Текст книги "А."

– Об этом происшествии говорили в новостях, может быть, Емельян, ты даже видел этот репортаж: тринадцатого апреля 1999 года в центре Москвы произошло покушение на бизнесмена Абаджваклию, – печально глядя мимо племянника произнес Арнольд. Слушая олигарха, Емельян во всех красках представлял себе эту трагическую сцену. Стрелявший попал в супругу бизнесмена, которая вскоре скончалась от пулевого ранения. Арнольд остался цел и невредим, Акела как щит заслонила его от неминуемой смерти. Она была беременна. Ей не суждено было больше стать матерью, она погибла от пули, предназначавшейся ее мужу.

– Мне, – Арнольд залпом опрокинул в себя очередную порцию алкоголя и снова поднес к губам сигарету. Емельяну показалось, что пальцы дяди дрожат. А может быть, это у него все расплывалось перед глазами.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Арнольд несколько раз был женат, постоянно заводил романы, все время изменял своим супругам и со скандалами разводился. Немногие из тех, кто знал его близко, понимали, что он так и не смог оправиться от потери Акелы. Рана в его сердце не заживала, он любил только одну Акелу, он и сейчас любил только ее одну. И всех других женщин он люто ненавидел за то, что ни одна не может заменить ему ту единственную, которую он так и не мог ни забыть, ни разлюбить, вот уже на протяжении пятнадцать лет. Он так и не смирился с тем, что ее больше нет.

На элитном кладбище в центре Москвы установлен головокружительный монумент по стоимости, пожалуй, не уступающий квартире. Эту скульптурную группу из ангелов и скорбящих фигур Арнольд установил на ее могиле, он часто приезжал сюда, чтобы поговорить со своей единственной любовью.

После смерти Акелы у Арнольда остался ее сын от первого мужа, Дамей. Этого ребенка Абаджваклия боготворил. Судьба отняла у него любимую, но у него осталось воспоминание о ней в виде чудесного мальчика. Дамей остался сиротой в четыре года, но Арнольд даже не думал о том, чтобы поручить кому-то другому воспитание малыша. Арнольд хотел каждый день видеть его, и в его глазах угадывать ее глаза, в его улыбке читать отголосок ее улыбки. Примерно через полгода после смерти Акелы, когда Абаджваклия, наконец, немного пришел в себя, он признал, что мальчику нужна мама, было неправильно, что ребенок дни напролет проводил в обществе нанятых гувернанток. Сам Арнольд, само собой, не мог уделять ребенку достаточно времени, ведь его работа, его детище, холдинг «Нефтьпром», требовала к себе внимания двадцать четыре часа в сутки, а о том, чтобы отправить Дамея учиться в заграничную школу, не могло быть и речи. «Ребенку, да и мне самому, нужна забота», – рассуждал Арнольд и, недолго думая, сделал предложение сестре Акелы, которую он знал уже давно, но на которую прежде и не смотрел как на женщину.

Этот брак, пожалуй, был самым спокойным и ровным в жизни Арнольда. Не было скандалов и истерик, но не было и любви. Через год совместной жизни супруги сошлись на том, что им лучше развестись. «Да, Арнольд, Дамею нужна мама, но и тебе нужна жена, которую ты будешь любить. Мы должны расстаться», – сказала она, и Арнольд согласился. В глубине души он продолжал любить только Акелу, он все еще испытывал неосязаемую, но сковывающую его духовную связь с ней. Но он хотел разорвать эту привязанность, потому что, увы, при всех его деньгах он не мог вернуть Акелу, и нужно было как-то жить дальше.

Стараясь забыться, Абаджваклия с головой погружался в работу. Вечерами в свободное время он напивался, принимал участие в самых диких пьяных оргиях, спал с кем попало. Он пытался заглушить боль, унять муки, в которых корчилась его душа, он бежал от самого себя. В то же самое время он обратился к религии, стараясь найти утешение для своей исстрадавшейся души в молитве. Здесь он пытался найти ответы на мучившие его вопросы: как жить дальше, когда утрачен смысл существования? Почему произошло то, что произошло? Почему мы не выбираем свою судьбу, кто ее заранее предопределил?

