Текст книги "Селфи на фоне санкций"

#упсоблом

– Я уже женат, – коротко ответил Василий на вопрос Ивана, покупателя квартиры, который настаивал, чтобы его называли исключительно «Айвэн», на иностранный манер. Бред какой, подумала я, когда впервые услышала эту просьбу.

Мы с семейкой хипстеров сидели в очереди в сейфовой ячейке на Невском (точнее, не на самом Невском, а в одном из дворов-колодцов возле проспекта). Молодой, но уже сильно бородатый и усатый Айвэн пришел на встречу со своей задумчивой юной супругой, откликавшейся на имя Кэтрин. Думаю, при рождении ее нарекли простым русским именем «Катя». Впрочем, это не мое дело. Пусть выставляют себя на посмешище, оба, мне-то что.

Поскольку Катя, занавесившись пепельными волосами и воткнув в уши наушники, ни разу не удосужилась обратить на нас внимание, беседу с нами поддерживал Айвэн. Поддерживал – это еще мягко сказано. Надпись на его футболке «I can talk with anyone about anything» полностью соответствовала его поведению. Он болтал не переставая. Василий, которого я до сих пор считала самым разговорчивым человеком в мире, казался на его фоне монахом-траппистом.

Начав свою речь с оригинального: «Кстати, Алекса, давно хотел вас спросить, раз уж вы работаете на телике: а откуда вы берете свои новости?», – и не дав мне возможности достойно ему ответить, Айвэн, беспрестанно подкручивая усы, переключился на пространные рассуждения на тему недавно сыгранной ими свадьбы. Подробно рассказал, как непросто ему было найти подходящую к случаю бабочку в горошек, как жали в некоторых местах экстраузкие праздничные брюки и как прикольно смотрелись красные кеды с коротким белым платьем Кэтрин; размахивая руками, описал ванну, которую использовали вместо барной стойки, заполнив ее льдом и бутылками с напитками; и в лицах показал, как именно их многочисленные родственники выпали в осадок, увидев вместо свадебного торта гору капкейков, украшенных смешными рожицами в очках.

Затем Айвэн спросил у Василия, не собирается ли тот остепениться, ведь семейная жизнь – это просто-напросто круто… И вдруг, как пыльным мешком по голове, ответ Василия:

– Я уже женат.

Женат?! То есть как?! В каком смысле «женат»? На какой-то женщине? У него есть настоящая жена, с которой он ходит в супермаркет, и что там еще делают семейные пары? Бип-бип-бип! – истошно запищала сигнализация у меня в голове. Вместе с тем, по непонятной причине, привлекательность Василия резко подскочила в моих глазах.

И вообще, я почувствовала себя крайне глупо. Как директор фирмы, который после долгих собеседований и размышлений решил-таки принять соискателя на должность, а соискатель, вместо того, чтобы рассыпаться в благодарностях, холодно улыбается и говорит: «Благодарю, но я уже нашёл себе другую работу».

Женат, вот так сюрприз. Этого я совершенно не ожидала. Я взглянула на правую руку Василия – кольца нет. Клянусь, ни разу, ни единого раза я не слышала, чтобы он упоминал о своей жене! Хотя, работая не один год вместе, мы разговаривали с ним на съемках часами, он произнес тонны слов, но никогда не говорил «мы» вместо «я».

Кто же она такая? И где они познакомились? И долго ли уже женаты? И как она относится к тому, что вот уже второй день подряд он помогает мне, незамужней двадцатисемилетней девушке? Или он ей ничего не рассказывает? Обманывает? Или просто умалчивает? Интересно, как она выглядит? Наверняка блондинка! И какая же я глупая фантазерка, что увлеклась женатым мужчиной!

Пока Айвэн разливался соловьем, переключившись на перечисление всех фильмов, которые он смотрел в последнее время (Боже, неужели он успевает еще и работать с такой киноманией?), я терзала себя всё более мучительными вопросами. В сторону Василия, неудержимо засыпавшего под трели Айвэна, я даже не смотрела, опасаясь, что по моему лицу сразу всё будет понятно.

