Текст книги "А."

– Спасибо, Арнольд. Но на самом деле мы не нуждаемся.

– Что ж, не нуждаетесь, значит – не нуждаетесь. Как хотите, мое дело предложить. Пошли ужинать?

В коридоре недалеко от прохода на кухню вдоль стены стояло несколько картин Емельяна. Эти картины были нарисованы в массе своей еще в прошлом году или раньше, ведь с тех пор, как Щукин устроился в «Нефтьпром», у него уже не оставалось времени на творчество.

Арнольд остановился напротив одного из полотен и, прищурившись, принялся его внимательно рассматривать.

– Вот это да. Признавайся, кто из вас Пикассо? Сама рисуешь?

– Нет, это картины вашего племянника.

– Мне нравится. А еще есть? Я хочу посмотреть всю коллекцию. После ужина посмотрим, договорились?

Арнольд вошел в кухню и широко раскинул руки.

– Ого, вот кто у нас в роли повара, – воскликнул он, увидев Емельяна в фартуке.

– Здравствуйте… Добрый вечер. Мы как-то… не ждали, – смущенно поздоровался Щукин.

– Привет, дорогой мой! Ничего, я думаю, для меня найдется местечко в вашем уютном гнездышке? Еще бы не нашлось! А что это ты такое готовишь, как пахнет вкусно. О, да это лучше, чем в ресторане, ей-богу, дорогой мой.

Арнольд развалился на одном из кухонных стульев, чувствуя себя совершенно как дома.

– Какие восхитительные картины у вас в коридоре стоят! Ксения сказала, что это твои шедевры! Так ты, оказывается, художник? Я и забыл совсем, – улыбнулся Арнольд. Емельян в ответ расплылся в улыбке, было невероятно приятно слышать похвалу от дяди. Но его радость была не долгой, так как уже в следующую секунду Абаджваклия продолжил: «Как тебе работа у нас? Нравится?»

Услышав вопрос гостя, супруги переглянулись. Ксюша прекрасно знала, насколько Щукин возненавидел работу, которая ему была предоставлена, но он бы никогда в жизни не осмелился сказать Арнольду об этом прямо.

– В любой работе есть свои плюсы и свои минусы, – осторожно ответил молодой человек.

– Истина. А у меня в «Нефтьпроме» чего больше, плюсов или минусов?

– Есть и то, и другое.

– И что за минусы ты находишь? Нефть – это, конечно, дело очень… специфическое, своеобразное. К тому же ты прежде никогда не работал юристом.

Абаджваклия выглядел вполне доброжелательно и Емельян понадеялся, что в сложившейся ситуации Арнольд не будет слишком строг к нему.

– Как бы вам сказать… – Емельян замялся, посмотрел на Ксению, затем решительно продолжил, – Арнольд, давайте чуть-чуть отложим разговор о работе. Сначала поужинаем.

– Потом мы вам покажем коллекцию картин, – тут же подхватила Ксения.

Арнольд, безусловно, догадался, что, похоже, с работой у его племянника есть определенные проблемы, в курсе которых и его супруга. Иначе почему бы это они так растерялись оба. К тому же Арнольд уже несколько раз справлялся у руководителя юридического отдела об успехах Емельяна, и, к сожалению, не услышал ничего ободряющего, поэтому он в принципе догадывался, почему племянник так замялся. Впрочем, олигарх не имел ничего против того, чтобы сначала перекусить, а уже потом перейти к вопросу о работе.

– Как, не готово еще твое фирменное блюдо, Емеля? А вы, я смотрю, прямо чувствовали, что я к вам загляну, специально такой стол накрыли. Или что, может быть, я не вовремя? Сознавайтесь, по какому поводу еды наготовили?

Арнольд сказал это с видом, говорившим, что он никуда уходить не собирается, по крайней мере, не отведав мяса.

– А вина у вас нет? – добавил глава «Нефтьпрома» и без спроса открыл холодильник, – о, великолепно. Это же абхазское, мне очень нравится ваш выбор! С удовольствием выпью бокальчик.

Ксения в недоумении поглядывала то на Арнольда, то на мужа. И этим невоспитанным хамом Емельян так восхищался? О нем муж говорил ей, как о воспитанном, начитанном интеллигенте?