– Может быть, если бы меня спросили, я бы предпочел отдать все свои деньги, но быть с Акелой…

Он пытался найти ответы в священном писании, проводя часы за чтением.

Однажды на вечеринке Арнольд встретил Маргариту, роскошную фотомодель, юную, цветущую, свежую. Абаджваклия и сам был еще молод, ему было немного за тридцать, в его волосах виднелась проседь, а его задумчивый печальный взгляд был способен сводить девушек с ума. Арнольду показалось, что в этой Маргарите есть что-то особенное, что-то, что отличает ее от других. Может быть, она чем-то внешне напомнила ему Акелу, а может быть, она просто была невероятно хороша собой. Абаджваклии очень хотелось верить, что он может снова стать счастливым, а поможет ему в этом милая, трогательная, хрупкая Маргарита.

Об их роскошной свадьбе писали в газетах и снимали телерепортажи. А все потому, что не каждый жених мог позволить себе такие пышные торжества, которые устроил глава «Нефтьпрома». Тут было, о чем снимать репортажи и писать статьи. И именно благодаря этому грандиозному бракосочетанию общественность узнала фамилию олигарха – до этого его знали лишь в определенных кругах, теперь он стал известен повсеместно.

Не менее ярким был развод этой пары. Разводились они со скандалом, с помпой, с дележкой имущества и ссорами по поводу судьбы родившейся в браке дочери. Красавица Маргарита посещала многочисленные ток-шоу, на которых, обливаясь слезами, рассказывала о зверствах сумасшедшего мужа. «Он бил меня! Запирал в чулане! Насильник! Я еле вырвалась из его плена! Это самый настоящий маньяк, шизофреник!» – рыдала Марго, картинно заламывая ручки.

Арнольд воздерживался от любых комментариев, однако, чувствуя, что общественное мнение наносит непоправимый ущерб его имиджу, сослался на измену, которая, по его словам, и стала причиной развода. «Я, поддавшись ее уговорам, покупаю очаровательную виллу в итальянских Альпах, куда она почти каждый месяц ездит с дочерью отдохнуть на природе. И совершенно случайно узнаю, что на этой вилле она уже который год проводит время с каким-то итальянским модельером! Представьте себя на моем месте. Да, не отрицаю, шлюха получила пощечину, и вполне заслуженно. Но в чулане ее никто не запирал». Нельзя сказать, что данное заявление подняло рейтинг Арнольда в глазах общественности.

При разводе адвокатам Арнольда удалось ловко провернуть раздел имущества супругов, альпийский домик достался самому Абаджваклии. Но это был не самый болезненный удар для Маргариты. Фотомодель планировала уехать с дочерью в Италию к своему любовнику. Но олигарх, прекрасно это понимая, запретил вывозить ребенка за пределы страны. Дочери на тот момент было около пяти лет. Впрочем, Маргарита была счастлива уже тем, что Арнольд не отнял у нее ребенка. Маргарита очень боялась Арнольда, ведь многое из того, о чем она со слезами рассказывала на ток-шоу, было правдой: временами Абаджваклия становился совершенно неадекватным.

Когда страсти поутихли, Маргарита попыталась уговорить Арнольда разрешить их дочери выезд из страны. «Ты же с ней все равно не общаешься!» – слезно умоляла она. «Тебе плевать на нее так же, как и на меня! Не мучай нас, дай нам возможность уехать!». Арнольд ответил, что ему и в самом деле плевать на них, поэтому он и бровью не поведет, чтобы хоть как-то изменить сложившуюся ситуацию.

– Арнольд, прошу тебя, будь человеком! Ладно я, я была дурой, что согласилась пойти за тебя замуж. Но ребенок, Арнольд, наша девочка ни в чем не виновата, не заставляй ее страдать, я прошу тебя.

– Вы получаете от меня нехилые алименты. С такими деньгами ребенок и в России может быть очень даже счастлив.

– Ребенку нужен отец… За границей я выйду замуж… Я люблю этого человека, отпусти нас.