Наконец нас пригласили в саму ячейку, которая выглядела именно так, как показывают в кино: сотни серых сейфов с отверстиями для двух ключей. Айвэн вытащил из широкой полотняной сумки (я бы с такой и на пляж не рискнула пойти, откровенно говоря) свидетельство о собственности на мою – теперь уже его – квартиру, и мне разрешили забрать деньги. Целую гору наличных! Ровные стопки свеженьких пятитысячных купюр.

На эту сумму можно было бы купить английский спортивный внедорожник. Или семь-восемь отечественных «Жигулей». Или вагон увлажняющего крема Saint Tropez Minerals. Или просто погасить смертельно надоевшие кредиты. Я сглотнула – с трудом, в горле пересохло. Помни о цели! Впереди – двухкомнатная квартира, и распыляться нельзя.

Я затолкала денежки в свою (на самом деле мамину) золотую сумку, попрощалась с Айвэном и Кэтрин, и они отправились в Купчино на метро, обживать свою новую квартиру. Надеюсь, они в ней будут более счастливы, чем я.

Мы с Василием забрались в бежевый салон его черного японского джипа, который был ловко припаркован во дворе, у самого входа в здание. Над люком в крыше мрачно нависало неожиданно посеревшее небо. «Дворники» размазывали по стеклу первые капли мелкого противного дождя. Классическая погода северной столицы, вернувшаяся после двух солнечных дней, давила.

– Забавные эти хипстеры, да? – как ни в чем не бывало спросил Василий.

Я молча дрожала в своем легком платье.

– Замерзла? – проявил заботу он. – А я включу подогрев кожаных сидений, пожалуйста! И сейчас продемонстрирую тебе все преимущества «вариатора», смотри!

Мы выехали из арки на сам Невский и сразу же попали в назревающую вечернюю пробку.

– Вот видишь, я не должен каждую минуту дергать ручку сцепления. Просто плавно нажимаю и отпускаю педаль газа, левая нога вообще не принимает участия в управлении автомобилем…

– Вася, – прервала я его на взлете, – послушай, это правда?

– Что правда? Что «автомат» лучше «ручки»? Конечно, правда. Например, на трассе, при обгоне фуры, мне не нужно думать о переключении с пятой на четвертую, я просто впечатываю газ в пол, машина делает «кикдаун» и рвет вперед…

– Да нет же, – с досадой повысила я голос. – Правда, что ты женат?

Он с преувеличенным вниманием посмотрел в зеркало заднего вида, достал сигареты, закурил, приоткрыл окно, выдохнул дым.

– Да, – не глядя на меня, в конце концов ответил он. – Пока да.

– И давно ты женился?

– Полгода назад.

– А почему мы, твои коллеги, ничего не знали? – обвиняющим тоном спросила я. – Привел бы свою новобрачную к нам познакомиться, мы бы вас поздравили, скинулись бы все, подарок бы подарили, в конце концов! И где твое кольцо? Почему ты его не носишь? И как это твоя жена отпустила тебя ко мне? Неужели она не ревнует?

Вообще-то на меня это не очень похоже. Обычно меня не слишком интересует личная жизнь окружающих меня людей. Если только они не являются героями американских телесериалов, конечно. Вот Кейли Куоко я даже во сне вижу, например.

– Слушай, Шура, – довольно раздраженно остановил меня Василий. – Прекрати этот допрос. Я не стану эту тему обсуждать. Могу тебе только сказать, что мы уже два месяца живем с Клавой («Клава? ну и имечко», – подумала я) отдельно.

Вот как! Я слегка приободрилась. Эта новость открывала какие-то перспективы. Хотя я была не настолько наивна, чтобы верить словам женатого мужчины о разваливающемся браке, но всё же это было лучше, чем, скажем, заявление «я немыслимо счастлив со своей Клавдией, она моя Единственная, мы собираемся обзавестись толпой малолетних детей, жить душа в душу до глубокой старости, а затем умереть в один день, только она чуть раньше, а я чуть позже».

– А почему вы разъехались? Вы поссорились? А из-за чего вы поссорились? И главное, скажи – она блондинка, да?

