Текст книги "Взаперти"

Вечером они заснут. И я буду готов.

На этот раз я сам иду к Джемме на доклад. Внутри кошкой скребется беспокойство, кручу так и эдак полученную информацию.

У парня есть мать и вроде как приемная мать, сводная сестра, сокурсники. Он пропал чертов месяц назад, и до сих пор никто его не искал. Если бы не случайная обмолвка бездомной женщины, никто бы даже не знал, что Джерри пропал. Разве что биологическая мать удивилась бы, что наступило Рождество, а сын не звонит.

Мальчишка теряет место в университете, становится бездомным, а никому нет дела. Страшно от такого безразличия. Эй, Пол, а как насчет того парня из велопроката? Ему было дело. И всем тем сотням, что забрасывают нас звонками и сообщениями. Не все так плохо.

Однако найти родственников Джерри нужно, и пользуясь не только телефонным справочником. А на это уже требуется разрешение.

Джемма слушает меня непривычно внимательно. Я готов, как обычно, ждать неделю, пока до меня дойдет очередь, но она говорит:

– Считай, у тебя есть моя подпись. Работай, Сандерс. Найди мальчишек.

Так удивляюсь, что чуть не забываю поблагодарить, и, только закрывая дверь кабинета, думаю: «Черт возьми. Во что это мы вляпались?» Однако надо пользоваться внезапно свалившимися возможностями.

Поток звонков наконец поредел, так что Шон тоже получает разнарядку, а я все равно начинаю с сайта телефонных номеров. Привычка, можно сказать.

Конечно, за двадцать один год вторая Мэри Литтл успела переехать – по данному свидетельницей адресу ее нет. Женщин по имени Мэри Литтл – целый букет, проверяю состав семей. Ни у одной Мэри не нахожу дочери с именем, хоть относительно созвучным с Беатрис. Хорошо, допустим, она вообще уехала из города. Проверяю сначала по штату, потом по всей стране, слава быстрому поиску. Не нахожу ни одного совпадения, что само по себе странно, – не такое уж редкое сочетание имени с фамилией. Ладно, зайдем с другой стороны.

– Шон, когда закончишь, достань базу усыновителей.

Если, конечно, она оформляла опекунство, что далеко не факт. И можно поискать отдельно ее дочь. И пообщаться с университетом, выяснить, какой адрес Джерри указывал при поступлении, да и вообще, каким он был, с кем общался.

Когда появляется имя, кажется, перед тобой целый клубок, только потяни за ниточку, и распутаешь дело. Я давно знаю, что девяносто девять из ста ниточек окажутся пустышками. Но весь клубок дает шанс найти ту самую. Мы найдем вас. Я должен в это верить.

4 октября

Просыпаюсь резко, сажусь на кровати. Проморгавшись, обнаруживаю валяющийся под кухонным столом телефон, вырванный из зарядки. Это еще что за полтергейст? Ответ запрыгивает на кровать, смотрит нагло.

– Если ты его разбил – выкину, – сердито обещаю котенку.

Нам обоим везет, телефон хоть и выключился, но даже не треснул. Недоверчиво перечитываю оповещение, включаю ноутбук. Вчера «гости Эрика Уотс и Эмори Лэнг» упорно не хотели идти в бокс, а теперь решились, почему? Представляется Рика, закончившая интервью с Элом и рвущаяся к новым жертвам. Фыркаю. Она, конечно, хорошая журналистка, но спорила со мной из морально-этических соображений.

Смирившись с тем, что спать больше не придется, опускаюсь в кресло, смотрю, как гости лезут на первую горку. Усложнение в их случае к месту, хоть какие-то проблемы появились.

Рика по-кошачьи щурится, гипнотизируя шипы взглядом.

– Пошли!

Синхронизация идеальная, вот только нацелились на один и тот же уступ. Мори отстает на полсекунды и даже не пытается схватиться за напарницу, вместо этого впиваясь пальцами в гладкую поверхность стены. Съезжает, повисая на цепи наручников, Рика стискивает зубы, обнимая уступ двумя руками, смотрит вниз.

– Осторожно!

Мори и сам догадывается поджать ноги. Становится на шипы с таким безмятежно-сосредоточенным выражением, словно задачу решает. Оглядывается, успевает зацепиться за опоры прежде, чем ловушка скроется в стене. Рика нервно смеется:

– Это, конечно, было охрененно пафосно, но давай ты как-нибудь побезопасней будешь действовать!