– Ага, и еще скажи, что поселишься со своим новым мужем в моем альпийском домике! Пошла вон, шалава!

Через полгода, пребывая в приподнятом расположении духа, Арнольд позвал Марго с дочкой к себе. Усадив малышку к себе на колени, он погладил ее пушистые волосы.

– Помнишь меня? Последний раз мы виделись, наверное, год назад.

– Ты мой папа, – сказала крошка.

– Правильно. Ты хочешь уехать? Тебе не нравится в Москве?

– Не знаю.

– Тебе хочется в Италию?

– Да! – девочка хлопнула в маленькие ладошки перед самым носом Арнольда, – мы в Италии ездили на виноградники. Там так здорово!

Марго, следившая за всей этой сценой из другого конца комнаты, вся напряглась, потому что виноградники, упомянутые дочкой, принадлежали ее возлюбленному. Но Арнольд не гневался, он еще раз погладил малышку по волосам, поцеловал ее в лоб и отпустил обеих в Италию, больше не интересуясь судьбой бывшей жены и дочки, которую с тех пор растил итальянский модельер, владелец виноградников.

Следующей на крючок обаяния Арнольда попалась Марианна, режиссер театра. Она была наслышана про Абаджваклию, его имя долгое время не сходило с первых полос газет в связи с громким бракоразводным процессом. Но как красиво Арнольд умел ухаживать! Как он был хорош! Может быть, его нельзя назвать красавцем, но его харизма, его энергия, его интеллект восхищали женщин и вызывали зависть у мужчин. И нельзя забывать о том, что он был богат, баснословно богат.

Этот брак подарил Арнольду несколько счастливых лет, проведенных в коттедже на Рублевке, у них с Марианной родился сын. Однако в какой-то момент тщательно выстаиваемый фундамент семейного счастья снова начал рушиться. Когда встал вопрос о разделе имущества, а встал он весьма остро, Марианна потребовала себе коттедж, в котором они жили.

– Забирай свой замок во Франции, а нам с сыном оставь только этот коттедж.

И вновь адвокаты Арнольда не дали маху, и единственным, что досталось Марианне, оказалась половина Рублевского коттеджа. Марианна рассчитывала, что Арнольд продаст коттедж и половину вырученных денег отдаст ей. Но такой дорогой дом нельзя продать в одночасье, поэтому какое-то время после развода Марианна с сыном продолжала жить в коттедже. В один прекрасный день в доме появились строители, которые начали выкладывать кирпичную стену внутри дома, которая должна была разделить дом на две равные половины. Марианна, естественно, знала, что у ее бывшего мужа очень своеобразное чувство юмора, но это было уже не смешно. Она звонила Арнольду, она умоляла его не делать глупостей. Абаджваклия приехал тем же вечером и под стук строительных молотков заявил Марианне: «Не ты ли сама просила меня оставить тебе коттедж? Суд присудил тебе только половину. Будь я бессердечным и подлым, я бы продал этот дом, который так дорог тебе, и глазом бы не моргнул. Но я же знаю, как для тебя дорог этот дом, поэтому я считаю, что поступлю правильно, если просто разделю его пополам, и ты останешься жить здесь, где тебе так нравится!»

Коттедж с возведенной капитальной стеной посредине дома упал в цене, продать его теперь за хорошую сумму было невозможно. К тому же Арнольд заявил, что не собирается продавать свою половину.

Если бы дом находился, например, у проезжего шоссе, то полдома Марианны, теоретически, могли бы выкупить под магазины. Но это был элитный участок в отдалении от трассы, да и дом был очень дорогим. Любой, кто имел финансовую возможность приобрести недвижимость за столь высокую цену, купил бы отдельный дом вместо половины. Естественно, что не нашлось ни одного желающего приобрести половину дома за ту цену, которую запрашивала Марианна. Тем более все знали, кто владеет второй половиной дома, и это обстоятельство отпугивало покупателей. Стена разделила дом таким образом, что на половине Марианны не осталось ни санузла, ни лестницы на второй этаж. Марианна осталась фактически ни с чем, она уехала из проклятого коттеджа вместе с сыном, благодаря бога, что Арнольд хотя бы платит алименты.