Вася нахмурил брови. Никогда раньше не видела, чтобы это смешливое лицо было таким строгим. Я поперхнулась и резко замолчала. У меня совсем не было друзей, кроме Марианны (всех бывших одноклассников и однокурсников растеряла из-за беспросветной работы), и я просто не могла себе позволить испортить отношения еще и с Васей.

– Всё, больше не буду! – сдаваясь, я подняла руки вверх. – Прости, давай сменим тему. Долго нам еще до банка ехать, как думаешь?

– Не меньше получаса, но до закрытия однозначно успеем, гарантирую. – Я была рада вновь увидеть привычное доброжелательное выражение на лице Василия. Все-таки он чертовски симпатичный. Голубые глаза навевали ассоциации с безграничным жарким небом Крита. Выгоревшие на солнце брови, точёный нос, волевой подбородок. Надёжный. Рядом с ним я невольно расслаблялась. – А что ты собираешься делать с деньгами? – спросил он, включая поворотник.

– Папа сказал положить на счет, вклад «до востребования». Потом сниму, когда дача продастся и нужно будет покупать двушку.

– Надежды на это немного. Наверное, ты и сама это уже поняла, – я вспомнила убогий участок, погруженный в кромешную тьму, и кивнула. – Объект сначала нужно привести в божеский вид.

– А как?

– Позже составим план работ. Завтра после работы, например, подъеду и осмотрим дом, я всё равно к мамочке в гости собирался. На твоем месте я бы оставил часть денег при себе, на эту сумму сделаешь небольшой косметический ремонт дома, окупится потом сторицей.

Предложение показалось мне вполне разумным. Я хотела было позвонить папе посоветоваться, но потом вспомнила, что он на совещании.

– Хорошо, тогда немного оставлю, а остальное – на вклад.

– И снова неправильно, – назидательным тоном сказал Василий. – Остальное нужно поменять в доллары.

– Это еще зачем?

– Ты же журналист! – воскликнул Вася. – Разве не видишь, что происходит? Рубль рушится.

– Да, но пока всего на несколько пунктов, я репортаж делала на эту тему, и все официальные лица заявляют, что вот-вот вернут всё как было. Я общалась со многими экспертами, все как один уверены, что хуже точно не будет. Если обменяю в доллары, а они обратно подешевеют, я потеряю много денег.

Вася хмыкнул.

– Я, конечно, не эксперт, и высшего экономического образования у меня нет, но я очень приземлённый человек и не верю в эти сказки, которые твои коллеги рассказывают по телевизору. Я абсолютно, на сто процентов уверен: будет только хуже. Впереди – огромный кризис, он надвигается на нас как айсберг. Страна откатилась на сто лет назад, в последний раз мы оказывались в такой изоляции только после революции. Тогда тоже в газетах смеялись над западными соседями и писали, что мы круче всех… Понимаешь, Алекса, рубль сейчас сильно переоценен, он должен стоить в сто раз меньше доллара. Так и будет, гарантирую! Послушайся меня, не прогадаешь. Нефть стремительно падает, опять же…

События последних дней совершенно выбили меня из колеи. Мир перевернулся. Я не знало, где черное, а где белое. Что правильно, а что нет. Как нужно вести себя. Я запуталась и потеряла ориентиры. А Вася был так убедителен. Его бархатистый голос звучал на низкой, проникающей в самую душу ноте. Если бы он предложил: «А поехали прямо сейчас на край света?» – я бы согласилась.

– Тогда давай заедем в государственный банк, там безопаснее всего доллары менять, – сказала я наконец.

– Шура, ты как дитя малое, в самом деле! – возразил Василий. – Какой госбанк, ёкарный бабайка! Тебе такую сумму там в жизни не обменяют. Да и курс у них ниже нижнего, потеряешь кучу денег.

– Куда же поедем?

– На Большую Пушкарскую, это по пути. Только сперва нужно туда позвонить.

– А что там?

– Полулегальный пункт обмена больших и сверхбольших сумм. Принимают только по предварительной записи.

– Ты сам-то откуда знаешь?

– Потому что я всем интересуюсь. Всем понемножку.

