Текст книги "Вороная"

Вороная
Анна Рыжак

Редактор Маргарита Жарикова

Корректор Анна Рыжак

Бета-ридер Юрий Зевакин

Иллюстратор Татьяна Дадочкина

© Анна Рыжак, 2023

© Татьяна Дадочкина, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0060-3188-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

1917 г.

Лошади неслись через заснеженную равнину, окруженную редкими, темными лесами. Звон бубенцов тонул в вое ветра. Софье мешал задремать возница, который время от времени свистел и пронзительно кричал, подбадривая запряженную тройку. Деревни она видела в окошечко возка совсем редко: здесь, в Сибири, между ними было по пятнадцать-двадцать верст. Молодая женщина укуталась покрепче в шубу и посмотрела на компаньонку, подругу матери. Мисс Анни Данзаир Матер спала, укрывшись восточными коврами, которые посоветовала им взять с собой дородная тюменская купчиха.

«До Тобольска осталось около ста пятидесяти верст, все-таки нужно попробовать уснуть», – подумала баронесса и спустя некоторое время задремала. Во сне она вернулась в Царское Село. Был праздничный вечер, Императорская семья давала бал. Она видела, как тысячи огней освещают залу и как драгоценности переливаются на платьях, на руках и в прическах княгинь и принцесс. Софья посмотрела на рубиновую брошь, приколотую к своему платью. Какая роскошь! Это Великая княжна Татьяна пожаловала ей собственное украшение перед танцами, посчитав, что оно отлично подходит к вечернему туалету фрейлины Императрицы. Музыка зазвучала, бал начался. В зал вошел Николай II и следом за ним – высокая, статная Александра Федоровна. Она махнула рукой гостям в знак приветствия. Софья изумилась, как улыбка чудно подчеркивала ее холодную, строгую красоту…

Вдруг музыка стихла и танцы прекратились.

Крик возницы вернул баронессу в реальность.

– Волки! Волки!

Софья открыла глаза. Она снова оказалась в Сибири, добровольная изгнанница, следовавшая вслед за Августейшей Семьей, заключенной в далеком провинциальном городе после отречения Императора от престола. Ей удалось разглядеть в темноте мрачного леса между деревьями маленькие огоньки – голодные глаза хищников. Проснувшаяся Мисс Матер указала в окошечко возка на коней: они прижимали уши и теснились друг к другу от страха.

– И довольно смелые, близко подошли! – добавил ямщик.

Им удалось быстро проскочить мимо леса, и волки так и не бросились на них, оставшись ждать более слабую жертву, клацая зубами.

…Путники ехали очень долго – несколько дней, ненадолго останавливаясь в гостевых постоялых дворах. Однажды вечером они увидели вдалеке огни Тобольска. Софья выдохнула, она чувствовала себя человеком, потерпевшим кораблекрушение, который наконец-то заметил землю.

Пару часов спустя возок остановился у дома купца Корнилова, местного рыбопромышленника и пароходовладельца, где уже несколько месяцев жили слуги и свита Императора и Императрицы.

– Надеюсь, полковник Кобылинский позволит нам сегодня же увидеть Царскую Семью, – сказала баронесса Буксгевден, обращаясь к компаньонке.

Глава 1. Шорохи старинного особняка

Тобольск, 1974 г.

Плетеные санки лежали на пыльном чердаке старинного двухэтажного особняка. Зоя решила достать их во что бы то ни стало, потому что одноклассницы позвали ее кататься с Паниного Бугра. Салазки очень нужны! Можно будет резвиться в снегу, подставляя лицо ветру, пока северное солнце освещает холмы вокруг нижнего города. Зоя тихо поднималась по ступеням скрипучей деревянной лестницы, озираясь по сторонам. От каждого сделанного шага в ее кармане позвякивала огромная связка ключей, взятая без спроса в комнате родителей.

Она нащупала витой ржавый ключ, открыла небольшую дверцу в потолке и влезла внутрь. Здесь было холодно. Декабрьский мороз сочился через щели старой крыши. Ветер выл в печной трубе, словно зверь с раненой лапой. Зоя чиркнула спичкой и зажгла свечку. Небольшой огонек осветил площадку вокруг нее.