После Марианны была и еще одна жена, но и с ней у Арнольда не сложилось. Емельян понял со слов дяди, что этот союз был совсем недолгим, по крайней мере, Абаджваклия даже не удосужился ни разу назвать пятую жену по имени. В этом браке детей не было, зато нервы пятая супруга олигарху потрепала основательно. Но и сама, безусловно, вряд ли поминает Абаджваклию добрым словом. После развода ей перепало не больше, чем Марианне или Маргарите.

– Так что, милые дамы, подумайте хорошенько, прежде чем выходить замуж за олигарха, – резюмировал Арнольд, было уже за полночь. Щукин не знал, что думать, он был пьян, истории, рассказанные дядей, казались фантастичными. Почему Арнольд доверил ему все эти личные, интимные подробности своей биографии? «Хотел выговориться кому попало или действительно доверяет мне?» – спрашивал себя Емельян. «Неужели все то, что он рассказал, правда? Какой необычный человек, как он играет людьми… Ведь он и мою судьбу может так же сломать забавы ради… Но как он несчастен, страдает, сам тяготится жизнью… Да разве такое возможно при его-то деньгах, влиянии, уме?» – у Емельяна в голове не укладывались все эти вещи. Казалось, Арнольд нарочно стремился сделать окружающим больно только потому, что страдал сам.

Арнольд расплатился с официантом и, пошатываясь, направился к выходу из бара, придерживаясь за Емельяна, который выпил намного меньше, и походка которого была немного увереннее. У выхода из бара их уже ждал автомобиль с шофером. Абаджваклия уселся на заднее сидение рядом с племянником и обнял его за плечи. «Если бы ты знал, какой ты счастливый, – вздохнул олигарх, потрепав засыпающего Щукина по плечу, – у тебя есть любимая женщина, заботливая, ласковая. Ты сейчас приедешь к себе, и она бережно укроет тебя одеялом, обнимет, поцелует… А, я, видимо, этого не заслужил…»

Олигарх подвез племянника к его подъезду, а сам уехал к себе домой. Емельян был сам не свой. Войдя в квартиру, он обнял Ксению, которая уже давно спала, но только сейчас проснулась, чтобы встретить его. Она тревожно вглядывалась в лицо мужа, пытаясь понять, как прошла эта необычная тусовка в баре с Арнольдом. Емельян обнял ее, – слушай, он такого нарассказывал, я даже не знаю, что и думать.

За окном накрапывал мелкий дождик, пели птицы, и начинался новый день.

Арнольд за последний месяц несколько раз летал в Имск на переговоры с проводящими забастовку работниками. Нефтяник дал понять имским сотрудникам, что повышать зарплату он не намерен. Абаджваклия проконсультировался с юристами и теперь говорил бастующим, что они сами, фактически, попали в ловушку. Предусмотренная законом процедура проведения забастовки была соблюдена не в полной мере, а значит, действия сотрудников будут расценены судом как неявка на работу без уважительной причины, то есть прогул, а за прогул может следовать дисциплинарное взыскание в виде увольнения. «Сейчас у вас есть надежная работа со стабильной заработной платой. Есть уверенность в завтрашнем дне. А если мы с вами не решим возникший конфликт полюбовно, то вы потеряете работу. Поэтому давайте забудем все обиды, которые были между нами, и как ни в чем не бывало, вернемся к работе на имеющихся условиях», – заявил глава холдинга имским подчиненным.

Вадим Снегирев, разумеется, тоже был в курсе волнений на имском нефтяном месторождении. Снегирев, как и Емельян, симпатизировал в этом споре пролетариату. Депутат позвал Арнольда на свой день рождения, который приходился на самый конец ноября, где попытался обсудить с нефтяником возникшую ситуацию.