Василий тут же вытащил свой кнопочный телефон и набрал номер таинственного пункта.

– Добрый день! Какой курс у вас? А побольше? Да, я в курсе, за сколько он сейчас на бирже торгуется, с утра доллар слегка просел, поэтому и прошу побольше… Вот это подходит, спасибо! Сумма у нас такая… Какой номер будет у нас? Тридцать пять? Отлично, скоро будем, – и повернулся ко мне. – Всё в порядке, я договорился, только нужно поторопиться – наш заказ действует ровно час.

Спустя полчаса мы запарковались на Большой Пушкарской – с аварийкой во втором ряду. Здесь был ажиотаж. И не только из-за вечерней пробки. Вероятно, именно из-за того, что с утра «доллар просел», желающих попасть в пункт обмена было много. Васин джип померк на фоне шикарных собратьев, выстроившихся вдоль неприметного желтого здания с серой стеклянной дверью, через которую на дорогу внимательно смотрел охранник. Его коллега остановил нас на тротуаре при входе.

– Номер тридцать пять, – деловито сообщил ему Василий, не дожидаясь вопроса. Охранник посторонился, пропуская нас к двери, и вновь занял прежнюю позицию.

– Номер тридцать пять, – повторил Василий охраннику за дверью. Фраза вновь оказала своё магическое воздействие, и мы получили право войти внутрь.

«Пункт обмена больших и сверхбольших сумм» располагался в небольшой серой комнатке с железными скамейками и особым коридорчиком, возле которого опять же стоял охранник.

– Кто последний? – спросил Вася у небольшой очереди, состоящей в основном из дорого одетых мужчин с беспокойными глазами. Один из них поднял руку.

Прижимая к себе поистине золотую сумку, я села рядом. Мой сосед слегка отодвинулся, не выпуская из рук пухлый портфель. («Неужто набит деньгами?» – еле слышно спросила я у Васи. Он прошептал: «Скорее всего»). Остальные клиенты вели себя так же нервно: кто-то обнял толстенную барсетку, кто-то держал руку во внутреннем кармане пиджака (что там у него, оружие, что ли?).

Как же я, политический репортёр, один из самых серьёзных журналистов городского телеканала ТТВ, могла не знать про такое место? Налицо признаки некомпетентности. Савелий был не так уж и неправ.

Наконец настала наша очередь идти в особый коридорчик. Под наблюдением охранника мы прошли по этому коридорчику несколько шагов, повернули за угол и оказались перед невзрачным пуленепробиваемым окошком, в котором работала кассирша – также под присмотром сразу двух охранников.

– Номер? – нетерпеливо спросила она в переговорное устройство.

– Тридцать пять, – ответил Василий.

Кассирша сверилась со своими записями и начала вытаскивать из сейфа, размером с хороший шкаф-купе, пачки новеньких американских банкнот – номера на купюрах шли подряд. Я торопливо выложила гору рублей из своей сумки, оставив примерно десятую часть на ремонт дачи.

– Всё правильно, – сказала охранникам кассирша, пересчитав мои деньги.

– А почему номера все подряд идут? – осмелилась спросить я. Как-то страшновато было отдавать целую гору проверенных российских банкнот в обмен на тоненькую пачку «зелёненьких». – И какие-то они у вас больно хрустящие, прямо как будто только что на принтере отпечатаны, – нервно пошутила я.

Вася ободряюще шепнул мне на ухо:

– Да не переживай ты так, у них всё чётко. К ним люди приходят годовую прибыль переводить в доллары и евро.

– Не беспокойтесь, девушка, эти пачки только сегодня утром доставили спецбортом из Соединённых Штатов, прямо из Нью-Йорка.

– Вау, круто, спасибо, – впечатлилась я и попрощалась.

Один из охранников, дежуривших в зале ожидания, проводил нас до машины.

– Безопасность клиентов гарантирована, – прокомментировал Вася, пожав ему на прощание руку и садясь за руль.

Дальнейшие наши финансовые манипуляции свелись к тому, что мы благополучно добрались до большого государственного банка на Петроградке (он производил более приятное впечатление, чем неизвестный сейф в подворотне, который предпочитал неформал Айвэн), арендовали там ячейку и аккуратными рядами уложили в стальной ящичек доллары США.