Она осмотрелась. Под ногами лежало разное барахло, что-то было забыто здесь с дореволюционных времён. В грязных углах чердака с потолка свисала густая паутина, похожая на седые пряди волос. Недалеко от себя Зоя увидела старые кожаные сапоги, коромысло, корыто и огромный банный таз. Подошла к деревянному ящику, полному потрепанных книг. На самом верху пылился фотоальбом в кожаной обложке с прикрепленным к ней металлическим семейным гербом.

Зоя поставила подсвечник в виде двуглавого орла на кирпичи, покрытые колыхающейся от дыхания ветра паутиной, и достала увесистый фолиант. На первой странице было приклеено портретное фото ее прадеда – Михаила Даниловича Плотникова, крупного сибирского рыбопромышленника. Он сидел на стуле в модном костюме с галстуком и с золотистой цепочкой на кармане. Почти сто лет назад он вел добычу крупных партий рыбы на плесах Оби. От него по наследству их семье перешел этот старинный каменный особняк. Правда, после Октябрьской революции дом конфисковали власти, устроив в нем коммунальную квартиру и подселив жильцов. Отцу и сыновьям Плотниковым пришлось отдать все, что было заработано за несколько десятилетий честной работы: рыбоконсервные фабрики в районе Питлярских юрт, перерабатывающий пункт вблизи Обдорска и сетевязальную фабрику, что обеспечивала пески необходимым оборудованием. Михаила Даниловича тут же хватил сердечный удар от горя, младшему сыну Ивану пришлось переселиться в бараки, а старший сын Василий остался жить в комнатушке старинного дома, и то только потому, что жена Валентина была беременна. У них родилась маленькая Исталина. Зоя улыбнулась, рассматривая фотографию: какой же пухленькой и щекастой была ее мама почти пятьдесят лет назад: в кружевном чепце и ползунках.

Перелистнула страницу. На снимке прадед стоял рядом с купцом Корниловым, о чем гласила надпись под фото. Знакомый, значит.

Фотографии сменяли друг друга. На последней черно-белой карточке вся семья сидела за столом, уставленном чашками, плошками с вареньем, в центре стоял медный самовар. Это было их последнее совместное фото. Дедушки Зои не вернулись с фронта. Как и бабушка Валентина, она была полевым хирургом. Единственной наследницей старинного особняка осталась Исталина Васильевна, мама Зои. До недавнего времени они делили дом с ветхой старушкой и с семьей врачей. Но месяц назад бабушка скончалась, а врачи переехали в столицу. Теперь семья Зои расположилась во всем доме с надеждой, что власти не вспомнят про пустующие комнаты.

Зоя захлопнула альбом и вернула его на место.

На самом дне ящика лежала расписная шкатулка. Она достала ее и попыталась открыть. Но тщетно. Поискала ключ, но его нигде не было. Она уже и забыла, что пришла за санками.

«Интересно, что в ней лежит», – думала Зоя, то потряхивая ее и прислушиваясь, то рассматривая цветочный узор с золотыми вкраплениями. – «Возьму с собой и попробую вскрыть спицей. Полежи пока в ящике, ларчик. Хм… Где же санки?». Она прошла дальше. Споткнулась о закопченный дымом чугунок для варки картошки, но удержалась. Подошла к чему-то, завешанному белой простыней. По резным ножкам угадывалось зеркало в деревянной раме высотой в человеческий рост. Зоя взялась за ткань и потянула. Зеркало отобразило ее, а еще женщину в белом платье, молчаливо стоящую позади. Блики от пламени свечи заиграли на стенах чердака.

От неожиданности Зоя закричала и чуть не выронила подсвечник. Мать всегда незаметно подкрадывалась, как кошка на мягких лапах, и заставала ее врасплох. Исталина сложила руки на груди и ждала, пока она начнёт спускаться вниз.

– Вместо того, чтобы учить урок английского языка, ты перебираешь всякий мусор. А мне приходится за тобой прибирать, натирать полы! Думаю, откуда же столько грязи? Оказывается, ты втихаря ползаешь по злачным углам и собираешь пыль. Марш в комнату!