– Арнольд, конечно, это не мое дело, но будь я на твоем месте, я бы немного повысил зарплату подчиненным, – осторожно завел разговор Снегирев, – никто не говорит, что нужно одномоментно проиндексировать заработную плату на тысячу процентов! Но повысить ее хотя бы в полтора-два раза… Все-таки, посуди сам, работники нефтедобывающих предприятий трудятся в тяжелых условиях. Восьмичасовая смена бурильщика – это не то же самое, что восемь часов сидеть в офисе!

Арнольд закатил глаза и нетерпеливо прикурил. Было видно, что разговоры об Имске выводят его из себя.

– В полтора-два раза? Да ты с ума сошел что ли? Снегирев, меня уже тошнит от этого Имска, будь он неладен! Теперь и ты туда же! Лучше скажи, Вадим, ты хотя бы раз в жизни видел буровую установку? Не видел. Вот и пожалуйста, не рассуждай о тех вещах, о которых не имеешь ни малейшего представления. Когда возглавишь нефтяной холдинг, тогда я, может быть, послушаю твой совет. А пока что давай оставим этот вопрос.

– Арнольд… Даже меня, стороннего наблюдателя, очень беспокоит вся эта ситуация, – осторожно продолжал Снегирев.

– А меня, думаешь, не беспокоит что ли? – сердито воскликнул нефтяник, – у меня тут уже на нервной почве чуть приступ панкреатита не приключился. Так что меня сейчас куда больше волнует моя поджелудочная, чем эти имские работники.

В начале декабря имский конфликт был исчерпан, сотрудники несолоно хлебавши вернулись к работе на прежних условиях. Абаджваклия чувствовал себя победителем. Хотя общественность и была возмущена тем, как разрешился этот спор, пиар-менеджерам Арнольда, следившим за его репутацией в СМИ, очень скоро удалось замять этот вопрос, поток статьей про ситуацию в Имске прекратился, и вскоре про несчастных рабочих все забыли.

Декабрь 2014 года

Приближался новый, 2015-й год. Емельян уже два месяца работал в отделе дизайна в «Нефтьпроме», некоторые коллеги продолжали поглядывать на него косо. В его художественной одаренности сомнений не возникало, однако тот факт, что произошедшие карьерные изменения обусловлены родством Емельяна с главой холдинга, вызывал у коллег недовольство. За то непродолжительное время, что Щукин занимал должность дизайнера, он еще не успел сделать никаких серьезных работ и большую часть времени потратил на ознакомление с проектами будущих мероприятий, к которым нужно было подготовить рекламную продукцию.

В середине декабря олигарх неожиданно вызвал племянника к себе в кабинет. Он расспросил молодого дизайнера о его планах на будущий год, уточнил, над какими проектами сотрудники уже начали работу, осведомился об ориентировочных объемах финансирования для реализации намеченного. Видимо, Арнольд пытался понять, оценивает ли племянник масштабы денежных вложений, которые необходимы для успешной рекламной кампании. Во время беседы снова пили чай со сладостями, что уже вошло у них в традицию. На одной из инкрустированных разными породами дерева тумбочек распространяла по кабинету хвойный аромат маленькая живая елочка, украшенная светящейся гирляндой.

– Емеля, какие у тебя планы на новый год? – взяв обеими руками белую фарфоровую кружечку, спросил Абаджваклия.

– Мы будем отмечать дома, и, скорее всего, позовем в гости Ксюшиного отца, – ответил Щукин и пристально поглядел на Арнольда. Емельян подумал, что дядя снова хочет прийти к ним без приглашения. Однако художник не был уверен, что ему этого бы хотелось. Развязка имского конфликта характеризовала Абаджваклию не лучшим образом. Да и после всего, что Арнольд поведал ему в баре, Щукин чувствовал себя как-то неуютно в его компании. А что если дядя сожалеет о том, что раскрыл перед ним душу? С другой стороны, Емельян был польщен оказанным ему доверием и сейчас совсем другими глазами глядел на олигарха. От природы чувствительному и сочувствующему Емеле было больно думать о трагедии, которую пришлось пережить его дяде.

– А не хотите встретить новый год на яхте на Москве-Реке? Скажу честно, я был бы счастлив видеть тебя с супругой в числе гостей на нашем комфортабельном корабле. Это будет довольно спокойное и приятное мероприятие, скажем так, для своих. Без эксцессов. Не хочу, чтобы этот праздник прошел, как прошлый день рождения Вадика.

