Электронная библиотека » Анна Князева » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 1 апреля 2023, 10:40


Автор книги: Анна Князева


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Capitolo II

Римская империя, город Дрепан.

268 год

Город Дрепан, основанный греками в давние времена, раскинулся на побережье римской провинции Вифиния. Здесь, в придорожной гостинице, во дворе, увитом виноградной лозой, сидели отец и дочь. По их сосредоточенным лицам было видно, что разговор шел серьезный.

– Денег на пристройку не хватает, – сказал отец и положил кулаки на стол. Столбики монет, лежавшие на столешнице, оказались в его объятьях.

Девочка с тоской глядела на монеты, но видела зеленый дворик, окруженный белым портиком, за которым прятались комнаты для высокопоставленных постояльцев.

– Значит, нашей мечте не сбыться…

Отец наблюдал за тем, как менялось выражение ее лица – от азарта к разочарованию, а потом к безнадежности.

– Придется идти к ростовщику. – Он встал и распорядился: – Собирайся, Елена, пойдешь со мной.

Она вскочила из-за стола и взлетела на второй этаж в свою комнату. Там открыла заветный сундучок, наследство матери, и вытащила драгоценность – бронзовое зеркало с барельефом в виде изящного женского профиля.

– Мамочка, – прошептала Елена и заглянула в зеркало.

Из резной рамки на нее смотрело большеглазое лицо тринадцатилетней девочки в ореоле волнистых волос. Она оглядела себя и справа, и слева, но так и не поняла, насколько велико сходство с барельефом. Вздохнув, принялась распускать косы, чтобы сделать взрослую прическу, подобрала волосы в узел и закрепила их гребнем на затылке. Белую столу[8]8
  Стола – женская туника, подпоясаная под грудью или на талии.


[Закрыть]
туго подвязала кожаным пояском, а на плечо набросила оранжевую паллу[9]9
  Палла – верхняя одежда для выхода, кусок мягкой ткани, который набрасывают на плечо и оборачивают вокруг талии.


[Закрыть]
.



John William Godward – Ione? between circa 1893 and circa 1900 (detail)


Спустившись в атриум[10]10
  Атриум – внутренний световой дворик, центральная часть древнеримского жилища.


[Закрыть]
, Елена поймала на себе взгляд отца и прочла в нем грусть и одобрение.

– Ты взрослеешь и становишься все больше похожей на мать, – тихо сказал отец, а про себя подумал: «Надеюсь, ты не покинешь меня так же рано, как и она».

Он поцеловал девочку в щеку и, ощутив родной запах, с удивлением отметил в нем новые нотки.

– Попросим ларов о помощи! – Елена приблизилась к алтарю, где стояли глиняные статуэтки домашних богов-покровителей. Крылатые юноши могли исполнять желания, если их не тревожить по пустякам. Она положила перед каждым по кусочку медовой лепешки и что-то прошептала. Потом обернулась к отцу: – Я готова.

Вместе они пересекли широкий хозяйственный двор, притихший в этот полуденный час, и вышли на дорогу, построенную во времена императора-путешественника Адриана[11]11
  Адриан – римский император в 117–138 гг. н. э.


[Закрыть]
. Дорога, ширина которой позволяла разъехаться двум повозкам или даже двум колесницам, вела в порт, а в другом направлении, если верить отцу Елены, шла до самого Рима. Здесь, в городе, она обрамлялась узкими пешеходными дорожками. Елене хотелось бежать вприпрыжку, но девочка степенно шла позади отца, как и полагалось почтенной римлянке.

Навстречу им двигалась повозка, влекомая парой неторопливых волов. Хозяин важно выступал впереди, управляя животными, а шагавшие с обеих сторон рабы поддерживали ценный груз – огромные, больше человеческого роста, остро-донные пифосы, предназначенные для хранения зерна.

Внезапно раздался скрежет, повозка накренилась, и рабы подставили плечи, пытаясь удержать хрупкие амфоры. Хозяин криком остановил волов и бросился к телеге, чтобы уберечь ее от дальнейшего крена.

Прохожие замерли, не понимая, что делать дальше. Сообразительнее всех оказался отец Елены. Увидев поломанное колесо и смятый обод, он подбежал к повозке и перехватил у хозяина тяжесть. Его лицо мгновенно побагровело, на шее проступили мощные жилы.