Мори смотрит непонимающе:

– Что ты имеешь в виду? Я не рисковал.

– Хватайся за меня, придурок, если срываешься!

– Я не могу, – логично отвечает Мори, – браслеты бьют током.

Но глаза все-таки отводит. Рика дергает плечом:

– Будто это помешало Элу подружку на руках тащить!

Мори бросает на кузину быстрый взгляд, Рика на мгновение теряет сердитое выражение, и я наконец замечаю фальшь. Их игра очень естественна, ведь они всю жизнь ее ведут. Но все же это именно игра.

Что происходит на восьмом? Переключаюсь. Спустя несколько долгих мгновений щелкаю микрофоном.

– Доктор Литтл, вам не кажется, что вы поступаете крайне неосмотрительно?

Бет вздыхает, продолжая плотно бинтовать плечо Эла. Тот вскидывается, но она качает головой, жестом прося не вмешиваться. Поднимает лицо к камере.

– Доброе утро, Дождь. Жаль, что ты меня заметил.

– Еще одно наказание они не переживут.

Я словно бы размышляю вслух, ярость внутри не желает разгораться, вместо нее наваливается усталость. Хочется спросить: «Бет, какого черта? Ты видела, я не позволил им умереть. Ты поняла, что я не убиваю. Так почему ты не доверила мне разобраться со всем этим?» Наверное, потому же, почему мне не хочется доверять тебе Элли. Я могу понять. Но Миротворец не может простить нарушение правил. Бет это знает.

– Они не просили меня приходить, – спокойно отвечает она. – Панель я сняла сама, когда остальные уже спали. Наказания заслуживаю только я.

– И Рика с Мори, которые решили тебя прикрыть, – мрачно добавляю.

– Ты уже наказываешь их за то, что они не послушались и не бросили раненых. Пожалуйста, не усложняй им тест. Лекарства кончатся.

– Это хороший урок, но я могу придумать и лучше. – Холодная улыбка наконец касается губ, сплетает пальцы, трогает сердце обжигающим льдом. – Элджернон, расскажи, каким было твое наказание.

Он смотрит исподлобья, упрямо сжимая губы. Бет кладет ладонь на перебинтованное плечо брата.

– Он тут ни при чем.

– Он – прекрасный способ наказать тебя, – усмехаюсь. – Разве не так? Рассказывай. Или я расскажу сам. Или, может, мне показать?

Эл вспыхивает, съеживаясь. Не хочешь вспоминать свою слабость? Стыдишься того, как быстро сломался? Этот стыд – тоже слабость.

– Я очнулся в боксе, – начинает он глухо. – От удара током. Миротворец сказал…

Он говорит слишком сухо, приходится подталкивать, задавать вопросы, требовать – красочней! Он втягивает голову в плечи, вижу, как крепче сжимаются пальцы Бет. Наконец она садится рядом, привлекает к себе брата, прерывая исповедь.

– Прости, что не пошла с тобой сразу.

Но не успеваю порадоваться своей победе. Доктор поднимает взгляд, с монитора на меня смотрят дула дробовика, на спусковом крючке которого уже лежит палец. Сообщает спокойно:

– Я ненавижу тебя, Миротворец. Ты угрожаешь заложнику. Это самая подлая из угроз.

В ее голосе неотвратимость смертельной инъекции – если попала в кровь, убьет в любом случае. В ее голосе обещание смерти. Но Миротворец не имеет права пугаться, даже когда Эдриану хочется обхватить себя руками, вжаться в кресло и признать, что гостья права. Миротворец, наоборот, наклоняется вперед, усмехается в микрофон:

– Значит, мы легко договоримся. Когда Эрика и Эмори так или иначе освободят бокс, ты пойдешь в него с братом.

– Я не брошу Элли одну, – отвергает мой ультиматум Бет. – У нее лихорадка, она не сможет сама пить лекарства.

– Тебе придется.

Найти нужную запись легко, вспыхивает экран телевизора.

– Не смотри, – просит Эл, и сестра отворачивается, лишь на миг задержавшись взглядом на картинке.

Но не слушать он не просил. Крик боли. Рыдания. Теперь Бет колотит мелкая дрожь. Она требует, с трудом разжимая сведенные зубы:

– Выключи.