Абаджваклия, а теперь это, наконец, заметил и Щукин, был немного пьян. Видимо, он уже на работе что-то выпил и перед тем, как ехать домой, решил проведать племянника. «Канапе что ли не наелся на банкете, – с неудовольствием подумал Емеля, – и решил продолжить трапезу здесь у меня».

За ужином Арнольд, видя, что супруги его явно стесняются, не требовал от них никаких рассказов и больше говорил сам, ему вполне хватало «угу» и «да-да» со стороны собеседников.

Когда бутылка вина опустела, Арнольд спросил, нет ли еще какого-то напитка и, не дожидаясь ответа, раскрыл дверцы кухонного шкафчика, в котором, впрочем, обнаружил одни лишь крупы. Ксения была неприятно впечатлена. Ей до сих пор не приходилось встречать настолько невоспитанных взрослых.

– Ну что, племянник, покажешь мне свои картины? – улыбнулся Арнольд.

Ксения осталась на кухне, она понимала, что, пожалуй, лучше супругу переговорить с дядей по поводу работы с глазу на глаз.

Емельян провел Абаджваклию в комнату, где в одном из массивных шкафов хранились его холсты. Олигарх уселся на диван, а Емеля, суетясь, вытаскивал из закромов квадратные и прямоугольные полотна.

– Вот эта картина – супер. Я бы у себя в кабинете такую хотел повесить!

Щукин не поверил своим ушам и обернулся. Арнольд, прищурившись, рассматривал яркую, пестрящую сочными оранжевыми мазками, абстракцию.

– Вы шутите… – пробормотал художник.

– Вовсе нет. Показывай остальные, – вальяжно отозвался Абаджваклия, вытащил из кармана пачку сигарет и, не спрашивая разрешения, закурил. В качестве пепельницы он пододвинул себе стоявшую тут же на журнальном столике плоскую вазочку.

– Двести тысяч.

– Что вы сказали?

– Продашь этот апельсиновый взрыв за двести тысяч? – без малейшего намека на иронию спросил глава холдинга.

Емельян понял, что, пожалуй, сейчас и настал лучший момент для того, чтобы сообщить дяде о своем желании немного сменить профессию.

Щукин нервно облизнул губы, затем приблизился к Арнольду и сел рядом с ним на диван. Абаджваклия недолго думая приобнял племянника за плечи. Емеле показалось, что это сон. Одно дело, когда олигарх выступает в качестве твоего начальника, с этим еще как-то можно было смириться. Но вот сейчас чувствовалось, что это, действительно, еще и родственник. С одной стороны, этот факт делал разговор более легким. Но с другой – более сложным. Ведь одно дело – сообщить начальнику о своем решении уволиться. И совсем другое дело – поведать об этом своему дяде. Емельяну очень не хотелось потерять расположение своего нового родственника.

– Арнольд… Вы вот час назад спросили, как у меня дела обстоят с моей работой… Можно я прежде, чем обсудить картину, отвечу на этот вопрос?

Абаджваклия, снисходительно улыбнувшись, кивнул, и Емельян, резко выдохнув, чтобы почувствовать себя увереннее, сообщил, что он для себя твердо решил, что больше не хочет работать в должности юриста.

– Я бы взял тебя художником, только у нас нет такой ставки, – отозвался Арнольд.

– А дизайнеры? Может быть вам нужны дизайнеры?

Арнольд около минуты безмолвствовал, Емеле показалось, что это молчание длилось целую вечность.

Олигарх докурил, затушил окурок в вазочке, затем потрепал племянника за плечо и сказал «ну, мне пора».

– Но… Вы мне не ответили.

– Емеля, молчание – знак согласия, – улыбнулся Арнольд, и Щукин готов был запрыгать от радости, – но я сначала хотел бы посмотреть, на что ты способен. Я завтра дам тебе задание, вот посмотрим, как ты с ним справишься. Получится плохо – пойдешь стажером. Получится хорошо – будешь дизайнером.

– Дядя, спасибо вам! – радостно воскликнул Емельян, обнял Арнольда, а затем вручил ему апельсиновую абстракцию, – я вам дарю эту картину, дорогой дядя!