В уставшей голове теплилась шальная мысль: а почему бы не сыграть в эту рулетку? Ведь если Василий прав, я неплохо заработаю. И папа обрадуется. Я покажу ему, что чего-то стою, несмотря на свое увольнение. Я докажу, что могу принимать здравые, правильные и мудрые финансовые решения.

#папа

– Это самое дурацкое, неправильное и глупое финансовое решение на свете! – схватился за голову папа этим же вечером. Великолепный ужин, состоящий из истекающей соком курочки, фаршированной рисом и яблоками, а также легкого овощного салата, был безнадежно испорчен после моего рассказа о плодотворно проведенном дне. – Почему ты не сделала, как я сказал? Ну, попадись мне только этот твой Василий! По какому праву он лезет в наши семейные дела? Рубль никогда не рухнет! У нас самая сильная страна в мире. Я доверяю нашему правительству, оно знает, что делает! Там не дураки сидят! Уж точно поумнее твоего Василия, который работает всего лишь водителем!

– Но папа, – оправдывалась я, опустив голову и гоняя по тарелке золотистые рисинки, – он не просто водитель, а начальник транспортного цеха ТТВ…

– Какая разница! Рабочий класс! Связалась с самонадеянным пролетарием! Позорище! – папа в сердцах бросил вилку, не доев куриную ножку – событие из ряда вон выходящее.

Я к этому моменту построила впечатляющую рисовую мини-пирамиду в углу тарелки и принялась создавать по соседству некое подобие сфинкса из кусочков яблок.

– В любом случае, дело уже сделано, доллары в банке, лежат в ячейке…

– Так ты их даже не на счет положила? А в ячейку?

– Вася сказал, потом хлопот не оберешься – снимать валюту со счета, могут не отдать…

– Опять «Вася сказал»! Да где же это видно – не отдать?! Мы же в цивилизованном государстве живем!

– А Вася сказал – государство сейчас находится в тяжелом положении… – упрямо защищалась я.

– В «тяжёлом»! Вы только послушайте этот бред! – воззвал к невидимым слушателям папа. – Наоборот, наша экономика сейчас воспрянет, начинается ее настоящий расцвет. Вот только сегодня на совещании с руководством обсуждали детали нового гигантского заказа: наш завод должен поставить миллионы различных пластмассовых изделий косметической фирме «Наша Маша», слышала про такую?

– Еще бы я не слышала, – мрачно отозвалась я. – Теперь все про неё услышат.

– Представляешь, миллионы пудрениц, футляров для помады, еще десятки наименований! Миллионы! Конечно, контракт «Наша Маша» навязала довольно жёсткий, заводу придётся работать в несколько смен, чтобы его выполнить, и мы сегодня долго с ним просидели, но это всё детали, мелочи. Вообрази: миллионы изделий! А Вася твой, желторотый карапуз, пищит что-то про кризис! Ха! Да импортозамещение – это лучшая национальная идея нескольких десятилетий!

– Витюша, не кричи, – мама, доев свой салат, поставила тарелку в немецкую посудомойку и смешала папе рюмку его особого успокоительного коктейля из различных лекарственных настоек: пиона, валерьянки, пустырника и боярышника.

Папа залпом опрокинул спасительный напиток, глубоко вздохнул и с тоской в голосе сказал:

– Ладно, посмотрим, как дело пойдет, прямо сейчас переводить всё обратно в рубли нет смысла – потери на обменном курсе будут слишком большие. Подождем до продажи дачи. Кстати, как идет процесс? По-прежнему никто не звонит?

Голова у моего яблочного сфинкса все время отваливалась, и это выводило меня из себя.

– Пока нет, – раздраженно сообщила я, не поднимая глаз, – но я возьму всё под контроль, раз у меня теперь появилось свободное время. Вася сказал…

– Что? И здесь Вася?

Похоже, Василий сегодня угодил в личный папин санкционный список. Попал под папино персональное эмбарго, если угодно. Пожалуй, сейчас не лучшее время сообщать родителям, что он женат.