– Ты пойдешь в бокс с братом, – говорю я, перекрывая звук зацикленной записи. – Иначе я и без Винни смогу повторить этот урок.

– Это называется пытка, – она наконец овладевает голосом, так что тот снова звучит ровнее гугл-переводчика, – а не урок.

Откидываюсь на спинку кресла, ставлю запись на паузу. Пожалуй, она права. Впрочем, главное – своей цели я добился. Она пойдет туда.

Ноутбук позволяет следить за домом сразу с нескольких камер, нахожу Рику и Мори. Те почему-то застряли на вершине второй горки, смотрят вниз. Прислушиваюсь к разговору.

– Может, вернемся за ним? – предлагает Мори сочувственно.

Рика кривится, отмахиваясь:

– Да ну, что я, по памяти не восстановлю? Главное, ручка при мне, а писать хоть на салфетках можно.

Замечаю у подножия скалы темный прямоугольник записной книжки.

– Эй, псих, сделай одно доброе дело в жизни, – громко обращается Рика к камерам, – верни мне блокнот!

Я не реагирую, даже когда она начинает прыгать и махать руками.

– Идем дальше, – напряженно предлагает Мори.

– Он не смотрит, – сердито бросает поникшая Рика. – Какой смысл?

– Или просто молчит, – отзывается тот.

– Или, – шепчу, заставляя их вздрогнуть, – уже увидел, что хотел.

Откручиваю сложность на максимум. Мори смотрит на вспыхнувший под ними огонь с вежливым удивлением, словно посетитель дорогого ресторана на нахамившего официанта. Рика широко улыбается:

– Так как, блокнот вернешь?

Ее наглость поражает едва ли не больше, чем сдержанность Мори. Отвечать я не считаю нужным.

Они все-таки идут дальше, осторожно, страхуя друг друга. Не так, как во втором боксе, сливаясь в одно целое, но и без споров или перетягивания одеяла, как они общаются обычно. Невозможность коснуться – как общий код, метафора их отношений – быть вместе, связанными прочной цепью, но всегда на расстоянии. Срываясь то и дело, повисают на браслетах, дергают руками, придавая запоздавшему партнеру ускорение. Почти всегда успевают. Мори сбивает огонь с пиджака, Рика тычет пальцем в стоящего рядом кузена:

– Мы дьявольски везучие, Мэри.

Тот, вздрогнув, отодвигается, лицо на миг теряет равнодушную маску. Рика складывает руки на груди.

– Ты всю жизнь так дергаешься. Но только от меня, когда другие на тебе висли, тебе было по фиг.

– Да, – негромко отзывается Мори. – Только не всю жизнь. Мне исполнилось семнадцать, когда я понял.

– Что ты понял? – резко переспрашивает она. – Что мне важно тебя обнимать? А когда ты от меня отстраняешься, а остальные тискают нашего Ледяного принца почем зря, это малость обидно, это не понял?!

– Извини, – опускает он голову. – Я не подумал…

Снова замолкает на полуслове. Рика отчаянно машет рукой.

– Ты офигенно сложный, братик! Пошли уже, может, там найдется бутылка виски, и с ней ты станешь разговорчивей. Или я начну тебя понимать, высосав пинту чего-нибудь крепкого!

– Ты же не пьешь, – обеспокоенно замечает Мори.

– Я и забыла, что ты за мной подглядывал, как в школе в женской раздевалке! – хохочет Рика. Он краснеет, а кузина, неожиданно посерьезнев, отрезает: – С тобой начну, честное слово.

Снова фыркает, тянет цепь, Мори тут же подстраивается. Идеальное дополнение. Если бы вы еще могли с этим смириться. Забавно, они называют друг друга братом и сестрой, игнорируя тот факт, что они двоюродные, а не родные.

Стою перед окном с чашкой кофе, смотрю на парк. Мэри Литтл мы вчера нашли в некрологе. Бедная женщина уже почти год как умерла, дом продан. Дочь, которую зовут не Беатрис, а Элбет, живет в крохотной дешевой квартирке на Марион-Хилл, рядом с железной дорогой и аэропортом.

На звонок мисс Литтл не ответила, на работе ее не видели уже несколько дней, точнее сказать не могут. Я с трудом убедил себя, что ехать к ней глубокой ночью – плохая идея. Восемь часов все равно погоды не сделают, а спать нужно даже детективам.

