Текст книги "Убийца возвращается дважды"

Глава 9. Внеурочная работа

Татьяна Краюшкина вошла в приемную начальника управления и спросила у секретарши:

– Стратонов вернулся из Москвы?

– Он у себя, но там Усков.

– У меня срочное дело.

– Подождите. – Девушка подняла трубку: – Алексей Климович, к вам тут Краюшкина… Можно? – Она подняла глаза и, обращаясь к младшему лейтенанту, мотнула головой в сторону двери: – Идите!

Краюшкина вошла в кабинет и, прикрыв за собой дверь, предупредила Стратонова:

– Я заходила вчера, но вы были в отъезде. Вопрос срочный, нужна ваша подпись.

Стратонов оторвался от документов и поднял глаза:

– Во-первых, здравствуйте. Во-вторых, что там у вас?

– Рапорт.

– В двух словах изложите суть. У меня мало времени.

– Стерхова просит разрешить доступ в хранилище вещественных доказательств.

– А ей кто-то мешает?

– Она хочет работать во внеурочное время.

– Во внеурочное, значит, после работы? – спросил Стратонов. – Мы с вами не в школе, младший лейтенант. Так и говорите: по вечерам, вне графика работы хранилища.

– Ну да. Анна Сергеевна хочет отыскать улики по делу.

– Они что, утеряны?

– Так точно. Все, что были в наличии, куда-то пропали.

– Надо бы навести порядок в хранилище, да руки никак не доходят!

Сидевший рядом Усков ухмыльнулся:

– Эта Стерхова не баба, а конь с причиндалами. Как говорят, рабочие руки не знают скуки.

– Придержи язык, Григорий Кузьмич, – одернул его Стратонов и протянул руку, обращаясь к Краюшкиной: – Давайте, я подпишу.

– А что я такого сказал? – поинтересовался Усков, и его физиономия расплылась в благодушной улыбке. – Русская народная поговорка, просто пришлась к месту.

Стратонов подписал рапорт и вернул его Татьяне Краюшкиной.

– К твоему месту подходит другая поговорка, и, кстати, тоже народная.

– Ну? – заинтересовался Усков.

– Работа с зубами, а лень с языком. Ты, Григорий Кузьмич, в шестьдесят четыре года – капитан. Стерховой нет сорока, а она уже подполковник.

– Да ведь это как кому повезет.

– Иди работай, Григорий Кузьмич, будешь нужен, я тебя вызову. – Стратонов проводил его взглядом и посмотрел на Краюшкину: – Присаживайтесь, Татьяна Владимировна, есть разговор.

Он подошел к двери, проверил, плотно ли ее притворил Усков, и, вернувшись к столу, сказал:

– Ну, рассказывайте. Как идут дела? Есть ли успехи?

– Вы про мою работу? – поинтересовалась Краюшкина.

– Нет, не совсем. – Стратонов сел в свое кресло и доверительно заглянул ей в глаза: – Меня интересует, что делают москвичи.

– Анна Сергеевна и Павел взяли в разработку два сложных дела.

– Это мне известно: дело об убийстве Паниной и дело Макаровой.

– Вот видите, вы и сам все знаете.

– Все, да не все… Я надеялся, что в аналитической группе у меня есть свой человек. Думаете, они приехали расследовать дела прошлых лет? Нет, дорогая Татьяна Владимировна, все не так просто и безобидно. Их истинная цель – проверка нашего управления. И по результатам этой проверки будут приняты нелицеприятные меры.

– Хотите, чтобы я докладывала вам о каждом шаге Стерховой и Платонова? – сообразила Краюшкина.

– А как вы думаете, для чего я вас к ним приставил? – вопросом на вопрос ответил Стратонов.

– Мне кажется, что это непорядочно.

– Ничуть не бывало.

– А разве все мы не делаем одно общее дело?

– Сколько вам лет? – холодно осведомился Стратонов.

– Двадцать три.

– Для вашего возраста вы слишком инфантильны. Давно пора повзрослеть и стать патриотом нашего управления.

– Простите. – Краюшкина встала. – Возможно, я инфантильна, однако хорошо понимаю разницу между патриотизмом и доносительством.