Емельян пребывал в полном восторге, весь оставшийся вечер он с восхищением отзывался об Арнольде, он больше ни о чем думать не мог. Он даже не вспомнил, что изначально они с супругой отмечали годовщину знакомства. Действительно, это такая мелочь в сравнении с удивительным дядей. Ксения была несколько раздосадована, и романтическое настроение, которое витало в воздухе еще полтора часа назад, сейчас полностью испарилось. Ксения была несколько подавлена всей этой ситуацией, к тому же она не была уверена, что через пару месяцев им с мужем не придется вернуться в маленькую квартирку ее отца.

* * *

На следующий день Емельян мчался на работу таким счастливым, каким он давно не был. Весь мир, казалось, улыбался ему, все люди вокруг стали дружелюбнее и милее. Накануне они с Арнольдом договорились, что Щукин передаст свои дела коллегам, а затем получит от дяди тестовое задание в области дизайна.

Идя по улице на работу, Емеля подумал, что надо будет сделать что-то приятное для жены. Только сейчас он понял, что вчера повел себя, пожалуй, не слишком корректно, забыв про их семейный праздник после визита Арнольда. Сейчас Емеле было стыдно, но в то же самое время он ощущал душевный подъем. «Подарю ей что-нибудь, или свожу в дорогой ресторан», – сказал себе Емеля. Он был исполнен веры в будущее и подумал, что вот именно в данный момент в его жизни наступает эпоха настоящих перемен. «Еще бы, когда меня так угнетала работа, я не мог и достаточно внимания уделять супруге. Но сейчас, когда я буду заниматься любимым делом, я буду всегда в превосходном настроении, и мы с Ксюшей снова станем самыми близкими людьми на свете», – мечтательно думал он.

Все утро на работе Щукин провел за передачей дел. Ему показалось, что коллеги немного странно на него поглядывают, ну и что с того. Они прекрасно знали, что Емельяна перевел в другой отдел, а ранее и взял в компанию его дядя; они были свидетелями того, как Щукин явно не справлялся с возложенной на него работой. Но молодой человек старался не думать о том, какое он произвел здесь впечатление. Он верил, что сможет вполне реабилитировать себя и свою репутацию в должности дизайнера.

Было около часа дня, когда Емеля составил ответ на очередную претензию. Но для него это была особенная претензия, и ответ на нее тоже, поистине, был особенным: ведь это была последняя юридическая работа, заключительный правовой штрих, разделавшись с которым, Емельян раз и навсегда оставил ненавистную работу в прошлом. Ощущая, будто гора упала с плеч, Емеля вышел из кабинета юридического отдела. Он был готов прямо сейчас побеседовать с Арнольдом, чтобы из первых уст узнать условия задачи, которую ему предстояло решить. Ему хотелось показать свою полную готовность к новой работе, он устремился к лифту и спустился на тринадцатый этаж. Щукин подошел к кабинету Абаджваклии.

– Вас вызывали? – строго спросила секретарша. Было похоже, что ее сегодня особенно задергали.

– Меня не вызывали, но, я думаю, что если Арнольд Алхасович не очень занят, он бы принял меня, – робко ответил Емеля и смутился, вдруг подумав, что в это самое время у Арнольда может быть какая-то серьезная встреча на высоком уровне, а он тут пришел с каким-то мелкими вопросами.

– Именно сегодня Арнольд Алхасович занят, как никогда, – сердито сказала секретарша.

Едва она успела произнести эти слова, как дверь кабинета распахнулась, и оттуда выглянул Арнольд.

– Светлана, заказывай машину на два часа, – сказал он секретарше, – я быстро отойду на обед. О, какие люди! Рад тебя видеть, друг мой, – воскликнул Арнольд, заметив стоящего в приемной племянника, – как ты там, передал дела коллегам? Уже устраиваешься на новом месте?

– Да, я вот как раз к вам шел, хотел кое-что обсудить. Но если вы уходите, я зайду в другой раз.

