Текст книги "Беги-беги, я догоню"

– Но что касается тебя… ты и правда первая, – ладно, будем считать это ответом на вопрос про особенность. Опять он меня расположил к беседе, – и ты не думай, что ты одинока в своих переживаниях. Взять, к примеру, меня. Я живу один, уже более десяти лет, с тех пор, как мы разошлись с женой. И я знаю, что после этого я никогда не смогу больше жить с кем-либо вместе. Я просто не смогу. Но жить одному? Это тяжело. Это чертовски тяжело. Я прихожу в свой огромный дом, меня там встречает моя кошка, и все. Да, у меня есть деньги, но деньги не разговаривают. Большинство моих друзей думают, что я приехал сюда, в Россию и использую любую возможность, чтобы переспать с любой из своих знакомых. Они глупы. Да, у меня много друзей здесь и есть много женщин, которые уже пытались дать мне понять, что они не против, но мне это не нужно. Все эти дни мы – Умут, Аня, ты и я гуляли, общались, разговаривали, и для меня это было важнее всего. К черту секс, мне гораздо важнее чувствовать внутреннюю связь с человеком. Как с тобой, сейчас, за разговорами.

Через некоторое время и я разговорилась. Не знаю почему, мне вдруг захотелось об этом ему рассказать…

– Этим летом я даже ходила к психологу. У меня были определенные проблемы, расстройство, и к тому моменту все было уже в порядке, но мы хотели выяснить причины…

– Я тоже хочу отправить сына на терапию, мне кажется, это должно помочь ему разобраться в себе.

– Чепуха! Зацени, я сбежала оттуда после четвертого же занятия.

– Ты ему не доверяла, наверное?

– Нет, дело было не в этом. Просто мы пришли с конкретной проблемой, в которой он должен был разобраться, а он вдруг затронул другую тему, которая была мне очень неприятна и никак к делу не относилась.

В этот момент на кухню пришли Умут с Аней и Риччи начал готовить ужин. Я поняла, что шанс рассказать все, как есть, упущен. Но Риччи повернулся ко мне и сказал, чтобы я продолжала. Они все равно по-немецки не понимают.

– Итак, ты сказала, что он затронул некую тему, тебе стало неприятно, и ты больше к нему не ходила?

– Ну да, вроде того, но он сказал, что если я найду решение этой проблемы, то…

– … все встанет на свои места? Ясно, значит так и надо сделать.

– Нет, ты не понимаешь. Он назвал это проблемой, а я не знаю, как найти к ней решение, ведь я не считаю это проблемой.

– Ах вот в чем дело. С лета что-нибудь изменилось? – вот он, шанс сказать! Но я все думала, как бы лучше сделать. Мне упорно казалось, что если я скажу «Этой проблемой был ты», даже на немецком, все поймут, что именно я сказала, и я снова буду чувствовать себя полной дурой. Настоящая теория заговора.

– Ну, понимаешь… – я говорила размеренно, подбирая нужные слова, – если бы, скажем, ты приехал летом, я бы ни за что с тобой не встретилась, но так как сейчас я сижу тут и как ни в чем не бывало с тобой разговариваю, значит, я и правда решила проблему…

– Так вооот, о чем ты говоришь! – громко воскликнул Риччи. Когда пицца к ужину была уже в духовке, он вдруг стал нервно расхаживать по комнате и как-то несколько раздраженно пробормотал: – Надо было с этой «проблемой» поговорить, ведь у этой «проблемы» тоже есть чувства, этой «проблеме» тоже тяжело и больно… – мне стало не по себе, так он подчеркивал это слово проблема… Я невольно вжалась в кресло.

– Какой там поговорить, я, когда нервничаю, даже не ем ничего, в такой ступор я вхожу! Я могу день не есть, два не есть, три не есть… – протянула я, посмотрев на пиццу и пытаясь понять, по-прежнему ли я вся на нервах или нет.

– Три дня? Это довольно много, чтобы совсем ничего не есть… С другой стороны, я восхищен тобой, я знаю, как тяжело тебе, скорее всего, было решиться со мной вновь встретиться. Это действительно требует храбрости. И если ты сейчас здесь, и мы говорим, как ни в чем не бывало, значит, ты очень сильный человек.