Болтаю ложечкой в чашке, допиваю. Теперь мальчик с первого фоторобота привиделся мне утонувшим, и я, пожалуй, предпочел бы поскорей забыть эту картинку – больно реалистичная, особенно с учетом того, что река тянется вдоль всего парка, да и, помимо него, найдется, где и откуда свалиться в воду.

Уже достаточно рассвело, чтобы ехать за Шоном и отправляться – все еще надеюсь, что в гости, а не на место преступления.

По пути к напарнику сюрприз подкидывает первая миссис Литтл – звонит мне.

– Он всегда дарил мне что-нибудь, – говорит без всяких прелюдий. – Цветы, открытки. Сигареты. Ту шаль, что вы видели.

– А вы? – спрашиваю. Слышу легкий вздох.

– Я тоже. Он носит сандаловые бусы, я привезла их из Индии. Другие мелочи, иногда одежду. Деньги я ему не давала. Он никогда не просил.

Качаю головой, благо она не видит.

– Ясно, миссис Литтл. Спасибо, что позвонили.

В трубке снова вздыхают, тут же раздаются гудки.

Загадочная это вещь, отношения с родителями. Чем больше вариантов вижу, тем сильнее убеждаюсь – похожих не бывает. И абсолютно плохих, пожалуй, тоже.

Красное оповещение сворачивается, я поспешно открываю статистику Элли. Состояние тяжелое. Кто бы сказал, что я буду так этому рад, но все познается в сравнении. Не критическое, уже прекрасно.

Бет придерживает ее голову, Элли что-то бормочет с закрытыми глазами. Откручиваю звук на максимум, все равно не могу разобрать ни слова. Оглушительно спрашивает устроившийся на полу Эл:

– Она бредит, да?

Бет кивает, по капле вливая лекарство. Контраст, в тесте на правой части экрана все мельтешит, а слева словно поставили запись на паузу. Эл щупает повязку на плече, поправляет что-то под ней. Делится:

– В школе меня дразнили, что я не встречаюсь с девчонками, потому что у меня есть ты.

– И кто тебя так дразнил? – уточняет Бет, не отвлекаясь от дела. – Этот, забыла фамилию, с квадратным подбородком?

– Роджерс, ага. – Эл улыбается. – Он предлагал тебе встречаться?

– Если это можно назвать предложением, – уклончиво отвечает Бет. – В общем, да.

Замолкают надолго. Только когда Бет поднимается и ставит на стол пустой стакан, Эл наконец решается спросить:

– Почему мама отдала меня вам? – Поспешно добавляет: – Извини. Я знаю ее версию, просто…

– Просто хочешь узнать мою, – договаривает за него Бет.

Долгая пауза, Эл ждет, опустив голову. Мне остается только догадываться, что творится в его мыслях, пока сестра ищет подходящие слова. Так и не найдя, начинает рассказывать как есть:

– Тебе был год, когда отец умер. Ты знаешь, он ушел от моей мамы, когда твоя забеременела и узнала, что будет сын. Ты еще не родился, когда у него обнаружили рак, уже на поздней стадии. Я тогда старалась им не интересоваться, но мама переживала, приходилось слушать. Он не любил врачей. Он, по-моему, вообще никого не любил. Лечиться не хотел, твоя мать не смогла его заставить. Когда он умер, она принесла тебя нам. Сказала, что у нее неподходящий образ жизни и нет денег. Как будто у нас были! Но мама всегда была доброй… Старалась быть. И взяла тебя.

Замолкает. Я морщусь: такой хороший момент откровенности, и так испорчен интонациями непрожитой боли! Эл на экране тихо благодарит сестру, губы дрожат. Он старается казаться спокойным, но живая мимика не позволяет. Бет бережно накрывает ладонь брата.

– Ты думаешь, единственный человек, которому ты был нужен, умер.

– Нет. – Он качает головой, криво улыбаясь. – Хуже. Я думаю, что мое рождение принесло всем кучу проблем. Даже отцу. Если бы он остался с твоей мамой, то…

– Ты сам недавно говорил, – мягко прерывает Бет, – нет смысла переживать о том, что было бы, если. У нас нет машины времени.