– Пойдем со мной, пообедаем вместе, – глава холдинга улыбнулся и, взяв художника под локоть, решительно повел его по коридору, – ты пальто оставил в гардеробе или в кабинете? – спросил Абаджваклия, пропуская племянника вперед в зеркальные двери стеклянного лифта.

– В гардеробе, – ответил Щукин, искоса поглядывая на дядю. Присущая нефтянику манера держать себя привлекала и манила Емельяна. В этом человеке было что-то и притягательное, и отталкивающее одновременно. «Держу пари, женщины от него без ума не только из-за денег», – подумал Емеля. Этот худощавый уроженец Кавказа, действительно, обладал какой-то просто гипнотической харизмой.

– Отлично, едем в гардероб, – отозвался Арнольд с присущей ему одному интонацией самодовольства и уверенности, и лифт стремительно помчал пассажиров на минус первый этаж.

– А я думал, мы в столовую.

– Да ну ее. Паровые котлетки, одни и те же рожи. К тому же там нет шаурмы!

Щукин улыбнулся, ну и шуточки у дяди. Казалось бы, никто из солидных и уважающих себя работников холдинга не станет есть на обед это сомнительное блюдо. Художник подумал, что они пойдут в одно из кафе, коих в центре было великое множество. Однако Арнольд, укутавшись в песочного цвета пальто, повел племянника к вестибюлю метро Турская, рядом с которым, действительно, располагалась палатка с шаурмой. На вертел были нанизаны огромные жирные куски мяса, и олигарх, прищурившись, стал изучать меню, висящее на стекле ларька.

– Емельян, какую будешь? Возьми с бараниной, это самая вкусная. Чего так смотришь? Не ешь такое что ли?

– Ем иногда. Неожиданно просто. А вы что же, правда, будете шаурму?

– Конечно. Моя бабушка готовила шаурму с кроликом. Скажешь, отклонение от рецепта? Но было божественно.

С двумя рулетиками из лаваша, начиненными мясом, и с пластиковыми стаканчиками черного чая дядя и племянник устроились у высокого круглого столика, стоявшего под козырьком палатки.

– Даже как-то не верится. Это так круто, – усмехнулся художник, – ведь одно дело – пить чай с олигархом в его рабочем кабинете, и совсем другое – вот так вот в дружеской непринужденной обстановке обедать в уличном кафе.

Абаджваклия потрепал Емелю за локоть и поглядел на него со снисходительной улыбкой. Арнольд за эти месяцы уже успел привязаться к своему племяннику, и даже жалел, что идея познакомиться не пришла ему в голову раньше. Он понимал, что молодой человек не такой талантливый и умный, как он сам, да и как многие люди в «Нефтьпроме», которые его окружали, однако детская непосредственность молодого художника очень умиляла нефтяника. И сейчас ему было очень приятно принимать участие в судьбе племянника, взять птенца под свое крыло. Он ощущал свою власть, как если бы судьба молодого человека полностью была в его руках.

– Друг мой, мне тоже очень приятно повидаться с тобой в обеденный перерыв. Он у меня вообще не часто бывает, знаешь ли. Просто сегодняшние события немного сбили мой график… Ну да ладно. Готов выслушать мое задание?

– Да, разумеется! – ответил Емельян, не решаясь уточнить у дяди, про какие такие сегодняшние события он говорит. Впрочем, художнику было очевидно, что у главы холдинга семь пятниц на неделе. Удивляться было нечему.

– Мне не терпится приступить к выполнению задания! – Емеля вытащил из кармана пальто блокнот и принялся заносить туда пометки, слушая дядю.

Арнольд сообщил, что в январе холдинг будет принимать участие в международном нефтяном форуме, и к этому мероприятию необходимо подготовить красочные буклеты.

– Емельян, ты знаешь английский?

– Ну, честно говоря, только на тройку, – замялся молодой человек.

– Молодец. Я вот вообще не знаю, нихьт ферштейн, – усмехнулся Арнольд и продолжил рассказывать про форум.

Из объяснений Щукин понял, что подобные нефтяные съезды проходят каждый год, и есть смысл ознакомиться с теми буклетами, которые печатали в прошлом и позапрошлом году. Это значительно упрощало задачу, Емельян не сомневался, что он справится с заданием, и дядя останется доволен.