Через некоторое время я поняла, что раз Риччи спокойно говорит со мной об этом при остальных, он либо уверен на все сто, что они не понимают, либо не беспокоится о том, что они услышат и поймут. Я решилась и спросила:

– У меня есть еще один вопрос… – Риччи заулыбался так, как если бы это его ребенок в очередной раз спросил нечто занимательное вроде «где живут единороги?». Я захотела продолжить гнуть свою линию. В общем и целом, это был тот же самый вопрос, но, наверное, в таком контексте ему будет проще его понять. – Ты сказал, что у девушек младше 18 с тобой нет шанса, мол, они тебя не интересуют. Что же в этот раз тогда изменилось? – он еще больше расплылся в улыбке, потом, слегка запинаясь, ответил:

– На это сложно что-то сказать. Это чувства, это необъяснимо, нельзя описать словами. Что-то потянуло меня, я не знаю, как это объяснить. Я никогда раньше такого не чувствовал…

Что ж, давай зачетку, садись, пять.

В конец он опять расчувствовался и много раз повторял, что безумно рад, что мы поговорили, обсудили все как есть. Он в очередной раз напомнил мне, что я всегда могу ему все рассказать, когда мне тяжело или когда мне этого хочется. Мы вместе поужинали, потом мужчины пытались протестировать мое знание турецкого. Они говорили что-то, я отвечала им на английском или немецком, по мере восприятия.

За столом, уже после пиццы и чая пошло второе блюдо. Пиццу, надо сказать, я ела не охотно, но ела все-таки. Значит, все было нормально. Второе блюдо, приготовленное по рецепту Риччи – паста в томатном соусе под айраном. Это было необычно, но очень вкусно. Аня долго шутила, что только турки могут есть пиццу вместе с пастой и еще вприкуску с хлебом.

В десять часов мне было пора уходить. Риччи предложил остаться, сказал, может постелить мне в своей комнате, а сам лечь в гостиной на диване, но как бы сильно я этого ни хотела, я наврала маме про вечерние занятия в художественной школе, и она и так волновалась, что я только к полуночи буду дома. Звонить и говорить, что я останусь у подружки ночевать, я не хочу. Да и оставаться на ночь в одной квартире с Риччи, сколь бы благородным он ни был, я тоже не хочу. Не хочу начинать все по новой. Он хотел меня проводить до метро, но я попросила его этого не делать. Надо же мне, наконец, от него отдохнуть! Попросил позвонить, как доеду. Проследил, что я дождалась лифта. Распрощались.

Уже дома по телефону я поблагодарила его за все, потом на турецком спросила: «Ты от меня и бесконечных разговоров, наверное, уже устал?» – он посчитал это установкой к переходу на турецкий, начал быстро меня в этом разубеждать, потом сказал: «Если я буду еще в Москве, обязательно позвоню и мы проведем время вместе. Уговор? Потом, если ты будешь в Турции, обязательно звони и мы проведет время вместе. Уговор?» Да-да. Непременно.

Эпилог

Собственно, так и будет всегда. Ты уедешь, тебе там будет тяжело в одиночку. Я останусь тут, буду долго думать и размышлять о том, что ты тут мне всего наговорил. Но в этот раз все совсем по-другому. Это то, о чем я всем говорила, это то, чего я так долго ждала. Ведь тогда мы расстались очень странно, все было так скомкано, мы никогда потом не обсуждали, что между нами произошло, никогда даже не затрагивали эту тему.

По большей части все мои проблемы и переживания были только от одного – я думала, тебе безразлично. Я была уверена, что мы не затеваем эти разговоры только потому, что нам не о чем говорить. Я думала, что это все настолько ничтожно, что не заслуживает даже пары слов. Но мне хотелось. У меня и правда было много вопросов, но я никогда не утруждала тебя ими, потому что знала, что и так уже достаточно унижалась в этой истории. Но вдруг вот он ты, говоришь, что я должна рассказать тебе все-все-все, что я чувствую, вытягиваешь из меня вопросы… Заставляешь говорить тебе о своих чувствах. И что самое приятное, ты всегда первый затеваешь этот разговор. От меня не требуется буквально ничего. Лишь поддержать тебя, когда ты вновь начинаешь объясняться и говорить, что чувствуешь сам.

