Текст книги "Вороная"

В тапочках, в майке и колготках она спустилась на первый этаж умыться и позавтракать.

– Чтобы принесла одни пятерки!

– Угу, – сказала Зоя, гоняя кусочек масла по горячей каше.

Исталина Васильевна положила перед ней монетку на чай и коржик.

– Будем наряд шить на праздник? – робко спросила Зоя.

– Посмотрю на твое поведение, – холодно процедила сквозь зубы мать. Она подошла к ней сзади с расческой. Сначала драла волосы, распутывая ночные колтуны, а потом туго заплела две толстые косы с коричневыми бантами.

– Больно!

– Ничего не больно. Что ты придумываешь.

– Но я же чувствую.

– Не может этого быть! У меня рука легкая.

Дочь пожала плечами – маме лучше знать, она старше и мудрее. Зоя вернулась в комнату, чтобы надеть школьное платье.

Перед выходом Исталина Васильевна завязала ей колючую шаль поверх дубленки с длинным ворсом. На недовольное мычание только ответила:

– Так теплее. Иди.

***

После пяти уроков активисты остались клеить елочные гирлянды и фонарики из цветной бумаги, выстригать снежинки и делать дыроколом конфетти для приближающегося праздника. Через неделю трудовик обещал поставить елку в актовом зале, высокую, до самого потолка! Предновогодняя суета полностью заполнила уходящие недели года.

Зоя пришла домой после занятий уставшая. На втором этаже был слышен шелест ножной швейной машинки – мать над чем-то работала. Неужели начала метать для нее праздничное платье? Как ей самой хотелось уметь красиво шить! Иногда Зоя украдкой рисовала в тоненькой тетрадке наряды, которые ей приходили в мечтах и в снах. Но когда мама находила рисунки, начинала тут же истошно кричать, потому что Зоя переводила материалы для учебы на всякую ерунду, а нужно думать о получении хорошего образования.

Девочка сняла валенки и тяжелую дубленку из овчины и поднялась наверх. Мать и правда шила ей платье.

– Какая красота! Где ты взяла такую изящную ткань?

– Так, не стой над душой!

Она отошла в сторону. Под иголкой и лапкой швейной машины лежал шелк разных цветов – синий, фиолетовый, голубой и полупрозрачный с блестками.

– Один ученик принес в благодарность за занятия музыкой. Его мать передала свёрток с тканями, а ей – кто-то из столицы. Все лучшее тебе отдаю! Как от себя отрываю! А могла бы себе такую блузку сшить, что просто загляденье! Всю жизнь на тебя положила! А ты разве благодарна?

– Очень! Очень благодарна, мамочка! – Зоя обвила ее шею руками и поцеловала в щеку. – Какой это будет костюм?

– Конечно же, Снежной Королевы. Не меньше! Костюм снежинки, зайчика или красной шапочки – это слишком просто для нас. Пусть дочери колхозниц мишурой обматываются. У нас планы серьезные! Победить на конкурсе! Я даже с тобой на елку пойду, посмотрю, как все будут восхищаться моим творением.

Зоя стояла в замешательстве – ведь она не в первом классе училась, чтобы приходить на елку с родителями. Но она знала, что возражать было бесполезно.

– Только ты сильно не радуйся, – продолжила Исталина. – Праздник пройдёт, я распорю платье и все-таки сошью блузку для себя.

Зоя кивнула и спустилась по деревянной лестнице с массивными резными балясинами и витыми поручнями. Она уже, кажется, привыкла к ворчанию матери и смирилась с тем, что не может заслужить ее тёплых слов. Зоя положила себе порцию пюре с котлетой и села за обеденный стол. Она смотрела, как за окном метель заметает улицы города. Здесь, под горой, были почти одни деревянные домики да несколько старинных каменных особняков. Зоя представила себя Снежной Королевой, что вызвала эту ледяную бурю и шквалистый ветер одним взмахом волшебной палочки. Раз! И на стеклах появились снежные узоры. Два! И деревья покрылись искристым инеем. Настоящее волшебство…

– Зойка! Да что ты там копаешься? Сколько раз мне еще тебя надо окликнуть? Иди примерять костюм. Или мне только твоими школьными делами заниматься?

«Разве она меня звала?» – подумала Зоя.

– Иду! – крикнула она в ответ и быстро-быстро сложила еду в рот.

Зоя разделась до майки, и мать одела на нее сметанное платье. Оно село почти идеально.

– Какая красота, мамочка! Я так тебя люблю!

– Кто еще о тебе так будет заботиться? Нет у тебя настолько близких людей, как я. И не будет! Ведь не ценишь этого! Лицо все время недовольное. Ну-ка повернись… Ах! Не платье, а конфетка! Какая же я молодец! Представляю, как оно всем понравится. Уже вижу, как у них челюсти отвиснут. Каждая девчонка непременно захочет такое же. Да только это невозможно. Куда их матерям-простушкам до меня!

Зоя крутилась перед зеркалом, и, казалось, ее недавние мечты воплотились в реальность.

– Мама, а мы можем сделать волшебную палочку? Чтобы был образ настоящей Снежной Королевы.

– У королевы – посох!

– Я хотела бы волшебную палочку. Так изящнее.

– Хотела бы! – передразнила ее мать, – много хочешь, мало получишь. С посохом будет красивее и величественнее. Снимай. В пройме и горловине еще свобода есть, надо исправить.

Зоя еще покружилась у зеркала, потом подскочила к матери и снова обняла ее за шею. Исталина самодовольно улыбнулась.

***

Накануне маскарада старшеклассники растянули цветные флажки вдоль стен актового зала, украсили елку бумажными гирляндами и фонариками, ватой и серпантином. На сцене актового зала красовался бюст Ленина, завсегдатай всех праздников. Сегодня здесь все сияло и сверкало.

Вместе с Зоей на праздник пришла Исталина Васильевна. Просьбу дочери остаться дома она, конечно же, проигнорировала. Еще чего!

Она радовалась, что Зоя была центром притяжения восхищенных взглядов, хотя, кажется, дочери это не очень нравилось. Исталина с удовольствием отметила, что не все ребята пришли в костюмах, кто-то пришел просто в белой рубашке и в пионерском галстуке. Были здесь и белочки, и зайчики, и красные шапочки, и, конечно же, снежинки – девочки в платьях разных цветов и в бумажных коронах. Какая-то малышка пришла в зелёном платье в белый горох с пришитой по краю мишурой, Исталина старалась не смотреть на эту замухрышку.

Ее кто-то тронул за рукав.

– Какое красивое платье вы сшили своей дочери, Исталина Васильевна, – сказала с восторгом учительница русского языка. – Вы удивительно одаренный и талантливый человек!

– Да что вы! Так, был один свободный вечер, – скромно отмахнулась она.

– Настоящее великолепие!

Потом к ним подошли другие женщины. Исталина купалась во внимании учителей и родительниц детей помладше. Она весело с ними щебетала и шутила, обсуждала последние новости и городские слухи. Потом начались танцы, и Исталина пошла в пляс вместе с дочерью, чтобы тоже быть в центре внимания. Она кружила Зою и вместе с ней и детьми водила хоровод, хлопала в ладоши. Ей казалось, что учителя перешептываются о том, как она отлично выглядит, что она бесконечно отзывчивая и заботливая, всегда активно участвует в жизни класса и подбадривает дочь!

Но дома ей пришлось снова прочитать дочери лекцию о поведении.

– Танцуешь слишком скованно! – шипела она. – В таком платье ты могла бы быть королевой бала! Надо заявлять о себе. И напомню, что я еще не простила тебя за то, что ты украла мое время, раз мне пришлось снова садиться за машину и пришивать рукав к шубе. Оставляю ремень на видном месте, чтобы думала о своих поступках. Пока только оставляю! Но если снова испортишь что-то…

Мать многозначительно посмотрела Зое в глаза и вышла из комнаты. Ремень устрашающе лежал на письменном столе.

Зоя легла в кровать и отвернулась к стене. Она водила пальцем по узорам ковра и вспоминала школьную елку. Новый год всегда ждала даже больше, чем день рождения, это был праздник с надеждой, что год будет лучше предыдущего. На книжной полке стрелки отмеряли часы угасающего дня. Тик-так, тик-так.

Глава 4. Благословенное Рождество

Тобольск, 1917 г.

Софья подошла к окну. Она наблюдала, как Император с детьми забираются на оранжерею, чтобы погреться на солнышке. Баронесса заметила, что царь Николай почувствовал на себе ее взгляд, а потому повернулся на окно второго этажа особняка купца Корнилова и медленно поднял руку к фуражке в знаке любезного приветствия. Софья кивнула в ответ.

– Сегодня Рождество, – мечтательно протянула Анастасия Гендрикова, подойдя к ней.

– Да, Императрица и дочери наверняка, как обычно, будут готовить всем нам подарки. Они могут превратить в замечательную вещь любое грубое полотно.

– Знаю… Посмотри, солдат несет им елку! У них будет праздник! – графиня, как дитя, слегка подпрыгнула и захлопала в ладоши.

– Найти красивое деревце в этом лесном краю не составляет труда, – кивнула она Настеньке. – Праздник-праздник… Наверное, дети будут украшать ель чем придется, а вечером показывать сценки и петь романсы. У них есть фортепиано в доме?

– Есть. Но сейчас, зимой, они играют редко, пальцы мерзнут. Дом довольно просторный и вполне удобный, но ужасно холодный!

– Жаль, что я не попаду на семейное торжество. Мы так близко и в то же время так далеко. Мне даже не позволили сегодня сходить в церковь или пригласить сюда мисс Матер. Она, кстати, переселилась в дом купца Плотникова, потому что жить в гостинице затратно. Хотя… – она таинственно посмотрела на молоденькую графиню двадцати восьми лет, – я прихватила с собой свои драгоценности на случай крайней необходимости. Неизвестно, сколько нам придется здесь находиться…

Софья снова повернулась к окну, возле Дома Свободы часовые сменяли друг друга на посту.

– М-да. Еще год назад не думала, что следующее Рождество буду отмечать так далеко от дома, – сказала она графине. – Сегодня мне удалось только посмотреть в окно на толпу ребятишек, которые шли по улице во главе с церковным певчим и несли на длинном шесте большой фонарь в форме звезды.

– Да, я тоже слышала утром их старинные песнопения, прославляющие Господа Иисуса Христа.

Софья краем глаза заметила, как Анастасия Гендрикова поежилась и накинула на плечи вязаную шерстную шаль.

– Может, выпьем чая? Что-то я совсем замерзла, – услышала за спиной баронесса.

Они спустились в столовую, где к Софье подошел солдат, представившийся Николаем, и передал ей записку от Александры Федоровны. Он какое-то время оставался возле них, рассматривая лицо, прическу и платье Софьи. Баронесса вопросительно посмотрела в его глаза, но он только смущенно улыбнулся и вышел. Она зашуршала небольшим конвертиком с ароматом духов Императрицы, открывая его.

– Если ты не против, я зачитаю вслух, – обратилась она к графине.

– С удовольствием послушаю!

«С благословенным Рождеством вас, дражайшая Иза! И пожелания с любовью и поцелуем. Кроме того, я молю Бога, чтобы Он даровал вам хорошее здоровье, душевный мир, который есть наивысший дар. Мы можем молить о терпении, которое всем нам нужно в этом мире страданий, об утешении, силах и счастье. «Радостное Рождество» может звучать как насмешка, но оно означает радость о Новорожденном Царе, Который умер, чтобы всех нас спасти, и не обновляет ли это нашу надежду и веру в бесконечное милосердие Божие? Мы бессильны изменить ход дел – можем только верить и молиться, и никогда не терять веру и любовь к Нему. Я так рада от того, что мы еще находимся в России и со всеми вместе.

Я надеялась увидеть вас у боковой двери соседнего храма. Не смогли бы вы хотя бы выглянуть из своего окна? И тогда мы могли мельком увидеть вас.

Нежный поцелуй от любящей вас А.»

– Прекрасное письмо, – сказала задумчиво Настенька. – Я надеюсь, вам скоро разрешат увидеться, она так грустит без твоего общества.

– Да… Мне кажется, только глубокая религиозная вера стала ей опорой и теперь помогает стойко переносить все испытания и не терять надежду.

Графиня кивнула ей в знаке согласия. Софья убрала конверт в карман платья. В столовую вошли мистер Гиббс и мсье Жильяр, пришедшие из дома Свободы. Софья отметила, что даже в Сибири они были одеты по-столичному элегантно и чисто. Учителя Цесаревича подошли к их столику, и они потеснились, чтобы освободить для мужчин место.

– Император очень страдает! – сказал сокрушенно мистер Гиббс, снимая шляпу. – Страна погружается в хаос, война не выиграна. Он понимает, что жертва его отречения была напрасной. Хуже всего он воспринимает отсутствие новостей из внешнего мира. Сначала мне разрешали приносить ему «Таймс», прежде переведенный и показанный цензору. А теперь и сибирские газеты ему не разрешают читать!

– Состояние неопределенности и незнания – самое тяжелое, – согласилась графиня.

Подошел лакей и принес кружки и чайник.

– В Сибири так любят пить чай, – Софья сделала большие глаза от удивления, – особенно после бани. В гостинице, где мы с мисс Матер снимали номер, останавливались рыбопромышленники, прибывшие из северного города Березова. При гостинице есть русская баня. Так вот, в тот вечер, когда мы прибыли в Тобольск, купцы с купчихами, сидя в столовой с жутко красными лицами, наслаждались обильным чаепитием с малиновым вареньем, баранками и пирожками. Это было любопытное зрелище!

Учителя и графиня рассмеялись.

– Раньше я думала, что люди, живущие возле Полярного круга, бледные и хилые, – добавила баронесса. – Встреченные же в гостинице купцы были наглядным подтверждением обратного. Почти все они были под два метра ростом!

Анастасия Гендрикова после воцарившегося за столом недолгого молчания сказала, держа в руках чашку с блюдцем:

– Со мной недавно произошел такой интересный случай: несколько недель назад я получила письмо от Анны Вырубовой, в нем она пишет, что отправила мне коробку шоколада для Цесаревича. Однако сладости с письмом солдаты не передали! Странное дело. Вчера мне снова пришло от нее письмо, в котором она меня известила, что повторно отправила порцию лакомства, как я просила! Вообразите! И приложила в конверт почтовую карточку с почерком как у меня. В ней было написано – пришлите побольше шоколада и поскорее, так как Семью скоро переведут из Тобольска. Она поверила, купила эту роскошь и отправила!

Сидящие за столом снова рассмеялись, их смех смешался с солдатским гомоном.

– Наверное, охрана насладилась им вдоволь! – улыбнулся мьсе Жильяр.

В столовую вошли князь Долгоруков и генерал Татищев, они вернулись со свидания с Царской Семьей. Оглянувшись на них, графиня Гендрикова встала из-за стола, поправив юбки.

– Что ж, пойду теперь и я проведать Августейших Узников.

– Как жаль, что мне нельзя пойти вместе с тобой, – сказала баронесса. – Комиссар Панкратов не разрешает мне даже приближаться к дому!

– Иза, я передам от тебя привет и добрые пожелания с Рождеством. Хотя ты можешь сама написать им весточку, а я отнесу.

– Одевайтесь теплее, Анастасия, сегодня жутко холодно! – поежился князь Долгоруков, наливая в кружку горячего чаю.

– Пожалуй, надену шубу, – подумала вслух графиня, посмотрев в окно. – Кстати, точно такую же, как у тебя, Софья, – серого сукна и с пышным собольим воротником!

– Нам всегда нравились вещи одного цвета и фасона, – улыбнулась баронесса в ответ, не подозревая о приближающихся неприятностях.

Глава 5. Перезвоны золотой чулпы

Тобольск, 1974

Елка в гостиной светилась разноцветными огоньками. Вчера Ефим Петрович, сидя в сарае, весь вечер собирал и паял гирлянду с маленькими круглыми лампочками и собственноручно раскрашивал их тушью в разные цвета.

Зоя очень удивилась, когда услышала его голос в столовой из своей комнаты. Он не пошел сегодня на работу? На носочках она пробралась к перекрытию второго этажа и наблюдала, как отец что-то подкручивал отверткой возле праздничного дерева, но, услышав шорох наверху, обернулся. Зоя облокотилась на перила и наблюдала за ним сонная, с растрепанными косами и с улыбкой на лице.

– Зойка! Смотри! – он загадочно подмигнул и вставил вилку в розетку.

Елка, припорошенная ватой, словно снегом, начала вращаться, отблескивая мишурой. Серпантин струился с самой вершины – от красной звезды и до крестовины. На ветках покачивались стеклянные игрушки – грибочки, перчики, шишки, космонавты, шарики и разноцветные сосульки.

Зоя запрыгала и захлопала в ладоши.

– Папа, какой же ты выдумщик! – крикнула она и припустила бежать по лестнице, быстро переступая с одной ступеньки на другую.

Она подпрыгнула к деревцу и поздоровалась с ним за колючую лапу.

– Привет, елка!

Зоя растерла несколько иголочек между пальцами, и ее носа мгновенно коснулись ноты праздника. Она закрыла глаза и отчетливо услышала смех гостей, звон хрусталя, треск бенгальских огней и бой курантов. Из мечтаний ее выдернул отец, накидывающий тяжелый тулуп возле входной двери.

– Зоя, когда позавтракаешь, выходи помогать мне чистить дорожки.

– Хорошо, – она послушно кивнула, уже тыкая пальцем в стеклянную шишку и заставляя ее кружиться на нитке.

Зоя собралась быстро. Сделала первый шаг из сеней, и белый снег ослепил ее. Пришлось некоторое время прикрывать глаза варежками. В тени крыш дворовых построек голубой и фиолетовый тона смешивались и растворялись друг в друге, создавая гармоничную цветовую симфонию. Ефим Петрович уже выбивал дорожки и ковры, закинутые на перекладины. Зоя кидала в них снежки, а потом запустила несколько и в отца. Тут же ей прилетел озорной холодный ответ. Они смеялись и валяли ковры в белом месиве. Зоя ходила по ним в валенках, отчего на снегу оставались серые пыльные пятна. В минуты отдыха она садилась в большую картонную коробку, и отец катал ее по двору дома.

– Папа, нам нужна собака! – крикнула ему Зоя, выпуская теплые облачка пара в морозный воздух. – Она бы сейчас бегала и резвилась вместе с нами.

Ефим Петрович подмигнул ей.

– Я подумаю.

Ковры и дорожки были вычищены. Свернув рулонами, отец и дочь заносили их в дом, комнаты при этом наполнялись морозной свежестью. Их особнячок был хоть и двухэтажный, но совсем не большой. На первом – разместилась библиотека с невысокой сценой для домашних выступлений, столовая, кухня и ванная комната. На втором этаже четыре спальни. Две теперь были закрыты и ждали новых жильцов. Зоя тайно надеялась, что Калерия Ксенофонтовна все-таки согласится когда-нибудь переехать к ним из деревни и поселится в одной из них.

Она вернулась на улицу за последним круглым ковриком. По пути домой залезла в почтовый ящик варежкой с прилипшим мокрым снегом и достала стопочку открыток и пару писем.

– Смотри, папа, сколько нам пришло поздравлений к празднику!

– Отнеси маме, она будет зачитывать их вечером за столом, – глухо крикнул отец из сарая.

Бережно сложив открытки в карман потертой шубы, рукава которой удивительным образом укоротились сами по себе с прошлой зимы, Зоя зашла в холодные сени, где на подоконнике остывала заливная стерлядь с морковкой и зеленым горошком. Рядом в эмалированных тарелках красовался холодец. Даже отсюда было слышно, как мать стучит кастрюлями и сковородками, продолжая готовить праздничные блюда. С самого утра она ходила в бигуди, варила овощи, разделывала рыбу и делала нарезки.

Зоя открыла дверь в дом, и на нее хлынула теплая волна праздничных ароматов: газовая духовка работала весь день.

– Хватит по улице шарахаться. Ты мне в доме нужна, снимай шубу, – мать перекрикивала концерт на телевизоре и натирала свеклу на салат.

– Вот, – Зоя протянула ей бумажную стопку, – были в почтовом ящике.

– Положи на комод в спальне и возвращайся.

Зоя спустилась на кухню.

– Что мне нужно готовить?

– Ты думаешь, я тебе доверю готовку? Украшай гостиную, вырезай снежинки.

Разложив на кухонном столе цветную бумагу, ножницы, Зоя занялась делом. Мать ненадолго отвлеклась от терки, подошла к стене и оторвала последний листочек календаря, откуда Дед Мороз приветливо подмигивал и поздравлял граждан большой страны с наступающим Новым годом.

Дверь в сенях хлопнула: отец вернулся из универмага, где достал торт с розочками, лимонад, шампанское и апельсины, отстояв огромную очередь.

– Я сейчас уеду в деревню за матерью. Зойка, ты со мной?

– Нет, – ответила за нее Исталина, – она нужна мне дома.

Зоя очень любила кататься с отцом на его ласточке – зеленом «Москвиче». Особенно к бабушке. Это было настоящее трехчасовое путешествие! Обычно они брали с собой бутерброды и чай в термосе. Зоя сама настраивала радиоприемник в салоне автомобиля, и начиналось приключение. Маленькая машинка с выпученными глазами-фарами весело подскакивала на дороге, неся их среди полей и лесов.

«Могла бы и отпустить… Как будто специально хочет испортить настроение в праздник. Она же знает, как я люблю такие поездки!..», – сердилась Зоя, но посмотрев, как мама нарезает тыкву на салат, смягчилась. – «Ладно, раз ей требуется помощь, конечно, придется остаться. Подготовиться к такому большому празднику непросто».

Папа махнул на прощание рукой и вышел. Зоя хотела крикнуть ему вслед: «Нет! Подожди! Я с тобой!», но она только подошла к окну и отодвинула простенькие, накрахмаленные до хруста кухонные занавесочки. Отцовская машина удалялась по улице старинных особняков, мимо разрушенного большевиками храма Захария и Елизаветы, на крыше которого от заброшенности уже начала расти молодая поросль берез и мох. Еще мгновение, и фары скрылись за поворотом.

Когда на белых нитках под потолком закружились снежинки, Зоя принялась расставлять хрустальный сервиз, который целый год стоял в серванте и ждал своего часа. Она смотрела украдкой на мать, которая закончила готовить и теперь подписывала открытки родным.

– Не смей ходить с таким унылым лицом, это портит мне настроение, – сказала она, не отрываясь от поздравительных карточек.

«Я, наверное, бракованная, раз мама меня терпит и героически выносит. Надо как-то отработать ее старания и потраченные нервы», – подумала Зоя и улыбнулась через силу на замечание. – «Это же совсем не сложно – показывать радость, когда на душе грусть. Маме, конечно, тяжелее, она постоянно о нас заботится».

***

На улице зажужжал мотор.

«Приехали!» – Зоя чуть не задохнулась от радости, настолько неожиданно у нее перехватило дыхание. Она подскочила к окну и увидела фонари небольшой машинки возле ворот. Больше всего она ждала в гости любимую бабушку – Калерию Ксенофонтовну. Дверь открылась, и отец завел старушку, поставил ее сумки возле входа.

– Бабуля! – подбежала к ней Зоя.

– Привет, мой цветочек! Как подросла! А платье какое! Мама сшила?

– Да, это костюм Снежной Королевы.

Зоя закружилась, а старушка Калерия захлопала в ладоши.

– Ай, красавица! Высокая! Красивая! Ну, точно учительницей будешь, не меньше!

– Нет, я хочу стать швеей-мотористкой или закройщицей. Буду шить себе самые красивые наряды!

– Хорошая профессия, – одобрила бабушка.

– Ты думаешь у тебя получится? – рассмеялась над ней мать.

Зоя молча обернулась на нее, улыбка от радостной встречи сползла с лица. В душе зародилось зернышко сомнения – вдруг, и правда, это недостижимая мечта?

– Конечно, получится, – вмешался отец. – Я ей даже швейную машинку куплю, пусть тренируется. А ты, Исталина, ее научишь.

– Хм, не знаю, будет ли у меня на это время, – едва смогла унять смех мать.

Зоя молча отвернулась от нее и помогла снять бабушке пуховые платки и старую дубленку.

– Мама, оставайся в валенках, – заботливо сказал Ефим Петрович, —чтобы ноги не застудить.

– Я шерстяные носочки с собой привезла. За осень-то навязала много. Зойка мне все лето помогала овечью шерсть перебирать. Напряла да клубочков накрутила. Уу! Всю зиму еще вязать буду. Вот, Зоюшка, держи носочки в подарок. И тебе, Исталина.

– Спасибо, бабуля! Какие же они душевные и тёплые!

Зоя взяла серые носки, пахнущие шерстью овец и деревенским загоном для скота, и тут же надела.

– Буду в них ходить вместо туфель.

Вдалеке тихо залаяла соседская собака, стукнули ворота во дворе. Громко постучались гости и, открыв дверь, запустили в дом густые клубы мороза, стелющиеся по полу. Зоя вспомнила, как раньше любила нырять в этот холодный туман, изображая певицу на сцене, когда кто-нибудь приходил с улицы. Но однажды так подхватила ангину и получила нагоняй от матери за свои выходки. Сегодня она лишь ладонями ловила быстро растворяющиеся в теплом воздухе комнаты холодные волны трескучего мороза.

Звонкий смех заполнил большую гостиную с витой деревянной лестницей и длинным обеденным столом с красной скатертью. Сначала папины коллеги, потом мамина подруга Глафира с неуклюжим сыном Максиком, старше Зои на два года. Все с салатами и нарезками, чтобы не объедать семью Кремлёвых.

Пока гости делились впечатлениями и наперебой обсуждали уходящий год, Зоя с мамой расставляли готовые блюда на столе: запечённого осетра с картошкой, поджаренную нельму и налима со свекольной полбой. Рыбы в городе у большой реки всегда было достаточно.

Зоя нырнула в сени за мясными нарезками, холодцом и заливной стерлядью, пробежала в новых шерстяных носках по искрящейся инеем ковровой дорожке.

– Ух! Как холодно! – еле слышно причитала она себе под нос и бежала обратно в дом, задерживая дыхание от мороза.

– Прошу всех садиться! – крикнула Исталина в сторону библиотеки, где Ефим Петрович пел праздничные песни, растянув меха гармони.

Гости высыпали из соседней комнаты и разместились за большим столом. В бокалах заискрились лимонад и шампанское. Шум и гам заполнили гостиную. После нескольких тостов мать начала зачитывать пришедшие открытки:

– Дядя Гена с Кубани пишет: «Живите богато, как ваши предки – купцы Плотниковы!», дядя Саша из Тюмени шлет наилучшие пожелания здоровья и счастья.

Исталина наслаждалась своим выступлением, ей очень нравилось стоять над всеми и быть в центре внимания, ловить восхищенные взгляды. От обиды за отмененную поездку в деревню Зоя думала, что только ради одного этого «концерта», были приглашены все эти гости.

– Исталина! Какая же ты мастерица! – приговаривала Глафира, уминая салаты и закусывая стерлядью.

– Ерунда! – отмахнулась она с легкой улыбкой.

Стрелки часов приближались к полуночи. Чтобы создать праздничное настроение, Ефим Петрович раздал гостям бенгальские свечи. Треск и сверкающие искры перемешивались со смехом и разговорами за столом. Каждый загадал желание, и часы пробили двенадцать.

– Ура! – закричали гости друг другу, чокаясь бокалами. – С Новым годом!

Столовую заполнил запах выстреливших хлопушек.

– Предлагаю выйти на улицу, поздравить соседей с праздником! – сказал Ефим Петрович.

Гости укутались в платки, надели шубы, шапки и валенки. Мимо старого особняка на улице Мира проехал Дед Мороз на санях, запряженных в тройку белых лошадей с бубенцами и лентами.

– Пойдемте на Панин бугор кататься! – крикнул кто-то из гостей.

У Зои еще слишком свежи были воспоминания о наказании за порванную шубу. Она взяла бабушку под руку, вдвоем они собрались вернуться в дом, но сначала проводили взглядом компанию гостей, что направилась вдоль городских улочек к высокому прибрежному плато, образованному в глубокой древности ледником. Жители нагорной части тоже не спали, повсюду слышались песни, переливы баяна и радостные крики горожан. Дремала только крутая излучина могучего Иртыша, укрывшись снегом и льдом.

***

– Идём в библиотеку, бабуля! – внучка потянула старушку за руку.

Калерия Ксенофонтовна села на диван, она смотрела, как Зоя выбирает пластинку с музыкой. Под шелками сине-фиолетового платья виднелись худенькие лопатки и детские плечики.

– У нас целых четыре пластинки! – сказала ей внучка с восторгом, не оборачиваясь. – Скрипичные концерты Вивальди, пьесы Астора Пьяцоллы и его «Либертанго», которое я с мамой сейчас разучиваю, современная музыка и детская сказка «Маленький принц». Маме кто-то принёс за уроки музыки. Ты же знаешь, что пластинки не так-то просто достать.

– Включи Вивальди, послушаем, – пробормотала Калерия Ксенофонтовна, откинувшись на подушки.

Мелодия зазвучала. Зоя тоже залезла на диван и легла головой на ее колени. Она гладила внучку по шелковистым темным волосам тёплой, изможденной тяжелым трудом ладонью. Зоя закрыла глаза и погрузилась в сладостную негу. Исталина почти никогда ее не обнимала и не гладила по голове.

– Сыграешь сегодня на скрипке? – спросила старушка.

– Сыграю, когда все вернутся. Сейчас хочу просто поболтать с тобой.

Калерия Ксенофонтовна вспомнила насмешки Исталины над дочерью, отчего кольнуло в сердце. Вздохнула. Чтобы приободрить внучку, решила преподнести ей подарок, подготовленный к ее дню рождения, но взятый с собой на всякий случай.

– Подожди-ка минутку!

Старушка Калерия, шаркая ботиночками «прощай, молодость», тяжелой походкой ушла в гостиную и порылась в своей небольшой дорожной сумке. Она достала маленькую коробочку и вернулась в библиотеку.

– Зоя, – объявила она торжественно, – тебе скоро десять лет, но я хочу сделать тебе подарок сегодня, вдруг потом не получится приехать. Дарю тебе фамильную драгоценность.

Девочка округлила рот и открыла коробку. В ней блеснуло теплым светом необычное украшение – золотая бляшка с выгравированными на ней искусными узорами. На ее нижней части позвякивали мелкие подвески с самоцветами.

– Это – золотая чулпа, старинное накосное украшение. Мне она досталась от матери-татарки. Украшение передается из поколения в поколение, и так как у меня не было дочери, я дарю его тебе, своей внучке. Чулпу вплетают в волосы. Давай покажу.

Калерия Ксенофонтовна помогла Зое закрепить украшение в косе.

– При ходьбе она будет издавать приятные перезвоны. Татары считают, что такие звуки отпугивают злых духов.

– О! Спасибо, бабуля, очень красиво!

– На память обо мне.

Они снова сидели в обнимку и разговаривали о деревенской жизни. В соседней комнате хлопнула дверь.

– Вернулись! – шепнула Зоя.

Веселые, разрумяненные гости раздевались у входа и гомонили.

– Ой, Зойка, вот это мы повеселились! – прогудел низким голосом Максимилиан, заглянув в библиотеку. – Зря не пошла!

– Мы с бабушкой музыку слушали. Тоже не скучали, – ответила она.

Зоя, услышав приближающиеся шаги матери, отгадала ее настроение по дыханию: она была немного раздражена, отчего в ней начала подниматься тревога. Потому, стоило ей только заглянуть в комнату, Зоя тут же отскочила от бабушки. Мать всегда просила ее не виснуть на старой женщине.

– Ставь самовар, – скомандовала Исталина Васильевна, – надо после мороза горяченького попить.

Пока Зоя зачерпывала воду из фляги, хозяйка дома устроила для гостей концерт собственного исполнения, чем вызвала их буйные овации. Потом Ефим играл на баяне военные песни, и все подпевали. Праздничный гомон продолжался на первом этаже особняка до утра.