– Витенька, ну перестань, мне кажется, этот Василий вполне разумный молодой человек, – попыталась успокоить его мама.

– Вижу я, какой он разумный. Водитель, Господи Боже мой! Водитель! Думаю, пришло время мне самому заняться вопросом продажи дачи, – решительно заявил папа, поднимаясь из-за стола.

Я уронила вилку прямо на свои архитектурно-съедобные шедевры, раздавив пирамиду вместе со сфинксом.

– Папа, дай мне один шанс, пожалуйста! Я знаю, что потеряла работу, и теперь тебе за меня жутко стыдно, – я впервые затронула эту тему в разговоре с папой и, увидев, как выражение его лица меняется с сердитого на откровенно несчастное, поторопилась продолжить. – Да, я провалила карьеру журналиста, но уверяю тебя – с этим твоим поручением я способна справиться! Я все сделаю, чтобы дача продалась, буду трудиться днем и ночью, превращу ее в конфетку! – Я перевела дух. – Пока не знаю как, но я отложила немного денег, только не ругайся, это всего десять процентов от стоимости квартиры, я уверена, что у меня всё получится. Я тебя больше не подведу.

Папа подошел к окну. Он тоже всегда успокаивался, глядя сверху вниз на оживленную Малую Балканскую улицу. Когда я была маленькой, у меня часто болели уши – хронический отит не давал спать; и пока мама была где-то на другом конце земли, мы с ним вдвоем провели много, много ночных часов, наблюдая за бегущими по своим делам машинками.

– Хорошо, Саша, – после паузы сказал он другим тоном. – Я тебе верю. Занимайся дачей сама. Хотя что я буду говорить людям, если меня будут спрашивать, почему это давно не видно мою дочь по телевизору?!

– Ну говори, что я работаю над новым проектом о жизни в деревне, – предложила я. – Тем более, что это в некотором смысле правда. Я даже сама перееду на дачу! Чтобы ни одной лишней минуты не тратить зря. Буду просыпаться и сразу приниматься за ремонт.

Мама всплеснула руками. Браслеты на ее запястьях протестующе зазвенели.

– Сашуля, это просто исключено! Там же совершенно никаких условий! Туалет на улице! Старая стальная печка! Ты замерзнешь! Витя, ну скажи же ей!

– Если хочет – пусть переезжает, – отрезал папа. – Иначе точно ничего не выйдет.

Боюсь, шансы у меня и так невелики, подумала я на следующее утро, глядя на огромную лужу посреди кухни. Вода струилась по печной трубе, водопадом стекала по кривым бокам чёрной буржуйки и скапливалась на выцветшем линолеуме в небольшое озеро. А ведь это даже не ливень – стандартный петербургский осенний дождик. В комнатах дела обстояли ненамного лучше – подтёки здесь расползались по всему потолку. Коричневые пятна на грязно-бежевой фанере походили на страшных мифических животных. Гераклом, побеждающим дырявую крышу, я себя совсем не считала. Чёрт возьми, я даже не знала, с какой стороны к этому подступиться! Как вообще чинят прорехи в крыше? Изнутри или снаружи?

Стены в доме производили не менее гнетущее впечатление. Обои в гигантских красных ромбах – типичный советский рисунок – вздыбились некрасивыми волнами. От выцветших заплесневелых ковров на стенах исходил отвратительный запах. Посевной календарь одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, оставшийся от прежних хозяев и украшенный фотографией редиски-рекордсменки, с трудом держался на последней ржавой кнопке.

Две продавленные кровати – точнее, тахты, вспомнила я полузабытое слово, – по одной в каждой комнате, с грубыми клетчатыми покрывалами на них. Дефицитная массивная темно-коричневая стенка, как ни странно, совсем не пострадала от времени и сырости (эти румынские мебельщики своё дело знали), однако ее устаревший дизайн угнетал гораздо больше, чем любой другой предмет обстановки. Безвкусная посуда, выставленная всем на обозрение за стеклянными дверцами, вызывала необоримое желание сбегать за молотком.