Хозяин повозки нашел деревянную чурку, подставил вместо искореженного колеса, и отец Елены смог распрямиться.

– Что я тебе должен, добрый человек? – спросил хозяин волов.

– Не гневи богов, помощь на дороге священна, – ответил отец Елены. – А вот кузнец тебе нужен. Пошли своего раба вперед на сотню шагов, пусть войдет в мансио и спросит мастера Иосифа.

– Благодарю, и да помогут тебе боги во всех делах!

Отец учтиво склонил голову, и они с Еленой двинулись дальше, свернули в боковую узкую улицу, по которой могла проехать только одна повозка и только ночью – днем движение транспорта на узких улицах было запрещено. По обе стороны тянулись глухие стены домов, и каждая была украшена надписью или фреской, возможно поэтому улица не казалась унылой.


Eduardo Ettore Forti – Merchant in Pompeii. Before 1897


Форум в городе Дрепан был небольшим, однако все необходимое здесь имелось, даже двухъярусный нимфеум[12]12
  Нимфеум – небольшое святилище, посвященное водным нимфам.


[Закрыть]
, сооруженный над источником, снабжавшим город водой. Площадь форума с трех сторон окружали портики, в тени которых прятались лавки с массивными столами ростовщиков и менял.

Сейчас покупателей было меньше, чем продавцов, но, когда Елена с отцом подошли к старому ростовщику-иудею, несколько человек направились к ним. Намечалось получение ссуды, и могли потребоваться свидетели.

– Мир тебе, почтенный господин, – отец Елены протянул руку для приветствия.

– Мир тебе, – старик-ростовщик важно кивнул, и синий тюрбан качнулся, показав лазоревую верхушку. Из широкого рукава расшитого халлука[13]13
  Халлук – верхняя одежда, недлинный халат.


[Закрыть]
показалась его сухая, унизанная перстнями рука и коснулась мускулистого предплечья.

– Мы с дочерью пришли к тебе с просьбой. Я, Теодор из Фессалоник[14]14
  Фессалоники – современный город Салоники в Греции.


[Закрыть]
, владелец мансио[15]15
  Мансио – гостиница, постоялый двор.


[Закрыть]
«У трех дорог», что у верфей, прошу у тебя в долг на год девять сотен серебряных денариев. При свидетелях обещаю вернуть их спустя год с назначенным прибытком.

Старик щелкнул пальцами, сидевший за маленьким столиком писарь вскочил на ноги и наклонился к хозяину. Оба начали загибать пальцы на руках, производя расчеты.

После недолгих переговоров старик объявил:

– Ты впервые пришел ко мне, Теодор из Фессалоник, и я не знаю, надежный ли ты человек. Мой прибыток будет таков: пять сотен и четыре десятка серебряных денариев за год.

Теодор обернулся к Елене. Лицо дочери сделалось напряженным, она сосредоточенно пересчитывала прибыток на проценты.

– Отец, это дорого! Шестьдесят денариев на каждую сотню! Пять процентов в месяц!

– Почтенный, – сдержанно проговорил Теодор, – со времен Республики запрещено брать больше, чем один процент в месяц.

Старик усмехнулся:

– И где она, эта Республика? Сейчас мы даже не знаем, кто император! В наше время взять деньги в долг – большая удача. Бери, гостинщик!

– Пойдем отсюда, отец! Мы не сможем отдать эти деньги! – Елена потянула его за руку.

Теодор повернулся, и они с дочерью решительно зашагали прочь.

– Эй, гостинщик! Я дам тебе хорошие условия! Вернись! – крикнул вслед старик-ростовщик.

Теодор вопросительно взглянул на Елену, та, поколебавшись, кивнула.

Он вернулся и навис над столом ростовщика.

– Ну, говори!

– Я дам тебе четыре процента в месяц!

– Елена? – Теодор посмотрел на дочь, и она сказала:

– Бери!

Старик опять пошептался с писарем, и тот с поклоном, спиной попятился к своему столику.

Когда договор был записан на льняном свитке, ростовщик прочел его вслух, снял кольцо с печаткой и поставил свой оттиск. После старика печать приложил Теодор. Свидетели со своими печатями тоже стояли наготове.