Узнать, что ты так много об этом обо всем думал, словно поменять полюса на Земле местами. Я знала о тебе все что угодно, кроме этого, я бы никогда не подумала, что ты переживаешь. Переживаешь уже не за себя, как тогда, в отеле, спрашивая меня каждые пять минут, все ли нормально, а за меня. Ты хочешь мне помочь и меня поддержать. Ты предлагаешь мне объятья, учишь меня по новой с тобой общаться. Ты очень обо мне заботишься и внимательно следишь за моим взглядом, как и о чем я думаю, у тебя легко получается прочесть почти все, что пролетает в моей голове, по глазам. Ты звонишь, чтобы узнать, дошла ли я домой в восемь часов вечера. И с упреком громко восклицаешь: не забывай турецкий!!

И теперь я понимаю, что даже если бы у меня был шанс все тогда переиграть, я бы оставила все, как есть. Ты ведешь себя со мной, как отец. Даже больше. Мой папа никогда не интересовался так сильно тем, как я себя чувствую, о чем думаю. Он никогда не заставлял меня рассказывать ему, как и что… Он вообще не утруждал себя встречами со мной последние несколько лет. А ты прессуешь меня до тех пор, пока я не оттаю и не начну делиться своими чувствами и переживаниями с тобой. Это очень для меня важно. Это было для меня очень важно. Эти три дня прошли для меня как в параллельном мире, но теперь я знаю, что история, которая меня так долго мучила, наконец закончена. Два года с лишним прошло. И вот я наконец могу закрыть книгу, поставив окончательную точку. Это произошло. Спасибо за то, что ты друг и что ты теперь просто есть для меня как человек, а не как «проблема».

Часть 3

Зря я конечно наивно полагала, что все закончится так быстро и так просто.

Не найдя лучшего места для своего первого отдыха без родителей в свои восемнадцать, я собрала вещи и отправилась в «воспоминания». Ехала я туда с архи-позитивными намерениями, зная, что ничего от этого человека больше не хочу, кроме простой человеческой дружбы и общения. Плюс мне надо было отвлечься от всего, чем я занималась в Москве: от художественной школы и предстоящих выставок, стресса, от верстки, от неудавшегося романа с преподавателем этой школы, из-за которого я чуть не развалила саму школу. И чуть не исполосовала себе вены в порыве неразделенных чувств. И я знала, что здесь отвлечься у меня точно получится. В конце концов, клин клином вышибают.

Плюс мысль, что я впервые еду одна грела мне душу. Еще в аэропорту, где я была уже в районе шести утра, я чувствовала невероятный прилив сил. Раннее-раннее утро, когда все вокруг еще спит, я рассталась с мамой после паспортного контроля и почувствовала огромное облегчение. Выхожу я такая в зал ожидания – вся красивая, напомаженная, разукрашенная (боже, как чучело огородное, если честно… ах, этот возраст). Черное короткое платье с огромными разноцветными кляксами, короткая джинсовая курточка, арафатка и конечно же любимая ковбойская шляпа. В общем, мне казалось, что все было просто зашибись. Как и положено в восемнадцать лет перед отдыхом на море в гордом одиночестве. Захожу в ресторан, сажусь завтракать. Денег завались как много, с собой куча всяких модных гаджетов и журналов, чтобы не скучать в аэропорту и во время полета. Ставлю ноутбук на стол, все вокруг на меня глядят – еще бы, на чучело-то огородное – а я стараюсь не обращать на это внимание. Сижу-пишу себе первые впечатления от начавшейся только что поездки в свой бложик. Погрызла кусок пиццы, потом почему-то вспомнила рассказ подруги о том, как она отравилась в этом ресторане, представила себя блюющую в самолете и недоеденную пиццу радостно отодвинула. Кажется, мое любимое занятие «не есть» можно начинать уже сейчас. После тщетных попыток прокрасться в аэропортский вай-фай я сложила вещи в свою огромную полосатую сумку и вдруг нечаянно вырвала у нее молнию. Отличное начало.