– Значит, не договорились?

Краюшкина словно не расслышала:

– Могу идти?

– Идите, – сказал Стратонов.

В управление Анна Стерхова вернулась к концу рабочего дня. По дороге заехала в областной архив и ознакомилась с документами по кирпичному заводу. Она изучила списки сотрудников за тысяча девятьсот восемьдесят девятый год, нашла несколько подходящих имен и фамилий, в которых имелись нужные буквы, но вероятность знакомства с Паниной у этих мужчин практически равнялась нулю.

В коридоре, возле своего кабинета, Анна повстречалась с Краюшкиной. Та передала ей письменное разрешение на работу в вечернее время и ключ от хранилища.

До кабинета Анна добралась невероятно уставшей.

– Ну что? – спросил у нее Платонов. – Есть результат?

– Еще какой… – чуть слышно протянула она.

– Видок у вас, так скажем, не очень.

– Тридцать лет назад Савельева дала ложные показания. Но сегодня рассказала мне правду.

– И что же ее заставило?

– Может быть, совесть заговорила, а может, перестала бояться Гуляева.

– Подозреваемого в убийстве Паниной?

– Ну да. Ты же читал это дело. – Анна уселась в кресло и с удовольствием вытянула ноги. – Гуляев отсутствовал на рабочем месте в период с десяти вечера до начала первого ночи и гипотетически мог убить Панину.

– Это же здорово! – восторженно взорвался Платонов. – Давайте я завтра съезжу к этому уроду и поговорю с ним по-мужски.

– Не спеши. На эту тему нужно подумать. Что у тебя с Макаровой?

– Поговорил, но информация скудная.

– Рассказывай. – Приготовившись слушать, Анна откинулась на спинку кресла.

– В тот вечер она дожидалась сменщицу. Та, кстати, опоздала на два часа, поэтому домой Макарова возвращалась ночью. Шел дождь, и когда она заходила в подъезд, то услышала, как за ее спиной кто-то швырнул на землю раскрытый зонтик.

– По звуку определила?

– Ну да. Наверное, сворачивать зонт преступнику было некогда. Как, впрочем, и забирать.

– Что это значит?

– Зонт остался у подъезда и попал в коробку с вещественными доказательствами.

– Ты видел его?

– Конечно.

– Но почему я не заметила в перечне?

– Наверное, не обратили внимания. Рассказывать дальше?

– Слушаю. – Анна устало потянулась и прикрыла глаза.

– Когда потерпевшая вошла в подъезд, преступник схватил ее сзади и опрокинул навзничь. Но, судя по всему, она была крепкой девушкой и, несмотря на ранения и потерю крови, яростно отбивалась, а также укусила насильника за руку.

– Хорошо, если бы на одежде Макаровой криминалисты нашли его кровь, – заметила Анна.

– Позже на лестничную площадку верхнего этажа вышел сосед с фонарем. Услышав это, преступник сбежал.

– Макарова хоть что-нибудь разглядела? Комплекцию, телосложение, возраст насильника…

– Говорит, что видела смутно, со спины, когда убегал. Свет от фонаря был очень слабым.

– Ты сказал, что сменщица опоздала на два часа? – уточнила Анна.

– Это не я сказал, а Макарова.

– Не слишком ли много для опоздания?

– Ну, это как для кого, – улыбнулся Павел.

– Найди эту сменщицу и расспроси. По какой причине она тогда опоздала.

– Найти-то найду, да только она вряд ли вспомнит. Прошло столько времени.

Открыв глаза, Анна достала из сумки пудреницу, оглядела себя в зеркале, а потом посмотрела на Павла:

– Когда что-то случается, человек запоминает все мелочи.

– Ну, хорошо, я попробую.

– Отчет по экспертизе не приносили?

– Я сам звонил Бернарделли, и он сказал, что еще работают. – Павел посмотрел на часы. – Уже половина седьмого. Идете в гостиницу?

– Ты иди. – Анна поднялась с кресла, взяла из сумочки телефон, а саму сумку положила в ящик стола.

– Останетесь? – догадался Патонов.

– Хочу еще поработать.

– Тогда и я остаюсь. – Едва надев на себя куртку, Павел ее снял.