Ростовщик вынул из шкатулки другой свиток и сделал в нем короткую запись. Все приложили свои печати еще раз, Теодор вручил свидетелям по монетке, и те с благодарностью отступили.

Наконец наступил важнейший момент – получение денег. Ростовщик придвинул к себе тяжелый сундучок, откинул крышку и стал выкладывать позвякивающие полотняные мешочки. Каждый был с печатью банкира и сопровожден надписью: «Сто серебряных денариев».

Когда на столе уже лежали четыре сотни, старик достал из сундука пятый мешочек, развязал его и отсчитал шестьдесят восемь монет.

Отец и дочь изумленно переглянулись.

– Старик, я расписался за девятьсот монет! – прорычал Теодор.

– О, я просто забрал свой прибыток сразу, ты можешь больше о нем не заботиться! Я же пообещал тебе наилучшие условия!

– Мошенник! Забирай свои деньги, мы расторгаем договор!

Ростовщик усмехнулся:

– Уже не получится! Отныне ты должен мне девятьсот денариев. Но, если хочешь, я могу забрать твою девчонку.

Ярость ослепляющим светом залила разум Теодора. Он бросился к старику, схватил его за шиворот и, держа на весу перед собой, заговорил, роняя слова, как тяжелые камни:

– Ты забудешь о моей дочери и расторгнешь договор!

Теодор разжал кулак. Иудей плюхнулся на свой табурет и истошно завопил:

– Арам! Амин! Асур! Бегите сюда!

В ту же минуту три дюжих раба возникли в тени портика и бросились к Теодору.

Тот успел прокричать:

– Елена, беги!

Но девочка лишь отступила на несколько шагов. Она не слишком беспокоилась за отца: в постоялом дворе он правил твердой рукой – драчунов разнимал быстро и аккуратно, обходясь без серьезных травм.

Первый из нападавших выступил вперед и отвел тяжелый кулак, однако не успел нанести удар. Теодор с упоением врезал ему в челюсть, пригнулся, пропуская удар второго раба, и резко ушел влево, подставив подножку третьему.

Гостинщик выпрямился и взглядом оценил результаты битвы. Первый раб лежал тихо, второй попытался встать, и Теодор стукнул его ребром ладони по шее. Последний из рабов приподнялся, но, получив удар под дых, тут же затих.

Теодор поискал глазами ростовщика и, обнаружив его под столом в обнимку с сундучком, приказал:

– Вылезай, почтеннейший! Будем заканчивать наше дело!

Зеваки, собравшись в кружок, захохотали и заулюлюкали: ростовщиков в городе недолюбливали, а вот хорошую драку ценили. Тем не менее кто-то послал за стражей, и к ним уже спешили четверо заспанных вигилов[16]16
  Вигилы – пожарные и полицейские в Древнем Риме.


[Закрыть]
, вооруженных мечами.

Ростовщик проворно вылез из-под стола и, указав на Теодора пальцем, заверещал:

– Он ограбил меня! Причинил урон моему имуществу! Убил моих рабов!

Зеваки загалдели, раздались возмущенные выкрики:

– Иудей лжет!

– Ростовщик – мошенник!

– На Теодора напали!

Рабы потихоньку приходили в себя и уже сидели, крутя головами.

Старший вигил заметил:

– У твоих мертвецов свежий вид! Ты и ты, – он ткнул пальцем в Теодора и ростовщика, – за мной! Кто свидетели – тоже с нами!

Стражники забрали сундучок с монетами и шкатулку с записями. Небольшая процессия двинулась в сторожевое помещение. Старшему явно не хотелось вести дознание под палящим солнцем на форуме.

Расположившись в сторожке, вигил ткнул пальцем в старика:

– Сначала рассказывай ты!

Ростовщик долго, с ненужными подробностями стал описывать, как злобный гостинщик Теодор пытался его ограбить и убить самых лучших его рабов.

Тем временем старший вигил, офицер из легионеров-пенсионеров, внимательно изучал взглядом Теодора. Его вопрос показался для других неожиданным:

– Скажи, гостинщик, а не доводилось ли тебе бывать в самом Риме?

Теодор нехотя ответил:

– Ну, доводилось.

– А не бывал ли ты в театре Флавиев, называемом Колизей?