Пошла по магазинам. Целенаправленно, чтобы не тратить время, сразу к стойке с вермутом, взяла себе полуторалитровую бутыль мартини, которая здесь стоила просто копейки, потом повернулась… о бо-оже! Прямо на меня смотрел улыбчивый радужный блок коктейльного Собрания. Великолепные, мои любимые разноцветные сигареты с золотыми фильтрами я заранее собиралась купить к поездке. Об этом отдельно: когда я сказала маме, что хочу вот буквально сейчас купить сигарет в поездку, она кивнула, подошла к палатке, взяла одну и протянула мне с оптимистичным: «Ну тебе же одной пачки точно на неделю хватит?» – я улыбнулась и с удовольствием кивнула. Ее внимание и забота по отношению ко мне в моем подростковом бунте вызывали во мне безграничное чувство благодарности и любви. Впрочем, эту пачку я к нынешнему моменту уже без двух сигарет скурила. Поэтому требовалось еще. 34 евро. Не пожмотилась все-таки и взяла. И довольная – вышла из магазина с огромной бутылкой вермута и блоком сигарет. Кажется, так ездят все русские туристы в Турцию. Не будем отставать от трендов.

Пошла искать место покурить. Долго ходила по маленькому закутку. Искала буквально по запаху и все-таки нашла. Какое счастье! Присоединилась к толпе курильщиков, выкурила пару сигарет под звуки ранних РХЧП в плеере и пошла в очередь в самолет, считая себя невероятно крутой и безбашенной девицей.

Самолет оказался просто отвратительный. Я сидела возле прохода, поспала, послушала музыку и… наконец прилетела. Господи, какое счастье. Я вышла в любимом аэропорту… Любимые стены! Любимые лица! Любимый фонтан. «Пошли за толпой-пошли за толпой» – раздавались возгласы растерянных русских вокруг. Я знала куда идти. А если что – вывески на турецком мне помогут. Моему счастью не было предела.

Выходила из аэропорта с улыбкой на лице, готовая к всеобщему вниманию. Судя по глазеющим местным аборигенам, должный визуальный эффект – ну тот, который «эффект чучела огородного» – был достигнут, ибо костюмчик был что надо. Надела очки-авиаторы, засунула в зубы сигарету (а в другой руке наперевес огромная бутыль мартини). Долго копалась искала зажигалку в сумке, потом раскурила-таки сигарету и, не вытаскивая ее изо рта, подошла к стойке туроператора, пихнула ваучер и, надев как можно более равнодушное выражение лица, пошла к своему автобусу. Села в автобус, включила музыку. Успешно выключила, чтобы услышать все, что скажет гид. Потом после того, как я ответила на несколько вопросов о Турции и сопутствующем, и вопроса гида: а какой вы раз в Турции? – буркнула: двенадцатый – и заткнула уши наушниками в очередной раз. Ничего нового она мне не скажет, это было очевидно.

Мой отель был третьим по счету. Когда подъехали, у меня внутри все упало еще перед въездом на территорию. Дискотека. Ворота. Вот они, знакомые дорожки… Фонтан, опять же. Вход в здание. Здание, кстати сказать, перекрасили, и слава богу. Они мои мысли прочитали, я всегда говорила, что его надо в белый с желтым красить. Солнечно, красиво, точно лучше, чем тот плесневый розово-синюшный оттенок.