– Я просто искала санки! Мы хотели с подругами покататься с Паниного Бугра, – жалобно оправдывалась Зоя.

– Одни развлечения на уме! Да что из тебя выйдет! Я одна о тебе беспокоюсь! Мать – твой единственный друг.

Зоя, склонив голову, побрела к чердачному люку, но на выходе всё-таки увидела плетеные салазки в темном углу.

«Надо будет вернуться за ними и за шкатулкой», – промелькнула мысль в голове.

Весь вечер она провела над учебниками, а перед тем, как улечься в постель, подготовила одежду: расправила складки на черном школьном фартуке и коричневом платье, почистила сменную обувь, разложила на столе гордость каждого пионера: красный галстук и значок, их ей вручили весной этого года, в день рождения Ленина. Комсомолец Вася пожал ей руку и от всей души поздравил. В свои девять лет она дала торжественное обещание пионера Советского Союза – горячо любить и беречь свою Родину, жить, как завещал великий Владимир Ильич и как учит Коммунистическая партия.

Она поставила у выхода из комнаты широкий коричневый портфель, набитый книгами и тетрадями, и юркнула в кровать. У мамы не забалуешь!

Сон не приходил. Зоя начала рассматривать узоры на ковре и прислушиваться, как старый дом наполняется таинственными шумами и звуками, как скрипит дерево рассыхающегося пола и оконных рам. Но потом усталость залепила глаза, и она проспала до утра.

Глава 2. В доме купца Корнилова

Тобольск, 1917 г.

В дверь рабочего кабинета постучали. Комендант губернаторского дома, в котором находилась в заключении Царская Семья, сидел за дубовым столом и изучал документы. Было совсем раннее утро, розовый свет зимнего солнца заливал комнату, подсвечивая стеллажи, стулья и печь, отделанную белой плиткой с синими узорами. На столе парил крепкий чай в граненом стакане и лежал бутерброд с щучьей икрой. Так хотелось спать, что он не стал отвечать, дождался, когда солдат сам смекнет заглянуть в кабинет.

– Разрешите, Евгений Степанович, – сказал вошедший солдат. – К вам посетительница.

– Кто там еще? – ответил без интереса Кобылинский, не поднимая глаз от стопки бумаг и газет.

– Дама из Петрограда, – коротко отчеканил Никифоров.

– Что?! – взревел комендант и вытаращил на него глаза так, что утренняя сонливость тут же испарилась.

Солдат не успел открыть рот, как в кабинет зашла очаровательная молодая женщина в черном платье и в накинутой на плечи роскошной серой собольей шубе. Ее щеки и кончик носа все еще были чуть розовыми от сибирского мороза, что придавало ее образу обаяние и шарм.

– Софья Карловна Буксгевден, личная фрейлина Императрицы Александры Федоровны, – она смело посмотрела в его глаза и слегка присела.

– И что вы здесь делаете? В Сибири… – недовольно буркнул комендант, откинувшись на спинку стула. Он бросил на газету карандаш, в которой подчеркивал главные новости, и взял стакан с чаем. Никифоров же удалился, тихо прикрыв за собой дверь, чтобы случайно не попасть под горячую руку начальника.

– Прибыла вслед за Императорской Семьей. Я не могла оставить их в такой трудной ситуации, слишком люблю каждого из них.

На лице командира отряда особого назначения по охране Царя скользнула тень улыбки.

– Нужно было дать телеграмму. Мои люди встретили бы вас в Тюмени и сопроводили, – смягчился он. – Чай, не в столице. Хотя… – он задумчиво посмотрел в окно, – теперь там порядки еще хуже, чем здесь. Новые веяния и настроения сюда пока не добрались.

Он снова бросил на нее строгий взгляд.

– И что же, вы прибыли в Сибирь в одиночестве?

– Нет, с компаньонкой. Она осталась в гостинице. Вчера мы хотели зайти в дом купца Корнилова, где расположилась свита и слуги Семьи, но мне преградили вход.

– Естественно. Туда не позволяется входить без моего разрешения. Но раз уж вы проделали такой путь… Кстати, почему вы не приехали сразу, вместе со всеми?