– К чему эти расспросы? Они к делу не относятся, – сказал Теодор, но старший вигил восторженно прорычал:

– Я узнал тебя, гостинщик! Ты – великий и непобедимый гладиатор Теодорус! Пятнадцать лет назад весь Рим гадал: куда же ты скрылся? Ни одного поражения в боях! Ты был на вершине славы! Ты был поистине велик! Ты бы мог…

– Послушай, уважаемый, – будто стесняясь, прервал его Теодор. – То старые дела, и я давно о них забыл.

Старший вигил обратился к ростовщику:

– Отвечай, старик, и не вздумай мне врать. Так получил Теодорус деньги от тебя или нет?

Было видно, что ростовщику хотелось соврать, но присутствие свидетелей не позволило.

– Нет… – короткое слово далось старику с трудом.

– Тогда я властью, дарованной мне Римской империей, объявляю договор недействительным! Вымарывай свои записи из свитка! – Вигил обернулся к гостинщику: – А ты, Теодорус, надеюсь, угостишь меня, Модеста Юстуса, стаканчиком фалернского!

На следующий день Модест Юстус, старший вигил, присланный из Рима в Дрепан, остановился в воротах и оглядел двор мансио «У трех дорог». Территория постоялого двора была обнесена массивной стеной и по правилам классического римского домуса состояла из двух частей: внешнего атриума и внутреннего перистиля[17]17
  Перистиль – двор или сад, окруженный со всех сторон крытой колоннадой или отдельными портиками.


[Закрыть]
.

Вигил углубился во внешний двор, где по левую руку от ворот стояла кузница, возле которой крутился бородатый кузнец и двое рабов насаживали колесо на ось видавшей виды повозки.

За кузницей располагались склады и конюшни, а в дальнем углу виднелись термы[18]18
  Термы – римские бани.


[Закрыть]
и прачечные. Прочие дворовые постройки и жилье для обслуги лепились к ограде вдоль всего периметра внешнего двора.

Строения справа от ворот скорее напоминали римскую улицу, в начале которой гостей встречала таверна – обширное двухэтажное здание со сводчатым залом. Рядом со входом в таверну имелся нимфеум, у которого можно было умыться и даже, по местному обычаю, совершить омовение ног – процедуру, которой Модест Юстус обычно пренебрегал. Из кухни доносились вкусные запахи, среди которых нос вигила безошибочно распознал аромат жареного барашка.

За таверной тянулись трехэтажные здания-инсулы[19]19
  Инсула – многоэтажный жилой дом с комнатами и квартирами, предназначенными для сдачи внаем.


[Закрыть]
, их первые этажи занимали лавки с товарами для постояльцев, верхние предназначались рабам. В конце «римской» улочки стояли два небольших дома, в которых жили хозяева. В Риме здания штукатурили и красили в яркие цвета, но здесь, в провинции, предпочитали беленые стены и крыши, покрытые красной черепицей, что создавало своеобразный праздничный стиль.

По всему двору стояли повозки – пассажирские, военные, грузовые, и, судя по их количеству, постояльцев в мансио хватало с избытком. Спальни находились во внутреннем дворе, складывая периметр перистиля и уступая весь его центр благоухающему цветущему саду. Вход во внутренний двор украшали солнечные часы. Тень от столбика-гномона[20]20
  Гномон – стержень, укрепленный на солнечных часах. По его тени определяли время суток.


[Закрыть]
указывала на предпоследний дневной час.

Модест Юстус направился к таверне, где у входа его поджидал Теодор.

«Значит, наблюдал за двором, как и подобает хозяину», – с удовлетворением отметил вигил.

После приветствий мужчины прошли в таверну и уселись за стол у дальней стены, откуда зал был как на ладони.

Рабы проворно расставили на столе миски с зеленью, овощами и соусами. Посредине водрузили блюдо с барашком и кувшин с гарумом[21]21
  Гарум – рыбный соус, древнеримский деликатес.


[Закрыть]
. Затем один из них принес тяжелую остродонную амфору и предъявил вигилу клеймо известного фалернского винодела.

– Этому вину тринадцать лет, я сам выбирал его в Кампании, – сказал Теодор. – Вина с выдержкой больше пятнадцати лет слишком сладкие для баранины.

Раб удалил восковую пробку, медленно склонил амфору, чтобы не взболтать осадок, скопившийся в коническом дне, и наполнил меру янтарной жидкостью. Потом вылил меру в расписной кратер[22]22
  Кратер – сосуд для смешивания вина с водой.