В номере первым делом переоделась и… Ну первая мысль у нормальных людей? Пойти искупаться. А вот и нет! Пойти куда? На пляж? Нет. В бар! Переодевшись в ковбоя, я поплелась в бар. Погодка пока была унылая, было прохладно, и солнцем даже не пахло. В баре я долго сидела и оглядывалась по сторонам. Никого знакомого из аниматоров. И Риччи, естественно, тоже не было. Ко мне пристал официант. Долго приставал. Когда в конец надоело, написала Риччи смску: «Я приехала, ты где?» – глупо, конечно. Долго думала, отправлять или нет, но, когда устала вертеть головой туда-сюда, я это все-таки сделала. Не дождавшись хоть какого-то ответа, я пошла в номер и завалилась спать. До этого я всю ночь не спала – собирала дурацкий чемодан, теперь пришло время отдохнуть. Закрыла любимые шторы, с помощью которых при любом солнце можно было сделать ночную темень в комнате, легла и почти сразу уснула. Проснулась часов эдак в пять вечера, переоделась в хиппи-платье и пошла снова в бар. Думала выпить пива, но передумала. Скурила седьмую или восьмую сигарету за день. Ко мне подсел очаровательный молодой аниматор Эмре. Очень красивый парень. Разговорились. Спросила на свой страх и риск про Риччи. Боялась узнать, что он, например, там уже не работает или вроде того… Тот сказал, что шеф вечером вроде должен быть. У меня отлегло от сердца. От ожидания моего друга у меня внутри все уже в комок превратилось. Эмре спросил, знаю ли я кого-то в команде аниматоров. Сказала, что из знакомых видела только мальчика по имени Заза. «Заза тебя, наверное, помнит» – протянул он. Нет-нет, мы с ним почти не общались, когда я была. По крайней мере, я так полагала. Но даже несмотря на то, что эти ребята видят за сезон тысячи людей, Заза при виде меня сразу заулыбался, назвал по имени и представил меня моему новому знакомому, расписав во всех красках таланты в футболе.

Я спросила у него, когда будет Риччи. Тот ответил то же самое: «Вечером должен быть». Ну ладно, не суть. «А он знает вообще, что ты приехала?» – спросил Заза. Вообще да, но он скорее всего забыл… «Да нееет. Я не думаю, что он забыл» – у меня еще раз отлегло от сердца. Приятно было такое слышать и даже почти верилось, что это так.

После разговора с Зазой мне стало лучше. Намного. А теперь кульминация – в баре произошла вечерняя смена барменов, и там появился мой Эрхан. В такие моменты говорят «aaaand perfect»! Я надела очки, надвинула шляпу, и решила не показываться ему сразу на глаза. Сидела дорисовывала свой скетч, смотрела как он работает, потом улыбнулась, сложила свои вещи в сумочку и ушла.

А дальше как в фильме. Я поднялась по лестнице и, уже подходя к дверям, обернулась за чем-то и тут услышала знакомый заливистый смех. Сердце екнуло. Мы с ним столкнулись нос к носу. Буквально врезались друг в друга. Он узнал меня сразу, расплылся в улыбке, взял меня в охапку: «У меня сейчас митинг, пошли» – и повел меня обратно. Мимо бара я прошла, даже не замечая Эрхана, видела краем глазом, впрочем, что он меня заметил и, увидев опять в обнимку с Риччи, аж челюсть потерял. Я подошла к сцене и на всякий случай Риччи переспросила: «Мне тоже идти?» – «Натюююрлихь!» – протянул он с голливудской улыбкой. Ну ладно-ладно.

Мы прошли за сцену, там сидела вся анимационная команда. Все уставились на меня, как бараны на новые ворота. Эмре с Зазой особенно. Риччи попросил дать мне стул, и парни быстро усадили меня рядом. Пока Риччи рекламировал меня все своим работникам, я сидела и краснела, а еще внутри все просто прыгало от счастья.

После того, как совещание закончилось, Риччи предложил мне познакомиться с двумя его друзьями, футболистами турецкой команды Трабзонспор. Я проследовала за ним, как послушная девочка. Села в компании незнакомых мне мужчин. Они играли в нарды, а я лишь смотрела на это, изредка хмыкая в ответ на турецкие шуточки чисто из вежливости: я почти не вслушивалась в разговор. Одного из присутствующих звали Зафер, и он сразу показался мне крайне неприятным типом, не знаю почему. Со своим идеально выбритым лицом он был весь какой-то ненатуральный… Второй, наоборот, был полноват, немного несуразен, но не вызывал неприязни.