– В другой раз. Для начала я сама хочу осмотреться в хранилище. Будет нужна твоя помощь, скажу.

Работу в хранилище Стерхова начала с того, что, включив свет, недолго постояла у входа. Прислушалась и, не услышав крысиной возни, прошла к стеллажу, где в соответствии с регистрационной записью должны были находиться вещдоки по делу Паниной.

Для начала она заглянула во все контейнеры и коробки, стоявшие на этой же полке. Однако обойтись малой кровью ей было не суждено. Вслед за средней полкой Анна проверила нижние, а потом и верхние.

Результат оказался нулевым – того, что она искала, на указанном стеллаже не оказалось. Истратив два часа на такую малость, Анна решила действовать проще. Приступив к осмотру следующего стеллажа, она уже не спускала коробки на пол, а, встав на стремянку, лишь выдвигала, чтобы изучить содержимое.

Заглядывая внутрь, она испытывала различные чувства. Их диапазон простирался от удивления и улыбки до крайнего омерзения. Чего ей только не пришлось там увидеть: холодное оружие, пишущие машинки, чучела птиц, настенные часы и конскую упряжь. Улики по делам хранились в чемоданах, дорожных сумках, мешках и даже в корзине для белья.

Прежде всего, она искала ярлык или наклейку с именем потерпевшей и номером дела. Когда снаружи их не было, Анна проверяла внутри – знала, что, проявив небрежность, она потеряет время впустую. Имена попадались разные, однако нужного так и не оказалось.

Помимо усталости и желания спать, Анне докучал убийственный запах, специфичный и одинаковый для помещений подобного рода. Это была настоящая вонь, в которой смешивались запахи пота, запекшейся крови, бензина, химикатов, прелого тряпья и бог знает чего еще.

По истечении нескольких часов ее движения сделались более экономичными и достигли автоматизма. Пришло время поразмыслить над тем, на что, как правило, его не хватало.

Кровавые буквы «Г» и «У»… В какой момент истекающая кровью Панина вывела их на полу? Когда ползла к двери или раньше? Скорее всего, она уже понимала, что умирает, и хотела выдать имя убийцы, но кровавая весточка пришла с опозданием, и это все осложнило.

А что, если Анна ошиблась и это никакие не буквы? Но ведь и Павел Платонов их тоже разглядел. И даже если это случайные штрихи, оставленные рукой умиравшей Паниной, не принимать их во внимание было бы неразумно.

Рассказ Савельевой многое изменил в расстановке следственных приоритетов. На первый план вышел Гуляев, нелюбимый любовник Паниной, в котором она не слишком нуждалась, но почему-то не отпускала. Панина могла обидеть Гуляева, да так, что он захотел ее убить? Конечно, могла. Но Стерхова опасалась, что, отправившись в путь по одной дороге, она никуда не придет. Ей, как богатырю в старинной былине, была необходима развилка из трех дорог. Требовалось мысленно «повертеть» это дело и рассмотреть его со всех возможных сторон.

Анне и в самом деле было о чем подумать. В разговоре следователь Усков упомянул о коротком звонке на домашний телефон Паниной. Что это было? Желание выяснить, дома ли она? С тем же успехом убийца мог заглянуть в окно. Дом Паниной не огорожен, и шторы в ее спальне, как обозначено в протоколе, были раздернуты.

И тут Анна вспомнила свой жуткий сон – мужчину, глядящего на нее из темноты через оконное стекло. Ей сделалось так жутко, что звонок собственного телефона заставил ее вздрогнуть.

– Не поздно? – спросила мать.

– Еще не ложилась.

– Как твоя книга? Продвигается?

– Мне не до нее, – ответила Анна, сдерживая испуганное дыхание.

– С чего ты вдруг запыхалась?

– Я здесь одна, а ты испугала меня звонком.

– На работе? – заботливый тон матери сменился на обличающий. – Что за дикость?! Уже половина двенадцатого!

Анна взглянула на часы и постаралась свернуть разговор:

– Мне нужно работать, мама. Лучше я тебе завтра перезвоню.

– Пообещай! – попросила мать.

– Обещаю.