Неудачная формулировка, доктор, хотя вы оба не замечаете двусмысленности. Получается, если бы была возможность, ты бы отменила своего брата. Если бы двадцать лет назад у тебя было право голоса, ты отнесла бы брата в приют и забыла о его существовании, а так вы оба живете с гремучим коктейлем любви и ненависти, таким сильным, что проще не видеться вовсе.

Проще. Но не лучше. Вы друг для друга – последний шанс извлечь занозу недоверия. И когда вы это сделаете, сил хватит перевернуть, если не весь мир, то хотя бы ваши жизни. Вы ведь уже сложившаяся пара. Теперь это очевидно даже вам самим.

На экране за их спинами все еще мерцает застывшая картинка, Эл на ней сжался на полу бокса, лицо искажено рыданиями. Морщусь, отключая. Я должен был дожать Бет. В конце концов, это самое мягкое из наказаний, которое я мог назначить. Почему же сейчас, когда ледяная броня ярости ушла, я чувствую себя предателем?

Она много раз повторяла: «Мы доверяем тебе». Она в самом деле доверяла, а не только подчинялась. Что я сделал с этим доверием?…

Однако, прежде чем вина разъест меня кислотой, Бет зовет:

– Дождь… – Делает паузу, давая мне время переключиться. Щелкаю кнопкой микрофона, демонстрируя согласие на диалог. Она не улыбается, только вскидывает голову, – ее взгляд не стал мягче за прошедшие полчаса. – Она спустится к нам.

Не могу понять, было ли это вопросом, но отвечаю:

– Да.

Бет медлит, словно вслушиваясь в эхо моих слов. Уточняет:

– Как со вторым тестом? Ты придешь к ней снова.

Стискиваю зубы, не уверенный, что смог сдержать болезненный вздох, слишком похожий на ответ.

Вот теперь Бет улыбается, расцепляет скрещенные на груди руки. Повторяет то, что я уже не надеялся услышать:

– Я доверяю тебе.

– Обещаю, что не зря, – отзываюсь тихо.

Миротворец тут же отключает микрофон, он раздражен нашей слабостью. Эдриан смотрит в глаза Бет с надеждой и переводит дух, когда убийственные дула снова становятся теплыми глазами доктора. Я не хочу причинять тебе боль. Я, кажется, никому из вас…

Горло словно стискивает холодная рука, дергаю воротник. Встаю рывком, наливаю себе воды, уговаривая успокоиться. Мне скоро проходить тест, пусть даже упрощенный, с учетом состояния напарницы. Совсем убрать все препятствия будет нечестно по отношению к остальным, кому я не давал поблажек.

Пока в бокс шагают Бет и Эл, держатся за руки, как заблудившиеся дети. Эл оглядывается на лестницу, но дверь за спиной уже закрылась, Бет подбирает наручники, застегивает на запястье, протягивает брату второй браслет. Советует:

– Надевай на здоровую руку.

Он кивает. Левая плотно примотана к груди. Может, эта повязка и полезна для заживления перелома, но проходить с ней бокс будет тяжело. Впервые открываю настройки, чтобы понизить сложность. Вопрос все-таки не в физической подготовке, а уровень доверия у них достаточный.

Эл вздыхает, глядя, как исчезает ловушка, Бет искренне благодарит.

Мне рано к Элли, но я беру планшет и иду. По дороге смотрю, как на седьмом Рика и Мори будят всех шумом. Отсутствие доктора первой замечает Бемби, спрашивает новичков.

– Наверху, – улыбается Рика. – Как насчет рассказа по порядку? Меня он спер позавчера, Мэри чуть пораньше.

– Первого октября, – уточняет тот. – Называйте меня Мори, пожалуйста.

– И вы уже тут? – переспрашивает Лекс, обнимая Винни, словно плюшевую игрушку. – Дождик же вроде запрещает…

– Э, а почему Дождик? – удивляется Рика.

Они наконец перестают торчать посреди комнаты, Винни уходит досыпать, Бемби вместе с новенькими садится за стол. Открывая свою потайную дверь, слышу, как объясняет Лекс:

– Это кто-то сверху придумал, мы его психом и маньяком называли. Может, это потому, что он всех в дождь воровал?

Сажусь рядом с уткнувшейся в спинку дивана Элли, волосы у нее на затылке слиплись от пота. Я могу быть рядом, она все равно ничего не запомнит. Кладу руку на горячее плечо, она что-то бормочет. Я хотел бы разобрать слова, но вместо этого слышу голос Рики из планшета:

– Опа. Не, я, конечно, дома была и могла не заметить, но вроде никакого дождя не было!