– У меня был обнаружен аппендицит и проводилась операция. Потом следовали несколько месяцев восстановления.

– Понял.

Полковник Кобылинский встал из-за стола и прошелся по комнате, остановившись у окна. Он перехватил одну руку другой за спиной и о чем-то думал несколько минут. После чего позвонил в колокольчик. Зашел тот же солдат.

– Никифоров, допустите гражданку Буксгевден в дом Корнилова. Сопроводите. Проверьте с офицерами и членами солдатского Совета багаж на наличие секретных бумаг для передачи заключенным. Я последую за вами через несколько минут. Мне нужно кое-что уточнить.

– Слушаюсь!

***

Небольшой возок, запряженный в одну лошадь, довез их до площади, где расположились два каменных дома, один из которых был окружен наскоро сколоченным высоким деревянным забором. Вокруг него стояли часовые с винтовками.

Солдат помог Софье выйти из повозки, протянув руку. Она спрятала лицо от мороза, укутавшись в воротник серой шубы, и остановилась на мгновение, чтобы осмотреться. Вчера в темноте ей ничего здесь не удалось разглядеть.

Местность больше походила на деревню, чем на город – вокруг виднелись деревянные избенки с заснеженными крышами, из печных труб тонкими столбиками тянулся дым. Все вокруг было подсвечено теплым персиковым заревом утра. Пахло дымом и баней. С этой площади хорошо был виден белый каменный собор на вершине холма. Он, словно сказочный лебедь, плескался в розовых небесных водах. Она заметила фигуру звонаря в окошечке соборной колокольни. Через мгновение послышался зычный звон: храм приглашал прихожан на утреннюю службу. Мимо Софьи промчалась белая лошадка, запряженная в сани, оставляя за собой всполохи снега и затихающий звон бубенцов. Обстановка навеяла баронессе воспоминания, когда они с английской гувернанткой гуляли по заснеженной набережной Невы. Однако, когда увидела в окне губернаторского дома двух девушек, сладкие мысли о детстве рассеялись, и она вернулась в жестокую реальность. Баронесса их сразу узнала – это были Великие Княжны Мария и Анастасия. Заметив фрейлину матери, они улыбнулись и махнули ей, и Софья ответила им светлой улыбкой и приветствием, что не понравилось охране.

– Прекратите самовольничать! Иначе вас сейчас арестуют! – процедил сквозь зубы сопровождавший солдат.

Она показала девушкам жестом на дом купца, куда направлялась. Княжны кивнули в ответ.

В холле первого этажа было людно. Софья успела рассмотреть офицерскую столовую с открытыми дверьми и буфет. Еще в одну комнату постоянно заходили, а потом выходили солдаты в зеленой форме. Она предположила, что это комната для заседаний отрядного комитета.

С лестничного пролета мраморной лестницы на баронессу Буксгевден смотрели юная, круглолицая графиня Анастасия Гендрикова с убранными в высокую прическу волосами, в белой блузке с высоким горлом и в длинной коричневой юбке в пол и мистер Чарльз Сидней Гиббс, молодой мужчина в элегантном классическом костюме с цепочкой на жилете, в белой рубашке с черным галстуком. Они радостно улыбались, увидев знакомое лицо, и ждали, пока ее пропустят солдаты, скрестившие винтовки со штыками перед ступенями.

Наконец, из гостиницы доставили багаж. Офицеры перевернули вверх дном содержимое чемодана, проверили каждое платье и книгу. Один солдат даже отхлебнул из бутылки с шампунем, но, сморщившись, сообщил, что лекарства аристократов такие же противные, как и они сами. Софья еле сдержала улыбку, и вскоре ее пропустили наверх.

– Иза! – вскрикнула графиня и раскинула руки для объятий.

– Настенька, как ты?

Они обнялись и прошли вверх по ступеням на второй этаж. Большой холл был разделен деревянными перегородками. Учитель Цесаревича последовал за ними, но, заметив их желание посекретничать, удалился в столовую.