– А что случилось на дне рождении Вадика? – переспросил Емеля и тут же подумал, что этот Вадик, скорее всего, тоже какой-нибудь до невозможности солидный господин, и, наверное, вопрос прозвучал слишком фамильярно.

– Да мы упились все вусмерть, а дело было в тире, так я чуть не прострелил Снегирева.

Емельян удивленно смотрел на собеседника, ну и развлечения у богатых.

Но приглашение, прозвучавшее из уст магната, казалось совершенно невероятным. Может быть, дядя шутит. Однако сама идея отметить новый год в компании Абаджваклии показалась очень привлекательной.

– Соглашайся, дорогой мой! Заодно мой день рождения отметим, ты же знаешь, я родился первого января, – добавил Арнольд, подмигнув, – не откажи, друг мой! Никакой стрельбы в этот раз, все будет прилично. Ну как, согласен?

Емельян нерешительно кивнул: «я очень тронут, спасибо большое за приглашение».

– Отлично, я тогда тридцать первого в шесть вечера за вами машину пришлю. Стиль одежды свободный: можно во фраке, а можно в футболке, как хочешь. Снегирев будет в поло, на него ни один фрак и не налезет! – добродушно рассмеялся Арнольд. Было видно, что мысль об этом Снегиреве вызвала у него искреннюю улыбку.

– А ты не знаком еще с Вадимом? Ну, вот и познакомишься. Мой друг хороший, депутат Государственной думы, между прочим. Приходите, Емельян.

– Это большая честь для нас, – смущенно ответил художник, – дорогой дядя, спасибо вам за приглашение. Мы придем!

– Я рад, – улыбнулся Абаджваклия, – мы тридцать первого отплываем, а возвращаемся второго. Так что возьмите с собой все необходимое.

Они еще немного посидели, Арнольд рассказывал, как прошло подобное мероприятие в прошлом году. У Емельяна кружилась голова от фешенебельности и роскоши, которыми так и веяло от Арнольда и всех его затей.

– Ну что, пора возвращаться к работе, – наконец сказал Арнольд, поглядев на часы, а то я тебя отвлекаю, да и мне пора.

* * *

Вечером Емельян с восторгом рассказал жене о том, что Арнольд пригласил их отпраздновать новый год, а заодно и день рождения самого дяди, на яхте. Ксюша была очень удивлена и обрадована, прежде они с мужем никогда не бывали на подобных светских вечеринках, а принять участие в таком мероприятии ей казалось очень привлекательным. Ксения спросила мужа, не знает ли он, кто еще будет в числе гостей.

– Возможно, на этом мероприятии выступят какие-нибудь звезды! Дядя тебе не раскрыл эту интригу, кто еще в числе приглашенных? – расспрашивала Ксюша за ужином.

– Он только обмолвился, что придет его хороший друг, депутат Госдумы, Грачев, что ли, или Воробьев. Больше ни про кого я пока не слышал. Хотя мне тоже очень интересно, наверняка, там будет всякая элита.

– Надо платье приличное купить, а то мне даже надеть нечего, – заключила Ксения и весело чмокнула мужа в щеку.

В кухне работал телевизор, закончился выпуск новостей, после которого началось политическое ток-шоу. Супруги не собирались его смотреть, они и выпуск новостей в общем-то пропустили, потому что разговаривали о своем. Емеля готовил чай, а Ксюша поленилась идти за пультом, чтобы найти более интересную передачу.

– О, я помню этого толстяка, – кивнула Ксюша на телеэкран, – он обычно довольно интересные мысли высказывает. Давай немного посмотрим. Может, подкинет мне идею для статьи на предстоящую конференцию, у нас как раз тема «Актуальные вопросы законодательного процесса».

– Законодательного? Он депутат что ли? – спросил Емеля, наливая чай супруге.

– Депутат, да, но не помню, от какой фракции.

Щукин посмотрел на экран и как раз увидел всплывшую выноску «Депутат ГД РФ Вадим Снегирев».