Все смотрят на нее с сомнением.

– Подробности, – требует Бемби. – Что значит «ты дома была»?

– То и значит, мэм! Я пыталась писать статью, когда мне его коптер окно разбил. А потом этот гад постучал в дверь: мол, извините, не хотел. Я дура, конечно, что его пустила, – самокритично добавляет после паузы. – Надо было выкинуть дрона на фиг, а лучше копов вызвать. А так он мне платок с какой-то дрянью под нос сунул, а потом, кажется, вообще вколол что-то. Я ему пару раз по ребрам съездить успела. Жаль, не по морде…

Переглядываются, Бемби замечает напряженно:

– Раньше он был осторожней.

– Меня он похитил из кафе, – вступает Мори. – Я бы не назвал это осторожностью.

Но тут открывается бокс. Мы можем идти. Снимаю блокировку, чтобы дверь открылась для одного, сложность оставляю такой же, какую настроил для временно однорукого Эла. Если он с сестрой справился, справимся и мы. Зову Элли:

– Просыпайся. Пора проходить тест.

Не жду ответа, но она смотрит мутным взглядом. Улыбается, протягивая руку. Закрываю глаза, позволяя ее пальцам коснуться век.

– Ты мне снишься.

Она морщит нос, пытаясь отвернуться, но я перехватываю запястье.

– Идем. Тебе нужно попасть к остальным.

Помогаю подняться, она тяжело встряхивает головой, когда я накидываю плед ей на плечи, удерживаю, не позволяя упасть обратно на диван.

– Идем. Позже поспишь.

– Тебя нет, – бормочет она. – Не-а, точно нет…

– Меня нет, – покладисто соглашаюсь.

Веду ее за собой. Такая теплая. Пахнет лимоном, медом и шерстяным одеялом. Хвостики сбились, пряди падают на лицо, липнут к коже.

Отворачиваюсь, стискивая зубы. Ты не такая. Ты бы не пошла с тем, кого считаешь галлюцинацией. Ты бы… Есть ли ты, которую я помню?

Застегиваю браслеты на наших запястьях, Элли смотрит на цепь задумчиво и сонно.

– Это навсегда, правда? Всегда было навсегда…

Я только обнимаю ее снова, прикусываю губу, когда ток обжигает запястье, заставляя пальцы судорожно вздрагивать. Элли недовольно передергивает плечами, шагает первой.

Ты есть. Я видел тебя в этих голубых глазах. Ты живешь там, как на дне реки, заточенная под коркой льда. Мы оба знаем, как тонок этот лед. И ты выйдешь на поверхность. Я хочу этого.

Потому что сейчас мне некому говорить: «Привет, это я». Все, что может сказать мне Элли, такая уютная и домашняя со своими хвостиками, это: «Ты мне снишься», «Тебя нет».

Конечно. Ты очень постаралась, чтобы меня не стало. Нас всех.

Нога соскальзывает с опоры, но у меня получается упасть на спину, уронив Элли сверху. Съезжаю до основания горки, макушку напоследок обдает паром. Хорошо, что такая низкая сложность. Некому было бы вытащить нас отсюда. Встаю, поднимаю Элли. Она обмякает, повисая на мне всем весом, бормочет что-то. Я не слушаю, подхватывая ее на руки. Стиснув зубы, снова штурмую подъем. И отчаянно не думаю – вообще ни о чем. Перед второй горкой переступаю блокнот, отталкиваю его в сторону. Потом подберу.

Наконец выход, ставлю сестру на ноги.

– Это сон, – шепчет она, закрыв глаза и норовя осесть на пол.

Приходится вести ее к самым дверям, вкладывать руку в нишу и только после этого отступать под прикрытие ловушек и препятствий. Заранее открытый технический выход, я тороплюсь наверх, к планшету, возвращаю все как должно быть. Смотрю, как гости в шесть рук несут Элли на кровать, бегают за лекарствами, одеялом, чаем…

Бет, руководящая всем этим на правах врача, наконец оказывается одна, тут же поднимает голову к камере:

– Спасибо, что помог ей.

Хватаю с дивана подушку, с неожиданной яростью швыряю в стену. Сворачиваюсь в изматывающих сухих рыданиях. Если спросить почему, я не смогу ответить.