– Тяжело и грустно. Каждый день видимся с Семьей, стараемся как-то облегчить участь Царственных Узников. Иногда нам разрешают выходить в город в сопровождении охраны. Дни кажутся длинными и бесконечными. Мы уже прочитали все книги, что взяли с собой из Царского Села. Теперь взялись за местную библиотеку… Расскажи, как ты добралась?

– Ах, меня ужасно укачало в возке! Я не представляю, как извозчики и пассажиры ездят по этой дороге летом. Наверное, телеги подскакивают на камнях или застревают в грязи, намытой дождем… Со мной приехала мисс Матер, она осталась в гостинице.

Взволнованные, они прошлись по холлу, держась за руки, и остановились у одного из окон, из которого был виден губернаторский дом. Софья скинула шубу на потертую софу.

– Раньше здесь был городской суд, – указала рукой графиня на холл, – поэтому пришлось обустроить эту большую комнату именно так, чтобы всем хватило места. Правда, отсутствие уединения немного раздражает.

– Главное, что мы сейчас все вместе. Будем надеяться, что эта история скоро закончится, и Семью отпустят. Может быть, им удастся уехать заграницу…

Они сели на лавку и снова взялись за руки. Графиня вздохнула и опустила глаза.

– Когда мы выезжали из Царского села, Император не знал даже места назначения. Хотя в этом городе уже готовились к нашему приезду. Вот что значит заговор! Посмотри.

Она протянула Софье «Сибирский листок» за начало августа. Баронесса пробежалась глазами по газетной заметке:

«…в Тобольске давно все знали, что здесь назначено место жительства Семьи бывшего Императора. Под квартиру отведен губернаторский дом, переименованный было в „дом Свободы“… Во время остановок парохода у пристаней для погрузки дров все дети выбегали на поле и рвали цветы: сын Алексей в солдатской шинели с ефрейторскими погонами, дочери острижены низко под гребенку после недавней болезни, одеты они очень просто. Конвоя прибыло триста человек».

– Место относительно тихое, – продолжила графиня, – политические агитаторы еще не добрались сюда. Первые месяцы, можно сказать, мы отдыхали от той атмосферы, которая окутала Царское Село. Население тоже не выказывает враждебности. Сначала мы думали, что будет предоставлена большая свобода, но увы… Как это жестоко – запереть четырех девушек и молодого парня в доме. Из наших окон хорошо видно, как дети ходят кругами по небольшому двору. Только по воскресеньям их водят под конвоем в церковь на службу. Я часто наблюдаю, как старики падают на колени в молитве или как женщины крестятся, когда Семья проходит мимо.

Софья взглянула, как графиня нервно теребит кольцо с сапфиром.

– Настенька, я привезла тебе новости о сестре. Инночка, к сожалению, медленно угасает от чахотки…

Она обняла заплакавшую девушку и притянула к себе. Над подрагивающим плечом графини баронесса увидела, как в дверях возник Кобылинский и позвал ее жестом.

– Меня зовут, – шепнула она подруге, – я скоро вернусь, и мы продолжим разговор.

Фрейлина проследовала вдоль холла, шурша подолом длинного черного платья, и подошла к коменданту.

– Мы можем идти к Императрице? Как удачно! Я не стала далеко убирать шубу.

– К сожалению для вас, нет. Комиссар Панкратов против.

Глава 3. Таинственная шкатулка

Тобольск, 1974

Гостиная старинного особняка на улице Мира наполнилась ароматами наваристых щей на говяжьей косточке и кислой капусте.

Исталина Васильевна, статная голубоглазая блондинка пятидесяти лет, в чистеньком фартуке и белой косынке, хлопотала на кухне. Зоя украдкой любовалась, как мать уверенными движениями переливает суп из кастрюли в фарфоровую супницу, как режет хлеб и выкладывает сметану в тарелочку. Зоя посмотрела на свою черную косу с красной лентой, свисающую с худого плеча, и вздохнула: совсем не похожа на маму.

Она на минутку поднялась в свою комнату, чтобы переодеться после школы. В этот момент напольные часы в гостиной пробили час дня. На улице залаяла соседская собака. Зоя отодвинула штору с цветочным узором и выглянула в окно: отец неторопливо шел домой на обед, прихрамывая. Тридцать лет назад он вернулся с фронта с ранением ноги, и теперь не мог сгибать колено.

