

Придя в себя, я не сразу поняла, где нахожусь. Чарующая музыка, услышанная в недрах реки, до сих пор звучала внутри меня. Золото подводных куполов все еще сверкало перед глазами. Куруш закутал меня в плащ и прижал к себе.

– Абри утонул, – грустно прошептал он. – Его будто в водоворот затянуло. Я сам не видел, за тобой нырял.

13. Укрощение реки

– Подданные мои, боевые друзья! – обратился Куруш к своим воинам. – Священный конь утонул в бушующих недрах Гинда. Это знак! Река должна быть укрощена. На ее дне мы выстроим Храм, в основание которого положим священный Камень, переданный нам Богами. Этот Камень станет нашим рубежом, защитой. Гинд расступится перед нами. Он покорится нам. И мы отведем его воды от Вавилона. Иссохнет земля, которая не захочет стать частью Персидского царства. Потрудимся, друзья, и Вавилон распахнет нам свои объятья.

Когда мы с Курушем остались наедине, я спросила его:

– Милый, зачем ты хочешь осушить эту реку? Из-за Храма, гибели коня или для того, чтобы иссушить земли Вавилона?

– Да, землей владеет тот, в чьих руках вода. Но я не стал бы обрекать людей на голодную смерть просто для того, чтобы они подчинились мне. Я пущу воду по Гинду, как только будет построен Храм. А пока небольшая засуха будет нам только на руку. Гинд – мощный приток Тигра. Оставим на какое-то время без воды восточную Вавилонию. Это поможет сохранить наши войска.

– Хорошо. А можно я посмотрю план водоотводных каналов?

– Неужели тебе интересно?

– Конечно! Как же иначе? В Храме Любви я не раз переписывала книги по ирригации. Знаю даже формулы, по которым рассчитывают глубину и длину каналов. Мне очень интересно, как твои строители решат эту сложную задачу. Не слышала, чтобы кто-то осушал такие глубокие полноводные реки, как Гинд. А можно я напишу книгу об этом историческом событии? Хочу, чтобы оно осталось в памяти людей.

– Ладно, раз уж тебе так хочется, я предупрежу строителей каналов, чтобы поделились с тобой своими планами.

14. Тайное собрание

Выехав из лагеря, Леля остановилась и присмотрелась, не наблюдает ли за ней кто-нибудь. Осторожность никогда не бывает излишней. Особенно, когда едешь на тайную встречу с заговорщиками. Хорошо, что луна светила ярко и видно было далеко.

Все заговорщики были уже в сборе, ждали только ее. Факелы не зажигали, чтобы не привлекать внимание дозорных.

– Задача не из легких, – начал один из собравшихся. – Жрица Иштар нигде не появляется одна. Ее все время стерегут царские охранники. Да и есть ли смысл ее убивать? Наш царь кажется вполне разумным, как и всегда. Не заметно, чтобы он был подвержен ее дурному влиянию.

– Как же не заметно?! – возмутилась Леля. – А недавняя история со священным конем! Жрица была в этой лодке. Ее магия заставила коня броситься в Гинд. Раньше если Абри только спотыкался, жрецы готовились к худшему. А что ждать теперь, когда конь погиб? И все это происходило при ней. Она и виновата. Мы не избежим беды, если не избавимся от нее.

– И что ты предлагаешь, Леля?

– Отравление. Нужен яд.

– Хорошо, достанем.

15. Признание Дарьи

Вечером, когда жара немного спала, мы с Курушем отправились осматривать разметку будущих водоотводных каналов.

– Потрясающий проект, – восхищалась я. – По 180 каналов будет вырыто на обоих берегах реки. С одной стороны вода уйдет в низину и образует озеро. В самом узком месте строители хотят поставить плотину, направляющую потоки Гинда в каналы. Там же будет и новый порт для судов. Но, Куруш, как же купцы теперь повезут в Вавилон свои товары? Раньше они добирались до Тигра через Гинд. Но теперь ты его осушишь.

– Никак не повезут. Ты забыла, что мы закрываем для Вавилона все торговые пути? Блокада – бескровная война. Лучше вырыть каналы, чем положить войско на полях сражения.

– Лучше. Хотя я не помню в истории примеров, когда для победы в войне цари перекрывали полноводные реки. А самое удивительное, твои строители обещают, что каналы и плотина будут готовы уже через несколько месяцев. Неужели это возможно?