– Ну вот, опять буду волноваться. Теперь не засну…

– Спокойной ночи.

Закончив разговор, Анна посмотрела на свои грязные руки, оглядела одежду и пообещала себе:

– Завтра же куплю комбинезон и защитную маску.

Глава 10. Часть терапии

– Вы все еще здесь? – Кладовщик в звании лейтенанта юстиции удивленно замер в дверях.

Анна открыла глаза, подняла голову и сообразила, что спит за его столом.

– Сколько сейчас времени? – Она взяла свой мобильник, и он ожил в ее руках. – Слушаю, Платонов. Сколько сейчас времени?

– Начало девятого.

– Утра?

– А вы посмотрите в окно, уже рассвело.

– Здесь нет окон. – Анна поднялась со стула, уступая место кладовщику.

– Вы в архиве? – догадался Платонов. – Ждите, сейчас к вам придут.

– Кто? – поинтересовалась она, но Павел уже отключился.

– Нашли, что искали? – бодро осведомился кладовщик. Было очевидно, что он не считает себя виновным в пропаже улик.

– Нет, не нашла, – ответила Анна. – У вас тут никакого порядка. Черт ногу сломит.

– Да бросьте. У нас не хуже и не лучше, чем у других. – Он дружелюбно улыбнулся. – Чего вы хотите? На полках роются оперативники, следователи и бог знает кто еще. Возьмут коробку, а на место поставить недосуг. Не убивать же их за это.

– Убивать, – мрачно проронила она. – Вам деньги за это платят.

Кладовщик сразу растерял весь свой задор.

– Со всеми не навоюешься…

– Ваша безалаберность препятствует следствию.

– Всю ночь здесь работали? – он сменил тему.

– Десять часов.

– Много успели?

– Шесть стеллажей.

Кладовщик присвистнул.

– Придется вам у нас задержаться. Искать с такой скоростью – как раз до лета уложитесь.

– Анна Сергеевна! Вы здесь?! – В хранилище вошел криминалист Бернарделли, за ним появился маленький живой человек. – А мы с Геннадием Ивановичем вас заждались.

– В кабинете? Можем туда вернуться. – Прежде чем выйти, Анна сказала кладовщику: – Не вздумайте искать улики по делу Паниной. Вы всё только испортите. Я вам не доверяю.

Тот дернулся, но предпочел промолчать.

Когда они пришли в кабинет Стерховой, Иван Лукич Бернарделли отставил руку и широко обернулся:

– Знакомьтесь, Анна Сергеевна, тот самый специалист-гипнолог, про которого я вам говорил. Вы тут договаривайтесь, а я удаляюсь.

– Подождите! – воскликнула Анна. – Что с отчетом по экспертизе?

– Дело Макаровой? Еще работаем! – Бернарделли вышел за дверь.

Человек, которого он привел, выступил вперед и представился:

– Кориков Геннадий Иванович, врач-гипнотерапевт с тридцатилетним стажем. С недавних пор имею частную практику.

Анна взыскательно оглядела его с ног до головы. Низкорослая фигура, узкие плечи, мелкое, невыразительное лицо, крашеные волосы с отросшими седыми корнями.

– Очень приятно, – проговорила она, хоть это было неправдой. – Присаживайтесь. Владеете техникой гипнорепродукции?

Кориков оживился:

– И здесь вы попали в точку. Специализируюсь на регрессиях прошлой жизни. Восстанавливаю провалы в памяти, после чего интегрирую воспоминания пациента в его жизнь.

– Что это значит?

– Это когда вы погружаете человека в различные временные периоды его жизни, чтобы найти ответы на вопросы и решить психологические проблемы.

– Я насчет интеграции.

– Простите?.. – Он, не разобрав ее слов, выставил ухо.

– Вы сказали, что интегрируете забытые воспоминания пациента в его жизнь, – повторила Анна и поинтересовалась: – Зачем?

– Пациент должен знать, что с ним случилось на самом деле, и перестать бояться. Это – важнейшая часть терапии. Многие гипнотерапевты этого не делают, а просто оставляют человека наедине с его страхами.

– В нашем случае у вас будут другие задачи. Пациентка должна вспомнить внешность преступника.