«Как хорошо, что война закончилась!» – думала Зоя.

Стукнула дверь, и отец вошёл в дом. Старый паркет поскрипывал под его кожаными сапогами. Зоя слышала, как он вешает дубленку в массивный дубовый шкаф, надевает тапочки из овчины и идет в большую столовую. Она стремглав побежала на первый этаж. Преодолев лестницу, бросилась в его объятия. Ефим Петрович закружил ее, блеснув под светом электрической лампы благородной сединой на висках.

– Как проходит день у моих красавиц? – спросил отец, опуская дочь на пол.

Она уже набрала воздуха, чтобы начать делиться впечатлениями о школьном дне, но мать, зашедшая в столовую с большой бульонницей, наполненной горячими щами, перебила:

– Зойка! Неси скорее хлеб с кухни!

Плетеная деревянная корзинка виднелась на подоконнике.

Родители продолжили разговор в гостиной.

– День проходит, как всегда, в заботах, Ефим. Скоро Новый год, надо подумать, где взять елку.

– Не проблема! – он потер руки и сел за стол. – Куплю на Базарной площади. Деревенские мужики каждый год привозят на продажу с северной стороны Троицкого мыса.

– Устал?

– Да, в магазине много работы. Сегодня разговаривал с покупателями. Рассказывают, что в следующем году на горе начнется строительство нефтехимического комбината. Между прочим, объявлена всесоюзная ударная комсомольская стройка. У нас в городе будут производить полимеры, каучук и химические волокна. Обещают новейшие технологии, каких нет во всей стране!

Зоя принесла хлеб и взялась по-хозяйски разливать суп в тарелки, украдкой поглядывая на родителей.

– Наверное, желающих работать там будет много, – задумчиво произнесла мать.

– Да, предприятие будет большое. Собираются еще и ветку железной дороги дальше на север проложить, построить сухогрузный и нефтеналивной причалы. Неплохо было бы перейти работать на комбинат. Время требует перемен.

Отец взял ложку и принялся за суп.

– А ты что молчишь, вороная? – обратился к дочери Ефим Петрович с доброй улыбкой. – Ох, есть в тебе и во мне кровинка потомков хана Кучума, что раньше жили на берегу Иртыша, – и потрепал дочь по темноволосой макушке.

Исталина высокомерно фыркнула:

– Копия твоей мамочки.

Зоя была благодарна отцу, который всегда выступал миротворцем. И в этот раз он сумел ловко перевести тему разговора.

– Щи отменные, дорогая! Невозможно оторваться!

Зоя молчала, ковыряла ложкой капусту в супе и все думала о красивой расписной деревянной шкатулке, лежащей в чердачной пыли. Так хотелось ее поставить на книжную полку и хранить в ней значки и разную мелочевку! Только для начала надо найти ключ или вскрыть чем-нибудь вроде спицы.

– Как будем отмечать наступление Нового года? – спросил у домашних Ефим Петрович.

– Привезем Калерию Ксенофонтовну из деревни. И я уже позвонила Глафирке по этому поводу, сказала, чтобы прихватила с собой и сына, – она подмигнула Зое.

– Тогда я позову двух продавцов и бухгалтера, чтобы было веселее. А ты, дочка, хочешь кого-нибудь пригласить на праздник?

– Нет, – ответила она в полголоса и покачала головой.

***

Улучив момент, Зоя все-таки снова пробралась на чердак, пока мать проводила урок игры на скрипке с соседской девочкой, а отец ушел по делам.

Санки так же лежали в темном, пыльном углу. Захватив свою добычу, Зоя поспешила спуститься вниз, чтобы вернуть связку ключей на комод в комнате родителей. Однако не забыла заглянуть и в старый деревянный ящик – таинственная шкатулка ждала ее на самом дне, прикрытая книгами.

В поисках ключа Зоя пошарила под альбомами и брошюрами, но его так и не удалось найти. Пожала плечами и направилась к люку. Спускаться с санками и ларцом было непросто. Она пыхтела и тяжело дышала, отчего щеки налились свекольным цветом.