[Закрыть]
, добавил из гидрии[23]23
  Гидрия – сосуд для воды.


[Закрыть]
первую меру воды и вопросительно посмотрел на гостя. Тот показал три пальца, что значило: три меры воды необходимо смешать с одной мерой вина. После смешивания благородный напиток был разлит в изящные килики[24]24
  Килик – неглубокая чаша с широким устьем на тонкой ножке.


[Закрыть]
.

– Воистину, твое имя соответствует твоей сути![25]25
  Имя вигила Модест, что значит «скромный».


[Закрыть]
 – воскликнул хозяин мансио.

– Погоди, ты меня еще в деле не видел, – сдержав усмешку, обронил вигил.

Мужчины подняли чаши.

– Да славятся боги, пославшие мне спасителя Модеста Юстуса! – провозгласил Теодор.

– Да славятся боги! – воскликнул гость.

Они стукнулись чашами, выплеснув немного вина в жертву богам, и выпили до дна. Теперь настало время плотного ужина и неторопливой беседы.

Модест Юстус как гость начал первым:

– Твое заведение не уступает столичным.

В знак признательности Теодор склонил голову:

– Благодарю тебя за столь высокую оценку моей скромной кухни.

– Но я хотел бы расспросить тебя о твоей жизни в Риме как несравненного бойца. Я, опытный вояка, не понимал, как тебе удавалось выходить из безнадежных положений в сражениях. В чем секрет твоей удачи? – спросил вигил.

– Боги ниспослали мне дар: я быстро двигаюсь, – ответил гостинщик.

– Какой же это дар! Так может каждый вояка.

Теодор протянул руку и предложил:

– Сыграем в игру легионеров? Шлепни мою ладонь!

Вигил молниеносно отреагировал и шлепнул его по ладони. То есть ему показалось, что по ладони, на самом деле шлепок пришелся по столешнице.

– Давай еще раз! – Модест Юстус сосредоточился, занес руку и – хлоп!

Увы, результат был все тем же. Несколько следующих попыток также не увенчались успехом.

– Мы можем поменяться ролями, – предложил Теодор.

Они поменялись, и с первого раза его рука плотно прижала к столу ладонь вигила.

– В молодости в этой игре мне не было равных, – сказал Модест, потирая руку.

– Могу подтвердить: ты и сейчас проворен.

– Я вспоминаю бой, когда ты в одиночку сражался с тремя ретиариями[26]26
  Ретиарий – древнеримский гладиатор, вооруженный трезубцем и сетью.


[Закрыть]
. Тогда мне казалось, что тебя спасло только чудо. Теперь я думаю иначе.

– К тому бою я готовился долго, – проговорил Теодор. – Кроме тренировок пришлось совершенствовать снаряжение. Своей победой я во многом обязан кузнецу при школе гладиаторов.

– Сколько раз замирали трибуны, когда тебя опутывала сеть и гибель от трезубцев была неизбежной. Но ты освобождался, и бой продолжался под рев толпы! – Модест Юстус с восхищением смотрел на хозяина мансио.

Тот подозвал раба и знаком велел налить им вина.

– Сеть я ловил на идеально отполированный круглый щит. Таким же гладким был мой шлем.

– Ловко придумано!

– На тренировках я учился отбрасывать сеть и строить картину боя.

– Это как? – мотнул головой вигил.

– Старался держаться между ретиариями и провоцировал их на атаки. Изображал падение, потом уходил в сторону, а мои противники ловили друг друга в сети.

– Значит, ты нарочно изображал хромоту?

– В этом заключалась тактика боя. Чтобы не оказаться в треугольнике ретиариев, я вел их за собой, вступал в короткие схватки и наносил им легкие, но кровавые раны.

– Это я помню! – воскликнул Модест Юстус. – В конце того боя ты остался один на один с ловким и увертливым парнем.

– О да! Это был сильный и коварный противник. Для меня бой с ним был опасной игрой. А в его глазах я видел ненависть и желание убивать. Он действовал подло, среди гладиаторов таких не любят.

– Но у тебя была возможность убить его! – напомнил вигил.

– Я избегаю убивать, – спокойно произнес Теодор.