– Емеля, ты чего, аккуратнее! – Ксюша выхватила из рук мужа чайник, поскольку Щукин начал лить воду мимо кружки.

– Ксюш, это тот самый депутат, который будет на тусовке у дяди!

Супруги решили посмотреть ток-шоу хотя бы до первой рекламы.

Участники передачи обсуждали возможность введения новой льготы при оформлении полисов страхования автогражданской ответственности для некоторых категорий граждан. Кто-то говорил, что надо расширить круг граждан, которым предоставляется льгота. Другие утверждали, что размер льготы должен быть более весомым.

– А какое у вас мнение, Вадим Дмитриевич? Вы известны своими оригинальными суждениями, – приторно усмехаясь, обратился телеведущий к Снегиреву.

– Вы совершенно правы, Владимир, – кивнул с улыбкой депутат, – я категорически против льгот.

В зале послышался смех, смеялся и ведущий передачи, засмеялся и Снегирев.

– Нет, я говорю совершенно серьезно. С моей точки зрения, введение льгот, причем повсеместное, – это лишь полумера. И я легко объясню, почему. Вот мне, например, совершенно не принципиально, заплачу я за полис десять тысяч или двадцать. Потому что ни первая, ни вторая сумма не составляет половины моей зарплаты.

– Как вы неосторожно раскрываете размеры своих доходов, – вставил ведущий, и снова оператор показал лица смеющихся участников ток-шоу, – впрочем, о ваших доходах мы и без ваших слов бы догадались – часы у вас самые что ни на есть элитные, – добавил ведущий.

– Ваши ничуть не дешевле, – с улыбкой кивнул Вадик на слегка засученный рукав ведущего, из-под которого виднелись дорогие часы.

– Я не народный избранник!

– Вы – народный любимец, – парировал Вадик, и зал снова хохочет.

– Когда у гражданина высокий уровень дохода, ему эти льготы не нужны, – продолжал Снегирев, не обращая внимание на подтрунивающего над ним ведущего, – поэтому я выступал и всегда буду выступать не за введение льгот, а за реализацию конституционного принципа, который гласит, что Российская Федерация – это социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека! Я убежден, что первостепенным вопросом является не введение льгот, а повышение уровня жизни! Повышение пенсий, стипендий, повышение зарплаты для граждан, работающих в государственных предприятиях и учреждениях, поддержка предпринимателей.

– «Что говорит! И говорит, как пишет!». Вадим Дмитриевич, вы прямо как Чацкий, – перебил его другой участник передачи, седовласый господин в очках, – только мне вот очень интересно, откуда вы предлагаете брать деньги на реализацию всех этих мероприятий? Из какого источника вы предлагаете финансировать повышение доходов населения?

– Да Снегирев же нам только что признался, что у него собственные доходы очень даже высокие. Вот, из своей зарплаты будет перечислять, – как всегда метко вставил телеведущий, и все вновь заулыбались.

– В каждой шутке только доля шутки, – поспешил пояснить депутат, – вы почти угадали, Владимир. Я уже выдвигал инициативу по введению дифференцированной шкалы налогообложения. Я выступаю за введение налога на сверхдоходы и на сверхприбыль. Я убежден, что вырученные таким образом денежные средства будут способны улучшить уровень жизни россиян!

– Вадим Дмитриевич, сегодня вы говорите о налоге на сверхприбыль, а завтра я не удивлюсь, если услышу у вас про «землю – крестьянам и фабрики – рабочим», – язвительно отозвался седовласый участник передачи.

– Правильно. А власть – советам, – не растерялся Снегирев, вновь вызвав своим заявлением улыбки на лицах участников передачи, – уже и сейчас в бюджете есть деньги для реализации по крайней мере четверти моих задумок. Просто сегодня эти деньги уходят на другие цели. Вон, днем и ночью, в горе и в радости, в болезни и в здравии – перекладываем асфальт на столичных улицах.

– Вадим Дмитриевич, для реализации ваших «задумок» нужны триллионы, и вы теперь открытым текстом, цитируя большевистские лозунги, призываете изымать эти деньги у олигархов! – возмущенно воскликнул седовласый.