В самый неподходящий момент – когда она вытаскивала салазки через люк на лестницу – из кармана выпала связка ключей и звучно бахнула о пол второго этажа. Зоя на мгновение замерла и прислушалась, но потом продолжила спускаться; успокоила себя тем, что звук удара, вероятно, смешался с протяжным плачем скрипки в библиотеке. Ей удалось бесшумно спрыгнуть с лестницы и вернуть ключи на место, оставшись незамеченной.

В комнате родителей Зоя увидела на подоконнике засохший лимонник. «Кажется, мама совсем про него забыла или, может быть, он на что-то отреагировал…» – подумала она и потащила сани, груженные шкатулкой, в детскую, останавливаясь, протирая лоб от пота и время от времени перекидывая темные косы обратно за спину.

Теперь шкатулка стояла на ее письменном столе и переливалась под солнечными лучами. Она так и манила своей загадочностью и неприступностью. Однако Зоя нашла в себе силы отложить ее, ведь под окном уже гуляли подруги – Таня и Людочка. Они держали в руках картонки, оторванные крышки от посылок, и высматривали подружку, украдкой заглядывая в их двор.

Санки Зои стояли наготове. Она надела шерстяной костюм и поспешила вместе с салазками к выходу, чтобы накинуть шубу. Мать к тому времени окончила урок музыки, поэтому гладила полотенца и смотрела на черно-белом телевизоре «Очевидное-невероятное», Сергей Капица рассказывал о космосе.

– Мама, я иду с подружками кататься с горок, – сказала Зоя.

Исталина была увлечена программой, поэтому просто сухо буркнула в ответ дежурное «ладно», даже не обернувшись. Пока она не передумала, Зоя юркнула за дверь вместе с плетеным довоенным раритетом.

***

На бугор забраться с санями было непросто. Зоя стояла на высоком берегу и выдыхала белые облачка пара. Подруги только что скатились с горы, а она не торопилась, отдыхала и смотрела вокруг: широкий и могучий Иртыш покрылся льдом и снегом, под холмом раздольно раскинулся нижний город с избушками и с куполами белоснежных церквей. Тоненькие ниточки печного дыма из труб деревянных избенок, разбросанных под горой, убегали в бесконечную небесную синеву. Недалеко от Зои молчаливо стояли древние каменные стены Кремля. Белоснежный собор будто парил над Иртышом сказочной птицей, со стороны верхнего города притягивая к себе паутину улиц. Низкое зимнее солнце разливало на все вокруг холодный жемчужный свет. Тихо и умиротворенно.

Девчонки, не дождавшись Зою внизу, снова поднялись на холм, с головы до ног облепленные снегом.

– Нестрашно тебе на этой колымаге спускаться? – ойкнула Люда.

– На вид, кажется, крепкие, – Зоя пожимала плечами, осматривая сани. – Сейчас проверю в деле!

Она села на них верхом, схватилась за веревку покрепче и покатила вниз. Салазки несли ее резво, а встречный ветер трепал мех на шубе и шапке. Но вот беда! Сани зацепились за торчащий из-под снега куст, и полозья, рассохшиеся от старости, треснули от ее веса, жалобно хрустнув. Зойка покатилась вниз с холма, превращаясь в комок снега и зачерпывая с лихвой рыхлую порошу валенками.

– Зойка! Стой! – крикнула Людочка и припустила за ней. Следом покатилась и Таня.

Зоя открыла глаза и увидела двух подруг, нависающих над ней. Сначала она задумчиво посмотрела на них, а потом начала смеяться от своей неуклюжести и от того, что санки не прошли проверку.

– Ой, девчонки, вытаскивайте меня из сугроба скорее! Сама не вылезу!

Люда и Таня взяли ее под мышки и потащили вверх. От их усердия треснул рукав шубы и порвался подмышкой. Веселье Зойки вмиг пропало.

– Мамка меня прибьет! – заскулила она.

– Что ты такое говоришь! – возмутилась Людочка. – Исталина Васильевна – очень интеллигентная женщина, спокойная и всегда вежливая. Не наговаривай! Может быть, немного пожурит и все! Тем более, это шубка для прогулок!