Навигатор не дает проехать скрытый в кустах поворот, слева открываются деревянные заборы, справа оседлали холм ряды узких двухэтажных домиков. По нужному адресу ни палисадника, ни двора, стены обшиты серым сайдингом в тон пасмурному небу. Правая дверь ведет к соседям, левая – к мисс Элбет Литтл. Интересные имена у этой семьи.

На звонок никто не отвечает, я отступаю, заглядываю в занавешенное окно наверху. Никаких признаков жизни.

– Уехала? – неуверенно предполагает Шон.

– Куда, если на работе ее нет? – отвечаю вопросом на вопрос.

– Да хоть в магазин. – Напарник экспрессивно взмахивает руками, хотя на лбу крупными буквами написано, что он сам себе не верит.

Молча указываю на припаркованный у крыльца велосипед.

– Ее уже месяц нет, – кричат нам от соседней двери.

Оборачиваюсь: соседка. Круглые, как у совы, глаза блестят от страстного желания посплетничать.

– Люсия Дэвис, – охотно представляется она. – Мы думали, улетела куда-нибудь развеяться. А то, бедная, работает, спины не разгибая. Да вы заходите, не стойте на пороге!

Тесная кухня пестрит яркими красками. Здесь разговор ведет Шон, успевая сразу обсудить и район, и соседку, и всех ее возможных гостей.

– Она замкнутая была, эта Бетти, – рассказывает Люсия, наливая чай. – Такая себе на уме, мужиков никогда не водила, да и подружек тоже. Вроде врачом была, я к ней как-то заходила, так у нее всюду жуткие учебники лежали.

– А она разве студентка? – удивляется Шон.

– Не, – отмахивается хозяйка. – Просто учиться любила. Все время уезжала куда-нибудь на конференции. Мы и не беспокоились, когда она пропала.

– Ага, а в последний раз она уехала…

– Я ж говорю, месяц назад! Дейзи, соседка из дома слева, как раз вернулась из Азии, а это было в самом конце августа.

Шон переключается на остальных соседей и их привычки, я записываю все, что может касаться дела. Третий пропавший человек за неделю поисков. Оригинальный результат. У нас, конечно, не самый благополучный город, но чтобы вот так, потянул за хвостик и вытащил целый букет? Не было такого никогда.

Нужен ордер, как минимум, на обыск квартиры Элбет. Надеюсь, Джемма его достанет, на доступ к базе согласилась же. А мы пока разберемся с местом работы доктора. Должны у нее быть хоть какие-то друзья. Раз их нет среди соседей, поищем среди коллег.

Проходит почти час, прежде чем я успокаиваюсь. Встаю, иду умываться. Сажусь за стол, отхлебываю йогурт из стоящей на нем бутылки. Спрашиваю в воздух:

– Что это было?

Не найдя ответа, проверяю гостей, теперь в полном составе собравшихся на седьмом. Большинство рассредоточилось по общей комнате, с Элли остались только Бет и Эл. Лекс взялась готовить, Винни старается помогать. Рика, как и обещала, уволокла пачку салфеток, сидит над ними с вдохновенным лицом. Однако, вместо того, чтобы писать статью, начинает загибать пальцы:

– Эрика, Эмори, Элджернон, Элбет, Элли. Все на «Э», что ли?

– Ага, – подтверждает Лекс. Заканчивает: – Эмберлин, Элвин и Элиша.

– Интересный пунктик у нашего психа. – Рика вертит ручку в пальцах. – То есть если бы двадцать пять лет назад родители остановились на Ребекке, меня бы здесь не было?

– Жалеешь? – бросает Винни, смахивая в миску нарезанную зелень. Похоже, Рика ему чем-то не нравится. Может быть, болтовней.

– Почему, наоборот! Радуюсь, – возражает она. – Иначе пропустила бы сенсацию. – Пинает сидящего рядом кузена. – Эй, Мэри, а ты не хотел бы оказаться каким-нибудь Джимом?

– Ужасное имя, – ровно отвечает он, убирая ноги подальше.

– Что, хуже, чем Мэри? – толкает его локтем присевшая рядом Лекс.

– Где-то на одном уровне, – кисло отвечает Мори.

Убедившись, что отодвинуться от Лекс, не прижавшись к Рике, не получится, со вздохом встает с дивана.