– Да, думаю, за лето мы здесь управимся. А осенью я планирую войти в Вавилон. Надеюсь, с триумфом. Хочу поручить тебе одно дело, Анника. Кроме тебя его сделать некому.

– Постараюсь, – кивнула я.

– Хочу, чтобы ты написала хвалебную песнь Богу Грозы. И мы ее исполним во время закладки священного Камня в основание Храма.

– Но я никогда не писала таких песен.

– А теперь надо, – твердо ответил он. – Постарайся.

Мне боязно было браться за стихи, но Куруш казался непреклонным. Вздохнув, я спросила:

– Каким именем мы будем называть Бога Грозы: Энлилем, Ишкуром, Карашем, Балом? А, может, Ададом – возлюбленным, как ласково именовала его Иштар?

– Надо подумать. В Карии и Лидии этого Бога зовут Им Караш. Ассирийцы знают его как Ишкура, а вавилоняне называют Энлилем. У меня в армии служат воины из всех этих стран. И в каждой стране свои традиции его почитания. Хотя все прекрасно знают, что Ишкур и Караш – это один и тот же Бог. Давай, будем звать его Богом Грозы и Бури. Так будет понятней.

Несмотря на проявленное мною усердие, стихи, посвященные Богу Грозы, никак не складывались. Живя в Храме Любви, я изучила множество ритуальных песен и хорошо знала, по каким канонам они пишутся. Но, тем ни менее, у меня ничего не получалось.

Немного поразмыслив, я решила призвать на помощь свою подругу Маню. Я надеялась, что, будучи девушкой образованной и одаренной тонким художественным вкусом, она преуспела и в литературе. К тому же песню Богу Грозы нам еще предстояло перевести на персидский. А вместе с Маней мы могли бы писать ее сразу на двух языках.

Но Маня сказала, что песни – не ее стихия. Танцевать и рисовать ей нравится гораздо больше. Зато ее родственница Дарья увлекается чтением и любит сочинять разные истории. Обрадовавшись, я пригласила обеих подруг в царские покои Куруша.

– То есть, ты знаешь, как выстраивать предложения и подбирать рифмы, а стихи у тебя все равно не получаются? – резюмировала Дарья, выслушав мою сумбурную речь.

– Да, – с облегчением согласилась я. Было приятно, что подруга так хорошо поняла меня.

– Думаю, это потому, что ты не можешь прочувствовать то, о чем пишешь, – задумчиво продолжала она. – Как же можно написать песнь Богу Грозы, если не пылаешь страстью к нему!? Стихи пишутся сердцем, любящим и страдающим. Это капли крови и роса любви, запечатленные словами. Понимаешь, о чем я?

– Немного.

– Скажи, Анника, ты любишь нашего царя? Страсть бушует в твоем сердце?

– Да.

– Вот и представь, что Куруш – это земное воплощение Бога Бури. Вспомни, как горят его глаза, когда он вдыхает запахи степных ветров. Куруш словно повелевает ими, направляя вихри в разные концы земли. А ты замечала, какое невыразимое удовольствие доставляют ему раскаты грома? Когда сверкают молнии и резкие порывы ветра бушуют над степью, по мужественному лицу царя пробегают волны блаженства.

– Замечала. Ему не терпится покинуть шатер, оседлать Абри и умчаться навстречу буре.

– Обильный дождь, пролившийся на иссохшую землю – это тоже Куруш, – вдохновенно продолжала Дарья. – Все завоеванные им земли ощущают на себе заботливое участие нашего царя. Он искренне переживает за своих людей и щедрою рукою рассыпает им благодатные дары.

– Да, ты права, – согласилась я. – Вавилонские жрецы изучали, как изменилась жизнь людей в царствах, завоеванных Курушем. Оказалось, благосостояние народа выросло, торговля развивалась, дикие племена переставали донимать добропорядочных жителей. Персы стояли на страже границ, не допуская варварских вторжений.

– А как Куруш хорош в битве! – восхищалась Дарья. – Жаль, мне лишь раз посчастливилось наблюдать за ним. Он был словно вихрь, сметающий врагов на своем пути.

Только сейчас я заметила, как щеки Дарьи покрылись нежным румянцем, а глаза увлажнились. Неожиданная догадка озарила меня.

– Дарьюша, уж не влюблена ли ты в своего царя?

– Все влюблены в него, – смущаясь, ответила она. – Любить царя – наш долг и наше право.

– Нет, подруга, ты влюблена в него, как в мужчину. И мечтаешь о его теле, объятиях, мужской красоте.