Ровно через неделю Емельян Щукин, надев свой лучший костюм и взяв папку, в которой лежали свеженькие только что отпечатанные цветные буклеты, направился на встречу с Арнольдом. Художник подготовил несколько вариантов, все они были выполнены в одной стилистике, которую Емеля почерпнул из корпоративного стиля холдинга. Несмотря на то, что руководитель отдела верстки и дизайна одобрил его работу, Емеля волновался, зная капризный нрав Арнольда.

Лаконичный стиль оформления был обусловлен отнюдь не скудностью воображения художника, а его профессионализмом. Емеля прекрасно понимал, что заказчик, мало смыслящий в искусстве, с большей долей вероятности оценит привычные ему стандартные решения, чем что-то новаторское. Абаджваклия не создавал впечатление знатока сферы изящных искусств, однако, как узнал Емельян, все предыдущие буклеты, увидевшие свет, были утверждены именно им. Поэтому молодой человек оформил буклет в уже знакомом Арнольду стиле и надеялся, что дядя оценит его работу и останется им доволен.

Емеля однако же волновался, поскольку предугадать реакцию Арнольда не представлялось возможным. В последнее время художник узнал о своем дяде много нового и далеко не всегда хорошего. Он читал в Интернете, как этот глубоко верующий христианин обращался со своими бывшими женами. Одну из них, как писали СМИ, он избил до полусмерти из-за измены. Емелю как-то передергивало от мысли, что эта рука, которая уже несколько раз брала его дружелюбно за локоть, могла бить женщину. Молодой человек не мог даже помыслить о каком-либо насилии в отношении женщины, он считал это категорически неприемлемым, любой конфликт можно решить мирным путем. Емеля, безусловно, не считал себя вправе судить, кто прав и кто виноват, так как в газетах могли писать заведомую ложь. Но все-таки его коробило от этих статей и слухов про Абаджваклию… И этому человеку он теперь нес на суд свою работу. Емеля наделся, что у дяди будет сегодня хорошее настроение и что это благотворно скажется на исходе их разговора. Во всяком случае, самому художнику его работа очень нравилась, ведь он вложил столько души и энергии в эти листовки.

Прежде чем художник продемонстрировал Арнольду свою работу, Абаджваклия попросил секретаршу принести две чашки чая и сладости. Щукин заметил, что Арнольд всякий раз знаменует визит племянника чаепитием. Емеля пытался оценить, хорошее ли у дяди настроение. Однако по главе «Нефтьпрома» было совершенно невозможно понять, что он чувствует. Емеля, например, узнал, что в тот самый день, когда они с дядей ходили есть шаурму, на подшефном холдингу нефтяном месторождении в Имске работники устроили забастовку. Вот про какие «сегодняшние события» обмолвился за обедом нефтяник.

Щукин узнал об этом вечером, когда Ксюша ему показала заметку в Интернете. Однако днем Арнольд вел себя спокойно и холодно, будто бы его совершенно ничто в этой жизни не волновало. А вместе с тем буквально через пятнадцать минут после того, как он расстался с Емельяном, Арнольд полетел в Имск на переговоры с бастующими, исход которых должен был его сильно волновать. «Если бы я был директором предприятия, сотрудники которого объявили забастовку, я бы просто ударился в панику! И ни с каким бы племенником не пошел бы обсуждать буклеты», – думал художник. Емеля припомнил ток-шоу, где как-то выступала одна из бывших жен Арнольда, которая тоже утверждала, что это самый черствый и жесткий человек, которого она когда-либо знала.

– Показывай, что у тебя получилось, – с полуулыбкой предложил Абаджваклия, отпивая из белой аккуратной кружечки крепкий черный чай.

Емельян разложил на столе буклеты и с волнением стал присматриваться к реакции Арнольда.

– Слушай, а ничего так, – Арнольд отставил чашку и взял в руки одну листовку, – мне нравится.

Художник почувствовал, как сковывавшая его тревога отступает. Он робко смотрел на собеседника: на лице Абаджваклии появилась ухмылка, тонкие пальцы листали буклет.

– Емельян, слушай, какого хрена ты пошел в юристы?