После игры в нарды мы еще сидели и разговаривали, и к нам периодически подходили прочие работники отеля, чтобы пожать руку молодым футболистам. Ой, поправка. Футболисту. Только Зафер был футболистом, а второй парень, Адем, работал менеджером в команде. При этом на меня все смотрели так странно, что мне стало не по себе. Вроде как «девушка среди турков… Фи». Через некоторое время мы встали и пошли в сторону отеля. Я нарочно сняла свои солнечные очки и, не поворачивая голову в сторону бара, гордо прошагала мимо бармена. Он заметил. Проводил меня взглядом. А я, попытавшись изобразить полную неприступность, приложила все усилия, чтобы не обернуться.

Вечером в номере я долго пыталась найти себе место. Разговаривая поочередно то со стенкой, то с зеркалом, я все же постаралась создать привычную себе атмосферу жизни на турецком курорте: по телевизору перед ужином стандартно идет идиотское шоу «Федеральный судья» на первом канале, актеры которого играют так плохо, что вместо хода судебного заседания ты наслаждаешься комедийностью ситуаций и диалогов. После душа мне всегда хотелось немного полежать на кровати. Даже не спать. Просто полежать. В такие моменты я непременно закрываю гардины, чтобы создалось впечатление вечера – на улице еще ярко светит солнце. Вспомнив про заветный блок любимых сигарет, лежавший в углу, я ненадолго оставила свою любимую кровать и, прикрывшись полотенцем, вышла на балкон покурить. Вместо наслаждения видом (а вид из моего номера был просто роскошным) бескрайнего леса, моря, гор, мой взгляд невольно утыкается в проходящую мимо анимационную команду. Риччи раздавал указания кому-то из своих, прикрикнул в шутку на младший персонал и чинно прошагал к своей комнате. Докурив сигарету, я вошла обратно в комнату, еще плотнее закрыла шторы и села перед телевизором. Я долго думала, что мне надеть сегодня, и не придумала ничего лучше, как напялить привычные панко-шмотки, чтобы покрасоваться перед уже знакомыми мне людьми.

На ужин я пошла чисто для галочки. Во-первых, есть я ничего не ела, во-вторых, я просто хотела посмотреть, какой эффект будет производить мой наряд. Если официанты будут клеиться, значит все в норме. А они, кстати, облепили меня почти сразу, как я села за столик. Причем, что удивительно, говорить со мной пытались в основном на турецком. Равнодушно осмотрев столовую, я отставила тарелку, почти ничего не съев, и поплелась в сторону бара.

В баре я почти сразу взяла себе любимый джин тоник, закурила и осмотрела пока пустую площадь перед сценой. На улице было еще светло, вокруг не было никого. Но через некоторое время ко мне подошел Эрхан.

– Элен? Как дела? – я смутилась и покраснела от ушей до пят.

– Все хорошо, спасибо, как твои дела? – тот как-то очень уж несчастно на меня посмотрел, потом неубедительно закивал и почти шепотом протянул:

– Да, у меня тоже все хорошо, – повисла очень неловкая пауза. Он смотрел на меня с какой-то тоской что ли, а я старалась всеми силами отвести взгляд в другую сторону, ибо, если я смотрела ему в глаза, мое лицо принимало очень уж извиняющее выражение. Я не знала, зачем он подошел, ведь сейчас он, так же, как и я, совершенно не знал, что сказать. Но мне было приятно. Я полагала, что он на меня смертельно обижен. Но он нашел силы, чтобы подойти и сделать вид, будто бы ничего не случилось.

– Ты надолго? – нашелся он, наконец. Я рассказала ему, когда приехала и когда уезжаю, он кивнул. Потом мы попрощались, и он грустно двинулся в сторону от бара, насколько я понимаю, в место, где персонал обычно курит. Я же бросила окурок в пепельницу и закурила снова.

До меня только теперь дошло, что мне здесь будет абсолютно нечем заняться. Ведь если Риччи не будет носиться со мной двадцать четыре часа в сутки, как раньше, то все свое время я буду проводить здесь – в замечательном конечно, но не сильно обнадеживающем месте – баре. Я буду пить свой джин-тоник, я буду курить свое собрание, и у меня вечно будет болеть шея от постоянного верчения головой в поисках объекта своих интересов.