Дарья расплакалась и бросилась к выходу из шатра. Я рванулась за ней.

Догнав Дарью уже на улице, я крепко обняла ее. Девушка была гораздо сильнее меня, и я ожидала, что сейчас она швырнет меня на землю, вскочит на коня и умчится. Ведь я поступила крайне нетактично, сказав о ее любви к Курушу.

– Прости, Дарьюша, я сделала тебе больно, – лепетала я, прижимаясь к ней. – Но я не смогла молчать, видя, как ты любишь его. Прости, не хотела ранить твое сердце.

Дарья зарыдала. Мы с Маней проводили ее обратно в шатер и усадили на подушки.

– Дарьюша, и меня прости, я тоже виновата, – гладя подругу по волосам, причитала Маня. – Ведь знала, что ты влюблена в царя. И все равно привела тебя в его покои. Да еще рассказала, как он ласкал Аннику прямо у меня на глазах.

– Нет, девочки, не просите прощение, – сквозь слезы ответила Дарья. – Это страсть, ничего с ней не поделаешь. В этом шатре все пропитано Курушем. Я смотрю на его ложе и представляю, как он лежит на нем обнаженный. А Анника танцует перед ним. А потом они сливаются в любовном порыве. Как же мне не расплакаться от этих мыслей?

– Девочки, зачем рыдать? Давайте веселиться, – неожиданно предложила я. – Сейчас нам принесут вино и сладости. Хватит грустить!

Подруги были немного удивлены таким предложением, но устоять перед ореховыми лепешками с медом было невозможно. Только веселиться все равно не получалось. После первого же кубка вина мы втроем обнялись и залились слезами: Дарья рыдала от безответной любви к царю; я плакала, растрогавшись ее признанием; а Маня из сочувствия к нам обоим. Наконец, вылив на подушки целое море слез, мы успокоились.

– Когда ты выходишь замуж, Дарьюша? – спросила я.

– Когда возьмем Вавилон, – обреченно ответила она. – В детстве меня собирались выдать замуж в Карию, за младшего сына царя. Но он погиб. А недавно у самого царя умерла жена. И теперь меня хотят выдать замуж за этого старика и сделать царицей Карии.

– Он не такой уж и старый, – возразила Маня. – Он даже моложе моего отца.

– Но я не люблю его. И это очень плохо. Принцесса не должна думать о страсти. Но я так не могу. Неужели же я никогда не изведаю наслаждения от соединения с любимым мужчиной? И сможет ли муж сделать меня матерью? Вдруг он уже бесплоден?

– А ты обязательно должна быть девственницей, выходя замуж? – спросила я.

– Не обязательно. Вопрос о браке уже решен, он взял бы меня даже беременной. Но родившийся ребенок никогда не станет царем, если в его венах не течет царская кровь. Жрецы не позволят.

Мы проболтали с подругами почти до полудня. Куруш должен был подъехать с минуты на минуту. Решив, что на следующий день снова встретимся и продолжим писать стихи, мы распрощались.

В полдень Куруш вернулся в свои покои, чтобы перекусить и немного отдохнуть.

– Два водоотводных канала уже почти готовы, – обрадовал он, зайдя в шатер. – Осталось вырыть всего лишь 358. А что это ты такая заплаканная, Анника? У тебя все хорошо?

– О, милый, у меня все замечательно. Рядом с тобой я чувствую себя самой счастливой женщиной на свете.

– Я рад. А почему ты плакала? Опять твои подружки что-то начудили? Кто же на этот раз: Маня или Леля?

– Дарья. И она не начудила. Ты даже не представляешь, какая у нее беда. И я не могу не переживать за нее.

– Ладно, рассказывай.

Куруш полностью обнажился и возлег на подушки, ожидая, когда я расставлю перед ним блюда с закусками и налью в бокал вина. Пока он услаждался изысканными кушаньями, я описывала ему тяжелое положение, в котором оказалась Дарья. Не могу сказать, что его сильно расстроил рассказ о душевных переживаниях несчастной девушки. Его глаза то и дело вспыхивали озорными искорками.

Подкрепившись, Куруш растянулся на ложе. Я легла рядом, чтобы приласкать его.

– Как думаешь, Дарья красивая девушка? – спросила я, нежно целуя его.

– Красивая.

– Ты ведь не откажешься одарить ее своей любовью, милый?

– А почему ты так хлопочешь за нее?

– Я – жрица Любви.