– Э-эй, – обиженно тянет кузина, но, вместо того чтобы схватить Мори за полу пиджака, подсаживается ближе к соседке, нахально кладет голову ей на плечо. Жалуется прочувствованно: – Опять сбежал. Видела?

Лекс разводит руками:

– Извини. Мори, хочешь, я пообещаю не пихать тебя локтями и не называть Мэри? А ты вернешься на диван.

Отключаю звук. Они похожи на студентов, собравшихся на каникулах у приятеля, чьи родители уехали в Канаду. Смешливые идиоты, подкалывающие друг друга. Хороший способ справиться со страхом, я знаю. Я тоже должен как-то с ним справляться, вот только групп реабилитации для маньяков пока не придумали.

Колет в груди, болтаю остатки йогурта в бутылке. Кажется, ее вчера открыл Эл. Раньше было неприятно допивать за другими, потом стало не до жиру. Сейчас мне пугающе все равно.

Вспомнив, захожу в бокс, поднимаю с пола блокнот. Спускаюсь к себе, бездумно листая страницы, заполненные Бемби. Быстрые заметки с армейской педантичностью отбиты пустыми строками, для описания каждого теста выделено по две страницы. С обратной стороны почерк намного хуже, судя по нему, Рика должна была стать врачом. Разбираюсь в ее закорючках:

«Мы называли его психом, но психопатом он явно не был. Как и социопатом – он прекрасно понимал, чем ему грозит нарушение законов, и принимал общественные нормы. Его преступление было осознанным, хоть и выглядело чистым безумием. Тут я могла бы вспомнить Андерса Брейвика, расстрелявшего молодежный лагерь в 2011 году, однако, в отличие от него, Миротворец дорожил человеческой жизнью. Настолько, что нарушал ради нее собственные правила. Например, один из непосредственных участников его садистской игры, попавший в ловушку раньше меня, рассказывал…»

Захлопываю блокнот. Я сам разберусь в том, что происходит в моей голове. Вздыхаю. Хороший план, Эдриан. Только для начала стоит ответить на вопрос: «Что со мной недавно было?» Конечно, я мог бы соврать себе. Мол, все просто: я мало спал, много нервничал, и вообще проходить бокс – не самая простая задача, тем более с бредящей Элли на руках. Но я себя знаю. Я был бы разбитым, только и всего. А со мной случилась истерика. Хотя я даже тогда, десять лет назад…

Закрываю глаза, прижимаю веки пальцами. Да, это ответ. Я тогда не плакал, шок и страх оказались сильнее горя. Может, сегодня я отдал тот долг. Не зря же думалось в боксе про реку и тонкий лед.

Проверяю состояние Элли: температура наконец поползла вниз. Выдыхаю. Тут же поднимаю голову, настороженно прислушиваясь. Вроде ничего необычного, но звуки, похожие на икание, продолжаются. А где котенок? Я не видел его с утра. Подскакиваю, сначала нахожу пачку корма с прогрызенным углом, потом догадываюсь заглянуть под кровать. Котенка, похожего на шарик с лапками, тошнит.

Сажусь на пол, с силой тру лицо. Ты с одним животным справиться не можешь, Миротворец! И при этом рассчитывал, что с гостями все будет в порядке. Если бы ты сначала завел аналогичное число котят, может, до тебя дошло бы, что собрать в доме десяток людей и пытаться их проконтролировать – не самая лучшая идея.

Прячу пакет с кошачьей едой подальше, наливаю свежей воды и убираю последствия отсутствия мозгов в одной ушастой голове. В двух, я тоже молодец.

– Назову тебя Проблемой, – бормочу, полоская тряпку в раковине. – Только решишь, что все в порядке, ты тут как тут.

Котенок мурлычет. Тон голоса он явно не воспринимает… Или я не умею сердиться на пушистый шарик, сидящий у меня на плече.

Проверяю уведомления на планшете. Десяток ключевых слов за две минуты, число увеличивается на глазах. Открываю трансляцию, одновременно мою яблоки. Кажется, не съел ни одного с тех пор, как купил их. После первого же укуса вспоминаю, что я вообще сегодня только допил йогурт после прохождения теста: острая резь в желудке пополам с таким зверским голодом, что захлебнуться слюной вполне реально. Слушать гостей в таком состоянии сложно, но тема беседы помогает собраться.