– Ээ… В каком смысле?

– В прямом! Ты что, сам что ли не видел, что правовая сфера – не твое?

Щукин растерянно захлопал глазами, но что он мог ответить. Да, он увидел, что не годится для этой работы, но далеко не сразу.

– Осел ты, а не юрист, – не отрываясь от изучения буклета строго сказал олигарх.

Емеля опустил глаза. Да, Арнольд за словом в карман не лез, было немного обидно слышать в свой адрес такой отклик. Молодой человек все эти месяцы так старался, из кожи вон лез, ночей не спал, виноват ли он, что неверно оценил свои возможности? Ведь, действительно, он делал все, что мог.

– Не говорите так, – слегка обиженно отозвался Емельян.

– На правду не обижаются, – ответил Арнольд, – все, будешь дизайнером работать, значит, переводим тебя. Рад?

– Очень рад, – пробормотал Щукин.

– Давай отметим что ли твой перевод на новую должность. Занят сегодня вечером?

– Я? Нет, я не занят, – осторожно ответил Емеля, для которого было совершенно неожиданно услышать от олигарха такое неформальное, можно даже сказать, приятельское предложение.

– Ну, вот и славно, посидим немного в баре, надо иногда и отдыхать, неделя была адская.

Когда Емеля вышел в коридор, голова у него шла кругом. С одной стороны, все было прекрасно, Абаджваклия давал ему второй шанс, с другой стороны, сейчас он не имел права подвести, не имел права на ошибку.

* * *

Вечером олигарх усадил художника в свой автомобиль и повез куда-то. «Мы как, просто в бар, или по бабам?»

– Просто в бар, конечно, – отозвался с улыбкой Щукин, сводя вопрос дяди в шутку и надеясь, что это она и была. «Интересно, он меня проверял или правда не прочь развлечься с девушками легкого поведения? Впрочем, исходя из того, что про него пишут, может быть и правда не прочь», – думал Емельян, задумчиво глядя на улицу через тонированное окно автомобиля.

Они приехали в фешенебельный бар, располагавшийся на берегу Москвы-реки, уселись за уютным столиком на диване, и Арнольд заказал для начала по рюмке рома. В качестве закуски им тут же предложили кукурузные чипсы.

– А из серьезного давайте шашлык. По-моему, я пробовал у вас с перцем и грибами. Давайте две порции, – сразу дополнил заказ Арнольд.

Когда был озвучен тост «За чудесный вечер», рюмки опустели, а на их месте появились новые, Арнольд спросил, читал ли племянник о нем что-нибудь в Интернете.

– Читал немного, – нехотя ответил Емельян.

– Что, например? – настаивал Арнольд.

– Я читал, что в Имске бастуют ваши работники, – отозвался Щукин. Несомненно, Арнольд вряд ли был рад этой бурной активности своих подчиненных, но ситуация нынче была на слуху, и было бы как-то глупо делать вид, будто бы Емельян не в курсе. В конце концов, об этом говорили в новостях, писали в прессе. Это была объективная реальность.

– Ага, есть такое, – нехотя кивнул глава холдинга, – и как ты к этой ситуации относишься? Твой дядя плохой? Или это работники зажрались?

Емельян усмехнулся и посмотрел на Арнольда. Если бы нефтяник просто спросил, как Емельян относится к ситуации, Щукин может быть и решился бы аккуратно встать на сторону пролетариата. Но в вопросе Арнольда уже был заложен ответ, который он хотел услышать от племянника.

– Арнольд, скажу честно, я не вникал в подробности, поэтому мне довольно сложно судить, кто тут прав, а кто нет… А почему, собственно, работники бастуют? Я не могу поверить, что вы задерживаете своим сотрудникам зарплату, – ощутив, что Арнольд хотел бы поговорить на эту тему, сказал Емеля.

– Ха, да ты смотришь в корень, дорогой мой. В том-то все и дело, что зарплату они получают в срок, более того, она ежегодно индексируется. Только вот и хотелки у людей растут не по дням, а по часам. Теперь они требуют повысить зарплату.

– Я думаю, надо немного повысить зарплату, – предложил аккуратно Емельян, симпатизируя имским рабочим.