Я уже говорила, Риччи познакомил меня с двумя своими друзьями, одним из которых был игрок турецкого Трабзонспора. В любом случае, тот, что футболист, Зафер, мне почти сразу не понравился. Каким-то он был высокомерным, в отличие от, например, звезды футбола такого же ранга Умута, с которым мы познакомились в Москве.

Второй же парень, Адем, был чуть попроще. Внешне он не был архи-красив, но был очарователен. Наше знакомство состоялось за столом с нардами. Когда мы вчетвером (я, Риччи, Адем и Зафер) садились играть, до Риччи мне было не добраться – он всегда играл с Зафером, Адем же как-то удрученно, будто не имея другого выхода, подходил играть со мной. Первая игра прошла почти без разговоров – я не подавала виду, что знаю турецкий, кроме каких-то отдельных слов, да и он, похоже, стеснялся. Первый раз я выиграла, а Риччи выиграл у Зафера, после чего мы пошли гулять по территории отеля. Я гордо прошагала с ними. Риччи повел парней знакомить со всем отельным персоналом, что заседает на нулевом этаже, – под основным, и провел нас по всему «подземелью» отеля. Я и не подозревала, что здесь столько всего есть внизу, Риччи же ходил по этим длиннющим коридорам совершенно спокойно! Хотя, чего я удивляюсь, он ведь здесь шеф… мы зашли в комнату, где анимационная команда оттачивала хореографию к вечернему шоу. Мне было приятно стоять в компании этих людей – на нас все глазели, и особое внимание почему-то было сосредоточено на мне. На какую-то долю секунды я будто почувствовала себя… мм… его девушкой?

Пройдя отель насквозь, мы вышли к кортам.

– Черепаха! – воскликнул Риччи, показывая на небольшую черепашку, и мы все уставились на милое создание. «Это Заза» – все захохотали, но Риччи поспешил поправить: «А нет, это девочка. А где-то тут еще гуляет черепаха, которую мы назвали Заза. Долго с Энгином спорили, но решили, что должны назвать его Зазой…» – парни веселились вовсю, а я же была не очень разговорчива. Мы дошли до моря, прогулялись еще раз до бара, потом пошли обедать.

За обедом Риччи с особой настойчивостью спрашивал меня, почему я ничего не ем. Я буркнула что-то вроде «просто не хочу», но этот ответ его не удовлетворил, и он продолжил допытываться. Я же не реагировала на это и продолжала мешать сахар в своем чае – это был мой обед на сегодня.

После еды и легкого отдыха мы все снова сели играть в нарды в том же составе. На этот раз Адем меня обыграл, а Зафер сделал Риччи, который тут же поспешил ретироваться «поработать». Парни взяли мяч и стали играть в два касания – пытались перекидывать друг другу мяч, касаясь его не более двух раз. Судьей была назначена я. В любую спорной ситуации они поворачивались ко мне и начали взахлеб рассказывать, почему один из них прав, а другой нет. Я почти всегда предпочтение отдавала Адему. Во-первых, вторая наша игра в нарды прошла чуть поживее – мы уже почти разговаривали между собой, он перестал наконец стесняться. Во-вторых, Зафер мне в принципе не нравился. В-третьих, наоборот, Адем мне был симпатичен. Веселый такой, добродушный парень. Зафера мои почти абсурдные засуживания в пользу Адема дико раздражали, поэтому я хоть изредка признавала правым и его. Но лишь в виде исключения.

В первый день это было даже забавно. Мне казалось, что я наконец распрощалась с проклятым чувством дежавю. Те сны, что я видела последние пару лет, когда я упорно искала Риччи по всему отелю, – их больше не было. Больше не было проклятых снов. Он был вновь передо мной. Что называется, echt und rein, «из крови и плоти». Я думала, будет весело вместе, как раньше, вроде того. Точнее как, казалось, вне сомнения был тот факт, что все будет как раньше. Я даже не могла подумать, что может быть как-то иначе. Да и он был таким приветливым. Познакомил меня в первый же день со всеми, это было так приятно. Я вновь чувствовала себя особенной. Но вот проблема, я почему-то по-прежнему чувствовала себя очень тяжело, когда смотрела на него. Я курила сигареты одну за другой, я глушила джин-тоник, вместо уже привычного за последний год пива.