– Помнится, ты бросил оружие на песок и ринулся на трезубец. Ретиарий выставил его перед собой, но ты сделал выпад, и вскоре он, обезоруженный, уже лежал на песке. Объясни мне, старому вояке, как ты это проделал?

Теодор сдержанно ухмыльнулся:

– Шагнул в сторону с разворотом, взял древко трезубца двумя руками и резко повернул. Ретиарий не успел разжать руку, вывихнул плечо, повредил локоть и от боли потерял сознание. Все очень просто.

– За такую простоту надо выпить! – Модест Юстус поднял чашу и с воодушевлением продолжил: – Когда сенатор Клавдий Пульхр воссоздал сражение гоплитов[27]27
  Гоплит – древнегреческий тяжеловооруженный пеший воин.


[Закрыть]
Александра Македонского с фракийцами на арене Колизея, он выставил двадцать лучших гладиаторов из Падуи и столько же из Римской школы Лудус Магнус[28]28
  Лудус Магнус – крупнейшая из четырех школ гладиаторов в Древнем Риме.


[Закрыть]
. Это был величайший бой! Из фракийцев ты уцелел один, сражаясь против четырех копейщиков.

Чернь срывалась со своих мест и бежала делать ставки. Казалось, шансов у Теодоруса Непобедимого нет, но я был одним из тех, кто верил в тебя и не прогадал! Давай же выпьем за веру в победу!


Елена приоткрыла ставень окна в своей спальне и взглянула на солнечные часы. Тень гномона подбиралась к последнему дневному часу. Сиеста закончилась, и настала пора возвращаться в таверну. Никто быстрее и правильнее Елены не мог вести расчеты с постояльцами. Однако с недавних пор мужчины стали обращать на нее внимание, и Елене это не нравилось. Она накинула на себя голубую столу и покрыла голову скромной паллой, чтобы казаться незаметнее.

На кухне в этот час наступило самое напряженное время. Проверив кухонных рабов, Елена дала поручения повару и кухарке Дорсии, потом растерла пестиком в мраморной чаше листья мяты и переложила зеленую кашицу в тонкостенную ольпу[29]29
  Ольпа – кувшин с острым носиком, из которого пили, не прикасаясь губами.


[Закрыть]
. Добавив меду, налила в нее воды и вышла из кухни. Пересекая таверну, она заметила отца, сидевшего с гостем за столом для важных персон.

Теодор мельком взглянул на дочь и про себя удивился: прошло семь лет со дня смерти его ненаглядной Зои, а дочь неукоснительно следовала заведенному ею порядку: в конце дня относила в кузницу кувшин прохладной воды. Когда-то Зоя несла на плече гидрию, а рядом семенила Елена с крошечной амфорой. Какими счастливыми были для них те дни! Прошли годы, и воспоминания перестали приносить Теодору боль, оставив лишь светлую грусть.

Рабы незаметно переменили блюда, теперь это были легкие морские закуски: креветки, устрицы и сардинки. Центр стола украсила ваза с фруктами.

Зал между тем заполнился посетителями. Здесь были не только постояльцы мансио, но и горожане, ценившие кухню таверны «У трех дорог».

Когда короткие южные сумерки сменились темнотой, приблизился раб и поставил на стол бронзовый светильник в виде цветка, в котором вместо лепестков плясали язычки пламени.

– Изящная вещица, – улыбнулся вигил. – Могла бы украсить виллу богача!

– Работа нашего кузнеца Иосифа. Отныне этот светильник твой! – Теодор с почтением приложил руку к груди и в свой черед стал расспрашивать гостя: – Я знаю, ты недавно из Рима. Расскажи о наших многочисленных императорах.

Модест приосанился: порассуждать о власть имущих с заинтересованным собеседником – что может быть лучше в ходе неспешной трапезы.

– На римских форумах болтают, что во время правления божественного Галлиена[30]30
  Галлиен – римский император, правил с августа 253 г. до июля 268 г.


[Закрыть]
тридцать тиранов пытались узурпировать власть. Но все они – провинциальные выскочки. Никто из них даже не приблизился к Риму!

– Кое-кто из этих выскочек чеканил монету. Несколько серебряных сестерциев со странными именами попадали мне в руки. Правда, не всегда одновременно с последними новостями, – сказал Теодор. – Пока легионы сражались между собой за очередного императора, варвары теряли страх перед Римом! А мы, простые провинциалы, не могли назвать имя того, кто нами правил.