– А я так не думаю, – отрезал нефтяник, – бастующие приводят в пример своих зарубежных коллег, которые, якобы, получают в десять раз больше. Я не понимаю, в чем проблема! У нас что, граница что ли на замке? Не нравится работать у меня – не надо. Я никого не держу, да и не имею права держать – у нас свобода труда! Не нравится в «Нефтьпроме» – да ради бога! Пусть едут за рубеж, пусть устраиваются там в нефтяные компании и получают в десять раз больше. Можно подумать, им кто-то запрещает!

– Но, Арнольд, мне кажется, это не так просто – устроиться в зарубежную нефтяную компанию.

– Емельян, какой ты наивный! Конечно, непросто. Поэтому вместо того, чтобы с завистью поглядывать на соседей, лучше бы молча работали на своего благодетеля! В Имске больше работать негде, единственный работодатель – это я, это мой холдинг! Но волка сколько ни корми, он все в лес смотрит!

– Но может быть у ваших имских сотрудников слишком низкие зарплаты? Иначе почему бы они бастовали?

– Так, Емельян, все, хватит, меня уже тошнит от этих разговоров, а мне еще минимум месяц переговоры с этими смутьянами вести! Нормальные у них зарплаты, только людям всегда мало. Давай поговорим на другую тему! Неужели ты ничего более интересного про меня в Интернете не читал? Про жен что-нибудь попадалось? – спросил он с лукавой и дерзкой улыбкой.

– Про жен – это любимая тема журналистов. Об этом много пишут… – художник замялся, – уверен, это все неправда, – поспешно добавил он.

– И что же там такого пишут? Про жен, – не унимался Арнольд, явно желая направить разговор именно в это русло.

Емельяну запомнилась та из бывших супруг олигарха, которую он якобы избил за измену, но было ли уместным сейчас рассказывать о том, как в ток-шоу она поливала грязью Арнольда и рассказывала о его жестокости и бесчеловечности. Официант принес шашлык и еще по рюмке рома. Абаджваклия рассказал племяннику о нескольких международных мероприятиях, в которых в следующем году будет участвовать холдинг, намекая на то, что Щукину нужно будет постараться, и что уже сделанная им листовка – это только начало.

Но через некоторое время Арнольд снова вернулся мыслями к своей персоне и снова свел разговор к своему образу в СМИ. Художник понял, что этот эгоист от него не отстанет, пока не услышит из уст племянника пересказ какой-нибудь статьи, повествующей о скандальном олигархе и его женах.

– Я читал, что одну из ваших жен убили… – сказал Емельян, и тут же пожалел об этом, потому что лицо Арнольда помрачнело и сделалось пугающим.

– Смотри-ка, даже об этом пишут. А что еще ты знаешь о ней?

– Я специально ничего не искал… Это просто случайно попалось.

– Это был 99-й год, Емельян… Сколько тебе тогда было?

– Десять.

– А мне – двадцать восемь, и я уже был состоятельным человеком. Но что такое деньги, друг мой? Зачем они нужны, когда ты не знаешь, зачем живешь?

Щукин пожал плечами. Он, несомненно, мог бы согласиться с тем, что деньги не главное в жизни, и есть вещи, которые на деньги не купишь, но с другой стороны, финансы могут решить большое количество проблем и сделать жизнь существенно комфортнее и приятнее. Арнольд, который к моменту этого разговора уже изрядно запьянел, продолжал, одной рукой приобнимая племянника за плечи, а во второй держа очередную рюмку.

– Казалось бы, мне, владельцу холдинга, грех жаловаться на жизнь, с моим достатком можно купить абсолютно все, Емельян: не то что яхту, а целый космический корабль, если не орбитальную станцию! Что, скажешь, не в деньгах счастье? Ну да, не в деньгах, а в их количестве, – Арнольд рассмеялся этой заезженной шутке, но было очевидно, что ему совсем не весело.

Емельян тоже погружался в опьяняющий дурман бара, новая рюмка сделала его мягким и податливым, он уже без прежнего страха и волнения смотрел на дядю, образ которого был особенно притягательным и таинственным в сумраке бара.