Я смотрела на него, и внутри все как будто скрипело. Меня разрывала такая неистовая злость, ненависть к этому человеку, которую я не могла объяснить. Ведь он тут такой счастливый – для всех. Не для меня. Я вовсе не особенная, я самая обычная.

И ведь он сам это тебе сказал! В Москве. Ты тогда постаралась не придавать этому значения, но это ведь так и было. Он предложил тебе остаться на ночь, в итоге предложил. Ничего не изменилось. Он не изменился, ты не изменилась. Не пропала мужская похоть, не исчезла мерзкая улыбка.

«Тогда что ты тут делаешь?» – хотелось себя спросить, допивая третий джин-тоник за последние полчаса. Уже пьяна. Если он только подойдет, я непременно ему врежу. Или нет. Не смогу, сил не хватит, не хватит смелости. А очень хочется.

Пока я сидела на шоу, я обратила внимание на сидящих в зрительном зале Адема и Зафера. Никогда не понимала фишку сидеть по центру. Там нет столиков, вокруг тебя постоянно люди – не покурить, не расслабиться толком. Поэтому я всегда сидела за барным столиком возле сцены.

Я закурила, подумала, посмотрела на небо. Забавным показалось то, что в первый же день моего здесь пребывания на сцене была музыкальная группа, которая играла всякие разные песни подряд, пока народ танцевал. Как мне по заказу.

Голова наполнилась пьяным бредом, тем временем музыканты уже сворачивали инструменты. Меня неожиданно окружила толпа турков – Риччи привел свою компанию ко мне. Я фыркнула, отвернулась. Потом к нам присоединились сами музыканты, и мы разговорились с солисткой. О насущном. На какое-то время мне стало очень грустно. Я теребила в руках миниатюрный кулончик-гитару, скучала по своей, хотела прямо сейчас взять и попеть. Но было нельзя. Вокруг – они…

Народ танцевал, я же хотела сидеть и пить свой любимый джин-тоник, курить и просто наслаждаться вечером. Когда все туристы и футболисты разошлись, мы с Риччи еще какое-то время сидели и общались с музыкантами, что были на сцене. Я дала им пару советов, как музыкант со стороны, потом же мы пошли на ресепшн, где трабзонспоровцы сидели с ноутбуками с надеждой воспользоваться бесплатным вай-фаем. Риччи предложил мне пойти с ним – было запланировано ночное поедание всего подряд в лучших традициях отеля Барсело и его шефа. … В итоге вечер оказался скучнее некуда. Возле домика Риччи мы поели хлеба, рыбы, немного пообщались и разошлись.

На следующий день вечером уезжал Зафер. Я почти весь день не видела ни Риччи, ни Адема, никого, и спрашивала у остальных, где они вообще, что и как. Мне сказали, что к ужину они должны быть. Как обычно, за столом я не могла усидеть больше двух минут. Сжевав пару листочков какой-то травы, я увидела далеко на улице любимую сверкающую лысину и поспешила направиться туда. За столом сидела вся компания, и я не стесняясь подошла к ним.

– А мы уже поели, – сказал шеф немного ехидно, я кивнула:

– А я уже тоже, так что можешь не волноваться…

– Сейчас я повезу Зафера в аэропорт, нам уже пора, – Зафер, Риччи и Адем встали, но последнего Риччи хлопнул по плечу: – А ты, друг мой, остаешься здесь, чтобы составить компанию нашей даме… – он сделал паузу и внимательно посмотрел на меня, затем добавил: – и проследить, чтобы она не напивалась и не укуривалась! – я состроила гримасу и фыркнула, но ответить ничего не ответила. Привставший было Адем как-то очень удрученно сел обратно. Мне стало жаль беднягу. Ведь проводить наедине весь вечер, когда мы не можем нормально разговаривать, довольно тяжело. Я не могла себя заставить говорить и сейчас внутренне ругалась на себя: сегодня я во что бы то ни стало должна заговорить. Ему и так скучно будет в моей компании, а так… так ну хоть что-то.