Инструменты, вдруг дошло до меня. Как же я буду делать ремонт без инструментов? Молоток, отвертка, что там еще мне может понадобиться? Надо порыться в шкафах, вдруг найду. Прежний хозяин вроде был дядькой основательным, рачительным хозяином, наверняка от него остались хоть какие-то инструменты. Не забрал же он их с собой в Америку, в конце концов!

И правда – не забрал. Потому что в развитую страну с этим доисторическим барахлом его бы точно не пустили. Пограничники умерли бы со смеху. Молоток, больше похожий на кувалду; отвертка с тупейшим наконечником; топор с отваливающейся ручкой и целая груда невнятных железяк. Коробку, которую я обнаружила в одном из кухонных шкафов, следовало бы немедленно отнести на помойку; однако для временных работ сойдут и эти неуклюжие предки современных инструментов.

С чего же мне начать? – задумалась я, откидывая пыльную занавеску цвета сточных вод, чтобы поставить на кухонный подоконник свой фикус, и отчаянно чихая. Может, окна помыть? Но для этого нужно их открыть, а рассохшиеся деревянные рамы никак не поддавались, только ошметки белой краски разлетались в разные стороны.

Я вышла на улицу и, стоя под козырьком крыльца, оглядела участок. Красивыми на нем были только высоченные, благородные корабельные сосны. В первую очередь нужно скосить эту обнаглевшую траву, захватившую все шесть соток, решила я. Ничего сложного. И сразу будет аккуратный вид.

За калиткой соблазнительно поблескивал под дождем темно-синий автомобиль. Можно было бы сесть в теплый салон, включить музыку и поехать к родителям, полазить там по интернету, посмотреть ситком, валяясь на диване в ночной рубашке, а с убогой дачей папа сам разберется – наймет какую-нибудь фирму, профессионалов, они приведут дом в порядок за два дня, дача тут же продастся, я куплю себе двушку и заживу в ней превесело…

Но нет, – одёрнула я себя, – эту квартиру я должна заслужить! Поэтому нужно приниматься за работу.

Я накинула капюшон ветровки и прошлепала по мокрой траве в уличный туалет, где до этого заметила ржавую косу. Надо погуглить (а если гуглят не в Гугле, а в Яндексе, то это называется «яндексовать»? или «яндексануть»? или «яндекснуть»? «Надо яндекснуть» – хм-м, странно звучит), как правильно косить. В телефоне мобильного интернета нет, зато в нетбуке – вполне приличный… Так… Голову не наклонять, колени не сгибать. Взмахи – слева направо и справа налево… Кажется, ничего сложного.

Дзиннь! Коса врезалась в землю, как подбитый бомбардировщик. Ладно, не страшно, еще разок. Красивые, уверенные движения… Вжик! Лезвие намертво застряло в бурьяне. Кажется, что-то я все-таки делаю не так, догадалась я, выковыривая косу из колючего сухостоя. Жаль, нет никого, кто бы посмотрел на меня со стороны и подсказал, в чем проблема.

Секундочку! У меня же есть мой старый друг – сиреневая «раскладушка»! Пусть примитивная, с невысоким разрешением, но в целом вполне приличная камера может мне помочь. Я вытерла мокрые руки о джинсы, вернулась на крыльцо, раскрыла телефон и установила его на перила – так, чтобы в кадре оказалась большая часть заросшего участка. Включаем запись, бегом за косой…

Инстинкт репортёра сработал совершенно неожиданно и помимо моей воли. Включенная камера – пусть даже старого мобильного телефона – автоматически распрямила мне спину, я подхватила косу, откинула капюшон, повернулась лицом к крыльцу, и слова полились сами собой, к большому удивлению рыжей белки, подсматривающей за мной с верхушки одной из сосен:

– Итак, вот и первое испытание для изнеженной девушки. Я Алекса Сурикова, вы знаете меня как политического корреспондента ТТВ, поклонницу «Обменограма» и французского увлажняющего крема, – я постаралась иронично улыбнуться. – Всё это в прошлом, а теперь я пробую себя в роли селянки. День первый: битва с травой.