И тогда Арнольд принялся рассказывать о своей жизни. Но говорил он не о деньгах, не о том, как пришел к своему нынешнему положению. Арнольд рассказывал о своей личной жизни. Не о том, как он заработал свой первый миллион, а затем первый миллиард. Нет, было похоже, что в эту минуту деньги его в самом деле не так уж сильно заботили. Его мысли были заняты совсем другим.

– Я расскажу тебе о ней, Емельян. О моей первой жене.

Утопая в алкогольном тумане, Емеля узнал такие подробности, которые было не разыскать на просторах всемирной паутины.

Арнольд познакомился с Акелой еще будучи школьником. Новая ученица пришла в девятый класс сухумской общеобразовательной школы, где учился Абаджваклия. Между ними разгорелся страстный роман, но Арнольд понял, что это настоящая любовь, лишь после того, как его забрали в армию. Арнольд намеревался жениться на своей первой любви, как только вернется на побывку. Но так случилось, что они потеряли друг друга, жизнь развела их дороги в разные стороны. Семья Акелы переехала в Москву, и Арнольд, вернувшись со службы, почувствовал себя очень несчастным…

– Но я же тогда еще не знал, что такое Москва, Емельян. Я решил положиться на судьбу, веря, что она приведет меня к любимой. Если мы созданы друг для друга, значит, мы непременно встретимся, живя в одном городе. Впрочем, не буду лукавить, были и еще причины, которые заставили меня переехать. Сам знаешь, что у нас началось в 92-м году… Предчувствуя бурю, я уехал из Сухума при первой возможности. Оказавшись в Москве, я понял, что вряд ли когда-то смогу встретить Акелу в этом мегаполисе.

Но чудеса иногда случаются, и спустя несколько лет, уже будучи состоятельным человеком, Арнольд, идя по московской улице, встретил женщину с коляской. Это была она, его Акела, которая уже успела выскочить замуж, родить ребенка и развестись. Но все это потеряло смысл, они снова обрели друг друга, понимая, что это и есть та самая настоящая любовь, о которой пишут в книгах. Арнольду было совершенно безразлично, что у Акелы на руках был ребенок от другого мужчины. Все эти годы он любил ее одну, и ее ребенок сразу стал для него родным и любимым.

– Но справедливость, как бумеранг, возвращает все на свои места… – с горестью произнес Арнольд и затянулся сигаретой.

– Какой бумеранг? Справедливость? Кажется, я потерял нить вашего рассказа… – пробормотал Емельян, не уловивший ход мысли собеседника и с удивлением отметивший, что в этом баре можно курить.

– Да, дорогой мой. Ты многого обо мне не знаешь. Что ж, введу тебя в курс дела. Посуди сам, для того, чтобы реанимировать холдинг, нужны были большие деньги. Очень большие деньги, Емельян. А я был твоим ровесником тогда, в 96-м году. Разве мог я заработать миллионы в двадцать пять лет? Конечно, нет… То есть честным способом не мог. Но я выкупил акции, я возродил «Нефтьпром»… Только деньги, которые я вложил в дело, не были заработаны честно. В уголовном кодексе, безусловно, остались еще статьи, описывающие преступления, которые я не совершал. А вот заповеди, Емельян, их всего десять, и я согрешил против каждой.

Щукин невольно отпрянул и устремил на дядю полный удивления взгляд. Он не мог навскидку вспомнить все десять заповедей, но не намекал ли Арнольд на убийство.

Арнольд, грустно усмехнувшись невинному удивлению племянника, продолжал свой рассказ.

Около двух лет они жили с Акелой и были абсолютно счастливы. У них было все – деньги, любовь, власть. К этому моменту Арнольд уже оставил в прошлом криминал, аккуратно уничтожил все улики, которые могли бы выдать его преступления. Он стал с виду порядочным человеком, возглавлял успешно развивающийся холдинг, а те, кто прежде стояли у него на пути, сейчас лежали в земле. Порой в бизнесе работает закон джунглей: убей, или будешь убит. Арнольд действовал на опережение и остался жив. Но он и не знал, что у него еще оставались враги, столь же опасные как он сам, готовые пойти на все, лишь бы совершить свою месть.