– У буржуазии, – посмеиваясь, уточнил ведущий и тут же выпалил, – мы уходим на рекламу, но когда вернемся, будет еще жарче! Не переключайте!

А на экране уже поплыла пачка майонеза.

– Удивительно, что олигарх дружит с депутатом, от которого исходит инициатива ввести налог на сверхдоходы, – усмехнулась Ксюша, – может быть, ты перепутал, и в гостях у Арнольда будет другой парламентарий?

– Нет, я уверен, что это именно он. Дядя сказал, что его друг толстый, – отозвался Емеля, – но, пожалуйста, давай не будем смотреть дальше. Меня эти пять минут страшно утомили.

Супруги переключили телевизор на свой любимый канал о природе и пили чай под миролюбивый рассказ о китайских журавлях.

* * *

На следующий день, столкнувшись с дядей в столовой, Емельян снова свел разговор к предстоящему мероприятию.

– Скажите, а кто еще в числе приглашенных? Наверное, будет ваш приемный сын, про которого вы мне рассказывали? – желая показать, как внимательно он слушал в баре Арнольда, спросил Щукин.

– Приемный сын? Разве я тебе не сказал, что мы с ним в ссоре? Нет, его не будет, – отозвался помрачневший Абаджваклия.

– Нет, про ссору я ничего не знал… – извиняющимся тоном пробормотал Емельян.

– Будут двое моих лучших друзей с семьями. Во-первых, депутат Снегирев. Его супруга Адель возглавляет очень крупный благотворительный фонд, – рассказывал Абаджваклия, когда они устроились за столиком. Щукин заметил, что олигарх на этот раз взял диетический бульон и отварное рыбное филе.

– Готовитесь к празднованию нового года? – не удержался от комментария Емельян, кивнув на тарелку Абаджваклии. Арнольд недовольно скривил рот.

– Нет. Я себя плохо чувствую, – невесело отозвался нефтяник, и Емельян тут же пожалел своей неудачной шутке.

– Простите… – смущенно сказал он.

– Забей, – Арнольд не выглядел обиженным, он вернулся к теме нового года, – а второй мой друг – Рошен. Мы с ним в школе вместе учились. Представляешь, я его уже двадцать лет зову в «Нефтьпром». Нет, не идет, зараза. Ему, видишь ли, в Сухуме спокойнее пекарню держать. Но я его за это очень уважаю.

– А этот Рошен – не олигарх?

– Ха! Тебе только олигархов подавай! Да булочник он обычный! – ответил Арнольд, вытаскивая из кармана блистер с таблетками. Емельян не успел разглядеть название, Абаджваклия быстро выдавил на ладонь две таблетки, запил их водой и принялся есть рыбное филе, – так что, дорогой мой, мы будем практически в интимной обстановке, человек десять или двенадцать, около того.

* * *

Емельян ни минуты не сомневался в том, что подарить дяде на новый год. Он понимал, что Арнольду не нужна очередная малахитовая подставка для канцелярских принадлежностей или дорогущая шариковая ручка в серебреном корпусе. Художник собирался подарить дяде портрет, над которым он уже начал работать. Молодой человек изобразил Арнольда на фоне абхазских гор и морского берега, стоящим на песке. Получалось что-то вроде фотографии в стиле «селфи», как если бы Абаджваклия сам себя запечатлел на фоне природы родного края. Картина получалась яркой и живой, она понравилась не только самому Емельяну, но и его жене. Художник всегда с тревогой и волнением ждал, как супруга оценит его очередное произведение. Поглядев на еще не оконченное полотно, Ксения сказала, что изображенный на картине больше похож на самого Щукина, чем на Арнольда. «Не подумает ли твой дядя, что это твой собственный автопортрет?» – усмехнулась она. Ксения уже не первый раз отмечала некоторое сходство между мужем и его дядей, и Емельяну это ужасно льстило. Он всерьез задумался над этим замечанием и постарался придать мужчине на картине больше сходства с Арнольдом.