Я незаметно осмотрелась по сторонам – кроме явно восхищенной до глубины души белки, вокруг ни души. Окна соседнего дома, жёлтого, как утиный пух, были тёмными. Отлично, можно продолжать эту маленькую игру в корреспондента. Все-таки журналистика у меня в крови.

Я сделала нечто вроде балетного па. В роли станка выступала коса.

– Как вы можете заметить, свои шпильки я сменила на мягкие кроссовки. Да, они в точности повторяют цвета британского флага, но спешу успокоить всех квасных патриотов – это совершенно ничего не означает. Просто работать в поле в классических «лодочках» не очень-то удобно, верно?

Рыжая белка явно была со мной согласна. В знак одобрения она бросила мне с ветки довольно большую шишку – совсем как поклонники бросают цветы на сцену любимому певцу.

– А сейчас – внимание! – провозгласила я. – Вы станете свидетелями поистине эпохального события: человек, привыкший держать в руках микрофон, берется за старую добрую косу. И-и-и раз!

Коса со свистом срезала целый ряд травы.

– Кажется, получается! – работа на камеру всегда меня дисциплинировала. Вжжик! Вжжик! Да и дождь к этому моменту перестал. – Если верить Яндексу, расстояние между пятками должно быть не более сорока сантиметров – представьте себе ширину обычной прикроватной тумбочки, например. Захватывать следует не более пятнадцати сантиметров травы, вот так… – Я уже вошла в хороший ритм. Раз-два, раз-два! Уф-ф-ф, устала. Наверное, уже весь участок прошла! Я оглянулась… Мда-а, не больше метра. Я отставила косу в сторону и продолжила громким поставленным голосом, обращаясь к своему малышу-телефончику, едва заметному на темных облупившихся перилах. – Впрочем, производительность ручного труда, как вы видите, не слишком высока. Не говоря уже о мозолях на ладонях…

– Тебе только микрофона не хватает.

Я испуганно замолчала и обернулась. Моя подружка-белка унеслась по верхушкам сосен в лес. На дороге, прислонившись к капоту моей машины, совсем как мужественный ковбой из рекламы сигарет (только без шляпы), стоял и наблюдал за мной улыбающийся Василий. Чей-то муж. Неведомой, но наверняка прекрасной Клавдии (нет, ну разве можно так назвать ребёнка?! я бы на её месте взяла псевдоним). Блондинки, как пить дать, блондинки. О Боже, а я-то даже не накрашена, покрыта мелкими травинками с ног до головы, и волосы, собранные резинкой в высокий хвост, от этой сырости стали похожи на грязную швабру.

– Ой, Вася, это ты! А я тут… ну в общем… как тебе сказать… погоди минутку.

Я подбежала к телефону, выключила камеру, сунула аппарат в карман куртки, пригладила хвост и наконец собралась с мыслями.

– Просто развлекалась, не обращай внимания. А ты чего так рано?

– Отпустили с работы. Слушай, Шура, вообще-то было очень похоже, что ты снимаешь стенд-ап. Вот только не вижу оператора… Может, Ярослав где-нибудь в этой адской траве прячется? – пошутил он, прикрывая за собой калитку и пустив волну по всему болтающемуся штакетнику. (NB: забор, что-то нужно делать с забором). Я натужно рассмеялась.

– Да понимаешь, я тут решила посмотреть со стороны, правильно ли я кошу траву, ну и вот…

Вася протянул руку:

– Дай посмотреть, что получилось.

Я немного поколебалась, затем все-таки вытащила телефон, включила последнее записанное видео на воспроизведение… На крошечном экранчике появилась маленькая мокрая фигурка, тонущая в океане дикой растительности и зазвучал мой голос: «Итак, вот и первое испытание для изнеженной девушки…»

Не отрывая глаз от экрана, Василий прикурил сигарету и молча досмотрел видео до конца. Я в это время не знала, куда деваться от стыда. Ненавижу, как звучит мой голос в записи, и до чего же несуразное лицо, за восемь лет я так и не смогла привыкнуть к тому, как выгляжу на экране, это какой-то совершенно посторонний человек там, в телевизоре – в данном случае, в телефоне.