– Давайте попробуем, – согласился Кориков.

– Также необходимо восстановить небольшой фрагмент воспоминаний.

– С удовольствием.

– Имеете достаточный опыт? – с недоверием осведомилась Анна.

– Если вы не расслышали, повторю: я занимаюсь этим на протяжении тридцати лет и разработал свою, уникальную технику возвращения пациента в прошлое путем погружения в сомнамбулический транс.

– Ну, это не новость. Разве состояние гипноза не есть сомнамбулический транс?

Замечание Анны, казалось, раззадорило Корикова, он не был ни обескуражен, ни разозлен.

– Я работаю на глубочайшем уровне погружения в транс. Повторяю, на глубочайшем! Когда пациент достигает такого уровня, суета ума и помехи уходят, и у гипнотерапевта появляется доступ ко всей информации.

– А разве другие гипнотерапевты действуют иначе? – Упорство, с которым Анна расспрашивала Корикова, выдавало в ней въедливую, принципиальную особу, какой она и была в самом деле.

– Большинству из них не нравится работать с глубоким погружением пациента.

– С чем это связано?

– Приходится иметь дело со странными вещами.

– Какими, например? – не отставала Анна.

– Ну, вот вам недавний случай из моей практики… – Кориков поудобнее устроился в кресле и забросил ногу на ногу. – Некий молодой человек в состоянии глубочайшего транса поведал, что его похитили внеземные существа, прилетевшие на неопознанном летательном аппарате.

Анна опустила глаза и медленно процедила:

– Надеюсь, вы понимаете, что, рассказав эту историю, только вызвали недоверие к себе и к своему методу?

– Из песни слова не выкинешь, – хладнокровно заметил Кориков и поинтересовался: – Лично вы, Анна Сергеевна, можете утверждать, что никаких инопланетных существ и НЛО не существует?

Не сдержавшись, она улыбнулась:

– Нет, не могу.

Кориков перевел заинтересованный взгляд на Платонова:

– А вы, молодой человек?

Павел буквально взвился от распиравшего его желания высказаться:

– Да, я сам его видел! Представьте себе гигантскую серебристую сигару в небе на высоте нескольких километров. А еще – сгусток плазмы, из которого шел световой луч…

– Павел! – оборвала его Анна. – Мы сейчас не об этом.

– Простите.

– Если позволите, я продолжу. – Кориков хитро улыбнулся. – Сейчас я объясню вам отличия моего метода от других, как вы говорите, таких же…

– Я только предположила, – заметила Анна.

– Большинство гипнотерапевтов работают на эмоциональном уровне пациента, предпочитая вводить его в состояние полутранса. Возвращать людей в прошлое и удерживать на эмоциональном уровне тоже достаточно сложно, но при такой глубине погружения невозможно получить доступ к реальной информации. Особенно если с ней связан страх.

– Почему?

– Страх – это самая сильная эмоция. Он искажает реальность.

– Ну, хорошо. Как в таких случаях поступаете вы?

– Однажды я обнаружил, что, погружая пациента на самый глубокий уровень транса, который только возможен…

– На уровень сомнамбулы, – увлекшись рассказом гипнотизера, вмешался Павел.

– Совершенно верно, – одобрительно кивнул ему Кориков. – Я понял, что на этом уровне могу обойти страх и напрямую обратиться к подсознанию пациента. Сознание в этом случае уходит на второй план, а подсознание рассказывает, что же произошло в самом деле. И знаете, после того, как я это понял, странные вещи начали происходить…

– Про НЛО вы уже рассказывали, – заметила Анна.

– Прошу дать мне закончить, – попросил Кориков.

– Тогда – ближе к делу.

– Нетерпеливый ждет дважды. Слышали такое выражение?

– Слышала. Продолжайте.

– Упомянув о странных вещах, я имел в виду защитные воспоминания.

– Объясните, в чем их суть.

– Человеку кажется, что он что-то видел, но это – иллюзия. Всего лишь способ подсознания защитить его психику.

– Не наш случай, – уверенно заявила Анна. – Свидетельница четко помнит момент убийства своей матери.