Вигил доброжелательно улыбнулся:

– Благодаря гражданским войнам ваш провинциальный Дрепан стал важен для всей империи! Твое благополучие круто замешано на внутренних распрях и строительстве военного флота.

– С этим трудно не согласиться! Количество верфей выросло в несколько раз, как и количество моих постояльцев. Но я предпочел бы наживаться на строительстве торговых кораблей, а не военных.

– Одно могу сказать тебе, Теодор, – произнес Модест. – В Риме наконец появился истинный правитель, божественный Клавдий! Боги благоволят ему: он смог подчинить себе войска и сенат и готовится разгромить гигантскую армию германцев под Медиоланом. Авгуры предрекли императору победу!

Соглашаясь, Теодор преклонил голову:

– На все воля богов!


Пересекая двор, Елена исподволь наблюдала за сыном кузнеца Иосифа. Он был на год старше нее, но ему уже доверяли сложные ремонты. Вот и теперь Давид с помощью раба заканчивал сборку колеса, а Иосиф с одобрением следил за его работой.

Почувствовав взгляд Елены, Давид поднял глаза, и его лицо осветилось улыбкой, но тут же обрело серьезное выражение: дело прежде всего.

Кузнец Иосиф приветливо помахал ей рукой:

– Елена, дитя, ты заботишься о нас так же, как когда-то заботилась твоя мать! – он принял из ее рук ольпу и распорядился: – Оставь работу, Давид. Дальше справятся без тебя.

Давид вытер руки и подошел к Елене.

– Salve!

– Здравствуй, Давид… – она опустила глаза. – Ты прячешься от меня уже месяц. Может быть, у меня вместо носа вырос клюв, как у аиста? Или я стала такой же толстой, как наша кухарка Дорсия?

– На это была причина. Я делал для тебя подарок. Идем! – он взял ее за руку и повел за собой.

У стены, отделявшей кузницу от двора, стоял массивный стол с маленькой наковальней. Здесь сын кузнеца был полновластным хозяином.

Иосиф крикнул им вслед:

– Давид, мы уходим! За тобой – погасить горн и закрыть кузню!

– Хорошо, отец.

Давид подошел к столу, открыл небольшой деревянный ящик и вытащил сверток. Когда он развернул кусок льняной ткани, Елена замерла от восторга.

В руках Давида был гребень, похожий на драгоценную тиару. На нем в полукружии лучей из морских волн вставало солнце. В вечернем свете начищенная бронза сияла как золото.

– Это – тебе!

– Какая красота! Давид, я не видела ничего прекрасней! Ты – великий мастер!

Она развязала паллу, кинула ее на край стола и принялась укладывать тяжелые косы на макушке.

– Давай помогу! – Давид поддержал прическу, направил руку Елены с гребнем и отступил на шаг. – Да ты настоящая императрица! Могу ли я просить величайшей милости?

– Какой? – лукаво поинтересовалась она.

– Поцелуя!


Lawrence Alma-Tadema – A Difference of Opinion? 1897


Елена, смеясь, дружески чмокнула его в щеку, но он удержал ее за руку.

– Нет, не так! – Давид увлек ее за створку ворот, откуда со двора их не было видно.

Склонившись, он нежно коснулся губами ее щеки: один, другой раз, потом поцеловал в губы, совсем не так, как целовал отец. Елена замерла, закрыла глаза и отдалась новым ощущениям.

Внезапно раздался тонкий визгливый звук, как будто кто-то неумелый пытался играть на флейте. Елена вздрогнула и отстранилась.

Давид улыбнулся:

– Ливанский флейтист… Не бойся, это ветер завывает в трубе, – он обнял Елену, словно защищая от всех бед мира, и Елена прижалась, спряталась у него на груди, спасаясь от истинных и придуманных страхов.

Давид прошептал:

– Я люблю тебя, и всегда любил, сколько себя помню. Через год тебе исполнится четырнадцать, и мы поженимся. Я накопил денег, еще подкоплю, и мы уедем с тобой в Рим. Я стану ювелиром, мы разбогатеем!

– Но я не хочу в Рим! – запротестовала она. – Мне здесь хорошо!