Таня же посмотрела на нее с пониманием, но ничего не сказала. Зоя знала, что получит взбучку, поэтому решила продолжить кататься с порванным рукавом. Чему быть, того не миновать! Все равно придется выслушивать нотации. Она подхватила чью-то картонку у подножия холма и поднялась вслед за подружками.

– Хватайтесь за меня! – крикнула Зоя. – Поедем паровозиком!

Девчонки, смеясь и толкаясь, поехали с горы.

Ветер задувал в дырку на плече и обдавал спину холодом.

Солнце начало клониться за горизонт. Одноклассницы распрощались, и Зоя побрела домой, бросив остатки санок на пригорке. Ее шуба покрылась сосульками, а рукавицы с черным кроличьим мехом задубели.

Она увидела мать издалека. Стоящая у ворот фигура ждала, высматривая ее по сторонам.

– Чтоб тебя! Вывалялась в снегу, с головы до пят! Опять рыла ходы в снежных кучах?! – встретила ее мать «добрым» словом.

Сначала она лупила ее веником на улице, а когда увидела порванный рукав, то совершенно вышла из себя. Потащила Зою в дом за шиворот под жалобные крики.

– Мы с отцом работаем не покладая рук, а она одежду портит! – причитала она. – Противная девчонка! Позоришь меня перед всеми, совести у тебя нет, шла оборванная по улице! Что соседи обо мне скажут! А ну вставай в этот угол и думай о своём поведении.

Мать сорвала с нее шубу, после чего Зоя стояла двадцать минут на горохе, хлюпая носом от обиды, от своей неловкости и неказистости. Она слышала, как родительница зашивает рукав в комнате наверху и на чем свет стоит ругает ее. Перед приходом отца Зое разрешили выйти из угла.

– Если отцу хоть пикнешь о наказании или будешь жаловаться – берегись! – пригрозила мать пальцем.

Зоя поплелась в свою комнату учить английский язык. Совсем скоро залаяла соседская собака: отец возвращался с работы. Она выглянула в окно, когда ворот его тулупа уже мелькнул в воротах.

Зоя отложила учебник и поспешила вниз. В столовой разливался аромат капустного пирога с варенным яйцом. Мать расстаралась к его возвращению.

– Ммм! – протянул отец, – запах семейного уюта и тепла. Сразу чувствуется, что пришел домой. Зойка, иди ко мне!

Дочь подбежала, и отец закружил ее в объятиях. Ей сразу стало тепло и спокойно. Однако Ефим Петрович будто почувствовал нотку грусти.

– Вороная, что с настроением? Двойку что ли поставили?

Зоя почувствовала спиной взгляд матери.

– Нет, все нормально.

– С чего бы ей грустить? – вклинилась в разговор мать. – Оба родителя есть, накормлена, одета. Грех жаловаться!

– Может, показалось, – сказал отец и поставил ее на связанные бабушкой дорожки. – Девчонки, завтра начнем готовиться к Новому году. Дом надо прибрать и продукты закупить, в очередях потолкаться. Будешь вместе со мной дорожки и ковры хлопать? – спросил он у дочери.

Она любила проводить с ним время, поэтому, конечно же, согласилась.

***

Зоя проснулась засветло. Декабрьское северное утро было неуютно темным и холодным. Она подумала, что полузасохший лимонник в комнате матери увидит солнечный свет только через несколько часов. Зоя взялась за него всерьез: полила, взрыхлила и убрала пожелтевшие листья. Она надеялась, что пройдет время, и куцое растение отойдет и снова зазеленеет.

Было слышно, как на первом этаже мать готовила завтрак, громыхая тарелками и кастрюлями – то помешивала молочную кашу, то нарезала хлеб, чтобы намазать на него смородиновое варенье. На плите свистел чайник. Зоя всегда была сыта и одета, но чего-то не хватало. Любовь и ласка матери были недостижимым богатством, золотом, что она не могла достать.

«Все потому, что я ее постоянно расстраиваю», – объясняла она сама себе, откидывая одеяло. – «Не могу ничем ее порадовать, все у меня наперекосяк».