– Вы не можете знать наверняка, как не можете отрицать существование НЛО, – сказал Кориков, но тут же спросил: – На чем мы остановились?

– На подсознании, которое оберегает психику защитными воспоминаниями, – напомнил ему Павел.

– Я абсолютно уверен, что при таком глубочайшем погружении в транс люди не фантазируют, никаких трюков или обмана не происходит. И когда после выхода из транса пациенту передаешь его собственный рассказ, десять из десяти утверждают: это не то, что они запомнили. На самом деле все, что пациент рассказал в состоянии транса, – абсолютная правда. И все почему? Потому что здесь не было страха.

– Но как вы этого добиваетесь?

– Подождите… Есть еще одна важная вещь.

– Тогда объясните, – сказала Анна.

– Пациент погружается в свою прошлую жизнь и действительно снова проживает ее… – Кориков многозначительно замолчал, поднял указательный палец и продолжил: – Но он проживает ее как посторонний человек. Подсознание говорит о нем в третьем лице: он сделал, она пошла. И здесь нет никаких эмоций. Поэтому во время сеанса я говорю примерно так: ну, хорошо, расскажи мне, что на самом деле произошло с этой девочкой? Я никогда не называю пережитый опыт пациента преступлением, убийством или насилием. Употребляю нейтральные слова.

– Например?

– Происшествие. Ситуация. Случай.

Кориков замолчал, и Анна ненадолго задумалась, а потом вдруг сказала:

– Думаю, нам с вами стоит попробовать. Однако никаких интеграций прошлого опыта! Свидетельнице не нужно знать о том, что мы с вами услышим.

– Повторяю вам: интеграция пережитого опыта в жизнь человека – часть психологической терапии, – упрямо сказал Кориков.

– Вас пригласили не лечить, а помочь следствию, – категорично заметила Анна.

Кориков сделал еще одну попытку:

– Это негуманно по отношению к пациенту!

И она неожиданно согласилась:

– Ну, хорошо, мы с вами еще обсудим этот вопрос.

– Когда начинаем? – спросил Кориков, и Анна осторожно, чтобы не обескуражить его, ответила:

– Пока не знаю. Пациентка пока не дала согласия.

Ситуация казалась безвыходной, но, как известно, судьба всегда оставляет приоткрытую дверцу. В тот момент, когда Анна Стерхова произнесла эти слова, ей позвонила Колодяжная:

– Анна Сергеевна, я согласна. Только у меня два условия: пусть гипнотизер приедет ко мне домой и проведет сеанс в присутствии мужа.

У Анны пересохло во рту. Она тяжело сглотнула и осведомилась:

– Когда?

– Мне все равно.

– Что, если сегодня после обеда? – Она вопросительно взглянула на Корикова, и тот с готовностью закивал.

– Пусть будет так, – ответила Колодяжная.

– Тогда встречаемся у вас в три часа.

Закончив разговор, Анна обвела взглядом комнату и обронила:

– Это – судьба. – Потом снова посмотрела на Корикова: – Улица Партизана Железняка, тридцать пять. Приезжайте туда к трем, я буду встречать вас у дома.

Следующие полтора часа Анна пыталась работать и боролась с собой, чтобы не заснуть.

– Неужели всю ночь искали коробку? – наблюдая за ней, поинтересовался Платонов.

Она ответила:

– Не всю. Часов в шесть уснула за столом кладовщика.

– И, конечно, ничего не нашли?

– Пока ничего.

– Тогда, судя по всему, поиски будут долгими. Одной вам никак не справиться.

– Тогда помогай, – улыбнулась Анна.

– Сегодня вечером?

– Позже решим.

– А Краюшкиной можно?

– Послушай. – Анна строго взглянула на Платонова. – Мы же договорились: чай, кофе, потанцуем – после работы.

– Татьяна хочет помочь…

– Ну, хорошо, еще поговорим… – Она закрыла глаза и непроизвольно клюнула носом.

– Вам бы поспать, – проронил Платонов.

– Ты прав. – Анна встала, достала из ящика сумку и надела пальто. – Сейчас я пойду в гостиницу и пару часов посплю. Оттуда – сразу к Колодяжной. Ты – за начальника.