В это время тревожно присвистнул ветер, поднял огонь в горне, и несколько искр упали на паллу Елены, другие опустились в ящик с углем и затаились на время.

Палла вспыхнула сразу. Подростки отшатнулись друг от друга. Давид сдернул со стола горящую ткань и затоптал ее на полу. Но в тот же миг загорелся кусок холста, в котором лежал гребень, и огонь перекинулся на ящик с инструментами.

Елена схватила ольпу и выплеснула остатки воды на огонь. Потом бросилась к огромному пифосу, который был зарыт возле кузни. Давид опередил ее, он уже возвращался с большим войлочным ведром, полным воды. Через минуту огонь был погашен, и в наступившей темноте лишь слабо светились угли в тлеющем горне.

– Мне следовало загасить его раньше, – виновато пробормотал Давид.

Он выгреб угли в совок, Елена очистила стол. Не глядя друг на друга, они завершили уборку. Давид закрыл вторую створку ворот, но вдруг из ящика с углем взвилось высокое пламя. Огонь мгновенно перекинулся на деревянные полки, и в кузне выросла неукротимая полыхающая стена.

Елена и Давид бросились к пифосу, но пламя разгоралось сильнее и жарче. «Ливанский флейтист» издевательски просвистел в трубе, и языки пурпурного пламени взвились до самых балок, на которых лежала черепица. На них пахнуло губительным жаром, и Елена бросилась к таверне, где были отец и помощь.


Теодор посматривал на вход, гадая, что задержало дочь. Обычно в это время она сидела за стойкой и вела расчеты с гостями. Но когда Елена появилась на пороге таверны, он в первое мгновенье не узнал ее. Над перепачканным лицом дочери сверкала корона, а мокрая одежда облепила все тело.

Они встретились глазами, и Елена крикнула:

– Отец! Кузница горит!

Модест Юстус первым бросился к выходу с оглушительным рыком:

– Давай сюда топоры!

Во дворе его догнал Теодор и вручил топор. Они добежали до горящей кузницы, Теодор оттолкнул Давида и с отчаянием замер, глядя, как огонь лижет створки ворот.

Голос вигила вырвал его из оцепенения:

– Строй людей в цепочку от нимфеума! Быстро передавайте воду сюда! – крикнул он и принялся рубить деревянный столб, поддерживающий крышу горящей кузницы.

Теодор приказал рабам и подоспевшим постояльцам встать в цепочку. Они стали передавать из рук в руки ведра и кувшины с водой. Сам Теодор отыскал еще один топор и взялся рубить второй столб.

Не прошло и минуты, как черепичная крыша рухнула, похоронив под собой кузницу и огонь. Рабы растащили по сторонам еще полыхавшие створки ворот и пролили их водой. Потом залили языки пламени на обломках кузницы. Пожар был потушен, теперь над развалинами поднимались лишь струйки дыма и пар.

Теодор подошел к перепачканному сажей Иосифу и положил руку ему на плечо:

– Завтра на рассвете возьмешь рабов и вытащишь из-под завала то, что можно спасти. Потом начинай восстанавливать кузню.

– Прости меня, хозяин, – Иосиф опустил голову. – Не доглядел.

– Пожар в твоем ремесле – не редкость.

К кузнице с кувшином прибежала Елена и стала щедро поливать оливковым маслом ожоги у пострадавших. По счастью, их было немного. Толпа из постояльцев и домочадцев начала расходиться. Все громко обсуждали подробности пожара, воздавая должное вигилу Модесту Юстусу.

В знак благодарности Теодор объявил о бесплатном ужине. Двор опустел, и только «ливанский флейтист» выводил унылую песню в разрушенной трубе кузницы.

Глубокой ночью, когда Елена и Теодор наконец добрались до дома, девочка, глядя в сторону, проронила:

– Отец, мне надо тебе признаться…

– Разговоры мы отложим до завтра, – Теодор устало вздохнул и погладил ее по голове. – Сейчас иди спать.

Елена поднялась к себе в комнату с тяжелым чувством вины: она помешала Давиду вовремя погасить горн. Мансио был нанесен огромный ущерб: вместо возведения новой пристройки, о которой мечтали, они потеряли кузню.

– Что за день… – грустно проронила она, решив, что ей не уснуть.

Но сон пришел сразу, как только Елена легла в постель.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 4.7 Оценок: 6

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации